SallyKS

Обратился ко мне заказчик: нужно написать большое автобиографическое эссе в интернет-журнал, которым владеет его друг. Но эссе должно быть не абы какое. Так сказать, от умного не по годам ребенка — к успешному предпринимателю через его духовное становление. Я так поняла, это был вопрос престижа — красиво рассказать «за жизнь». Вообще тренды 90-х стали возвращаться со страшной силой. «Я вам все изложу, а вы с моих слов напишете», - говорит мне этот мужик. Дело житейское, я назвала цену, он согласился — стало быть, работаем. Встречаемся с ним, чтобы я записала драгоценные воспоминания эпохи становления его как личности, а там… Вот как бы описать наш диалог…

В «Теории большого взрыва» есть серия, где Шелдон Купер решает, что для добычи денег на свое исследование он пойдет играть в казино. И он говорит своей невесте : «Я нашел выход — Вегас». «А поподробнее?» - уточняет она. «О, извини. Лас-Вегас», - поправляется он.

У заказчика была примерно такая же степень детализации его рассказа. Только продолжалось это часа два. Никаких не то что подробностей, а даже примерных вех своего эпического пути он сообщить не мог. Причем даже особо и не пытался. Спрашиваешь: «А в это время вы уже работали?» Он на секунду задумывается и пожимает плечами: «Да я не помню». «А как это можно уточнить?» - не отстаю я. «Не знаю, - отвечает. - Может, кто-то из моих друзей помнит». «А я могу связаться с вашими друзьями?» «Ну… Я с большинством связь потерял». Твою дивизию… Он считал, видимо, что я должна сама залезть ему в голову, прочесть своим мысленным взором повесть лучших лет его жизни — и поспешно записать, чтобы ничего не упустить. И я бы, возможно, даже просветила его чугунную башку своим рентгеновским взглядом, да только там, судя по всему, темнота кромешная, все паутиной затянуто, и только слабенько светятся глаза испуганных тараканов. А возможно, он ничего и не забыл, но просто рассказывать не хотел.

Как бы там ни было, билась я долго. И так, и эдак. Попытки найти ассоциативную связь с событиями прошлого, детализация и даже наводящие вопросы… Картинки в интернете искала — его школа, район, где он жил… Сектор ноль на барабане. Я выдохлась, как соковыжималка после березового сока, и, напоровшись на очередное «не знаю — не помню», сдалась. «Так ничего не выйдет, - говорю заказчику. - Как я могу записать ваши воспоминания, если вы ничего не помните?» «Я помню, - упирается он. - Только выразить не могу, поэтому и нанял вас, чтобы вы написали за меня». «Я могу написать за вас, - соглашаюсь я, - но я не могу вспомнить за вас. Вернее, могу, но это гораздо дороже». «Насколько?» - прищурился он. «В три раза». Он, конечно, отказался. Я выдохнула с облегчением.

Прошло две недели, и он позвонил опять: «Давайте попробуем». Видимо, с другими исполнителями что-то не срослось. Я мысленно выругалась, что ценник не подняла еще выше, но делать нечего, да и от денег отказываться не хочется. Не то время. Заказчик меня немного старше, стало быть, можно попробовать, так как мы примерно из одного поколения и мысли и вехи становления у нас в чем-то общие.

И я вспомнила собственное детство. Потом представила, что я — не девочка, а мальчик, при этом не кинестетик, а по большей части аудиал. Продвинулась в воспоминаниях в университетские годы. Там порылась в интернете, тут книжку полистала… Типизировав личность заказчика, погуглила, какие во времена его юности идеи могли быть популярны именно у такой молодежи, какие постулаты сохранились по сей день, какие — изжили себя. Добавила своих мыслей и событий, свидетелем которых становилась в искомый период.

Получившийся суррогат заказчик одобрил: мол, он примерно так мне все и рассказал. Сука. Вот иногда лучше бы орал, что все не то.

Иногда меня спрашивают, почему я до сих пор не написала книгу. Вот поэтому и не написала. Не знаю, как чувствуют себя суррогатные матери, вынашивающие чужого ребенка, но, наверное, что-то в этом роде. После нескольких подобных «творений» совершенно не хочется «рожать» свое. Потому что у меня дома не вторая, блин, смена.

В прошлом посте я написала, как у меня хотели отжать зарплату за апрель. Причем даже не зарплату, а сумму в масштабах финансовой деятельности фирмы просто смешную — 30 тысяч рублей, мою ставку. Я спросила у директора, почему всем сотрудникам деньги пришли, пусть и в размере голых окладов, а мне оклад не пришел ни голый, ни скелетированный, вообще никакой. Директор после нескольких уклончивых ответов «раскололась»: до нее дошли слухи, что я увольняюсь, возвращаюсь на прежнее место, а так как у меня есть побочный доход, и я не голодаю, не холодаю, и у меня ни детей, ни ипотеки, то мне мой оклад выплатят «чуть позже», когда дела организации пойдут снова в гору.

Да, сейчас дела у фирмы, конечно, не очень: в список имеющих право работать мы не попали, поэтому де-юре сидели по домам, хотя де-факто продолжали пытаться хоть как-то барахтаться — и немного, действительно, принесли. Крохи, но без них и ставки народ бы не получил. Особенно это «чуть позже» меня порадовало в свете того, что я отказалась от премии, полагающейся мне за привлеченные заказы, чтобы всем хватило. Пусть это и немного, но уже и не хуй без соли. «Какая ты умница, как я рада, что ты к нам пришла!» - сказала директор. Она мне это, кстати, говорила все то благополучное время, что я у нее работала.

