- Соскучилась по товарищу майору? - усмехнулась Елена.
- Он вряд ли появится, - вспыхнула Вера, - а если даже... Даже думать не хочу о нем.
- Ну-ну, - усмехнулась Елена, безошибочно уловив материнским чутьём в словах дочери признаки потаенной страсти. - Подвезти тебя?
- Здесь рядом совсем. Я дойду пешком.
Женщины вышли из квартиры, и Вера заперла дверь.
- Жизнь иногда преподносит такие сюрпризы, что диву даешься, - задумчиво сказал капитан Баринов. - Знаешь ли ты, Денис, кто такая та рыжая девушка, за которой ты гонялся на своём крузаке?
- Да че тут знать, - презрительно усмехнулся Крапивин, - коза ваша подментованная. Ловко, конечно, развели нас... Да и я хорош - так лохануться на старости лет...
- Ну брось, ты ещё парень совсем не старый, - улыбнулся Баринов. - А Вера не наша... Не подментованная, как ты выразился. Она дочь Елены Ларичевой.
Кабан вперился холодным жестким взглядом в капитана. Игра в гляделки продолжалась недолго. Денис понял, что Баринов его не обманывает, и, не удержавшись, шумно выдохнул.
Лёжа на жёсткой кровати в следственном изоляторе, Крапивин думал о той рыжей девчонке из кафе. Цепкая память его без труда припоминала черты лица Веры. Тот же оттенок волос, чуть ярче, чем у Елены. Та же улыбка, те же скулы. Все как у матери.
И тот же широкий лоб и те же глаза. И такой же взгляд - напряжённый, но уверенный и без страха. Как у...
Денис всеми силами гнал эту мучительную мысль из головы, но она никак не уходила.
Сильвестр ступил под сень своей канарской виллы.
После ослепительной пляски солнца на подъездной дорожке, внутри царили прохлада и полумрак. Мрамор пола коснулся босых ног ледяным шелком, а воздух был соткан из тончайших нитей жасмина и чего-то неуловимо дорогого, словно аромата парижских грез, источаемого диковинным диффузором. Легкие льняные занавеси трепетали в объятиях морского бриза, проникавшего сквозь распахнутые окна, за которыми дремлющим зверем плескалось море.
В просторной гостиной, дышавшей минимализмом, чувствовалась неприкрытая роскошь. Диваны из кожи цвета слоновой кости, журнальный столик, высеченный из монолитного куска тика, на стене – полотно абстракции, купленное за цену, сравнимую с годовым бюджетом небольшой страны. Ничего кричащего, лишь сдержанное величие, говорящее о безупречном вкусе и бездонных финансовых возможностях хозяина. На огромной плазменной панели застыл кадр матча Реал Мадрид – Барселона. Сильвестр не пылал страстью к футболу, но ему льстило ощущение сопричастности к миру больших ставок и чужих триумфов, пусть даже через отблеск экрана.
Он направился к бару, мерцавшему глянцем черного гранита. Открыл дверцу шкафа, достал бутылку односолодового виски, чей возраст уже стерся из памяти, подобно лицам бывших любовниц. Налил щедрую порцию в хрустальный бокал, бросил пару кубиков льда, звякнувших, словно укор. Подошёл к окну, любуясь закатом, превратившим небо в полотно, где смешались краски апельсина и фуксии.
Сильвестр взял в руку телефон, чей нарочито устаревший вид резко контрастировал с изысканной обстановкой – на первый взгляд, это был мобильник прямиком из 90-х, с крошечным экраном и нелепо торчащей антенной. Впрочем, эта обманчивая внешность скрывала дорогостоящий аппарат спутниковой связи.
– Салют, Жак. Нам надо поговорить. О чём? О, это будет интересный разговор, Жак. Ведь ты же хочешь реванша, не правда ли? Так вот, сейчас у тебя прекрасный шанс для этого.
Мотоцикл, взревев напоследок, свернул с шоссе на узкую проселочную дорогу, теряясь в густых зарослях средиземноморской растительности. Роман, облаченный в черный комбинезон, ловко маневрировал между оливковыми деревьями и зарослями лаванды, пока не достиг заброшенной каменоломни. Здесь, в тени отвесных скал, его ждал заранее подготовленный схрон.
Сбросив мотоцикл в глубокую расщелину, он достал из тайника заранее припасенную одежду: простую футболку, поношенные джинсы и бейсболку, достал из рюкзака оружие (это был автоматический пистолет Glock 18).
С глухим стуком оружие полетело в ту же пропасть, что и мотоцикл.
Прежняя одежда была облита бензином и сожжена на месте
Никаких сожалений о содеянном Роман не испытывал. Напротив, на душе было чувство удовлетворения от проделанной работы, и даже какое-то умиротворение.
Ведь точно такие же отморозки, как этот Север, лишили когда-то в 90-х жизни его отца.
Отец... Он делал всё для людей. В то лихое время когда почти всё предпринимательство в России было "купи-продай" - челноки, палатки, киоски, отец собрал все средства какие мог и приобрёл оборудование, открыл кафе-мороженое, где делали вкуснейшее мороженое в вафельных стаканчиках, и которое быстро стало популярнейшим местом в округе для взрослых и детей (и сам первоклассник Рома Жаров вместе со своими друзьями частенько забегал в отцовское кафе).
