Azirsan

Любите ли Вы развлекательные статьи про рыцарскую конницу, так как люблю их я? Лет десять-пятнадцать назад их активно публиковали журналы по фантастике и компьютерным играм, сейчас они перебрались в ДЗЕН. И это такой непередаваемый жанр, я вам скажу – авторы совершено не скупятся на подробности, вот например

«Фаланга щитников не являлась препятствием для дестриэ [коня]. Рыцарь просто пер, куда считал необходимым, оставляя за собой полосу сплошного поражения»

Причем никто особо не парится по поводу источников, но описание настолько живое, что сомнений быть не может. Где-то в российских дворах совершенно точно припаркован DeLorean, на капоте отражается неоновый свет ближайшей аптеки, а за стеклом виднеется бумажка с номером телефона на случай, если нужно будет выехать запертому соседу.

Рунет заполнен статьями о том, как столетиями рыцарская конница врубается в строи несчастных пехотинцев, вытаптывая все вокруг, ломая аки тростиночки оружие, коим крестьяне пытаются отпихиваться. И самое любимое у меня в таких статьях – это окончание, ну потому что рано или поздно автору надо будет объяснить с чего вдруг эта сила, сносящая все на своем пути, вдруг перестала впиливаться в пехотные порядки.

Краткий обзор современных представлений о роли конницы

В русскоязычном пространстве идея о таране плотных пехотных строев стоит примерно на двух столпах – это гипотеза Чарльза Омана о том, что после битвы при Адрианополе 378 г. на полях сражений воцарилась тяжелая кавалерия вплоть до сражения при Мариньяно 1515 г. [1] Второй подпоркой прикрутили идею Лин Уайт [2], что небывалый успех тяжелой рыцарской конницы является следствием распространением стремян в Европе с VIII века и соответственно появлении таранного удара. Естественно гипотеза и Лин Уайт и концепция Чарльза Омана на западе уже подверглась обширной критике и существенно пересмотрена [3], но поскольку на русский язык все это не переводилось, то у нас до сих пор пытаются жить в реалиях «изобрели стремя – кавалерия вытаптывает пехоту – потом пехоту обучили, и она начала отбивать атаки рыцарей». Увы и ах, все значительно сложнее.

Начнем с распространения тяжелой конницы – традиционно расцвет тяжелой конницы связывается с государством Каролингов [4]. Что здесь важно понимать – состояние первоисточников таково, что тактическую роль конницы в этот период мы практически не можем проследить. Описания настолько скудны, что исследователями для обоснования тезиса о важности этого рода войск приходится прибегать к цепочке рассуждений «если не они, то кто?» [10]. Т.е. концепция того, что при Каролингах тяжелая феодальная конница была царицей полей – это распространенная точка зрения, но, увы одна лишь [9]. На западе бушуют настоящие баталии между исследователями, так например, Брайс Лайон подверг критике концепцию Вербрюггена о тотальном превосходстве конницы, тот выступил с возмущенным опровержением [5], обвинив оппонента в некомпетентности , в спор вклинился профессор Бернард Бахрах [6], оспорив эту отповедь. Я не хочу углубляться в эту дискуссию, просто хочу, чтобы Вы понимали – господство тяжелой кавалерии не признанный всеми факт, а одна из точек зрения (безусловно, популярная), которая преобладает у нас, поскольку другие исследования тупо не переводили.

Иллюстрация по Всадники войны. Кавалерия Европы. . Алексинский Д. П., Жуков К. А., Бутягин А. М., Коровкин Д. С, С-П.: Полигон, 2005

Здесь нужно понимать, какую задачу решал Карл Великий – в условиях больших пространств ему нужна была сила, которая могла оперативно реагировать на актуальные угрозы. Такой силой стала конница, позволяющая совершать марш броски на расстояния вплоть до 240 км за сутки [4], в сочетании с сетью фортов и замков он смог выстроить эффективную систему противодействия, где защитные сооружения уже при Меровингах выступали наковальней [7]. Решение на самом деле было поистине гениальным – экономика раннесредневековых государств не позволяла держать под ружьем большую регулярную армию, при этом ленная система перекладывала вопросы снабжения и формирования войск на феодалов. Т.е. преимущество каролингской конницы было отнюдь не во впечатляющей тактической эффективности, а в первую очередь оно было стратегическим [8]. Собственно идея, Лин Уайт о том, что при Каролингах всадники за счет таранного удара «доминировали» напарывается на тот простой факт, что этот прием появился только в XII (возможно XI) веке. Акцент в боевых действиях сместился от масштабных полевых сражениях к рейдами, шевоше, кавалькадам, т.е. терминам, однокоренных «коннице» - Reyse, chevauchee, cavalcado. Ну, и, конечно, осадам, где конница могла либо перерезать пути снабжения, выступая атакующей стороной или атакуя агрессора, деблокируя города [5].

К чему это привело – к созданию закрытой касты воинов, которая же и являлась, в том числе правящей аристократией, т.е. определяла военную доктрину государств. И здесь мы переходим к сути исследования – чтобы понять, как выглядело столкновение пехоты и конницы, нужно разобраться с внутренними силами, которые определяют битву. Итак, друзья мои – это была преамбула, впереди разбор сражений и поведения солдат в бою.

Битва при Куртрэ 1302 года.

Начнем с середины нашего повествования – битвы при Куртрэ 1302 года. Сражение довольно примечательное – часто его рассматривают в качестве вехи, знаменующей окончание главенства конницы и начала пехотной революции. И, в общем-то, в таком ключе сражение не устраивает ни фанатов сметающей все и вся рыцарской кавалерии, ни сторонников пехоты-царицы полей. Апологет конницы, разбуженный ночью, на тихий шепот «Куртрэ» вскинется, не просыпаясь, выпалит «коннице помешали рвы, ручей, а так бы растоптали как при Розебеке, Монс-а-Певеле и Касселе» и рухнет на подушку, не открывая глаз. Ну, а сторонников пехоты в принципе не устраивает XIV век как рубеж, ведь атаки конницы отбивались и раньше. Как по мне, эти споры малопродуктивны и нужно на примере сражений выяснять механику и принципы поведения воинов, а не защищать свою команду.

Фламандский пехотинец, правда его противник пришел из прошлого, судя по доспехам, ну что ж поделать

Вернемся к Куртрэ - это достаточно знаменитая битва между фламандцами и французами, примечательная тем, что первые представляли собой пешее воинство, в то время как их противники делали ставку на конницу. Численность сторон была примерно равной – 8000-10500 человек со стороны фламандцев (по Вербрюггену) и около 7000 французов (2500-3000 всадников, остальные пехотинцы).

Сам ход битвы описан во множестве статей и исследований, я ограничусь общими замечаниями. Фламандцы выстроились в фалангу, заняв позицию за ручьями и рвами, французская пехота накрыла их арбалетным огнем, после чего вероятно (?) произошел уже ближний бой между фландрийцами и их противниками. Причем пехота французов так успешно наступала, что чуть не выиграла бой. Далее после успешной атаки, по сообщению «Старой хроники Фландрии», французы говорят командующему «Сир, чего вы еще ждете? Наши пехотинцы наступают так, что они одержат победу и мы не стяжаем здесь чести», после чего рыцари атакуют (успешно форсировав рвы), попутно потоптав некоторое количество своих же пехотинцев и начинается катастрофа. Всадники отступают с большими потерями, попутно сваливаясь во рвы на обратном пути. Французы оставили на поле битвы половину всадников, потери фламандцев несколько сотен по источникам, по факту – вопрос. Здесь нас будет интересовать несколько важных нюансов, первое это моральное состояние самих фламандцев. Людовик ван Вельтем ("historiael Spieghel" ~ 1316 г.) описывает сильный страх, который испытывали пехотинцы [11]:

[фламандцы] боялись предстоящего ужасного боя. Не было шанса отступить, и враг наступал. Каждый причастился на месте, и после они собрались вместе, плечом к плечу. Таким образом, они сформировали как бы каменную стену, чтобы выдержать страшное испытание"

И здесь достаточно показательное отражение психологии двух участников битвы, с одной стороны первобытный ужас фламандцев перед главной военной силой средневековья, с другой презрение французского рыцарства – они бросаются в атаку, дабы всю славу не получили собственные же пехотинцы. Жиль ле Мюизи описывает ужас, который поразил отступающих рыцарей:

«С башен церкви Богородицы Турнэ, аббатства Св. Мартина и города они могли видеть бегущих по дорогам, сквозь изгороди и поля, в таком количестве, что никто из тех, кто не видел этого, не поверил бы... В окрестностях города и в деревнях было столь много умирающих от голода рыцарей и пехотинцев, что это было ужасное зрелище. Пытавшиеся найти еду у города обменивали на нее свое снаряжение. Всю эту ночь и следующий день прибывшие в город были столь напуганы, что многие из них не могли даже есть»