И вот приехали. Я спрашиваю у директора, когда мне переведут зарплату, а она мне: «Так ты от нас уходишь или не уходишь?» Изначально, когда меня только позвали вернуться на прежнее место, я была скорее за то, чтобы остаться. И все это объяснила своей начальнице подробно, на пальцах, с аргументацией. Но всего неделя — и я уже за то, чтобы уйти, потому что отношение руководства ко мне стало как к «бегущей с корабля», хотя я на этом корабле только что к якорю не приматываюсь, чтобы наглядно объяснить свою позицию. Людям в голову не приходит, что могут быть какие-то дополнительные резоны, кроме финансовых, когда мы думаем, менять ли работу. У меня есть причины не хотеть возвращаться. Но когда все кругом кричат: «Где найти работу со стабильной зарплатой?! Я куда угодно пойду, лишь бы платили!» - в мои аргументы просто не верят. Как изменяющий жене муж зачастую не верит, что она-то ему верна.

Я все понимаю: фирме надо оптимизировать свои затраты, а выбирая, с кем распрощаться, смотрят в первую очередь на тех, кого не жалко, и на кого тратится большой ресурс. Вот меня не жалко, потому что у меня есть дополнительный доход, детей нет, ипотеки нет. Правда, мне себя, например, очень жалко, но мое мнение часто расходится с мнением большинства. И финансовый ресурс я требую не маленький. Правда, и кручусь, чтобы отрабатывать харчи. Но, как бы там ни было, племя проголосовало против меня.

Поняв, что лучше не будет, я сказала директору фирмы, что прежде, чем уйду, обращусь в трудовую инспекцию и Роспотребнадзор, потому что меня еще никогда так не оскорбляли, буквально выпихивая с работы, попутно лицемерно причитая «на кого ты нас покидаешь». И никакого увольнения по собственному. Пусть сокращают, ведь на мое место все равно нового замдиректора брать не планируют.

- Почему в Роспотребнадзор? - спросила директор.

- Потому что по камерам нашего здания видно, что сотрудники периодически приходят на работу, а у нас ни санитайзеров, ни рециркуляторов, ни других противоэпидемических мер, - объяснила я. - Думаю, владельцу здания тоже прилетит.

- Ты хочешь нас всех подставить? - возмутилась она.

- Алла, знаешь, чем хорошо стать изгоем? Не нужно оглядываться «что скажут люди», - ответила я, надеюсь, равнодушно, хотя меня немного бомбило.

В тот день мне на карту пришло 30 тысяч, но с личного счета Аллы. Я отправила смс о том, что в долг она у меня не брала, а деньги мне должны прийти по официальным каналам, иначе не в счет, и трудовая инспекция даже слушать оправдания по этому поводу не станет. И отставание от графика значительное.

Вчера вечером оформили мой уход с формулировкой «по соглашению сторон». Я получила компенсацию в одну дополнительную зарплату (среднюю за отработанный период) плюс неиспользованный отпуск. Неделю немного выдохну, а с 8 июня попаду дважды в одну воронку — на прежнее место. Немного грустно, но из всех возможных вариантов развития событий этот далеко не худший.

Кстати, 30 тысяч я Алле отправила обратно, чтобы их мне перечислили снова, но со счета фирмы. А то она через годик-другой еще взыщет их с меня как неосновательное обогащение. С нее станется.

В начале недели всем сотрудникам нашей фирмы на карту упала зарплата за апрель. Ну как зарплата... В основном МРОТ плюс районный коэффициент. Упало это богатство всем, кроме меня.

Что жить в эпоху пандемии будем очень херово, мы поняли еще в марте: до всех печальных событий мы планировали очень бодро отработать в мае, имея несколько заказов в честь юбилея Победы, но заказы уже в конце марта отвалились практически полностью (за исключением открыток, которые уже напечатаны, и кое-чего еще), и максимум, что мы смогли, — выставить заказчикам счета на фактически выполненные работы. С апреля, когда наше предприятие не вошло в перечень имеющих право карабкаться, все сотрудники, помыв в кои-то веки офисные чашки, отправились на самоизоляцию, предупрежденные, что полученную в апреле за март зарплату желательно беречь, как родную маму, ибо когда будет новая в полном объеме — пес его знает.

На самоизоляции большинство из нас все равно пытались работать, делать какие-то заказы, но мы же в основном рекламный бизнес. Что рекламировать, когда всю жизнь будто бы прикрыли рольставнями, как отделы в торговых центрах? Так что наши потуги в целом были похожи на... Кто-нибудь пытался открыть консервную банку, не имея не только консервного, но и обычного ножа, а также рук и банки? Вот на это и было похоже. Кое-какие деньги за выстраданные в апреле заказы на счет фирмы упали плюс пришла оплата за до сих пор не закрытые прошлые контракты — и на этом все. Гражданам самоизолировавшимся была начислена зарплата в размере МРОТ, у кого ставка МРОТ, у кого ставка больше — в размере ставки. И вот когда всем деньги пришли, и я вечером прочитала в общем чате отзывы на этот счет (кто-то радовался, что хоть это есть, кто-то стонал, что гипс снимают и клиент уезжает, кто-то предлагал встретиться в офисе и обсудить, что можно предпринять при таком положении дел), до меня дошло, что мне-то вообще ничего не поступило!

