ImirRude

Хотел написать что-то в стиле детских страшилок Успенского, поэтому старался писать покороче, чуть сумбурно и максимально простыми словами. К сожалению, так уж вышло, что пока я писал Успенский умер.

Надеюсь, что эксперимент удался и Эдуард Николаевич не будет являться мне с того света.

В черном-черном городе жил один мальчик, чья мать была тяжело больна. В

Черном городе всегда стояла плохая погода, и мальчик очень хотел, чтобы его мама хоть раз побывала там, где тепло, и поправилась.

Однажды так и случилось — отец мальчика получил на работе путёвку, и они всей семьей отправились на море. Все две недели на море мальчик был счастлив: он купался в солёной воде, закапывался в горячий песок и ел сладкие арбузы на завтрак, обед и ужин. Но больше всего мальчику нравилось собирать камешки. Однажды он забрёл на дикий пляж, куда мама запрещала ему ходить, и нашел там удивительный яркий камешек похожий на копытце.

Когда же пришла пора возвращаться домой, родители сказали мальчику выкинуть все камешки, но он не послушался и оставил себе один — самый красивый из всех.

Прошло несколько недель, семья вернулась в их черный-черный город и матери мальчика снова стало плохо. Однажды ночью, когда мать страдала от особо сильного приступа, мальчик лежал в своей постели и думал о том, как было бы хорошо, если бы она наконец-то поправилась. Вдруг по-слышался страшный голос:

— Мальчик, мальчик, напои меня молоком.

Мальчик подумал, что это сон, и не стал отвечать. Но голос снова повторил:

— Мальчик, мальчик, напои меня молоком.

Мальчик осмотрел всю комнату и понял, что голос идет из камня. Стало ему так страшно, что он не смог произнести ни слова. Тогда камень заговорил в третий раз:

— Мальчик, мальчик, напои меня молоком. Если сделаешь, как я сказал, мать твоя сразу поправится.

Мальчик было очень жалко свою маму, поэтому он пошел ночью на кухню и полил камень молоком.

На следующее утро мама мальчика была здорова, словно и не болела никогда.

Но произошло и кое-что странное: все домашние растения разрослись настолько, что поломали свои горшки, кусты во дворе стали такими густыми, что начали закрывать своими ветками Солнце, а мелкая хромая дворняга, что жила по соседству поправилась и стала огромной как волкодав.

Прошло несколько дней. Лето заканчивалось, и мальчику было пора идти в школу, чего он очень не хотел. Тогда камень заговорил с ним снова:

— Мальчик, мальчик, напои меня вином. Если сделаешь, как я сказал, то тебе ни-

когда не будет скучно.

Мальчик обрадовался и полил камень отцовским вином, а сам камень положил к себе в рюкзак.

Утром мальчик пошел в школу. Сперва ничего необычного не происходило, но

как только раздался первый звонок, словно из ниоткуда вдруг полилась чудесная музыка. Все дети в школе сразу стали петь и танцевать, компот в школьной столовой превратился в брагу, а учителя начали срывать с себя одежды и бегать друг за другом голышом, славя какого-то Пана.

Сперва мальчик пел и вселился вместе с остальными, но вскоре это ему наскучило. Остальные же продолжали неистово отплясывать часами напролет. Дети плакали от усталости, но не могли остановиться, как бы они этого ни хотели. Мальчик испугался за своих друзей и вызвал полицию. Но зайдя в школу, полицейские тут же попали под чары удивительной музыки и тоже стали снимать с себя одежду, пить брагу и стрелять по школьной посуде. Тогда мальчик вызвал скорую, но, лишь переступив порог школы,врачи проглотили по таблеточке и уснули с глупыми улыбками на лицах. Мальчик испугался того, что сделал камушек, и выкинул его в окно. Музыка сразу прекратилась, и все снова пришли в себя: дети были утомлены и напуганы, а взрослые, смущаясь, бродили по школе в поисках одежды. Никто не мог понять в чем дело, поэтому было решено сказать, что это была утечка газа.

После школы мальчик подобрал камушек и пошел домой, но по дороге на него

напали хулиганы. Они отобрали у мальчика всё ценное и сильно избили его. Когда мальчик пришел в себя, то снова услышал голос:

— Мальчик, мальчик, напои меня кровью.

Мальчик вспомнил, что сделал камушек, когда его полили вином, испугался и решил спрятать его подальше. Но руки мальчика были все в ссадинах, и капелька крови попала на камень.

Вечером мальчик включил телевизор и узнал, что его обидчиков загрызла огромная собака. Мальчик перепугался, побежал к реке и выбросил камушек в воду. По дороге назад он очень боялся, что без камушка мама снова заболеет, но с ней всё было хорошо. Успокоившись, он пошел ужинать, и тут его губы словно сами собой произнесли:

— Мама, мама, напои меня молоком.


***
Остальные мои тексты можно найти в VK и на Проза.ру

Немного кровожадностей для тех, кто подписывался ради creepy story.

(18+) Текст содержит сцены не предназначенные для лиц моложе 18 лет!

До этого дня ему посчастливилось ни разу не побывать на кладбище. Все родственники либо отличались отличным здоровьем, либо умерли ещё до его рождения. Но рано или поздно каждый доживает до тех скорбных лет, когда начинают умирать самые близкие ему люди. Так повезло ли ему или нет? Было бы ему легче сейчас, если бы он чаще сталкивался со смертью в прошлом ? Эта мысль, смешная и грустная одновременно, крутилась в его голове уже несколько дней — с тех пор, как его отец нашел вечный покой в сырой земле.

Кладбище, по лабиринтам которого Г. бродил уже больше часа, было непохоже на всё то, что ему доводилось видеть в кино. Белые камни на зелёном идеально постриженном газоне и скорбные ангелы на постаментах — всё это было где-то там, за океаном, а может быть и вовсе лишь в воображении сценаристов. Здесь, в суровой реальности, были лишь бесчисленные деревянные кресты, торчащие из грязи до самого горизонта. Ни одного деревца или куста, никаких статуй или заросших кувшинками прудов — только бесконечные ряды одинаковых могил, максимально прижатых друг к другу для экономии места. Комья перекопанной земли под ногами придавали недавно открытому сектору кладбища сходство с свежевспаханным полем, вот только семенам, посаженным здесь, уже не суждено было взойти.

Не похожа на кино была и церемония прощания. Это там все родственники и друзья одеты в дорогие черные костюмы, а отполированный до зеркального блеска гроб плавно спускается в могилу специальным устройством. Как водится, в кино на похоронах довольно пасмурно, и собравшиеся у гроба люди красивым жестом раскрывают черные зонты, чтобы спрятаться от навевающего грусть дождя. Всё это бред собачий.

Во время похорон его отца стояла дикая жара, и толпы радостных обывателей спешили на пляж с надувными кругами или уже потягивали холодное пиво в парках. Мир не замер в ужасе от невосполнимой потери, — он веселился и плясал, грелся на солнышке, ел тающее на глазах мороженное и щеголял в мини-юбках, пока один из миллионов автомобилей пробирался к кладбищу через пробки. Добравшись до места, из автомобиля вывалилась горстка злых и мокрых от духоты людей, одетых кто во что горазд. Под заунывное пение служителя местного культа четверо крупных мужчин, пыхтя и матерясь, при помощи обычных веревок опустили в яму дешевый сосновый гроб, обитый красным атласом и золотой фольгой. Когда жрец перестал петь, и, получив свои деньги, отчалил в поисках новой неупокоенной души, могилу закопали. Cкорбящие же родственники, изнывая от палящего солнца, выдавили из себя пару прощальных слов и с видимым облегчением отправились глушить своё горе алкоголем и салатами. В тот момент его и охватил гнев: «Тупой, вульгарный, низведенный до откровенного скотства обычай», - самые грязные ругательства роились в его голове, порождая в душе тяжелые облака ненависти: «Дань уважения к мертвым? Скорее повод превратиться в стадо свиней».

Глядя на могилу отца, у него кружилась голова и мутило от одного лишь вида еды. Он отказался от банкета и, во всеуслышание проклиная всех, ушел, сам не зная куда, лишь бы быть подальше от этого скотства. Некоторые из тех, кто уже начал пить и есть за упокой души его отца, были в общем-то неплохими людьми, и в других обстоятельствах Г. бы ни за что не позволил себе подобных слов. Но всепоглощающая ненависть была для него много легче, чем боль утраты, и поэтому он продолжал распалять сам себя.