План битвы при Куртрэ. Иллюстрация J.F Verbruggen «The Art of Warfare in Western Europe during the Middle Ages from the Eighth Century to 1340» // The Boydell Press, 1998

Полагаю, Вы часто могли слышать в той или иной форме выражение, что один конный стоил десяти пеших. Это распространенный лейтмотив лояльных к рыцарям хроник, собственно вышеупомянутый Жиль ле Мюизи об этом также писал. И здесь, чтобы понять, повлияла ли на что-либо эта битва, стоит посмотреть на то как изменились взгляды фламандцев. Согласно «Хронике Виллани » [12]

«После этого разгрома честь и слава старинной знатности и отваги французов сильно приуменьшились, ибо цвет мирового рыцарства был разбит и унижен своими же подданными, самыми худородными людьми на свете - ткачами, сукновалами, работниками низких ремесел и занятий. Они были столь чужды воинскому делу, что из презрения к их малодушию другие народы мира называли фламандцев "жирными кроликами". Но после этих побед уважение к ним стало так высоко, что один пеший фламандец с годендаком в руке стоил двух французских рыцарей»

На самом деле подобные реляции буквально воспринимать не стоит – собственно поражения рыцарских армий в XIV веке явно свидетельствуют о том, что соотношение 1 конных на 10 пеших, если и выполняется, то в сферическом вакууме, ну а фламандские бахвальские речи разбились о тяжелые разгромы при Розебеке, Касселе и Бремюле. Важно их рассматривать с позиции общественного настроя – Куртрэ, при всей спорности самой битвы, во-первых прокатилось эхом по всей Европе, во-вторых определенно вызвало заметные сдвиги в психологии воинов.

Крестьяне больше не терпели опорных пунктов дворян в своих деревнях и уничтожали их. Сатирические средневековые песни (Kerelslied) представляют фламандцев начала XIV века как людей с замашками графов [13].

«На ярмарку он обязательно пойдет

Считая себя графом,

Там он уничтожит все

Ржавым посохом своим

Затем он пить вино пойдет и сразу станет пьян

Тогда весь мир его - и город, и страна»

Битва при Арке 1303 г.

Перенесемся меньше чем на год вперед – битва при Арке (1303 г.). Фламандцы охмелели от своей победы, берут города и замки, что естественно бесит французскую сторону. Усмирять оборзевших ремесленников высылают очередную армию, численность сторон точно не известна, источники говорят о 10 000 фламандцах (оценки в 50 000 фантастичны) и 1300-4000 французах, возможно первая цифра показывает численность конницы, а вторая общее число воинов (с учетом пехоты). Поначалу ход боя скорее благоволил французам, они смогли разбить несколько разрозненных отрядов фламандцев, пока не уперлись в основные силы фландрийской пехоты. Фламандцы образовали круг ощетинившись пиками и годендагами, далее источники несколько по-разному описывают бой, по одним данным французская конница безуспешна пыталась атаковать построение пехоты с трех сторон, но безуспешно. Но весьма примечательно описание боя другого источника - Гентских Анналов:

«Он [Гильом] образовал большой строй по окружности наподобие чаши или короны и, расположившись в его центре, вызывал врагов на битву. Однако те, напротив, не решались с ним сразиться. Они осторожно окружили его строй, высматривая, с какой стороны они смогут нанести ему больший урон. Тех из них, кто приближался к фламандскому строю настолько, что их можно было достать, убивали. Но также если кто из фламандцев выбивался вперед, то он тотчас оказывался простертым на земле после атаки всадников. И так они стояли почти два часа – наемники короля наносили фламандцам небольшой урон, а те отвечали им тем же. После сражения при Куртре французы, хоть конными, хоть пешими, уже никогда не осмеливались одновременно всем строем атаковать фламандцев, всегда сражающихся пешими. Теперь, когда это было возможно, они окружали их и недолго атаковали по трое или четверо, после чего отступали на лошадях, чтобы выманить их из строя, в то время как другие стремительной атакой повергали фламандцев наземь» Гентские анналы (1303)

Схема боя по Гентским анналам, приводится по Kelly DeVries «Infantry Warfare in the Early Fourteenth Century : Discipline, Tactics, and Technology Warfare in History» // The Boydell Press, 1996

Довольно занятная картина – уже тяжелая конница боится атаковать плотные порядки, памятую о Куртрэ. Мы еще часто увидим иллюстрацию патовой ситуации, когда конники не решаются атаковать плотный строй пехоты. С другой стороны, пехотинцы тоже опасаются наступать, поскольку стоит им разорвать строй, как их по одиночке их «выхватывают» рыцари. Причем дальнейшее развитие боя было довольно любопытным – французы отступают, фламандцы идут следом, всадники снова готовятся атаковать, фландрийцы снова строятся, а рыцари отказываются от нападения. Такой сценарий повторяется пять или шесть раз, пока французы окончательно не отступают, поле боя за фламандцами, хотя их потери превышают французские.

Битва при Монс-ан-Певеле 1304 г.

Сражение при Арке не смогло поставить точку в противостоянии фламандцев и французов, поэтому следующая партия была лишь вопросом времени. Стороны активно наращивали войска и сошлись в противостоянии в августе 1304 г. Численность сторон оценивается как равная – около 13 000 французов (3000 всадников и 10 000 пехотинцев) и 12 000 – 15 000 фламандцев [14], хотя безусловно у короля был явный перевес в рыцарях. Бой начался традиционно перестрелкой арбалетчиков, после чего к строю фламандцев выдвинулись рыцари и…

«Когда французы настолько приблизились к фламандцам, что копья французов могли касаться копий фламандцев (те стояли в своем строю неподвижно и твердо, ожидая, что, как и в Куртре, сейчас произойдет главное и победное для них сражение), они осадили своих коней поводьями и остались стоять как вкопанные. Оба войска смотрели друг на друга. Французы, опасаясь такого же исхода битвы как при Куртре, не осмелились состязаться в силе, но, уговорившись друг с другом, хотели победить хитростью» Гентские анналы (1304)

И снова французы останавливаются напротив плотного пехотного строя, не пытаясь в него бросаться. Ситуация снова патовая, бидауты (легкая пехота французов) обстреливают строй фламандцев издалека, а сами фландрийцы сбиваясь в небольшие отряды по 10-40 человек сами (!) нападают на рыцарей, покидая строй. Таким образом, обе стороны несут потери. Из тупика стороны стараются выйти, начав переговоры, но они срываются (фламандцы заподозрили французов в подготовке к нападению) и фламандцы переходят в атаку. Французские силы отброшены к лагерю, да так что фландрийская пехота пробивается к королю Филлипу IV, один бодрый фламандский воин бьет годендагом по лошади монарха и та в испуге скачет к рыцарям, которые наблюдают за судьбой своего властителя с безопасного расстояния. В конечном счете, Филиппу удается организовать сопротивление и далее сведения хроник расходятся, Гентские анналы говорят, что французы отступили, остальные источники, что отошли фландрийцы – это, вероятно, ближе к истине. Как бы то ни было, потери с обеих сторон были значительные (около 1000 человек вероятно) и для французов битва при Монс-ан-Певеле была такой же Пирровой победой, что сражение при Арке для фламандцев.

Прорисовка фрески с Гентского алтаря Verbruggen (1998)

Переломить ситуацию французы смогли в 1328 году в битве при Касселе, однако, она демонстрирует заметно иной подход. Французская пехота теперь держит фронт фламандцев, пока рыцари бьют по флангам. Но даже эта битва показывает традиционный тупик – фламандцы, оказавшись в окружении, строятся «короной», а французы, потеряв несколько лошадей, снова отказываются от атаки, открывают свой строй, чтобы фландрийцы смогли отступить. Как и в предыдущих битвах, никто не торопится «вытаптывать» или «сметать» с поля плотный пехотный строй. Интересно, что согласно Фландрской хронике, рыцари прямо отказались от атаки на коне, видя плотный строй пехоты [15]:

«Граф тотчас устремился на них [фламандцев], но они стояли таким плотным строем, что атаковать их, сидя на коне, было невозможно. Тогда граф и все его рыцари спешились [и всех победили]» .

Забегая вперед, здесь стоит отметить, что французы находились под сильным общественным давлением, так отступивших рыцарей после разгрома при Куртрэ (1302), а также сбежавших при Монс-а-Певеле (1304) и Пуатье (1356) открыто обвиняли в государственной измене.

Сейчас посмотрим, что происходило в битвах с другими участниками.

Битва при Лаупене 1339 г.