Звоню директору фирмы:

- Алла, мне зарплата почему-то не пришла.

А она в ответ что-то мнется. Начинает как-то издалека:

- У тебя же есть еще левые заказы?

- Немного есть, но какое это имеет отношение...

- Ну ты же все равно от нас скоро уйдешь! - выпаливает она.

- Шта?

Оказывается, до нее дошли слухи, что директор моей предыдущей конторы позвал меня обратно. Он, действительно, звонил и приглашал обсудить этот вопрос, но я пока не готова это обсуждать. С одной стороны, у этого зла нехилые печеньки — контора с бюджетным финансированием, непотопляемая и несгораемая, там люди, с которыми мы стали очень хорошими друзьями, но, с другой стороны, я не люблю повторение пройденного. Как говорится, умерла так умерла. Словом, я для себя не приняла еще решения, хочу ли я даже обсуждать перемену места, не говоря о том, чтобы его сменить, а начальница уже все додумала и даже меня слегка наказала за «измену».

Объясняю это Алле. Я ее понимаю: положение у сотрудников бедственное, и если кому-то в такой момент предложат хорошее место, не нужно ходить к гадалке, чтобы узнать, что сотрудники решат. Но у меня немного другая ситуация. Мне свое возвращение видится чем-то совершенно неприличным. Хотя ближайшая перспектива печальна, и, возможно, это вопрос времени.

- Да? - говорит она удивленно. - Ну ладно, хорошо, тогда жди.

Жду. Нет ничего. На другой день пишу смс: «Деньги не пришли». Алла перезванивает и говорит:

- Мы тут с бухгалтером посоветовались... Ты можешь нам гарантийное письмо написать, что не уволишься?

- Вы там пьяные, что ли? Я вам могу любое письмо написать мелким почерком, только оно не будет иметь никакого значения, если я вдруг захочу уйти.

- Так ты все-таки хочешь уйти?!

- Да не хочу я!

- А письмо правда можешь написать?

- Алла, ну ты же понимаешь, что это будет филькина грамота?

- Жди, - говорит. - Придет зарплата.

Еще сутки — ничего. Вторые — ничего. Опять звоню:

- Доколе?

- Sally, ой, извини, я сейчас не могу говорить, я на даче, связь плохая!

Первый раз в моей жизни такая фигня с работой. Уверена: если найду что-то другое (про прежнюю контору пока думать не могу), Алла скажет: «А я всегда знала, что ты хочешь от нас уйти!»

Мужу позвонил молодой коллега. Поделился историей.

У этого парня есть младшие брат и сестра (я так поняла, возраст всех от 22 до 30 лет). Младший брат заканчивает учебу в вузе, живет с родителями, сестра с будущим мужем (у них свадьба через месяц) снимают квартиру, у старшего с семьей ипотека. И сестра, беременная двойней, спросила у родителей, не помогут ли они им с мужем с покупкой своего жилья - родители две квартиры сдают, может, одной пожертвуют. Ответ родителей: ничто в жизни на халяву не дается, они в свое время жилье зарабатывали, и дочка с мужем пусть заработают, а не отнимают у родителей, у которых уже через пару лет вместо зарплат будут нищенские пенсии. Мол, вот помрем — все вам достанется, а пока руки прочь.

С одной стороны, в словах родителей есть здравое зерно. Юридически они совершенно правы, дети не имеют оснований распоряжаться имуществом родителей. Но есть еще и самая лучшая часть этой истории — то, что родители эти ни одной из имеющихся у них квартир не купили. Все жилье, которое у них появлялось в течение жизни, досталось им бесплатно, то есть даром — одну квартиру семье дали от завода как долго трудящимся (на тот момент у них был один ребенок, а второй на подходе), одну от государства получил ныне покойный дедушка-фронтовик по отцовской линии, две других тоже достались в наследство... Конечно, все это добро свалилось на родителей не одномоментно, а в течение нескольких лет, но они не горбатились за все это, просто вот такая у людей квартирная пруха. Они постепенно продавали либо обменивали получаемое ими жилье на более новое или на квартиры в районе получше, и на данный момент у них три квартиры — большая для себя, две небольшие для сдачи в аренду. Безусловно, владение любым жильем предполагает порой нехилые расходы собственника — ремонт, налоги и прочее — но они не сравнимы с тратами на покупку самого жилья (мы не берем сейчас примеры, когда человек покупает однушку в панельке и делает ремонт на миллион — это вопрос уже к психиатру). Словом, может быть, пенсии у них и будут нищенские, но с таким «приданым» старички протянут, я думаю.

- По ходу, в нашей семье мы будем первым поколением, которое на свое жилье именно заработало свои собственные деньги, - сказал мужу его коллега (понятно, что я передаю смысл, а не дословно весь монолог). - Но неужели родители не понимают, что сейчас мы можем работать хоть сто лет на одном предприятии, но квартиру нам не дадут? Сказали бы как есть: мы боимся, что с выходом на пенсию сильно обеднеем, а на вашу помощь, дети наши, не рассчитываем. Но упрекать нас в том, что мы хотим с них что-то поиметь на халяву — несправедливо и обидно. Я в ипотеку влезал - ничего не просил. Но у меня и детей пока нет.

