lin.yarovoy

Тима окончательно перестал улавливать смысл долетавших до него фраз. Какие-то сути, метафоры, грузди. О чем эти двое вообще болтают в такое время? Кстати, который час? Не вставая, Тима пошарил по карманам пуховика. Нашёл телефон, глянул на экран. Яркий свет заставил сощуриться, но вскоре глаза привыкли. Половина третьего ночи.

Господи, почему он ещё не дома? Где он вообще находится?

Собрав последние силы, Тима кое-как сменил положение на сидячее. Перед глазами тут же все поплыло, как на карусели. Сколько интересно он выпил?

Сдерживая рвотные позывы, парень взялся руками за голову. Постарался свести глаза в точку. Наконец, мир немножко успокоился и перестал ходить ходуном. Тима увидел, что машина стоит на смотровой площадке — недалеко от часовни на Караульной горе. Впереди сверкал огнями ночной Красноярск, укутанный полупрозрачной дымкой.

Паша и Лин стояли на улице, рядом с капотом. Пили кофе из термоса и смотрели на город.

— Тогда почему до сих пор никто не нашёл этот мицелий? — спросил Паша. — Что-то я не слышал ни об одной научной статье, которая бы подтверждала твою теорию.

— Пятьдесят лет назад наука считала, что язва желудка возникает от острой пищи. А в начале двадцатого века астрофизики были уверены, что вселенная ограничена нашей галактикой. И вот, мы здесь. Груздь, возможно, тоже не осознает, что соседний гриб — это он сам. Но ты попробуй мыслить не как груздь. Мысли шире, братец. За эти годы мы с тобой видели столько чудес, которые ни одна наука до сих пор объяснить не способна… Пока не способна.

Тима приоткрыл окно. Морозный воздух заструился в салон машины и дышать стало легче. Голоса друзей тоже зазвучали отчетливее.

— Даже если предположить, что связь действительно существует, — сказал Паша. — Непонятно тогда, почему мы её не чувствуем.

— А разве ты не чувствуешь? — удивился Лин. — Пусть не всегда, но хотя бы в отдельных моментах. Вспомни наши полёты. Когда эмпатия обострялась настолько, что можно было читать мысли друг друга.

— Даже если это и не было иллюзией, речь идет лишь о кратких вспышках мысленного общения. А ты говоришь о постоянной связи.

Тима поискал глазами чего бы попить. Горло драл сушняк. На языке была неприятная горечь.

— Проблема терминологии. Не нужно мешать потенциальную связь с фактической. Потенциальная связь — это маршрут, проложенная дорога. А фактическая — это бегущий по маршруту конкретный сигнал. Ты ведь, когда заходишь в Интернет, не открываешь все сайты разом. Но тем не менее, они все соединены в одну Сеть. Нужно лишь послать сигнал по маршруту, и вуаля.

— Скажешь, что и Интернет живой?

— Может быть… Может статься, что и Красноярск на который мы сейчас смотрим — тоже живой организм. Взгляни на город внимательнее. У него есть клетки и нервные центры, вены дорог, разветвлённая система доставки воды, утилизации отходов. Откуда ты знаешь, что у нашего города нет чувств и собственного сознания?

Тима, наконец, нашёл под сидением бутылку «Боржоми». Скрутил крышку и жадно припал к горлышку. Чёрт знает, как там чувствовал себя Красноярск, но организм Тимы явно готов был сдохнуть.

— Город — это люди, железо, бетон и немного культуры, — возразил Паша. — Ты создаёшь смыслы там, где их нет.

— Люди сделаны из того же. Атомы соединяются в такое же железо, цинк, никель, воду и в несколько миллиардов живых бактерий и червячков. По-любому, в тебе есть какой-нибудь упрямый и важный глист, который прямо сейчас болтается в кишках и напыщенно рассуждает о том, что он-то по-настоящему жив, а вот эта мясная планета вокруг — просто кусок недухоотворенной материи. И хер ты его переубедишь в обратном.

