Криминал

4 305 постов • 11 877 подписчиков

Ростовский Куш. Глеб Диберин. Глава 21⁠⁠

Глава 21. Василий из Красного Серпа

Я знал, что всё, что у меня есть сейчас — временное. Пластик. Печать. Легенда. Формально — я Василий. Документально — гражданин. Но внутри — фантом с чужим паспортом. А пока жив настоящий Василий, я под прицелом.

Система не глупа. Она не ищет в лоб. Она ждёт несостыковок, рассинхрона, маленькой трещины между именем и телом. И если ты — не один, если где-то есть оригинал, ты — копия, а значит — объект.

Мне нужно было убрать оригинал. Аккуратно. Без следов. Без глупостей. В ту ночь в комнату вошёл Гриша. Брат жены. Контуженный дважды, морда квадратная, руки — будто вылеплены из цемента. Шаг — как у асфальтоукладчика. Он не здоровался. Он кидал.

На стол упал паспорт.

— Вот он, — сказал Гриша.

— Кто?

Он не отвечал. Просто достал из кармана смятый чек от “Пятёрочки”, открыл пиво, отхлебнул,
и только потом сказал:

— Василий. Из Красного Серпа.

Красный Серп — хутор. Точнее — остаток от хутора. Там даже церкви нет. Там молятся ветру. 84 жителя. Из них работали — трое. Из них Василий — последний, кто ещё тянул провода и вспоминал трактор.

— Не женат, — продолжал Гриша.
— Родни нет.
— Бабка умерла.
— Сказал всем, что уехал в Москву.
— А на деле — мы его взяли.

Он сказал это, как будто поймал рыбу и сдал в магазин. Я посмотрел на паспорт. Фото — не резкое. Глаза — потухшие. Улыбки — нет. Прическа — под советского электрика. Возраст — плюс-минус мой. Рост — мой. Тип лица — “дядя из очереди”. Отпечатков нигде. Судимости — ноль. Идеален.

— Что ты предлагаешь? — спросил я, глядя на фото.

— Просто, — ответил Гриша.
— Закопаем Васю.

— Какого хрена?

— Концы в воду. Всё по классике.
— Ты — он. Он — навсегда вопрос решённый.

Я молчал. Долго. В голове шли картинки: вагон, лес, яма, тишина. Запах сырости. Щёлк замка.

— Нет, — сказал я наконец.

— Почему? — Гриша был искренне озадачен.
— Он тебе кто?

— Никто.
— Так почему?

— Потому что он мне ничего не сделал. Он не вор. Не судья. Не прокурор. Он — инструмент. А инструмент не надо ломать. Его надо спрятать.

Гриша выдохнул. Отошёл к окну. Открыл его. Закурил. Дым шёл в потолок. Он бросил окурок в чай. И только потом сказал:

— Сентиментальность у тебя из всех щелей лезет.
Ты — преступник.
Ты — беглец. А играешь в гуманизм.

Я ничего не ответил.

— Будет ошибка. — добавил он.
— Этот Вася — мина.

В ту ночь я не спал. Я взял лампу. Взял фото. Смотрел. У него было лицо человека, который никому не нужен. Которого даже Бог случайно нарисовал. И тогда родился план. Тихий. Медленный. Но работающий. Мы не убьём Василия. Мы растворим его.

Мы засветим его в другом городе. Пусть будет второй Василий. С отдалённым паспортом. С минимальным движением. Где-то в Костроме. Через других знакомых — выпускаем альтернативную легенду: Василий, улетевший в Египет. Турагентство. Пластиковый контракт. Фото в отеле. Чек с Duty Free.

Теперь было два Василия. Оба — не я. Но оба — живы. Один — в России. Один — за границей.

А я… Исчез между ними.

— Сложно? — спросил Гриша.

— Да. Но умнее.

— Ты — дурак. Надо было копать.

— Может. Но теперь мы неубиваемы.

Теперь если кто-то ищет Василия — найдёт одного из двух. Проверит — подтвердит. Не докажет.
Не выйдет на меня. Василий — жив. Евгений — умер. И вновь родился Василий-Версия-Три. И самое важное. Василий настоящий — где-то в деревне на юге. Пьёт квас. Смотрит на речку. Слушает, как трещат кузнечики. Он ничего не знает. Но он — жив. И это — мой вклад в остатки человечности.

Я мог быть мясником. Я стал инженером судьбы. Иногда — это всё, что у тебя остаётся.

Показать полностью 1

GlebDibernin

4 месяца назад

Криминал

Серия Ростовский Куш. Глеб Диберин.

Ростовский Куш. Глеб Диберин. Глава 20⁠⁠

ГЛАВА 20. ЧЕЛОВЕК-ТЕНЬ

Мне казалось, что исчезнуть — это просто. Нажал кнопку, удалил архив, сменил номер. Купил билет в неизвестность и выдохнул. "Всё", — думаешь. "Пропал." Но это — иллюзия. Настоящее исчезновение — это искусство, а не функция в настройках смартфона. Чтобы стать невидимым, нужно стать ненужным. Чтобы стать ненужным, нужно быть пустым. А пустота — это не отсутствие тебя. Это отсутствие реакции на тебя. Мир просто не замечает. А значит — не трогает.

Я ходил по улицам как оптическая ошибка. Как артефакт в зеркале. Лицо было моё — но слегка не моё. Скулы — немного строже. Взгляд — потухший. Осанка — как у старого библиотекаря, который знает, что каждая книга, как и человек, однажды исчезает из фонда.

Я ел в одних и тех же местах. Кафе с облупленными стенами. С алюминиевыми вилками.
С меню, где шрифт устал от распечатывания. Там никто не улыбался. А значит, и не запоминал.

Моя жизнь стала фоновой программой. Я научился: не говорить первым, не уточнять, не просить счёт вслух — а поднимать взгляд, будто извиняюсь за своё существование.

Однажды официантка в забегаловке спросила:

— Вы ведь к нам каждый день?
— Нет, — ответил я.

Она кивнула, словно забыла вопрос, и больше не вспоминала.

Телефон мой был мертвецом. Старый кнопочный. В нём — два контакта: “Жена” (теперь больше как реликвия), “Техподдержка МФЦ” (иногда звонил, чтобы проверить, не умер ли я для государства).

Утром я гулял по набережной — ровно с 6:45 до 7:25. В это время меньше всего людей. Меньше всего памяти. Меньше всего свидетелей твоего бытия. Иногда в зеркальных витринах я видел человека. Невысокий, тёмное пальто, слегка хромает. Мешки под глазами, не от усталости — от отсутствия надежды. И я не узнавал его. Не потому что лицо другое. А потому что внутри — никого.

Я стал человеком, который не нужен даже следствию. Они забыли. Или сделали вид. И это было страшнее, чем слежка. Слежка — это интерес. Забвение — это отказ от диалога. Это как если бы ты закричал, а тебе сказали: “Уйди. Мы уже умылись.”

Однажды ночью я проснулся. Вспотевший. Сердце билось, как будто оно вспомнило, что я существую. Я встал, подошёл к зеркалу. Открыл окно. Вдохнул воздух — он пах асфальтом и ненужностью.

— Ну, здравствуй, Вася, — сказал я вслух.
— Видимо, ты остался один.

Иногда мне казалось, что где-то за углом всё ещё есть Евгений. Старый я. С вороватой улыбкой.
С мятой рубашкой. С запахом кофе и протокола. Но он шёл в другую сторону. Он не оборачивался.

В магазине я стоял в очереди и слушал, как двое подростков спорят, чей отец “был круче”. Один сказал:

— А мой — чиновник.
Его показывали по телеку.

Я усмехнулся. А внутри — скрипнуло. Как дверца шкафа, которую давно не открывали. А там — скелеты. Я был. Но теперь — не определён. Я есть. Но в формате неиндексируемого файла.
Не удалён — но и не вызван.

Я — тень. Не мёртвый. Не живой. Не фигурант. Не свидетель. Не Евгений. Не Василий. Я — человек, который смотрит на календарь, и не ждёт ничего, кроме напоминания, что ещё один день прошёл незамеченным.

В этом и есть искусство исчезновения: стать настолько никем, что тебя не вспоминают даже твои собственные мысли.

И я ждал. Не сигналов. Не повестки. Не мести. Я ждал лишь одного: Когда… и если… я снова кому-то понадоблюсь. Или — окончательно исчезну. Без объяснений. Без камня. Без шепота.