За этими мыслями он и не заметил, что уже начало смеркаться. Находиться на кладбище больше не было никакого желания, но чем дольше он блуждал в поисках указателя или карты, тем больше понимал, что окончательно заблудился. Солнце лениво докатилось до линии горизонта, и стало совсем темно. Безликие кресты давили на него со всех сторон, словно желая взять его в кольцо, и постепенно гнев стал уступать место легкому беспокойству. Выбравшись наконец на некое подобие дороги, он включил подсветку на телефоне и зашагал быстрее. Уже подумывая не позвонить ли кому-нибудь, чтобы его забрали, его внимание вдруг привлёк яркий огонёк. То вспыхивая, то угасая, этот огонёк был словно сигнальный маяк в море сумерок. После нескольких шагов в сторону источника света стал угадываться и человеческий силуэт. Стоящий у какой-то невысокой постройки мужчина курил сигарету, но стоило заблудившемуся посетителю радостно замахать руками и окрикнуть его, как тот выбросил окурок и скрылся за дверью.

Вновь нахлынувший гнев придал ногам скорости, и вот странная постройка уже на расстоянии вытянутой руки. Ржавая железная дверь скрипнула и отворилась, открыв вход в подвал. Пахнуло гнилью. Узкая лестница вела резко вниз, и тёмные, чуть влажные стены блестели в мутном свете давно не мытой лампы. Боясь поскользнуться, он стал медленно спускаться по каменным ступеням.

— Ей, где вы? - Но никто не ответил ему кроме неуверенного эха.

Придерживаясь за стену, он направился дальше в глубь, откуда доносились неразборчивые звуки человеческих голосов и гул работающей техники. Десяток шагов спустя он уже стоял на небольшой лестничной платформе, с которого открывался вид на огромный подземный зал со сводчатым потолком. Вонь стала сильнее.

Когда-то это место наверняка было бомбоубежищем или каким-нибудь военным складом, способным выдержать бомбардировку. Теперь оно больше напоминало фабрику — повсюду стояли какие-то приборы, подъемники и лента конвейера. Некоторые участки ленты были огорожены пластиковыми стенками, напоминая крохотные офисные закутки. Он мог видеть, что в них копошились люди, но из-за слабого освещения разглядеть что они делали, никак не удавалось. Ухватившись за перила, он стал медленно спускаться вниз по лестнице, с каждым шагом ощущая, что воздух вокруг словно становится гуще. Лязг механизмов, неразборчивые голоса, скрежет конвейера… Эти звуки пугали его до дрожи, и здравый смысл умолял его немедленно развернуться и бежать прочь, но ноги словно зачарованные вели его дальше вниз— всё ближе и ближе к источнику шума. Когда какофония преисподней достигла своего пика, а от смрада закружило голову, он наконец-то увидел то, что искал, и каждый волосок встал дыбом на его коже.

Из тёмного проёма в стене медленно выплывали человеческие тела. Подвешенные к цепи вниз головой, они напоминали одну из карт таро, нарисованную каким-то ужасным людоедом. Мерно раскачиваясь из стороны в сторону, трупы доставлялись к одному из «кабинетов», где их уже ждали люди во влажных от крови халатах. Усталой походкой один из этих людей подошел к телам и, поворачивая словно гриль стал обжигать их со всех сторон. Опалив все волосы на теле, он толкал трупы дальше, где его коллега с таким же скучающим видом обдавал их струей воды, чтобы смыть с них грязь и остатки волос. Отмытые тела с мерзким звуком сбрасывались на черную ленту конвейера, начиная свой путь к следующей секции, где происходили ещё более жуткие вещи. Люди в некогда синих спецовках, неспешно вскрывали мертвецам животы, выскабливали изнутри и вываливали их внутренности в большие пластиковые боксы. Живые рубили мёртвым головы, пилили их на части и ловкими движениями длинных ножей снимали мясо с костей. В конце этого мрачного пути стояла огромная машина, куда словно в пасть древнего чудовища падали обрезки человеческих тел. Пыхтя и урча, машина проглатывала плоть и пережевав, изрыгала её обратно прямо на бетонный пол.

Откуда-то издалека послышался звук тяжелых сапог, но Г. не замечал этого и продолжал разглядывать жуткий механизм, пока одна из ближайших к нему дверей вдруг не раскрылось и какой-то незнакомец не затащил его внутрь.

— Быстро надевай халат, маску и иди к столу. Времени мало!

— Что? - промычал Г. всё ещё одурманенный увиденным наяву кошмаром.

— Сейчас придет охрана и нам обоим конец, если не успеешь переодеться! - говоря всё это неизвестный сам напялил на Г. защитные очки и накинул обагренный кровью фартук поверх верхней одежды, - Вставай у стола и помалкивай.

Словно сомнамбула Г. бездумно направился к столу, на который указывал незнакомец. Едва он достиг своей цели, дверь позади него раскрылась и в комнату вошли двое в черных масках с автоматами наперевес.

— Парни, в чем дело? - новый знакомый Г. расплылся в улыбке — Отвлекаете от процесса.

— Датчики показали, что запасная дверь открыта. Теперь ищем придурка, который её не закрыл и проверяем всё ли в порядке. Ничего необычного тут не видел, а Н.?

— Необычного? Кроме кучи порубленных на куски жмуров? Нет, не видел. Слышал, как кто-то из соседних отсеков выходил покурить наверх, наверное опять этот дегенерат Б. Вот с него про дверь и спрашивайте, а мне болтать некогда — работа не почасовая.

Развернувшись, Н. поправил фартук, надел кольчужные перчатки мясника и подмигнув Г. направился к соседнему столу.

— А ты чего уши греешь? - прорычал один из охранников, неожиданно повернувшись к Г. — Давай работай, мудила.

Сердце Г. остановилось, живот скрутило узлом. От страха он замер как заяц, не зная, что делать дальше.

— Шевелись, я кому сказал?!

Стоя спиной к охране Н. строил страшные гримасы, намекая, что пора бы что-то предпринять, но Г. не хотел понимать его намёков. То, что всё это время висело над столом вызывало в нём рвотные порывы и от одной лишь мысли о том, что ему предстояло сделать, реальность начинала плыть перед глазами. Стоит ли жизнь такого испытания? И стоит ли жить после такого? Сдерживая дрожь, он положил ладонь на рукоять ножа. «Стоит». Он шагнул к висящему вниз головой трупу и одним четким движением вспорол живот. Не имея никакого понятия, что ему нужно делать, он старался успокоится и вспоминал как они с отцом потрошили рыбу и дичь во время походов. Сделать достаточно глубокий разрез, раскрыть, выскоблить потроха в посудину, избавиться от остатков крови. Ничего сложного. Главное не смотреть им в глаза. В эти мёртвые блеклые глаза...

— Мужик, хватит! Слышишь меня? Хватит говорю.

Г. словно вышел из транса и огляделся по сторонам. Охраны не было. Зато прямо перед ним на столе лежала груда зловонных внутренностей, а вся его одежда и руки были вымазаны в густой красно-бурой жиже. Его качнуло так, что пришлось опереться за край стола. Это сделал он? С человеком? Мёртвым, но человеком?!

В приступе паники он рванулся к двери, но Н. успел схватить его за рукав и вернуть на место.

— Куда ты, придурочный? Ты не слышал, что они говорили? Перекуры отменяются и теперь у задней двери всегда будет охрана. Тебя пристрелят ещё на подходах к лестнице. Придется тебе доработать до конца смены и выйти со всеми через главный вход. Тебе повезло, что я сегодня напарника на больничном прикрываю, так что когда пересчитывать начнут, всё сойдётся...

Г. истерически захохотал:

— Повезло? Повезло?! — в глазах заблестели слёзы и смех начал перерастать в рыдания. — Мне повезло попасть с чужих похорон на свои собственные, вот как мне повезло!Не хочу умирать здесь! И зачем, зачем вообще нужно всё это?! Все эти тела, машины, крюки...Безумие! Это безумие!