Тима услышал слова «глист» и «кишки» и понял, что больше не в силах сопротивляться. В последний момент он успел открыть дверь, высунул голову и опорожнил желудок на снег.

Друзья обернулись. Тихо выматерились. Затем Паша сказал:

— Ну вот, погляди. От твоих философских разгонов даже малого стошнило. Ты как, дружище?

Не поднимая голову, Тима поднял руку и показал большой палец. И тут же сблевал ещё раз.

— Извините, ребят… Что-то я перебрал.

Паша открыл водительскую дверцу, пошарил в машине и спустя мгновение подал влажную салфетку.

— Ты нас не слушай. Мы иногда такую хуйню задвигаем, что сами потом здравый смысл неделями ищем. Будешь всё серьёзно воспринимать — ёбнешься.

— Я это уже понял, — кивнул Тима. Затем помолчал немного и добавил: — Но вообще я согласен. Вселенная — живая сущность. Когда очень сильно набухиваюсь, я чувствую это каждой клеточкой.

Тима услышал, как громко засмеялся Лин. И как выругался Паша:

— Да ну вас нахер, шаманов синих. Поехали лучше чего-нибудь перекусим.

Через полминуты они втроем уже сидели в машине и медленно ехали по засыпанной снегом дороге с Караульной горы. Хлебая минералку, Тима задумчиво смотрел через затонированное окно на Красноярск, и ему мерещилось, будто все эти огоньки, фонари и горящие окна и вправду вспышки чьего-то сознания.

Проваливаясь в сон, Тима был уверен.

Этот город живой. Знать бы только, о чем он думает.

Больше историй с этим героями лежит на канале: https://t.me/lin_yarovoy.

– Смотри-смотри! – толкнула она Дубенского в плечо, чуть не скинув со скалы. – Вон они!

Паша повернул голову. Увидел зеленые огни, что кружили и мерцали вдалеке над чёрными макушками кедров, и тут же вскочил. Достав бинокль, он прильнул к окулярам и начал считать.

– …пять… семь… десять… двенадцать… Ого. Двенадцать голосов. Кажется, будет звезда. Подай карту и связь.

Став в ту же секунду серьёзной, Лиличка быстро передала Дубенскому рацию, а затем достала из кармана пуховика карту заповедника. Разложила её на скале и придавила камешками, чтобы бумагу не сдул ветер. Включив фонарик, посветила сверху. Паша начал водить по карте пальцем, время от времени поднимая голову и сверяясь с ориентирами.

– Так… это получается, недалеко от Караульного... Рядом совсем.

– Не-а, ещё ближе, – поправила Сорока. – Прям над Музейным камнем.

Дубенской снова поднял голову. Посмотрел, прищурившись, на огоньки, затем на очертания рельефа. Кивнул.

– Ты права. В любом случае, это восточная группа. Яровой, сучонок. Опять ему повезло.

Паша взял рацию, проверил волну и нажал на кнопку передачи.

– Кедр, Кедр, я Заря, приём.

Несколько секунд Дубенской и Сорока молча ждали ответа. В тишине было слышно, как за спинами хлопает на ветру ткань флага – красного знамени, установленного на вершине столбистами.

– Кедр, Кедр, говорит Заря. Как слышно? Приём.

И вновь рация ответила молчанием. Паша тихо выругался:

– Сука. Уснули они там что ли? Кедр! Кедр! Ответьте! Как слышно меня? Приём, бляха!

Наконец, динамик зашипел в ответ. Сквозь радиопомехи донёсся голос Любы:

– Заря, это Кедр. Слышу тебя хорошо. Не ори, блин.

***

Взмокшая, раскрасневшаяся Люба Дубенская подняла с земли упавшую рацию.

– Зараза! Ни раньше, ни позже! Всю ночь молчали, надо ж было именно сейчас вызвать, – девушка поправила одежду, сдула со лба чёлку, подмигнула мне и нажала на кнопку передатчика: – Заря, это Кедр. Слышу тебя хорошо. Не ори, блин. Чего случилось?

