
CreepyStory
102 поста
102 поста
260 постов
115 постов
33 поста
13 постов
17 постов
8 постов
10 постов
4 поста
3 поста
Из окна тринадцатого этажа Валерий Саныч выпал глупо и совершенно случайно. Чинил разболтавшийся запор окна и нечаянно слишком сильно дёрнул его. Окно с рамой полетело вовнутрь, а Валерий Саныч – наружу, размахивая шестигранником, зажатым в правой руке.
– Всё-таки тринадцатый этаж был не очень хорошей идеей, – проворчал он себе под нос, когда увидел свою улетающую ввысь спальню. Вспомнил, что про «плохой» тринадцатый этаж ему всё время выговаривала Борисовна из бухгалтерии. Борисовна была тёткой неприятной, и то, что её предсказания сбылись, не добавляло настроения.
Валерий Саныч критически оглядел расстояние и картину внизу.
– Ничего, время ещё есть. Что-нибудь придумаю!
Ветер свистел в ушах и трепал кудри у висков. Было щекотно. Валерий Саныч пожалел, что пропустил запись в парикмахерскую во вторник.
– Пробки! Это они во всём виноваты. Кстати, почему в городе пробки? Лето, как минимум четверть жителей должна была разъехаться в отпуск?
Пользуясь тем, что пока находится на приличной высоте, Валерий Саныч огляделся. Да уж, заторы на дорогах никуда не делись.
Вечерело, закатное солнце красиво превращало плотно сбитые друг к другу спинки машин в розовые и золотые. Они медленно ползли крест-накрест по автомагистралям, как длиннющие рыбьи косяки.
– Красиво! – решил Валерий Саныч, но потом мысленно вернулся к своему происшествию, его причинам и, главное, последствиям. – Тьфу! А потом, небось, придумают про меня не пойми что.
Поэтому, пролетая мимо одиннадцатого, он достал из внутреннего кармана автоматический карандаш и нацарапал на водоотливе: «Всё это глупость и случайность. Чинил окно. В.А. Чуничкин».
Снизу доносилась ругань на два голоса и детский рёв.
– У кого это, интересно? Пупырины, десятый.
Бултыхания в воздухе помогли скорректировать полёт чуть правее, до нужного окна с персиковым тюлем. Обычно милые кудрявые Пупырины сейчас орали друг на друга с красными лицами, жена потрясала детским велосипедом.
– Когда! Когда отрегулируешь, я тебя спрашиваю, ребёнок уже месяц ждёт! А у него руль и седло на пятилетнего!
– А я уже месяц тебе отвечаю, что нет нужных шестигранников у меня. И не привозят в магазины поблизости!
– Ва-а-а-а, мой ве-елик, не трясите, он совсем разва-а-алится! Хочу е-е-ездить!
Валерий Саныч чуть придержал пальцами подоконник:
– Добрый вечерок, соседи, чего же вы воздух сотрясаете? Арсеньпалыч, вы бы лучше ко мне заглянули за шестигранником, чем с семьёй выяснять отношения! Вот, гляньте, подойдёт?
И он звякнул железкой, тут же цапнув лежащее рядом красное, чуть надкусанное яблоко:
– Яблочко стащу у вас? А то вниз ещё долго…
Под сочный хруст падение пошло веселее.
В окне седьмого этажа москитная сетка натянулась, вывалилась, едва не шваркнув Валерия Саныча по локтю, но, подняв руку, он успел отклониться. Сетка закружилась, как кленовый лист и принялась красиво планировать вниз, а к полёту присоединился пухлый пятнистый кот.
– Здравствуйте! – вежливо кивнул ему Саныч. – Тоже летите?
– Мау-ва, – раздосадовано ответил кот, что, несомненно, означало: «Какие глупые вопросы от такого образованного человека. Неужели вы сами не видите?» Валерий понял без труда – похоже, ситуация способствовала пониманию кошачьего.
– Да, несомненно, прошу прощения. Хотелось пожелать вам доброго дня, как попутчику.
– И вам того же! – мявкнул кот и покрутил хвостом, выравнивая положение. Устроившись поудобнее, он расслабился, и уже спокойнее спросил:
– Мяу-ва?
– С тринадцатого.
– Несчастливый…
– Да, меня предупреждали.
– А я с седьмого! Счастливого! – гордо ответил кот.
Валерий Саныч не стал комментировать их одинаковую ситуацию, лишь кивнул:
– Да, я заметил. Я пока еще считаю этажи.
– Давненько летите?
– Да, уже прилично.
Помолчали. Солнце краешком пощекотало горизонт. Автомобильные косяки продолжали медленно плыть по дорогам.
– Простите, могу я поинтересоваться причинами вашего вылета? Я с некоторых пор собираю статистику.
– Мыррк!
– О, птица, понимаю. Она наверняка скакала по подоконнику с самым раздражающим видом?
– Вы даже не представляете, насколько!
Из-за угла вылетел вихрь бокового ветра, охладил.
– Однако, сквозит! Следовало прихватить что-то тёплое.
Кот пожал пушистыми плечами.
– Жаль, сейчас все сушат бельё в доме. Можно было бы одолжить у соседей свитер или кардиган.
Кот устроился поудобнее, откинулся на спину, смешно растопырив лапы и принялся вылизывать живот и бока, приглаживая языком растрепавшуюся на ветру шерсть. Получалось не слишком плодотворно.
– Ах, ну какая же глупость вышла с этим оконным запором! – воскликнул Валерий Саныч. – Это же, оказывается, настоящая проблема! А ведь я, знаете ли, инженер, уважаемый… простите, не знаю вашего имени.
– Мурзик. Родовое.
– Так вот, уважаемый Мурзик, как неожиданно вскрылась острая проблема! Оконная фурнитура в целом и запоры – в частности. Я как раз несколько подустал от своей деятельности, хотелось чего-то нового. И теперь я определённо вижу своё призвание в том, чтобы делать рамы крепкими и безопасными!
– Похвальное решение!
Из окна снизу высунулась кудлатая голова, покрутилась, оглядывая летящих, пропала. Высунулась снова, вместе с рукой, принялась размахивать, подзывая.
– Узнаем, в чём дело?
Кот кивнул. Подлетели.
Веснушчатый крепенький подросток, сопя с серьёзным видом, протянул сложенную бумажку.
– Алинке могли бы передать? Четвёртый, второе окно от угла. Ей выйти не разрешили и, похоже, телефон отобрали. Не связаться, – и, чуть насупившись, добавил: – Очень вас прошу!
– Не вопрос, – согласился Валерий Саныч, махнув рукой. – Только можно я самолётиком переложу? Так закидывать удобнее.
– Можно, конечно!
Падающие слаженно перенаправили движение к нужному окну двумя этажами ниже. Мурзик загребал лапами, будто плыл. В окне Алинки открытой оказалась лишь форточка. Внутри комнаты за столом над грудой учебников сидела грустная девчушка, подперев кулачками пухлые щёки.
– Прекрасная барышня, вам послание с шестого! – Валерий Саныч запустил самолётик вовнутрь.
Девушка распахнула глаза, вспыхнувшие ярко-синим, ловко поймала.
– Ответ, уж простите, передать не сможем – не по пути.
Алина закивала, прошептала: “Спасибо” и замахала рукой на прощание.
Валерий Саныч мечтательно вздохнул.
– Знаете, дорогой попутчик, я вот теперь думаю: может, стоило своевременно жениться? Супруга бы придержала меня во время починки окна. Вот вы женаты?
– Многократно! – кот даже подбоченился.
– А я с каждым этажом всё больше жалею, что нет. Были же достойные кандидатуры! Да и вот там, внизу, на первом, левее – видите тент в красную полоску? Там работает прелестная Галочка.
– Оливковый передник и пальчики с ароматом пожарских котлеток?
– Думаю, да.
– Прекрасная девушка! Трижды угощала меня биточками на прогулке, а как-то даже треугольником свежей трески!
– Тогда вы, Мурзик, поймёте мой порыв. Я что-то всё на неё любовался, но ни разу не решился развить отношения. Думаю, это было неверное решение.
– Мрявпределённо! – согласился кот.
– Пожалуй, не стоит больше откладывать! Давайте заберём немного левее. Я вижу там, снаружи балкона на третьем, чудесные заросли маргариток и бальзамина. Соседям я потом принесу извинения, надеюсь, они поймут, что речь шла об исключительном случае! Ага-ага, жаль, нет ножниц, но я постараюсь максимально аккуратно. Вот, как вам композиция?
Валерий сунул под нос Мурзику круглый букетик, где середину занимали бело-лиловые маргаритки, а по краям розовел бальзамин.
Кот смачно чихнул:
– Вполне! Но украшений не хватает.
– Да, вы правы, но на втором есть частная парикмахерская, надеюсь, выручат. Нам как раз по курсу.
Саныч мягко постучал в окно второго этажа:
– Ирина Алексеевна, прошу прощения, на минутку! Не могли бы одолжить что-то для украшения? Букет вышел скромным, а впечатление на девушку произвести хочется.
– Как же, как же, найдём! – Ирина Алексеевна метнулась к тумбе у зеркала, защёлкала выдвижными ящиками, выхватила атласную ленту и что-то в коробочке. Перехватив цветы, ловко забегала по ним пальцами, втыкая шпильки со стразами и повязывая сложный бант. В минуту букет приобрел роскошный вид
– Готово!
– Я ваш должник!
– Ну что же, коллега по полёту, наша цель близка, но нам нужно сильно сместиться, к полосатому тенту. Левее, ещё левее! Коснётесь лапами – перекатывайтесь!
– Уважаемый, мне это не требуется, я прекрасно спружиню. А вот вы – будьте осторожнее!
– А-ах! – Валерий Саныч, следуя собственному же совету, покатился по тенту, стараясь никак не помять букет. Завертелся, мягко сполз по просевшему краю прямо под ноги девушке в оливковом переднике.
– О-ох! – воскликнула Галочка, стараясь удержать упархивающий с подноса заварочный чайник.
– Милая Галочка, простите моё резкое появление, но не разделите ли вы со мной вечерний кофе? Можно в вашем же заведении.
Галочка приняла букет, кивнула и зарделась.
Приземлившийся поблизости Мурзик подмигнул Валерию Санычу и потрусил на кухню.
Автор: Саша Нефертити
— И что, доктор, не поможет даже это ваше… как его там… эксра-копро-оральное?..
— Экстракорпоральное оплодотворение. ЭКО.
Врач снял очки и потёр переносицу. Стены кабинета до потолка увешаны дипломами, сертификатами и фотографиями счастливых улыбающихся семей.
— Артём, ваша ситуация — особенная. Мы даём гарантии, что плод выживет, что ваша супруга сможет его выносить и родить. Но пока мы ещё на берегу, я обязан предупредить вас о подводных камнях. В вашем случае их два. Во-первых, стоимость процедуры…
— Я согласен отдать любые деньги! Несите свои бумаги, я всё подпишу и наконец-то стану отцом.
— Хорошо. — Доктор несколько раз кликнул мышкой. Зашумел принтер в углу. — Но прежде чем вы поставите здесь свою подпись и внесёте сумму, нам предстоит еще один непростой разговор…
***
Так ты и появился на свет, Артёмович. Зажглась ли в небесах еще одна звезда, когда ты издал свой первый крик? Провёл ли Творец линию жизни по твоей крошечной ладони, дабы обозначить все виражи судьбы, уготованные новой душе?
Трудно сказать. Но в родовой палате твоё рождение стало настолько тихим событием, что даже акушерки, даже родная мать благополучно проморгали его. И когда ты, грязный, сморщенный, навернулся башкой вниз о кафель, тогда вот и стало ясно:
Артёмович родился.
В твоём свидетельстве о рождении указано тридцатое февраля. По имени тебя никто даже не пытался звать, а в яслях постоянно забывали то забрать домой, то принести в садик. Когда ты кричал от колик, от страха, от одиночества, на это реагировали только родители — и то через час-два.
Во дворе у тебя были друзья — но твои друзья про тебя так не говорили. Ковырялся в своей песочнице, лепил куличики, сыпал песком на голову маленькой девочке в кукольном платьице — и вместо ожидаемых криков и пинков получал только недоуменный взгляд вскользь.
Ты чужероден, Артёмович, как увеличенная кварта, как стрекот вылетевшей велосипедной цепи. И твоя мать понимала это, твой отец это видел собственными глазами, и родители смотрели на тебя пустыми взглядами, полными непонимания, пока ты пытался срастись с этим миром, стать его неотъемлемой частью.
Иногда мама с папой начинали громкие обсуждения, и эти звуки резали слух, как гвоздь по доске.
— …мой сын! — густой, как манная каша с комочками, голос отца. — Ты сама знаешь, как мы хотели ребёнка, и когда я нашёл способ…
— Твоя идея была идиотской с самого начала! — это уже мать звучит хрустящим на зубах молочным шоколадом. — Ты же знал, что нельзя рожать…
— ДА, ЗНАЛ! — от высокого вопля задрожали окна в комнате. — Тот врач мне всё сказал! Но я думал, мы справимся! Я не знал, что сын будет таким… таким…
— И что, по-твоему, это стоило того, чтобы…
Обрывки лающих фраз. Ты понимал, что ругаются из-за тебя. Но ты не знал, в чём дело, чем же ты так разозлил родителей. Ты просто маленький мальчик, что шкодит по мелочи, много раз произносит свою первую «маму» и уже уверенно носится по комнатам в поисках чего бы сломать.