От себя добавлю, что предприятия, где жилищные программы еще не свернуты окончательно (сохранились ведомственные общежития или что-то в этом роде), больше не разбрасываются жилплощадью, как в советские времена, а заключают договоры на право пользования: то есть пока ты работаешь на этом заводе — ты живешь в комнатке, платишь коммуналку. Есть еще, конечно, военная ипотека. Есть программы типа «Земский доктор» - получаешь медицинскую специальность, едешь на село и становишься счастливым обладателем квартиры в деревянном доме. Ах да, еще есть госслужащие высокого ранга. Им квартиры дают энергично и без бюрократической волокиты. Но в остальном, если ты не сирота и не особо нуждающаяся многодетная мать, — можно получить только язву и дергающийся глаз.

Мое мнение таково: именно требовать от родителей купить квартиру или дать денег на жилье (типа «вы меня родили — вы и обязаны всем обеспечить») нельзя. Помогут — спасибо, не помогут — пробуй сам. Твоя жизнь. Но если у родителей этого жилья как у дурака махорки, то с нотациями отказывать тоже как-то странно, как будто их дети — эти самые сиротки, которым пусть поможет кто угодно, только не своя семья.

Приехали с мужем к свекрови в деревню и узнали, что одни соседи (дачники, пожилые супруги) выставили дом на продажу, но огород засаживать все равно будут. Логика простая: если найдут покупателя, то участок с посадками можно продать дороже, если не продадут (цену снижать не хотят), то сами осенью урожай соберут. Сейчас, в период пандемии, крепкие дачные дома, в которых при желании можно и зимой жить, растут в цене. Народ самоизолироваться желает.

А свекровь сидит печальная, даже слезы на глазах. Спрашиваем, в чем дело? Боишься, что новые соседи окажутся плохие? Выясняется: к соседям приезжала Ира. А они ее выгнали.

Юридически Ира соседям, действительно, никто. Она всего лишь три или четыре года жила не расписанная с их старшим сыном Игорем, умершим под Новый год. Ему не было и 50.

Помню его прекрасно: высокий здоровый мужик, веселый, бывший моряк. Он разошелся с женой, а через какое-то время встретил Иру, моложе себя лет на 10-12. Она работала медсестрой в поликлинике, куда он пришел на прием, когда с ним стало происходить что-то странное: то переставали слушаться ноги, то вдруг немели пальцы, даже легкие предметы валились из рук. Сначала врачи не могли понять, в чем дело, а потом оказалось, что это БАС, боковой амиотрофический склероз, неизлечимая болезнь, которая приводит к тому, что человека постепенно, но неумолимо, перестает слушаться все его тело. При этом он до последнего момента, насколько я понимаю, находится в сознании.

Ира застала Игоря еще вполне цветущим мужчиной, на котором болезнь пока не сильно сказалась. Начали жить вместе, выглядели очень счастливыми. Когда Игорь окончательно слег, Ира ухаживала за ним, старалась не оставлять одного. А до этого буквально на себе таскала на реабилитацию и к логопедам, чтобы хоть немного замедлить процесс его угасания. Мать Игоря называла ее доченькой и ангелом, Ира ее мамой Светой. Ира, которая всегда говорила, что родственников у нее практически нет, привязалась к этим людям. Работала на их даче, помогала во всем, продукты сумками таскала, уколы делала всей семье. Очень подружилась с дочерью Игоря, которая работает в Москве. Они постоянно созванивались. Потом Игоря не стало. Кстати сказать, Ира ни на какое имущество Игоря не претендовала. Ни с чем пришла, ни с чем ушла. И вот приехала навестить, когда начался дачный сезон. А «мама Света» ей с порога: мол, Игоря нет, ты нам не родня, не нужно ездить. Ира пакеты с гостинцами у калитки оставила, села в машину и уехала.

Свекрови об этом сама «мама Света» сказала, когда свекровь, проходя мимо их дома, спросила, отчего Ира так быстро уехала — не забыла ли что в городе?

- Вот Светлана мне и сказала, даже не постеснялась нисколько, - закончила рассказ свекровь. - А другая невестка ей и говорит из огорода: «Пусть бы пожила у нас денька два, мама Света, что ты сразу гнать!»

- Да уж, - сказал на это мой муж. - Хоть эта у них нормальная.

- Возможно. А может, хотела, чтобы Ира им сначала помогла грядки вскопать, - объяснила я своему несмышленышу.

Выпивали с подругой Таней по скайпу. Вдруг она:

- А я тебе говорила, что Митя приходил?

- Твой бывший?

- Ага.

Про Митю я последний раз слышала то, что он клялся: ноги его не будет в подругиной квартире,
в ее квартале, в ее жизни, а если она вдруг окажется последней женщиной на Земле, то он, Митя, с готовностью вымрет как вид, не оставив потомства. Таня на это хладнокровно отвечала, что у человечества с его потомством шанса все равно не будет.

Десять лет назад Митя был Таниным женихом, и она его очень любила. Говорила, что ни с кем не чувствовала такого романтического подъема. Так любила, что даже хотела понравиться его родителям. До личного знакомства они ей вполне симпатизировали — своя квартира, своя машина, работает дизайнером интерьеров, судя по фото — симпатичная. А дальше родители жениха пришли к Тане знакомиться. Таня надела футболку с длинными рукавами, чтобы спрятать татуировку на предплечье, приготовила пасту с лососем в сливочным соусе и картофельные блинчики. С замиранием сердца, видя, что гости едят молча, спросила для поддержания разговора:

- Как вам паста?

