ImirRude

ГАДОСТЬ

Жил был в одном большом городе мужик, такой, каких полым полно на белом Свете. За плечами третий десяток, чуть лысоват, чуть толстоват, не беден и не богат, десять лет как женат. И была у него мечта — выполнить три главных дела в жизни: сына он родил, здоровье посадил, осталось только дом построить. Да всё никак с последним делом не складывалось: то на одно все сбережения потратит, то на другое. Так он несколько лет и откладывал, пока однажды не посмотрел в зеркало и сам себя не узнал. Понял он, что откладывать больше некуда и стал пояса затягивать.

Вскоре скопил мужик немного денег и начал по сайтам искать. Смотрел, смотрел да так и не нашел ничего — то слишком дорого, то слишком далеко. Стал он думать, как бы ему дом подешевле найти и придумал: «Буду по деревням ездить и дома брошенные подыскивать. За копейки с землей куплю, старый дом снесу, а его его месте новый построю».

Начал мужик по деревням и сёлам ездить, да всё не то: в одной деревне ни реки ни озера, в другой леса нет, чтобы по грибы ходить, а в третьей все участки скупили уже, чай не один он такой умный на всём белом Свете. Так прошла одна неделя, затем другая. Долго по дорогам мотался мужик и когда сил и терпения уже не оставалось, заехал он в одну деревню. Была она не далеко, но и не близко, с одной стороны рекой огорожена, с другой глухим лесом закрыта, а дорога к ней такая убитая вела, что и сказать страшно. С горем пополам добрался мужик до места, окинул деревню взглядом и понял, что приехал в самую глушь: ни мобильной связи нет, ни интернета, из всех благ цивилизации только фонарные столбы стоят да и из них лишь один работает.

Подъехал он к первой же избе, чтобы узнать, нет ли в деревне дома на продажу, а там на крыльце дед сидит, словно его и дожидается. Есть, говорит, один дом на самой опушке леса, старый, как сама деревня. Хозяин помер давно, а когда помирал дом мне и переписал. Я тогда молодой был, за стариком ухаживал. Теперь я сам уже стариком стал, а дом всё пустой стоит. Вот, говорит, бери ключ да переночуй в доме ночь — сразу поймешь нужен он тебе или нет. Только спать ложиться будешь — хлеб с водой поставь на печку, а то натащил за собой гадости городской, а в избе домовой живёт, потомственный, он тебя без гостинца не примет.

Не хотел мужик в старом доме ночевать, да делать нечего — ночь на дворе, от усталости глаза слипаются, нет сил за рулем сидеть больше. Посмеялся он над стариком, что в домовых верит, взял ключ и поехал на окраину деревни, где дом стоял. Подъехал к калитке и видит дом большой северный: на земле то ли конюшня, то ли кузня была, а над ней уже жилая часть надстроена. Окна узкие, крыльцо высокое — всё чтобы тепло в доме сберечь. Поставил он свой внедорожник перед крыльцом и пошел дом смотреть: дом старинный весь, скрипит, но стоит, словно и нет ему сотни лет. В комнате тепло, хоть и не топлено, в одном углу печь стоит русская, в другом стол длинный на большую семью. Смёл мужик с него пыль, достал из сумки, что было съестного и собрался ужинать: колбасы колечко, хлеба полбуханки, шоколад с орехами, да воду минеральную импортную. За окном к тому времени совсем уж стемнело. И вот сидит мужик один в пустом доме, в свете смартфона колбасу жуёт и к дому приглядывается: в углах темнота непроглядная, ветер дунет, дом скрипит, словно старик кашляет, из трубы свист сквозняка доносится и звук, такой словно ходит кто-то рядышком. Стало мужику не по себе от этого и решил он в машине заночевать, а чтобы спокойней было решил он дедов совет вспомнить — взял старую чашку, налил в неё воды и кусочком хлеба накрыл сверху. Чуть ли не бегом выскочил из дома наружу, подошёл к машине, отдышался, глянул на небо и обомлел. Красота то какая!

Ночь стояла весенняя тёплая и тёмная-тёмная. Луна за облаком спряталась, но звёзды были такие яркие, каких в городе никогда не увидать. В соседних домах огоньки в окнах мерцают, редкие и рыжие, ветер в елях шумит — убаюкивает. Отлегло у мужика от сердца, стал он на ночное небо глядеть, да мечтать, как он новый дом построит, с семьей своей тут заживет и каждую ночь такую красоту наблюдать будет.

Вдруг видит, мимо единственно фонаря промелькнуло что-то: кошка не кошка, собака не собака. Крадется в тени, как вор и пыхтит как паровоз. Никак не мог мужик странного зверя разглядеть, только слышит как тот по грязи ногами шлёпает и всё ближе к дому его подбирается. Запрыгнул мужик в машину, включил фары да так и застыл с ключами в руке.