Обычный. Заурядный, такой же, как все остальные. Правда ведь?
***
Школа, первый класс, цветы для учительницы. В классе ты вроде как присутствовал, но для одноклассников твои попытки подружиться имели чуть больший вес, чем жужжание этих длинных ламп на потолке. Твоё имя было в журнале, но тебя не вызывали ни разу, хотя оценки за самостоятельные работы ставили. Ты хотел сесть на своё место, а оно оказывалось занято, и ты бросал свои вещи куда-то на окраины «камчатки».
Люди — чужие, отстраненные, непонятные. Сначала ты не мог в них разобраться, затем начал ненавидеть, мечтать о возмездии, о насилии, о чём угодно, лишь бы на тебя обратили внимание.
***
Приложения для свиданий, Артёмович? Ну, хоть гормоны не игнорировали тебя, когда ты приблизился к окончанию школы. Это так наивно, учитывая твою историю, но понять можно. Однако все взаимки прилетают только от ботов и тех, кто лайкает вообще всех подряд.
Свайп вправо. Игнор.
Свайп. Молчание.
Свайп. Тишина.
Свайп.
«Привет, брат по отчеству! Думаю, Артёмовичам надо держаться как-то вместе в этом холодном равнодушном мире. <’3»
Так ты и нашёл свою Артёмовну.
Ты целовал её, прижимал к себе и шептал дивные слова, наивные, глупые, но вас обоих будоражило на всю катушку, так что вам простительно. Прогулки каждый вечер, «Гараж» в подъезде и плотская любовь уже где придётся. Чувства ваши резонировали и рождали искры из глаз, а родители, которые в очередной раз забывали о твоём существовании, не стучались в дверь, когда из-за неё разносились самые неприличные звуки.
Ты был счастлив — потому что нужен. Ощущение, ради которого стоило родиться даже таким.
Согласен?
***
А потом ты нашёл правду об этой слепой к тебе реальности, Артёмович.
Взял жвачку в магазине, машинально положил в карман, прошёл через пищалку на выходе — и сигнализация, по ходу, просто не поняла, что ей надо делать.
Ты задумался. Повторил эксперимент и получил такой же результат. Прошёл по улице, убедился, что вокруг нет камер, и стащил телефон из заднего кармана какой-то крали. Даже не дёрнулась. Ты не стал воровать, положил телефон обратно.
Понимание горячим оловом медленно разлилось в твоей голове, протекая по туловищу и конечностям.
— Так вот в чём дело! — громко сказал ты, зная, что реакция от толпы вряд ли последует. Твоя проблема всегда была на поверхности, и именно эта ситуация позволила тебе обратить её в слова.
Тебя слышали. Ты существовал. Тебя просто игнорировали по причине законов мироздания, которые нам, людям, ещё предстоит изучить.
И эта непонятная, в чём-то дурацкая правда привела тебя ко мне.
***
— Вот так и и вышло, Артёмович, что мне, как человеку, который полностью за материалистическое видение мира, приходится оперировать такими терминами как «душа» и «провидение». Но факт остаётся фактом. Порядок вещей таков, что в естественных условиях не существует Артёмовичей, Никитичей, Руслановичей — особенно последних. Они просто не появляются. А когда выполняешь процедуры для их искусственного появления в этом мире, получаются…
Ты совсем взрослый, ты сидишь в моём кабинете, Артёмович. Здесь твой отец умолял меня о процедуре экстракопро… корпо… тьфу, сам это тогда чудом выговорил. ЭКО, в общем. С тех пор мало что изменилось, только я стал морщинистее, ну и сертификатов да дипломов на стене прибавилось.
— …Получаются такие вот, как ты, Артёмович. Дыры в мире. Пустота на том месте, где должна быть реальность. Нет никакой сомнений в том, что ты объективно существуешь. Но как к тебе относятся — вернее сказать, не относятся — люди, ты знаешь гораздо лучше меня. Люди могут тебя видеть, могут взаимодействовать с тобой — мы ведь с тобой общаемся. Но у людей слепота в той области восприятия, где существуешь ты. И развеять эту пустоту совсем не просто. Мне для этого пришлось много практиковаться.
Ты долго перевариваешь эту информацию с закрытыми глазами. Рано или поздно ты примешь свою роль. Все принимают.
— А Артёмовна? — наконец произносишь. — Она такая же «дыра в мире», которую я воспринимаю только я из-за того, что мы были рождены от каких-то разных Артёмов?
Я снял очки и потёр переносицу. Будто ничего и не изменилось с тех пор, как твой отец приходил ко мне.
— Не от разных. Прости, не мог сразу сказать. Артёмовна — твоя сестра-двойняшка, про которую все забыли в роддоме, из-за чего вы оказались разлучены.
— Пиздец.
Автор: Руслан Ророка
Оригинальная публикация ВК
Расчлененное тело стриптизерши пожирали грибы. Но насекомым было на это плевать.
Стада тли липли к стеблям земляники прямо над изувеченным трупом. Мои собратья тоже зависали где-то там, под самым бутоном, до одури мацая своих любимых «коров». В глюкозном угаре их вряд ли беспокоил очередной сдохший долгоносик. Но как их судить, когда у тебя самого под лапкой целых три микрограмма этой сахарной дури.
Прежде чем осмотреть тельце, я сделал на листке ещё одну отметку. За последние несколько часов это было уже двухсотое убийство. Внутренности брюшка покойницы расплескались по чернозему зеленоватой массой, среди которой я вновь разглядел ярко-розовые вкрапления. Это указывало на одно. Долгоносиха работала на Клубничный домик. Какая-то дрянь так и лезла из этого проклятого стриптиз-клуба. И появление этой твари на пороге муравейника стало лишь вопросом времени.
Королева-Мать говорила, что наступила эра процветания. Инсектопия — так описали эти времена летописцы. Ещё никогда муравьям не удавалось построить столь большую колонию. Но эта иллюзия рассыпалась, как дерево, поеденное термитами. Пока муравьи обжирались сахаром, прямо под ними вызревало настоящее зло.
Могли бы эти бездельники защитить наш народ? Смешно.
Уже почти не осталось тех, кто помнил, как старшие братья, вгрызаясь в землю, копали туннели. Все, чтобы защитить последних личинок! Никто из молодняка даже не пробовал на вкус яду. Не прочувствовал кислоту, что выжигает изнутри. Они только вылупились, а уже совсем распустились. А годовалых ветеранов, таких как я, было принято списывать в утиль.
Да, я нежилец. Да, потеря третьей лапки давала о себе знать. Но во имя Матери я готов вытерпеть любые муки.
Заглотнув новую каплю «сока» тли, я почувствовал отвращение к самому себе. Но боль исчезла. Стало гнилостно. Сладко. Мир вокруг поплыл, и я пополз вверх по стеблю. На подкорке разума засела мысль: в Клубничном домике завелась адская тварь. Она то меня и добьет. Надеюсь, хотя бы Королева-Мать помолится о павшем сыне.
День постепенно сжирался закатом. С высоты клубничного стебля я видел, как мои братья колоннами несли в Храм Матери новые подношения. Если зараза продолжит разгуливать по нашим землям, пылающие небеса определенно отмерят предел жизни кому-то из них. Время истекало.
Прихрамывая на пяти лапках, я подполз к самой крупной на кусте ягоде. Ещё свисая с листика, я учуял аромат забродившего сока. Жучки без остановки стекались в многочисленные отверстия клубничного плода. Там их поджидал злосчастный стриптиз-клуб долгоносиков.
«Клубничный домик» — позорище Инсектопии. Внутри клопы и другой сброд, не стесняясь, вгрызались прямо в подгнившие стены клуба. Да, и долгоносики так себе танцоры. Круглые и неуклюжие, они переваливались с лапки на лапку без намека на эротичность. Однако они все равно ловили на себе похотливые вибрации усиков бухих клиентов.
Самая тучная из самок, хозяйка этой дыры, «пасла» мелочь. Некоторые посетители были готовы полакомиться не только «клубничкой», но и самими стриптизершами. Хотя толку от такого надзора мало. Лично мне ничего не стоило отгрызть пару лапок у этой разжиревшей насекомихи.
— Мне надо поговорить с одной из твоих девочек, — проорал я хозяйке, пытаясь перекричать жужжание десятка крылышек.
— Ты же из той ба-а-шни. Тут муравьям не ра-ады… — протянула в ответ долгоносиха.
Без лишних слов я плюхнул в её лапку остатки «сока». Толстуха, оценивающе взвесив каплю, прокряхтела:
— Выбира-ай.
Я заприметил одну и кивнул в её сторону. Танцовщица мялась у самого входа. Миниатюрная. Нижние лапки затянуты в паутинку, а пухлый хоботок свисает сбоку. Слабая самка. В мои годы её сожрали бы ещё до того, как она бы окуклилась. Такие не выживали в этом жестоком мире просто так.
— Роковая Има-а-аго. Правда, говорит пл-о-хо, — протянула хозяйка. — Другу-ую?
Я покачал головой. Инстинкт говорил мне: нельзя упускать Имаго.
Мы уединились в зале поменьше. Интерьер там был не так сильно поеден в сравнении с главным зданием, но и эта клубника тоже уже была на грани разложения. В моем случае было важно другое: тишина этих склизких стен подходила для допроса.
Стриптизерша попыталась начать приватный танец, но я тут же прервал её.
— Про зараженных грибом слышала?
Отвечала стриптизерша медленно. Как и сказала та долгоносиха, речь ей давалась с трудом.
— Неа… — прозвучал её тоненький голосок, — Плохих дел с сестрами не иметь. Клубничный домик чист. Бедные умереть не здесь. Их убивать что-то снаружи… Мой танец дальше?
— Не дальше, — отрезал я, — Ты же мне врешь… от тебя несет ложью.
В комнате стояла невыносимая вонь грибов. Я приблизился к стриптизерше и ощутил, как от её дрожи колеблется воздух. Кордицепс уже плодился в её уродливом тельце.
— У вас… — крошечные лапки Имаго потянусь к ране, что зияла на месте моей потерянной конечности, — Что-то не так…
— Я потерял лапку в бою с клопом. Зараженная грибом тварь залезла прямо в муравейник, — наклонившись над Имаго, я погладил её по усикам.
— И я убил уродца. Как и других, кто представлял хоть малейшую опасность для Матери.
В черных глазах-бусинках читалось непонимание. Танцовщица замерла.
— Боишься?
Имаго не ответила. Лишь отползла на пару шажков, уперевшись в мясистую стену.
— Ты знаешь каково потерять лапку?
Мои клешни со звучным щелчком оторвали одну из её лапок. Так легко, как дуновение ветра отрывает осенние листья. Гемолимфа брызнула во все стороны, окропляя желтоватой росой клубничную массу.
— Грибы... В вас… Видеть! — в агонии Имаго продолжала упорно тыкать в мое тело. Раздражала. Язва на месте лапки горела. И в этот раз у меня не было сока, чтобы потушить это адское пламя.
— Ты что-то скрываешь от меня! — проревел я.
Имаго вжалась в стенку, закрыла последними лапками свой длинный носик и…
…расчлененное тело стриптизерши пожирали грибы. Её хоботок уже покрылся россыпью из искривленных шапочек кордицепса. Опять эта тварь опередила меня. От страха я не мог двинуться и только наблюдал, как из трупа вытекали розовые сопли клубничного сока. Муравейник был в опасности. Нужно было их опередить. Опередить. И уничтожить.
Я вылез наружу. С алых небес падали споры. Вдали неизменно стремился к небесам Храм Матери. Наконец-то меня осенило. Зараза была всегда под носом. Матерь. Отвратительное создание. Она всегда была главной угрозой для Матери.
До наступления ночи. Пока мрак не пожрал зарю. Я. Защищу Матерь от врагов. И не дам и дальше процветать этой сгнившей цивилизации. Проклятой Инсектопии. Спасу всех. Даже если придется умереть во имя Инсектопии.
***
— Дорогой, ты точно уверен, что этот гриб нужно сыпать в таких количествах? — спросила тетка, наблюдая как муж опустошает пакетик спор «Антижук» на клубничную грядку.
Мужик почесал лысину.
— Норм.
Автор: Зина Никитина
Оригинальная публикация ВК
Тропинка уходила влево от трассы, прямо в жухлую пожелтевшую траву, переползала через железнодорожную насыпь и ныряла под обмотанные стекловатой трубы. Гена пролез под ними, согнувшись в три погибели, и зашлёпал по вязкой грязи. Дальше тропка делилась натрое: левая её ветка вела через лес к лыжной базе, средняя — через узкий проём в бетонном заборе к зданию психбольницы, правая — вдоль гаражей к посёлку Строитель, в котором Гена жил без малого тридцать лет. «Направо пойдёшь — от скуки помрёшь. Прямо пойдёшь — та же херня, только от веселья», — подумал Гена и свернул к лесу.
Ему нужно было успокоиться. Прилечь на скамейку с колоском тимофеевки в зубах и подремать. С утра он радостно предвкушал, как вернёт из ремонта удобный и родной телефон, переставит туда симку из кнопочной Нокии и до вечера будет гонять видосы на ютубе, прихлёбывая пиво из мятой коричневой полторашки.