Н. грубо перебил его, оборвав череду причитаний:

— Зачем?! Я объясню тебе зачем! Вот скажи мне, много ли ты у нас ферм вокруг города замечал? М? Ну хоть одну можешь припомнить? Ты коров на поле когда последний раз видел? Не одну полудохлую корову у бабки в деревне, а сотни голов для массового забоя? У нас в области животноводство как четверть века назад пошло по одному месту, так до сих пор и не восстановлено, а население растёт как на дрожжах. И все ведь в город едут — в земле ковыряться им недосуг! - Н. скорчил рожу и смачно высморкался. - Одни юристы и мерчендайзеры, блять, кругом, а кормить-то кто и их всех должен? И главное — чем? А? Вот и приходится выкручиваться. У нас только с города по тридцать трупов в сутки, в праздники вдвое больше. А ещё жмуры из области, бездомные, жертвы ДТП, да и частные заказы по утилизации принимаем. И главное, производство безотходное. Сколько веса в теле есть — всё сгодится: кости, мясо, кишки, ногти. У нас тут такие мощные мясорубки есть, что можно вообще ничего не разделывать — всё тело целиком перемолотит, только тогда косточек в фарше много. Клиенты недовольны! Н. подавил смешок и продолжил: - Отличная штука этот фарш! Какое угодно дерьмо становится съедобным если его как следует провернуть, а с разрыхлителями, усилителями вкуса и прочими добавками даже тухлятина приобретает товарный вид! Н. закончил свою речь также внезапно, как и начал, и в комнате стало тихо.

— Но... Но как? Как такое может существовать? Как же проверки? Службы контроля? Полиция? Не понимаю...

Н. расхохотался:

— Какие проверки, дружище? Когда зарплата проверяющих меньше ломанного гроша, никакой контроль не страшен. А денег у наших боссов куры не клюют. Думаешь откуда у этого заведения основной доход? С мяса? Хрен там! Мы по документам белые и пушистые местные производители, поднимаем родное фермерство с колен и всё такое. Нам на всё это, — он окинул взглядом заваленный человеческими потрохами зал, - выделяют подъемные из городского бюджета. Мы даже отчеты наверх отправляем: сколько мяса изготовлено, сколько голов забито. Только этот отчет — один большой пшик от начала и до конца. Но пшик со штампиком.

Раздался звук приближающихся шагов и Н. Снова притих.

— Ладно, хватит болтать, — и добавил негромко, — а то, не ровен час, нас самих тут за ноги подвесят.

И они принялись за работу. Работу мерзкую и противную человеческому естеству. От выскабливания человеческих потрохов Г. тошнило и он то и дело склонялся над ведром с помоями, чтобы опустошить свой желудок. Все тело била сильная дрожь и нож так и норовил выпасть из трясущихся рук. От услышанного от Н. голова шла кругом и мысли метались в ней словно мухи в банке. Работать дальше? Нет, только не это. Заниматься столь омерзительными вещами он больше не может. Что если следующим трупом окажется его отец? Нет, об этом даже думать нельзя. Бежать? Но как? Дверь теперь заперта и под охраной. Прорываться с боем? Он неуверенно посмотрел на нож в своих руках. Хватит ли на это сил?

Пока он размышлял, по конвейеру поступали всё новые и новые трупы: мужчины и женщины, дети и старики, тела разной свежести и сохранности. Но ужас ушел и теперь Г. с остервенением набрасывался на них, словно эти мертвецы были корнем всех его бед. «Чем быстрее закончу, тем быстрее всё закончится. Я выйду отсюда, выйду живым и буду пить, плясать и веселится, как те скоты на поминках, что уже забыли и покойнике и обо мне. Кстати, интересно, а что они едят?»

Новые трупы. Всё больше и больше. Руки устали до судорог в мышцах и теперь он не смог бы выпустить нож даже если бы захотел. Бледно-белые и серо-алые, черные и позеленевшие от гнили, туши всех мастей и форм. «Какая разница богат ты или беден? Какая разница насколько ты умён? Все религии и расы становятся единым целым не в каком-то загробном мире, а здесь в умелых руках мясника превращающего их в фарш. Все люди связаны между собой в этом круговороте мяса, и каждый — корм для другого. В конце концов мёртвые питают живых с сотворения мира. Так стоит ли горевать по погибшим? Нет, ведь они снова станут частью нас самих. Познавшие суть круговорота плоти свободны от печали скорби. Я свободен».

Зазвенел звонок оповещающий о конце смены и Г. , скинув рабочий халат, сунул окровавленные руки под холодную воду.

— Слушай, Н.

— Чего тебе?

— Поставишь меня на следующую смену, а?


***
Другие мои рассказы можно найти в VK и на Проза.ру

Первая часть:
https://pikabu.ru/story/albastyi_rasskaz_chast_1_6044174

ВНИМАНИЕ!

18+ Текст содержит сцены секса, насилия и ненормативную лексику 18+

— Так значит ты тут тёлку успел подцепить пока нас не было? — сказал Фрол и поставил на стол опустошенную пивную банку, — оперативно сработал! Я уже думал ты совсем раскис со своей бабой.

— Да не было ничего, говорю тебе. Просто встретил её у озера, привел в дом согреться. Вышел на минуту вас встретить, а когда вернулся, она уже исчезла. Не знаю, может стоит всё таки ее поискать? Ходит почти голая в такую погоду...

— Макс, какой ты всё таки... — Фрол громко рыгнул и продолжил, — это шлюшка местная, ясно тебе? Помнишь, я тебе говорил по телефону про «кое-что ещё»? Так вот это она и была. Мы с Дедом на прошлой неделе тут рыбачили и тоже её встретили. Как и ты сперва подумали, что с ней случилось что-то, да только ни хрена подобного! Сучка только и думала, как бы на член запрыгнуть поскорее. Ну, мы с Дедом её и оприходовали прямо там у озера. Отымели во все щели! Так ей и этого мало было — осталась с Дедом на второй заход. Не знаю, кстати, как там у них прошло — он уехал рано утром... Короче, забей на неё, она тут трётся уже не первый раз, и, если ты её правда не трахнул, то ты конкретно лоханулся.

Максим помрачнел. «Деревенская шлюха... Это многое объясняет. Хотя... Разве шлюха может подарить такой поцелуй? И почему она была босая? Может быть она просто... местная дурочка? Конечно! Я же слышал о таких: замкнутые, молчаливые, они почти не отдают отчета своим действиям, зачастую даже ходят во сне, не могут сопротивляться чужой воле, — на этой мысли сердце его замерло, — а ведь она просто красотка. Кто знает, к чему и как часто её принуждали местные пьяницы или заезжие рыбаки? — он покосился на захмелевшего Фрола, — да они просто изнасиловали её. Воспользовались её слабостью, а теперь хвалятся этим».

Фрол тем временем в красках расписывал Митяю, как он поимел деревенскую девку:

— Короче, через минуту она уже заглатывала у Деда по самые яйца, а я намотал на руку её рыжие патлы и пристроился сзади. Насадили шлюшку, как мясо на вертел!

— И хорошенько отжарили! — вставил Митяй, и они оба заржали.

— Рыжие? - спросил Макс, — та, что я встретил, была черноволосой.

— Ну, значит, тут во всей деревне только шлюхи и живут! Одета она была так же как и твоя, так что... Так вот, жарю я её значит...

— Погоди, Фрол, мне отлить надо, — сказал Митяй, вставая с раскладного стула, — сейчас вернусь, и договоришь.

Он накинул куртку и вышел в ночь. Дойдя до ближайших кустов, он расстегнул ширинку и пустил в них вонючую струю переработанного пива. Облегчившись, он уже собирался застегнуть штаны, как вдруг увидел на берегу женскую фигуру. Перед ним стояла богиня его грязных фантазий: невысокая и белокурая, она была чуть полновата, но компенсировала это шикарным задом и огромной грудью, которая отчетливо проступала сквозь тонкую ткань.

— Да у вас тут и правда целая деревня шалав! — еле выдавил из себя Митяй, видя как она качая бёдрами подходит к нему, — ну, я то не такой слюнтяй, как Макс, отделаю тебя по полной!

Девушка приблизилась к нему вплотную, приложила к его губам тонкий пальчик и стала медленно опускаться на колени. Почувствовав на себе её полные губы, он застонал.

— О да, детка, да. Ещё глубже, вот так. О да...