Показать полностью 1

[моё] Авторский рассказ Уголовное дело Криминал Тендер Схема Хищение Преступление Чиновники Длиннопост

GlebDibernin

4 месяца назад

Криминал

Серия Когда Семью Выбирают. Глеб Дибернин

Когда Семью выбирают. Глеб Дибернин. Часть 70 (5)⁠⁠

Когда анализируешь весь период моей жизни, связанный с Семьей, то видишь, что этот обман проводился очень часто. Я должен это сказать суду. Почему я говорю об обмане, я скажу дальше. Для братьев, в том числе и меня, кто был тогда в Москве и был близок к Галуеву, был неожиданностью переход к множествам убийств. Я могу судить по себе. Это страшно звучит, но ты привыкаешь к ним и перестаешь реагировать. После нескольких убийств нам хватало слова Алихана, что этот человек заслуживает смерти. Никто из нас первоначально не задумывался, может ли он врать. Никто не мог заподозрить его во лжи. После убийств якобы плохих людей мы чувствовали себя героями. Однако чем больше росло количество убийств, тем больше это заставляло меня усомниться в словах Брата.

Я стал понимать, что от нас скрывали настоящие причины и ставили уже перед фактом самого убийства, говоря лишь: этот человек плохой, потому что про него говорят так-то и так-то. В глубине души у нас были сомнения. Но желание не выделяться и быть частью общего приводило к слепой вере и убийствам. Перед необходимостью драться за этот преступный мир, эту искусственную Семью. В борьбе за нее и ее интересы мы забыли о своих настоящих семьях. Чего никогда и ни при каких условиях делать нельзя. Мы верили, что нашими руками руководит высшая власть страны и мы делаем благо. Мы верили, что мы своего рода «Робин гуды». Так нас окрестили журналисты. До какого-то момента мы даже думали, что выполняем задания спецслужб. Каждый наш совершенный акт вызывал лишь новый энтузиазм в коллективе. Вызывал веру во всемогущество Алихана Галуева, так как нам все сходило с рук. Ослепленные, мы жили в этом кошмаре. И даже когда я стал понимать суть всего ужаса происходящего вокруг меня, я видел энтузиазм и преданность моих друзей. Это вовлекало меня в совершение дальнейших преступлений. А деньги и власть, наоборот, отвлекали, помогали задушить совесть.

Когда я отказался лично участвовать в убийствах, Галуев оказался хорошим психологом и стал использовать меня иначе. Он использовал мои организаторские способности. Постепенно я стал его правой рукой и активно участвовал в жизни Семьи. Постоянно снимал множество квартир, приобретал поддельные документы, множество мобильных телефонов и сим-карт, автомобили, оформленные на подставных людей, лечил братьев в больницах и так далее. Постепенно, на практике, я стал осуществлять преступную программу, которую из-за границы давал нам Галуев. Будучи своего рода исполняющим его обязанности в Москве на время его отсутствия.

Я не нашел в себе достаточно мужества для того, чтобы рассказать, вскрыть братьям настоящие причины того, что мы делали. Я сомневался в том, что происходило в Семье. Меня раздирали противоречия. Однако все изменилось, когда братья стали «питаться» братьями. Именно так. Все стали стараться поймать другого на промахе или ошибке, чтобы выслужиться перед Братом. Он сам стал поощрять это. Одни братья стали убивать других. Мне некуда было деваться из этого замкнутого круга. Возможно, нужно было пойти в милицию, но я испугался за свою жизнь и за близких.

Тяжело говорить обо всех преступлениях, совершенных каждым из нас. Моими личными признаниями, а также тем исчерпывающим анализом, который в своей речи сделал государственный обвинитель, полностью представлены и доказаны мои преступления и вся тяжесть моей вины, которым нет оправдания. Совершая поначалу небольшие преступления и участвуя в небольших делах, я покатился вниз, сделавшись невольным заложником своей слабости. Я не мог сам себе признаться в том, чем занимаюсь. А когда смог, было уже поздно. Это как болото: чем больше ты начинаешь дергаться, тем сильнее тебе засасывает, и единственный спасительный путь – чтобы тебя насильно вырвали из него. Для этого лишь надо позвать на помощь и протянуть руку. Но болото было слишком сладким. Я никак не мог отказаться от всех благ, окружавших меня, от влиятельности, и вдобавок я просто боялся за свою жизнь. Если вам скажет кто-нибудь, что он ничего не боится, не верьте. Все боятся. Кто-то сильнее, кто-то меньше. Я смалодушничал, наверно, это так называется.

Поэтому на следствии я дал исчерпывающие и искренние показания обо всех преступлениях, которые были совершены по моим указаниям. Я указал всех известных мне участников организации для того, чтобы не оставить никаких «хвостов» или остатков, не оставить людей, которые хотя бы в малейшей мере были заражены этими идеями. Как в свое время я и мои братья. Наше поколение потеряно. Я об этом упоминал для того, чтобы сказать, что это не случайно. Разоблачение этого обмана есть величайшая необходимость. И я считаю одной из причин такого глубокого и такого окончательного нашего падения вот эту систему обмана. Заверяю вас, я говорю об этом не для того, чтобы найти смягчающие вину обстоятельства. Я лишь хочу предостеречь каждого, кто еще не убедился в этом обмане, что эта система является роковой, как она явилась роковой для меня и моих близких.

Уважаемый суд, когда вы подойдете к вопросу о наказания для меня, я прошу вас учесть, что не все эти годы у меня были наполнены преступным содержанием. Меня знали и как преданного борца, с оружием в руках патрулирующего границу Осетии в добровольных казачьих отрядах, и как мецената, оказывавшего бескорыстную помощь нуждающимся, в том числе в дорогостоящем лечении. Я говорю это не для того, чтобы что-нибудь вымолить себе. Эта моя деятельность многократно перекрыта теми преступлениями, которые я совершил.

Что меня заставило быть в организации убийц? Во-первых, меня прельстила возможность быть среди земляков в чужом городе, во-вторых, это деньги и власть. Я не заметил, как, выполняя мелкие поручения Алихана, я целиком и полностью отдался преступной и около криминальной деятельности. Когда оглянулся назад, сам ужаснулся оттого, что я сделал, но было поздно. Я знал, на что шел. Знал, куда иду, и знал, что меня ожидает, если все, чем мы занимались, станет известным. Я допускал, чем все это может закончиться, но относился к этому самонадеянно, рассчитывал, что избегу ответственности. Сошло с рук один раз, потом второй, третий и так далее. Я забыл о том, о чем неоднократно учил меня мой отец, что одним только словам авторитетов верить нельзя. Он учил разбираться добросовестно во всем, для того чтобы выносить свое мнение. Вот это слепое доверие к так называемым авторитетам я лично вижу в своем не только глубоком, но и окончательном падении. Это была первая причина. Вторая причина, что, раз ошибившись, нельзя упорствовать и настаивать на ошибках. Я уехал из Осетии, чтобы из одного криминала с головой окунуться в другой. И, наконец, третья причина. Я считаю необходимым о ней еще раз сказать. Это – система обмана, система постоянного обмана. Который постоянно обнаруживался в Семье, но большинство, под страхом смерти, боялись говорить о нем вслух.

Не считайте меня раскаявшимся, или что-то в этом роде. Наша жизнь, весь «братский путь» – приговор криминалу и уголовной романтике. Родители воспитывают и растят детей не для того, чтобы они становились преступниками. Всю жизнь мои родители пытались привить мне общечеловеческие ценности, и то, что я стал таким, не их вина. Я ставлю себя сегодня на место тех людей, чьих близких мы убили… Пять минут назад ваш близкий человек вышел из дома, и вот он уже лежит мертвый. Это невыносимо. Вне зависимости от характеристики человека. Его близкие не виноваты в его поступках. Смог бы я простить? Скажу искренне, не знаю.

Тяжело сознавать, что всю жизнь считавший себя с ранних лет патриотом своей родины стал в итоге убийцей и очутился вот здесь, на скамье подсудимых. В свое время, совершив ошибки и проявив упорство, я усугубил их. Впоследствии, по неизбежной логике судьбы, они переросли в тягчайшие преступления. Для меня, конечно, это поздний вопрос. Пусть это будет уроком для всех, кто до конца не осознал, что упорство в своей ошибке неминуемо приводит к тому, к чему привело меня. Мы отвечаем за нашу слабость, за наше нежелание думать самим. Я не могу не ужаснуться от этой картины, картины наших преступлений. С тем большей искренностью и желанием я шел на полное раскрытие всей деятельности нашей организации для того, чтобы положить ей конец. Я высказываю надежду на то, что не найдется больше ни одной руки в Северной Осетии, которая бы взялась за оружие под влиянием обмана, которому подвергся я и мои друзья. Я думаю, что вся эта история с Семьей и ее лживыми благими намерениями станет плохим примером для молодых парней, стремящихся жить такой жизнью. Наши чувства патриотизма и ложно понятого братства использовали другие под другим флагом в своих целях. Надеюсь, все это будет разоблачено этим процессом. Это останется с нами на всю жизнь, как бы там ни получилось.