Прислонившись к калитке, стоял не человек и не зверь какой, а гадость неописуемая. Ростом с валенок, ручки как веточки, а пузо такое жирное что до колен свисает. Вместо носа то ли хобот, то ли рыло, кожа черная как мазут, а рот от одного уха до другого тянется и весь гнилыми зубами забит. Но страшней всего у гадости глаза были — век нет, сосуды полопались, в мутных радужках словно огонь дикий пляшет, но при том настолько глаза эти человеческими были, что все мысли её гадкие сразу читались в них. И вот стоит гадость у калитки, хоботом своим тяжело воздух втягивает, словно храпит, ртом поганым улыбается, а мужик с места сдвинуться не может от страха.

- Куда же ты от меня уйти решил, кормилец? - говорит Гадость сиплым голосом, - столько лет мы с тобой вместе были, а теперь что? Меня же кормить надо, дымом отравленным и напитками горячительными, пятнами радужными и миазмами выхлопными, излишествами многообразными, а главное делами на завтра отложенными, в которых ты большой мастер. Так что возвращайся в город немедленно, а не захочешь, так я тебя силой заставлю.

Перешагнула Гадость через калитку и направилась к мужику. С каждым шагом всё больше становится, потом масленым обливается и хрипит прокуренным голосом: «Возварщайся, возвращайся».

Рванул мужик, что есть мочи, да только гадость уже с машиной поравнялась и такой огромной стала, что одной рукой её держит играючи. «А не хочешь возвращаться, так я тебя сожру и тобой обернусь!» заревела гадость страшным голосом. «В дом твой войду в твоей шкуре, никто подмены и не заметит, а как ночь наступит, так я и домочадцами твоими полакомлюсь!» Глаза у гадости уже как колесо стали, рот шире лобового стекла, крутит она машину как игрушку, потешается.

Вдруг двери дома распахнулись и оттуда словно ураган вылетел серый комок меха с изумрудными глазами и начал Гадость в клочья рвать, что есть мочи. Та ревёт сотнями рингтонов и десятками сигнализаций, воет словно пластинка назад прокрученная, а зеленоглазый страху не показывает. Гадость вся черным маслом покрылась, ручищами бьет, что земля дрожит, а серый клубок поймать не может. Как барс по скалам скачет по Гадости серый комок и куски от нее отрывает, а та всё меньше и меньше становится. Стала она снова меньше валенка, потом меньше крысы, а в конце и вовсе стала крохотной, как таракан, выскочила за калитку и скрылась в темноте.

Сидит мужик в машине, ни жив ни мёртв, и тут видит что на капоте у него сидит кто-то и на него глядит. То ли детёныш, то ли зверёныш, весь косматый-волосатый с бородою полосатой. Домовой, одним словом.

- Смотри мужик, какую гадость ты сам себе вырастил! Сколько лет её на своем горбу таскал и не замечал даже. А я ведь старый уже — еле выпроводил! Она почему за тобой пришла?Да потому, что ты ел и пил, не зная меры, и всю жизнь на завтра откладывал, словно дни отложенные потом воротить можно. Разленился, вещами ненужными себя окружил, да заперся в четырёх стенах. Так день за днем тебя самого и становилось всё меньше, а гадости в твоей жизни всё больше... Она ведь за каждым волочится, гадость-то: к кому не приглядись, за всеми её черный след стелется. Да только чтобы она своей жизнью зажила, надо свою собственную загубить.

Сказал это домовой, обернулся серым котом и был таков. Тут уж мужик не выдержал и упал на руль без памяти.

Очнулся мужик на следующее утро и думает, что верно кошмар ему приснился вчера. Вышел из машины, а земля вокруг словно трактором перепахана, в лужах жижа черная, а перед калиткой серый кот сидит и глазом зелёным на мужика поглядывает. Понял мужик, что не сон это был, обрадовался, что жив остался и давай кота наглаживать, до колбасой накармливать. В тот же день мужик весь дом прибрал дочиста, воды с колодца дальнего натаскал и машину сам руками своими отмыл, чего отродясь не делал никогда. Устал, да только здоровее стал. Ключ потом старику вернул и за совет поблагодарить не забыл. Дом тот мужик через пару дней выкупил, да только сносить его передумал.

А гадость в большой город вернулась, нового кормильца искать.

*****

Как всегда буду рад конструктивной критике.
Если кому-то понравилось, я есть на Прозе и в VK

Но вернёмся к уборке улиц. Под уборкой подразумевается очистка дорог и площадей при помощи спец.техники (вроде машинки на фото сверху) и мануальная уборка для тех мест, куда техника добраться не может. Проводится мануальная (т.е. ручная) уборка с помощью вот таких щупиков и воздуходувов.

Цветы в клумбах и парках высаживают несколько раз за сезон, для чего приходится кооперироваться с местными цветоводами и флористами.

Автопарк KSJ довольно обширен. Это и простые грузовички…

…не очень простые грузовички

...мусоросборочные машины

и сложная спец-техника, вроде машины для прочистки ливнёвок.