Достаточно интересная битва, хотя и не столь известная, как громкие сражения вроде Креси или Куртрэ. Примечательна она тем, что швейцарская пехота здесь, будучи обычным ополченцами встретила атаку конницы на равнинной местности. Наш основной источник анонимная хроника Conflictus Laupensis описывает атаку фрейбургской конницы и тут происходит то, что собственно и является основной целью атаки – около 2000 швейцарцев, видя летящую на них лаву рыцарей, разворачиваются и дают деру. Причем, в своей прошлой статье я ошибочно назвал их безоружными «inermes», как они буквально поименованы в хронике на латыни. Однако этот термин в средние века просто означал пехотинцев. Вот только остальные швейцарцы никуда не побежали и всадники… Нет, не влетели с треском в строй, а как и французы при Арке, начали грозно кружить вокруг пехотинцев, надеясь, что те сами пойдут в атаку. В конечном, счете, пехотинцев все же попытались атаковать (детали не сообщаются), но закончилось это плохо для всадников. Бернцы выбили с поля боя фрайбургскую пехоту и ударили в тыл рыцарями, которые кружили вокруг вальштедцев.

Вообще невольно возникает вопрос, а были ли битвы, где рыцари все-таки влупились в строй пехоты с разгону и огоньком. На самом деле, да были, но картина боя сильно отличалась от апокалиптических описаний с вытаптыванием, проломом и еще хрен какими эпитетами, которые лепят к конной атаке.

Битва при Лаудон-Хилле 1307 г.

Основной источник по этому сражению метрическая История Роберта Брюса, написанная архидьяконом Абердина Джоном Барбором, собственно описание приводится в восьмой книге. Англичан под предводительством Валенса Эймара было 3000, шотландцев же существенно меньше – всего 600 пехотинцев. Насколько эти цифры соответствуют действительности вопрос открытый, скорее всего, оценке шотландцев можно верить, а вот англичан явно было меньше. Возможно, Валенс имел около 1200-1500 воинов, из которых порядка 1000-1200 пехотинцев 200-300 всадников. Но даже такая сила радикально превосходила шотландцев. Роберт Брюс, опасаясь нападения с фланга и тыла, укоротил фронт, вырыв две канавы, так что в лоб на него могли напасть не более 500 рыцарей. Эймар произнес вдохновляющую речь, и всадники пошли в атаку [16]:

«Пригнув головы и выставив вперед копья, они бросились прямо на короля [Роберта Брюса]. И он встретил их с такой силой, что самые лучшие и храбрые были сброшены на землю при столкновении. Поднялся такой грохот и треск копий, такие крики и вопли раненых, что их было страшно слышать.

…

Почти все поле было усеяно убитыми лошадьми и людьми»

После чего 500 воинов Брюса переходят в атаку, а английская армия обращается в бегство. Потери англичан оцениваются в 100 рыцарей, что говорит о том, что в атаке полегло до половины всех всадников Эймара.

Битва про Боробридже 1322 г.

Достаточно простое сражение между королевскими силами Эдуарда II и повстанцами Томаса Ланкастера. Примечательно оно тем, что силы Эдуарда под командованием Эндрю Харклея применили шотландское пехотное построение в форме шилтрона, т.е. построились в круг и ощетинились копьями. Королевские войска перекрыли мост, ну а войска Ланкастеров под предводительством сэра Херефорда и Роджера де Клиффорда пошли в лихой кавалерийский эгегей прямо через мост, итог описан Chronicon de Lanercost [17]

«сэр Роджера де Клиффорд и некоторые другие рыцари, подобно львам, храбро вступили на мост раньше остальных войск и яростно атаковали неприятеля; со всех сторон в графа ударили пики. И он [Херефорд] тут же упал и был убит на мосту вместе со своим знаменосцем и другими рыцарями. Сэр Роджер де Клиффорд, хотя и был тяжело ранен пиками, стрелами и отброшен назад, но с трудом сбежал вместе с остальными»

Несколько более поздняя иллюстрация английского рыцаря по Всадники войны. Кавалерия Европы

Любопытно, что битва при Боробридже фактически была предтечей тактики англичан в столетней войне, где они активно использовали спешенных рыцарей с собственной пехотой для отражения атак французской конницы [18]. Опять-таки эта битва не была чем-то сверхъестественным, в сущности, королевская армия применила ровно тот же прием, которым английских рыцарей разбили шотландцы при Стерлинге (1297). И более-менее побеждать шотландцев англичане смогли, когда предварительно обстреливали их строй собственными лучниками как при Фолкерке (1298) или Даплин-Муре (1332), либо и вовсе спешиваясь, как при Халидон-Хилле (1333).

И вот тут внимательный читатель задаст вопрос, не желая расставаться со столь желанным мифом о вытаптывании пехоты – «Но ведь это все XIV век, а что же раньше? Вытаптывали, сметали?». Что изменилось-то? Ни-че-го. И тут мы возвращаемся к моей фразе – Куртрэ, лишь середина нашей хронологии.

Абсолютно ту же картину мы видим в битве при Бувине в 1214 году. Где 700 брабантских наемников, образуют строй из двух-трех (!) шеренг (в одном источнике, два, в другом три шеренги) и как нам сообщает участник битвы Вильгельм Бретонский, рыцари просто-напросто боятся атаковать этот строй [19]:

«Часто безнаказанно отступая за стену пехотинцев, Граф нисколько не боялся быть раненым врагом. И действительно, наши рыцари боялись нападать на пехотинцев, вооруженных копьями, в то время как сами они [рыцари] сражались мечами и более коротким оружием; действительно, копья [hasta] были длиннее кинжалов [cutellis] и мечей, и непроницаемая линия [пехотинцев], выстроенная по образцу стен тройным кольцом, не позволяла атаковать тех, кто был тщательно построен»

Битва при Бувине Verbruggen (1998)

Или вот Жан де Жуанвиль описывает высадку крестоносцев в Египте [20]:

Что же до нас, когда мы увидели их приближение, то воткнули острые концы щитов в песок, твердо укрепили в земле копья с остриями, направленными на врага. Увидев, что наши копья готовы пропороть животы их коням, вражеские конники развернулись в обратную сторону.

Усама-ибн-Мункыз арабский полководец, живший в Сирии в XII веке в своей «Книге Назиданий» рассказывает о столкновении крестоносцев с мусульманскими пехотинцами [21]:

Из Шейзара в этот день выступило много пехотинцев. Франки бросились на них, но не могли выбить их с места. Тогда Танкред разгневался и сказал: «Вы – мои рыцари, и каждый из вас получает содержание, равное содержанию ста мусульман. Это „сердженды“ (он разумел пехотинцев), и вы не можете выбить их с этого места!» – «Мы боимся только за лошадей, – ответили ему. – Если бы не это, мы бы их затоптали и перекололи копьями». – «Лошади мои, – сказал Танкред, – всякому, у кого будет убита лошадь, я заменю ее новою». Тогда франки несколько раз атаковали наших пехотинцев, и семьдесят лошадей у них было убито, но они не могли сдвинуть наших с места.

Ровно то же самое происходит и в XI веке в битве при Стэмфорд-Бридже [19], согласно Morkinskinna («Гнилая кожа» сага о норвежских конунгах XIII века):

Затем, когда англичане будут скакать на вас, воткните концы ваших копий в землю, но не располагайте клинки выше середины тела, и те, кто стоит в первой шеренге, также должны упереть концы копий землю, направив острия в грудь лошадей тех, кто скачет на вас. Пусть все копья [kesjur] будет таким образом направлено на них. И пусть наши лучники располагаются на флангах и в тылу отряда. Давайте будем стоять твердо и не сдвинемся с места, пока не пойдем вперед.

<…>

Теперь англичане нападают на северян, и те оказывают ожесточенное сопротивление. Копья [kesiomar] были так сложены, что к ним нельзя было приблизиться верхом. Обе стороны теперь бьются изо всех сил, и потери медленно растут. Теперь же было так велико неравенство в силе [числе] войск, что англичане разбили отряды, окружили их и атаковали со всех сторон.

Даже знаменитая битва при Гастингсе (1066) демонстрирует нам сначала неудачную атаку конницы Вильгельма Завоевателя на плотный пехотный строй. И потом он пытается выманивать противников, дабы они сломали строй и его всадники могли их опрокинуть, т.е. делает ровно то же, что и французы при Арке (1303), Монс-ан-Певеле (1304), спустя сотни лет. Атаки конницы отражались пехотинцами при Леньяно (1176), Кортуново (1237), Бэннокбёрне (1314), Грансоне (1476), Мариньяно (1515) и т.д. Причем зачастую в итоге эти битвы проигрывались, но они четко показывают насколько зыбка теория о вытаптывании, сметании и пр.

А теперь десерт – битва при Каррах (53 год до н.э.) римские легионы Красса разбиты парфянской конницей. Если Вы вдруг потеряетесь на реконском фестивале в лесу, просто тихо прошепчите «Карры и катафракты» и вас сразу найдут с криками «Да у них стремян не было!!111» (это правда), «да у них таранного удара не было» (и это правда), «да их кони не чета дестриэ» (а это вопрос). Но прочитав вышенаписанное, сравните описание планов тяжелой конницы парфян при виде плотного римского строя [23]:

Первым намерением парфян было прорваться с копьями, расстроить и оттеснить передние ряды, но, когда они распознали глубину сомкнутого строя, стойкость и сплоченность воинов, то отступили назад и, делая вид, будто в смятении рассеиваются кто куда, незаметно для римлян охватывали каре кольцом.