Мысленно проклиная и Пашу, и Сороку, и всю эту гребаную охоту, я запрокинул голову к небу и, глядя на звёзды, обреченно выдохнул. Что ж… По крайней мере, успели хоть немного согреться.

Застегнув ремень, я поискал глазами выпавшие из куртки сигареты. С трудом нашёл их, чиркнул спичкой и прикурил.

– Ребята, смотрите в оба, – донёсся голос Дубенского из рации. – Где-то над вами дюжина голосов. Уже больше. Судя по свечению, скоро пойдёт звезда.

Даже в темноте я увидел, как в глазах Любы тут же вспыхнул знакомый огонёк. Да и сам почувствовал, как в груди всё сладко задрожало от предвкушения. Наконец-то начинается истинное веселье.

– Кедр, дайте сигнал, чтобы мы вас скорректировали. Как поняли?

– Поняла тебя, – ответила Люба. – Даём сигнал.

Опустив рацию, она полезла рукой в карман. И тут же выругалась.

– Чёрт! Лин, помоги найти фонарик, – попросила девушка. – Мы тут с тобой, кажется, всё что можно растеряли.

***

Паша стоял на вершине, почти у самого края, и внимательно смотрел на тайгу. Сигнала долго не было.

– Да что у них там творится?

Дубенской уже хотел снова вызывать сестру по рации, но тут из черноты леса в небо ударил мощный столп света. Увидев его, Сорока присвистнула.

– Нихеровые фонарики ты им выдал. Такими можно летающие тарелки сбивать. Они лес ими не подожгут?

– Тихо, Лиль. Не трещи, – отмахнулся Дубенской. – Подсвети карту.

Девушка направила луч света на бумагу. Паша быстро поставил карандашом две отметки, а затем снова поднёс к лицу рацию:

– Кедр, Кедр, это Заря. Приём.

– Кедр Заре, слышу тебя. Сигнал увидел?

– Да, увидел. Вы совсем рядом. Двигайте триста метров, север-север-запад. Как поняли, приём?

– Поняла тебя. Север-север-запад. Триста метров. До связи.

Рация смолкла, и вновь над вершиной Второго столба повисла тишина. Даже ветер окончательно стих. Флаг больше не хлопал тканью за спинами, безвольно повиснув на мачте.

Сорока и Паша молчали. Теперь они уже не смотрели в небо, их взгляды были прикованы к лесной опушке. Там, над вершинами деревьев всё ярче вспыхивали зеленые огоньки, похожие на огромных светлячков. С каждой секундой огней становилось всё больше. Они кружили вокруг одной точки, как мотыльки вокруг лампы.

Не оставалось никаких сомнений. Именно туда, в центр притяжения голосов, с минуты на минуту прилетит подарок из космоса.

***

Увидев очертания Музейного камня, Люба выключила фонарик. Мы остановились. Посмотрели в небо.

– Чувствуешь что-нибудь? – спросила девушка.

Я опустил на пару секунд ресницы. Вслушался в таёжную тишину. Затем открыл глаза и ответил:

– Да. В голове будто колокольчики звенят. Это здесь.

Люба убрала фонарик и достала из куртки тёмный флакончик. Скрутила пробку.

— Сегодня ловлю я, хорошо? — спросила девушка, глянув в мою сторону.

Я сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоить тревогу. Прикурил сигарету. И кивнул.

— Хорошо. Будь аккуратна. Я в тебя верю.

Люба улыбнулась. Сделала глоток. Затем закрутила пробку обратно, отдала мне флакон, рацию и фонарик. И пошла к скале. Со всех сторон из леса к ней потянулись тени.

Люба сбросила с себя куртку, запрокинула голову к небу и начала тихо петь.

***

Рация в руках Дубенского зашипела.

– Заря, я Кедр, как слышно?

Паша и Сорока переглянулись. На этот раз на связь вышел Лин. Значит, обряд совершает Люба.

– Заря Кедру, слышу тебя хорошо. Что у вас?