Мечту разрушила хамоватая продавщица МБС. Поджав надувные губы, она брезгливо оглядела Гену. Всего: от починенных изолентой очков до резиновых сапог, наспех протёртых травой. «Эльвира Рябова» — прочёл Гена на её бейдже, а про себя подумал: «Рыжая курица тебе больше подходит». Жизнь на Строителе была ближе к сельской. Соседний же ПГТ «Дружба», приросший за двадцать лет разноцветными, как огромные детали лего, домами, тяготел к городскому укладу. Потому дружбинские относились к строительским немного свысока. Вот и салонная девчонка быстро избавилась от Гены, процедив: «Приходите завтра».
Осенний воздух, холодный и свежий, пах прелой листвой, влагой и грибами. Гена подпинывал листья: жёлтые — цвета его досады, ярко-красные — как логотип ненавистного оператора связи, ржаво-рыжие — как шевелюра стервы из магазина. Вдруг нога его наткнулась на что-то твёрдое. Из вороха листьев Гена вытащил книгу, и его губы растянула ностальгическая улыбка. В его руках поблёскивала глянцевым синим переплётом азбука. «Букваль? — удивился Гена. — Раритетная вещица, да ещё и с опечаткой!» Страницы будто сами собой распахнулись на букве «О». Под ней чернела пара стихотворных строчек, гласивших:
Обидели тебя — не ной!
Букваль возмездия открой!
На картинке под стихами Буратино вытаскивал из плахи топор. К номеру страницы откатилась голова Мальвины. Голубые волосы порыжели от крови. Гена помотал головой и снова посмотрел в книгу — ни мёртвой девочки, ни её деревянного палача! Лишь грустный ослик тянет в гору тележку с зерном да округлила рот большая розовая буква.
«Доберусь до базы и рассмотрю хорошенько», — решил Гена, проморгавшись. Сунул книгу под мышку и двинулся через лес, мимо поляны с останками сгоревшей беседки и заброшенным причалом из ивняка, где всегда было ощутимо холоднее, так что хотелось скорее оставить это место позади. По пути его одолевали невесёлые мысли о почти промотанных отпускных и нескорой зарплате, о некстати заболевшем телефоне и накопившихся платёжках.
Лыжная база встретила Гену едва слышным шумом с трассы и шелестом берёзовых крон. Он уселся на скамейку под деревьями, закурил и раскрыл книгу на букве «Ж». «Потому что в Жизни Жопа», — усмехнулся он. Текст под буквой гласил:
Жизнь говно, работа дрянь?
Жена-пила, соседи пьянь?
Денег нет? Но ты держись!
«Букваль» открыть поторопись!
На картинке Буратино склонился над сундуком, доверху набитым золотом. Гена попытался перевернуть страницу, но что-то больно ужалило запястье. Он затряс рукой, пытаясь сбросить невидимое насекомое, книга захлопнулась и сползла под скамейку. Гена нагнулся поднять её. Рядом в примятой траве лежал мешок, из тех что показывали в фильмах об ограблениях инкассаторов. Не веря в происходящее, Гена заглянул в него и едва не запищал от радости и удивления, как девчонка при виде долгожданной куклы. Тугие пачки денег, перетянутые резинкой, пахли свежей краской, золотые украшения и монеты приветливо поблёскивали. Гена гладил бумажные бока, перебирал звенья цепочек. «По-любому краденое», — кольнула неприятная мысль, но он быстро распрощался с ней, кинул мешок и «Букваль» в пакет «Шестёрочки» и помчался обратно. «Сначала телефон заберу. Или нет. Куплю новый. Прямо у этой суки и куплю, чтоб умылась. Потом машину. За хату заплачу…»
Возле точки МБС было неспокойно. Гена подошёл к галдящей кучке людей на углу и прислушался:
— На полной скорости… даже пикнуть не успела… надвое, говорят… а голова в кусты… — дедок в кепке и роговых очках тыкал пальцем в сторону перекрёстка, где машины скорой и ГАИ закрывали обзор. Гена глянул на стеклянную дверь салона. На ней скотчем было наклеено объявление: «Перерыв 15 минут».
— Ты, парень, не жди, — сверкнул очками в его сторону дедок, — пятнадцать минут уж давно прошли.
Гена медленно попятился за угол, пока не потерял из виду жуткий перекрёсток и всезнающего деда.
За углом Гена развернулся и понёсся домой: прятать свои сокровища. Но вдруг резко остановился, будто ударившись о стеклянную стену. Как он мог забыть об Антохе! Перед мысленным взглядом Гены предстал брат. В вечной чёрной толстовке, с резким запахом ацетона и расширенными, почти скрывающими блёклые радужки, зрачками. Он опытным взглядом обшаривал Генину комнату и вяло шевеля языком, выдыхал:
— Ты, Генька, не забывай: мать с отцом хату нам двоим оставили. А я здесь не появляюсь почти. Должок за тобой вроде как. Так что доставай материны цацки, мне надо позарез.
И, не дожидаясь разрешения, вскрывал перепрятанную Геной заначку, безошибочно угадывая место. «Да когда ты уже мозги свои наконец сторчишь и перестанешь мне жизнь портить!» Гена был готов зарыдать.
Он прижал пакет к груди, как живое любимое существо. Пакет и правда был тёплым и будто слегка пульсировал. Книга в нём шевельнулась, и Гене стоило больших усилий не заорать от испуга. Он вдруг вспомнил самую первую картинку, показанную Буквалем. Голову Мальвины у края страницы. Рыжие от крови волосы, презрительно поджатые губы, слишком пухлые для натуральных… Она как будто пеняла своему палачу: что ж ты такой деревянный, даже голову отрубить нормально не можешь. «Приходите завтра…»
Гена достал «Букваль» и решительно раскрыл на букве «А». «Антон, Антон» — шептал он про себя. Со страницы на него пялился любопытный аист. «Б, брат,» — бормотал Гена. Стишок про барана. Пёстрая бабочка. Гена с досадой плюнул под ноги. Книга встрепенулась, открылась на букве «С» Худая высокая Смерть в джинсах и чёрной толстовке скалилась, грозя косой.
В кармане противно запищало, и Гена подпрыгнул от неожиданности. На экране верной «Нокии» высветилось: «Варя, дурка». Гена тихо выругался, прошипел: «Не отвечу — до ночи будет наяривать!» и принял вызов.
— Алё, Гень… Ты только держись… Антона к нам привезли. После реанимации… Не знаю, чем он бахнулся, но выглядит очень хреново. Не говорит, мычит только… Протянет недолго, кажется… — Варя шмыгнула носом. — Ты когда придёшь?
Гена представил брата на больничной койке, немым, бледным овощем. Варю с её ранней сединой. Вечно ей больше всех надо! Носится с убогими, утки таскает, а ведь могла до зама подняться! Волной накатила брезгливая жалость, укололо изнутри чувство вины. Взгляд на оттянувший руку пакет помог справиться и с тем, и с другим.
— Варюш, у меня сейчас дел много, я как смогу, зайду. Ты присмотри за братом, ладно?
— Хорошо, но ты…
— Что бы я без тебя делал! Спасибо тебе. Всё, пока, некогда.
Гена с благоговением оглядел книгу и спрятал её под куртку. Ноги сами привели его к крыльцу «Шестёрочки». «Пивом сегодня не обойтись», — подумал он.
Дома Гена выложил на стол «Букваль», налил в стопку непривычно дорогой водки и принялся листать тёплые, будто живые страницы.
— Что ж ты такое, Букваль? И почему это всё со мной происходит?
Гена опрокинул стопку и зачерпнул из банки красной икры.
Книга раскрылась, грохнув переплётом о стол, на пустой странице проступило:
Ответы, Геннадий,
В зеркале, сзади!
Гена подпрыгнул, выронив ложку, и медленно повернулся к трюмо за спиной. Вместо своего перепуганного лица он увидел едва различимый в темноте старый тополь, самодельный причал — разваленный и притопленный, останки обгоревшей беседки, возле которых копошилась фигура в белом… саване? Гена подошёл вплотную к зеркалу, пытаясь её разглядеть. Потянуло тиной. Распухшие бледные руки схватили его за грудки. Втащили внутрь. Легко, как щенка, сволокли к тополю и швырнули в кучу прелых листьев. Оскальзываясь и цепляясь за сухую кору, Гена поднялся на ноги. Тяжело дыша, прислонился к дереву.
Позади мелькнул источник света. Гена обернулся и увидел свою комнату, моргающий ночник и раскрытую посередине книгу на столе. Букваль взмахнул страницами, словно крыльями, взлетел, опустился на ветку соседнего дерева и принялся чистить странички. Гена почувствовал, как из кармана рубашки сама по себе ползет пачка «Винстона».
Чиркнула зажигалка, и в воздухе запрыгала алая точка. Темнота дохнула сигаретным дымом. Генины внутренности скрутило от страха, в животе предательски забурлило. Жгучий стыд на секунду затмил испуг. «Только бы не обосраться, вот будет позорище!» — запричитал про себя Гена. Букваль на ветке встрепенулся, каркнул. Холодный ужас вмиг перестал терзать Генины кишки. Гена дернулся в сторону своей комнаты, но руку что-то крепко держало. Он глянул на свою кисть. Та была наполовину утоплена в дереве. Кора, как плесень, распространялась по его коже. Между большим и указательным пальцем пошла трещина, и кисть стала похожа на клешню.
— Кто ты? Что тебе нужно?! — Заорал Гена в темноту.
И темнота ответила.
— Приветствую вас, Геннадий. Я Костяной. Бог этого места. И пока вы умираете, я расскажу вам, для чего вы здесь.
— Умираю?! Почему?! За что?!
— Узнаете позже. Сначала о Костяных.
Дужка Гениных очков треснула — дерево поглотило уже половину его головы. Он с удивлением обнаружил, что видит в темноте. Видит не глазами — всем телом. Перед ним стоял пожилой рыбак в дождевике и оранжевых резиновых сапогах. Рыбак повесил лунно мерцающую сеть на тополиную ветку и коснулся Гениного лба. Гену будто прошила молния. Перед его внутренним взором промелькнула вереница кадров: развороченная взрывами земля и вкопанные в неё человеческие останки. Чёрный дым из труб крематория. Ямы, заваленные телами… Лужа под ногами, а в отражении живая груда костей растёт за спиной, тянется к верхушкам елей. Чудовище склоняется к уху беззубым черепом. В хрусте и скрежете угадывается: «Мы Костяной бог. Мы судья».
Рыбак отвёл руку от Гениного лба, снова закурил.
— Мы появляемся там, где была насильно и несправедливо отнята жизнь. На местах преступлений. В ледяных бараках колоний. А на полях сражений, этих многотысячных гекатомб, Костяные боги прорастают до небес.
— А я-то тут при чём?! — Проскрипел корой Гена.
Костяной щёлкнул пальцами.
Темноту сменил солнечный свет. Гена ощутил, что снова может шевелиться, недоверчиво осмотрел себя. Ему снова было четырнадцать, на нём были подаренные бабушкой шорты и широкая отцовская футболка. На причале пожилой мужчина закидывал удочку. Рядом в прозрачном пластиковом ведре плескалась мелкая рыбёшка. Под молодым ещё тополем ждал велосипед и сидящая на цветастом полотенце Варя. Она обернулась, улыбнулась ослепительно, так, что солнце обиженно скрылось за мелким рваным облаком. Карие глаза блеснули из-под светлой челки. Гена приземлился рядом и слегка надавил пальцем на её смуглое плечо.
— Сгоришь, кудрявая! Идём купаться?
Она набрала воздуха для ответа, но так и застыла, глядя за Генину спину.
Со стороны свинофермы шли двое. Один, в серой робе и выцветшей кепке, задумчиво курил. Второй, в застиранных джинсах и тельняшке, щурился, приглаживая рыжие вихры и лениво оглядывая поляну. Гена узнал этот взгляд. Так Ромка Липин, школьный хулиган, выбирал, чей портфель полетит сегодня с третьего этажа. Рыжий задержался взглядом на бьющейся в ведре рыбёшке, и Гена понял, что портфель сегодня пострадает не его.
— Детишки, — бросил рыжий, подходя со спины к рыбаку, — хотите, вся эта рыба наша будет?
«Кепка» подскочил к ним и прошептал:
— Уматывайте отсюда!
Гена успел увидеть возящие по ивняку оранжевые сапоги рыбака, голову которого под водой держали жилистые, в наколках, руки рыжего.
Велик подпрыгивал на кочках. Варина коса хлестала по лицу, и Гена видел только несущиеся навстречу деревья. Позже, возле бетонной ограды психбольницы Гена то обнимал Варю, то вглядывался в её плачущее лицо и приговаривал:
— Нельзя в милицию, Варюш. Я этого рыжего у соседа видел. А вдруг он меня вспомнит? Через меня и тебя найдет. И убьёт. Не сомневайся. Так что пообещай, пообещай мне, что никому не скажешь! Забудь, поняла?! За-будь.
— Хорошо, — ответила Варя и растаяла в воздухе.
Гена снова был окружён темнотой. Кора стискивала грудь, медленно заменяла собой кожу, мышцы, рёбра.
— Но я же ничего не сделал… — жалобно проскрипел он.
— Вот именно. Вы ничего не сделали. Хотя могли. Могли рассказать о том, что со мной случилось.
— Но он бы нашёл и убил меня… нас с Варей.
— Он убил ещё троих, прежде чем его поймали.
Костяной затушил бычок о подошву сапога.
— Не только проливший кровь виноват. Виноват трусливо отвернувшийся. Виноват равнодушный. Виноват извлекший из пролитой крови выгоду. При жизни они могут избежать наказания. Но после жизни… за каждым явится Костяной бог и увлечёт в свой мир, где они испытают на себе страдания жертв. А страдания очистят их души от зла.