Ничего не напоминает?

Выводы

Итак, попробуем подытожить все написанное. Рассмотрение сражений как физического противостояние всадников и пехотинцев есть химера, возникшая от попыток скрестить таранный рыцарский удар, теорию о тысячелетнем господстве конницы и давно опровергнутую стремянную революцию от Лин Уайт, как некоего технологического объяснения ВДРУГ возросшей мощи всадников. В реальности столкновение тяжелой (условно) пехоты и конницы означало психологическое противостояние, в котором главное оружие конницы был нравственный шок, вызываемый непосредственно видом несущейся на галопе массы всадников. Считалось, что пехотинец физически не может устоять перед лошадью, несущейся на него на галопе, и это действительно было так.

В 1128 жители Брюгге пришли на битву с Вильгельмом Клитоном возле Осткампа, но стоило им увидеть рыцарей, как они развернулись и дали деру. Страх был настолько сильным среди них, что никто не спал ночью. В 1138 при осаде Кревёкера атаки небольшой группы рыцарей хватило, чтобы пешая коммунальная армия бросилась бежать от рыцарей, оставив на поле боя 90 трупов и 300 пленных.

Но если пехотинцы выдерживали это испытание и не отступали, то наступала патовая ситуация, рыцари точно также не стремились «врубаться» в плотные пехотные строи и либо вообще останавливались, либо пытались выявить уязвимое место, скача вокруг неприятельского строя. Нередки случаи, когда в строй пехотинцев бросались одиночные рыцари, иногда это приводило к тому, что они пробивали дыру в строю для других всадников, но чаще умирали на пиках, как герцог Шатогийон при Грансоне (1476), который почти захватил знамя, но был пущен на кебаб, а его доблестные рыцари наблюдали за его подвигом с безопасного расстояния. Полковник французской армии XIX века Ардан дю Пик утверждает, что вся сила атаки кавалерии заключается в ее нравственном (психологическом воздействии) [22]

Дисциплина, удерживая кавалеристов в шеренге, не могла изменить инстинкта кавалериста. Также как и отдельный человек, кавалерист в шеренге вовсе не хочет расшибиться стена об стену при ударе с неприятелем. Отсюда страшное нравственное действие сомкнутой, приближающейся шеренги. Так как нет средства ускользнуть вправо или влево, то обе стороны, люди и кони, избегая столкновения, останавливаются лицом к лицу.

Как полководцы добивались того, что необученное ополчение не разбегалось с поля боя? По сути, когда работаешь не с профессиональными войсками, а с необученными пехотинцами, то в дело вступают механизмы страха и психологии. Я их описывал в двух статья по античным гоплитам, Психология войны. Страх, песни и сражения и Лицо битвы. Паника, шлемы и страх наступления все эти законы применимы и к средним векам. Своего рода особенностью стала техника спешивания собственных рыцарей и перемешивания их с собственными пехотинцами, они распространяли уверенность вокруг себя. С одной стороны, пехотинцы понимали – рыцари их не бросят и станут сражаться рядом до последнего, с другой, они были теми авторитетами «под взглядом» которых они сражались наиболее рьяно. Так при Куртрэ, как говорят, на самых сложных участках боя только рыцари удерживали пехоту от бегства.

Однако и фламандцы, и шотландцы тяжело переходили от оборонительной тактики к наступлению. Хотя в обороне они стойко выдерживали психологический натиск рыцарей, атаки часто приводили к коллапсу всего строя. С другой стороны, триумф швейцарской военной организации заключался в том, что они могли наступать в плотных пехотных колоннах, спокойно реагируя на любые нападения всадников. Поэтому их тактику взяли за основу, создавая новые армии на базе ландскнехтов в XV и грозной испанской пехоты в XVI веках. Но это уже совсем другая история.

Примечания будут в комментариях

Человек идет по коридору – в конце овал света. Десять шагов. Крепкие своды скрывают звуки, но каждый шаг усиливает гул. Пять шагов. Звук становится отчетливее – за белым пятном света живет чудовище, оно ревет тысячей глоток. Один шаг. Выход опаляет кожу жаром, человек ступает на песок арены и мир вспыхивает. В лицо бьет яростное солнце, босые ноги обжигает раскаленный песок, вокруг стены, а выше... Выше беснуется толпа, тысячи, десятки тысяч римлян жаждут крови. И вот зрители замечают вышедшего гладиатора, сначала они не понимают, кто перед ними. Секунды замешательства и трибуны взрываются. Патриции, плебеи, благородные матроны – все вскакивают с мест, их крики сливаются в один неразличимый рев. Такому приему позавидуют знаменитые гладиаторы, но этот человек на арене впервые. Сегодня цезарь даст народу экзотическое развлечение – на арене, опираясь на щит, стоит девушка…

Сложно сказать, когда первые девушки гладиаторы вышли на арену – уже в первом веке нашей эры существовали законы, запрещающие дамам до 20 лет появляться на сцене [1]. Учитывая, что в Риме законы обычно носили характер реакции, проблема назрела давно. Источники скупы на подробности и чаще занимаются обличением недостойного занятия женщин благородного сословия. До нас дошли сведения о трех типах гладиаторов, среди которых встречались женщины – эсседарии, венаторы и провокаторы. Про эсседариев, кроме названия в сущности, ничего и не известно, предполагается, что они либо сражались на колесницах, как было показано в пеплуме «Гладиатор» [1], либо приезжали на них поле боя, а дальше бились пешими аки гомеровские воины [4]. Переводя с академического на русский – фиг его знает. Венаторы строго говоря, были не совсем гладиаторами, по современным меркам они ближе к тореадорам, правда воевали они с разными животными, например, с кабанами [2].

Ну и наконец провокаторы, этот класс гладиаторов считался средневооруженным. Они носили сублигакулум (набедренная повязка), шлем без гребня и полей, правая рука была защищена маникой (пластинчатый наруч), в другой руке щит высотой около 70 см и шириной 40-50 см, на левой ноге укороченный понож, меч был длиной около 30 см.

Реконструкция вооружения провокатора и гопломаха. Здесь автор решил показать защиту руки в форме мягкой конструкции.

Суммарно вес всего вооружения провокатора составлял 14-15 кг. Скорее всего, девушки должны были носить стандартный шлем провокатора, хотя на единственном изображении они и показаны с непокрытой головой. Гладиаторские шлемы, найденные в Помпеях, весят в среднем 4 кг (есть образцы, доходящие до 6,8 кг) – это примерно вдвое больше, чем у стандартного пехотного наголовья. Была ли закрыта грудь у девушек – вопрос дискуссионный, есть версии как за [6], так и против [2] - предлагаю придерживаться точки зрения, что они сражались топлесс (во-первых, это красиво). Вообще вооружение гладиатора штука интересная – оно о многом говорит.

Галикарнасский рельеф с двумя девушками гладиаторами. Головы у них открыты, что видимо, все же было некоторой условностью изображения. Они изображены в классических доспехах провокатора – щит, понож и короткий меч. На правой руке маника (наруч).

Основными целями воинов, судя по зарубкам на скелетах солдат, была левая нога, голова и правое запястье [5]. Удар в голову был самым эффективным способом вывести бойца из строя, даже смертельные ранения корпуса не убивали мгновенно, а травма мозга мгновенно гасила сознание. Римляне были на редкость прагматичны – защитив самые уязвимые части тела гладиаторов, они продлили сражение, а оставив открытым торс, сделали поединок максимально кровавым и зрелищным [4]. Короткие мечи, почти кинжалы, заставляли подходить вплотную – очень быстро руки гладиаторов покрывались кровью, то что нужно толпе.

Самые распространенные типы гладиаторов и их противники

Бесценную информацию о гладиаторах дает их могила в Эфесе (совр. Турция). Большая часть тел (66 из 68) – это мужчины в возрасте 20-30 лет, поскольку подготовка женщин гладиаторов была аналогичной [2], мы можем экстраполировать эти сведения. Существуют, кстати, могилы женщин, которые иногда атрибутируют как гладиаторские, но это большая натяжка [1].

Итак, средний рост гладиаторов в эфесском захоронении составлял 168 см, для сравнения девушки в этот период около 156-158 см [8]. Содержание стронция в костях свидетельствует о том, что диета гладиаторов была вегетарианской. Нет не для того, чтобы они были агрессивными (для этих целей они употребляли специальный состав из алкоголя и грибов), просто такое питание считалось римлянами наиболее питательным.

Но самое интересное – это повреждения костей, которые свидетельствуют о характере боя на арене. Больше всего ударов приходилось в правое бедро и корпус, голова тоже страдала (15 % повреждений), отчасти это объясняется добиванием смертельно раненого гладиатора [9] (это делал штатный сотрудник амфитеатра с молотом), отчасти это следствие ударов щитом. На черепе одного из гладиаторов есть две характерные дырки на расстоянии 50 мм – удар трезубцем ретиария, впрочем, нашим дамам это не грозило: провокаторы бились только между собой.