Смотря на неё сверху вниз, он убрал светлый локон с её лица, провел ладонью по её волосам. И тут его пальцы наткнулись на что то холодное и липкое. Чуть ниже затылка нащупывался, отвратительный слизкий нарост размером с хоккейную шайбу. В ужасе, он попытался оттолкнуть её, но та вцепилась в него мертвой хваткой и словно обезумев продолжала насаживаться головой на его член. Находясь где-то между ужасом и наслаждением, Митяй, кричал на неё и бил кулаками наотмашь, но всё было тщетно. Издав булькающий звук, она подняла на него свои большие глаза... И сжала челюсти. Боль, какую он даже не мог себе представить, поразила все его тело. Он истошно заорал, молотя руками и ногами по напавшей на него сумасшедшей, но она словно не замечала этого. Бешено тряся головой из стороны в сторону и брызжа кровавой слюной, хищница продолжала перемалывать зубами его гениталии и при этом пятилась назад словно рак, оттаскивая его в сторону озера. В панике, Митяй хватался за траву и ветки, упирался ногами в землю и уже не орал, а визжал словно недорезанная свинья. При каждом новом рывке, кровь фонтаном хлестала из его паха и он чувствовал, как всё больше немеют его пальцы. Когда его доволокли к берегу, он был уже почти мёртв. Сквозь налипшую на веки смесь из крови и грязи, он увидел как нечто огромное поднялось из озера и какая-то неведомая сила потащила его в холодную тёмную воду. Последнее, что он смог рассмотреть сквозь густую пучину, были бесчисленные ряды подвижных иглообразных зубов, которые вонзались в него словно крючья и проталкивали его тело всё глубже и глубже в чьё-то бездонное чрево.

Когда Фрол и Максим, вооруженные сигнальным пистолетом и топором, оказались на улице, крики Митяя уже стихли. Вся тропинка, ведущая от дома к берегу, была словно перекопана трактором. Тут и там виднелись следы ожесточенной борьбы, клочья одежды и багровые пятна ещё несвернувшейся крови. Подойдя к берегу, они увидели борозду от пальцев на влажном песке, которая слегка заворачивала на запад, а потом уходила в озеро. В свете фонаря что-то блеснуло. Макс нагнулся к земле и заметил пуговицу с рукава Митяя. Рядом с ней, из под большого камня торчал вырванный с корнем человеческий ноготь.

— Надо звонить ментам и в скорую, — сказал Максим, поморщившись от отвращения.

— Связи нет, я пробовал. Да и не приедет никто раньше утра.

Они немного помолчали, не решаясь задать себе очевидный вопрос.

— Митяя искать будем? — спросил наконец Максим. Фрол не ответил. Потом он, ни говоря ни слова, снял пистолет с предохранителя и пошел вдоль берега. Максим бросил ещё один взгляд на окровавленный ноготь и последовал за ним.

Они шли вдоль берега, боязливо озираясь по сторонам и взрывая ночную тишину своими криками:

— Митяяяй! Митяяяй! Эй! Мы здесь! Митяяяй!

Но ответа не было. Они направляли свои фонари то в лес, то в воду, но свет выхватывал лишь тяжелые еловые ветви да красные отблески в глазах сотен раков, выбравшихся на мелководье в поисках пищи. Меряя шагами каменисто-песчаный пляж, они вышли к небольшой заводи, где стоячая вода была почти непроглядной из-за густых водорослей и упавших в воду деревьев. Фрол осветил фонарем берег заводи и, ничего не увидев, предложил перейти её вброд, так как озеро в этом месте значительно обмелело. Макс утвердительно кивнул, и они зашлёпали сапогами по воде, раздвигая засохшие ветки торчавшего из воды кустарника. На середине отмели Фрол вдруг остановился и вытянул вперед руку.

Там, куда он указывал, стояли две девушки — рыжая и черноволосая. Их тела слегка покачивались словно куклы-марионетки, брошенные своим хозяином, а прекрасные бледные лица были сравни мраморным ликам античных статуй. Но глаза, глаза их были полны жизни, безумия и жажды крови. При виде мужчин, лица их исказились в жуткой гримасе, и синхронно раскинув руки в приветственном жесте, два женских силуэта двинулись вперёд.

Не сговариваясь, Максим и Фрол развернулись и бросились обратно к берегу. Так быстро Макс не бегал со времен службы в армии, но от переполняющего его страха казалось, словно он почти не движется и каждая мелочь пытается отнять у него драгоценные секунды. Почему песок так предательски продавливался под каждым его шагом? Почему вода в сапогах стала вдруг такой тяжелой? Почему с ним происходит всё это? Почему?!

Во рту стало солоно от долгого бега, легкие горели огнём. Ещё чуть-чуть, еще немного. Они смогут. До спасительного леса осталась дюжина шагов. Десяток. Всего пара шагов... Но тут под их ногами разверзлись ворота в ад.

Прямо из под земли послышался жуткий шум, вода в озере забурлила и зашипела. Переворачивая валуны и поднимая в воздух мириады брызг из толщи прибрежного песка на поверхность выбралась исполинских размеров тварь, настолько безобразная, что Максу свело живот лишь от одного её вида. Бесчисленные пары уродливых длинных ног выталкивали из песка массивное, закованное в тяжелый панцирь тело, которому казалось не будет конца. На голове безымянной твари виднелась пара тонких и длинных, как у рака, усов, каждый из которых был размером с пастуший кнут и двигался сам по себе словно живой. Тварь становилась всё больше, вырастая прямо перед ними словно черный колосс, а в яму откуда она явилась ринулись потоки воды. Песок под сапогами пришел в движение, и Макс с ужасом понял что их затягивает вниз. Раздался истошный вопль, но Макс уже не мог сказать кто из них кричал. Увиденное им было сравни явлению чуда, удару молнии или внезапному откровению. В своем ужасном великолепии чудовище из глубин было подобно мрачному языческому богу снизошедшему в мир смертных за своей кровавой жатвой.

Медленно опускаясь на дно песчаной ямы, Макс как завороженный смотрел на чудовищного хозяина этих вод и скорее ощущал, чем понимал, что в окружавшей его смеси тины, песка и слизи он был не одинок. Повсюду его окружали сотни человеческих скелетов или десятки полупереваренных кадавров. В одном из отрыгнутых монстром тел он узнал искореженный труп Деда, на котором даже осталась часть одежды. Но пережеванное тело старого друга уже не играло никакой роли, ведь в его мыслях безраздельно господствовал страх.

Фрол вел себя иначе. Он барахтался и громко пыхтел, тщетно пытаясь зацепиться хоть за что нибудь и выбраться из песчаного водоворота. Издав отвратительный свист, тварь рванулась в его сторону и обвив ноги Фрола своими усами-щупальцами играючи подняла его в воздух.

Он кричал, барахтался, молил Макса о помощи, проклинал его и снова умолял, рыдая навзрыд. По лицу Максима потекли слёзы, но он не мог даже моргнуть от ужаса, парализовавшего всё его тело. Когда тварь стала притягивать Фрола к черному провалу своей пасти, истерика жертвы достигла своего пика. Фрол извивался как уж на сковороде и беспрерывно визжал; он обмочился, а из его носа текли и вздувались пузырями сопли. Он то звал свою мать и Максима, то заходился в приступах рыданий, а потом начинал выть что-то нечленораздельное. В нескольких сантиметрах от жаждущего плоти рта, Фрол смог освободить руку и выстрелил сигнальной ракетой. Но снаряд лишь отскочил от толстого панциря и с шипением упал на мокрый песок, осветив алым светом уродливое тело чудища, придав ему ещё более инфернальный вид.

Вместе с гаснущим в воде огоньком угасла и надежда Фрола на спасение. Обмякнув, он истерически захохотал. Лишь когда чудовище уже стало втягивать его словно размякшую лапшу, он издал долгий протяжный вой и, наконец, затих.

Когда лицо Фрола исчезло за стеной зубов, Максим почувствовал, что оцепенение отступает и его начинает вытеснять невероятная усталость. Ноги казались ватными, его рвало, голова шла кругом, всё тело била крупная дрожь. Наполовину покрытый жидким песком он повернул голову и прямо перед собой увидел две женские фигуры. От усталости и отчаяния у него не хватало сил даже на крик и ожидая свой скорый конец, он мог лишь жалко скулить, как побитый пёс.

Тем временем, тварь поднесла свои усы-щупальца к головам девушек и воткнула их в в уродливые наросты на их затылках, словно катетер в вену. По тонким прожилкам щупалец потекла тёмная жидкость, тела девушек обмякли и стали истончаться прямо на глазах. Через пару минут они уже больше напоминали сдувшийся резиновый шар, чем человека. Подхватив эту обвисшую плоть, тварь скатала её в два комка, словно пластилин, и, поднеся ко рту, покрыла плотным слоем белёсой слизи. Сотрясая землю, монстр вдруг встал на дыбы и обнажил свое белое нежное брюхо, покрытое тысячами мелких лапок. Там, у самого хвоста, Максим увидел десятки подобных шаров, и в каждом из них угадывалась деформированная женская фигура. Рыжие, черноволосые, блондинки, толстые, худые, молодые и старые. Человеческие приманки на любой вкус. Достаточно лишь выбрать нужную, накачать её живительным соком и выпустить на свободу, пока жертва сама не придет к своему убийце, клюнув на столь соблазнительную наживку. Спрятав комки в своей уродливой утробе, существо одним рывком выдернуло Макса из ямы и швырнуло на берег. После чего потеряло к нему всяческий интерес и развернувшись стало медленно погружаться в тёмную воду.