Я понимаю, что натворил. Какое горе принес. Мне с этим жить. Я признаю себя виновным по всем эпизодам уголовного дела. Я сожалею и приношу извинения всем, кто пострадал от преступлений, в которых я принимал участие. В любом случае я преступил закон и наказание должно последовать неминуемо. На сегодняшний день я понял и осознаю все содеянное мной. Такие, как я, не достойны снисхождения. Это справедливо. Убийца, человек, который держит пистолет в руках, может передумать и спасти одну жизнь. В отличие от него, я мог спасти десятки жизней. Адекватное наказание для меня за все, что я сделал, это расстрел. Уголовный кодекс сейчас снисходительно относится к таким, как я, и у меня не отнимут жизнь по закону. Мне дают шанс исправиться и начать новую жизнь. Я не хочу вас обманывать и говорить, что раскаялся. Да и раскаиваться можно только перед Богом. А как сказал один мой знакомый, сначала его для этого нужно познать. Теперь я стремлюсь к этому каждый день. Я очень хочу, чтобы родственники и близкие убитых смогли простить меня. Для меня это важно.

***

… Признать Мирхоева Владислава Заурбековича 13.06.1974 года рождения виновным в совершении преступлений, предусмотренных ч. 1 ст. 210 УК РФ (организация преступного сообщества или участие в нем), ч. 2 ст. 209 УК РФ (бандитизм), пп. «а, ж, з» ч. 2 ст. 105 УК РФ (убийство двух и более лиц), ч. 3 ст. 127 УК РФ (незаконное лишение свободы), ч. 3 ст. 222 УК РФ (незаконный оборот оружия)... учитывая смягчающие обстоятельства… сотрудничество со следствием… путем частичного сложений наказаний назначить ему наказание в виде лишения свободы сроком 15 лет и штраф в размере 1000000 рублей. Отбывание лишения свободы Мирхоеву В.Г. назначить в исправительной колонии строго режима…

Когда Семью выбирают. Глеб Дибернин (Вся книга)

Показать полностью 1

[моё] Негатив Криминал Преступление Уголовное дело Авторский рассказ Расследование Следственный комитет Длиннопост

GlebDibernin

4 месяца назад

Криминал

Серия Когда Семью Выбирают. Глеб Дибернин

Когда Семью выбирают. Глеб Дибернин. Часть 70 (4)⁠⁠

***

Когда Семью выбирают. Глеб Дибернин (Вся книга)

Показать полностью 1

[моё] Криминал Преступление Уголовное дело Авторский рассказ ОПГ ОПС Убийство Следственный комитет Длиннопост Негатив

GlebDibernin

4 месяца назад

Криминал

Серия Когда Семью Выбирают. Глеб Дибернин

Когда Семью выбирают. Глеб Дибернин. Часть 70 (3)⁠⁠

- К чему все это Руслан? В чем мораль?

- Я не люблю читать морали. Я даже никогда не ругаю своих детей. Я просто разговариваю с ними, и стараюсь, чтобы они сами сделали выводы, и поняли, кто виноват в том, что с ними случилось. Все это было сказано, чтобы ты понял мое отношение к преступности. Я верю, что это социальное явление. И каждый поступок, каждого человека, что-то значит. Можешь считать, что я верю в эффект бабочки. Сегодняшний наш разговор я хочу закончить другой мыслью. Людям не свойственно смотреть назад. Нам всегда интересны чужие истории. Думать же над своей жизнью не так интересно, нет времени, да мало ли еще причин не думать. Так вот, я попрошу тебя отвлечься от всего. У тебя много разных мыслей в голове, но давай сейчас мы с тобой останемся наедине. Посмотри на меня внимательно. Я хочу сказать тебе очень важную вещь. Последняя моя просьба на сегодня. Давай вместе закроем глаза. Ты видишь темноту?

- Влад закрыл глаза, и откинулся на стену, обхватив руками деревянный табурет, прикрученный к полу.

- Отлично. Сделай вдох и выдох. Побудь пару секунд сам с собой. Почувствую себя. Теперь вспомни глаза своей мамы, вспомни как она смотрит на тебя когда ты собираешься ехать назад в Москву, как вы обнимаетесь, как ты прижимаешь ее к себе, какое от нее ощущается тепло. Представил? А теперь вспомни глаза своего отца. Вспомни ощущения от его рукопожатия. Вспомни, как вы с ним обнимаетесь и похлопывайте друг друга по спинам. Всегда удивительно насколько разные эти объятия правда?. Нежные с мамой и крепкие с отцом. Вспомни эти ощущения на уровне своего тела. А теперь вспомни глаза своего самого близкого человека в жизни. Не важно кто, важно что он самый дорогой для тебя. Вспомни, как вы с ним смеетесь и радуетесь этой жизни. Вспомни, как вы в последний раз обнимались, вспомни это особенное ощущение, как же все-таки вам двоим повезло, что вы есть в жизни друг у друга. Если они есть, то вспомни глаза своих детей, если нет, то представь, что они у тебя есть, и ты чувствуешь, когда они смотрят на тебя. Что происходит у тебя в теле, когда вы обнимаетесь, и какие ощущения происходят у тебя внутри когда ты видишь как они растут, как они делают свои первые шаги, как они познают этот мир. Представил?

- Да.

- Теперь собери их всех вместе, чтобы они смотрели на тебя как будто бы ты стоишь напротив их всех, и вы смотрите друг на друга. Почувствуй это. Человек очень эгоистичное существо. Нам очень сложно осознать, невозможно понять каково это на всю жизнь разлучиться с близкими, и какую чудовищную дыру это событие оставит в сердцах близких и родных. Поэтому представь еще раз всех дорогих тебе людей и как они смотрят на тебя, как ты на них смотришь. Представь, что они все исчезнут в одну секунду, в один миг их нет у тебя, и тебя у них. Все эти люди, все их тепло и их глаза исчезнут в одно мгновение. Представь эту бездну, представь эту пустоту. Это черное и безвозвратно одинокое пространство. И вот мой вопрос тебе. Чтобы ты отдал, если бы тебе сказали что их всех можно вернуть? Заслуживают ли они, все эти дорогие люди для тебя одного, твоего признания в преступлениях? Стоит ли это всего тепла и всей любви твоей жизни? Я думаю, мы знаем с тобой ответ. Проблема только лишь в том, что если ты попадешь в эту бездну, а это произойдет после произношения приговора суда и слов «пожизненное лишение свободы», будет уже поздно. В эту бездну есть только вход и нет выхода. Побудь с этим и прости мне мой эгоизм, но на самом деле на весь наш многочасовой разговор без адвоката, я решился ради одной фразы – выбери свою семью. Я, как и обещал, оставлю тебе выбор. Все чего я хотел добиться, это связать образ глаз и тепла всех твоих по-настоящему близких людей с решением которое тебе придется принять в ближайшее время.

Влад несколько минут не открывал глаз. Перед глазами стояла его настоящая семья. Мама, братья, как живой стоял отец, другие его родственники. Слезы катились из-под его закрытых век. Когда он, наконец, открыл глаза, Руслана не было в комнате. Влад снова остался один на один со своими мыслями. Он понимал, что только начинает проходить свои круги ада, но при этом не чувствовал раскаяния, переживаний, угрызений совести. Несмотря ни на что Мирхоев любил свою жизнь, жизнь в вечной тревоге, но одновременно и жизнь в роскоши. В конце концов, его никто не заставлял делать выбор. Владислав не упрекал во всех своих бедах ни Брата, ни Семью, ни Ару. Все, что он делал, делал осознанно. И отвечать за это придется лишь ему самому. Влад обдумывал сказанное Русланом несколько дней, после чего попросил снова позвать его.

- Привет. Как твои дела? – сказал при встрече все такой же невыспавшийся Руслан.

- Нормально. Вот сегодня на день рождения к другу собираюсь вечером. Голову ломаю, что подарить.

- Рад, что не теряешь чувство юмора. Зачем звал? Есть желание пофилософствовать? Или по делу?

- Да я все думаю. Допустим я твой. Я расскажу все, что знаю, ты сдержишь слово. А как быть с Братом? Он ведь еще не в России, и поверь мне, он остается очень влиятельным человеком даже в четырех стенах.

- Ты про месть? Я понимаю твою позицию. Твои опасения имеют место. Но и ты пойми мою позицию. Мне нет смысла обманывать тебя, говоря, что мы прикроем тебя в ходе всего твоего срока. Это невозможно. Такое бывает только в кино. Ты должен будешь позаботиться о себе сам. Я не из тех следователей, которые обманывают обвиняемых. Зачем? Я всегда держу свое слово, и дорожу этим. Если ты поможешь мне сейчас, то не только сделаешь доброе дело и заработаешь плюс перед богом, но и обретешь поддержку в моем лице. По крайней мере, смягчения срока, и свидания с родными на время следствия я тебе обещаю. Все зависит лишь от тебя.