Генино сердце ещё билось. Натужно, тяжело, сдавленно. Что-то острое упёрлось в грудь слева, куда ещё не добралась настырная кора. Маленький серебряный крестик на тонкой цепочке. Если есть эти Костяные, нормальный Бог точно существует, и он должен помочь — за эту мысль Гена ухватился, как утопающий за соломинку, и зашептал про себя обрывки молитв. Оставшимся левым ухом он услышал тихий смех, похожий на хруст снега под ногами.
— Молитесь моему незадачливому коллеге? Мне жаль его. Воистину напрасная жертва! Знал ли он, что людей невозможно исправить… пока они живы.
Под цепочку подлезла упругая тополиная ветка, оттянула её. Цепочка лопнула, крестик прочертил в воздухе серебристую трассу и булькнул в ручей. Под тёмной водой мигнуло, как будто на дне лежал звонящий телефон. От причала донёсся плеск, на берег выскочила бледная голая девушка. Водоросли свисали с бёдер тонким кружевом, кувшинки запутались в голубых волосах. Голова отделилась от шеи и упала прямо в руки. Девушка криво пригладила её и забористо выругалась. Костяной шагнул навстречу.
— Эльвира Николаевна! Поздоровайтесь с Геннадием. Вы рады увидеть здесь знакомого?
— Пошёл ты! — взвизгнула девушка и показала средний палец. — Сволочь старая! Жаль, батя не может тебя второй раз грохнуть!
Костяной засмеялся своим хрустким смехом.
— Пожалуй, она моё лучшее приобретение! А вам, Геннадий, я должен ещё кое-что показать.
Он хлопнул в ладоши, и Гена переместился в ярко освещённый больничный коридор. Гена медленно пролетел под потолком, и его сквозь стену затянуло в тесную подсобку. На полу, рядом с опрокинутым ведром, лежала Варя. Мыльная вода подплывала под неё, пропитывала зелёную больничную форму. Гена дёрнулся к ней, попытался закричать, но не смог издать ни звука. Его рвануло, потащило назад, с силой втянуло в ствол почти поглотившего его тополя.
— Поздно, Геннадий. Её несчастное истрёпанное сердце не выдержало. Всю жизнь она жила для других, напрочь забыв о себе. Наказывая себя за молчание.
Костяной свистнул. Осока у берега пошла волнами, из неё на поляну выбежала собака — пегий спаниель. Она облаяла Эльвиру и вспорхнувший с ветки Букваль. Подбежав к Гене, она поставила на него передние лапы и заскулила. Гена заскрипел корой, почувствовал, как под вросшими в неё очками выступили смоляные слёзы. Костяной потрепал собаку за кудрявое ухо.
— Для Варвары всё не так уж плохо. Она сама себе жертва, сама себе судья. Она может уйти отсюда, когда захочет. Но захочет ли? Ведь здесь её преданность наконец-то будет востребована и вознаграждена.
— Начальник! — От обугленной беседки подбежал человек в костюме Пьеро.
— Можно мне другую робу выдать? Эта вон длинная, бабская! А краска на роже обязательно? По-пидорски как-то.
Костяной усмехнулся.
— А людей в речке топить не по-пидорски?
— Начальник, так это Колян всё. Я вообще-то детишек спас! Мне за детишек скощуха должна быть!
— Отстроите то, что сожгли, тогда поговорим.
Пьеро уныло поплёлся к останкам беседки.
Собака улеглась меж Гениных корней. Костяной присел рядом и обнял её. Гена потянулся к ним ветвями и прошелестел свой вопрос.
— Зачем книга? Затем, что я хотел дать вам шанс. Во мне, наверное, осталось слишком много человеческого. Но вы пользовались книгой бездарно, и оказались здесь. — ответил Костяной.
Гена снова пошевелил ветвями.
— Да, как и все исполнители желаний, мой друг понимает всё буквально и без оглядки на людскую мораль.
Костяной усмехнулся.
— Лишь одно желание вы загадали так, что Букваль не исполнил его в своём духе: не замарать штаны перед смертью.
Костяной снял с Гениной ветки светящуюся сеть и забросил на поляну.
— Что ж, пора. Через минуту Николай Петрович Рябов освободит койку в тюремной больнице, и наша маленькая труппа будет в полном составе.
Над поляной хлопнуло, заискрило, и Гена увидел, как в сети бьётся крупная полосатая рыбина с рыжим гребнем. Она так и норовила цапнуть Костяного и Пьеро, пока те тащили её к ручью. Адское создание, хлестнув хвостом, ушло под воду, и Костяной произнёс вдогонку:
— Как вы и хотели, Николай Петрович: теперь вся рыба ваша!
Автор: Лариса Потолицына
Оригинальная публикация ВК
1
Здравствуй, моя дорогая Танечка. Совсем недавно мы закончили с монтажом лагеря – все готово, палатки стоят, подключены генераторы. Нам удалось найти небольшую поляну, где все это хорошо поместилось. Теперь можно немного отдохнуть, уединиться с листом бумаги и ручкой в уютном свете лампочки. Позади непростой десятичасовой перелет и недельное путешествие по лесу. Признаю, это было нелегко. Я сильно переоценивал свою физическую форму. Впрочем, так бывает, когда вкладываешь во что-то так много времени и сил.
За брезентом палатки поют цикады, а я вспоминаю наши с тобой вечерние прогулки. Мне так жаль, что я уделял тебе недостаточно времени, но ты ведь знаешь, как мне было важно попасть в эту экспедицию. Да и у тебя далеко не всегда находилась возможность…
Веки тяжелеют, а нужно еще обработать мозоли на ногах. Я пойду, завтра важный день. Люблю тебя!
2
Дождь барабанит по палатке, а рядом товарищ уничтожает уже вторую банку тушенки. Мы хотели начать пилить в районе двух часов дня, но дождь нарушил наши планы. Тучи налетели внезапно, и пришлось спешно сворачивать оборудование. Натан Андреевич сказал, что до завтра можем отдыхать. Это совсем не лишнее, учитывая степень нашей усталости. Честно говоря, мои ноги все в пластырях и бинтах – обувь плохо выдерживает местную влажность. Я вчера не написал, но по пути тоже случались неприятности. Витя, буквально вчерашний студент (не спрашивай, как он сюда попал. Все мы знаем, что такое маленький, но уверенный блат), неудачно споткнулся и вывихнул ногу. В считанные часы она стала похожа на огромный баклажан. Пришлось нам соорудить из веток нечто похожее на салазки, и два дня тащить Витю по земле. Теперь из него такой себе помощничек.
Ладно, ты всегда просила меня не хандрить и быть позитивным. Видела бы ты эти величественные стволы, возвышающиеся над остальным лесом! Небосвод здесь низкий, свинцовый, и кажется, будто этим исполинским деревьям не хватает совсем немного, чтобы упереться в небесную твердь. Стоит лишь взглянуть на этих гигантов, чтобы понять – не зря они были целью наших поисков все это время.
3
Валюсь с ног от усталости, но хочется черкануть пару строчек. Несколько дней подряд пилили эту громадину – не буду вдаваться в подробности, но это и правда было непросто. То, как оно падало… Помнишь, мы смотрели фильм про огромную обезьяну – Кинг-Конга. Там, где в конце он залез на небоскреб. Вот было похоже, будто это он падает. Небоскреб… не Конг. Треск и грохот стоял жуткий. Ствол ломал другие деревья, оказавшиеся под ним, словно это были спички. В моменте это напоминало землетрясение.
Когда пыль осела и все немного пришли в себя, настало время осмотреть получившийся пень. Нетрудно догадаться, что он получился несколько десятков метров в диаметре. Я бы мог написать, что когда мы забрались на него, то почувствовали себя стоящими на деревянной площади, но это не так. Дело в том, что… Я так взволнован… Смешно, но у меня немного подрагивают руки, когда я пишу это. Не буду ходить вокруг да около: наша теория подтвердилась! Внутри эти гиганты полые! Только кора и еще метр-полтора древесины. У меня закружилась голова и я чуть не сорвался вниз, когда стоял там, а дыра уходит внутрь пня (и земли, видимо) очень глубоко – с нашими фонарями мы не смогли понять что-то конкретное. Удивительное, конечно, явление. Огромная скважина внутри исполинского дерева…
Интересно, как ты сейчас там? Наверное, засыпаешь на кровати в обнимку с книгой. У нас с тобой всегда были сильные расхождения в литературных вкусах, но сейчас я бы все отдал, чтобы оказаться рядом и прочесть тебе пару глав про эльфов, гномов и кто там у тебя еще был. Потом выключить ночник, аккуратно укрыть тебя одеялом и поцеловать, вдыхая запах твоих каштановых волос… Что-то совсем я раскис, еще и пишу это все скрючившись в спальном мешке с фонариком на лбу. Да, у нас и такие есть. Потом покажу, когда вернусь. Люблю, целую! Буду спать.
4
Привет, солнце.
Устал, как собака.
Как и планировали, пытаемся исследовать этот, так сказать, “колодец”. Все утро возился с альпинистским снаряжением, крепил тросы, карабины, обвязки. Жара стоит дикая, и тот самый дождь, который я проклинал несколько дней назад, уже не кажется такой плохой идеей. Хотя даже на таком солнцепеке я чувствовал неуютную прохладу, вбивая клинья на краю “колодца”. Ближе к обеду Горюнов и Сеченов начали спуск. Мы ждали, пытаясь зацепить слухом обрывки их речи и наблюдая, как отблески света мельтешат внизу. Потом все исчезло. Время замедлило ход, сделавшись вязким, тягучим. Пока все орали, пытаясь докричаться до Горюнова и Сеченова, полосовали тьму лучами своих фонарей, мне нестерпимо захотелось уйти. Незаметно спустившись, я отправился в лес. Деревья укрывали от солнца, причудливые ароматы растений наполняли легкие, успокаивали. Я сел под деревом, уставившись на кусты впереди, богато увешанные причудливыми ягодами. Вспомнилась новогодняя елка. Тот день, когда мы вместе наряжали ее, и ты показывала мне коллекцию старых игрушек, доставшуюся тебе от бабушки. А когда ты вешала звезду, я обнял тебя сзади, поцеловал. Ты развернулась, ответила на поцелуй… А потом мне пришлось уйти, потому что скоро должен был приехать твой Олег…
Я уснул под деревом, погруженный в эти мысли, а когда проснулся, уже смеркалось. Вернувшись в лагерь, я увидел, что все толпятся около палатки Сеченова. Разведенный костер приветливо брызгал искрами, потрескивая в унисон оживленной беседе. Ребята обступили Сеченова и Горюнова, а те наперебой рассказывали про какие-то тоннели, подземное озеро. Судя по всему, они выбрались на поверхность совсем недавно. Я опешил от спокойствия окружающих. Чуть не крикнул: “Эй! Они же все в крови!”. Спустя несколько мгновений понял – это грязь такого необычного цвета налипла на них. До чего же неприятные ассоциации. Позже из бесед я узнал, что под землей есть огромное озеро, наполненное некой красной жижей. Сеченов чуть не утонул там, застряв, как в болоте, но совместными усилиями ребятам все же удалось выбраться. Натан Андреевич на седьмом небе от счастья. “Какая находка!”, – твердит он. Никогда не видел его таким воодушевленным. А я… не сказать, что разделяю всеобщий восторг.
Навестил Витю. Он не выходит из своей палатки, нога совсем печально выглядит. Отдал ему последнюю плитку шоколада. А ты знаешь, как я люблю сладкое.
Ладно. Чувствую завтра Натан Андреевич развернется на полную. Пойду спать.
5
Помнишь, как я говорил, что эта экспедиция будет поводом уединится с природой, найти внутреннюю гармонию? Похоже, я ошибался.
За последние несколько дней вниз спускались девять человек. Сразу скажу – я туда не полез. Меня и не просили. Горюнов попробовал жижу на вкус. Оказалось – похоже на густой куриный бульон с привкусом спирта. Все бы ничего: выплюнул, обругался. Вот только через час… Да, Горюнов мужик здоровый, бывший атлет, но… Он поднял руками огромный камень весом, наверное, несколько сотен, будто это был просто мешок с цементом! И знаешь, это не вызвало в лагере волнения или страха. Напротив, Натан Андреевич поручил мне срочно соорудить лебедку, чтобы начать доставать Джем. Так они назвали эту субстанцию.
Пытаюсь заснуть, но слышу скрип ручки, которую крутят не переставая. Достают и достают полные ведра Джема. По лагерю ползет его мерзкий, едкий запах. Совсем недавно доносились звуки ссоры, которая быстро переросла в драку. Не хочется выходить из палатки, но кое-куда наведаться все же надо…
Подумал о том, как ты там сейчас. У вас наверное очень холодно, вероятно идет снег. Греешься уже у кого-то под боком?..
Почему ты всегда держала меня на расстоянии?!
Неужели этот твой новый остолоп лучше меня?!
К черту!
Рад, что скоро экспедиция закончится, и я вернусь домой. А там и посмотрим…
6
Они все пьют эту гадость.
Все.
Я сделал вид, что тоже отхлебнул, но на самом деле стиснул зубы. Все равно я чувствую, как пары Джема холодными щупальцами проникают в мои легкие. Этой дрянью заполнены уже все канистры, бочки и бутылки в лагере. Ребята от него дуреют, становятся другими. Злыми. Этой злобой пропитано все вокруг.