- Нормально, - буркнул отец жениха.

- Соли маловато, - ответила мать жениха.

Потом пошли обозревать квартирку, где Таня и Митя собирались жить после свадьбы.

- Нормально, - сказал отец жениха.

- Белая мебель маркая, - ответила мать жениха.

На том и расстались.

- Твои родители всегда такие неразговорчивые? - спросила Таня Митю.

- Не обращай внимания, - отмахнулся он. - Они помолчат, подумают, а потом начнут общаться, не переживай.

На следующие выходные родителей пригласили снова — надо же как-то узнавать друг друга получше. Таня приготовила мясо по-французски и слоеные пирожки с яблоками. Снова поинтересовалась для поддержания разговора:

- Не слишком много перца в мясе?

- Нормально, - буркнул отец жениха.

- Надо было взять свинину, - ответила мать жениха.

Разговор опять вышел вялый и бессодержательный. Когда они ушли, Таня сказала Мите:

- Слушай, я с семи утра стояла у плиты. Почему они не могут сказать мне что-то хорошее по этому поводу?

- Они считают, что похвалу надо заслужить, - объяснил жених.

- Тогда в следующий раз можешь отварить им пельмени, - обиделась Таня.

Как бы там ни было, за неделю до свадьбы Митя сказал, что родители очень ждут Таню, чтобы о чем-то поговорить. Смысл разговора, для которого ее пригласили, был в том, что родители жениха так рады ее вхождению в семью, что уже нашли на Танино жилье квартиросъемщиков.

- Што, блять? - переспросила Таня.

И тут оказалось, что родители уже давно говорили Мите о своих планах: вот сын женится, переедет с женой в их четырехкомнатную квартиру, жить они будут все вместе, а Танину сдавать, и эти деньги пойдут в общий семейный бюджет. Не красота ли?

Таня воспротивилась решительно. Она не один год приводила квартиру в соответствие со своими дизайнерскими идеями, на заказе одной только итальянской обувницы чуть не поседела, а ей такие через губу — мебель маркая, но тут можно коврик постелить, тут клееночку, а вот эту тумбочку и шкаф давай к нам в квартиру заберем, квартиранты испортят... Впрочем, даже если бы у нее там были голые стены, раскладушка и табурет без ножек, какого, собственно, лешего творится в голове у этих людей?

По дороге домой (то есть к ней домой) жених и невеста впервые серьезно поругались. Выяснилось, что Мите все равно, где жить, его устраивают оба варианта. Тане в тот день так и не удалось его убедить в том, что больше всего ее возмутила не абсурдность предложения, а то, что ее квартирой так запросто распорядились, не спросив у нее. «Не хочешь — не надо», - ответил тогда Митя, и вопрос был закрыт. Правда, уже тогда его «проницательные и мудрые» родители посоветовали ему бежать сломя голову от этой бабы, потому что она в семью ничего приносить не собирается.

После свадьбы были неоднократные поползновения со стороны родителей мужа распорядиться Таниным имуществом — его теперь называли «семейным».

Так, когда Таня и Митя уезжали в отпуск на три недели, родители настаивали, чтобы она на это время дала ключи от своей машины Митиному отцу, потому что на своей он попал в ДТП и там от ремонта до нормального состояния как до Китая раком, а ему по работе нужно много ездить. Таня, зная, что в ДТП свекр попал по своей вине, идею не поддержала, а машину загнала на платную стоянку.

Потом Митя «случайно» отдал матери Танин второй мобильник, который лежал у нее на всякий случай, если свой сломается, а когда Таня разбила экран своего телефона и стала искать запасной аппарат, муж старательно искал вместе с ней. Моя подруга обнаружила, что свекровь ходит с ее телефоном только спустя пару месяцев, когда та при ней стала куда-то звонить, и Таня узнала свой мобильник в характерном чехле.

Потом Митя уволился с очень хорошо оплачиваемой работы, чтобы найти новую - еще более хорошо оплачиваемую. Новую искал полгода, на абы какую идти не хотел (а такую, где бы платили как на прежней, все равно не нашел)... Знакомая история, что тут расписывать. А свекровь Тане внушала, что нужно переезжать жить в четырехкомнатную, а Танину сдавать, и это компенсирует бюджету молодой семьи отсутствие одной зарплаты. В общем, чем дальше в лес — тем были толще тараканы. Возможно, Танины тоже были упитанными, и поскольку шел месяц за месяцем, а к согласию прийти не удавалось, на третьем году супружеской жизни они с Митей решили расстаться. Вроде бы обоюдно. Однако Тане потребовалось еще несколько месяцев на то, чтобы Митю выставить.

«У родителей большая квартира, места хватит», - напоминала Таня, но бывший муж вроде бы уже и съехал, но не торопился отдавать ключи и то и дело приходил, «соскучившись» без звонка и предупреждения. А однажды тихой сапой приперся около полуночи, когда она была в спальне с новым ухажером (у нее в спальне шумоизоляция по всей «коробке» - не ради шумных эротических игрищ, а чтобы соседи не мешали спать). И вот они шлепают босиком на кухню водички попить — а там Митя бесшумно жрет оставшиеся от романтического ужина морепродукты и запивает вином. Деликатный такой, говорит, не хотел тебя будить.