- Как сказать, – произнес Влад и посмотрел на кусочек неба сквозь зарешеченное окно, – Начальник, я тут подумал. Ладно, твоя взяла. Где там у тебя записывается горькая правда? Бумаги то хватит? Пора делать историю. Все про себя расскажу, и не только. Значит так, родился я много лет назад в Республике Северная Осетия-Алания в обычной рабочей семье…

***

Из выпуска новостей: «… Сегодня будет вынесен приговор Владиславу Мирхоеву, члену банды Алихана Галуева, причастной к многочисленным убийствам и похищениям людей. Как считает обвинение, Мирхоев занимался координацией действий группировки: получал от Галуева указания о необходимости совершения очередного убийства и передавал их руководителям структурных банд с помощью конспирированной связи. В обязанности Мирхоева входила разработка планов, создание условий для совершения преступлений и организация оказания медицинской помощи сообщникам.

Напомним, следствие считает, что группой Галуева совершено свыше 90 убийств в Северной Осетии, Москве и Московской области. В частности, в 2011 году при активном участии Мирхоева в Москве участниками банды было совершено убийство бывшего первого заместителя гендиректора ОАО «Русская Лизинговая Компания» и председателя совета директоров судостроительной группы Black Yards Льва Смирнова. Напомним, Смирнов являлся фигурантом дела о хищении у РЛК 1,8 млрд. евро. На эти средства были приобретены германские верфи Black Yards, спасение которых в 2009 году стало темой встречи канцлера ФРГ и премьер-министра РФ. После его убийства следствие рассматривало несколько версий нападения на предпринимателя: от бытового конфликта до «сведения счетов». По словам бывшего адвоката бизнесмена, Смирнов был слишком многим обязан, но не торопился возвращать долги. Что могло повлечь его ликвидацию.

Галуев был задержан в Австрии 17 января этого года. Российская сторона начала обсуждение вопроса о его экстрадиции. Суд первой инстанции в Австрии этот запрос удовлетворил, однако Верховный суд Вены направил дело на пересмотр, заявив о сомнениях в том, что в России реально соблюдается запрет на пытки. В Северо-Кавказском военном окружном суде в Ростове-на-Дону также слушается дело шестерых жителей Северной Осетии, также обвиняемых в причастности к участию в группе Галуева…»

***

- Подсудимому Мирхоеву судом предоставляется последнее слово.

Влад встал со скамьи и отложил листы с подготовленной речью в сторону. В последний момент он решил говорить без записей.

- Я прошу прощения у всех потерпевших за причиненный мной вред. Если можете, простите меня, пожалуйста, – начал он свою речь. – На процессе развернулась отвратительнейшая картина преступлений, предательств, крови, измен. И в этой картине я занимаю определенное место. Место, которое правильно квалифицировано на языке уголовного кодекса статьями, выраженными в обвинительном заключении, и вчера окончательно подчеркнуто государственным обвинителем. Я сегодня стою перед вами, одновременно преступник для вас и предатель для моих близких. Я не смог спасти ни людей, на ликвидацию которых передавал указания, ни тех, кого, по воле судьбы, мне довелось называть братьями. Так мы называли друг друга в Семье. Казалось бы, что может быть чище понятий «семья» и «брат»? Мы верили, что обрели еще одну семью, и не ждали от этого ничего дурного. Но как же одно понятие было подменено другим? Как Семья стала преступным сообществом, а братья – убийцами? Нельзя не задать себе вопрос: «Как же это случилось?» На него нужно ответить. Я много раз задавал себе этот вопрос, пока ждал суда, и нашел для себя следующий ответ. Все началось с невинных, на первый взгляд, пустяков. Мне исполнилось 18 лет, когда я познакомился с Китаевым Тимуром, больше известным в Осетии как Шрам. Любое сказанное им воспринималось мною как истина. Это был кумир многих мальчишек с улицы. Авторитетный боксер, на крутой машине, с красивыми девушками, да еще и защищающий границы Осетии от боевиков. В то время он параллельно был казачьим атаманом. Мы собирали деньги с торговцев на рынке, занимались мелким рэкетом, возвратом долгов. Я помню свое настроение и настроение моих друзей. Мы ходили по рынку как хозяева жизни. Молодые, глупые, но перед глазами были старшие товарищи, занимавшие высокие места в криминальном мире, зарабатывавшие в день столько, сколько наши родители в месяц. Мы все хотели сладкой жизни и тянулись к этому, надеюсь, что мы сможем как-то обмануть судьбу. После того как я в первый раз оказался в изоляторе надолго и чуть не попал в колонию за убийство, которого не совершал, я уехал из города, чтобы начать новую жизнь. В Москву. Но прошлое настигло меня и здесь. Я вспомнил изречение умнейшего человека древности, жившего за сотни лет до нашего времени, который сказал: «Каждому человеку свойственно ошибаться, но глупец тот, который не сознает своих ошибок», а я добавлю – и преступлений. Я долго боролся с собой. Не хотел становиться глупцом, но желания взяли верх. Было бы неправильно обвинять кого-нибудь в вовлечении меня в Семью. Я был сознательным, развитым, образованным человеком, тем более к тому моменту, когда приехал в Москву. Поэтому в этом я не смею никого обвинять. В этом виноват лишь я сам. И это моя вина, это моя беда и это моя жизнь. Поначалу в Семье никто и слова не говорил об убийствах. Я принимал Галуева за крупного бизнесмена. Когда при мне было совершено первое убийство, Брат обосновал это криминальной деятельностью убитого. Он сказал, что он воровал детей ради выкупа и некоторых даже убил. Также он совершал иные ужасные поступки. Трудно было ощутить иные чувства к человеку, которого обвинили в похищениях и убийствах детей, поэтому… В общем, его убили за это. Потом последовали еще несколько убийств. Каждую жертву Алихан умел так охарактеризовать с негативной стороны, что вызывал к ней ненависть у всех братьев. Мы верили ему и шли на это с легким сердцем. Он никогда не говорил о деньгах. Мы мстили за зло, за братьев или убивали на опережение, чтобы спасти собственную жизнь. Мы не убивали с целью получить какие-то блага. Брат никогда не обещал нам что-то взамен. Он просто давал нам все заранее, чтобы мы ни в чем не нуждались. Мы убивали с благими целями в головах: покарать растлителей, убийц, извращенцев, бандитов. По крайней мере, так нам всегда описывали очередную жертву. Я не оправдываюсь, просто пытаюсь объяснить, почему все случилось именно так, а не иначе.

Когда Семью выбирают. Глеб Дибернин (Вся книга)

Показать полностью 1

[моё] Негатив Криминал Преступление Уголовное дело Авторский рассказ Длиннопост

GlebDibernin

4 месяца назад

Криминал

Серия Когда Семью Выбирают. Глеб Дибернин

Когда Семью выбирают. Глеб Дибернин. Часть 70 (2)⁠⁠

- Влад, Влад, я думал, ты созрел для серьезного разговора. А ты продолжаешь включать подростка, которого наряд поймал за распитием пива в общественном месте. И он начинает митинговать, что у них нет доказательств, что именно он пил пиво. Так и ты сейчас делаешь, пытаешься с понятий, прописанных в уголовном кодексе, перейти на уличные или жизненные понятия. Так вот, это разные вещи, и не трать ни мое, ни свое время. Всю эту квалификацию тебе уже разложил по полочкам адвокат. Поэтому эти свои «не понимал, не ведал, не думал» оставь для суда. Этот театр одного актера там будет хорошо смотреться, но и там он будет бесполезен.

- Но я…

- Послушай меня, – Руслан резко перебил его, – послушай и подумай. Хочешь сказать, что, когда тебе предлагали комфортную жизнь, ты не понимал, что ее предлагают не просто так, а за что-то? За комфорт, который ты не построил своими руками, ты всегда заплатишь, так или иначе. И если у тебя за него не просят денег, если не просят чего-то еще, это значит – у тебя отбирают твою душу и твое будущее, потому что у тебя больше ничего нет, кроме этого. А платить, в перспективе, приходится всегда и всем. Хоть через год, хоть через десять. Уж поверь мне.

Влада прошиб холодный пот. Силы оставили его. Он почувствовал, как в подушечки пальцев впились сотни иголок. Чтобы не закричать от воображаемой боли, Мирхоев обхватил свои колени. Он почувствовал, что вот-вот может упасть в обморок. Внезапно Влад отчетливо увидел, что его ждет. Всю оставшуюся жизнь он будет сидеть в камере и лишь на 30 минут в день покидать ее, чтобы смотреть на небо в клеточку. Все это Мирхоев понял по глазам Руслана. В них не было ни злобы, ни ненависти, а самое главное – в них не было никакого интереса к нему. В них был жесткий, бескомпромиссный профессионализм, который испугал его больше всего. Из своей практики Влад сделал вывод, что людям с таким взглядом нужно верить. Боль отступила также неожиданно, как появилась. Пальцы стали слегка, почти незаметно подрагивать. Руслан озвучил то, в чем Влад боялся признаться сам себе. В душе Мирхоев был согласен с ним на все сто процентов. Конечно, Владислав понимал, что рано или поздно придется платить за «Мерседес» последней модели, вечеринки с дорогими девушками, туфли из крокодиловой кожи и весь этот блеск. Он думал об этом много раз, но все время отгонял от себя мысли о предстоящей расплате, надеясь, что этот момент никогда не настанет или что ему повезет.