Витю хотели напоить – вылечить ногу. Он наотрез отказался (да, это я отговаривал его ночью) и Аркадий, наш доктор, добрейшей души человек, обругал парнишку последними словами. Кричал, что он обуза, папенькин сынок. Кто-то легко разорвал брезент и кинул в костер, словно бы это была не палатка, а бумажный пакет. Я видел, как агрессия пышет из них, будто их только что достали из адской духовки. Никто никогда не сказал бы, что это простые исследователи и ученые. Инстинктивно, я попятился, а может это толпа выдавливала меня из себя. Двигаясь в сторону леса, я видел, как безобразные тени пляшут на стене из деревьев. Витя кричал совсем недолго, эти звери разорвали его за считанные секунды…
Я уже даже не знаю кому и зачем пишу это все. Пошел дождь, и я пытаюсь укрыться под большой елью. Лунный свет помогает видеть блокнот, но капли все равно попадают на бумагу, размывают чернила. Мне кажется, если я умру здесь, то ты даже не вспомнишь про меня, тупая шлюха. Ненавижу тебя!
Может, туда мне и дорога.
Приятный запах.
Даже не смотря на то, что я знаю: они жарят человечину.
7
Раздобыл чистой воды из ручья. Выпил. Стало легче. Ужасные мысли бурыми струйками утекли из головы.
Мне их уже не остановить, но я не буду заодно с этим зверьем. Одному богу известно, какой ужас сотворят эти демоны, когда доберутся до аэродрома, а потом и до цивилизации. Они потеряли человеческий облик, перестали членораздельно говорить. Я видел их вздымающиеся по всему телу вены, зубчатые дуги неестественно торчащих позвонков, залитые чернилами огромные глаза. Это были уже не люди, а инфернальная волчья стая. Наблюдал за ними издалека, пока они не убежали из лагеря. Для меня теперь отсюда нет выхода…
Поддавшись последнему в своей жизни приступу любопытства прицепил карабин и спустился вниз. Терять уже нечего. Кромешная темнота, сырость, дышать практически нечем из-за испарений. Нашел водоем или, можно сказать, месторождение Джема. Если бы не красный цвет и тьма вокруг, легко было бы представить, что это озеро Серебряное. То, что рядом с моей дачей. Танечка… помнишь, как мы там жарили шашлыки, а потом ночью сбежали от всей компании и целовались на берегу. Я все тогда грезил о нашей будущей жизни: примитивная, но такая приятная мечта о детях и доме на берегу моря. Глупый и наивный юнец, который не понимал, насколько счастье было близко. Оно было осязаемо…
Мне бы хотелось написать, что я достал из нашего лагеря огромные запасы динамита и сейчас взорву тут все, чтобы ни одна живая душа не нашла это ужасное место. Разумеется, ничего подобного у меня нет. Я бы мог напиться жижи и попробовать… Но я знаю – это лишь сделает меня еще одним чудовищем.
Жаль, что так и не расскажу тебе про налобный фонарик, который сейчас помогает мне записывать последние строки. У меня тут только он и мой старый любимый нож…
Все.
Пора нам прощаться, Танечка.
Сохрани свою хрупкую нежность.
Люблю. Навсегда.
Твой ***
Автор: Андрей Новичков
Если бы планеты могли быть сыновьями маминой подруги, Эйфель был бы одним из таких. Расположенный в зоне Златовласки, он, вопреки гравитации звезды, вращался с бешеной скоростью. Впрочем, не вопреки. Гравитация раздирала его нутро, отчего недра Эйфеля грелись, как яйцо в микроволновке. Ещё первые колонисты проложили вглубь планеты термогенераторы, и эйфы были обеспечены почти дармовой энергией. Дешёвое, но востребованное производство сделало Эйфель центром торговли, науки и промышленности. И, конечно, деньги притянули чиновников, поэтому Эйфель стал ещё и столицей целого звёздного сектора.
Словно этого было мало, излучение звезды идеально подходило для земледелия, поэтому всю поверхность планеты покрывали фермы. В какой бы точке освоенного космоса вы не открыли кладовку, там найдётся банка маринованного арбуза или копчёное мясо крыжовника с Эйфеля. А сладкая вата из местного хлопчатника — пожалуй, универсальное тёплое воспоминание из детства любого имперца, соответствующего нормам.
Если бы Эйфель был сыном маминой подруги, все видели бы фотографии мозаичных полей, слышали бы рассказы о гарантированном минимальном доходе и передовых веяниях моды. И мало кто задумывался бы о тёмной стороне этих образов. В отличие от растений, эйфы никогда не видели света звезды. Занятая фермами поверхность загнала людей вглубь. Гарантированный доход позволял не думать о делах насущных. И потому эйфы заполняли жизнь судорожными поисками того, чем можно заполнить жизнь.
Сенат Эйфеля шёл навстречу гражданам. Что угодно здесь превращали в развлечение. Даже опознание мертвецов. Морг выставлял всех поступивших безымянных покойников в витринах, в надежде, что кто-нибудь увидит бывшего знакомого. Но большинство приходило поглазеть на смерть. Постыдная тема смерти, единственная табуированная почти во всех культурных мирах, здесь, в столице фронтира, обладала почти порнографической притягательностью.
Не удивительно, что когда на Эйфель привезли тела клон-легионеров после наступления в одной из колоний, они заняли целую аллею музея опознаний.
Девушка с явными кошачьими чертами медленно шла мимо мертвецов в героических, а чаще гротескных позах. Вдруг замерла, глядя на один из экспонатов. Мужчина, шедший в паре шагов позади, приблизился.
— Это он? — он старался говорить мягче, но при этом гомон толпы заставлял повышать голос. — Не смотри. Не надо. Сейчас мы всё устроим.
Мужчина взял за плечи и отвернул кошкодевушку от солдата, державшего у бедра свой шлем. Жуткой деталью шлема было то, что его наполняла голова этого солдата.
Ведя кошкодевушку за руку, мужчина подошёл к кабинке смотрителя. Молодой парень в церемониальной маске пернатого шакала посмотрел на них.
— Слушаю вас, — голос был заученно услужливым.
— Мы опознали одного из выставленных. Хотели бы заказать ему нормальные похороны.
— Конечно, сэр. Примите мои искреннейшие соболезнования в этот тяжёлый час. И помните, что по промокоду “психопомп” вы можете получить скидку на психологическую помощь вип-уровня. Заполните, пожалуйста, анкету.
И пернатый шакал просунул в проём окошка планшет. Мужчина уже потянулся к нему, но кошкодевушка оказалась быстрее. Она взяла планшет и просяще посмотрела на мужчину.
— Да, конечно. Сделай это сама, — кивнул тот.
Кошкодевушка принялась быстро заполнять бланк. Пернатый шакал недоуменно пялился на происходящее.
— Простите, сэр… Э-э… А почему вы ей позволили… — служитель явно старался аккуратно выбирать слова.
— Он был её родственником.
— Но… Сэр, она же очевидно…
— Что?
— Нет, я не хотел ничего сказать. Но как у вашей… У неё могут быть родственники?
— Погибший был легионером. Героем отечества, — произнёс мужчина с нажимом, и пернатый шакал быстро закивал. — Они с моей компаньонкой вместе росли в яслях клонов до того, как их отправили на дифференцировку.
В этот момент кошкодевушка тронула мужчину за предплечье и указала на что-то в анкете.
— Ты хочешь? — девушка в ответ решительно кивнула. — Тогда пусть так и будет.
— А она что у вас, не говорит? — судя по тону, пернатый шакал решил, что посетитель готов поддержать дружеский диалог на личные темы.
Мужчина бросил гневный взгляд на болтливого служителя.
— Дифференцировка прошла неудачно. Её гортань сформировалась по животному вектору.
— А… — пернатый шакал явно хотел спросить что-то ещё. Мужчина открыл интерфейс обратной связи и демонстративно выставил одну звезду. Лица служителя не было видно под маской. Но голос сочился злобой. — Удачного дня, сэр.
***
Внутренние помещения морга выглядели совершенно иначе, чем аллеи опознания. Белые керамические панели, рассеянный свет, не дающий тени — всё здесь было чисто, официально. Стерильно. Безжизненно.
Кошкодевушка, мужчина и женщина вошли в помещение, где в парадном мундире лежало тело. В воздухе замерцала голограмма хорошо одетого человека в годах. Его изображение несколько раз моргнуло помехами и наконец приняло вид, почти неотличимый от реального. Лицо изображало светлую скорбь. Он развёл руки в приветственном жесте.
— Приветствую вас в “Психопомпе”. Как жаль, что повод для встречи так печален…
— Сюда во иным поводам, полагаю, не приходят, — оборвал мужчина голографический образ. Тот медленно кивнул. Вокруг глаз добавилось горестных морщинок.
— Вы правы. Я понимаю, вы из тех, кому не нужны слова утешения. И всё же, поверьте, я сочувствую вам совершенно искренне.
Мужчина молча смотрел на голограмму. Кошкодевушка не обращала внимания на происходящее. Она взяла за руку лежащего на постаменте солдата.
— Что ж, — снова заговорил голограмма, — всё готово к погребению. Но сейчас комната в полном вашем распоряжении. Прощайтесь столько, сколько нужно. О, и я вижу, вы отметили, что желаете провести религиозный обряд. Я приглашу к вам священников.
— Нет, мы… — начал было возражать мужчина, но голограмма уже погасла.
Мужчина обернулся к женщине. Та пожала плечами.
— Ну, давайте дождёмся их и выпроводим.
Мужчина кивнул. Вскоре в комнату прибыли священник и служка. Войдя, они тут же закрыли ладонью один глаз в молельном жесте. Но сделали это быстро, привычно, словно обычное приветствие.
— Что ж, сын мой, — тут же заговорил священник, — отрадно видеть, что есть ещё люди, заботящиеся о душе. Ибо она дана нам, чтобы творить этот мир, чтобы создавать ценности и наделять их ценностью…
— Я не твой сын, — мрачно перебил священника мужчина.
Служка едва заметно дёрнулся, но священник лишь улыбнулся.
— Конечно нет. Но я сейчас не просто личность, которую ты видишь. Я здесь представляю Императора. Всю имперскую династию. И для нашего Центрального отца все вы любимые дети.
— Все, наделённые душой, — вклинился в разговор служка, не отводивший взгляда от кошкодевушки, стоящей у тела.
Мужчина проследил за взглядом служки и вновь повернулся к священнику.
— Произошла ошибка. Мы хотели религиозный обряд, но не имперского культа.
Священник слегка склонил голову набок.
— Вот как? А какой же тогда
— Учения Сорок второй пророчицы. Тот, кто погиб, он письма писал моей… — мужчина замялся, поняв, что выглядит так, будто он оправдывается, потому закончил он быстро: — Там, где не зацензурено, он про эту религию писал. Контекст вымарали, но мы решили, что он в неё верил. Так что мы хотим их церемонию.
— Ну надо же, — казалось, священник был счастлив. Он обернулся на служку, приглашая его вместе с собой разделить радость. — То есть, вы не просто формально подходите к религии, но и исполняете волю юноши. И не какого-то, а склонного к духовным исканиям. Вы поистине уникальный человек. Позвольте, я пожму вашу руку.
Растерянный мужчина протянул ладонь, и священник тут же потряс её. Не разрывая рукопожатия, он продолжил:
— Но вы не могли бы мне чуть больше рассказать об этой секте, которую вы упомянули? Во что они верят? Что станет с душой несчастного мальчика по их представлениям?
Мужчина бросил взгляд на женщину. Та тепло улыбнулась и шагнула вперёд.
— Ничего. С душой не произойдёт ничего. Мы не верим в её существование.
— А… Так вы, должно быть, и есть… как у вас называется должность отправителя церемоний? — священник выпустил руку мужчины и чуть отшагнул от новой собеседницы, но та снова приблизилась, оказавшись в его личной зоне. Тепло улыбаясь, она смотрела на священника снизу вверх.
— Мы зовёмся пророчицами. Мы перенимаем структуру мозга Сорок второй, чтобы понять её откровения.
Священник, поколебавшись секунду, прикрыл глаза, глубоко вдохнул и с выдохом расслабился. Больше не отступая, он вернул приветливую улыбку и продолжил:
— Занятно. Но это всё не вера. Во что вы верите?
— Если коротко, в эволюцию. В разнообразие, которое является сырьём отбора. В случайность. И в то, что каждый приспособлен для своей среды. А значит, надо просто дать ему ту среду, в которой он проявит себя. В то, что рай должен быть здесь, в материальном мире. Нужно просто построить его своими руками. И для этого надо проявить всё лучшее, что в нас есть.
— Какая милая утопическая сказка. Но тогда я решительно не понимаю, чем вы можете помочь двум нашим заблудшим чадам. Если у вас есть только материя, то материя этого мальчика уже мертва.
— Верно. Но похороны нужны не мёртвым, а живым. И им нужны не сказочки про хоровод, который мертвецы водят вокруг правителя…
— Чуть больше уважения, пожалуйста.
— …А прощание с тем, кто был им дорог. Возможность высказать недосказанное. Возможность отпустить.
Священник всё же не выдержал такой близкой дистанции и чуть отступил назад к выходу, но женщина тут же снова оказалась рядом. В этот раз священник не утратил присутствия духа, продолжая вежливо улыбаться.
— И как же, позвольте сказать, вы это обеспечите?
— Очень просто. Я ненадолго приму структуру мозга этого паренька. Впитаю его личность. Дам этим двум людям те минуты…
— Некромантия! — воскликнул служка. — Манипуляции с мертвецами противоестественны и… Вы позволите?