Выгнанный ухажером Тани, он ныл, что сердце его разбито, а бывшая свекровь звонила и стыдила — какого, мол, ты ведешь себя как распутная девка, когда мужнины трусы еще в ванной на веревке не обсохли, и вообще ты уже не девочка, тебе скоро 30, кому ты будешь нужна еще через год? Таня сменила замок и окончательно сменила Митю. Послала прямым текстом. Наговорила ему столько, что тогда-то он, наконец, от нее отлип окончательно, но тоже сказал свое веское слово — мол, ноги не будет, руки не будет, прочь из моей жизни и все в таком духе. И про последнюю женщину на планете тоже.

И вот он снова объявился.

Как выяснилось, за последние годы он дважды снова захотел жениться, и следующая невеста была согласна жить с его родителями, потому что устала снимать квартиру, пока копит на первый взнос по ипотеке. Но странное дело: вроде бы адекватная поначалу девушка оказалась совершеннейшей бытовой хамкой, которая на тактичные замечания мамы относительно чистоты помытого пола или качества приготовленного ужина начала отвечать «не нравится — делайте сами!» Девушка предлагала Мите снова уехать на съем, Митя поначалу согласился, а потом ему стало жалко денег — как-то глупо платить аренду и чужую коммуналку, когда у тебя в собственности треть четырехкомнатной квартиры. Но возвращаться к Митиным родителям вторая невеста не согласилась. Зато третья невеста согласилась вроде бы на все сразу. Вскоре после замужества она забеременела, ребенка прописали по месту жительства отца, но тут уже была жестоко попрана Митина зона комфорта: жить в одной квартире с придирчивой мамой, ни в чем не поддерживающим папой, маленьким капризным ребенком и взрослой женщиной, которая на все это хотела плевать и говорила ему «ты муж и отец, ты должен», ему стало просто невыносимо.

И он сказал Тане все те слова, которые она ждала от него несколько лет назад: что она была самая лучшая из всех его женщин, что он, наконец, понял, что хочет быть счастлив только с ней и так далее.

- Митя, у меня давно уже другая жизнь, - ответила Таня. - У меня есть мужчина, с которым мы хотим пожениться.

- Но если ты живешь сейчас у него, можно я тогда у тебя хотя бы недельку поживу, отдохну? - спросил он.

Опять буду не про вирус, а про эпизоды из прошлой жизни.

- Помнишь, я тебе обещал денег? - спросил меня в начале февраля один коллега из конкурирующей фирмы. Мы же не Монтекки и Капулетти, можем делать совместные проекты, когда захотим. И мы захотели, потому что деньги были хорошие, заказ пришел ему, а хорошо выполнить могла я. Поскольку у меня есть постоянная работа, решено было делать проект по выходным.

По мнению коллеги (пусть будет Игорь) тема была душевной и простенькой, как полевой цветочек: сделать к майским праздникам памятный альбом одному сельскохозяйственному предприятию о его бывших работниках — ветеранах войны и тружениках тыла. Выезжаешь в не сильно удаленную от цивилизации деревню, вдыхаешь свежий воздух в глубину своего офисного пиджака и ведешь неторопливые беседы за чаем и пирожками с заслуженными людьми об их героическом прошлом. Народу нужно охватить немного — около десятка, ввиду того, что большинство фронтовиков и тружеников уже не живы, и информация по ним хранится в ветеранской организации племзавода.

- Возьмешь готовое и оформишь красиво, - жизнерадостно сказал Игорь. - Делов-то. Я все организую, ты встретишься с людьми. Прикинь, повезло?

Это была версия Игоря, человека опытного в изготовлении всяческой рекламы, но совершенно не знающего реальной жизни, в отличие от меня. Он-то долго жил в столицах, а я из глубинки. Из глубины глубинок. И знаю, что, во-первых, времени катастрофически мало, во-вторых, - капец как мало времени с учетом того, что я работать над альбомом я могу только в выходные и вечерами (что не факт).

Если бы я тогда отказалась, повинуясь выработанному годами чутью, которое постукивало мне изнутри в черепушку «SOS!» (такой маленький человечек с большим молотком), я бы сейчас не жила на эти деньги, оставшись в глухой самоизоляции. Но помимо нежелания браться за дело, было у меня что-то еще... Уверенность, что отказаться никак нельзя. Фиг знает, почему.

Концепцию фотоальбома с историями людей мы с директором обсудили, он распорядился, чтобы ветеранская организация племзавода оказывала нам всяческое содействие, - и уехал в Германию в командировку. Председатель совета ветеранов (пусть будет Инесса Петровна) заверила, что вся нужная информация у нее есть, и назначила встречу у въезда в поселок, чтобы передать данные и познакомить с первыми двумя семьями фронтовиков.

И мы тронулись. В том числе в путь. Практически под знаком населенного пункта нас ждали три фигуры — невысокая грузная дама с рюкзаком, высокая грузная дама без рюкзака, увенчанная меховой шапкой, и мужичок с мозолистым лицом, которого мы с Игорем позже по фото ветеранских мероприятий опознали как баяниста. Выходим из машины и с широкими улыбками идем к этой делегации.

- Здравствуйте, молодые люди! - с растяжечкой сказала дама с рюкзаком и оглядела нас так, будто мы сидели в песочнице и прилично так уделались. Меховая шапка и мозолистстое лицо сдержанно покивали на наше неуместно оптимистичное «здрасьте!». - Это вы книжку писать приехали? Очень хорошо. Тогда слушайте меня внимательно.