- Руслан, угостишь сигаретой? – сказал Влад, в один миг, растеряв весь свой запас, как ему казалось, железных доводов своей невиновности. Все эти словесные уловки, финты, «умные базары» работали там, на свободе. Можно было выкрутиться, «взять горлом» или опровергнуть чужие доводы силой. Здесь работали только статьи уголовного и уголовно-процессуального кодексов, которые не давали шанса быть рядом и остаться непричастным, на что он надеялся.

- Я думал, ты не куришь?

- Только когда выпью или сильно нервничаю.- Ты чего разнервничался? Все нормально будет. Впереди у тебя куча свободного времени. Будешь книжки читать, радио слушать. Может, интересные сокамерники попадутся. В шахматы играть будете, в домино. Диета, медосмотры. Санаторий, короче. Это вот я и куча следователей, оперов и других сотрудников днями и ночами работаем, чтобы ваших братьев по тюрьмам расквартировать. Мечтаем с семьями нормально выходные провести, в отпуск сходить, – Руслан протянул ему сигарету и дал прикурить, – а у тебя теперь забот в разы меньше будет!

- Хорошенькая перспектива.

- Я ни в коем случае не претендую на экспертное мнение, но мне кажется, что у тебя еще есть шанс все исправить. Начать жизнь сначала. Ты молодой, здоровый, и самое главное, ты можешь себе помочь. Ты не болен неизлечимой болезнью, не инвалид. Расскажи мне, то чего я не знаю, уменьши себе срок, и выйди не через двадцать лет, а через двенадцать с учетом условно-досрочного освобождения. Я думаю, ты сможешь договориться в колонии, и получить самые лучшие характеристики для этого. Не зря же ты был королем переговор в Семье. Всех знал, всем угождал. Толковый парень, который пошел по пути наименьшего сопротивления. Кто не любит крутые тачки, симпатичных девушек, да и вообще красивую жизнь. Да все. Даже мне больше нравится «Мерседес», чем «Жигули», несмотря на большое чувство патриотизма, воспитанное еще в школе. Как человек я тебя понимаю, мне тоже много чего хочется: телевизор на пол стены, свозить детей на море, купить жене золотые часы. Это нормально, хотеть жить хорошо. И жить хорошо, это тоже нормально. Другой вопрос, чем ты готов рискнуть ради этого? Ты, например, рискнул свободой и проиграл.

Влад перестал противиться, и попытался понять точку зрения Руслана. Его искренность подкупила его.

- Жизнь, говоришь, – сказал Мирхоев, затягиваясь сладковатым дымом. Его больше не трясло. Владу все стало понятно и от этого как-то спокойно. Он рассчитывал привести массу доводов, чтобы оправдать себя, но понял всю тщетность этого. Руслан знал все наперед, и любые попытки извернуться ни к чему бы не привели.

- Она самая.

- Жизнь - это самое прекрасное, что есть у человека. Это богатство, которым нужно дорожить. Кажется, так мне рассказывали еще в школе. Один деятель сказал так или философ. Черт, все из головы вывалилось. Только многие задумываются об этом, когда слишком поздно. Вроде меня.

- Я давно выделил тебя на фоне всей группы. Ты привлек мое внимание своими деловыми и личными качествами. Ты не доучился в университете. Свои экзамены ты сдавал на улицах, где от правильного ответа часто зависит твоя жизнь. В таком режиме быстро учишься, находить единственно правильные решения. Поэтому я пришел к тебе сегодня. Каждый человек нуждается во внимании, но внимания заслуживает никаждый.

- Ну, если так, так может, договоримся? Есть другие варианты, кроме как вспомнить всех?

- Я понимаю, чего ты от меня ждешь. Хочешь услышать определенную сумму в долларах или евро, которая исправит твое положение. Поспеши Влад, ты зря теряешь время. Забудь о том, что было с тобой раньше. Это другой мир. Не терзай свою голову в попытке найти какой-то выход. Успокойся. У тебя только один выход. Когда ты расскажешь мне все, что я хочу услышать, ты будешь в безопасности. Я тебе это могу гарантировать до суда. Дальше мои возможности ограничены, но я обещаю сделать все от меня зависящее, чтобы ты попал в нормальную колонию. И где ты не попадешь под деревообрабатывающий станок в первый же день после выхода из карантина. Какое-то время ты будешь в безопасности. У тебя еще все впереди. У тебя есть шанс начать все сначала. Новая жизнь.

- Новая жизнь? С пожизненным? Для меня пожизненное – это почти то же, что смерть. Зачем жить, зная, что умрешь, не выходя из своей камеры. Новая жизнь. Как звучит, а? Я думаю, что жизнь – это… Не знаю даже. Рассуждал тут сам с собой, и так и этак. И придумал типа наглядного пособия, что ли. Короче, жизнь мне представляется вроде настольной игры, цель которой – пройти путь от «старта» до «финиша». А скорость продвижения зависит от удачливости игрока и от того, как упадут «кубики». Играешь в нарды?

- Конечно. Получается, по-твоему, человек стремится к смерти?

- Не совсем. Все сложнее. Ну, смотри, выпало большое число, и игрок сразу же перескочит несколько ячеек и окажется ближе к финальной цели. Если же не повезет – фишка вернется назад, отдаляясь от конечной цели. Но конечную цель мы не знаем. Никто не знает. Может, смерть, а может, и нет. А самое страшное в этой «игре» под названием «жизнь», знаешь, что?

- Ну, давай пофилософствуем, – сказал, впервые проявив интерес к беседе, Руслан и вернулся на свой стул. – И что же? Продолжай мысль.

- А то, что от усилий, которые будет предпринимать сама «фишка», ничего не зависит. Абсолютно ничего. Это фарт или не фарт. Река времени несет тебя неумолимо. Она двигает тебя и весь мир вокруг. Стоять нельзя. Позади тебя работает пресс, который все сминает на своем пути и толкает тебя дальше.

- Ты думаешь, философом стал, отсидев тут всего ничего? Если так рассуждать, то многие, когда сюда попадают, философами становятся. В одном я с тобой согласен. Откуда мы знаем, что там, за финишем, плохо? Никто ведь не возвращался еще оттуда. Может, там и неплохо. Неизвестно, что там на самом деле лежит, за тем событием, которое обозначено «финишем» или кончиной. У всех по-разному. Никогда не задумывался над этим?

- Что дальше? Боюсь, это можно узнать только тогда, когда «фишка» достигнет края. И мне кажется, что там вечная пропасть и темнота.

- Ты хочешь достигнуть?

- Если бы хотел, я бы не общался с тобой. Мне просто надо было ослушаться Брата. И все. Я перепрыгнул бы пол игрового поля. То, что держало меня. Это был только наполовину страх перед ним, вторая часть, которая удерживала меня там, это моя собственная жалость к себе. Мне не хотелось терять то, что у меня было. Такая вот поганая человеческая сущность. Не хотим дорожить по-настоящему ценными вещами рядом с собой и кидаемся скупать все вокруг себя в поисках счастья, навязанного рекламой.

- Может быть, поэтому человечество столь упрямо стремится достигнуть финала? Ведь неизвестность не только пугает, но и дает надежду, обещает что-то иное. Новый шанс, быть может?

- Может. Но для кого тогда эта игра? Кому она нужна? В чем смысл? Да и кто же в нее играет? – сказал Влад, вытягивая следующую сигарету из открытой пачки Руслана. – И зачем? Если все люди всего лишь фишки на игровом столе. И чего ждать?

- Я думаю, ждать ничего не следует. Ждать – значит довериться судьбе. Кто знает – может быть, истинный смысл в том, чтобы никогда не достигнуть «финиша». Если думать, что там, за горизонтом, бесконечность, то можно нажать газ в пол. В той бесконечной вечности найдется время для любого дела. Даже для совершенно бессмысленного. Как, например, ловля бабочек. Или собирание спичечных коробок.

- А если смысл все-таки в чем-то ином?

- Имеешь в виду Великую цель? Предназначение?- Вроде того.