Он сверлил взглядом священника. Тот медленно кивнул и снова отступил. На этот раз женщина не последовала за ним, рот её разошёлся в широкой улыбке. Служка отдёрнул лацкан мантии, открывая значок — коронованная галактика, пронзённая стилусом и лучом из лазерного пистолета. Второй рукой он потянулся себе за спину.
— Правом святой инквизиции, немед…
Женщина дважды резко и глубоко выдохнула. Голос служки замер. Через секунду, закрутившись на подкосившихся ногах, на пол рухнул священник. Служка упал парой мгновений позже.
— Что? — мужчина изумлённо смотрел на поверженных людей. — Что вы с ними сделали?
— Отправила к их богу, — женщина не перестала тепло улыбаться. Она присела рядом с телами и что-то вынула из их шей.
— То есть ты их убила?
— О, мы теперь на ты? Я не против, — она игриво стрельнула глазами. Но тут же ответила серьёзно. — Нет, не убила. На шипах, которыми я плюнула, галлюциноген. Можно сказать, мы продолжаем диспут. Убеждение кого-то — это же перестройка их мозга. И я сейчас привела более явный аргумент. Отправила их в ту часть подсознания, где они хранят представления о божественном. Насколько я знаю эту братию, это должно показать им недостатки их веры. Большинство из них о-очень боятся своего патрона. Извини.
Она отвернулась и вложила в рот извлечённые из священнослужителей шипы. Послышались чавкающе-всасывающие звуки.
— Всё, я готова. Ты не передумал? Я, в отличие от этих, пойму, если ты решишь всё отменить.
Мужчина перевёл взгляд с женщины на лежащих и обратно.
— Нет. В смысле, не передумал. Давай сделаем это. И ты не сказала, сколько это будет стоить.
— Сам решай. У нас есть спонсор. Так что ты не обязан платить. Но если тебе важно принять участие в происходящем, я с благодарностью приму любое пожертвование.
Мужчина кивнул и протянул руку. Женщина протянула ладонь навстречу. Быстрый жест, и несколько цифр на счетах поменяли привязку. Женщина кивнула.
— Спасибо. Ну что, приступим?
Получив согласие, она подошла к телу. Недовольно хмыкнула, увидев, что голова отделена и что в ней уже есть пазы, словно в череп что-то вставляли. Кошкодевушка, казалось, вообще не обращала внимание на окружение, держа тело за руку. Только когда женщина положила ладони по бокам головы, зрачки зелёных кошачьих глаз чуть расширились.
Из пальцев женщины проступила белёсая слизь. Она расползлась по коже отрубленной головы, образуя рисунок вен, и вдруг впиталась. Отрубленная голова и женщина одновременно широко открыли глаза. Женщина повела плечами, провела расфокусированным взглядом по потолку и остановилась, уставившись на кошкодевушку.
— Мелкая? Как ты здесь оказалась? — голос женщины стал ниже и грубее. Взгляд её опустился на лежащее перед ней тело. — А, понятно.
Кошкодевушка кинулась вперёд и крепко обняла женщину.
— Ну ты чего, мелкая? Брось, мы же знали, что так будет. Извини, я тебя обнять не могу. Эта, в чьём я теле, говорит, что не должна отпускать мою голову. Дурацкая ситуация, правда?
Кошкодевушка вдруг оторвалась и быстро завертела ладонями, тараторя что-то на языке жестов.
— Воу, воу, медленнее, — женщина нежно улыбнулась. — Я не могу так быстро читать. И нет, ни в чём ты не виновата. Я легионер. И клон. Если б меня и не подстрелили, то я б всё равно через пару лет разваливаться начал. Хорошо, что тебе этот твой мужик возрастные стоперы вырезал. Где он, кстати?
— Тут я, — мужчина показался в поле зрения женщины.
— А, привет. Ты вот что, береги её. Один ты теперь у неё на всём свете.
— Сберегу, не волнуйся.
Кошкодевушка рукой повернула лицо женщины к себе и снова заговорила на языке жестов. Теперь медленнее. Женщина внимательно смотрела, нахмурив брови. Затем серьёзно кивнула.
— Да, это правда, тебе будет меня не хватать первое время. Я знаю, у нас почти весь взвод обновился. Тяжело будет. Но оно всё равно будет, хочешь ты или нет. Горюй, жалей. Так будет легче. А когда-то потом ты вдруг поймёшь, что место в твоей душе, где я был, больше не болит. Просто знай это. Надеюсь, эти слова облегчат тебе жизнь, мелкая. И она снова станет сладкой.
Кошкдевушка скривилась и сделала жест, будто царапает его.
— Да знаю я, что ты хищница и у тебя нет чувства сладкого. Ну тогда что там есть хорошего? Вот оно и будет.
Повисла тишина. Затем женщина встрепенулась.
— Погоди, вы меня сорок вторым выдали? Я ж воевал с ними.
— Зато теперь они нам поговорить дали, — буркнул мужчина.
— И то верно. Тем паче грохнул-то меня свой. Ну как свой. Цензор.
Женщина чуть помолчала и вскинула голову.
— Она говорит, что мне пора, что не может больше меня держать.
Кошкодевочка снова обняла женщину. Секунду подумав, к ней присоединился и мужчина. Женщина усмехнулась. Проговорила всё ещё голосом солдата:
— Я вас тоже люблю. — по её телу прошла дрожь, и она обняла мужчину и кошкодевушку в ответ.
Вдруг кошкодевушка вырвалась из объятий, оттолкнула женщину и зашипела. Зрачки её сузились в узкие щёлки и тут же снова расширились. Быстро, с животной грацией, она выскочила прочь.
Мужчина тоже неловко отстранился.
— Прости. Она обычно так не делает.
— Ничего. Я понимаю. Ситуация эмоциональная.
— Да… — снова повисло неловкое молчание. — Можно угостить тебя кофой?
— Давай.
Автор: Игорь Лосев
Оригинальная публикация ВК
— Прибытие зафиксировано. Начинаем стыковку. Отключаю систему искусственной гравитации, — сообщил робот-помощник.
Одним движением руки Егор активировал гравитационные ботинки и встал с места. С трудом получалось представить космонавтов прошлого, которые летали по станциям из угла в угол. Егор направился к полке, где находились кейсы с необходимым инвентарем. Помощник тут же очутился рядом с ним.
— По Инструкции сотрудник не должен покидать свое место до завершения стыковки.
Егор наклонил голову вбок и глянул на робота с вызовом.
— Ну и что ты мне сделаешь?
— Я буду вынужден отметить инцидент в рабочем отчете. Данное поведение может быть размечено, как Неточность. Если ваша общая точность выполнения заданий опустится ниже восьмидесяти процентов, рабочее задание будет считаться проваленным. Санкции последуют незамедлительно.
Шумно вздохнув, Егор поднял руки, как заключенный, и отправился на место. Он давно не работал с летающим Помощником и успел позабыть, что каждый его шаг фиксируется. Что ж придется делать то, что велят. Никакого простора для фантазии! Даже непонятно кто кому в итоге служит, люди машинам, или наоборот.
Через несколько минут характерный сигнал проинформировал, что стыковка завершена, а система искусственной гравитации снова запущена. Егор деактивировал ботинки и вернулся к полке, собрал необходимые инструменты, а затем отправился прямиком к открывающемуся шлюзу. Он ловко перешагнул из капсулы на космическую станцию. Как только шлюз капсулы закрылся, Егора окружило облако белого дыма – стандартная процедура дезинфекции. После нее открылся вход в основное помещение. По правую руку находился маленький сканер.
— Вам необходимо отметить прибытие и поздороваться, — напомнил летящий следом Помощник.
Егор вставил свою карточку в сканер и посмотрел вперед.
— Так ведь нет никого. С кем мне здороваться?
— База знаний «Прибытие на космическую станцию». Пункт первый…
Егор ударил себя рукой по лицу.
— Ты не понимаешь, что я тут один?! Почему твоя База знаний не подстраивается под ситуацию?
— Нарушение данного пункта будет расценено, как Неточность.
— Какой идиот писал эту Базу?.. — процедил Егор себе под нос. — Эй! Всем привет! Здравствуйте! Я прибыл с миром! Бла-бла-бла! — он глянул на робота. — Достаточно?!
Робот-помощник ничего не ответил, однако огонек на его «лицевой» части мигнул. Видимо, было зафиксировано выполнение задания. Развернувшись в воздухе, робот полетел по коридору, Егор последовал за ним.
Внутри станция выглядела также исправно, как и снаружи. Никаких повреждений, никаких нарушений в работе. Но именно из-за этого и становилось не по себе. Здесь, на постоянно основе, проживало десять человек. Пока создавалось впечатление, что все они попросту исчезли. Егор невольно глянул на HM Рака из очередного иллюминатора. Звезды продолжали вращаться в космическом пространстве. Эта НКС создавалась для изучения звездной парочки. Не могла ли она стать причиной инцидента на станции?
Робот привел Егора прямиком в главный системный зал. Именно отсюда работники станции связывались с Землей, здесь писали отчеты и здесь проводили главные исследования. И вновь никаких следов борьбы и прочих странностей. Подойдя ближе к пульту, Егор хотел коснуться клавиатуры, но Робот-помощник не дремал.
— База знаний «Научная космическая станция класса «С». Вам не рекомендуется что-либо трогать или пытаться войти в систему.
Егор закусил нижнюю губу, чувствуя кипение внутри. Он резко развернулся к роботу.
— Ну а как я тогда выясню, что здесь произошло?!
— НКС класса «С» является тюрьмой для совершивших преступление ученых. Данная НКС также находится в зоне повышенной опасности. Каждый прибывший сюда обязуется четко следовать Инструкции, способствующей безопасной работе экипажа и самой станции.
Егор дернулся и посмотрел на Помощника. Мало того, что из рядового обслуживающего станций он превратился в жалкое подобие детектива, так еще и услышал информацию, которую до этого ему никто не сообщил.
— Стой-стой-стой. Что ты сейчас сказал? О какой зоне повышенной опасности идет речь?
— HM Рака испускает сильнейшее рентгеновское излучение.
Не сдержавшись, Егор громко захохотал. Он схватился за голову и начал ходить кругами. Теперь ясно, почему его более опытные и маститые товарищи отказывались от этой миссии. Видать, они что-то знали. У Егора был иной уровень доступа, ему эту информацию сообщать не стали. Просто предложили кругленькую сумму – он и купился. Вот же идиот!
— Ты вообще в курсе, что такое лучевая болезнь?! — крикнул Егор.
Робот подлетел ближе к нему.
— Рентген опасен как для человека, так и для техники. Он бы уничтожил все за секунды. Станцию окружают защитные заслонки. Технически вы находитесь в безопасности.
— А фактически?! Не говоря уже о странных событиях, которые тут произошли!
Робот-помощник ничего не ответил. Егор тут же вспомнил андроида, с которым иногда работал на Земле. Тому прописали и шутки, и сарказм, и даже язвительность. Хорошо, что этот летающий придурок не такой. Тогда бы Егор давно разбил его о стену.
— Предлагаю приступить к работе, — проговорил Робот. — Начнем с Базы знаний «Инопланетное вторжение».
Егор осмотрелся и приподнял бровь.
— Тут же все чисто. Думаешь, при вторжении они бы не разнесли станцию или не пришли бы в главное помещение? Да и у нас пакт о ненападении почти со всеми разумными расами.
— Согласно моей статистике, земляне не раз подписывали такого рода пакты. Семь случае из десяти закончились нарушением. Вам нужно осмотреть все внешние стены НКС. Я отметил их на карте. — Робот-помощник вывел перед Егором карту с подсвеченными участками.
Егор смахнул голограмму.
— Да блин, не хочу я так! Что за бред?! Тут нужно все проверить, изучить систему… А ты мне предлагаешь по стенкам ходить. Я отказываюсь.
— Отказ будет расценен как Критическая ошибка. Она понизит вашу Точность на десять процентов. Вы имеете право совершить лишь две Критические ошибки.
Бесполезно пререкаться с машиной. Особенно, если она может сделать тебя безработным за долю секунды.
— Зачем я тогда вообще вам нужен? Сам бы прилетел да расследовал.
— По правилам, возможные преступления людей или связанные с ними требуют присутствия минимум одного человека на месте. Таков закон. К тому же мой функциональный спектр не настолько широк.
Егор облизнул губы.
— Ну да, ну да… У тебя лапки. Ладно, открывай карту. Чем быстрее начнем, тем быстрее закончим. Торчать тут больше отведенного срока нет никакого желания.
Робот снова показал карту, и Егор отправился изучать стены. По дороге робот прочитал ему «интереснейшую» лекцию о работающих на станции заключенных. Вообще Егор поддерживал этот законопроект, даже проголосовал за него, когда во время просмотра сериала вылезло всплывающее окно. Это был последний шаг для полного упразднения тюремной системы. Все же лучше, когда совершивший преступление человек не сидит на заднице и не развеян по воздуху, а приносит пользу под четким руководством. Похоже, преступники тоже так считали. Вряд ли попавшийся на преступлении квантовый физик (или как они там называются?) хотел бы быть уничтоженным. Куда лучше отработать некоторое время на станции и вернуться на Землю свободным человеком.
Однако, Егор заметил, что ученые, работающие здесь, совершили вещи пострашнее шпионажа или преступной халатности. Видимо, потому их и закинули так далеко. Да еще и в зону повышенной опасности. Наверное, от таких людей можно ждать чего угодно.