Мы с Игорем переглянулись. Обычно после такого приветствия хлеб-соль не ожидается.

- Все, что вы будете писать про наших ветеранов, вы согласуете со мной, - важно продолжила она, тряхнув рюкзаком. Ее спутники еще раз солидно покивали. - И пока я не утвержу текст, вы его директору не покажете. Если не хотите — можете ехать домой. Мы вам помогать не будем.

Услышав, как Игорь вдохнул побольше воздуха, чтобы дать отпор этой внезапно возникшей цензуре, я быстро сказала:

- Мы согласны. О чем разговор! - и улыбнулась широко, празднично.

Когда спустя несколько минут мы ехали в машине Игоря вслед за машиной наших «главнокомандующих» к дому первой семьи, партнер по бизнесу спросил у меня:

- Ты одурела? Ты же не собираешься с ними ничего согласовывать? Не проще было бы директору позвонить?

- Согласовывать я, конечно, ничего не буду, - согласилась я. - Но подумай сам: мы сейчас бы отказались, стали звонить директору в Германию, а ему не до нас, а эти повернулись жопой и уехали - видел, как они нас встретили? Как Ленин буржуазию. Директор нам задание дал, процесс, по его мнению, организовал, а если мы начнем жаловаться и дергать его, лучше не будет, потому что он — там, а ветеранский актив — здесь. Наша задача — получить явки, пароли и секретные материалы, а потом Инессе уже поздно будет права качать. Если для этого потребуется обмануть шантажистов — мне не трудно.

- Нет, я все-таки позвоню, - сказал упорный Игорь. И начал звонить. А абонент не абонент.

Конечно, я нехорошо поступила, сознаюсь. Вообще врать неприятно и утомительно. Но я уже сталкивалась с подобными заказами, попадалась мне на жизненном пути работа с людьми, которые в любом возрасте уже пенсионеры и считают себя матерыми во всех сферах жизни, четко делят окружающих на наркоманов и проституток, умеют надавить на эмоции - «я жизнь отдала стране, я неделями не спала, все пахала, сеяла, а в школу шла по десять километров в гору, и туда и обратно...» - и ты для них всегда сопляк, который должен молча повиноваться. Пару раз на шантажистские ходы я отвечала как честная девочка: нет, мы согласовываем все с только заказчиком, у нас концепция, у нас дизайн-проект, мы не берем соавторов... По итогу я имела море проблем, потому что «помощники» жаловались на меня заказчику (а они жалуются не так, как приличный человек, который позвонит разок или напишет электронное письмо — они звонят до тех пор, пока не добьются обещания всех наказать, уволить, лишить премии и так далее), при малейшем с ними несогласии начинали плакать и хвататься за сердце, врали в глаза, что не видели только что лежавших на столе документов (которые потом выпадали у них из-под кофт) и так далее и тому подобное. К сожалению, тема Победы для таких людей вообще больная мозоль (я делаю по несколько проектов на тему Великой Отечественной из года в год, так что можете мне поверить), потому что они убеждены, что только сами вправе решать, кто «достоин» ее освещать, а кто нет. Они, разумеется, всегда достойны, а те, кому эта работа поручена, - всегда недостойны.

Поэтому я решила просто: если тетка окажется вменяемая (что вряд ли, но вдруг), то ее вмешательство вреда не причинит, а если как обычно — то я ей ничего не должна, а за нарушенное обещание, возможно, бог меня простит и войдет в мое положение.

Забегая вперед, скажу, что до директора нам не удалось за две недели дозвониться ни разу, хотя были моменты, когда даже я давала слабину и начинала трясущимися руками набирать номер. А через две недели директор вернулся из Германии и сразу же укатил в Москву.

Так вот. Приехали в первую семью. Бабушка-труженик тыла оказалась удивительно приятная. Такая бойкая, энергичная. И домочадцы ее оказались такие же приветливые, веселые. Мы проговорили часа полтора и три чашки чаю, даже спели одну из ее любимых песен - «Вспомните, ребята» (ветеранский баянист воодушевленно начинал нам выстукивать ритм на коленке, но под взглядом Инессы Петровны снимал с лица улыбку, будто находился у постели умирающего).

Кстати, тут же я нанесла первый удар чувству собственной значимости Инессы Петровны — спросила у бабушки, не может ли она дать мне телефоны других ветеранов, с которыми мне предстоит познакомиться. Бабушка охотно достала свой кнопочный телефон, и я записала пусть не все нужные номера — где самих фронтовиков и тружеников тыла, где их родственников - но значительную часть. Инесса Петровна наблюдала за моими манипуляциями с кислой миной, а когда мы, наконец, вышли из этого гостеприимного дома, спросила:

- Вы что, с каждым будете так подолгу разговаривать?

- Как получится, - ответила я. - Если пожилой человек хочет поговорить о своей жизни, я прерывать не буду. Но вам необязательно все время быть со мной. Только материалы об ушедших из жизни ветеранах мне передайте.

- Нет! - торжествующе возразила она. - Это ценнейшие архивные данные, вдруг потеряете! Можете работать только при мне. И директору я обещала, что буду с вами все время!

В интерпретации директора это звучало как «если вдруг понадобится помощь — обращайтесь к Инессе Петровне».

- Можно я эти материалы в машине пока посмотрю? - спрашиваю.

- Я с вами тогда посижу, - решительно ответствовала неутомимая общественница.