- Значит те, кто следует данной установке, в итоге окажутся правы. И, прожив жизнь не спеша и не задумываясь о горизонте, поймут, что их путь и был для каждого из них смыслом. Лично мне не хотелось бы коротать вечность в компании тех, кто сломя голову стремился к финишу. Я настолько пресытился ими в своей жизни, что даже в полном одиночестве мне будет куда уютнее. Уж лучше исчезнуть, раствориться в бесконечном космосе. Я знал убийц, расхитителей, насильников, махинаторов, мошенников. И все они не могли ответить на вопрос – зачем? Ради удовольствия? Денег? А что дальше? Что останется с тобой в вечности? Что ты оставишь на земле после себя? Вот о чем должен думать каждый человек на этой земле. Скажу тебе по секрету, благодаря своему неуемному характеру, в жизни у меня было два пути. Или бороться бандитами, или стать бандитом. Мне повезло. Меня вовремя повернули в нужную сторону. Я оставлю после себя тонны никому не нужной бумаги, и десятки посаженых мной жуликов. Но я считаю, что если тем самым хоть немного помогу жизни обычных людей, значит, я проживу жизнь не зря.

Мирхоев улыбнулся и погладил щетину на подбородке. Его глаза обвели кругом комнату и уперлись в чистые листы бумаги на столе и ручку, которые принес с собой Руслан. Влад улыбнулся еще раз.

- А ведь на самом деле интересно – что будет, если вдруг однажды вернуться на «старт»?

- Пойти против системы, сдать карты снова. На это может решиться только сильный человек. У многих не бывает второго шанса. Ты еще молодой. Дав полный расклад, ты получишь свой второй шанс. Я не буду обещать тебе какой-то конкретный срок. Единственное, что я могу с уверенностью тебе сказать, это что ты не получишь ПЖ. Ты получишь свой срок за совершенные преступления и выйдешь на свободу. Не упусти его. Шанс изменить свою жизнь дается далеко не каждому. Точнее сказать, не каждый сумеет им воспользоваться. Выбор за тобой. Что конкретно смущает тебя в этой затеи? Что мешает тебе сказать да?

- Да? Не так все просто. Я тебя понимаю. Честно, я бы поступил так же. И говорил бы на твоем месте что-то подобное. Но знаешь, в этом нашем разговоре есть смысл. Теперь я могу нарисовать картинку, что такое жизнь для меня. Для меня это не нарды. Это компьютерная игра. Есть начало, и есть конец. И вот однажды вдруг компьютерный персонаж выбрасывает карты и не хочет с вами играть. И говорит вам: «Дружище, хватит, ты чуть было не проиграл свою жизнь. Оглянись, есть много более интересных занятий…» И вот тут главное – не проснуться. И не понять, что твоя новая жизнь всего лишь ночной кошмар, она может кончиться, стоит тебе проснуться.

- Я понимаю, что мы оба – сильные и целеустремленные люди, которые не привыкли уступать. Но давай взглянем на все объективно, чтобы разобраться. Все в твоих руках. Хочешь, играй в нарды, хочешь – во что-то другое. Все в твоих руках. Только представь…, — сказал Руслан, после чего точно определив боль Влада, его главную потребность, и ценность, позволил прожить идеальное будущее, расписав в красках, как это может быть. При этом он аккуратно дал понять, что его предложение – ключик к светлому будущему.

Они еще много говорили о разных вещах, но не касались главного – убийств. Было уже далеко за полночь, когда Руслан прервал Влада, рассказывающего очередную историю из жизни.

- Влад, если у тебя на протяжении нашего общения хотя бы раз возникала мысль, что это все конечно хорошо, но это вот у вас тут на Кавказе, а у нас в Москве все по-другому. У нас там другая планета. Там всем плевать на законы и никому ничего не нужно, кроме денег. Могу тебя заверить, что ты, к счастью, ошибаешься. Я долго работаю. Десятки министров и их замов получили большие сроки и огромные штрафы за то, что использовали свое должностное положение как кормушку для заработка. Только за этот год вынесли более 10 тыс. обвинительных приговоров тем, кто позволял, таким как группам как ваша Семья существовать. Благодаря коррупции в ведомствах, управлениях и службах это все возможно. Информация про Брата и Семью лежит в нужных папках аж с 2002 года. Вопрос в другом, почему вам позволяли этим всем заниматься? Ответ есть, это 10 тыс. обвинительных приговоров. Много это или мало? Конечно сама по себе цифра не очень большая. Тем более если смотреть на нее через призму денег, например. Десять тысяч долларов, для тебя мало, например? А для меня 10 тысяч рублей тоже мало. Это заплатить коммуналку за квартиру, да заплатить деньги за частный садик. Останется только на сигареты, да хлеб. Но любые цифры нужно смотреть в динамике и вот что мы увидим, если посмотрим чуть внимательнее. Для начала давай посмотрим на цифры в 1997 году. В России было 3 тыс. обвинительных приговоров по коррупции, а если рассмотреть статистику по ОПГ, так её вообще не было. Мало кого удавалось довести до суда. А сейчас в три раза больше, и это не гаишники и учителя, взявшие взятку в 5000 рублей. Это министры, заместители министров, другие ответственные товарищи. И так далее. И как ни странно, количество участников ОПГ, получивших сроки возросло вместе с количеством посаженых коррупционеров. Цифры не помню, но поверь мне на слово, это разница в несколько раз. И тенденция прослеживается однозначно. Чем меньше коррупционеров, тем меньше организованная преступность. Крышевать вас становится опасно. Конечно же, нам как людям, которым государство вложило меч в руки, чтобы рубить головы, таким как ты, предстоит еще огромная работа. Вы все еще опасны, и нужно относиться к вам осознано, но так или иначе, ваше время прошло. Я благодарю всех сотрудников силовых ведомств, всех министерств, служб и управлений, и абсолютно всех чиновников, кто так или иначе наделен распорядительными функциями, и отказавшись от взятки, они перекрывают другим «Семьям», маленький ручеек финансирования. Они делают вклад в большое дело. Потому что, у вас не будет денег, чтобы привлекать молодых парней в свои ряды, заманивая их дорогими тачками, дорогими проститутками, красивой жизнью. У вас не будет денег на взятки. У вас не будет денег на то, чтобы купить себе гражданство Омана или Коста-Рики. И так далее. Безопасность это общее дело. Каждый может бороться за общую безопасность на своем месте. Все сложнее, а вовсе не так как думают некоторые на своем месте. Вот вы полицейские, вы и ловите бандитов, убийц, а я человек маленький, поэтому я подпишу, что на дорогу положили 20 тонн асфальта, вместо 30 тонн, а остальное поделю с нормальными пацанами. От государства же не убудет. Другая чиновница лекарства дефицитные в поликлинике списывает, и друзьям продает. Подумаешь, те, кому они необходимы и так не жильцы. В конечном же итоге, все это приводит к таким явлениям как «Семья». С миру по нитке, и вот уже в государстве возникает свое государство. И люди вместо милиции, идут за справедливостью к бандитам. Такая интересная «справедливость за деньги». Ты мне, я тебе. Вы решаете, кому жить, кому умереть. Я довольно часто говорю такую фразу, давая взятку преподавателю, гаишнику вы наносите урон безопасности страны, вы обесцениваете работу тысячей жизней полицейских, следователей и ученых которые положили свою жизнь ради вашей безопасности. Вы обесцениваете работу всех кто носит погоны, кто погиб в ходе задержания членов ОПГ, убитых чиновников которых не смогли купить или запугать, все тонны бумаги, которые необходимы, чтобы превратиться в материалы уголовных дел. Вы обесцениваете тяжелый и рутинный труд огромного количества людей, которые заняты только лишь тем, чтобы вы сегодня вернулись вечером домой в целости и невредимости.

Когда Семью выбирают. Глеб Дибернин (Вся книга)

Показать полностью 1

[моё] Криминал Преступление Уголовное дело Авторский рассказ Расследование Убийство Следственный комитет Длиннопост

GlebDibernin

4 месяца назад

Криминал

Серия Когда Семью Выбирают. Глеб Дибернин

Когда Семью выбирают. Глеб Дибернин. Часть 70 (1)⁠⁠

Глава 65. Диалог

Не так страшна точка, как многоточие. Дойдя до точки, есть шанс повернуть назад. В многоточии – безысходность.

Полынь 4201

После задержания к Владиславу долгое время никто не приходил. Нет, ему, конечно, дали возможность пообщаться с бесплатным адвокатом, но он ничего не знал, ни о нем, ни о Семье, и уж тем более о Брате. Надо сказать, что по сравнению с тем решалой, который сразу попросил полмиллиона долларов, этот оказался куда более честным. Он пояснил, что не стоит спешить с показаниями и нужно дождаться, когда Владу предъявят официальное обвинение. При этом не стал «вымораживать» у Мирхоева ни копейки. В глубине души он надеялся, что попал сюда случайно или по каким-то старым делам, но желаниям не суждено было сбыться. Его задержали как организатора преступного сообщества. Сначала Мирхоев лишь смеялся и говорил адвокату, что это какая-то ошибка. Разве похож он на руководителя мафии или преступного синдиката? Его защитник не разделял радостного настроения, и лишь тер и без того сверкающую лысину, поминутно стряхивая с неё капли пота. Впрочем, вскоре истеричный смех сменился унынием. Времени думать было предостаточно, и спустя пару дней Владислав пришел к выводу, что раз нет разговоров об убийствах, о Джаве, «братьях» и прочем, значит, из него все это будут выбивать. Он приготовился к худшему.