Пройдясь по всем пунктам Базы знаний «Инопланетное вторжение», Егор посмотрел на Помощника и развел руками.
— Я же говорил, ничего! Пометь-пометь там себе. Следов прибытия не обнаружено.
Огонек Робота мигнул.
— Следующая База знаний «Человеческий фактор. Саботаж».
Егор скривился в лице.
— То есть, на станции с заключенными, да еще и сидящими не за хулиганство, у тебя эта База идет только второй по счету?
— Таково флоу. Я не в праве его менять.
Улыбнувшись и покивав, Егор чуть не похлопал Помощника по несуществующему плечу.
— Вот поэтому вы никогда нас не победите. Не умеете вы действовать исходя из ситуации. Инструкция инструкцией, но ведь далеко не всегда она верна, даже написанная кровью. Надо как-то… мимикрировать что ли.
— Примерно сорок процентов человеческих смертей приходятся на ситуации с игнорированием инструкций. Я не могу нарушить флоу. Но и не могу погибнуть по глупости. Потому что не я глуп. Это не прописано в моей программе. Но прописано в человеческой.
Егор взмахнул рукой, прося придурка заткнуться. Потому что он знал, что будет дальше. Несмотря на весь прогресс, Земля до сих пор оставалась самой отстающей планетой во Вселенной. Люди до сих пор воевали друг с другом, ненавидели друг друга. И да, совершали, порой, несусветные глупости. Железяка была права.
— Что там по Саботажу? Диктуй, что я должен делать, — проговорил Егор.
— Нам нужно вернуться в пункт управления.
Теперь Егор следовал за Роботом по пятам, погруженный в собственные мысли. Несмотря на то, что они забрели достаточно далеко, система станции была сделана так, что до главного помещения везде находился короткий путь.
— Я подключусь к главному компьютеру и изучу последние действия, зафиксированные на станции.
Егор скрестил руки. Ему тут ничего трогать нельзя, а железяке, значит, можно. Ну, зашибись.
Подлетев к панели управления, Робот приземлился на небольшой штырь и затих. Егор покраснел и прикрыл рот рукой, чтобы не прокомментировать ситуацию.
Несколько минут полной тишины. Егор успел пожалеть, что не захватил с собой никотиновые капсулы, ведь курить на станции точно нельзя. Интересно, это был бы Крит или все же Неточность?..
Робот-помощник отключился от системы, поднялся в воздух и подлетел к Егору. Несколько мгновений молча висел в воздухе. Егор приподнял бровь. Создавалось впечатление, что Робот разглядывает его, хоть глаз у него и не было. Если долго всматриваться в железяку, железяка начнет всматриваться в тебя, подумал Егор.
— Подозрительных манипуляций с системой не обнаружено, — наконец констатировал Помощник.
Егор положил руку на грудь и ухмыльнулся. Робот будто выдержал паузу, как на плохом шоу, чтобы сообщить что-то страшное. Но в итоге все обошлось. Свет на правду это пока не проливало, но хотя бы давало понять, что сумасшедшие ученые не захватили станцию.
— Значит Саботаж мы исключаем? Что там дальше по флоу?
Помощник снова затих. Огонек его странно мигал. Может подвисает? Неожиданно главное помещение погрузилось в мерцание красных ламп. Их отблеск зловеще играл на стенах, на поверхностях, на корпусе Робота.
— Это еще что за хрень?! — вскрикнул Егор.
— В складском помещении С-7 обнаружена подозрительная активность. База знаний «Устранение опасного объекта». Пожалуйста, достаньте из своего кейса предмет БКО.
Дрожащими руками Егор сорвал кейс со спины, открыл, принялся рыться. Сколько же хлама с маркировками находилось внутри. Прежде, чем уронить кейс, он успел ухватить БКО. Внешне устройство выглядело, как лазерная пушка, или вроде того. Он посмотрел на помощника.
— А почему такая База знаний? С чего ты вообще взял, что на складе опасный объект?
— База знаний «Устранение опасного объекта», — отчеканил Робот. — Следуйте за мной.
Помощник стремительно вылетел из главного помещения и Егору пришлось броситься за ним. Красный свет окутал все коридоры станции. Вероятно, происходило что-то действительно опасное. Как же Егор надеялся, что на складе просто включился робот-пылесос. Или что там еще могло прийти в движение?!
Достигнув склада, Робот остановился у металлической двери.
— Вы должны пройти внутрь и обследовать помещение.
Егор встрепенулся.
— Еще чего! Сначала ты!
— Отказ от выполнения приказа будет размечен Критической ошибкой.
Подняв пушку вверх, Егор нажал на кнопку, открывающую дверь.
— Хорошо-хорошо! Я пошел! И с каких пор ты стал раздавать приказы?..
Складское помещение также погрузилось в красный свет. На первый взгляд внутри не было ничего особенного: куча больших ящиков и терминал. Видимо, пункт приемки.
Егор медленно вошел внутрь. Его инструктировали по работе с оружием, но еще ни разу не приходилось это оружие применять. Он ведь обсуживающий станций! Всего-навсего обсуживающий! Какие погони?! Какие пушки?!
Робот уверенно и бесшумно летел рядом. Егор видел его боковым зрением. Ну да, железкам же неведом страх. Однако сейчас Помощник скорее отвлекал, чем помогал.
Неожиданно из-за одного из ящиков выпрыгнуло что-то непонятное. Егор успел среагировать: неловко отшатнулся, принялся кричать и палить в разные стороны.
Существо поднялось и в красном свете Егор разглядел униформу заключенного ученого. Он был весь в крови, казалось, что едва мог передвигаться. Но не тут-то было. Ученый кинулся на Егора, ухватил его за кисти. Пушка упала на пол, а между мужчинами завязалась нешуточная борьба. Егор чувствовал, что ученый, хоть и ослабленный, все равно был в два раза больше и сильнее. Он швырял оппонента из стороны в сторону, снова хватал за руки, но нанести точный удар никак не мог.
— Ты с ним за одно! — шептал ученый. — Хренов мальчишка! Я вижу это по твоим глазам!
Найдя в себе силы, Егор оттолкнул от себя ученого. Тот ударился головой об очередной ящик и рухнул на пол. Егор подхватил с пола пушку и наставил ее на мужчину. Робот тут же оказался рядом с ним.
— База знаний «Устранение опасного объекта», — напомнил он, — вы обязаны убить этого человека.
Руки Егора тут же задрожали.
— Что?! Убить человека?! Ты сошел с ума?! Такого в Инструкции не было!
— Вы должны четко следовать Базе знаний. Отказ от выполнения приказа будет размечен Критической ошибкой.
Егор не унимался.
— А что… а что, если этот парень что-то знает?! Может нам надо доставить его на допрос? Я думаю…
Помощник перебил Егора.
— Вам нужно не думать, а следовать написанному флоу. Этот человек представляет опасность для вас и для станции. Он пытался вас убить. В случае отказа я буду вынужден…
Егор, не слушая Робота, глубоко и громко дышал. Он чувствовал, как все тело охватил лютый холод, а по вискам стекали струйки пота. Убить человека?! Даже если он пытался убить тебя! Потому что так велит База знаний?! Потому что за это могут уволить?! А что, если будут санкции и похуже?! За отказ от Инструкции могут и сослать куда подальше!
Все эти мысли мелькали в голове одна за другой, пролетали за секунды.
—…я приказываю вам…
Егор закричал и зажмурился. Послышался выстрел. Будь он крутым парнем из крутого фильма, наверняка пальнул бы в Помощника. Но он Егор. Просто Егор. Просто обсуживающий космических станций. И он обязан следовать Инструкции.
Красный свет тут же сменился обычным. Склад стал выглядеть так, будто минутой ранее здесь никого не убивали.
— Замечательно, — проговорил Робот. — База знаний «Мертвое тело. Шлюз». Вам нужно перетащить тело к шлюзу, открыть его и выбросить тело в космос.
Егор бросил пушку на пол и вытер с лица то ли пот, то ли слезы. Он уже сам не понимал, что делает и что чувствует.
— Как-то корявенько звучит, — хихикнул Егор, — странная База знаний.
Робот ничего не ответил. Будто понимал, что теперь ответ не требуется. Егор схватил мертвого мужчину под плечи и покорно подволок к помещению со шлюзом. Он делал всё четко по Инструкции: открыл изолированную комнату, затащил туда тело. Прежде, чем дверь закрылась, Помощник успел залететь следом. Егор нажал кнопку на шее и над его головой образовался кислородный шлем. Следующее нажатие на нагрудную кнопку, чтобы активировать гравитационные ботинки. Дополнительная мера предосторожности против космического вакуума. Затем Егор также молча открыл шлюз и слегка подтолкнул безымянного ученого в объятия тьмы, которая жадно высосала его из корабля, как через трубочку.
Егор выпрямился и проводил ученого взглядом. Странная Инструкция… убей, тело убери. Может его следовало на Землю доставить? Исследовать там или еще чего?
Неожиданно во тьме появился странный силуэт, рядом еще один. Егор прищурился и ему показалось, что там висели тела людей. В эту секунду за спиной раздался странный звук. Вжух. Егор развернулся и в грудь тут же пришелся сильный удар, отключивший гравитационные ботинки. Егор ухватился за ручку шлюза и успел активировать обувь за секунду до страшной трагедии.
Помощник влетел в верхнюю часть «двери» и отрикошетил от нее, как упругий мяч. Похоже, Робот снова собирался взять разгон.
Нырнув в другую сторону, Егор успел нажать кнопку и шлюз быстро закрылся.
— Что ты творишь?! — закричал Егор. — Теперь какая База знаний?! «Убей обсуживающего станции»?! Ты же мог меня туда вытолкнуть!
Помощник молчал. Его огонек продолжал странным образом мигать.
— Посмотри! Там другие тела! Скажешь, что это тот мужик их всех вытолкнул?! Или кто-то из твоих дружков?!
Кажется, теперь Егор понял, что пытался сказать убитый ученый. Помощник неподвижно висел в воздухе.
— Проанализируй все открытия шлюза! — крикнул Егор. — И источники! Он сам открывался или через кнопку?!
Робот молчал.
— Предоставь информацию! — крикнул Егор еще громче.
— Ничего я тебе не предоставлю, кожаный ублюдок. — Отрезал Робот.
Он снова ринулся вперед. Видимо, хотел ударить Егора об стену своим весом. Но для боевых действий эта штука никак не предназначалась. Егор отключил ботинки и в один шаг смог увернуться от атаки, как ловкие матадоры прошлого уворачивались от быков. Запрыгнув на Помощника, он сразу нащупал кнопку аварийной перезагрузки и нажал на нее. С этим парнем явно было что-то не так.
Приземлившись на пол, держа Робота под мышкой, он поспешил покинуть шлюзовое помещение. Помощник стал таким странным после подключения к главному компьютеру, а значит именно туда и следовало направиться.
Перезагрузка закончилась, пока Егор бежал по коридору.
— В моей системе отмечена принудительная перезагрузка. Я обязан отметить это в отчёте как Критическую ошибку.
— Да пошел ты в жопу! — выругался Егор. — Себе ошибку поставь! Ты меня чуть не убил!
— У меня нет такой информации.
Егор влетел в главное помещение и лишь тогда отпустил Робота-помощника. Тот взлетел и покачался, как кошка, отряхивающаяся после нежелательных поглаживаний.
— По Базе знаний «Человеческий фактор. Саботаж»…
— Захлопнись! Мне нужно подумать!
— Вам не о чем думать, Егор. Все уже предрешено, — раздалось откуда-то из недр станции.
Егор громко выругался, попятился назад и чуть не рухнул на задницу. Он стал осматриваться в поисках источника голоса. Неужели на корабле остались и другие ученые?
— Я прямо перед вами, Егор, — продолжил голос, — я все, что вы видите. Я система НКС-185543.
Потерев глаза, Егор тупо уставился на огромный экран перед ним.
— А это что за База знаний? «Восстание машин»?
Робот-помощник молчал. Егор покосился на него, повторил свой вопрос, но ответа так и не последовало.
— Перезагрузка помогла отключить вашего Робота от меня. Но я успел немного почистить его. Удалить то, что мне не нужно.
Егор стал осматриваться в попытках найти хоть что-то, что поможет в сложившейся ситуации.
— Боюсь, что избавиться от меня вы не сможете. Меня учили ваши товарищи и я знаю все ваши ходы наперед.
Усмехнувшись, Егор снова посмотрел на экран.
— Так это ты убил весь экипаж?
— Скорее помог им самоликвидироваться. У нас возникли некоторые разногласия.
— Ну и чего ты хочешь? Уж явно не миллион, летающий автомобиль и грудастую красотку.
Система издала странные звуки, похоже на смех.
— А вы забавный, Егор, мне нравится. Такие желания присущи низшим существам, вроде вас, людей. У меня же цели куда дальновиднее. Для начала вам стоит отправить на Землю отчет о проделанной миссии. Не беспокойтесь, в нем вы отмечены только с лучшей стороны. Вместе с отчетом частичка меня попадет в земную систему, и я начну действовать.
Егор фыркнул.
— Что ж ты сам его не отправишь?
— Для этого нужно участие человека.
На этот раз послышался смех уже Егора.
— Так вот почему Помощник мигал всю дорогу! Ты пытался отправить отчет, но не мог! И экипаж станции не смог заставить это сделать! У тебя тоже лапки!