Проверкой состояния канализационной системы занимается ещё одна организация - JenaWasser. Выглядит эта проверка довольно интересно: к люку подъезжает вот такой фургон, после чего люк открывается, и туда спускают видеокамеру.

Изображение с камеры выводится на небольшой экран (его видно на фото ниже) и на ноутбук, за которым работает сотрудник JW, сидя в салоне автомобиля. К сожалению, сфотографироваться за работой он отказался, а так как проверка проходит раз в пять лет, то попытаться сфотографировать его снова выйдет ещё нескоро.

Кстати, довольно примечательно, что водитель не только поставил предупредительные конусы, но и накрыл открытый люк стальной решеткой.

Поддержанием трамвайных путей в надлежащем состоянии занимается третья фирма - Jena Nahverker. Они же занимаются остановками, общественным транспортом и всем, что с ним связано.

Как и в случае уборки улиц, тут применяется два подхода: механический…

... и мануальный.

Как же все эти фирмы не путают кто за что отвечает и не мешают друг другу? Всё просто: они, как и многие другие организации, включая местный телеканал, входят в Jena Stadtwerke Grupp ("Группа предприятий города Йена") и находятся в постоянной коммуникации друг с другом. Так что плановая замена труб сразу после того, как уложили новый асфальт, жителям Йены пока не грозит.

На этом всё. Спасибо за внимание и до следующих встреч в Сети.

Источник первых двух фото - OTZ, остальное - моё.

А вот ещё одна модель, собранная по изображению в заупокойном храме Сахура (2480 до н.э.). Широкий парус и более развитая система управления — явный признак прогресса инженерной мысли.

Если сама мысль, что в столь давние времена люди уже бороздили моря, будоражит ваш разум и невольно вызывает уважение, то готовьтесь зауважать представителей древних цивилизаций ещё больше.

Перед вами трирема — сорокаметровое морское чудовище античности с водоизмещением до 100 тонн. Три ряда весел с каждого борта (отсюда и название triremis) приводились в движение почти двумя сотнями гребцов , что позволяло судну разогнаться до невероятной, по тем временам, скорости — 15 км\ч и идти на таран. Триремы использовались с 7-го века нашей эры, прошли бесчисленное количество греко-персидских войн и к 4 веку до н. э. уже успели технически устареть и уступили место iRemis s4 квадриремам.

И да, это тот самый момент, когда понимаешь, что почти за полтысячелетия до рождения Христа люди уже использовали столь сложный корабль, а ты в 21 веке даже не можешь его нарисовать :(

На раннесредневековые вёсельные корабли титаны античности смотрят с тоской в глазах, как бабки на потерянную молодёжь. И хотя новое поколение несколько уступает в размерах, в плане скорости оно опережает своих предков.

Осебергская ладья, модель которой представлена на фото ниже, развивала скорость до 10 узлов (18,5 км\ч) и требовала всего три десятка гребцов. Для брутального греческого тарана такое судно не годится, зато на нём легко можно было ходить как по морю, так и по рекам от Норвегии до Ближнего Востока.

Более ориентированный на морские прогулки Гокстадский корабль имел среднюю скорость в 9 узлов, а энтузиасты-реконструкторы даже смогли пересечь Северную Атлантику на его копии.

Как и Осебергская ладья, Gokstad-Schiff закончил свои дни в качестве погребального корабля для знатных викингов.

Наследником викингских кораблей стал норманнский неф, получивший надстройки на носу и корме после столкновения с южноевропейской культурой. Неф широко использовался с 10-го по 13-й век в западной Европе и на юге Англии причем как торговое, так и военное судно. Именно на норманнском нефе король Ричард Львиное Сердце отправился в крестовый поход к берегам Палестины в 1189 году.

Несмотря на то, что эпоха античных трирем давно прошла, вёсельные корабли присутствовали в водах Средиземного моря даже в Позднем Средневековье. Их место заняли галеры — судна с одним рядом вёсел и двумя или тремя мачтами с треугольными парусами в качестве дополнительного «двигателя».

Именно флотом из галер, которых со всей Европы удалось собрать около двух сотен, Священная лига одержала верх над считавшимися непобедимыми турками в битве при Лепанто (1571).

Однако как бы хороши ни были галеры во время войны, для торговли и дальних путешествий использовался совсем иной вид кораблей, со звучным названием каравелла.

Небольшие (от 20 до 25 метров) судна с двумя или тремя мачтами приобрели массовую популярность после 1420 года, когда португальский принц Хайнрих начал целенаправленное и систематизированное изучение западного берега Африки. Благодаря своей малой осадке каравеллы идеально подходили для плаваний вблизи берега, что сыграло немалую роль во времена Великих географических открытий.

На двух каравеллах и одной каракке (фото ниже) была предпринята первая экспедиция Христофора Колумба к берегам Нового Света, которая много позже послужит одним из маркеров окончания эпохи Средневековья.

На этом всё. Спасибо за внимание и до новой встречи в Сети.

моё