Пару секунд молчания. Затем спокойный голос:

– Всё в порядке. Она с ними говорит. Круг очертили. Обстановка спокойная.

– Что наблюдаешь?

Вновь тишина. Затем шипение и голос из динамика:

– Она плачет. Говорит про отца. Смотрит куда-то в небо. Спрашивает, почему он вас бросил.

Паша на секунду отвёл рацию и опустил голову. Сорока тактично отвернулась. Всего пара мгновений понадобились Паше, чтобы взять себя в руки и продолжить:

– Что ещё наблюдаешь? Опиши обстановку.

– Небо светлеет, – сказал Лин. – В голове шум. Вибрации. Любу немного потряхивает. Волосы наэлектризовались. Кажется, уже скоро. Следите за небом.

Паша и Сорока задрали головы, всмотрелись в звёзды.

– Кедр, это Заря. Пока ничего не вижу. Только огни голосов над лесом. Что наблюдаешь сам?

Рация не ответила.

– Кедр. Это Заря. Повторяю. Что наблюдаешь?

Внезапно рация зашипела громче обычного. Из неё раздался странный шум, а затем незнакомый голос:

– …в тени Земли. Очень красивое зрелище…

Паша округлил глаза. С недоумением посмотрел на Сороку. Девушка отрицательно покачала головой, ответив на безмолвный вопрос. Она тоже не поняла, чей это был голос в эфире.

Рация вновь ожила:

– В правый иллюминатор сейчас наблюдаю звёздочку, – сказал незнакомый мужчина, – она так проходит слева направо. Ушла звездочка, уходит, уходит…

Эфир смолк.

Паша и Сорока стояли, застыв на вершине скалы, не в силах пошевелиться. Перепуганными глазами смотрели то на рацию, то друг на друга.

Подул ветер. За спинами захлопала ткань флага. Дубенской обернулся. Глянул на знамя, затем посмотрел в звёздное небо. И улыбнулся, прикрыв глаза, чтобы Сорока не увидела выступивших слез.

«Звезды хранят истории. Голоса всех, кто ушёл в холодную вечность» – подумал Паша и сквозь закрытые веки увидел, как небо на долю секунды вспыхнуло.

***

Люба лежала на земле без сознания и что-то сжимала в кулаке. Я снял с себя пуховик, расстелил на траве и перетащил девушку, чтобы она не застыла. Затем достал нашатырь, смочил платок и поднес ей к носу.

Любо скривила лицо. Закашлялась. Посмотрела на меня расширенными зрачками.

– С возвращением, – улыбнулся я и погладил девушку по светлыми волосам. – Как ты?

Люба приподнялась на локтях. Сплюнула в сторону. Прокашлялась. Затем раскрыла ладонь и показала мне камешек с железными вкраплениями. Это был крошечный метеорит. Ещё тёплый.

– Есть контакт, – сказала девушка охрипшим голосом, – голоса согласились отдать звезду.

Она снова улыбнулась и рухнула головой мне в плечо. Я крепко обнял девушку. Поцеловал в макушку.

– Ты – умница.

В траве зашипела рация. Вызывал Паша.

– Кедр, Кедр, я Заря. Как слышно, приём?

– Кедр Заре, слышу хорошо, – ответил я. – С Любой всё отлично. Она смогла. Звезда у нас.

Пару секунд радиомолчания. А через секунду эфир взорвался поздравлениями. Говорил и Паша, и Сорока и ребята из других групп, дежуривших этой ночью на южном, западном и северных направлениях.

– Вы красавчики!

– Ура, ребята! Ура!

– Люба, с меня выпивка!

Краем уха я даже услышал, как далеко в тайге кто-то радостно закричал. Когда шум закончился, в эфир снова вышел Дубенской:

– Говорит Заря. Всем группам. Ребята… Скажите, вы ведь тоже Его слышали?

Тишина. Шипение рации. Голоса:

– Подтверждаю.

– Слышали-слышали.