Дни шли за днями. Но его ожиданиям не суждено было сбыться. Его не пытали, не выбивали показаний, не играли в игру «хороший – плохой» следователь. Было такое впечатление, что с ним даже никто не хочет общаться. Все было не так, как обычно. Никто не вымогал денег, не предлагал отпустить его взамен на информацию, и так далее. Постепенно страх начал овладевать им. Страх неизвестного и непонятного. «Что, если у них достаточно доказательств, чтобы посадить меня и без моих показаний? Поэтому они и не тормошат меня». Страх еще больше усилился, когда Владу предъявили обвинение. К его ужасу, там было все: и множество убийств, и хранение оружия, и создание преступного сообщества. Все то, что ему казалось скрытым и никому не известным, было здесь, на бумаге. В красках, с уточнениями и дополнениями. Адвокат пояснил, что по совокупности Влад может запросто получить пожизненное лишение свободы. И только благодаря гуманистам его не расстреляют. Слишком много было убийств. Часть фамилий была ему не знакома. Возможно прозвища убитых, пролили бы свет. Мирхоев часами объяснял адвокату, что ни разу сам не нажимал на курок, никого не душил, не резал на куски. В свою очередь, адвокату пришлось немало потрудиться, чтобы донести до него, что быть соучастником в убийстве не означает стрелять в кого-нибудь. Передача приказов Брата непосредственным исполнителям делала Владислава соучастником этих преступлений. Все задержанные «братья» в один голос называли его «правой рукой» Джавы. Поэтому Мирхоеву предъявили обвинение не в участии в преступном сообществе, а в непосредственном его создании и управлении наряду с Братом. Кстати следствию действительно не нужны были показания Влада. На момент задержания они уже знали все, и даже чуть больше. Специально созданная сводная группа, включавшая в себя следователей и оперативников со всей страны, взялась за дело с колоссальным упорством. Благодаря этому им удалось раскрыть преступления десятилетней давности, не говоря о расстреле на похоронах Челкаева. Вот почему в документах было столько неизвестных Владу фамилий. Обреченность стала грызть Мирхоева изнутри. Каждую минуту он думал над сочетанием слов «пожизненное заключение». Которое, как кирпич, перевешивало все на весах. Влад готов был отсидеть в тюрьме 10, 15 лет, но одно слово «пожизненно» убивало в нем волю к жизни и делало аморфным. Он специально попросил адвоката не употреблять это слово во время их общения. К нему приходили следователи, которые задавали стандартные вопросы, шаблонно заполняли протоколы, и удалялись, даже не предприняв попытки разговорить его. Влад отказался от дачи показаний, так ему посоветовал сделать адвокат. С его слов это была наиболее выгодная позиция для них, так как не было известно какими доказательствами обладает следствие. Дни превращались в недели, те в свою очередь в месяц. Несмотря на это, никто не обращал внимания на Мирхоева. Он был не кому не интересен. Третий, а может быть и второй человек в Семье, был никому не нужен. Такое безразличие с течением времени начало пугать. Постепенному, в совокупности с однообразием распорядка в сизо, к Владиславу приходило четкое осознание своего пустого и бездарного существования. Ситуация подталкивала поразмыслить о многом. Пытаясь оправдать себя, Мирхоев стал вспоминать, что больше сделал в своей жизни, плохого или хорошего? Оказалось, что очень сложно ответить самому себе на этот вопрос. Если считать чисто математически, получалось, что плохого было больше. Тогда Владислав начинал находить оправдание плохим поступкам, и их количество резко сокращалось. В конце концов, он пришел к тому, что оценивать свои поступки сам человек не в силах. Терзаясь сомнениями по поводу своей дальнейшей жизни, Влад попросил встретиться с руководителем следственной группы. Он хотел конкретики, какой бы она не была.

В своих ожиданиях Влад представлял классического следователя. В костюме, в очках, с избыточным весом, уже в годах. Этакого героя старых советских фильмов, каких играл Донатас Банионис. По крайней мере, так Мирхоев его себе представлял. Какого же было его удивление, когда в следственную комнату, куда его привели, зашел небритый поджарый парень лет 38. Он был одет в обычные джинсы и рубашку. На лице были следы усталости, мешки под глазами, на лбу морщины не по годам.

- Здравствуй, Влад. Меня зовут Руслан. Я расследую твое дело. Ты хотел поговорить со мной? Хочешь что-то спросить? Или пожаловаться? – человек говорил четко, внятно, в меру громко, связно и ритмично. Владу не понравилась его манера. В ней не было ни намека на альтернативу. Только жесткая безапелляционность.

- Да, хотел. А то как-то несерьезно. Я уже больше месяца у вас в гостях, а так и не познакомился с хозяином.

- Ну, какой я хозяин. Хозяин на зоне. А здесь, – Руслан обвел взглядом серые стены следственной комнаты, – мы все здесь гости. Даже я.

- Ваши следователи приходили, обвинение мне тут предъявили. Неразговорчивые они какие-то. Показали бумагу, спросили, буду, давать показания или нет, и ушли. А как же поговорить по душам? Ну, как в фильмах?

- В каких фильмах?

- Ну там в старых советских. Там следователь всегда старался понять, что заставляло человека пойти на преступление, даже если с самого начала все кажется банально просто. А тут не разобравшись, не заглянув в душу, сразу шьете руководство преступным сообществом. Я бы даже сказал…

- Достаточно. Еще вопросы есть?

- Конечно, есть. А кто вы по званию?

- Полковник.

- Ах да. Там же написано. В постановлениях от вашего имени. Вы не похожи на тех полковников, которых я встречал. У вас другое лицо, честное что-ли. Не могу подобрать слов.

- - Невыспавшийся, с синяками под глазами и впалыми глазами?

- Ну, и это тоже.

- Что поделать, такое лицо. Так ты хотел обсудить овал моего лица, или мой невыспавшийся вид? Это тебя беспокоит больше всего сейчас?

- Нет. Я просто хотел сказать, что в жизни все не так однозначно. И за мной тоже есть как хорошие поступки, так и плохие. Я думаю, они есть у каждого. А вы рассматриваете меня только с плохой стороны. Можете ведь запросить на меня характеристики. Я помогал многим учреждениям, больницам. Меня пол Москвы знает как мецената. Я если нужно готов предоставить…

Это все очень интересно, но давай вернемся к теме нашего разговора, а это обсудим потом, — Руслан не позволял собеседнику уходить от темы. Он перехватывал все второстепенные вопросы и утверждения, не ослабляя напор.

- За что я здесь?

- Ты не знаешь?

- Я никого не убивал. Я даже не видел половину людей, в убийстве которых меня обвиняют! Я вообще не причем. Адвокат говорит, мы можем заявить о том, что другие меня оклеветали. Они захотели дать показания против меня и тема самым смягчить себе наказание, но это все не правда. Все эти показания выдумки людей загнанных в угол. Я смогу привести миллион доводов подтверждающих мое алиби по каждому эпизоду. Я смогу привести свидетелей. Да за меня половина федерального телеканала может поручиться.

- Ты был связующим звеном между Алиханом и бригадирами. Ты передавал его команды на ликвидации. Ты знал, что последует за этими командами, — Руслан постепенно наращивал силу доводов.

- Ну это еще надо доказать.

- Все уже доказано.

- А как же мое мнение по этому поводу? Вы не дали мне возможности защищаться.

- Разве? Ты же сам отказался давать показания. Тебе копию обвинения вручили?

- Да.

- Прочитал?

- И не один раз. Я после него спать не могу. Адвокат говорит, судя по статьям мне пожизненное светит. Это правда?

- Правильно говорит. Честный адвокат. Кстати, редкость, цени это. Часто, знаешь, так бывает, адвокат себя пяткой в грудь бьет, мол, сейчас «освобожу тебя в зале суда», а когда человеку отвалят лет 15, делает вид «ну не смог я, не смог». Лучше сразу честно. Человек тогда успевает подготовиться к приговору. И не ждет чудо.

- Руслан, можно прямо?

- Всегда надо прямо говорить. Особенно со следователем, и тем более здесь.

- Я все равно стою на том, что я не виновен. Но представим, что я разоткровенничаюсь с вами, а вы меня кинете. Не выполните то, что мне наобещаете.