Частота ранений каждой части тела гладиаторов. Красным показаны смертельные раны, зеленым вылеченные.

Другой интересной особенностью является то, что ранения отличаются от тех, что мы видим в массовых захоронениях битв. Нет множественных повреждений на одном теле, травмы не носят ожесточенного характера. Для сравнения, у нас есть братская могила Фиванского священного отряда (255 скелетов), который был уничтожен атакой Александра Македонского (тогда еще просто двадцатилетнего сына Филиппа) при Херонее. Их раны свидетельствуют [13] о небывалой ярости с которой их наносили, черепа пробиты ударами копий, одному воину натурально срезали лицо ото лба до нижней челюсти. И эта картина в целом характерна как для других захоронений античности [14], так и для средневековых [5].

Череп одного из фиванцев, приводится для понимания того, что творилось на полях сражений, где не было жестких правил гладиаторских боев.

Если говорить, про шансы на выживание, то в первом веке н.э. они составляли в среднем 9:1 [6], из 200 гладиаторов погибали около 19. Один исследователь рассчитал, что выше шансы умереть от насильственной смерти были у императоров (62 % цезарей умерло не своей смертью), а не у гладиаторов [15].

Надгробия самых успешных воинов говорят о десятках выигранных битв, а иногда их больше сотни, но это уже топы вроде современного Макгрегора, таким гладиаторам платили чеканной монетой, а награды доходили до 50 000 сестерциев (обычным бойцам 177-2000).

Подытожим, первое появление женщин гладиаторов отследить сложно - это границы первых веков до и после нашей эры. Совершенно точно среди них были свободные, а иногда знатные римляне, но возможно встречались и рабы. Жители Рима любили экзотику, так что возможно корабли работорговцев везли темнокожих бойцов из Африки.

Наиболее известная нам категория – это провокаторы, они бились только (!) между собой [1], при этом бой проходил по жестким правилам, хотя и являл собой чрезвычайно кровавое зрелище. Окончательно дорогу на арену женщинам закрыл Септимий Север в 200 году н.э. специальным эдиктом, который впрочем, не то, чтобы соблюдался [3].

Ну что, споем напоследок? "Твой враг в пыли, жалок и слаб..."

Если кто-то захочет меня поддержать на конкурсе, репостом, буду признателен: https://m.vk.com/wall-162479647_142842

Примечания

1. A. McCullough «Female Gladiators in Imperial Rome: Literary Context and Historical Fact» The Classical World, 101, pp. 197-209

2. S. Brunet «Female and Dwarf Gladiators» Mouseion: JCAC, (2004), pp. 145-170

3. S. R. Murray «Female Gladiators of the Ancient Roman World» Journal of Combative Sport, 2003

4. Junkelmann, M. (2000). Familia Gladiatoria: The Heroes of the Amphitheatre. In «The power of spectacle in ancient Rome: Gladiators and Caesars» (pp. 31-74)

5. Azirsan «Изнанка войны. Средневековые (и не только) ранения» Изнанка войны. Средневековые (и не только) ранения

6. S. Wisdom «Gladiators 100 BC - AD 200»

7. F. Kanz et al. «Dying in the Arena: the Osseous Evidence from Ephesian Gladiators» Roman Amphitheatres and Spectacula, a 21st-Century Perspective (pp.211-220

8. Azirsan «Боевые старики. До какого возраста сражались античные воины» Боевые старики. До какого возраста сражались античные воины

9. F. Kanz et al. «Head injuries of Roman gladiators» Forensic Science International V. 160, Issues 2–3, 13, p. 207-216

10. J. Oliver «Minutes of an act of the roman senate», Hesperia, p. 336

11. W. Scheidel (2005) «Real Slave Prices and the Relative Cost of Slave Labor in the Greco-Roman World» Ancient Society 35:1-17

12. L.H. Toledo-Pereyra «Claudius Galenus of Pergamum: Surgeon of Gladiators. Father of Experimental Physiology» Journal of Investigative Surgery 15(6):299-301

13. M. Liston «Skeletal Evidence for the Impact of Battle on Soldiers and Non-Combatants» New Approaches to Greek and Roman Warfare, pp.81-94

14. N. Mrđić et al. «Killed by the Arrow: Grave No. 152 From Viminacium» Xantener Berichte 16. (ROMEC), 2007

15. J.H Saleh «Statistical reliability analysis for a most dangerous occupation: Roman emperor»

У меня нет машины времени, и я не смогу переместить вас на две с половиной тысячи лет в прошлое. Но есть слова и смыслы, с помощью которых я покажу, как выглядела битва при Платеях в 479 г. до н.э. Причем сделаю так, что Вы посмотрите на битву глазами того, кто участвовал в ней – мы встанем за спиной спартанского солдата и пройдем все сражение вместе с ним. Посмотрим на битву так, как смотрят современные западные историки, анализируя «Лицо Войны».
Мы реконструируем битву на основе тех сведений, которые оставил нам Геродот, а лакуны заполним данными археологии или же фрагментами из первоисточников (в примечаниях они будут помечены как «реконстр.»). Как и всегда ссылки на источники приводятся для более углубленного изучения, но могут спокойно игнорироваться.

Современный вид Платейских полей
Битва при Платеях – заключительное сражение между Государством Ахеменидов (Персидской Империей) и греческой союзной армией. Персидская Империя – огромная держава, занимавшая территорию от Гиндукуша до Ливии и от Кавказа до Аравийской пустыни, непобедимая на Востоке, но на Западе потерпевшая неудачу при Марафоне. К началу вторжения в Грецию в 480 г до н.э. Ахемениды снова подтвердили свою непобедимость, ликвидировав автономия Вавилона и сделав Палестину и Сирию зависимыми территориями.
Впрочем, для спартанского солдата, который как раз сидел в лагере при Платеях, все это было неважно. Он не увидит то, что обычно становится объектом исследования историков – причины войны, диспозиции сторон аккуратными прямоугольниками, численности сторон, все это будет за рамками его взгляда. У него своя война.
Он не знает, о чем совещаются военачальники греческого войска, хотя может догадываться - запасы воды на исходе, а новую подвести нет никакой возможности, источник Гаргафий загрязнен, а брать воду из реки Асоп не выходит, поскольку конница варваров обстреливает носильщиков. Выход один – отступать. Пока идет совет, спартанцы проверяют оружие – наш свидетель слышит разговор гоплита, полирующего медную поверхность щита и его товарища, тот замечает [1] маленькую муху, вычеканенную на поверхности асписа (гоплитский щит).
- Она так мала, чтобы тебя нельзя было признать, - смеясь, спрашивают спартанец.
- Напротив, благодаря этому знаку меня легко узнать. Ведь я подхожу к врагам настолько близко, что они могут разглядеть даже такую маленькую муху, - отвечает воин.
Один афинский гоплит, случайно оказавшийся в лагере спартанцев, видя меч воина, шутит, что тот настолько короткий, что клинок может проглотить фокусник [2].
- Я достану им до врага, сделав шаг вперед, - отвечает спартанец.
Солдаты общаются, обмениваются шутками, но с нашим безымянным воином никто не разговаривает, он сидит в одиночестве и только изредка ловит на себе презрительные взгляды. Его имя и тайну мы узнаем в конце.

Внешний вид персидского всадника
Следующий день проходит в постоянных атаках конницы персов. Всадники ахеменидов не вступают в ближний бой и только обстреливают греческие порядки из лука, отходят конники с наступлением вечера. Ночью греки начинают отступление, однако не все – командир питанетов (отряда спартанцев), швыряет к ногам продика (полководца) камень, отказываясь отходить. Наш свидетель слышит обрывки разговора – «исступленный безумец!», кричит полководец, но гордый командир не реагирует. Продик непреклонен и ночью армия продолжает отступление.