Конечно, не осталось это без внимания местных бандитов, которые потребовали платить за "крышу", и получили отказ... И однажды вечером, когда отец, отпустив работников, внимательно проверял помещение и оборудование перед тем, как лично закрыть кафе (как делал он это всегда), кто-то зашёл туда и выстрелил несколько раз в него из пистолета.
Сколько тогда было таких происшествий, и страшно, что это было практически обыденностью. Но как унять теперь то горе. Ту мальчишескую боль от потери главного человека в твоей жизни?
Через полчаса, преодолев несколько километров пешком, он вышел к условленному месту – заброшенной ферме, спрятанной в глубине апельсиновой рощи.
Старый фургон ждал его под навесом, увитым диким виноградом. Ключи лежали под ковриком, как и договаривались. Роман запрыгнул в кабину, вдохнув затхлый запах старой обивки и машинного масла. Заурчал дизель, и фургон, подпрыгивая на ухабах, выехал на проселочную дорогу.
Роман открыл бардачок и бегло осмотрел содержимое. Французский паспорт на имя Фабрис Дюмон и толстый конверт с наличкой. Всё как и было обговорено. Что ж, ребята Сильвестра дело свое знают и слово держат...
Фургон медленно, но уверенно двигался вглубь страны, в сторону французской границы.
- Что же, нам, действительно, есть о чем поговорить, - задумчиво произнёс Жак в трубку. - Я слышал уже об аресте двух твоих ферзей в России. А теперь еще и Север. Скажи, Серж, это... ты его?
Сильвестр улыбнулся. Разговор шел на французском. Жак, заядлый игрок, будь то в карты или в шахматы, назвал Кабана и Сиплого ферзями (vizir), хотя во французском языке фигура называется королевой (dame), однако Жак прекрасно знал о русском названии шахматной фигуры и применил его сейчас. Что ж, Сильвестр оценил эту скрытую подколку.
- Да, я, - спокойно подтвердил Сильвестр.
- Ты страшный человек, Серж, - ответил Жак, и кажется, в его голосе не было иронии. - Но за что... старого соратника?
- Он совершил большую глупость и поставил под угрозу всё мое дело в России, - отвечал Тимофеев. - А я вложил в него без малого десятки лет... Не для того, чтобы оно вдруг рушилось как карточный домик.
- И что теперь? - в голосе Бренье слышалось сомнение. - Ты предлагаешь мне...
- Я предлагаю тебе союз, Жак. Свято место пусто не бывает. Нам нужна ротация кадров. Твои люди возьмут под контроль мое дело в России... Теперь уже окончательно и бесповоротно. Ну и заодно зачистят своих старых врагов. Я буду только "за".
- Ну а тебе от этого какая выгода, Серж? - в голосе Бренье слышалось недоверие.
- А я как обычно, буду жить на проценты. Как беззаботный рантье. Какое замечательное французское слово, Жак. Вообще ваш язык удивительно ёмкий.
- О, - несколько удивленно отвечал Бренье, - обычно вы, русские, любите хвалиться своим языком. Как там... Великий и могучий (эти слова Бренье произнёс по-русски с забавным акцентом)
- Что есть, то есть, - улыбнулся Сильвестр. - Ну так что? По рукам?
- Погоди, Серж. Еще вопрос напоследок. А ты не опасаешься, что мы возьмём твое дело под контроль, а тебе... покажем кукиш?
- Не опасаюсь, - рассмеялся Сильвестр. - Ведь я знаю, что ты, Жак, парень умный и прекрасно знаешь, что со мной так поступать нельзя.
- Слышь, не дыми, - сказал Кабан, видя, что его сосед по камере спустился с верхней полки и разминает в пальцах сигарету. - Я это терпеть не могу.
- Братан, жуть как курить хочется, - жалобно протянул сосед по прозвищу Череп, данное ему из-за своеобразной формы головы, худой, разрисованный наколками и, очевидно, завсегдатай мест не столь отдаленных. Он опасливо осматривал мощную фигуру Кабана, но не торопился вернуться на свою койку.
- На прогулке покуришь завтра, - коротко бросил Кабан. - Всё, базар окончен. Отдыхай.
Череп вздохнул, но не решился спорить и поднялся на свой "второй этаж". Два других соседа (камера была четырёхместная) покосились на происходящее, но так же не стали ничего предъявлять Кабану.
Денис задремал. Усталость наконец-то одолела его. Странные видения проносились в его голове. Вот летит он, как герой из сказки, на черном своем драконе- крузаке, летит по небу, а рыжая принцесса убегает от него с каким-то парнем. Нагнал он их, а тут парнишка тот лук достаёт и из колчана белые стрелы , и в дракона стреляет, а после и в него самого, и летит та стрела, и видит Кабан прямо перед своими глазами ее острый наконечник...
Резко дёрнулся Кабан к стене, и заточка Черепа прошла мимо его горла, воткнувшись в подушку.
Резко вскочил Кабан и ударил Черепа под дых, так что тот загнулся, хрипя и постанывая от боли.
- Кто? - яростно прошипел Кабан. - Кто тебя направил, мразь?
- Ты... Курить мне не разрешал, - простонал Череп.
- Не гони, урод, - Кабан схватил Черепа за шею. - Я тебе сейчас шею сверну, как цыплёнку. Говори.
- Си.. Сиплый, - прохрипел в отчаянии Череп. - Братан... Прости, это он на гадский поступок толкнул меня...