А дальше ее ЧСЗ ждало второе потрясение: я взяла «ценнейшие данные» - по сути, просто распечатки А4 с поправленными от руки кое-где словами и начала их перефотографировать на телефон. Может быть, Инесса Петровна уже нафантазировала себе, как я, уничтоженная ее авторитетом, буду переписывать архив ветеранской организации долгими ночами в поселке при свете фонаря, но процесс копирования данных занял у меня минут десять (кстати, архив был фиговенький, я потом не одну сотню километров по поселку наколесила, дособирая данные у родственников и бывших коллег умерших ветеранов).

- Вот вы разленились, молодое поколение, - прокомментировала Инесса Петровна. - Мы, помню, тщательно конспектировали каждую буковку, а когда пишешь — лучше запоминаешь.

- А как мне иначе работать? - поинтересовалась я. - Я не могу переписывать все это несколько часов, а главное — не хочу.

- И сколько вам заплатят за вашу работу? - презрительно спросила она.

- Двенадцать тысяч, - брякнула я первое, что пришло в голову. Цифра, понятно, занижена почти в десять раз.

- Больно много, - был вердикт Инессы Петровны.

Во второй семье ветеран-фронтовик, дедушка 94 лет, тоже был бодр. На Инессу Петровну махнул рукой, и она села в уголок, а ее свита даже не пошла в дом. Видно, что дедок боевой и спуску никому не дает. «Молодая жена» хозяина (всего 79 лет!) принесла фотоальбом, откуда мы с Игорем начали выбирать снимки для сканирования в книгу.

- Не боитесь фотографии отдавать? - встряла Инесса Петровна. - Вдруг не вернут?

- Инка, помолчи, - отмахнулся ветеран. - Без тебя разберемся.

Но эти две встречи с героями будущего фотоальбома оказались единственными беспроблемными. Дальше Инесса Петровна и ее товарищи по оружию развернули бурную вредительскую деятельность, и я до сих пор не знаю: они реально не понимали, что делают все возможное, чтобы памятный альбом о героических земляках не вышел, или просто хотели показать, кто в доме хозяин? Ведь один из героев фотоальбома — покойный отец Инессы Петровны. Но она прямо-таки делала все возможное, чтобы мы больше не приезжали. Ее позиция: директор не понимает, как надо делать, все делает не так, только портит людям будущий светлый праздник.

Вредительство бывало тупое, а бывало такое, что у меня начинал дергаться глаз. Например, собираюсь ехать к семье одного из ветеранов. Он — лежачий, почти не разговаривает. И вот звонит мне его внучка и спрашивает:

- SallyKS, а если мы не оденем его в пиджак, вы его в книгу не вставите?

- Чтоооо?

Выясняется, что ИнессаБлятьПетровна сообщила этой семье (главная «помощница», фиг ли!), что для фотосъемки фронтовика обязательно нужно одеть в костюм и в пиджак с медалями. Мол, будут снимать его — пусть лежачим, но в медалях. Семья поофигела и решила уточнить у меня этот вопрос, благо я визитки со своим телефоном по поселку раскидывала просто пачками, зная, что Инесса мои контакты никому не даст.

Уверила внучку ветерана, что ни о какой съемке лежачего человека, да еще и одетого в костюм с наградами, речи вообще быть не может, но потом Инесса приходила к старику, когда дома больше никого не было (в деревнях двери не запираются), и уверяла, что если не будет съемки, то он в альбом не попадет. И ветеран волновался, переживал, чуть не плакал.

Я прилетела в поселок раньше, чем собиралась, два часа сидела у постели дедушки, держала за руку и уверяла, что в альбоме ему будет отдано лучшее место, что мы возьмем его фото во всей красе пятнадцатилетней давности — мальчиком восьмидесятилетним — и поставим в альбом. На «мальчике» он заулыбался, пожал мне руку дрожащими пальцами.

И это продолжалось все несколько недель, что мы ездили к живым ветеранам и семьям покойных: только я выезжаю из поселка — сука Инесса бежит по домам рассказывать, что мы с Игорем, пока директора нет, собираем данные для другого коммерческого проекта, в котором «обесцениваем» Победу. Некоторые даже отказывались с нами беседовать, едва удавалось в конце концов найти общий язык. Примечательно, что на Инессу многие жаловались — везде выпячивает свою роль в жизни села, а по факту гребет под себя — но верили изначально все равно ей. Своя все-таки, а мы с Игорем — чужие. А уж когда она не одна начинает нести пургу про «засланных казачков», а со своими приспешниками — вообще никаких больше подтверждений не нужно.

Когда я дозвонилась директору в Москву рассказать, что Инесса Петровна делает все возможное, чтобы только самые крепкие здоровьем и нервами ветераны предприятия дожили до светлого праздника 9 Мая, и попросила как-то умерить ее активность, директор сказал, что подумает, как тут быть. Но, видимо, так и не придумал, потому что задорная активистка преследовала нас до тех пор, пока вся работа не была сделана. Разговор с ней самой о ее отце — самый неприятный час моей жизни последних нескольких лет, включая похороны двух друзей и процедуру ФГДС. Это отдельная песня, петь которую мне совсем не хочется.

Альбом мы напечатали буквально на днях. Удалось даже убедить директора, что раздать экземпляры семьям еще здравствующих ветеранов нужно сразу, не дожидаясь Дня Победы. На сайте предприятия уже появилась информация, что без неоценимой помощи ветеранской организации завода книга бы не вышла.