Мардоний, главнокомандующий персов, увидел, что на утро лагерь греков опустел и весьма удивился – ведь его союзники фессалийцы сообщали, что спартанцы никогда не бегут, неужели непобедимые побеждены? Мардоний бросается в погоню - первыми конница персов настигает спартанцев и тегейцев, следом идут пехотинцы.
Итак, как это выглядело глазами нашего спартанца. Для начала, что он чувствовал – по разным данным битва при Платеях произошла в конце августа, начале сентября. 479 год – это часть климатического пессимума железного века, при этом пик похолодания пришелся на 450 г. Это звучит громко, но по факту отклонение от современной погоды было примерно в паре градусов [3]. Значит, температура была около 25 градусов, диапазон давать нет смысла, цифра и так примерная. Однако ему было жарко - гоплит нес на себе щит (аспис), современные реконструкции дают его вес примерно в 7-9 кг, верхняя граница, если он покрыт бронзой (0,05 см) и нижняя соответственно без оной. В чем он мог быть одет – либо это бронзовая мускульная кираса, весом 6 кг, либо линоторакс, полотняный панцирь, сделанный из несколько слоев ткани, его вес около 3,5 кг [4]. К моменту битвы при Платеях, гоплиты явно тяготились тяжестью бронзовых кирас и массово переходили на линотораксы, поэтому наш воин был, вероятно, облачен в такой панцирь. И в нем тоже было жарко, плотная ткань облегала тело и под палящим солнцем Беотии, воин обливался потом. Греческие источники сохранили массу свидетельств о том, как гоплиты страдали от жары, так спартанец Диенек радостно говорил, что если тысячи стрел персов затмят солнце, они, наконец, смогут сражаться в тени [5], Фукидид рассказывает, как воины страдают от жары, куда больше, чем от оружия врагов [6]. Суммарный вес снаряжения гоплита составлял около 25 кг – вроде бы немного, однако, греческий воин выглядел не как современный мужчина. Адам Шварц на основе физиологических данных мужчин из греческих захоронений дает [7] оценку роста гоплита в 162-165 см и 60-65 кг веса, так что снаряжение его весьма тяготило. По оценке Виктора Хэнсона [8] возраст гоплитов в фаланге обычно превышал 30 лет, так что нашего воина окружали уже взрослые мужи.

Вернемся на поле боя – персидские конные лучники доскакали до порядков греков и начали обстрел. С какого расстояния? К моменту греко-персидских войн на вооружении персов уже был сложно-составной лук скифского типа [9], по мощности его можно примерно сравнить с крымский композитным луком, чтобы замерить энергию выстрела, она составит около 130 Дж [10]. Современные тесты с реконструкцией линоторакса, свидетельствуют о том, что для его пробития стрелой нужно около 70 Дж энергии [11], столько она будет иметь на дистанции около 50 м. Учитывая, что для пехотинцев персов существовала опасность атаки фалангитами, значит они должны были остановиться чуть дальше 70-100 метров их дистанции и около 50 м для всадников, с этого расстояния они могли при удачном попадании (не в щит) поразить гоплитов.
Джон Киган, реконструируя [12] битву при Азенкуре, доказывает, что лучный обстрел должен был вызвать жуткий грохот – хотя в фаланге железные доспехи были не так распространены, но стрелы, бьющие в щиты, шлемы и бронзовые кирасы некоторых воинов должны были вызвать схожий эффект.
Наш спартанец видит, как первыми в бой бросаются тегейцы– это простое ополчение, поэтому они бегут в атаку [13].

Тегейский гоплит

Спартанцы ждут, пока полководец сообщит, что жертвы богам благоволят и вот он спешит занять место в первой шеренге, можно наступать. Пока фаланга стояла на месте, шлем нашего свидетеля был сдвинут на затылок. У воина тяжелый «коринфский шлем» (другие спартанцы предпочитали открытые пилосы), вершина технологической мысли того времени [15], он сделан из бронзы, хорошо закрывает лицо, но вне боя его приходиться носить на затылке.
Но вот слышится команда наступать, и он сдвигает шлем на лицо - картина мира меняется, все звуки становятся тише вокруг, гоплит отчетливо слышит свое дыхание.

Жертвоприношения перед битвой
Играют деревянные дудки, спартанцы маршируют в бой – в отличие от тегейцев они идут медленно, сохраняя строй [14]. До персидских пехотинцев остается 20 шагов, те уже отложили луки и взялись за копья. В этот момент спартанцы начинают петь пэан, они зовут бога Эниалия, чтобы тот напился крови - «Эла-ла-ла» этот клич, набирая силу, разносится над всем греческим войском. Фаланга переходит на бег, протостаты - первые в шеренге ведут остальных за собой. Что видят перед собой спартанцы? Персидские пехотинцы одеты в халаты и штаны, перед собой несут плетеные щиты, лук они уже перебросили на плечо и взялись за копья - чуть короче, чем у греков, на конце железное яблоко [16]. Но в отличие от фалангитов, их строй рассыпной, персы группируются кучками по десять человек и бросаются на гоплитов. Как действует наш гоплит в бою? Боевая стойка воина показана на планшете № 2, щит держится не перпендикулярно земле, а под углом около 45 градусов (вероятно, таким образом, защищаются бедра). Копье гоплит держит над головой обратным хватом, большой палец направлен к втоку, а удар наносится сверху вниз из-за стены щитов. Удары персидских копий приходятся в греческие щиты, но могут ли они их пробить? Гоплитский щит для пятого века до н.э. был передовым средством защиты, он имеет изогнутую форму и в месте удара распределяет нагрузку по всей поверхности. У нас есть исследование [17], в котором были замерены энергии ударов традиционным гоплитским копьем. Удары наносили добровольцы ростом 170-183 см и весом от 68 до 130 кг, т.е. они были заметно крупнее античных греков. С другой стороны античные источники часто подчеркивают высокий рост персов, кроме того, пехота ахеменидов была все же более опытна в обращении с копьями, поэтому с некоторыми оговорками можно принять итоги теста. В зависимости от стойки энергия удара колебалась в диапазоне от 17 до 43 Дж (верхние значение вероятно характерны для 130 кг кабана), для среднего перса в бою это число должно быть около 20-25 Дж. Как можно видеть у копья небольшой ход, поэтому энергия в целом невелика. Тесты показали, что для пробития неподвижного щита нужна энергия от 25 Дж, однако, в бою аспис не зафиксирован, а держится в руках воина на весу, поэтому чтобы поразить гоплита нужно быть очень здоровым, поэтому случаи поражения гоплита за щитом уникальны [18]. Автор исследования делает вывод, что это случалось только в исключительных случаях. Вернемся в бой – удары персов неэффективны, фаланга наступает, поэтому пехотинцы ахеменидов хватаются за копья гоплитов, пытаясь их сломать. Наш воин слышит треск копья гоплита рядом, однако, грек невозмутимо перехватывает оружие другой стороной, там находится острый противовес, которым фалангит убивает противника.

Персы гибнут один за другим, фаланга идет по трупам, почти не встречая сопротивления. Сам Мардоний, бросается в яростную атаку – он на коне, и за ним идут 1000 отборных телохранителей «бессмертных». Пройдет больше полутора тысячи лет до того момента, как всадники, идущие на галопе, зажав копье подмышкой будут внушать пехотинцам ужас. Но сейчас на поле Мардоний скачет на коне не больше 1,4 метров в холке [19], выносливая лошадка, но далеко не грозный рыцарский дестриэ, оружие всадника – дротик-пальтон [20], нет стремян и даже вместо седла просто подстилка. Один из воинов поворачивается к новой угрозе – спартанцы не считали всадников за серьезных противников [21], гоплит перехватывает копье за середину нижним хватом, как показывает нам вазопись и бьет снизу вверх. Конь встает на дыбы, Мардоний падает на землю перед воином, полководец персов защищен надежным панцирем под накидкой, поэтому спартанец бьет его копьем в лицо, как до этого был убит другой знатный перс Масистий [22].

Тем временем, наш безымянный воин наносит удары один за другим – персы пятятся от него, он делает шаг навстречу, покидая строй. Ему в спину что-то кричат, но он не слышит [23] - гоплит идет навстречу персам, перехватывает копье подмышкой, так как показано на множестве изображений [24], и бьет, поворачивая корпус к врагу. Ближайший перс защищается щитом, но плетеный щит хорошо отражается стрелы, против гоплитского копья он бесполезен – острие пробивает и эту преграду и воина за ним. Гоплит бросает застрявшее копье, берется за короткий спартанский меч. Я думаю, Вы уже догадались – у этой истории не будет счастливого конца, спартанец не увидит конец битвы. Мы не знаем, кто был последним его противником. Возможно, это был один из немногих персидских пехотинцев, который все же имел защитный панцирь [25] или же клинок спартанца остался в теле врага и в последнего противника он вцепился зубами [26]. Знаем мы лишь то, что он пал в окружении мертвых врагов. Он не видел окончательного бегства персов, не видел как крыло афинян, пройдя по телам фиванцев, пришло на помощь остальному войску, как захватив палатку Мардония греки смеялись, что столь богатые люди пришли забирать жалкие крохи нищих эллинов – его история закончилась здесь. Он один из тех, кто показал – даже великие и непобедимые империи терпят поражение от тех, кто слабее.
Здесь же конец и нашего повествования, остались имена, которые нужно назвать:
Павсаний, военачальник спартанцев, тот, кто приносил жертвы и вел лакедемонян в бой.
Амомфарет – тот, кто бросил камень к ногам Павсания, отказываясь поворачиваться спиной к персам.
Аримнест – влиятельный спартанец, он убил Мардония и это сломило волю персов.
И наконец, наш безымянный спартанец, с которым мы прошли всю битву. Его имя Аристодем – он один выжил при Фермопилах, но дома его ждало бесчестие и позор, поэтому люди бросали на него презрительные взгляды, поэтому не разговаривали с ним и поэтому он искал смерти. Он не получил почестей, выйдя из строя, но искупил вину и спартанцы запомнили его как героя, а Геродот увековечил имя.