«Албасты топит рожениц и ест неверных мужей» — пронеслось в голове у Максима, — «Днём она спит под большим камнем, а ночью...»

***

Утром он проснулся словно после тяжелого похмелья. Прямо под ним была лужа его собственной блевотины, а чуть поодаль у самой воды кровавая лужа с остатками того, что ещё вчера было Фролом. Макс отрешенно посмотрел на покрывшую камни багровую корку, отряхнул землю с куртки и пошел к машине.

Шок прошел, лишь когда он отъехал от озера километров на тридцать. Максим остановил автомобиль на обочине и, уже не сдерживая себя, закричал что было сил. Он раскачивался из стороны в сторону, обхватив голову руками, и не мог перестать рыдать до тех пор, пока в горле не пересохло настолько, что ему стало сложно дышать. Посидев на земле ещё какое-то время, он вытер слезы и, глубоко вздохнув, сел в машину. Положив руки на руль, он увидел на своем пальце золотое кольцо и улыбнулся сквозь радужную пелену. Кто бы знал, что те остатки чувств, что он испытывал к своей жене, спасут ему жизнь. И как приятно было думать, после всего этого кошмара, что где-то там его ждут и пусть немного, но любят.

Из кармана раздался звук, сообщающий, что он вернулся в зону действия сети и имеет непрочитанное сообщение. Макс щелкнул по экрану и прочитал:

«Я трахаюсь с твоим дружком Фролом, тварь. Просто знай это. Сплю с ним уже несколько лет, а до тебя всё никак не доходит. Только ты уехал, и я сразу позвонила ему, он приехал и оттрахал меня на твоем диване. Честно, я еле сдерживалась от смеха, пока он впаривал тебе ту историю про аварию, в то время как я ему отсасывала. Короче, я ухожу от тебя и забираю детей; младшая всё равно от него. Не знаю, успел ли он тебе уже рассказать или нет, но надеюсь, что буду первой, кто тебя сегодня порадует.»

Тормоза взвизгнули, и машину сильно тряхнуло. В состоянии, близком к контузии, Максим невидящим взглядом уставился в экран телефона и как рыба глотал ртом воздух. Отрицание, гнев, принятие — всё стадии пронеслись в одно мгновение, сжигая на своем пути всё в его душе.

Он рассмеялся и, резко развернув автомобиль, поехал обратно. Прощайте, унылый город и сука-жена, прощайте, друзья-предатели и начальники-идиоты! Сегодня он будет весь день пить холодное пиво, рыбачить и есть сочное мясо раков, а ночью войдет в ледяную воду, займется самым головокружительным сексом в его жизни и никогда не вернется обратно!

Воистину, это будет... лучшая ночь.

***
Прочие тексты есть в группе VK  и на Проза.ру

ВНИМАНИЕ!

18+ Текст содержит сцены секса, насилия и ненормативную лексику 18+

Всю последнюю неделю Макс был словно в аду. Каждая фраза, сказанная в стенах его квартиры, практически мгновенно превращалась в очередную семейную ссору: «Вынеси мусор. Съезди за покупками Побудь с детьми. Помоги маме с переездом. Сходи со мной в гости к соседям, которых ты считаешь полными мудаками». Улыбайся и терпи — главное поддерживать иллюзию добрососедства! Общение с женой напоминало ему DDOS атаку, где в роли сервера был он сам. Когда количество запросов превышало границу его терпения, где-то в операционной системе его разума происходила критическая ошибка и всё, что он так усердно пытался сдерживать в себе, слетало с его языка бурным потоком отборного мата. Но в итоге, сиюминутное облегчение приносило больше вреда чем пользы: истерику жены, плач детей и ещё больше головной боли для него самого.

Поэтому звонок от Фрола в четверг вечером был для него подобен манне небесной:

— Алло, Макс, ты в выходные чем занят? Как обычно ничем? Ну и отлично! Мы тут с Митяем и Дедом собираемся на рыбалку. Давай с нами — место просто обалденное! Вода чистая, раков — море, а главное никаких долбанных купальщиков! — он на секунду замялся, — Может ещё кое-что будет, но это не точно. Надо с мужиками перетереть. Так ты с нами или нет?

— С вами, с вами, — ответил Макс слегка улыбаясь, — Место встречи всё то же?

— Да, у чебуречной в семь. Не опаздывай! Ладно, давай до скорого, мне ещё до Деда дозвониться надо, а то он с прошлой недели не отвечает. Покеда.

— Пока — сказал Макс, но в трубке уже послышались гудки. «Как всегда» — подумал он и сунул телефон в карман. Так действительно было всегда. Фрол был заводным механизмом их компании: он вечно куда-то спешил, чем-то занимался, куда-то ездил и втягивал в свои дела всех окружающих. Он был из того типа людей, которые готовы потратить всю зарплату в один день, ради красивого жеста, а потом горбатиться на двух работах ради уплаты счетов. Слегка нагловатый, подвижный и вечно ухмыляющийся, он мог смотреть сверху вниз даже на тех, кто был значительно выше его по должности или росту, отчего часто попадал в неприятности и также часто выкручивался из них. И он всегда, в-с-е-г-д-а бросал трубку, не дослушав собеседника до конца.

Задумавшись о предстоящей рыбалке, Макс растянулся на стареньком диване, куда его выгнала жена, выключил телевизор, и, продолжая улыбаться, медленно погрузился в глубины сна.

Говорят, что пятница — это маленькая суббота. Надо лишь кое-как отстреляться на работе, а потом можно сразу начинать кутить и веселиться. К сожалению, шеф Максима придерживался абсолютно противоположной точки зрения. Для него работа сама по себе приносила удовольствие и самоудовлетворение, а выходные человеку были даны исключительно для того, чтобы успеть как следует помыться и перестирать кучу накопившегося белья. Правда, ни стиркой, ни усердной работой этот человек не занимался уже лет двадцать, зато любил наблюдать, как работают другие и давать им свои ценные замечания.

В этот день жертвой его внимания стал Макс, и, хотя большой начальник даже приблизительно не понимал, в чем состоит работа системного администратора, он всё утро стоял у Максима над душой и имитировал глубокую осведомленность во всем происходящем. «А эта, ну эта самая... ну ты понял, короче. Нормально работает?», «Анитивирусы самые мощные нам поставил? А то мало ли, сейчас хакеры всех подряд взламывают!», «А может давай компьютеры на ночь не выключать — пусть биткоины нам штампуют. Я читал, что сейчас все на этом зарабатывают».

Через несколько часов этого бесконечного абсурда, телефонный вызов от главбуха Зины, которую Макс откровенно недолюбливал, оказался настоящим спасением от слишком пристального взора начальства. Он извинился перед шефом, за то что не может ответить на все его вопросы, вышел из маленькой душной комнаты и помчался по коридору, не без удовольствия отметив про себя, что совсем скоро точно также в лицо ему будет дуть настоящий ветер, который принесет с собой запахи леса, воды и долгожданную свежесть.

В кабинете главного бухгалтера Зинаиды Александровны Тучневской, куда так спешил в Максим, при желании можно было спрятать полусгнивший труп, так как никто не почувствовал бы его зловония. Единственным запахом, который там можно было уловить, был тошнотворный аромат её духов. Тяжелый, приторно сладкий запах занимал собой всё пространство в комнате и был почти осязаем. Но открывать окна и проветривать помещение было строжайше запрещено, так как Зинаиде Александровне вечно дуло, а попытка застудить главного бухгалтера фирмы — не что иное как преступление и саботаж. Поэтому молодым сотрудницам, работавшим под началом Тучневской, приходилось мириться не только с её ужасным характером, но и с отравленным её духами воздухом. Как правило, через пару месяцев новенькие или бросали работу, решив, что зарплата чуть выше среднего не стоит их обмороков, или оставались, привыкнув к перманентной головной боли и постоянным склокам в офисе. Такие с каждым годом становились всё более похожими на свою начальницу: тупыми, наглыми и изливающими накопившуюся в них желчь на своих домашних или случайных прохожих.

Немного потоптавшись перед дверью в этот филиал авгиевых конюшен, Макс набрал в легкие побольше воздуха и прошел внутрь.