Я нажал кнопку передатчика:

– Тебе не показалось, Паш. Этой ночью с нами говорил космос.

Люба, взглянув на меня, улыбнулась. А затем мы подняли головы и вновь посмотрели вверх – в необъятное звёздное небо, раскинувшееся над тайгой.

И отчётливо ощутили, как кто-то добрый в небе посмотрел на нас.

С любовью, Лин.

Больше историй с этим героями ты найдёшь на канале: https://t.me/lin_yarovoy

Тима достал телефон и глянул на экран. Ровно одиннадцать пятьдесят. За спиной послышался звук двигателя и скрип покрышек. Обернувшись, Тима увидел знакомый белый «Лансер».
Припарковавшись напротив, Паша Дубенской вышел из машины и аккуратно захлопнул дверь. Покручивая на пальце брелок с ключами, перешёл дорогу, похлопал Тиму по плечу и сказал:

— Красавчик. Не опоздал. Идём.
— Так мы всё-таки сюда? В книжный? А зачем?
— Сам всё увидишь.

Они зашли в магазин и сразу направились к эскалатору. Пока поднимались на второй этаж, успели переброситься ещё парой фраз.

— Ты в курсе, что это самый большой «Читай-город» в стране? — спросил Дубенской.
— Правда? А я думал, в Москве. Там ведь людей больше. И денег тоже.

Паша усмехнулся и покачал головой.

— Ты там был-то, в Москве?

Тима немного смутился.

— Не довелось.
— Не страшно. Ещё успеешь. Ты главное запомни: в некоторых вопросах деньги ничего не решают. Книги читают там, где верят в чудеса. А этот магазин особенный. Сам убедишься. За мной.

Они поднялись на второй этаж. Тима окинул помещение взглядом и испытал то же восхищение, что и десять лет назад. Тогда его ещё ребёнком родители впервые привели в этот огромный белоснежный зал с лабиринтом из стеллажей, на которых казалось, стояли все книги мира. Тогда, застыв посреди магазина, Тима впервые почувствовал, насколько великолепна и богата жизнь. Раз люди умудрились написать столько историй, значит мир и вправду полон приключений и тайн. Сейчас Тиме было уже двадцать, но бесконечный зал с книгами вызывал всё то же детское восхищение и трепет в груди.

— Знакомься, это Иван, — сказал Дубенской, когда к ним подошёл интеллигентного вида парень с бейджиком консультанта на футболке. — Если когда-нибудь замучает вопрос, что почитать, просто приди сюда и спроси у него. Ваня всегда знает, что тебе нужно.

Тима протянул руку. Представился.

— Тимур.
— Очень приятно, — консультант пожал ему ладонь и спросил: — Новенький?
— Да, это наш неофит, — ответил Дубенской. — Поможешь ему увидеть голос?
— Червя?
— Ага. Пусть начинает с простого. Он уже встречал парочку сущностей, но к серьёзным идти рановато.

Тима постепенно начал понимать, о чём идёт речь. Впрочем, поделиться соображениями ему не дали. Консультант улыбнулся, положил ладонь ему на спину и мягко подтолкнул в сторону цветных кресел, которые стояли чуть дальше — за первым рядами стеллажей. На секунду Тима почувствовал себя пьяной студенточкой, которую разводят в баре два парня. Предлагают прокатиться, садят в тачку, потом ласково под благовидным предлогом зовут на квартиру...

«Надеюсь, ебать не будут. В конце концов, у нас это запрещено, — подумал Тима и нервно засмеялся. — Наверное».

— Присаживайся, вот здесь, — сказал Иван, указав на фиолетовое кресло. — Ты какой жанр предпочитаешь?
— Он фэнтези любит, — ответил за Тиму Паша.

Консультант задумался на секунду, глянув куда-то вверх на металлический решетчатый потолок. Затем щелкнул пальцами, кивнул собственным мыслям и отправился в другой угол зала. Через полминуты вернулся с томиком.

— Попробуй вот это, — сказал Иван. — Торин. «Птицы». Тебе понравится.

Тима неуверенно взял книгу. Посмотрел с немым вопросом на Пашу.

— И что? Мне нужно это купить?
— Будет желание — покупай, — пожал Дубенской плечами. — Сейчас это необязательно. Просто сиди и читай. И главное — делай то, чему мы тебя с Яровым учили. В этот раз будет просто. Ваня поможет.

Сказав это, Дубенской ушёл. Правда, уже через минуту вернулся. Тоже с книгой в руках, на обложке которой была изображена сакура. Тима присмотрелся к корешку. Юкио Мисима. «Золотой храм». Расположившись в соседнем кресле, Дубенской закинул ногу на ногу и начал читать.

«Кто бы мог подумать…» — подумал Тима.

Консультант тем временем куда-то исчез. Буквально пару секунд назад стоял рядом, но стоило только отвлечься, и он мгновенно затерялся между стеллажами и посетителями. Пару раз Тиме померещилось, что этот Иван появлялся то в одном углу магазина, то в другом, перемещаясь по огромному залу с невероятной скоростью.

— Чита-ай, — напомнил Дубенской.
— Да, хорошо.

Тима открыл книгу и начал читать. Сначала это получалось у него с трудом. Было сложно отвлечься от разговоров посторонних людей вокруг. Но постепенно внимание заострилось, взгляд побежал по строчкам и текст стал превращаться в образы.

Краем сознания, Тима помнил: его задача — увидеть очередной голос. Чтение книги в данный момент — лишь способ сосредоточиться. Нужно очистить мысли, постараться остановить внутренний монолог, вытеснив его потоком текста, а затем…
Всё произошло невероятно быстро. Если в первый раз, чтобы увидеть голос, Тиме пришлось долго напрягать волю и фантазию, то теперь галлюцинация будто сама нашла парня.

Из-под металлических решеток с потолка опускался червь.

В первую секунду Тима едва не заорал от ужаса. Огромная светящаяся личинка, полупрозрачная, как привидение, стекала по воздуху вниз, касалась пола, извивалась и ползла по кафелю прямо на Тиму.

Сглотнув слюну и с трудом сохранив спокойствие, парень присмотрелся к чудовищу. Он сделал это как положено — поверх книги, несфокусированным рассеянным взглядом, чтобы случайно не спугнуть сущность. Та подползла ещё ближе. Стало понятно: это даже не червь, а что-то похожее на белого китайского дракона. Его тело было покрыто чешуйками, а из-под них кое-где торчали волоски, словно нитки из потрепанного книжного корешка.

Когда существо подползло совсем близко, Тима почувствовал в воздухе запах старой бумаги, пыли и клея ПВА.
Светящийся прозрачный червь обогнул кресло.

За спиной раздался голос:

«Фэнтежи любиш-шь?»
«Да» — мысленно ответил парень.
«Хорош-ш-шо. Ш-шмотри».

Тима почувствовал, как что-то мокрое и скользкое коснулось шеи сзади, и в ту же секунду его сознание вылетело из тела.

***

Шелест, шелест, шелест. Кажется, так шумит ветер.
Вечная зима, снег и пар из металлических труб. По небу летит дирижабль. Где же мой дедушка?
Шелест, шелест, шелест...

Дедушка привез фейерверки. Сегодня над Широм взорвутся цветные брызги. Будет пьянка, веселье и блуд. Кстати, а где дядя?
Шелест, шелест, шелест…
Дядя орёт, как дебил. Пытается отобрать у меня письмо. Фак ю! Быстрее бегом в каморку! Там в письме что-то важное. Не зря ведь его принесла сова.

Шелест, шелест, шелест…
Какая глупость. Откуда в моей голове взялась странная мысль, будто письма приносят совы? Нужно поменьше хлебать вина. Вороны — вот, кто разносит вести по нашим семи королевствам.
Шелест, шелест, шелест…

Королевства обязаны объединиться. Лишь совместными усилиями, позабыв о прошлых обидах, мы, северяне, сможем дать отпор черной империи. Иначе все ляжем в землю, и белое пламя спляшет на наших курганах. Шелест, шелест, шелест…

Это не ветер.
Это страницы.

***

— Отбой, психушка! — громко произнёс Дубенской и хлопнул в ладони прямо перед лицом. — Ну как ты? Полетал?

Несколько раз моргнув, ошалевший Тима посмотрел по сторонам. Никакого червя. Никаких драконов. Никаких королевств. Перед креслом стоял Паша Дубенской. Чуть правее Иван.

— Как тебе наш питомец? — спросил консультант, по-доброму улыбаясь.
— Питомец?! Что это, мать вашу, было? Точнее кто?
— Книжный червь. Он давно у нас тут живёт. Плавает между стеллажами, читает, помогает с выбором. Хорошая тварь. Только шепелявит немного.

Тима попытался встать с кресла, но голова закружилась и перед глазами всё опять поплыло. Пришлось сесть обратно.

Дубенской наклонился. Поднял с пола книгу, которую выронил Тима. Протянул ему в руки.

— Держи своё фэнтези, — сказал Паша и усмехнулся. — Ну что? Теперь-то понял, что дело совсем не в деньгах? Я же говорил. Этот магазин особенный.

Тима рассеянно кивнул. Посмотрел сначала на книгу. Затем на металлический решетчатый потолок.

Показалось, будто там наверху, над сводами огромного белоснежного зала, что-то едва слышно прошелестело.

С любовью, Лин.
Эта зарисовка и персонажи - элемент большой литературной вселенной, которую создаю прямо сейчас. Больше текстов и рассказов лежит на канале в ТГ: https://t.me/lin_yarovoy

— Ага, — кивнул я. — Немного.

— Не бойся, Ярый. Всё под контролем. Если не раскроешься — просто головой вниз лети, чтобы быстро и безболезненно. Мы тебя ругать не будем.

Я хмыкнул и дёрнул плечами. Мариша хихикнула. Она была немного под дымком этим утром и пребывала в состоянии детского наивного блаженства, когда весь мир кажется доброй сказкой. Конечно, это было грубейшим косяком — приезжать на прыжки в таком состоянии. Но для Мариши косяк — брат родной, да и трезвой она не была, наверное, уже года три. В конце концов, каждый отвечает сам за себя. Таково правило Края. Кто я такой, чтобы судить? Тем более, когда рядом её парень.

Дубенской слегка толкнул меня плечом и спросил:

— Ссышь, брат?

— Ссу.

— Это нормально. Второй раз всегда страшнее. А от чего именно ссышь?

В первую секунду этот вопрос показался мне глупым. В смысле, блин от чего? Тебя не смущает, что мы опять собираемся выходить из самолёта? Из летящего, сука, самолёта! Какой нормальный человек вообще будет выходить из самолёта, если он нормально летит себе по небу среди гребаных сахарных облачков?

Потом я, правда, закурил, чуть-чуть устаканил мысли, спокойно подумал и ответил:

— Наверное, дело в укладке. Если б мы собирали парашюты сами, возможно, я переживал бы меньше. Вопрос контроля.

Паша усмехнулся и сказал:

— Давай честно, Лин. Если б ты со своим опытом укладывал купол сам, то повесился бы на стропах. Просто доверься людям. Они ведь профи.

— Если б не доверял, не приехал.

— И всё же ты боишься.

— Ну да. А разве не в этом смысл? Чтобы шагать через страх?

Паша хмыкнул. Кивнул. Мариша одобрительно подмигнула.

— Ты прав, — сказал Паша после того, как мы допили кофе и зашли в гостевой домик греться. — Смысл в том, чтобы переступать сомнения. Согласен. И всё же… я думаю, нужно идти ещё дальше.

— В плане?

— В плане, что нужно верить людям, как можно сильнее. Безоговорочно верить в людей. Даже в тех, с которыми ты незнаком.

— Типа презумпция добросовестности?