Ну и ссылка, если кто-то захочет поддержать меня репостом на конкурсе https://m.vk.com/wall-162479647_138432


Примечания
1. Реконстр. Плутарх, Моралии, Изречения спартанцев, 41
2. Реконстр. По Плутарх, Ликург, 19 и Изречения спартанских женщин, 18
3. Карпюк С.Г. Климат и география в человеческом измерении (архаическая и классическая Греция). (2010), стр. 47
4. Коннолли П. Греция и Рим. Энциклопедия военной истории, г. 2000., Греческие доспехи и оружие
5. Геродот, VII, 226
6. Реконстр. Фукидид IV, 35; VII, 85 и VI, 100
7. A. Schwartz «Large Weapons, Small Greeks: The Practical Limitations of Hoplite Weapons and equipment»
8. Hanson V. D. The Western Way of War: Infantry Battle in Classical Greece, ch. 7,The old man, p. 67-69
9. Литвинский Б.А. Сложносоставной лук в древней Средней Азии
10. C.A. Bergman, et al. «Experimental archery: projectile velocities and comparison of bow performances», Antiquity, 1988 , pp. 658-670
11. Gregory S. Aldrete, et al.: «The UWGB Linothorax Project: Reconstructing and Testing Ancient Linen Body Armor». Experimentelle Archäologie in Europa, pp. 88-95
12. Keegan J. The Face of Battle. 1976, p. 88
13. Реконстр. по Диодор, XIV,23 и Полиэн, II, 2,3
14. Фукидид, (V, 70)
15. S. A. Paipetis et al. How the Greeks Got Ahead: Technological Aspects of Manufacture of a Corinthian Type Hoplite Bronze Helmet from Olympia
16. MICHAEL B. CHARLES (2011). IMMORTALS AND APPLE BEARERS: TOWARDS A BETTER UNDERSTANDING OF ACHAEMENID INFANTRY UNITS. The Classical Quarterly, 61, pp 114-133
17. Kevin Rowan De Groote ‘Twas When my Shield Turned traitor’! Establishing the Combat Effectiveness of the Greek Hoplite Shield: The Combat Effectiveness of the Hoplite Shield //  Oxford Journal of Archaeology 35(2):197-212 • May 2016
18. Плутарх, Плутарх, Моралии, Изречения спартанцев, 219C, 23
19. В.Б. Ковалевская «Конь и всадник (пути и судьбы)», Глава VII
20. М. Нечитайлов. Конница Ахеменидской державы во второй половине V в. до н.э. // Para Bellum №14, 2001
21. Ксенофонт, Анабазис, II, 18-19
22. Реконстр. Геродот IX, 22
23. Реконстр. Н.Секунда «Армия Спарты», стр. 53
24. Реконстр. Luginbill R. D. Othismos: the importance of the mass-shove in hoplite warfare. / Phoenix 1994, vol. 48, 1, p. 51-61
25. Michael Charles. Herodotus, Body Armour and Achaemenid Infantry // Historia: Zeitschrift fur Alte Geschichte, Bd. 61, H. 3 (2012), pp. 257-269
26. Реконстр. Геродот VII, 225

«Я умираю мучеником добровольно и знаю, что моя душа с последним вздохом вознесётся в рай»
Эти слова прозвучали ровно 420 лет на площади цветов в Риме, когда 17 февраля 1600 года был сожжен Джордано Бруно. К некоторой годовщине этого события, попробуем разобрать мифы, которые сложились вокруг него с легкой руки тех, то думал, что на самом деле борется с заблуждениями.
Недавно на Коте вышла статья Александра Митрофанова, в которой он попытался опровергнуть миф о том, что церковь преследовала ученых. В статье Джордано Бруно представлен чуть ли не оккультистом, магом, которого якобы никто не трогал по вопросам науки. Посмотрим насколько человек разобрался в вопросе.

Вопрос первый – преследовали ли Джордано за точки зрения, подтвержденные наукой?

Итак, суть проблемы в оценке личности Джордано, кто-то считает его мучеником науки, ведь сожгли его якобы за поддержку того, что земля крутится вокруг солнца, а не наоборот. С другой стороны, есть противоположное мнение, что старина Бруно был магом, некромантом, а все христианское учение извращал чуть ли не до сатанизма, а про науку ему вообще ничего не говорили. Собственно, примерно в той же стезе выдержана статья Митрофанова, который приводит фразу «Тем не менее, в дошедшем до нас смертном приговоре не упоминаются гелиоцентрическая система и вообще наука!», кою он взял, вероятно, из википедии. А туда эта фраза попала из статьи Ованеса Акопяна «За что на самом деле сожгли Джордано Бруно?», он-то потом уточнял, что было в приговоре, но кто ж читать будет. Так вот друзья мои – у нас вообще нет точного перечня ересей, за которые сожгли Джордано Бруно. Так что да, в этом смысле, наука там, конечно, не упоминается. Вот собственно часть самого приговора:
«Ты, брат Джордано Бруно, сын покойного Джованни Бруно, из Нолы, возраста же твоего около 52 лет, уже восемь лет назад был привлечен к суду святой службы Венеции за то, что объявил: величайшее кощунство говорить, будто хлеб пресуществлялся в тело и т. д.
Эти положения были предъявлены тебе 18 января 1599 года в конгрегации прелатов, заседавшей в святой службе, и был предоставлен шестидневный срок для размышления, чтобы затем ты ответил, намерен ли отречься от этих положений, или нет. Затем, 25-го числа того же месяца та же конгрегация вновь заседала в установленном месте, и ты ответил, что готов взять назад свои утверждения, если апостольский престол и его святейшество наш владыка признают эти восемь положений окончательно еретическими, и ли если его святейшество признает их таковыми, или, по наитию святого духа, определит их как таковые»
Далее следует пространное заявление, которое сводится к тому, что Джордано эти восемь положений еретическими не признает, несмотря ни на какие уговоры, а посему его надо сжечь, а книги запретить. Т.е. мы попросту не знаем, что было в итоговом приговоре, но это не значит, что у нас нет сведений о том, в чем его обвиняли.
Хорошо, если приговор до нас не дошел в полном объеме, то как выяснить за что его судили? Дело в том, что у нас есть «Краткое изложение следственного дела Джордано Бруно», в котором есть протоколы допроса, а также список обвинений, который ему вменялся. Причем, что интересно в интернете гуляет донос Мочениго (и Митрофанов его привел, правда, купировав), однако, люди почему-то не задаются вопросом, а что говорил сам Джордано Бруно?
Ведь он отвечал на вопросы инквизиции, пояснял свою теорию – но представлена только противоположная сторона. Почему вообще важно изучать, что говорил сам Джордано - проблема в том, что если обратиться к доносу Мочениго, письму Каспара Шоппе, а также показаниям Франческо Грациано, Брата Челестино, Джулио и других его сокамерников, то с одной стороны, они затрагивают те темы, которые излагал Джордано, но делают это не дословно, а как поняли. У Джордано была целостная теория мироустройства, довольно сложная, поэтому его пояснения в части тех или иных аспектов свидетели толковали по принципу анекдота про выигрыш в лотерею, т.е. как могли:
— Скажите, а правда, что Кац выиграл в лотерею миллион?
— Правда. Но не Кац, а Рабинович. Не в лотерею, а в карты. Не миллион, а сто рублей. И не выиграл, а проиграл.
Я скомпоновал для Вас 31 обвинение, которое фигурировало в допросе, сопроводив это окончательным выводом о том, какие Джордано давал пояснения по каждому.

