lelekbolek59

Увидел эту картинку в ЖЖ и вспомнил детские годы и бабушкиного рыжего кота Марсика, который по причине хронической ленивости и предельного добродушия терпел от нас с братом всё!

Вообще не обижался и даже приходил помуркать на ночь.

Когда в последний раз в больнице, в хирургии лежал, то с соседями по палате мне везло. Народ к нам ложился лечиться солидный, самостоятельный.  В другие палаты то бомжа положат, у одного из таких и надеть на себя нечего было, в туалет простыней задрапированный ходил, ночью поди кто и пугался, когда из тубзика выходила фигура в простыне и с трубками, торчащими из носа. Еще в другие палаты случалось наркоманов подкладывали, но те как-то долго не лежали, или умирали быстро или сбегали, как-то так выходило. А в нашей палате только немой один невнятный лежал. Если остальной народ в промежутках между лечобой радио слушал, беседы разные вел, книжки читал, кино по ноуту вечером смотрел, то он только лежал и глазами лупал. Поест, покурит и снова лежит без всякого иного занятия.

Мы с мужиками в разговорах не раз судьбу благодарили, что минует нас покамест чаша сия с бомжами-наркоманами. Но вот в одно прекрасное утро заводит сестрица в палату нового постояльца и мы понимаем, что теперь и наша компания будет разбавлена. Лохматый-волосатый, одет в какие-то рямки, сумка в руках из семидесятых годов - словом бомж-бомжом.Поздоровался, на койку сел, в суме своей допотопной покопался и достал оттуда большую пластиковую коробку, поставил на стол, открыл, а там полная коробка яиц. Это - говорит - я утром свежие яйца собрал, сварил и вот с собой прихватил сюда. Тут куриные и перепелиные. Угощайтесь!

Тут версия с бомжом как-то сама собой отпала, несмотря на весь непрезентабельный вид нового пациента. А он потихоньку стал про себя рассказывать - живет где-то в пригороде, участок у него довольно большой и разводит он на том участке разнообразную птицу. Перепела, несколько пород каких-то особенных куриц и уток, цесарки и как жемчужина коллекции - павлины. Павлинами он особенно гордился, у него даже фотка была - стоит он, весь лохматый-волосатый, а на руках - павлин.

В выходные пришли ко мне дочь с мужем проведать. Зять мужика этого увидел и говорит - о, я его знаю, он у нас в автошколе учился, Рено Логан у него. Так-то нормальный вроде чел, но весь какой-то запущенный и пахло от него странно. Я про себя и думаю - это наверно павлинами от мужика пахло, не иначе.

Читал совсем недавно книгу про Союз, семидесятые - восьмидесятые. Там друга главгера, комсомольца, старшие товарищи жучили за то, что тот часто поминает Господа всуе. И вспомнилась связанная с богом и религией своя история  из тех времен.

Я тогда состоял в клубе книголюбов, подобных мне было человек около сотни, правда приходило обычно поменьше. Главной фишкой клуба была возможность обменяться книгами. На фоне жуткого дефицита нормальных книг в книжных магазах это было как луч света в темном царстве. Народ выкладывал на столы свои богатства и после этого ходил, рассматривая что у кого есть. Свои потные ручонки на этом грели и магазинщики, бо обмен совершался так - мы оба два как бы сдавали книги в буккнигу, с нас брали какой-то процент, а потом мы покупали книгу, что была нужна.Терялись на этом какие-то сущие копейки, поэтому выходить из схемы и обмениваться нелегально смысла не было.

Курировалось это действо, как и почти все тогда, вездесущей КПСС. Кроме книгообмена, нужного книжникам и букинистам, партии необходима была культмассовая работа, поэтому периодически читались всякие лекции на смежные темы. А однажды с партийной подачи был организован конкурс эрудитов. Начался он с того, что желающим, а их было больше половины от присутствующих, было предложено вспомнить Ильфа - Петрова. Ведущий начинал цитату из Бендериады, а мы должны были на листочках записать окончание. Ну этот этап я проскочил со свистом, поскольку "Стулья" знал чуть ли не наизусть, а "Теленка" лишь чуть похуже. Потом выжившие соревновались во что-то вроде "Что, Где, Когда", отвечая на разнообразные вопросы на эрудицию и общую сообразительность. В последний тур вышли двое, ваш покорный слуга, юный в те времена пролетарий, и одна тетенька, молодой препод из пединститута. На закуску нам было предложено прочитать на память любимое короткое стихотворение. Преподша зачитала что-то сильно советское-патриотическое-коммунистическое, а я решил сыграть конем и вытащил из загашников антисоветчика и эмигранта Бунина.

И цветы, и шмели, и трава, и колосья,

И лазурь, и полуденный зной…

Срок настанет — господь сына блудного спросит:

"Был ли счастлив ты в жизни земной?"

И забуду я все — вспомню только вот эти

Полевые пути меж колосьев и трав -

И от сладостных слез не успею ответить,

К милосердным коленям припав.

Возможно, что если бы вопрос о победителе решался бы партийно-кулуарно, то тетенька была бы вне конкуренции, но все определялось голосованием и народ высказался за меня, так что немалую стопку сильно дефицитных книжек домой уносил именно я. Тетенькина стопка была сильно поменьше.

Никогда не знаешь, что именно включит машину времени...

Был у меня случай, когда я услышал песню, которую каким-то попущением судьбы не слыхивал сорок пять лет. И вот он - теплый  августовский вечер семьдесят шестого, танцы в деревенском клубе, эта самая песня, под которую я танцую с девочкой Галей, которую я потом проводил домой, да там и остался... Я писал об этом как-то. Или найденная в домашних залежах батина фляжка, с которой он ездил на охоту. А во фляжке грамм сто коньяку. Допил, вспомнил, помянул. Или недавнее - в тех же закромах нашел бутылек с одеколоном "Шипр".Советским еще. Открыл, понюхал и как живого увидал нестарого еще своего дедушку, который после бритья прыскает на себя этим самым "Шипром" из синего пульверизатора с красной резиновой грушей. А если его хорошо попросить, то может и нас с братом "освежить".

А вот буквально только что - прочитанное в каком-то тексте слово "кюфта". И - возвращение на пятьдесят с хорошим хвостиком лет назад. Начну по порядку - жили мы тогда в офицерском городке при воинской части, в лесу. Городок как в песне - улица в три дома, их правда четыре было, но разница невелика, правда? И в гости ходили без спроса.

Мелкота, за исключением девиц подросткового и близко к тому возраста, всегда кучковалась вместе. Старшие приглядывали за младшими, а приглядывать было необходимо. Среди мелких встречалась такая хулиганская отморозь, что только ой! Ну хотя бы малолетний сын еврейского и русского народов Мишка Фиш. Он в октябре мог усесться в покрытую ледком лужу и заниматься там своими важными делами. А в тридцатиградусный мороз напялив шапку и надев на себя шубку в валенках на босу ногу отправиться с голой жопой разыскивать свою запропавшую где-то мать. А уж то, что солдаты научили четырехлетнего Мишку курить  и материться само собой понятно. С нами же фиг покуришь - возраст не тот, курить нельзя вообще, а материться можно только старшим, мелкие же за это получали люлей.

Так что пока ребенок был в этой компании, родители могли очень уж сильно о его безопасности не волноваться. Жгут костер? Мелких близко не подпустят, одернут. Взрывают шифер в том костре? Самые младшие наблюдают со стороны. Плавят на костре свинец? То же самое. Главное, что никто никогда в костер патроны не бросает. Ну почти никогда. Пошли в лес? Ну и что? Во-первых далеко не зайдут, а во-вторых все ушли  и все вернутся - за этим старшие присмотрят. Старшие, правда, тоже лет двенадцати, не больше, но все таки!

Вставал вопрос пропитания этой оравы. Завтракали все дома, про обед я расскажу чуть позже, а вот ужинали так - шли к солдатской столовой и у повара выпрашивали жареную рыбу. У хлебореза же можно было выпросить поливитаминов из большой банки. Если витаминок было многовато, то после них горели щеки, уши и жопа. А еще ближе к вечеру случалось жгли костер и пекли картошку, после чего возвращались домой к настоящему ужину. Замурзанные до невозможности, но почти сытые.