- Предположим, ты действительно согласишься дать нам показания, а мы тебя обманем. И что дальше?

- Я откажусь от ранее данных показаний, и скажу что вы меня здесь пытали.

- Допустим. Хотя я с радостью поддержу тебя, если ты пойдешь с нами на контакте. Да, и я уверен, что ты сможешь выйти на свободу быстрее. С твоими-то навыками. Ну да, ладно, допустим, ты отказался от показаний. И что дальше?

- Вы обозлитесь на меня, и на самом деле начнете меня пытать, унижать, обесценивать.

- Не начнем, потому что это противоречит всем моим принципам. Но, кажется, мы дошли до главного: ты боишься перемен и не можешь доверять людям из-за имеющегося негативного опыта. Не просто же так ты все это придумал, верно? Давай еще раз во всем разберемся, но уже без оглядки на прошлое и без сравнения меня с какими-то нехорошими людьми.

- А если я дам показания, но это все будут мои выдумки. Сказки венского леса. Тогда что?

- Что касается твоего положения, так обманывать меня, тебе смысла вообще нет. Правду мы и так знаем. Не хочешь давать показания, твое право. Между прочим, Конституцией дарованное. Мы чтим твои законные права, — Руслан поднял руки открытыми ладонями и протянул их в сторону Влада. Несмотря на этот жест доверия, Мирхоев понял, что у Руслана абсолютно отсутствует желание продолжать с ним разговор. Он был на работе и делал то, что должен, не больше, не меньше. Разговора по душам не получалось.

- У тебя что-то еще ко мне? – сказал Руслан, показывая, что собирается уходить.

- Я не хочу пожизненно.

- Так бывает.

- Как «так бывает»?

- Для таких специальные места есть. «Полярная Сова», например, или «Остров Огненный». Там все сидят, и никто не хочет пожизненно. Такой, знаешь, как же это называется… Слово такое умное. А, вспомнил, сюрреализм.

- Это что такое?

- Сочетание парадоксального. Люди заслуживают пожизненного срока, и все не считают себя виновными и не хотят его. Парадокс.

- Мне все равно, кто там что думает и хочет. Да, я сделал много всего. И это по-разному квалифицируется согласно уголовному кодексу. Но я не хочу пожизненно. Я хочу умереть в своем доме, среди своей семьи, а не в каменном мешке.

- Тебе еще не надоело быть в Семье? – улыбнулся следователь, — Вы все только и говорите «Семья», «Семье», «братья», «Брат сказал», «Брат сделал». А ты сам помнишь, что такое семья на самом деле? И кто твоя настоящая семья? Уж точно не эта банда людоедов.

- Руслан, зачем ты так.

- А как ты хотел? Мы ведь не в школе с тобой и не в детском садике. И ты уже большой мальчик и должен сам отвечать за свои поступки. Все просто и честно, а главное, на мой взгляд, справедливо. Если человек сегодня разговаривает с «братом» по душам, а завтра разделывает его на грязном полу в сауне, как это называется, а?

- Ну, это ладно. Я не хотел убивать этих людей, в убийстве которых меня обвиняют. Почему я должен отвечать за то, что «просто передал кому-то привет» или подвез каго-то куда-то? Многих братьев уже нет в живых. И им срок накрутить ни один судья не сможет. Теперь только на Страшном суде их отвечать заставят, или в аду. Не знаю, я в религии не сильно разбираюсь. Много читал, но сейчас все забыл. И почему меня обвиняют в руководстве Семьей? Я же только исполнял приказы? И все! Почему все свалили на меня?

Когда Семью выбирают. Глеб Дибернин (Вся книга)

Показать полностью 1

[моё] Криминал Преступление Авторский рассказ Уголовное дело Убийство Расследование Длиннопост Негатив

GlebDibernin

4 месяца назад

Криминал

Серия Ростовский Куш. Глеб Диберин.

Ростовский Куш. Глеб Диберин. Глава 19⁠⁠

ГЛАВА 19. ОПЕРАЦИЯ “ДВОЙНИК”

Когда тебя ищут не по имени, а по глазам, когда лицо — уже улика, а голос — фрагмент протокола, паспорт перестаёт быть бумажкой. Он становится бронежилетом.

Я знал: если хочу исчезнуть по-настоящему, не сдаться, не умереть, а именно — стереться, мне нужен не “липовый документ”, а жизнь, официальная, зарегистрированная, утверждённая печатью. Жизнь другого человека.

Первые “ксивы” от друзей из “прошлого мира” я отмёл сразу. Пластик. Печать. Выглядело убедительно — но не выдерживало ни сканера, ни человеческого взгляда. Любая проверка — и ты снова в клетке.

Мне нужен был не фальшивый человек. Мне нужен был настоящий забытый. Тот, кто жил и не оставил следа. И тогда появился он. Василий.

Не по объявлению. Не через даркнет. А через одного оперуполномоченного, бывшего, седого, пахнущего “Тройным одеколоном” и заплесневелыми делами.

Он позвонил поздно вечером:

— У меня есть один…
— Что за “один”?
— Тень.
— Имя?
— Василий.
— Где?
— Хутор под Каменском. “Красный Серп”.
— Это где?
— Там, где даже ФСБ не доезжает. Там, где дороги только на кладбище.

Красный Серп. 84 жителя. Из них трезвых — один. Местная достопримечательность — заколоченная лавка и пожарный щит без ведра. Там жизнь — пауза, а Василий был — молчанием внутри этой паузы.

О нём говорили:

— Он есть, но его не видно.
— Он уехал, но не простился.
— Он жил, но будто по касательной.

Когда я впервые увидел его на фото — это было размазанное лицо, размытое, как будто сам объектив стыдился глядеть на него.

— Поеду в Москву, — сказал Василий местным, выпив перед поездом “Буратино” с хлебом.
— Стройка, говорят, зовёт.
— Ну, иди, Вася. Возвращайся, если не забудешь как, — сказали ему.
— А если забуду?
— Значит, не судьба.

Он уехал. И не вернулся. Нет, его не убили. Он просто исчез из памяти. Как муха в супе: заметил — выбросил. Один “куратор”, связанный с людьми в погонах, предложил:

— Хотим надёжно? Закопаем Васю. По классике. Концы в воду.
— Нет, — сказал я. — Я не монстр.
— Монстр не тот, кто копает. Монстр — тот, кто оставляет дырку.
— Я не хочу дыр.
— Тогда прячь свет. Потому что фонарик в жопе всё равно найдут.

Мы сделали по-другому. Я провёл косметическую коррекцию: сужение носа, удаление родинок, уточнение овала лица, лёгкая обработка шрамов лазером, и самое важное — смена мимики. Теперь я был похож на себя. Но не был собой.

Мы начали писать легенду. Я стал Василием Никитиным, 1984 года рождения, вернувшимся в родной хутор из Москвы, где работал подсобником. Попал под увольнение, документы украли.
Сейчас — в Ростове. Без бумаги, но с памятью.

— У вас хоть что-то осталось? — спросила девушка в МФЦ.
— Свидетельство о рождении.
— Копия?
— Почти оригинал. Пожеван собакой.
— И военник?
— Его я берег, как талисман.
— Подтверждения личности?
— Есть трое односельчан. Дядя Коля, дядя Толя и Антон “молодец”.

Они приехали.

— Да-да, Вася это.
— Мы его с пелёнок.
— Он ещё на крышу срал в 93-м.
— Васенька, скажи, как ты с крыльца упал?

Через 3 недели — я получил паспорт. Настоящий. С печатью. С гербом. С фото — моим. С именем — не моим. Теперь я — Василий Никитин.

За паспортом пошли остальные документы: ИНН, СНИЛС, Полис ОМС, Загран, Банковская карта, Медкарта. Регистрация — в Туапсе, у “бабушки по доверенности”, которая числилась как “сиделка-ветеран”.

Я исчез как Евгений. И возродился как Василий. Я не бежал больше. Я превратился в другого. Другого, который не имел долгов. Не имел врагов. Не имел прошлого.

Но знаете, что страшно? Не исчезнуть. А жить без отражения. Смотреть в зеркало — и видеть не себя. Не потому, что не узнаёшь. А потому, что узнаёшь того, кем стал из страха.

Однажды утром я брился. Смотрел на новое лицо. На аккуратные черты, чужую мимику, ровную кожу. И вдруг тихо сказал:

— Здравствуй, Вася.
— Как спалось?
— Помнишь ли ты, кем был?

Ответа не было.

А был только тишина. И паспорт, лежащий рядом. С именем, которое я выбрал чтобы жить.

Показать полностью 1

[моё] Криминал Преступление Уголовное дело Авторский рассказ Убийство Расследование Следственный комитет Длиннопост

Отличная работа, все прочитано!

45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 60 70 80 90 140

Криминал

Популярные теги в сообществе: