VampiRUS

Если в твоём городке живет писатель, ты поневоле будешь знать его в лицо, хотя бы потому, что население городка, в котором ты живешь, гораздо меньше, чем его тиражи. А для местной газетенки это означает, что информацией о Викторе Степановиче Кровном иногда можно заполнить свободное место, чтобы не печатать идиотский блок с надписью «здесь могла бы быть ваша реклама» или очередной рецепт консервированных огурцов в рубрике «бабушкины секреты», спертый с какого-нибудь кулинарного сайта.

Поэтому все, кому более-менее регулярно попадал в руки «Рудожский вестник» не только для того, чтобы порезать на газете селедку, так или иначе знали Кровного по фото, которое обязательно размещали в правой верхней трети статьи. Не для того, чтобы городок знал своего героя в лицо, а для того, чтобы занять большую площадь и писать меньше предложений. Это было понятно и по крупным буквам и по межстрочному интервалу и ещё по куче признаков. Когда газета финансируется городской администрацией, а главного редактора не волнует ничего, кроме коньяка, работать в ней, в конце концов, остаются те, кто не желает сильно напрягаться, но умеет создавать видимость работы, лениво поддерживая объем полос, чтобы пригодный к распилу бюджет не сократили в следующем квартале. Шаблонные фразы, описывающие ярмарку, ДТП, количество пожаров за неделю, принятые на заседаниях городской управы решения и прочую отчетность по количеству замененных ЖЭКом труб, покрашенных к Первомаю бордюров и так далее.

Нельзя сказать, что книги Кровного составляли серьёзную конкуренцию тому же Сергею Лукьяненко или Олегу Дивову, но свой хлеб он зарабатывал честно, развлекая своих читателей и удерживая напряжение до последних строк. Его книги не провисали на каких-то эпизодах, были динамичны, изобиловали живыми диалогами, читая которые понимаешь, что в реальности люди говорят именно так. Его герои даже матерились к месту. Говорят, он даже отказался от приличного процента прибыли в обмен на то, что обсценную лексику в его произведениях не будут «запикивать» звездочками.

Из года в год, к его дню рождения в газете выходила статья о «нашем выдающемся земляке, не только прославившем наш маленький город, но и не уехавшем жить куда-нибудь в Москву, а оставшемуся в родном городе Рудож». О Кровном обязательно писали, когда у него выходила новая книга, естественно, не забыв начать с того, что это наш выдающийся земляк, который…

В общем, когда он присел рядом со мной на лавку в городском сквере, я его сразу узнал. И сразу понял, что он пьян. Не настолько, чтобы не вязать лыка, но достаточно, чтобы изливать спутанный алкоголем поток мыслей на незнакомого человека. По крайней мере, так я подумал сначала.

– Вы верите в сверхъестественное? – без предисловий спросил меня Кровный, бесплодно чиркая зажигалкой у кончика слегка помятой сигареты.

– В сверхъестественное? – переспросил я.

Защитная реакция многих состоит из таких вот переспрашиваний, дающих мизерную фору во времени, чтобы попытаться оценить обстановку и подобрать ответ, не усугубляющий ситуацию. Потому что, как показывает практика, такие вот внезапные подпитые собеседники зачастую бросаются в драку на ровном месте. Ведь каждому доводилось видеть, как желание поговорить с незнакомцем по душам внезапно трансформируется в желание отстоять какую-то, известную только самому выпивохе правоту.

– В сверхъестественное, – подтвердил Виктор Кровный.

– В смысле, в сверхъестественное? – переспросил я, размышляя, стоит ли продолжать разговор со знаменитостью, если он завязывается так странно.

– Ну да, в сверхъестественное, – писатель ещё несколько раз чиркнул зажигалкой и наконец-то подкурил. – В ангелов, бесов, домовых или в пиковую даму, которую можно призвать через зеркало. В бога, в дьявола, в ктулху, макаронного монстра, – он ещё раз затянулся и подытожил: в то, что нельзя объяснить с научной точки зрения.

– Не знаю, – пожал я плечами. – Наверное, нет.

– Жаль, – пробормотал писатель и затянулся ещё раз. – Очень жаль, – повторил он, выпуская в воздух струю дыма.

– Почему жаль? – спросил я. Мне становилось любопытно. Вдруг Кровный сейчас расскажет мне синапсис своего нового романа? Может, его, пьяного, посетила идея и ему срочно нужно на ком-то её «обкатать»? Писательский зуд или как оно у литераторов называется?

– Потому что оно существует, – сообщил Кровный и замолчал, будто раздумывая, объяснять ли мне, почему он так считает.

Некоторое время мы сидели молча. Он курил, пьяно уставившись в никуда, а я ждал, размышляя о том, что пьяных иногда тянет поговорить о какой-то чепухе, за которую трезвому становится стыдно. Писатель не казался агрессивным. Скорее, озабоченным какими-то своими заморочками, которые на поверку и яйца выеденного могли не стоить. Поэтому, спустя пару минут тишины, я сказал:

– Мне кажется, сверхъестественное люди видят там, где им не хватает знаний.

Кровный повертел головой в поисках урны, но не нашел её и аккуратно положил окурок на край лавочки. Затем достал из внутреннего кармана плаща флягу, открутил пробку и запрокинул её, отпивая. Кадык писателя дважды дернулся, после чего он, не закручивая крышки, протянул флягу мне. Я отрицательно покачал головой и Кровный, пожав плечами, спрятал флягу во внутренний карман, а затем без вступлений и довольно буднично принялся рассказывать:

– Когда он появился впервые и сказал «Давай поиграем», я с радостью согласился. Мне было скучно. Садик в тот день не работал, родители – наоборот, работали, а бабушка, заботам которой меня перепоручали в таких случаях, как обычно, опрокинув пару-тройку бокалов вина, посапывала на диване. Я уже несколько раз отправлял солдатиков в атаку, разрушая крепость из кубиков. Новенький альбом был изрисован домиками, машинами, самолётами и моя детская непоседливость требовала чего-то нового. Поэтому я согласился поиграть, – сказал Кровный и внезапно перескочил на другую тему: – Когда-то, давным-давно, ещё будучи юношей, я написал рассказ. Не рассказ, так, зарисовку даже. Искать её не нужно и читать не обязательно. Я вам коротенько перескажу. Этого коротенького пересказа должно хватить для понимания мысли, которую я пытаюсь донести.

Мой собеседник почесал указательным пальцем переносицу. Глаза его при этом всё также смотрели куда-то сквозь пространство, словно пристально разглядывая то, что собирался мне рассказать.

– Там у меня главный герой напивается вдрызг и решает покончить с собой первым пришедшим в его голову способом – прыгнуть с крыши. И вот, герой заходит в первую попавшуюся высотку и в лифте жмет кнопку верхнего этажа. Но, буквально на втором лифт останавливается и в кабину входит девушка, с которой они застревают. И в процессе вынужденного разговора, время-то как-то убивать нужно, девушка догадывается о намерениях парня. Лифт трогается, она выходит на своём этаже, а парень поднимается дальше. Но девушка не идёт в квартиру, а немного выждав, поднимается за главным героем на крышу. В общем, она разговаривает с ним и убеждает его не прыгать. Они, спускаются в лифте до первого – девочка его как бы провожает и возвращается на свой этаж. Парень выходит из подъезда, закуривает и слышит внутри грохот. Трос оборвался, система защиты не сработала и девушка гибнет.

Писатель снова полез за сигаретами.

– Я не помню у вас такого рассказа, – сказал я, доставая зажигалку и протягивая ему.

– Естественно. Потому что он был написан ещё лет в семнадцать-восемнадцать и опубликован под псевдонимом на каком-то зашатанном форуме. Сопливая история, каких сейчас в интернете сотни тысяч. И я бы не вспомнил о ней, если бы не переехал в шестнадцатиэтажку незадолго до того, как получил первую половину гонорара за свой первый роман.

Кровный вновь затянулся. Я молчал, ожидая, когда он продолжит и он продолжил.

– Сумма была не такой уж и большой, но её хватило для первого взноса по ипотеке. Я въехал в подъезд одним из первых. И однажды, как и в моём рассказе, лифт оборвался с девушкой внутри. Грохот в подъезде, попытка выяснить, что случилось, скорая, МЧС, милиция… – Кровный тяжело вздохнул. – И пьяный парень, стремившийся помогать, которого МЧСники не пускали к месту трагедии. Когда увезли труп, я подсел к нему, уже не плакавшему, не истерящему, а молча курящему сигарету за сигаретой. Мы разговорились. Представляете, молодой человек, этот парень, как и герой моего забытого рассказа, собирался спрыгнуть с крыши, но девушка, живущая на двенадцатом, его отговорила. Точно так же проехала с ним на лифте до первого. Точно также поехала на свой этаж, и точно также оборвался трос. Тогда что-то мелькнуло в моей памяти, какие-то неясные образы из детства. Окно, какие-то люди за окном, я, смотрящий на них и ощущение веселья, от которого я ужаснулся в тот момент. Ну, представьте себе, такая трагедия, а я вспоминаю, как мне было в детстве весело…

После этих его слов я снова подумал о тестировании какой-то новой идеи на мне, и ощутил некоторое любопытство: куда заведет то, что собирается мне рассказать мой нечаянный собеседник? Но, как оказалось, до финала было далеко. История только начиналась.

– Я тогда подумал, что жизнь странная штука. Мне, вот, пришла вторая часть гонорара, а у кого-то горе. А ещё я вспомнил, что у меня почти до первого класса был воображаемый друг. Его звали «Сочиняй». И, когда он приходил, мы играли с ним в игру, которую он назвал так же, как и себя, – внезапно перескочил на другую тему Виктор Кровный. Точнее, на тот момент мне казалось, что перескочил. – Мы смотрели в окошко и он выбирал, про кого из проходящих внизу людей сочинять. Было смешно представлять, как вон тот дяденька, придя домой, поскользнется на собачьей какашке. Или вон та тетенька не донесет банку с молоком и жахнет её о ступеньку подъезда, потому что лифт работать не будет и ей придется подниматься пешком. Было смешно представлять, как за пробегающим мимо окна мальчишкой увяжется бродячая собака и будет гавкать и нестись за ним, пугая своим лаем и заставляя его испуганно кричать. Сочиняй был странным воображаемым другом. Если, конечно, бывают не странные воображаемые друзья.

Кровный положил потухший окурок рядом с первым и полез в карман за следующей сигаретой. Я вновь поднес ему огонек своей зажигалки со словами:

– У многих были воображаемые друзья. И они исчезают, когда мы взрослеем. Психологи утверждают, что это свойственно всем детям. Просто большинство, взрослея, забывают о своих выдуманных друзьях. А вы – писатель. У вас, наверное, фантазия более развита. Поэтому вы и помните своего воображаемого друга.

Кровный снова полез за флягой. И в этот раз сначала предложил мне. Фляга была массивной – гораздо больше, чем на двести пятьдесят грамм, на ней был кожаный чехол с инициалами «В.К». Наверное, читатели подарили, подумал я, отрицательно мотая головой и глядя, как писатель прикладывается к фляге, возвращает пробку на место и снова прячет флягу во внутренний карман.

Он сделал несколько затяжек с всё тем же выражением лица, смотрящего куда-то мимо реальности, а затем продолжил:

– Второй раз я вспомнил о Сочиняе спустя пару лет, когда в соседнюю квартиру вселились новые жильцы. Дело в том, что ещё в одном рассказе, написанном в семнадцать-восемнадцать лет, по сюжету, парень знакомился с девушкой и в процессе общения выяснял, что она немного не в себе. Она иногда заговаривалась, путала падежи, переключалась с одного на другое, начисто забывая, о чем говорила минуту назад. И каждый раз героиня рассказа отшучивалась тем, что это её личный путаник так проказничает.

– Путаник? – переспросил я.

– Ну да, – кивнул Кровный и поспешил заверить: – Сейчас вы всё поймете, молодой человек. В общем, поначалу парень думает, что девушка отшучивается, но в ходе повествования ему становится ясно, что у героини проблемы психикой и она уверена в том, что Путаник – некая сущность из параллельного мира, которая питается её рассудком. Парень планирует отвести её к психиатру и просчитывает варианты, как сделать это ненавязчиво, чтобы лишний раз не тревожить идущую в разнос психику девушки. Но однажды придя к ней в гости, видит её, окончательно сошедшую с ума, а рядом странное существо с кучей щупалец. Щупальца мерзко шевелятся, а некоторые из них уходят внутрь головы девушки. Глядя на это, парень, естественно, пугается, но не находит в себе сил сделать что-либо. Потому что чувствует, как смешиваются его собственные мысли, как спутываются падежи и ускользают значения слов. Точь-в-точь как и у его подруги. Ну, понимаете, да? В последних строках рассказа выясняется, что то, что главный герой считает фантазией больной девушки, оказывается реальностью.

– Ага, – кивнул я, – пытаясь припомнить, читал ли у Виктора Кровного что-то похожее.

– Этот рассказ тоже был опубликован в сети и под псевдонимом, – упреждает мои вопросы Кровный. – До того, как я стал публиковаться на бумаге. Представьте себе, молодой человек, в какой ступор я впал, когда в один прекрасный день заговорил с соседкой, Валентиной, а она, в разговоре со мной стала путать падежи?

Я слушал, отмечая то, как подает информацию писатель, и всё больше склоняюсь к мысли, что на мне проверяют синопсис будущей книги.

– Что бы там у неё ни было, но оно прогрессировало, и уже спустя где-то полгода с ней было очень сложно разговаривать, – продолжает Кровный, выпуская очередную струю дыма из лёгких. – Все улыбались ей, напрягали извилины, чтобы понять, что именно она хотела сказать. Более смелые говорили прямо: «обратись к доктору». Но Валя грустно улыбалась и, мотая головой, повторяла: «испутываюсь» или «уплетаюсь», а иногда «потреиваюсь», что, по видимому, должно было означать, что она не сможет объяснить доктору причину, по которой пришла из-за того, что путается. А чего там объяснять? И так ведь всё понятно.

Какое-то время Валя ходила с магазин со списком того, чего нужно, чтобы не разговаривать с продавцом. А потом пропала куда-то. Говорят, её забрали к себе родственники. И, как это бывает, продали квартиру молодой паре. Или начали сдавать. Но, не в этом дело. Дело в том, что иногда, встречаясь с мужем из этой пары, мы разговаривали. Ну, как это бывает, докуриваешь сигарету, чтоб в подъезде не чадить, а тут сосед выходит и тоже закуривает. И начинается диалог обо всём и ни о чём:

– Привет, сосед! Видал вчера, как наши сыграли?

– Так я не смотрю.

– Не фанат?

– Телевизора нет.

– А как ты без телевизора?

– А зачем он мне, если всё в интернете можно посмотреть?

Ну и так далее.

Виктор несколько секунд помолчал, вертя в руках потухший фильтр от сигареты, а затем продолжил.

В тот день, когда я получил уведомление о переводе на мой счет гонорара за второй роман…

– «Вирус в стиле ретро»? – уточнил я. Потому что именно с этого произведения начал знакомство с его творчеством.

– Да, он самый, – кивает Кровный, кладя окурок рядом с первыми двумя. Так вот, когда я получил уведомление о переводе, в ознаменование очередного завершенного этапа работы решил купить коньяка и отметить это дело. А возвращаясь домой, остановился у подъезда, докурить. Именно тогда я заметил, что и сосед путает окончания слов. Понимаете? В точности как девушка в моём рассказе, как Валя, в квартире которой он теперь жил со своей женой.

Кровный полез в карман за четвертой сигаретой, а я, уже привычно, за зажигалкой.

– Казалось бы, это безобидные оговорки и все мы иногда говорим «барелка тарща» вместо «тарелка борща» или «малакет пака» вместо «пакет молока», – продолжил писатель, подкурив. – Но сосед, как и Валентина, оговаривался немного иначе. «Угости сигаретовкой», мог сказать он, или спросить «Скольковое время?». Я вспомнил написанный мною рассказ, но отмахнулся от этих мыслей. В мире семь миллиардов человек и с каждым происходят какие-либо события, каждый раз комбинируясь по-новому. Так почему бы этим событиям случайно не сложиться так, как я нафантазировал много лет назад? Мало ли в мире совпадений?

Я слушал Кровного и думал о том, что его история начинает затягивать. Да и рассказывал писатель увлекательно, хоть и был немного пьян. Мне показалось, что вопрос о воображаемом друге нужно задавать именно сейчас. Как-то ведь он должен был быть связан с тем, что Кровный мне рассказывал.

– Так а ваш воображаемый друг-то при чём? – спросил я, надеясь, что не путаю писателю мысли.

В этот раз писатель не смотрел в пустоту, не собирался с мыслями, а стал рассказывать сразу.

– Тогда, когда до меня дошло, что ситуация с соседом очень напоминает один из моих ранних рассказов, я снова на несколько мгновений ощутил себя мальчишкой, сидящим на подоконнике и придумывающим, что случится с людьми, спешащими по своим делам. И вспомнил Сочиняя, который приходил ко мне, когда я оставался один, или когда оставленная присматривать за мной бабуля напивалась и засыпала перед телевизором. Лет до пяти. А может и до шести. Не помню точно. Помню только, что в школу я ещё не ходил. Вспомнил я и тот день, когда Сочиняй сказал, что уходит. Последняя встреча промелькнула перед глазами во всех деталях. Я вспомнил, о чем мы с ним договорились тогда. Точнее, на что я согласился.

Кровный снова достал флягу, снова открутил крышку и приложился к горлышку, запрокинув флягу почти вертикально. Его кадык дёргался до тех пор, пока фляга не опустела, после чего, морщась, Кровный аккуратно положил её на лавку, рядом с окурками, сделал несколько вдохов через нос и продолжил:

– Можете мне не верить, молодой человек, но то, что я собираюсь рассказать вам дальше – не плод моего взбудораженного коньяком воображения и не концепция новой книги. Это имевшие место события и мне неважно, что вы подумаете о Викторе Кровном, пока Виктор Кровный будет продолжать свою историю. В конце концов, можете списать всё на моё психическое здоровье. Точнее, на него отсутствие.

– У каждого свои тараканы и до тех пор, пока они не мешают другим, – сказал я, разводя руками и надеясь, что он не истолкует мои слова в негативном ключе, – не вижу повода не дослушать до конца.

На самом деле меня удерживало любопытство иного рода. Единственной знаменитостью, которую я видел на расстоянии вытянутой руки, был Валерий Кипелов, у которого я брал автограф под пристальным взглядом охранников, в очереди таких же, как и я, фанатов старой доброй «Арии». И там было не до разговоров. Ты подходишь, кладешь на стол буклет или диск, просишь «Подпишите Сергею». Он пишет маркером имя, делает росчерк и вещицу, которую ты ему подсунул, тут же возвращают тебе, ненавязчиво направляя тебя на выход, потому что таких же, как ты, за дверями ещё человек сто. В пятнадцать лет это очень круто, но совсем не то, чего хотелось бы от знаменитости.

А здесь, спустя столько лет, возможность не просто получить автограф, а поговорить с известным человеком, послушать, как он излагает свои мысли, даже если он пьян и его история звучит немного странновато. В конце концов, говорят, что все творческие люди немного со сдвигом. Наверное, это и было той самой причиной, по которой я его слушал – мне хотелось вживую увидеть, на что могут быть похожи сдвиги творческого человека. И Виктор Кровный, автор девяти романов, каждый следующий из которых становился популярнее предыдущего, кажется, оправдывал мои ожидания.

– Прежде чем исчезнуть, Сочиняй спросил, не хочу ли я, когда вырасту, зарабатывать деньги тем, что выдумываю что-то.

– Как тогда, когда мы играем? – спросил я Сочиняя.

– Как тогда, когда мы играли, – поправил меня он.

Я, хоть и был мал, уже знал, что мама и папа уходят утром на работу, чтобы прийти вечером с денежками. Но родители всегда приходили с работы усталыми и очень часто нервными. А мне не нравилось, когда мама или папа были раздражены. Но, я уже знал, что мир так устроен, что деньги, которые люди получают на работе, можно обменять на сладости и игрушки.

– Моя работа будет выдумывать? – спросил я.

– Твоя работа будет выдумывать, – подтвердил Сочиняй. – Как тогда, когда мы играли, представляя, что может приключиться с теми людьми за окном. Только тебе нужно будет придумывать и самих людей и то, что будет с ними случаться. Но самое интересное не в этом.

– А в чем? – спросил я Сочиняя.

– Самое интересное в том, что сочиненное тобой будет сбываться, – сказал мне мой воображаемый друг.

– Тогда мне казалось, да и сейчас я думаю, что получать деньги за то, что фантазируешь – это работа мечты. Мало того, что ты купаешься в собственных фантазиях, так ещё и получаешь за это деньги. И я согласился. Я не подписывал никаких бумаг кровью, я не повторял никаких клятв трижды. Я просто согласился с тем, что буду выдумывать и получать за это деньги. И вы знаете, молодой человек, хоть этот разговор и стерся из моей памяти со временем, Сочиняй не обманул – к одиннадцатому классу школы я начал писать рассказы. Но я не помнил, что он меня не обманул, потому что к тому времени память стерла воображаемого друга и вряд ли бы подбросила воспоминания о нем, если бы написанные мной истории не стали оживать.

Я бы не продвинулся дальше рассказов, развлекающих посетителей различных окололитературных форумов, если бы издательство не нашло меня само. Так бы и писал коротенькие рассказы, участвовал с ними в конкурсах различных сайтов без особого успеха. Представители издательства нашли меня сами и предложили написать что-то посущественнее. Никто не говорил о контракте, не обещал гарантированный гонорар или что-то подобное. Просто один из менеджеров «Книжной стражи», издательства, которое со мной с тех пор сотрудничает, похвалил стиль изложения и сказал, что я мог бы этим зарабатывать, если бы набрался терпения, создал историю тысяч на четыреста знаков, а потом предложил её издательству. И я попробовал. И рукопись приняли.

Кровный похлопал себя по карманам, вспоминая, в который положил пачку сигарет, нашел, достал ещё одну сигарету и, отказавшись от моей зажигалки, подкурил от собственной. Несмотря на ощутимое алкогольное амбре, казалось, что он, наоборот, стал трезвее.

– И вот, когда получил гонорар за «Дальше только кровь…», упал лифт. Когда получил гонорар за «Вирус в стиле ретро» – понял, на что похоже случившееся с соседкой и той парой, которая переехала в квартиру им на смену. Потом был гонорар за «Пятна на зрачке» и стрелявший из окна противоположного дома мужчина.

Я кивнул. О свихнувшемся мужике, расстрелявшем в новом микрорайоне двенадцать человек, я читал в газете. Отставной военный, имевший контузию, в какой-то момент слетел с катушек, достал винтовку и принялся снимать одного за другим, всех, кто попадал в перекрестье прицела. Живым его не взяли. А главное, чёрт побери, я понял, с каким рассказом Кровного это событие соотносится. Никто не провел параллелей, потому что в рассказе события происходили на другой планете, стрелял планетарный десантник, которого отторгла и забыла система, после того, как в галактике настал мир. В рассказе было двенадцать жертв. И стрелок из Рудожа положил двенадцать человек.

– Читали? – уточнил писатель.

– Да, – кивнул я, думая о том, что неплохо было бы завтра сходить в редакцию и полистать подшивку, предварительно пошерстив по сети рассказы, с которых начинал свой путь Виктор Кровный.

– Платой за «Танец сознания», помимо заработанных денег, естественно, стало исполнение сюжета рассказа «Мстящая мстящей», о девушке, которая…

– Отравила свою бывшую любовницу за то, что она переспала с её нынешнем сожителем, – подхватил я.

Кровный кивнул.

– В рассказе, как вы помните, мужчине пришлось закапывать трупы обеих…

– Дело Терещенко? – осененный догадкой воскликнул я.

– Именно.

Городок у нас маленький и новости расходятся гораздо быстрее, чем выйдет свежий номер «Рудожского вестника» с официальной версией случившегося за неделю. Поэтому только слепо-глухо-немой мог быть не в курсе этой истории. Чёрт, да ведь сюжет рассказа «Мстящая мстящей» копировал дело Терещенко один в один. Только вот, если мне не изменяет память, рассказ был написан задолго до того, как подобное произошло в нашем городке.

– Так было и с «Повторяющимся миром» и с «Цепью без звеньев»… В тот день, когда деньги за роман становились моими, сбывался один из рассказов. И знаете что? Я нашел закономерность, в которой это происходит. Если выстроить рассказы, написанные мной, в хронологическом порядке, то реальностью становятся события каждого седьмого. Но есть проблема… – писатель замолчал на полуслове.

– Проблема? В смысле? – спросил я.

Это, наверное, лучший способ показать, что ты поддерживаешь беседу, когда от тебя ждут какой-то реакции. Переспросить, добавив это самое «в смысле».

– Проблема в том смысле, что рассказы закончились и следующим, седьмым по счету произведением будет мой роман «Дальше только кровь…». Вы его читали? – спросил писатель, вставая с лавочки и доставая из кармана смартфон.

– Читал, – кивнул я.

– Тогда должны знать, о чем он.

Я знал. И от этого знания мне стало немного не по себе.

Да, это была мистика, фантастика, потусторонщина, то, чего не бывает в нашем мире. Но то, что успел рассказать Кровный за время нашей встречи, подготовило меня именно к такой реакции на его слова.

Сюжет «Дальше только кровь…» был банален. Книг с таким сюжетом сотни, может даже тысячи: люди замечают в небе некий светящийся объект, который опускается на землю из космоса и приносит в наш мир смерть. Люди сходят с ума, становятся агрессивными, убивают себе подобных, едят друг друга, закапывают живьём, стреляют, режут, вешают…

– Думаю, они уже летят. Сегодня я получил гонорар за свой последний роман, – ответил писатель и хихикнул так, как это делают повредившиеся рассудком люди, после чего, не оглядываясь, пошел вдоль по аллее.

Я смотрел ему вслед и думал, что в его словах правда, а что вымысел и в здравом ли он уме? По всему выходило странно. С одной стороны, названные им рассказы, так или иначе, походили по сюжету на события, с которыми писатель их связывал, а с другой… Люли очень часто подгоняют случившееся под ту картину мира, которая им более удобна, более привычна.

Нет, всё-таки нужно будет попасть в редакцию «Рудожского вестника» и полистать подшивку. Но перед этим повнимательнее изучить раннее Творчество Виктора Кровного – те самые рассказы, о которых он говорил.

Уже вставая с лавочки, я заметил флягу писателя и выложенные в ряд окурки. Наверное, всё-таки, он немножко не дружит с головой, подумал я, повертев пустую фляжку в руках и положил её в карман, подумав, что это отнести флягу Кровному домой – неплохой повод встретиться с писателем ещё раз.

***

Было далеко за полночь, когда я оторвался от экрана ноутбука и вышел покурить на балкон. Оцифрованная версия архива «Рудожского вестника» нашлась в сети, на официальном сайте газеты. Рассказы, написанные Кровным под псевдонимом, тоже не составило труда найти. Я как раз закончил читать рассказы, которые ранее не попадались, а также, выписал даты релизов всех девяти романов. Оставалось прошерстить те номера газет, которые по датам приходились на время выхода в свет романов и найти события, повторяющие сюжеты рассказов. И перед тем, как начать это делать, я решил, что стоит слегка проветрить мозги.

Я делал третью или четвертую затяжку, когда с небес на землю потянулись нити ослепительного света, которые таяли, достигая земли. Зрелище было завораживающим, не похожим ни на одно из явлений природы и от этого жутким. Огненные полосы падали и там и здесь, и в соседнем дворе и где-то возле новостроек. Казалось, эти нити-лучи пронизывают все видимое пространство, словно редкие светящиеся дождевые капли. Их были сотни. А может, тысячи. Где-то зазвенело разбитое стекло. Ещё откуда-то раздался грохот, эхом отразившийся от зданий и уступивший место автомобильной сигнализации. Кто-то закричал в соседнем дворе. Парой этажей выше завопила, срываясь на хрип, женщина и тут же серое пятно с визгом пролетело мимо моего балкона вниз, глухо шлепнувшись на клумбу.

Кто-то заорал благим матом. С той же стороны, откуда верещала автомобильная сирена раздался выстрел, донеслось испуганное «Не надо!» и ещё один выстрел. Во двор влетела легковая машина и не сбрасывая скорости впечаталась в стену. Город будто пробуждался, вытаскивая из сна какой-то глобальный, необъятный кошмар. И пробуждение это не сулило ничего хорошего.

Я подумал о том, что возвращать Кровному флягу смысла уже нет.

© VampiRUS

уведомления в телеге о свежих историях → https://t.me/nokidtales

Чё-т я приболел. Вот той самой простудой, когда кашлять не кашляешь, а в носу сопли аж кипят и в глаза как будто песочка насыпали мелкозернистого. Обмотался пледами, объелся таблеток всяких и лежу, вот, чаёк горячий из термокружки попиваю. Вспоминаю разное.

Например, как лет пятнадцать назад Бублик, полудурок, знакомую общую от такой же простуды народными средствами лечил.

Вообще, если бы за долбоебизм давали звания, Женя б получил генералиссимуса сразу же. Без возможности разжалования. Пожизненно. С правом передачи звания по наследству, до седьмого колена. Хотя, на момент совершения всех этих своих подвигов на ниве идиотии, затеи не кажутся такими уж идиотскими, но выливаются почему-то в дикий абсурд с элементами сюрреализма.

В общем, заболела у нас общая знакомая. Деваха веселая, за любой кипиш ратующая и во всяких начинаниях участвующая на равных, от поездок автостопом на какой-нибудь рок-фестиваль до кидания табуреток с балкона четвертого этажа, чтоб выяснить, кто за догонкой пойдет. Там с этими табуретками вообще странно получилось. Типа, чья меньше всего разобъется, тому и за догонкой идти. Но об этом я как-нибудь в другой раз расскажу.

Короче, заболела Юлька и в состоянии коматоза простудного позвонила Бублику, мол, принеси таблеток из ближайшей аптеки.

– Не сцы, Юлька, – говорит, – мы тебя на ноги поднимем за пару часов! По моему личному рецепту, из поколения в поколение передающемуся.

И трубку положил.

Взяли мы литр дедовского самогона, банку варенья малинового, купили несколько шариков гелиевых, торт, типа, для поднятия настроения пациентки и попиздили ремонтировать Юлю.

Впустило нас это чудо, укутанное в одеяло, с таким выражением лица, будто её всю ночь заставляли не моргая на стробоскоп смотреть.

– О, – говорит, – а шаики дакуя? – гундосит.

– Это, Юленька, для настроения, – объясняет Бублик. – Ты, главное, безоговорочно мне верь и всё будет пучком.

– Да я дада, то для дадрадения, – гундосит Юля. – Дотик, эда било, но вы даблетак бне дайте.

И голос такой, что любой переводчик боевиков видеокассетных позавидует. Нос-то заложен наглухо. И интонации, как у заскучавшего Батхеда МТВшного.

– Какие нах таблетки? Мы и не заходили за ними, – говорит Бублик. – У меня метод с гарантией, дедовский. Ни разу не подводил.

И в стакан уже самогон льёт, попутно красный перец молотый в нем размешивая.

Спрашиваю его:

– А перцовки не проще взять было?

– Не, – говорит, – не тот эффект.

И Юльке стакан протягивает.

Та смотрит с недоверием, а Женя уверенно так:

– Ща залпом бахнешь, потом под одеяло и потеть. А мы тебе бульончика наколдуем куриного, с луком и зеленью. Дед всегда так делал. Простуда за полдня аннигилируется.

Залпом Юлька самогон выпить не смогла. Ну, оно и понятно. Потому что дед у Бублика самогон, для крепости, видать, настаивает на портянках за свою долгую жизнь накопленных. А тут еще и перца красного чайная ложка. Так-то от самогона этого и опьянение мягонькое и настроение философское, но запах у него такой, что нашатырный спирт в сравнении с ним – вода родниковая.

Короче, осилила Юлька дедову бормотуху, в четыре или пять заходов, на глазах косея, мы её болезную в кровать уложили, одеялами укутали, а сами за бульон взялись, попутно проталкивая в себя дедову питательную жижу небольшими порциями.

Кастрюлька булькает на печке, в желудке булькает самогон – хорошо.

И тут Бублик узревает на подоконнике горшок с растением, похожим на ебальник крокодила, наизнанку вывернутый и вместо зубов у которого пипмочки скруглёные.

– О, бля! – говорит Бублик, – это ж каланхоэ!

– Какое-какое? – уже слегка вдатенький не понимаю я.

– Каланхоэ. Растение лечебное. Оно охуительно нос прочищает.

И объясняет мне, что сок из листиков этого растения надо выжать и в ноздри пациенту залить. Он тогда прочихается и, таким образом, очистит себе нос, чтоб дышать легче было.

– Давай заебеним!

Ну, я плечами пожал. Чо я-то? Я не в курсе. Если помогает, так чо б не заебенить?

Нащипал Бублик листиков этих, в марлю замотал, сока их них надавил и, в шприц набрал за неимением пипетки. Ну и залили мы Юльке в нос это дело, объяснив, что, мол, чтоб не гундосила, чтоб носом легко дышалось. Она уже пьяненькая в полудрёме, не особенно спорила.

Плюх в левую ноздрю, плюх в правую. И отдыхает дальше человек.

Бублик походил-походил возле кровати, на которой Юлька страдает, поглядел-поглядел на неё и спрашивает:

– И чего, в носу не зудит?

– Зхуали? – спрашивает Юля с таким же забитым носом, как и до процедуры.

– Бля, – говорит Бублик, – я читал, что они разных сортов бывают, лечебные и декоративные. Нам, наверное, декоративное попалось, – и руками разводит. – Сорян, Юльча, мы хотели как лучше.

А тут уже и бульончик сварился. Лука туда накрошили, зелени какой-то. Бублик, бля, и туда перца красного бахнул. Короч, принесли нашей страдалице, усадили её, прямо в одеяло закутанную, только руки вытащили, чтоб тарелку держать могла – сёрбай без ложки, прям через край, пока горяченькое.

А Юля прям растаяла. Видно, что плохо ей, кошмарит её простуда, но вместе с тем и приятно, что заботу проявляют два оболтуса.

– Дбасиба, – говорит, – бальчики, бы у беня баладцы.

И в лице меняется. Как будто расплачется вот-вот.

Мы, естественно, аж от гордости в плечах пошире стали, глядя на эту трогательную сцену. А Юля всё больше и больше лицо кривит… вот, бля буду, думали, плакать начнёт, себя несчастную жалеючи. Но хуй там булькал на пересечении сюжетных линий!

– А… – говорит она, тяжело вдыхая ртом.

– Да Юлька, ну ты чего, – успокаивает её поддатый Бублик. – Прекращай. Если б кто-то из нас заболел, ты бы точно так же…

– А-А-а… – говорит Юля, набирая воздуха в себя ещё больше.

– … потому что мы ж друзья, а друзья должны…

Что там должны друзья, она ему договорить не дала.

Потому что так чихнула, что весь бульон аж до стен разлетелся.

И лицо она кукурузила не потому, что её наша забота растрогала, а потому, что каланхое ебучее, с задержкой до еёных рецепторов через забитый соплями нос, наконец-то прорвалось и эти ебаные рецепторы пощекотало.

Всё в бульоне, все в бульоне, даже с потолка капает, а Юля, не дожидаясь, пока мы словесно свой ахуй как-то выразим, опять в тарелку:

– АПЧХУЙ!

Слава богу, уже в пустую.

– АПЧХУЙ! АПЧХУЙ! АПЧХУЙ!

И при каждом чихе так дёргается, что я невольно жду, когда ж у неё голова оторвется и в тарелку пустую, которую она в руках держит, упадет.

И продолжается это «апчхи», как зацикленный звук у диджеев в клубах. Ещё и при каждом чихе она пяткой по полу стучит, потому что всем телом дергается. Бит, блять. Апчх. Топ. Апчх. Топ. Апчх. Топ. Апчх. Только громко шопиздец, как будто льву ноздрю перышком пощекотали.

У Бублика с ебальника бульон стекает, а он лыбится и довольным таким голосом:

– А не, – говорит, – не декоративное. Лечебное каланхоэ.

Как мы стены отмывали, то отдельная история. Совсем не интересная.

На следующее утро Юля почему-то мне позвонила. Голос свежий, будто и не больная. Но грустный.

– Ебала я, – говорит, – ваши народные методы. Посрать с утра пошла, до сих пор такое ощущение, что огненный китайский дракон меня в жопу взасос поцеловал.

Ну, тут согласен. С перцем, наверное, переборщили.

Но помогло же!

Короче, я вот, сейчас, вспомнил эту историю и думаю, чего делать-то. За перцовкой жену отправить, каланхоэ поспрашивать у соседей или бульончиком горячим ограничиться?

Я переученный левша.

И во многом это удобно. Одинаково пишу левой и правой. Одинаково ложку и в левой и в правой держу, ножом пользуюсь хоть той, хоть этой.

Помогало очень. Будучи гемофиликом очень часто сталкиваюсь с ситуацией, когда один или другой локоть опухает и теряет подвижность. Так вот, развитая функциональность правой, при опухшей левой, очень хорошо выручает. И иньекции внутривенные самому себе пофиг какой рукой в какую руку делать.

Чего еще из плюсов... Ножницы пофиг в какой руке держать, поэтому ногти на обеих руках без выкрутасов состригаю. На рукавах рубашки пуговицы застегивать легко. Колоду тасовать, бриться с обеих сторон одинаково комфортно.Текст набирать одной рукой на смартфоне - пофиг, левой или правой (и той и этой опечатки одинаково проскакивают)

Но ловлю что-то, если рефлекторно, левой. Бросаю предметы точнее, тоже левой. Стреляю из воздушки одинаково косо и с левого плеча и с правого.

По тесту, когда руки в замок сцеплять надо, иногда большой палец левой сверху, а иногда - правой.

Меня батя без рукоприкладства переучал. Даже интересно было. То на слабо возьмет, типа, ты правой также ровно не сможешь написать. То предлагал на скорость писать, кто быстрее: он, правша - левой или я, левша - правой. Всякие конструкторы и мозаики в игровой форме, 10 деталек одной рукой, а десять другой собрать.

Да и объяснял доходчиво, почему неудобно будет, если левой (букв не видно, которые пишешь, осанка, потому что тетрадь из-за этого чуть ли не вверх тормашками и т.д.). Рассказывал, что не с любой стороны парты сидеть удобно, потому что локтями можем мешать друг-другу. Короче, доносил как мог, что это полезный навык.

Так что я, мне кажется, тот редкий случай, когда переучивание только на пользу пошло. Хотя, если вдуматься, то батя, скорее, не переучивал, а учил пользоваться обеими. Одна беда (может с этим и не связано), мне уже 41 год, а я до сих пор лево и право путаю.

В предыдущих сериях: Пролог, 1 и 2 главы, 3. Влипать в истории, 4. Кручиниться без фанатизма, 5. Не строить планов, 6. Быть в курсе

7. Прекратить умирать

– Последний рейд в Гнилые Горы был, мягко говоря, тяжёлым, – вздохнул Мариц.

– Но прибыльным, – запихивая в рот остатки пирожного и цапая с блюда новое, заметил Вайол.

– Тут не поспоришь, – кивнул старший темнодел. – Время там, как вы понимаете, принцесса, движется иначе. И иногда, уходя туда, мы возвращаемся в Сентерию спустя месяц, хотя проводим в Гнилых Горах всего несколько дней, а иногда, проведя там месяц, возвращаемся назад, и узнаём, что отсутствовали всего пару суток. В общем, последний раз мы провели там не менее полугода, а здесь прошла лишь неделя. Сами представляете, сколько можно успеть за полгода.

– Знакомо. Я целый год провела там, – принцесса неопределенно мотнула головой, – а вернулась сюда на несколько минут раньше, чем исчезла.

– Ну так вот, – кивнул Мариц, – за эти полгода или пару дней, смотря с какой стороны посмотреть, мы смогли собрать, некоторые предметы, среди которых был и «проектор забытых».

– Странноватое название.

– Оно точно передаёт суть работы устройства, – вновь вставил свои пять копеек Вайол, не отрываясь от еды.

– И… – замялась на мгновение принцесса, – в чём же эта самая суть?

– Проектор каким-то образом извлекает из нашей памяти тех, кого мы успели забыть, и материализует их.

– Вполне возможно, стирая с того места, где эти самые забытые находились, – подал голос молчавший до этого Шумми.

– И чем это может мне помочь?

– Может, вам каким-то образом забыть отца, чтобы проектор воспроизвел его здесь?

Идея была настолько привлекательной, что принцесса Юля от волнения стала рассуждать вслух в не так давно приобретенной витиеватой манере.

– Возможно, если я обращусь с просьбой к лекарю Тилю, имеющему широкий спектр знаний из медицинской сферы, базирующийся на практическом применении в военно-полевых условиях, то, вполне вероятно, он сможет высчитать необходимое усилие для нанесения вынужденной травмы моей черепной коробке и её содержимому для того, чтобы помутнение памяти позволило мне забыть отца.

Вся троица темноделов изумлённо открыла рты. А Вайол застыл с не донесенным до рта пирожным. Принцесса, будто и не заметив реакции собеседников, продолжила рассуждать:

– Однако, учитывая непредсказуемость реакции серого вещества, расположенного в любой черепной коробке, о коем сам Тиль неоднократно упоминал не только в беседах, но и в написанных им трактатах, стоит предположить, что данная методика может привести к полной потере памяти. Как следствие, использование «проектора забытых» позволит материализовать не только ныне живущих, но и всех остальных, кого я забуду, включая успевших умереть. Не думаю, что помимо папеньки я готова лицезреть перед собой некоторое количество давно покойных. К тому же, меня терзают смутные сомнения в том, что помимо прочего я увижу и издохшую в далёком детстве канарейку, несомненно являющуюся причиной одной из моральных детских травм, повлиявших на моё становление как личности. Короче, опасный вариант…

Она посмотрела на застывшую с удивленными выражениями лиц троицу темноделов и поспешила их успокоить:

– Не обращайте внимания, это я так, мысли вслух, – и вновь придав голосу официальные интонации, спросила: – Так чего вы хотите за это чудесное устройство?

– Мешок гаек и три раза по сто метров белой ленты.

– Умереть не встать! Гаек?

– Гайки – это такие шестигранные металлические…

– Да знаю я, что такое гайки, – отмахнулась принцесса. – Блин, предупреждал папенька, что вы странного за свои услуги просите.

– Необходимый инструмент, позволяющий выбрать безопасный путь в Гнилых Горах, – пожал плечами Шумми.

– Будут вам гайки. Несите сюда вашу бесовскую машинку. Рискнём, чего уж там…

Спустя полчаса принцесса ходила вокруг стола-карты, разглядывая водруженное на неё устройство, отдалённо напоминавшее Юле волшебную лампу Аладдина, которой довелось побыть в качестве футбольного мяча в матче тевтонских рыцарей.

– И чо, и как его пользовать-то?

– Нужно взять в руки и потереть.

– Блин, ну точно лампа Аладдина, – кивнула собственным мыслям Юлия ат’Иллиас. – Осталось решить один единственный вопрос.

– Какой?

– Как меня памяти лишить так, чтобы не лишить жизни?

– Отвар из мутной ягоды? – предположил Шумми.

– Это какой такой отвар? – заинтересовалась принцесса.

– Две горсти ягод на литр воды, нагреть, но не доводить до кипения. Продержать в таком состоянии, пока половина жидкости не выпарится, после чего добавить два десятка зерен дурмана, снять с огня, накрыть крышкой и, укутав плотной тканью, оставить в темном месте… – услужливо протараторил младший темнодел.

– Проще Тилю под киянку голову подставить, – принцесса взяла «проектор» в руки и принялась вертеть, разглядывая со всех сторон. – И как эффект от жижи этой вашей?

– Память постепенно возвращается, но принявший её несколько часов проводит в неведении, кто он, где он и что его окружает.

– Ребята, даже не буду спрашивать, где вы такому научились и зачем оно вам надо, – продолжая вертеть в руках «проектор забытых», сказала Юля, – однако, рецептик запишу. Никогда не угадаешь, что и в какой момент жизни пригодится. А учитывая…

Принцесса замолчала на полуслове, пристальнее приглядываясь к боковине устройства.

– Учитывая что?

– Чего это он у вас в пятнах каких-то? – проигнорировала вопрос девушка, елозя пальцем по боковине корпуса «проектора».

Вместо ответа воздух наполнился преддождевым запахом и прямо в центре зала, окутанные электрическими разрядами, материализовались две фигуры: человека и гигантской трехголовой рептилии. Судя по всему, там, откуда они появились, рептилия и человек о чем-то оживлённо спорили, потому даже не обратили внимания на изменившуюся обстановку, продолжая на повышенных тонах давить друг друга аргументами:

– Да кому ты рассказываешь? – возмущённо спрашивала средняя голова. – Ну, ладно, яйцо в утке. Это я понимаю. Уткой с яйцами никого не удивишь. Но как её в зайца-то запихнёшь, чтоб она не сдохла?

– И заяц чтоб не сдох, пока в него утку пихать будешь, – поддакнула правая голова.

– Да прекрати ж ты всё буквально воспринимать! – отвечал худой пожилой мужчина в плаще, продолжая водить бруском по двуручному мечу, упертому остриём в пол. – Концепция, описанная мной, образная. Она призвана донести возможность комплексной защиты ценных вещей, которые…

Третья голова, не участвовавшая в споре и что-то размеренно жевавшая с закрытыми глазами, очевидно, получая от этого неземное наслаждение, наконец, сглотнула и потянулась к полу, но, клацнув здоровенными, каждый с ладонь, зубами, открыла глаза и возмутилась:

– Не понял, а где ромашки?

Мужчина с мечом и две головы-спорщицы замолкли, наконец заметив, что обстановка изменилась и принялись удивлённо разглядывать помещение, в котором оказались, темноделов, испуганно вжавшихся в кресла, и раскрывшую от изумления рот, но ничуть не испуганную, принцессу. Та помотала головой и уже в который раз заговорила длинными запутанными предложениями:

– Допускаю мысль о том, что дебри моего подсознания имеют некоторые темные пятна, скрывающие в себе определенные аспекты биографии, которые разум сознательно погрузил в глубины самого себя, дабы не травмировать часть психики, по праву считающуюся здоровой. Однако, большая часть меня настроена распутать клубок внезапно образовавшейся интриги, чтобы получить ответ на единственный, но весьма тревожащий меня в данный момент времени вопрос.

– Какой вопрос? – невозмутимо, как будто внезапно меняющаяся обстановка была для него чем-то привычным, поинтересовался мужчина с двуручником.

– Что должно было случиться, чтоб я вот такую поебень забыла? – указывая на трехголовое существо, расшифровала принцесса свой собственный монолог.

– Я не поебень! – обиделась левая голова.

– Горыныч. Змей Горыныч, – представилась средняя.

– Кого-то мне её манера речи напоминает, – проигнорировав нечаянное оскорбление, пробормотала правая.

– Это ж Яга! Я её сразу признал, – радостно воскликнул мужчина с мечом.

– Точно? – спросила правая морда.

– Балаболит как Яга! – согласилась с мужчиной средняя.

– Только с чего бы ей так помолодеть-то, а, Кащеюшка? – спросила левая.

Принцесса тяжело вздохнула и каким-то расстроенным тоном спросила, повернув голову к темноделам:

– А может, лекарь Тиль меня уже стукал по голове? Или я ваш отвар уже пила? Потому что невозможно в здравом уме и без черепно-мозговых травм такое забыть, – вновь указала она на Горыныча.

Тот принялся задавать в три глотки вопрос за вопросом, даже не дожидаясь ответа на предыдущие:

– Как ты тут?

– А где Ванька?

– Это ж Сентерия?

– Мефик не возвращался?

– Иллиас до сих пор правит?

– А чего это ты такая молодая?

– Обратно стареть когда планируешь?

– Спишь спокойно?

– Сны видишь?

– А почему нас прихватила, а Василису не прихватила?

– Подождите! – попросила принцесса.

– Пропадала где?

– А у нас тишина.

– Вот вообще ничего не происходит.

– Да погодите вы тараторить! – попросила принцесса громче.

– А мы там избушку твою подлатали, да к замку Кащея перенесли.

– А на болоте в этом году жабы невкусные…

– Зато много!

– Вороны ещё есть.

– Но они в перьях, а под перьями и жрать нечего.

– Видимость одна…

– ДА ЗАТКНИТЕСЬ ВЫ! – срывая голос, взревела принцесса, вызывая дрожь в оконных стеклах.

И наступила тишина. Кащей только покрепче ухватился за клеймор, а все три головы Горыныча принялись бесшумно хлопать глазами.

– Вы кто, блять, такие? – спросила принцесса, едва сдерживая себя, чтобы не повышать голоса.

– Точно Яга, – кивнула средняя голова.

– Ага, – подтвердила левая. – Объяснения такие, что чёрт ногу сломит, а вопросы доходчиво задаёт.

– Вот-вот! Это в её манере, – подтвердила правая.

Кащей посмотрел на Юлию ат’Иллиас и спросил:

– Тебе чего, память отшибло?

Принцесса Юлия тяжело вздохнула и, здраво предположив, что толку от разговора с трехголовой рептилией не будет, ответила мужчине с двуручником, подтверждая его догадку:

– Полагаю, что отшибло. Но как это произошло, я не помню.

Кащей и Горыныч пытались напомнить всеми возможными способами. Однако, спустя полчаса красочных рассказов и детальных описаний сошлись на том, что ни Горыныч, ни Кащей не будут называть её старухой, а она, так и быть, будет отзываться не только на своё имя, но также и на имя Яга.

– Будем надеяться, когда-нибудь я смогу заполнить эти пробелы подробностями, которые не только не будут противоречить здравому смыслу, а также не вызовут чувства стыда, апатии или каких-либо других негативных эмоций, регулярное присутствие коих в сознании способно спровоцировать суицид или желание прожить остаток жизни, сожалея о том, что память вернулась. Ибо, судя по вашим рассказам, эта самая Яга, к коей вы упорно добавляете слово «баба», женщиной была неглупой, но какой-то… – принцесса замялась, подбирая слово.

– Придурковатой? – предположила левая голова.

– Да нет! – заверила средняя. – Уж придурковатой-то она точно не была.

– Скорее уж загадочной, – добавила правая.

– По земным меркам.

– Да и по космическим тоже.

– Но это ей ни в коей мере не вредило…

– Бли-и-и-ин, – протянула Юля. – А давайте вы не будете наперебой говорить? У меня от вас голова болеть начинает.

– Гы-ы-ы-ы! – заржала левая голова.

– Гы-гы… Гы… – подхватила правая.

– У нас от твоего словоблудия, думаешь, голова не болела? – спросила средняя.

– Головы, – поправила правая.

– Что головы? – растерялась принцесса.

– Болели, – пояснила правая морда Горыныча.

– Все три, – добавила левая.

– Но мы привыкли, – заверила правая.

– И ты привыкнешь, – успокоила левая.

– Может быть, даже быстро, – флегматично проговорила средняя. – Потому что там, откуда ты нас вытащила…

Что было «там», договорить Горынычу не дала с грохотом распахнувшаяся дверь и уверенно вошедший в помещение мужчина в белом балахоне.

– Ты видал? – спросил Кащей у Горыныча. – Дверь под три метра, а он ею так грохнул, будто это пушинка.

– Силен, – согласилась какая-то из голов.

– Советник, а ты нормальный вообще? Ты чего так двери открываешь? Ты их устанавливал? – возмущённо поинтересовалась принцесса Юлия.

– А я вам, Ваше Высочество, яблочек принёс, – зло сказал тот, – как вы и просили.

С этими словами мужчина в белом балахоне взмахнул рукой, будто собираясь отвесить поклон, но кланяться не стал. Вместо этого из его рукава посыпались яблоки, которые, катясь по полу, на глазах увеличивались, становясь размером с футбольный мяч и покрываясь густой растительностью.

– Это чего это такое, – удивилась Юля. – Это как это они?

У одного из яблок прорезались глаза – злые, ненавидящие, а затем и пасть, усеянная множеством острых, словно костяные иглы, зубов. За ним открыло глаза второе, третье, четвертое, пятое… Ожившие яблоки оскалились, зарычали и покатились к принцессе. Девушка, взвизгнув, запрыгнула ногами на трон, а яблоки-мутанты, клацая пастями, принялись грызть ножки кресла, с явным намерением добраться до Юлии.

– Сухофрукты, Ягу не трогать! – взревел Горыныч и, грузно переваливаясь, сшибая всё на своём пути, ринулся на помощь.

Кащей, оценив обстановку, перехватился обеими руками за рукоять клеймора и выписывая в воздухе узоры двуручником, стал похож на замедленный смертоносный вихрь, который начал двигаться в сторону советника, натравившего на принцессу ожившие яблоки.

Горыныч клацал всеми тремя пастями, надкусывая ожившие фрукты, которые упорно грызли деревянные ножки трона.

– Антоновка! – сообщила одна из голов, прожёвывая.

– А мне белый налив достался, – хмыкнула другая, впиваясь зубами в очередного мутанта.

Когда Кащею оставалась всего пара шагов до мага-советника, клеймор столкнулся с невидимой преградой, от которой со звоном отскочил и, нелепо вывернув кисть Кащею, упал на пол. Маг, зло прорычав заклинание, выставил руки в сторону Бессмертного, и того, несколько раз перевернув в воздухе, отшвырнуло под лапы весело чавкающего Горыныча.

Средняя голова выгнулась на длинной шее, посмотреть, кто это там в неё врезался, но увидев, что это свои, басовито прорычала:

– Аккуратнее, пожалуйста, я тут ем, – и, вернувшись к яблокам-мутантам, обиженно сказала левой и правой: – Быстро ж вы. Хоть бы одно оставили…

– Горыныч, берегись! – закричал Кащей.

А в следующее мгновение что-то обжигающее ударило рептилию в спину и Змей начал уменьшаться на глазах, до тех пор, пока не стал размером с ворону.

– Э, бля, – изумлённо пропищала тоненько одна из голов. – Вы чо, бля!

Кащей схватив Змея за все три шеи сразу, перекатился по полу и спрятался за колонну. Как раз во время, чтобы уклониться от брошенного магом фиолетового с черными прожилками сгустка энергии, с низким шипением пролетевшего мимо, врезавшегося в стену и разметавшего во все стороны каменное крошево.

– Аккуратно! – пропищала рептилия в руках у Бессмертного. – На шеи не дави. Я не готов умирать от асфиксии!

– Ничего себе, какие ты слова знаешь! – удивился Кащей, перебегая за следующую колонну.

Новый сгусток энергии грохнул в ту, от которой он только что отпрыгнул, ломая её пополам.

– С вами рядом поживешь, – не то прохрипел, не то пропищал маленький змей, телепаясь в зажатом кулаке Кащея, – не такое запомнишь. Одна только «трансцендентность» чего стоит.

– Чего? – удивился Бессмертный, выглядывая из-за очередной колонны.

– Я не знаю. Это за гранью доступного мне опыта.

Не выпуская уменьшившегося Горыныча из сжатой руки, Бессмертный метнулся за очередную колонну, которую новый сгусток магии также превратил в груду камня. И видя, как маг-советник растит следующий, фиолетово-чёрный энергетический ком в своих ладонях, Кащей не нашёл ничего лучше, чем разбежавшись прыгнуть в окно, разбивая лбом витражное стекло.

– Блин, чо началось-то? – спросила Юля сама себя, спрыгивая с трона и шмыгая в потайную дверцу, находящуюся за ним.

Как раз вовремя, потому что следующий энергетический сгусток разнёс дверь в щепки и обвалил стену. Однако, принцессы там уже не было.

Петляя по коридорам потайных ходов, Юля материлась, через слово упоминая мужской половой орган, но весьма разнообразя свою речь склонениями и падежами этого самого органа, используя получающиеся словесные конструкции вместо «зачем», «почему», «изумление», «хорошо», «плохо», «бежать», «мерзость» и ещё двух десятков других, сплетая их в идиомы, коим позавидовал бы любой сапожник. Потому что, хоть сапожники и ругаются витиевато, навряд ли есть среди них такие, кто смог бы придумать столько окончаний и значений для одного единственного слова.

Замолчала Юля только тогда, когда свернула в коридор потайного хода, ведущий мимо тюрьмы в сторону склепа. Пройдя несколько шагов, девушка остановилась, прислушиваясь, не гонится ли за ней маг, так умело скрывавшийся под личиной советника. За спиной была тишина. Впереди была тишина и темнота.

– А с чего б там шумело? – спросила принцесса сама себя. И сама себе ответила: – Там же ж мертвецы одни, а они не шумят.

Вытянув руку и придерживаясь за каменную кладку, Юля зашагала вперёд, ожидая, когда пальцы наткнутся на знакомый выступ – камень, приводящий в движение кусок стены, открывающей вход в склеп. И ничего не предвещало каких-то неожиданностей, внезапностей или непонятностей, когда в голове полыхнул флэшбэк. Он был внезапным, объёмным и всепоглощающим.

Множество жизней, сменявших одна другую, словно в ярких вспышках стробоскопа: от влюблённого Ромео под окном и чудища с аленьким цветочком до Геральта, ведущего её в родную реальность и Герр Альта, протискивающегося вместе с Рыжим Шухером в приоткрытые ворота замка. От Ваньки, выбегающего из её избушки, придерживая портки, до Ивана, просящего у волшебного шара меч подлиннее.

– Какой пизде-е-е-ец, – протянула она, не понимая, что делать с внезапно развернувшимся рулоном воспоминаний, стыдиться или же гордиться. – Так вот почему я снов не вижу.

А когда на развёрнутой ленте памяти обнаружилась и та жизнь, которую она проживает прямо сейчас, вплоть до мелких деталей, Юля со словами:

– Забыть! Забыть всё нахуй! – надавила на выступающий из стены камень и шагнула в открывшийся проём, оказавшись в королевском склепе.

– Так, значится, – пробормотала она. – Чего там за рецепт у темноделов был? Две горсти ягод, литр воды, греть пока половина не выпарится, зерна дурмана и в темноте-теплоте постоять, остыть…

Юля замолчала на середине фразы, увидев понуро сидящего в склепе Кащея с порхающей вокруг него трехголовой мини-рептилией.

– Хорошие новости – я вас помню, – ничуть не удивившись, сообщила она. – Плохие – я вас всех планирую забыть.

– Это почему же? – удивился Кащей.

– Потому что помимо вас я вспомнила и себя, – объяснила Юля. – А мне это в медную трубу залётной мухой не жужжало. Старухой я ещё успею побыть.

– Дык, на вид-то ты молодуха-молодухой, – пропищал мини-Горыныч, трепыхая мини-крылышками.

– И чего толку мне от этого вида, когда внутри собственного черепа я по старости фору Ктулху дать могу?

– Не понимаю, – пожал плечами Кащей, – наоборот же хорошо, когда ты мудрый и молодо выглядишь.

– Кащеюшка, ты не баба, ты не поймешь, – отмахнулась Яга и, обращаясь к усиленно машущему в воздухе крылышками Горынычу, спросила:

– Ты знаешь, как мутная ягода выглядит?

– Да, – пропищала одна из голов Змея.

– А семена дурмана найти сумеешь?

– Конечно! – таким же тоненьким голоском подтвердили две других.

– Вот и вперёд, за ингредиентами, – скомандовала принцесса.

Юркой стрелой Змей описал круг над потолком склепа и вылетел сквозь витражное стекло маленького оконца, расположенного под потолком, разметав своей тушкой осколки во все стороны.

– Дебил, – пробормотала Юля. – Подождал бы, пока ему дверь откроют, чего стёкла-то бить?

– Вот это ближе к привычной Яге, – как-то понуро кивнул Кащей.

Юля повернулась к нему, сказала:

– Надеюсь, ненадолго, – и задала вопрос: – Ну а вы-то как ушли?

– В окно, – безэмоционально объяснил Бессмертный. – Я Змея цапнул за шею, благо он малюсенький, да и сиганул.

– Не убился?

– Ты чего! Как я же убьюсь-то? Я ж бессмертный, – Кащей почесал затылок и добавил: – Да и проблематично убиться, с первого этажа выпрыгивая.

– Ясно. А с темноделами чего?

– Откуда ж мне знать, – пожал плечами Бессмертный. – Визжали чего-то там. Гремело, грохотало. Может и кирдык им всем. Но мы с Горынычем не выясняли. Мы побежали-побежали, попетляли-попетляли и здесь вот спрятались. Так что, я не в курсе, чего там дальше творилось.

– М-да, – вздохнула принцесса. – А я вот в потайной ход шмыгнула. А там меня ка-а-ак накрыло. Я бы могла сказать, что это были вьетнамские флешбэки, однако стоит заметить, что среди всех навалившихся на меня воспоминаний, коих роится теперь в моей голове изрядное количество, не было ни одного, так или иначе связанного с этой прекрасной страной и её восхитительным фольклором.

Кащей на тираду ничего не ответил. Только вздохнул тяжело.

– И чего дышим-то?

– Меч там остался.

– Тоже мне проблема.

Принцесса встала, прошлась по склепу, выбрала одно из надгробий и с кряхтением сдвинула в сторону. Просунула в образовавшийся зазор руку и вытащила оттуда меч.

– На, держи, – протянула она оружие Бессмертному.

– У покойных оружие забирать?

– Не очкуй, Кащей, я уже так делала. Не скажу, что сто раз, но разок было. Именно в этом склепе. Я, правда, постарше была тогда. И случайно сюда попала, – принцесса схватилась за голову: – Господи, ну на кой чёрт я всё это помню? Почему нельзя забывать и помнить только то, что хочется?

– Потому что забыть – самая насущная потребность человека, – философски объяснил Кащей.

– А запомнить?

– И запомнить, тоже самая насущная.

– А какая насущнее-то?

– А это всё от человека зависит. Одному – забыть, другому – запомнить. Но ирония не в этом.

– Я жутко заинтригована, продолжай.

– Ирония в том, что те, кто хочет запомнить – забывают, а те, кто хочет забыть – помнят.

– Вот утешил! – раздосадовано всплеснула руками принцесса. – Да чтоб тебе в шляпу гномики насрали за такое утешение.

– Я не ношу шляпы, – всё также флегматично заметил Бессмертный.

Принцесса посмотрела на него изучающе.

– Друг мой сердешный, а скажи-ка ты мне, от чего ты такой вяленький-то?

Кащей молча отодвинул плащ, обнажая правый бок и Юля ахнула. По телу Бессмертного расползалось пятно фиолетового цвета с мерцающими черными прожилками, точь-в-точь такое, как сгустки энергии, которыми швырялся маг во дворце.

– Зацепило меня, когда этот полоумный магию свою метал.

– Ежиков половозрелых мне в туфельки! – всплеснула руками Юля, разглядывая подрагивающие чёрные вкрапления, расплывающиеся узорами по фиолетовой коже.

– Ежики-то в чём провинились? – спросил Бессмертный, натягивая на лицо измученную улыбку.

– Это я так эмоции выражаю, – пояснила Яга. – Болит?

– Нет, – совсем вяло помотал головой Кащей и, закатив глаза, рухнул на бок, потеряв сознание.

– Э! Прекратить умирать! – скомандовала Юля напускным бодрым тоном, и, видя что Кащей не шевелится, неуверенно добавила: – Ты ж бессмертный…

Надо наверное сразу предупредить, что я ничего не пропагандирую и ни к чему не призываю. Я просто рассказываю, о том, как бездарно мы проводили время, когда мозгов было поменьше, печень была покрепче, а энтузиазм тратился на всякую невероятную дичь, типа игры, о которой я сейчас поведаю.

Игра беспощадная. Потому что карточно-алкогольная. Но интересная, если собравшиеся в компании люди не обременены излишними комплексами или язвой желудка

Чего нужно: колода игральных карт, алкоголь, тара

Как играть: перетасуйте колоду карт и положите её рубашками вверх. После чего участники поочередно должны брать верхнюю карту и выкладывать на стол. В зависимости от значения вытянутой карты нужно выполнять следующие действия:

6: пить.

Ну, тут понятно, да? Кто «шестерку» вытянул, тот и пьёт.

7: не сбиваться.

По выбору играющих. Можно заставить вытащившего «семёрку» назвать алфавит в обратном порядке, можно через одну букву, а можно и в обратном порядке через одну. Сбился, не дойдя до финала – пей.

8: рассказывать.

Вытащившему «восьмёрку» нужно рассказать анекдот. Спортивный интерес в том, что анекдот не должны закончить за рассказчика. Если кто-то в компании знает его и «утащит у тебя из-под носа» (успеет сказать финальную фразу раньше тебя), придётся пить.

9: ассоциативный ряд.

Вытащивший «девятку» называет слово (например, «мебель»). И по кругу все начинают называть предметы мебели: стул, стол, шкаф… (или «алкоголь»: водка, пиво, вино, самогон…). Повторился или думал больше двух секунд – пей.

10: делайте ставки.

Вытащивший десятку должен угадать того, кто вытащит десятку следующим. Т.е., вытащил Вася десятку и говорит: "Следующим десятку вытащит Петя" и игроки продолжают тянуть карты, выполняя то, что требует их значение до тех пор, пока кто-то ещё не вытащит десятку. Если делавший ставку угадал – то пьёт тот, на кого была сделана ставка. Если не угадал – то пьёт сам, а вытащивший следующую «десятку», в свою очередь, делает ставку на то, кому достанется следующая «десятка».

Валет: делай как я.

Вытащивший «валета» придумывает жест, который нужно обязательно выполнять перед тем, как выпить. Теперь каждый, кому выпадает черёд пить, обязательно должен «почесать нос», «погладить себя по голове» или чего там в голову придет вытащившему «валета»?

Если «валетов» было несколько, то перед тем как выпить, необходимо последовательно повторять все ранее придуманные действия. Сброс наступит тогда, когда настанет время тасовать колоду. Но об этом позже.

Дама: каприз.

Тот, кому достанется «дама», выбирает, кто из участников выпьет «вместо неё». (отлично можно споить кого надо)

Король: у меня вопрос.

Тот, кому достался «король», должен задать вопрос любому из участников этого алкомарафона. Если вопрос неудобный и тот, кому его задали, не готов по какой-то причине на него ответить, то вместо ответа он пьёт. Если же отвечает, то пьёт тот, кто задавал вопрос.

Туз: начинай сначала.

Тот, кто вытащил «туза», перетасовывает колоду, и кладёт её рубашкой вверх.

Таким образом круг замыкается и иногда разорвать его не получается, даже если алкоголь закончился. Потому что студент обязательно найдет где, чего и с кем.

******

Берегите себя. Не увлекайтесь. И никогда не играйте в этой игру компанией менее шести человек.

Скверик лавочка, тоска,

Солнце сквозь деревья.

В пальцах фляжка коньяка -

Мою душу греет.

Мысли в штиле, в тишине.

Среди них нет новых.

Вдруг на лавочку ко мне

Пал листок кленовый.

Отдалённо, но весьма

На ладонь похожий:

Жилки, как у старика

Под желтушной кожей.

Жизнь видать приобняла

Когда с ним прощалась

Судорогою свела...

Да так и осталось.

Скверик, коньяка в обрез,

Золотая осень,

Лист-ладошка у небес

Милостыни просит.

Мыслей закружился вихрь

И почти стал бурей...

Я коньяк глотнул - он стих.

Штиль. Душа пустует.

Скверик лавочка, тоска,

Солнце сквозь деревья,

В пальцах фляжка коньяка.

Я сижу... старею...