— Это сейчас что-то на юридическом пизданул, да?

— Да, — кивнул я, — принцип в гражданском праве. Пока не доказано, что участник правоотношений — мудак, предполагается, что он порядочный человек.

— Хороший принцип, — согласился Паша, — но я, скорее, о христианском понимании веры и любви к ближнему. Как у Булгакова, помнишь? Нет мудаков. Есть страдающие.

— Помню.

— Мне кажется, — сказал Дубенской, — вся эта жопа, которая творится вокруг — это в первую очередь результат всеобщего тотального недоверия. Соседи не верят соседям, мужья не верят жёнам, жены мужьям. Народ не верит власти, и поэтому даже редкие хорошие вещи воспринимает в штыки, а власть не верит народу, и поэтому хуячит на своём бешенном принтере запрет за запретом. Всё это проявление слабости. Нищеты веры. Всё должно быть совершенно иначе. Вспомни, наш пиратский кодекс. «Каждый отвечает сам за себя», так ведь мы говорим? И ты прекрасно знаешь: это правило появилось не потому, что нам друг на друга похуй. Нет. Каждый отвечает за себя, потому что верит — остальные такие же сильные, умные и смелые, как он сам. Верит, что окружающие знают, что делают. Они свободные люди, которые держат край, и поэтому можно на них положиться. Не только на своих. А вообще на всех. На всё человечество. Понимаешь принцип?

Паша снял шапку, тряхнул волосами и заключил:

— Короче, Яровой. Мысль в том, что мы сами выбираем, с кем жить. С мудилами-неумехами. Или с яркими, добрыми, порядочными людьми. Фокус здесь в том, что, как правило, это одни и те же люди. Разница лишь в нашем зрении.

— Звучит идеалистично, но очень красиво, — сказала Мариша и поцеловала Дубенского в макушку. — Выбираю жить с самым крутым и добрым парнем в этом мире.

— С Иисусом что ли? — нахмурился Дубенской. — У него своя Мари.

Мариша засмеялась в голос. Я тоже не сдержался и улыбнулся. Затем глянул на Пашу и спросил:

— Значит, вот о чем ты мечтаешь? Чтобы мы все жили в царствии небесном?

Паша махнул рукой и сказал:

— Если честно, просто хочу, чтобы все были немножко смелее. Чтобы позволяли себе доброту. Чтобы выбирали светлую сторону ближнего. Мечтаю жить в месте, где не нужно запирать двери на ночь.

На этих словах дверь гостевого домика открылась и вошёл наш инструктор.

— О, бедолаги, вы здесь?! А чего сидим-пердим? Там парашюты выдают, а вы тут коптитесь.

— Так час же ещё?

— Какой час? Нет, ну вы посмотрите на них. Какой час?!

— Какой?

— Сей! — громко сказал инструктор. — Сей час! Ну-ка быстро, пиздуйте в небо прыгать, воробьи! Жду на улице!

Он уже почти вышел, но в последний момент остановился и с подозрением посмотрел на улыбавшуюся Маришу. Помолчав пару секунд, инструктор хмыкнул и, не сказав больше ни слова, скрылся за дверью.

Мы отправились получать снарягу. Страх всё ещё дрожал в груди, но гораздо слабее.

Уже потом, в самолёте, перед самым прыжком, я услышал, как за спиной смеётся Паша. Обернувшись, увидел, как он пытается отдышаться и вытирает пальцем выступившую слезу.

— Ты чего?

— Да просто… — начал он и хохотнул снова. — Просто я подумал… Будет очень забавно, если после нашего разговора мой парашют не раскроется.

Я покрутил пальцем у виска и отвернулся.

Затем представил. Прыснул смехом.

И услышал голос Мариши:

— Головой вниз, милый. Головой вниз.

С любовью, Лин.
Эта зарисовка и персонажи - элемент большой литературной вселенной, которую создаю прямо сейчас. Больше текстов и рассказов лежит на канале в ТГ: https://t.me/lin_yarovoy