— Ой, Максим, ну наконец-то ты пришел! Что так долго? Мы с девочками тебя уже заждались, — сказала приблизившаяся к нему говорящая гора сала и махнула рукой в сторону «девочек». Те, спешно втягивая животы и поправляя безвкусные юбки, попытались выдавить из себя некое подобие кокетливой улыбки, но через секунду уже потеряли к нему всякий интерес и снова спрятали глаза за ширмами немытых волос.

— Да меня директор наш не отпускал, — не моргнув глазом соврал Максим, — очень уж заинтересовался моей работой.

— Да, Пётр Петрович у нас такой. Пытливый ум! Высокие лидерские способности! А какой ширины душа! Помню, когда мы только начинали работу в этой фирме...

— Вы меня, конечно, извините, Зинаида Александровна, но что сделать-то надо? А то у меня ещё и свои дела есть... Порученные мне лично Петром Петровичем!

— Ну, если Петром Петровичем... — подозрительно косясь на Максима, пробурчала она, потрясая подбородками, — у нас тут компьютер один завис, не знаем, что делать. Вся работа встала! А ещё у меня тут ноутбук для работы на дому не включается, а там важные документы! Вырубился вчера вечером и всё. Я с ним ничего не делала такого, оно само как-то сломалось, и ещё тут пара заданий есть для тебя, ты же программист - разберешься...

На разгребание «пары заданий» ушел весь остаток дня, и, хотя они никак не совпадали с его реальными рабочими обязанностями, Максим был рад, что у него появился повод не возвращаться в свой кабинет, где его мог поджидать начальник с его тупыми вопросами. Максим запустил всё незапускаемое, включил всё невключаемое, удалил с жестких дисков пару терабайт «очень нужного» мусора и выгреб из ноутбука гору мусора обыкновенного, который появился там «сам по себе». Но когда он, взглянув на часы, направился к выходу, дорогу ему преградила необъятная туша главбуха.

— Максим, погоди, ты куда?

— Так ведь время уже. А мне ещё к себе в кабинет забежать надо...

— Да куда тебе спешить? Жена твоя никуда не денется, а вот работа ждать не может. Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня! Народная мудрость! Ты садись-садись, — сказав это, она похлопала по стулу толстой ладонью, — я тебе сейчас расскажу, что ещё сделать надо...

От этого похлопывания по спине Максима пробежал неприятный холодок. Понимая, что нарывается на неприятности, он всё же проговорил:

— Мне очень жаль, но я правда не могу задержаться, сегодня пятница и я уже кое-что запланировал на вечер...

— Запланировал он! — резко заверещала толстуха, — а работу твою кто будет делать, а? Или ты зарплату просто так получать хочешь? Целый день на жопе сидит и пялится в свой компьютер, не работа, а сплошной отдых! А как что-то для предприятия сделать надо, для коллектива, так у него сразу планы!

В глазах у Максима на секунду потемнело. «Только не сегодня. Пожалуйста, только не сейчас, когда я уже в шаге от побега из этого дурдома». Тем временем, и без того заплывшее жиром лицо главного бухгалтера приобрело форму идеальной сферы и стало красным, как перезрелый томат:

— Я сейчас позвоню Петру Петровичу и узнаю, правда ли он тебе что-то поручал, — продолжала бесноваться любительница дешевых духов, — ой, что начнется, если ты соврал! Ой, что начнётся!

От невыносимого запаха, криков и злорадных взглядов младших сотрудниц, Максим стремительно приближался к точке невозврата, после которой он либо грохнется в обморок, либо сорвётся и потеряет работу. Но тут к нему в голову пришла мысль, которая взбодрила его словно электрический разряд:

— Хорошо, Зинаида Александровна, я сейчас же вернусь на место. Только быстро позвоню жене и скажу, чтобы не ждала меня и смотрела режиссерскую версию «Большой любви» без меня.

Лицо главного бухгалтера внезапно расслабилось и начало медленно сдуваться до нормальных размеров, а взгляд слегка притупился, намекая на бурную деятельность внутри черепной коробки. Через пару секунд процесс завершился и толстуха вернулась в реальный мир.

— Ох ты, Господи, сегодня же тринадцатое число! — прокудахтала она и начала спешно собирать сумочку, — Как я могла забыть, что полная версия всех серий «Большой любви» уже через полчаса! Так, девочки, всем пока! А с тобой, тунеядец, мы в понедельник договорим!

С этими словами она накинула на плечи потёртое бардовое пальто и засеменила к выходу, а Максим вознёс благодарственные молитвы своей памяти и вездесущей рекламе примитивных сериалов для домохозяек.

***

— Как же ты меня достала! — проорал Максим, стоя в дверях, — ты и твоя мать, которая ничего не может сделать сама! Отвези-привези-купи-помоги! И при этом ноль, ноль, сука, благодарности! Да эта карга меня даже с Днем рождения не поздравляет больше!

— Не смей ругать мою мать! Она старая больная женщина! Она уже просто забывает многие вещи...

— Ни хрена она не забывает! Все косяки и долги мои помнит как «Отче наш»! И какого хрена я вообще должен заниматься её проблемами, если у неё есть сын? Хер ли твой брательник не возит твою мать куда ей надо? Что он вообще делает, кроме того что бухает на её пенсию?!

— Какая же ты тварь! Он болен, ты понимаешь? Болен! У него зависимость и он пытается лечиться, а ты здоровый лоб и не хочешь им помочь из-за какой-то рыбалки!

«Она реально не понимает в чем проблема. Просто не понимает». Максим взял в руку туристический рюкзак и, перешагнув через порог, бросил через плечо:

— Пошла ты на хер, Марина. Ты и вся твоя больная семейка. Просто. Идите. На. Хер.

С этими словами он закинул рюкзак за спину и, сунув руки в карманы, стал спускаться вниз по заплёванной лестнице. В след ему летели проклятья, звук выбрасываемых вещей и плач дочек, но ему было всё равно. Он просто не слышал всего этого, ведь в его голове уже шумел ветками густой лес и что-то шептала вода, пока ещё неизвестного ему озера.

***

Старенький, но надежный вездеход Максима прокладывал путь через бетонные джунгли города, чья цветовая палитра состояла из всех возможных оттенков серого. Однотипные унылые коробки-дома одним лишь своим видом приводили своих обитателей в уныние и отбивали всяческое желание выбираться на улицу. Все фонари горели красным, словно не желая выпускать Максима, и он уже начал опасаться, что снова опоздает на встречу, как вдруг зазвонил телефон:

— Алло, Максим, — раздался в трубке голос Фрола, — мы тут застряли на трассе, не знаю на сколько. Езжай пока один, мы ближе к ночи подъедем.

— Что-то случилось?

— Да тут... Долго объяснять, короче, а тут гайцы подъехали уже. Короче, едешь как на дачу к Деду, только на кольце сворачиваешь не направо, а налево. Потом едешь прямо до первой развилки и выбираешь дорогу без асфальта. По ней ещё километров сорок и ты на месте. Смотри по указателям, ну или в навигаторе вбей: деревня Куркыныш. Там в первом же доме, синем таком, спроси, как проехать к озеру, оно тоже Куркыныш называется — тебе местные всё остальное разжуют, они нас знают. Ключ от охотничьего домика у них же. Растопи там печку к нашему приезду хоть. Всё давай, тут гайцы быкуют уже. Покеда.

— Пока, — сказал Максим и снова услышал гудки, — всё как все...Твою мать!

Словно из ниоткуда, перед машиной возник рыжебородый мужик, и Макс резко дал по тормозам. Раздался визг шин, и Макс уже приготовился к удару, но его не последовало. Прочертив на дороге две черные полосы, машина встала в паре сантиметров от своей возможной жертвы, словно уперевшись в невидимую стену. Ослепленный светом фар, мужик сперва ошалело мотал головой, а потом подхватил свое барахло и захромал в сторону обочины.

— Ты где дорогу переходишь, придурок?! — крикнул Максим, выскочив из машины, и готовый сделать с пешеходом то, чего не смог сделать его автомобиль, — Эй, куда собрался? Эй!

Но нарушитель ПДД был уже в шаге от того, чтобы скрыться в придорожных кустах, и бежать за ним не было никакого желания. Внезапно, рыжий обернулся, и Максим случайно поймал его взгляд. Там, в серых как сталь глазах незнакомца, он увидел... Печаль. Печаль, настолько глубокую и беспросветную, что где-то в груди защемило сердце. И чем дольше он смотрел в эти глаза, тем больше понимал, что вместе с тоской в душу его вползал и страх. Страх, совершенно нелогичный и необоснованный, как тот, что испытывали пещерные люди от звуков грома. Страх перед чем-то, столь одновременно великим и ужасным, что попросту не укладывалось у него в голове... Но вот Макс моргнул и словно снял с себя наваждение. Незнакомец уже исчез в кустах. Максим молча сел в машину, захлопнул дверь и вдавил газ на полную, желая смыть скоростью те странные чувства, что так внезапно нахлынули на него.

В Куркыныш Максим приехал за пару часов до полуночи, изрядно поплутав по сельским дорогам. Телефон тут почти не ловил, а навигатор пару километров назад и вовсе сошел с ума, показывая несуществующий ландшафт.

Как и говорил Фрол, первый дом был синим и его окна уже горели уютным рыжим светом. Макс остановился у калитки и коротко посигналил. В ответ ему раздался лай собак, который разлетелся по всей деревне, и Максим мысленно отругал себя за то, что поленился оторвать свой зад от кресла.

В стекло постучали. Макс открыл дверь со своей стороны и увидел до нелепости низкого старичка, которого было почти не разглядеть в темноте. На старике была шерстяная безрукавка и нарядная, но такая же древняя как сам старик, тюбетейка. В руках он держал поднос со всякими мелкими сувенирами, которые, видимо, сам и мастерил. Браслеты, фигурки, ложки, трещотки. Изделия не отличались утонченным дизайном и были довольно аляповато раскрашены, но было в этом и что-то притягательное.

— Извиняй, отец, но мне твои поделки ни к чему, ты лучше скажи как к озеру проехать?

— Русча бэльмим!

— Блин, неужели я в такой глуши, что тут даже по-русски не говорят?

— Йерилер монда, безненче анламыйлар да...

— Да не понимаю я ни хрена, что ты там бормочешь. Озеро Куркыныш. Дорога. Где? — попытался на пальцах объяснить Максим.

Старик тоже начал бурно жестикулировать, а потом указал пальцем на свой лоток. Начав кое-что подозревать, Макс слегка прищурился, спросил:

— Сколько стоит то?

— Сто рублей!

Максим засмеялся:

— Вот что рубль животворящий делает! Немой заговорил! — и, слегка отдышавшись, продолжил, — вот сотка, давай сюда свою свистульку или что-там у тебя и говори уже, как к озеру попасть.

— Через деревню дальше ехай, тама одна дорога. Как в лес заедешь, смотри колею слева. Тама озеро и есть. В конце колеи домик, он тожа один, не перепутаешь. Только эта, — старик вдруг тяжело закашлял, но потом продолжил, — свистульку сам выбирай, да?

— Вот ведь, дед, — проворчал Максим и указал на тряпичную куклу, — это что?

— Это Су Анасы — мать воды. Добрый дух!

— А это? — и Максим указал на глиняную фигурку в виде старухи с отвисшей грудью и кривым носом, — баба Яга что ли?

— Это Албасты! Злой дух! Албасты топит рожениц и ест неверных мужей. Днём она спит под большим камнем, а ночью...

— Да мне пофигу, я всё равно такие имена никогда не запомню. Во, возьму гребень, потом жене подарю.

— О, хорошо выбрал! Гребень очень хорошо!

На фоне всего остального мусора гребень действительно выглядел довольно неплохо. Тонкий, слегка изогнутый, с рядом длинных острых зубцов, он был украшен резьбой из каких-то необычных узоров, позаимствованных то ли из местных традиций, то ли из фантазий самого старика.

— Так ладно, я поехал, отче. Хотя нет, погоди. Ты же мне ещё ключ от домика не дал.

— Нэрсэ?

— Ну началось... Давай, дед, говори сколько с меня, и я поехал, мне правда некогда, я задолбался уже просто пиздец как за сегодня.

— Сто рублей! — прокаркал старик, протягивая на ладони массивный ключ.

— Держи двести, бабке конфет купишь. Ну или ещё чего. — Максим кинул ключ с гребнем на переднее пассажирское кресло и добавил, — всё я поехал, а то времени нет, мне ещё дом этот искать в темноте. Доброй ночи, дед.

С этими словами он захлопнул дверцу и под вновь поднявшийся лай собак поехал в сторону леса. Старик ещё какое-то время смотрел вслед удаляющемуся автомобилю, а когда тот исчез за поворотом, развернулся и медленными шагами направился к дому, приговаривая что-то про спешку и собственные похороны.

Внедорожник подпрыгивал по разбитой колее около четверти часа и Максим уже начал думать, что хитрый старик снова его обманул, но тут чернота леса расступилась и взгляду открылась блестящая поверхность озера. Что-то неуловимо прекрасное таилось в этих переливах черного и серебряного, и, глядя на всю эту красоту, Максим задумался о том, насколько близки цвета ночного озера к палитре красок его города и как одновременно с этим, бесконечно далеки от неё. Воистину, природа сможет создать шедевр, даже если вместо красок дать ей одни чернила.

Вскоре фары высветили крохотный домишко, крыша которого уже успела зарасти мхом и мелким кустарником. Максим рассовал ключ и гребень по карманам, вышел из машины и подошел к узким оконцам дома. Они были мутно-серыми от грязи, но целыми, и Макс удивился тому, что деревенские мальчишки ещё не разбили их камнями. «Впрочем, - подумал он, - вряд ли в этой деревне ещё остались мальчишки».

Он с трудом провернул ключ в замочной скважине и вошёл внутрь. Выключателя, как и любого другого намёка на электрификацию не было, так что Максу пришлось включить фонарик на телефоне. Внутри дом казался ещё меньше, чем снаружи, так как практически всё пространство в нём занимала старинная печь, возле которой кто-то заботливо оставил с полдюжины берёзовых поленьев и щепу для розжига. В дальнем углу виднелась металлическая кровать с облупившейся краской, а в самом ближнем к двери — квадратный столик, на котором стояла маленькая керосиновая лампа типа «Летучая мышь» и коробок спичек. Над столом был подвешен мешочек с сухарями. «Работа Деда, — догадался Максим, — начитался старых книжек и думает, что он Дерсу Узала, не иначе».

Впрочем, отрицать полезность всех этих заготовок было трудно. Максим зажег лампу и повесил её на крюк вместо мешка с сухарями, быстро развел огонь в печи и, запалив антикомариную спираль, пошел разгружать багажник.

Сентябрь уже давал о себе знать сыростью и порывистым холодным ветром, но небо в ту ночь было почти безоблачным и луна светила ярко. Максим кинул себе на плечи рюкзак, забрал с заднего сиденья заполненный пивом и консервами пакет, и, поставив авто на сигнализацию, повернулся в сторону охотничьего домика. Вдруг со стороны озера раздался похожий на всплеск звук. Максим резко остановился. Через пару секунд звук повторился вновь. Макс бесшумно опустил пакет на землю, медленно обошел свой автомобиль и аккуратно выглянул из-за него. Вдоль берега бродила тонкая, слегка покачивающаяся фигура. Неспешным шагом она двигалась то вправо, то влево, словно кружа вокруг старой лодки, и периодически издавала тот самый звук. Максим напрягся. Вложив ключи между пальцев на подобии кастета, он пригнулся и быстро перебежал от машины к прибрежным зарослям. Чуть приподнявшись с колен, он всмотрелся сквозь ветки и камыш... И остолбенел. Странный силуэт стоял прямо перед ним. Тени и длинные волосы скрывали лицо, но Максим мог поклясться, что взгляд незнакомца был направлен прямо на него. Ему казалось, что в свете луны вот-вот блеснут белки жутких глаз и мрачная фигура двинется прямо на него, минуя все препятствия на своем пути.

Но ничего не произошло. Словно услышав мысли Макса, незнакомец развернулся и, не торопясь, пошел обратно. Присев на землю, Максим утер со лба холодный пот и, сделав медленный глубокий вздох, начал приводить мысли в порядок. «Что за бред лезет мне в голову? Кто бы там ни шатался, он просто заморыш, который ниже меня на голову и легче раза в два. У меня в рюкзаке лежит топор и мощный фонарь, а я ползаю в темноте с ключами наперевес. Стыд да и только». Он встал, вытащил из рюкзака топор с фонарём и направился к берегу, подбадривая себя громкими криками:

— Эй, на берегу! Отзовись! Эй! Кто там у воды ходит, я спрашиваю? Какого хрена тебе тут надо ночью? Эй!