Что же касаемо обеда... Такого как в городе - Коля, домой, обедать, Таня, домой, Юра, домой - не было. Обычно та из офицерских жен, возле чьего дома в данный момент кучковалась наша компания, зазывала на обед всех присутствующих, человек семь-девять обычно.  Там и кормились все. Без особых разносолов, но сытно. Хотя, конечно, готовили все по-разному. Кто-то вкусней, кто-то так себе. Вне конкуренции была тетя Света. Вот там-то, в их доме я и попробовал этот самый суп-кюфта, долму, пахлаву и много еще чего. Тетя Света была родом из Баку и в их доме вообще был маленький Азербайджан - помимо южной еды ковры на полу и стенах и вместо тапок неожиданные чувяки. Я тетю Свету вообще долгое время считал азербайджанкой. Что блондинка - так красится, а что Света, так может она Салиха какая-нибудь или вообще Саадат. Потом уж мама мне объяснила, что она настоящая Света и настоящая блондинка. Просто родом из Баку. И родители оттуда. И родители родителей.

Так вот слово кюфта включило машину времени. В очередной раз.

Вот бывает так иногда - есть у тебя что-то, но если ты это что-то отдашь другим, то меньше у тебя не станет. Это сейчас я о книге, о которой хочу вам рассказать. Для меня она точно входит в десятку, а то и в пятерку лучших книг из того немалого количества, что мне довелось прочесть за свою жизнь. А прочел я ой как много! Несколько тысяч - точно.А о Великой Отечественной это пожалуй что и лучшая... А какой великолепный русский язык у потомка прибалтов и шведов, русский настолько, что русее и не бывает! Итак, "Сестра печали"

Начало (почти) вот -

"…Истинно вам говорю: война — сестра печали, горька вода в колодцах ее. Враг вырастил мощных коней, колесницы его крепки, воины умеют убивать. Города падают перед ним, как шатры перед лицом бури. Говорю вам: кто пил и ел сегодня — завтра падет под стрелами. И зачавший не увидит родившегося, и смеявшийся утром возрыдает к ночи. Вот друг твой падает рядом, но не ты похоронишь его. Вот брат твой упал, кровь его брызжет на ноги твои, но не ты уврачуешь раны его. Говорю вам: война — сестра печали, и многие из вас не вернутся под сень кровли своей. Но идите. Ибо кто, кроме вас, оградит землю эту…"

А кончается так -

"От того, что я не видел, как ее убило, и даже не знаю, где она похоронена, я не могу представить ее себе мертвой, я помню ее только живую. Она живет в моей памяти, и когда меня не станет, ее не станет вместе со мной. Мы умрем в один и тот же миг, будто убитые одной молнией.И в этот миг для нас кончится война."

А между этими двумя цитатами история любви детдомовца и домашней девочки, великая и страшная война, блокада, Питер, величественный и до боли родной, как будто я сам прожил там всю жизнь.

Смешного - полно. Ну как вам например гардеробщица техникума, где учился главный герой, Чухна, слегка придурошная тетя Марго, которая до революции была раскаянкой, то есть жила в «Убежище для раскаявшихся девиц, основанное попечением Великой княжны Вильденбургской».

Когда в Питере стало голодно, то раскаянки разбежались и в большинстве своем вернулись к прежней профессии. Впрочем тетя Марго о ней и не забывала никогда, недаром она хвасталась - «Тут у нас графы, князья почем зря бывали,  Сам товарищ Распутин на моторе приезжал, смотр самодеятельности проводил. Я на столе в одних кружевных панталонах танго „Сатаник“ плясала…»

Друзья-детдомовцы, соседи, преподы, соученики каждого из которых видишь как живого.

Нежность, голод, любовь, память... Время, показанное без прикрас. Ни тем, кто хает Союз, ни тем, кто его превозносит как рай на земле, этот текст пожалуй что не зайдет. Тут правда.

Я попросил дочь, которая живет сейчас в Питере, в паре десятков минут ходьбы до аптеки Пеля, с которой многое в книге связано, зайти туда и оставить пару красных роз в память того, что не было наяву, но все равно, все равно было...

Я прочитал книгу эту лет в двадцать и вот уже больше сорока лет перечитываю ее по крайней мере раз в год.

Планировали снять по ней фильм, но не сложилось что-то. С другой стороны, пусть лучше никакого фильма не будет, чем какая-нибудь фигня, какой много сейчас.

Еще раз повторяю - Вадим Сергеевич Шефнер. "Сестра печали"