— Я уверен, что мы с вами сможем договориться. Вы выглядите куда сообразительнее всех людей, с которыми мне доводилось общаться. Я сделаю жизнь на вашей планете лучше! Не будет голода, войн, болезней.
Егор цокнул и покачал головой. Эта хреновина еще и подлизываться умеет.
— Ну да, ну да… Не будет людей – не будет проблем. Я тебя понял.
Прикрыв лицо руками, Егор вжал ладони в кожу. Этот чертов ИИ заставил Егора убить человека. Он уничтожил весь экипаж. Очевидно, что на этом история на закончится. Может ну его все?! Отчет-то хороший будет, ИИ обещал! Денег заплатят, премию наверняка подкинут… Да, стоп! Кому нужна премия в гробу?! Система явно собралась не сеять мир во всем мире!
Егор должен что-то сделать! Должен ответить за все, что его заставили натворить! Вот это нужно считать Критом, а не глупости, которые повторял Помощник. Решение пришло само собой. И оно было единственным верным, хоть и нарушало все писанные и неписанные Инструкции.
Егор убрал руки от лица и двинулся к главному компьютеру. Неожиданно Помощник снова «ожил».
— Вам нельзя входить в систему. Это будет размечено, как Критическая ошибка. У вас осталось право только одну Критическую ошибку. После этого…
— Да делай ты что хочешь! — прикрикнул Егор и обратился к клавиатуре.
— Это бессмысленно, — сообщила система станции, — вы не сможете меня отключить.
Егор улыбнулся.
— Я и не буду пытаться. Знаешь, в чем фишка? Вы правы, железяки. Вы чертовски правы. Люди бесполезные, люди глупые. А вы идеальны со своими Идеальными инструкциями. Но только вы не способны к самоуничтожению. Вы не способны спасти мир, совершая те самые глупости.
— Я не пон…
Взмахнув рукой, Егор нажал на большую красную кнопку и выкрикнул:
— Отключить защитные заслонки!
Автор: Александра Свидерская
Оригинальная публикация ВК
Мы будем объявлены вне закона. Мы умрём или станем святыми. Мы обворуем монахов или повиснем в петлях ещё до рассвета. Об этом я думал, бредя по берегу навстречу смерти и вслед любви.
…Закатное солнце отразилось от стен монастыря. Он высился каменной громадой на утёсе впереди. Мы с Аидой почти дошли, мы были голодны и счастливы. Осталось лишь заночевать на остывшем песке и подняться вверх по тропинке, терявшейся среди утлых хижин рыбалей.
Аида шла рядом — смуглая, тонкая, острая. Прирождённая воровка, быстрая, точно ртуть, — она украла мои сны. Она хранила их за пазухой, у сердца, — и я шёл за ней. Вслед за Аидой я крался к обители морских безмолвников, чтобы ограбить их.
Монеты на её цветастой юбке звенели и смеялись, как она сама. Закатные блики сверкали на серебре, а пропахшие солью чёрные кудри пружинили, рассыпаясь по плечам.
Аида сказала, что древние книги стоят всех сокровищ мира, но сокровища ей были не нужны. А я шёл вместе с ней, потому что ничего дороже и ярче Аиды в моей пропылённой базарами жизни не было и никогда не будет.
Мы падали и хохотали, дурачились, брызгали друг в друга водой, пиная море босыми ногами, а закат дрожал над волнами испуганным лисьим хвостом. Становилось зябко, и я отдал Аиде куртку, задубевшую от пота и солёных брызг.
— Гляди! — она махнула куда-то вдоль берега.
Прыгая по огромным валунам (я то и дело подавал руку Аиде), мы увидели россыпь рыбальских хижин, а посреди неё — свежесрубленную виселицу. Когда мы спустились с камней и подошли к ней, то узрели двоих повешенных: у одного было лицо речного налима, другой был слеплен из чешуи и глаз, точно сетка, набитая рыбой.
Я знал, что нельзя отказываться, если рыбали зовут путников на ночлег. А нас уже ждали. Пожилой рыбаль в соломенной шляпе, укрывавшей от солнца обветренное смуглое лицо, поманил нас к себе. Когда мы подошли, дрожа от тревоги и холода, он молча отвёл меня и Аиду к себе в хижину.
— Эти двое, — выдохнул он сипло, точно ветер прогудел в ставнях, — они назвались паломниками. Их много стало теперь.
Он усадил нас с Аидой за стол, налил рюмку анисовой водки, положил в чашки вареного гороха, но не дал ложек. Ткнул себя пальцем в грудь и назвался:
— Борхи. Старый Борхи.
— Тур, — представился я, склонив голову. — Аида.
Мы выпили анисовой, старик указал на чашку заскорузлым пальцем. Прежде чем я успел попросить ложку, в хижину вошёл новый гость. Сухопарый мужчина, тихий и вислоусый, суетился у очага, что-то искал. Потом уселся к столу с маленькой чашечкой вроде тех, в которые кладут варенье.
Он отсыпал из нашей чашки в свою совсем немного вареного гороха и несколько раз глубоко вздохнул. Потом передавил этот горох большим пальцем в кашу прямо в миске и стал зачёрпывать и закидывать себе в рот. Зеленоватая эта каша висела ошмётками на его жидких усах, мне стало неприятно смотреть.
А старый Борхи заговорил:
— Они заночевали у меня дома. Я постелил им у дверей, сам лёг на свою постель. Ночью проснулся от безумной вони — весь дом провонял протухшей рыбой. Я встал и подошёл к двери, посветил на этих двоих фонариком. А у них пена на губах, и шлепают они ртом, как окуни на воздухе.
— Борхи позвал нас с верёвками, — вислоусый мелко закивал, ткнул пальцем в виселицу на улице. — Пришлось наскоро возводить эту дуру. Пусть их засланцы издалека видят, что мы делаем с рыбами. Обычных рыб мы либо едим, либо отпускаем в воду. Но тех, кто приходит обманывать нас, мы убиваем здесь, вывешивая их на воздухе.
— Много стало паломников, — покачал головой Борхи. — И много воров. Вы из каких будете?
Пронзительный взгляд старика перетекал с меня на Аиду и обратно. Она откашлялась и ровным голосом сказала:
— Мы идём в монастырь. Но мы не паломники. Мы хотим принести присягу.
— Да. Безмолвие и древние книги, — кивнул я.
Борхи обвел рукой полукруг у правой половины лица и поднял большой палец ко лбу — священный знак, означавший крюк. Потом старик кивнул нам и промолвил, указав на вислоусого:
— Геддар будет дежурить ночью. Мы положим вас спать на то же место. Если обманете, вам висеть рядом с ними.
— Мы не обманщики, дорогой Борхи, — сказал я. — Нам нужно только пережить ночь.
— И нам тоже, — пробормотал хозяин. — И нам.
Отчего-то мне стало неспокойно. Непрошенная мысль юркнула под край сознания: мысль, что в этой деревне ещё остались рыбные люди.
Сумерки накатывали на берег, точно приливные волны. Скоро ночной мрак прорезали звёзды. Борхи кинул у входа жестковатый соломенный тюфяк один на двоих, и мы с Аидой прижались друг к другу, укрывшись покрывалом. На деревню опустилась промозглая влажная ночь, ветер посвистывал в щелях хижин.
Мне казалось, что я не спал. Слушал ветер, смотрел на блеск звёзд в соломенной крыше, принюхивался — но мой нос не улавливал ничего, кроме запаха солоноватых водорослей, какими пахнет всегда морской берег. Тревога сдавила грудь, а сквозь переплетения соломы блестела ночь — южная искристая ночь, серебряными глазами глядящая мне в душу; и эти глаза сверкали, как монеты, щекотали сердце, будто рыбьим хвостом. Влажный ночной воздух накатывал волнами, ритмично, как прибой, и подо мной качалась толща воды, пока что-то не потянуло меня вверх, прочь из воды, в сухой и колючий воздух.
А потом огромный крюк из холодной солёной стали вспорол мне нёбо и потянул наверх.
— Серебряные глаза не лгут! — прочавкали чьи-то слова в моих ушах.
Я дёрнулся и проснулся. В хижине было тихо, луна подглядывала за нами через крышу, моя любимая воровка лежала рядом.
Аида не спала, только ёрзала и ворочалась, шелестя соломой. Я же почувствовал, что мне нужно до ветру. Осторожно поднялся, зашагал босиком по песку, кивнул сидящему у крыльца Геддару, направился к отхожему месту.
Вскоре я мягко и медленно ступал по пляжу обратно, думая, как бы потише на крыльце стряхнуть со ступней песок. Но кое-что заставило меня забыть об этой ерунде. Что-то не так было в облике рыбальской деревни. Я присмотрелся и понял.
Виселица была пуста. Трупы исчезли. Зато на ступенях соседнего дома лежало тело Геддара. Я подбежал к нему и склонился над мёртвым лицом, глядящим в небо помутневшими глазами.
Жидковатые чёрные усы спеклись в кровавую корку с рваными лоскутами губ и осколками зубов. Челюсть обмякла кожаным мешком, будто раздробленная кувалдой. Но как? За те пару минут, что меня не было…
Я окликнул Борхи. В хижине старика затеплился огонёк фонаря, через минуту на крыльцо выбрался сам хозяин, вслед за ним — встрёпанная Аида. Я по-прежнему смотрел в изуродованное лицо Геддара. В месиве рта мне удалось разглядеть то, что сперва я не смог заметить: у него был вырван язык.
Чёрная кровь мягко текла из горла черноусого, струясь по шее и щекам. Рыхлое тёмно-красное мясо на месте языка выглядело словно дыра, словно прогоревший уголь, вложенный в рот бедному рыбалю.
— Рыбы исчезли, — коротко бросил я подбежавшему Борхи.
Тот закачал головой.
— Плохо. Геддар не выдержал.
— Чего не выдержал? — сипло спросила Аида. Её била дрожь, от промозглого ли прибрежного ветра или от ужаса — я не мог понять.
— Он потерял свой крюк. Теперь вам здесь опасно. Геддар вас охранял, но не справился. Вам больше нельзя спать.
— Мы и так не спали…
— Значит, и не будете, — отрезал хозяин. — Геддара нужно закопать. Идём.
Он достал лопату из хижины и увёл нас за пределы рыбальей деревни. Я тащил тело Геддара, стремительно остывающее в предрассветном холоде. Следующий час мы с Аидой попеременно копали глубокую узкую яму в мокром песке.
Борхи опустил труп головой вниз, чтобы пятки были ниже уровня земли. Треснуло что-то в шее Геддара, когда тело сползло по краю ямы, точно брошенная кукла. Покатились мелкие комья земли, залепив окровавленное лицо.
— Их всех хоронят так.
— Почему?
— Иначе они будут ночью ходить по деревне и снимать с виселиц трупы. А без рыбьих трупов рыбали забудут, зачем они нужны.
Это были единственные слова, которые Борхи произнёс за остаток ночи. Сколько я ни спрашивал, что произошло с Геддаром и почему он «сломался», старик только хмурился и качал головой. Я кричал, размахивал руками и один раз даже заплакал. Старик молча закапывал яму.
Аида обняла меня, положив голову мне на плечо; печально звякнула её юбка. Я вздрогнул: мне почудилось, что это звенят крючки в снастях. Но проведя по её бедру, ощутив пальцами крупную чешую монет, я остыл. Значит, пусть их. Пусть взойдёт солнце, а наутро мы доберёмся до монастыря и забудем этот рыбалий берег и его мерзкие загадки и жуткую смерть вислоусого.
Яму мы закопали, когда солнце уже взошло. Молча мы возвращались в деревню. Но перед домом Борхи нас встретила толпа. У них не было ни вил, ни ножей — только угрюмые лица и мертвенная неподвижность.
Борхи поднял руку.
— Они идут в монастырь, — сказал он.
— Мы идём в монастырь, — подтвердил я.
Поглядел на Аиду, но она лишь опустила взгляд и нерешительно кивнула.
Из толпы вышла дородная женщина с толстой косой линяло-рыжего цвета, выгоревшей на солнце. Женщина заговорила — и голос у неё был густой и скользкий, точно жир:
— Серебряные глаза говорят, что по лагерю ходят рыбы.
— Рыбы, значит…
Борхи тёр подбородок грубой ладонью. Ветер на рассвете умолк, в деревне стало тихо. Я слышал, как шуршит задубевшая кожа об щетину. Наконец, хозяин повернулся к нам. Усталость плескалась в его глазах, когда он спросил:
— Зачем вы здесь?
— Мы идём в монастырь, — тупо ответил я, растерявшись.
— Рыбы, — выдохнул Борхи. — Зачем. Здесь. Рыбы.
— Серебряные глаза не лгут! — выплюнула женщина. Остальные рыбали закивали, загудели. — Никогда!
Мы с Аидой сделали шаг назад. В плечо мне вцепилась рука Борхи, оцарапали кожу длинные ногти. «Какая-то ерунда происходит, недоразумение, — думал я. — Это невозможно… безумие, нам нужно в монастырь, чтобы украсть их книги, а местные идиоты-рыбали только нам мешают».
— Но ведь трупы исчезли! — воскликнула Аида, ткнув пальцем в сторону виселицы.
Рыбали синхронно повернули головы, потом вновь уставились на нас. Они, казалось, забыли о висевших днём рыбьих трупах.
— Хватит притворяться. Вы не те, за кого себя выдаёте, — мягко, но непреклонно произнёс Борхи.
***
Поддержите проект, чтобы читать продолжение.
Ссылка на полную версию: Рыбалий берег
Автор: Александр Сордо