Никто не отвечал и Максим уже хотел было упомянуть про топор, но тут заросли разошлись, и он вышел на открытую местность. Мрачной и странно раскачивающейся фигурой оказалась молодая девушка, которая, пританцовывая и кружась, ходила по самой кромке воды. Иногда она оступалась и громко шлёпала ногами по воде, издавая тот самый пугающий всплеск. Макс выдохнул. «Пиздец, чуть кирпичей не отложил из-за какой-то девки».

— Девушка! — крикнул он уже более доброжелательно, — девушка, у вас всё в порядке? Вы зачем так поздно одна тут гуляете?

Она обернулась, сделала пару шагов в его сторону, но, увидев топор, остановилась и замерла, словно испуганный кролик. Сообразив в чем дело, Макс отбросил топор в сторону и продолжил:

— Вы не пугайтесь и не подумайте, что я маньяк какой-то, я просто сам испугался, кода услышал, что кто-то рядом ходит. Но теперь то я знаю, что это были вы и топор мне без надобности.

Девушка улыбнулась и снова двинулась к нему. Идя к ней навстречу, Макс всё таки подметил в ней несколько странностей: несмотря на более чем прохладную сентябрьскую ночь, девушка была одета лишь в легкое светлое платье, которое больше походило на длинную ночнушку, а шла и вовсе босиком. Ни сумки, ни гаджетов, ни украшений, и только в волосах блестело что-то вроде заколки.

— С вами всё в порядке? — повторил Максим, когда они наконец встретились, — одеты вы явно не по погоде. Я, конечно, не знаю, может у вас тут слёт «моржей», но выглядите вы как-то бледновато.

Ответом послужили лишь молчание и непонимающий взгляд. Черноволосая, с раскосыми карими глазами, она макушкой едва доставала ему до подбородка и могла бы сойти за подростка, однако пышные округлости, выступающие из под ткани, явно намекали, что перед ним молодая, но всё же женщина. «Что я несу, какой слёт моржей? Она явно из деревни, вот только, что она тут делает? И почему молчит?»

— Ты ведь из деревни, так?

Немного помедлив девушка утвердительно кивнула.

— И по-русски не говоришь?

Снова кивок. «Странно, дед хоть на своем что-то трещал,а эта как воды в рот набрала...». В голову ему вдруг пришла запоздалая догадка.

— Ты вообще разговаривать можешь?

Она грустно посмотрела на него и помотала головой. «Какой же я дебил, сразу не смог понять, что она немая. Ещё и живет в такой глухомани, где о языке жестов и не слышали даже. Хотя я один хрен, его не знаю». И тут он понял, что стоит в холодном ночном лесу, осенью, и пытает вопросами девушку, которая практически в одном исподнем.

— Слушай, ты прости меня, я что-то туго соображать стал под вечер. Пойдем скорее в дом, ты же ледяная просто! А там уже печь прогрелась, и полотенце сухое есть, — он взял её за руку и решительно повёл в сторону домика, — чаю поставлю тебе. Отогреешься и отвезу тебя в деревню, пока ты тут насмерть не замерзла. У тебя температуры ещё нет?

Максим хотел было коснуться ладонью её лба, но впотьмах случайно шлепнул её по макушке, сбив с головы гребень. Сверкнув серебром, он упал в высокую крапиву и исчез из виду.

— Прости, я сегодня не только тупой, но ещё и криворукий, — он суетливо раздвигал жгучие заросли ногой, но гребень как сквозь землю провалился, — черт с ним, я место запомнил, завтра найдём. Вот, возьми пока этот, я его у вас в деревне с час назад купил. Не зря, как оказалось. А теперь идем скорее в дом.

Усадив незнакомку поближе к печи, он сбегал за валявшимся возле машины рюкзаком и стал на ходу развязывать его.

— Вот полотенце вытрись как следует. А вот спальник, он не совсем обычный, у него изнанка хлопковая, весу больше, зато телу приятней, чем синтетика. Чай сейчас поставлю...

Он повернулся к ней, чтобы накинуть спальник и резко отдернулся от неожиданности, увидев её прямо перед собой. Не дав ему сказать ни слова, она крепко обняла его и привстав на носках, поцеловала. О небеса, что это был за поцелуй! Максима обдало таким жаром, словно он оказался в раскаленной до предела сауне. Казалось, что вся тяжесть унылых будней спала с его плеч, а сам он помолодел лет лет на десять. Этот горячий, но столь нежный и невинный поцелуй, напомнил ему о первой влюбленности, первой любви... Она прижалась к нему так сильно, что он сквозь одежду мог чувствовать изгибы её тела.

Первой страсти... Её спина приглашающе изогнулась, и руки словно сами легли на её аппетитную задницу.

Первом желании... Такого возбуждения он не чувствовал с первой брачной ночи. Разве может хоть кто-то устоять перед этим?

Как же ему не хватало этой нежности! «Да эта сука ХОЧЕТ чтобы её поимели! Жёстко оттрахали прямо на этом грязном столе до поросячьего визга, пока от многочисленных оргазмов у неё не закатятся глаза, а изо рта не пойдет пена». Он... Он просто ДОЛЖЕН сделать это. Взять её, осквернить, использовать...

За окном мелькнул свет фар и раздалось несколько ритмичных гудков. Наваждение спало. Словно пьяный, Макс с трудом отстранил от себя ночную гостью и тяжело дыша произнёс:

— Послушай... Уфф...Ты невероятно красивая девушка, но это... Это не правильно. Неправильно пользоваться твоей бедой... К тому же, — он поднес к её лицу палец с золотым кольцом, — к тому же я женат. Не принимай близко, к сердцу, у такой красотки как ты наверняка куча поклонников. Ты это... Постой пока здесь, ладно? Я встречу парней и сразу вернусь.

Он вышел из дому и щурясь от яркого света замахал рукой приближающемуся автомобилю, не замечая, как всё озеро покрылось бурунами, напоминая один гигантский бурлящий котёл.

Продолжение на Пикабу
Полный текст в VK

Много уже сказано про немецкую педантичность, любовь к пиву и странное чувство юмора. Но есть ещё одна черта, которая не так бросается в глаза, но имеет место быть - одиночество.

Одиночество в Германии можно практически пощупать руками - достаточно лишь зайти в ближайший супермаркет. В отличии от американцев с их тягой к галлонам, ящикам и прочим макси-пакам,  большинство продуктов в Германии фасовано крохотными порциями. Сметана  и сливки в стаканчиках по 120 грамм (привет нашим пакетам по пол литра), бутылочки шампанского на один бокал, мини-колбаски, мини-хлебцы и т.д. Но самый сок - это нарезанные свежие фрукты: хотите купить три дольки арбуза или 100 грамм ананаса? В немецком супермаркете - легко.

Картошка обычно в мешках по 2,5 кило, но немало и вот таких коробочек по по 0,5 -1 кг. Кстати, картошка в супермаркетах всегда мытая - с землёй можно найти только на фермерском рынке.

Ну и шок-контент напоследок:  вместо супер-сникерса у немцев просто два обычных в одной упаковке.

Иными словами, магазины подстраиваются под то, что люди берут продукты только на одного.
Ну, а если без шуток, то ситуация выглядит следующим образом:

Согласно разнообразным источникам до 20% населения Германии сталкивались с депрессией и бессонницей, вызванных банальным недостатком общения.

Исследования психологов из Ruhr-Universität Bochum показывают, что каждый седьмой немец в возрасте от 45 до 65 страдает от одиночества. С возрастом эти цифры  увеличиваются - после 85 одиноким считает себя каждый пятый.

Кроме вышеупомянутых бессонницы и депрессии к последствиям длительного одиночества относят раннюю деменцию, проблемы с давлением и общее ослабление организма. Доходит до того, что в медицинской среде уже ходят разговоры о приравнивании одиночества к болезни.

В чем же причина повального одиночества? Урбанизация, иллюзорное общение через соц-сети и, как бы ни странно это звучало, высокий уровень развития страны и общества в целом. Немцы очень поздно связывают себя узами брака (в среднем в 31 год у женщин и в 34 у мужчин) и ещё позже заводят детей, уделяя больше внимания карьере и учебе. При этом, после совершеннолетия дети почти всегда уезжают учится в другой город или страну, оставляя родителей наедине с собой. Кстати, одиноким можно быть и в толпе студентов:  немецкая система предполагает индивидуальное составление учебного плана, т.е. таких понятий как "группа" и "курс", свойственных для российских университетов, зачастую просто не существует. Каждый грызёт гранит науки сам по себе.

Получается как у Ницше - все стремятся к недосягаемым вершинам, при этом обрекая себя на одиночество во льдах.

На этом всё. Спасибо за внимание и до следующей встречи в Сети.
Моё