Исследователи дают разные оценки того, какие собственно пункты попали в окончательный список 8 ересей. Нас интересуют, были среди них вопросы, которые можно отнести к тем самым претензиям по мироустройству, которые отвергала церковь. Да, были - в частности это обвинение «СУЩЕСТВУЕТ МНОЖЕСТВО МИРОВ» и знаете, что важно? Что в отличие от других обвинений, он это признавал (или выражаясь языком приговора – упорствовал), вот его показания:
«92. Обвиняемый, на третьем допросе (На полях: — Относительно этого ответа опрошен на семнадцатом допросе, но не ответил удовлетворительно, ибо вернулся к тем же показаниям.): — В моих книгах, в частности, можно обнаружить взгляды, которые в целом заключаются в следующем. Я полагаю вселенную бесконечной, то есть созданием бесконечного божественного могущества. Ибо я считаю недостойным божественной благости и могущества, чтобы бог, обладая способностью создать помимо этого мира другой и другие бесконечные миры, создал конечный мир. Таким образом, я заявлял, что существуют бесконечные миры, подобные миру земли, которую я вместе с Пифагором считаю светилом, подобным луне, планетам и иным звездам, число которых бесконечно. Я считаю, что все эти тела суть миры, без числа, образующие бесконечную совокупность в бесконечном пространстве, называющуюся бесконечной вселенной, в которой находятся бесконечные миры. Отсюда косвенно следует, что истина находится в противоречии с верой. В этой вселенной я полагаю всеобщее провидение, благодаря которому всякая вещь живет, растет, движется и совершенствуется в мире. Оно находится в мире подобно тому, как душа в теле, все во всем и все в какой угодно части, и это я называю природой, тенью и одеянием божества. Это я понимаю также и так, что бог по существу, присутствию и могуществу неизреченным способом находится во всем и над всем: не как часть, не как душа, но необъяснимым образом»
Ему это вменяли в вину, это же подтверждали как его сокамерники, так и сам Джордано Бруно. Так что да, мы с уверенностью можем сказать, что Джордано обвинялся по одному из своих положений, которое впоследствии нашло научное подтверждение. Было ли оно единственным? Ни в коем случае. Наряду с ним Джордано предъявлялась масса претензий собственно религиозного толка, поэтому говорить, что его сожгли только за науку, также будет неверным. Проблема в том, что разделение на главные и второстепенные обвинения во многом искусственно и используется современными исследователями, чтобы перетащить Джордано в свой лагерь, хотя для него самого, вся его концепция была единой и идея о том, что звезды это такие же миры находилась в рамках его же общей философии, рядом с вопросами троицы и пр.
Да, кстати, а как там гелиоцентрическая система, правда ли, что за нее он не получал претензий? Как сказать… среди 31 обвинения этого пункта действительно нет, однако, тема на допросе поднималась святыми отцами:
«Относительно движения земли сказал так: — Прежде всего я говорю в целом, что сам факт и характер движения земли и неподвижности небесного свода или неба выведен мной из своих оснований или авторитетов, [402] которые верны и не наносят ущерба авторитету священного писания, как каждый, кто обладает подлинным пониманием того и другого, будет в конце концов вынужден допустить и признать.
На текст священного писания: “Земля же стоит вечно”, и в другом месте: “Восходит солнце, и заходит солнце”,— отвечал, что здесь подразумевается не пространственное движение или стояние, а рождение и уничтожение, т. е. земля всегда пребывает, не становится ни новой, ни старой.— Что же касается солнца, то скажу, что оно не восходит и не заходит, а нам кажется, что оно восходит и заходит, ибо земля вращается вокруг своего центра; и считают, что оно восходит и заходит, ибо солнце совершает воображаемый путь по небосводу в сопровождении всех звезд.
И на возражение, что это его положение противоречит авторитету святых отцов, отвечал,— что это противоречит их авторитету не постольку, поскольку они являются благими и святыми примерами, а постольку, поскольку они в меньшей степени были практическими философами и были менее внимательны к явлениям природы»
Как мы видим, по этому вопросу Джордано также допрашивали, более того, акцентировали внимание на то, что это положение противоречит писанию. Поскольку в основном списке обвинений этого пункта не было, я бы сказал, что это заблуждение посчитали недостаточно опасным, хотя и противоречащем «авторитету святых отцов».

Магия, оккультизм и Джордано Бруно

Вообще альтернативный образ мученика науки еще более тенденциозен – демонолог, некромант, оккультист, который чуть ли не Ктулху посреди Ватикана хотел призвать. Давайте разберемся, что же Джордано Бруно понимал под магами. Обращусь к работе Митрофанова:
- Бруно был уверен в том, что он великий маг, а знатные последователи его секты его выковыряют из церковного заключения.
- Собственно, казнили Бруно, за то что он мошенничал, учил людей искусству магии, втирал, что Иисус был инопланетным магом, а Дева Мария – ни разу не святая.
Звучит весело, но есть нюансы. Джордано учил Мочениго не магии, а искусству памяти. Да и в принципе, магию он не преподавал, поскольку считал ее в том смысле, в каком мы ее понимаем, противоречащей науке. Магом Джордано считал не Христа, а Моисея и естественно в святости Девы Марии никоим образом не сомневался. Это идея восходит к доносу Мочениго, но не подтверждается ни показаниями сокамерников Джордано (в отличие от других обвинений), ни им самим.
Для того чтобы понять, что Джордано подразумевал под магией, надо обратиться к контексту, для начала обратимся к его словам о Моисее:
«Я полагаю, что, возможно, еще до того, как беседовал с богом, он [Моисей] мог действовать магически, как опытнейший в магии. Ведь магия сама по себе не запретна, будучи основана на силах природы, посредством наблюдения за погодой и разными положениями неба, приложения одной материи к другой и соотношения этих низших пассивных начал с высшими активными началами. Так маги обычно с легкостью преуспевают в создании несовершенных животных, как мухи, лягушки, змеи, мыши и другие им подобные, но никогда не было смысла в создании совершенных животных. В этом смысле я думаю, что Моисей мог и умел действовать наравне с возможностями магов фараона и даже мог действовать магически лучше их, будучи более великим магом, чем они сами. Я считаю, что такие действия являются чисто физическими; и совершают ли их демоны или люди, они могут действовать, лишь основываясь на естественных началах. Я нахожу, что магию можно считать недопустимой только если она применяется в злодейских целях или для похвальбы божественным могуществом, чтобы под этим предлогом обманывать мир. Магия же, как Моисеева, так и абсолютная магия, есть не что иное, как познание тайн природы путем подражания природе в ее творении и создания вещей, удивительных для глаз толпы. Что же касается математической и суеверной магии, то я считаю ее чуждой Моисею и всем почитаемым умам»

Вроде бы ересь на лицо – магия, да еще в отношении Моисея. Сжечь еретика! Однако если обратиться к его работе «De magia naturali», то мы увидим, что Джордано выделял три типа магии – естественную, математическую (оккультизм) и суеверную. Математическая и суеверная, как мы видим, считается Джордано чуждой как Моисею и «всем почитаемым умам». А что такое естественная магия? Читаем трактат:

«Во-первых, термином «маг» обозначается мудрец; например, египтяне называли магов трисмегистами, галлы – друидами, индийцы – гимнософистами, евреи – каббалистами, персы (последователи Зороастра) называли их «маги», греки называли их софистами, а латиняне называли их мудрецами.
Во-вторых, термин «маг» относится к тому, кто совершает чудеса единственно посредством манипуляции активными и пассивными силами, как то происходит в химии, медицине и подобных им областях; обычно явления эти называются «естественной магией».
В-третьих, «магия» включает в себя и такие случаи, когда природные явления или действо высшего разума происходят таким образом, что явление их вызывает удивление; этот вид магии называется «фокусами».
В-четвертых, к магии относятся события, являющиеся результатом действия сил притяжения и отталкивания между вещами, как то толчки, движение и притяжение благодаря магнетической силе, а также, если все эти действия происходят не благодаря активным и пассивным качествам, но благодаря духу или душе, сущей в вещах. Это явление называется «естественной магией» в истинном смысле этого слова»
Мудрецы, ученые, фокусники – а вы кого тут ожидали увидеть демонологов и ведьм? Так это прочие виды магии, их Джордано, описывает, однако, как я уже говорил, считает антинаучными. Т.е. сама книга, она не о том, как демонов призывать – это просто классификация представлений о магии, которые уже существовали в то время. Так что если Вы вдруг хотите поучиться волшебству, то начинать лучше с других работ, например, с Молота Ведьм, там все куда подробнее. Впрочем, думаю, не упомяни Джордано оккультную магию у себя в работе, то тогда точно поимел бы проблем с инквизицией, ведь если колдовства не существует, то за что сожгли столько ведьм?)) Так что, как любят говорить ревизионисты церкви «но сожгли его не за это» - занятия магии Бруно на допросе не вменялись, может потому что в отличие от современных «исследователей», в его работе святые отцы все же разобрались.

Короткие замечания

Из тех показаний Джордано, что сохранились мы, можем примерно понять суть претензий церкви. Насколько я вижу, воззрения Джордано расходились с догматами церкви в деталях, видимо, этого вполне хватало, чтобы сделать его еретиком, однако, не нужно думать, будто бы его концепция представляло собой какую-то оккультную-магическую дичь. Возможно, итоговый приговор и был написан в подобном ключе (о чем косвенно свидетельствует письмо Каспара Шоппе), но именно объяснение самого Джордано от этого далеки. Он был глубоко верующим человеком, и в своих ответах постоянно обращался к различным философам, как греческим, так и христианским.

Выводы

Сам по себе спор был ли Джордано ученым или нет, сожгли его только за науку или только за ересь смысла не имеет. Исходя из списка обвинений, как минимум одно действительно можно отнести к научному (звезды такие же миры, как земля), однако, оно было не единственным и в том числе Джордано обвинялся в чисто теологических вопросах. Крайне важно, анализируя эти события, подходить к ним с тактом историка, проводить анализ с учетом того времени и той среды в которой они произошли. Нельзя делать однозначные выводы, основываясь только на современных представлениях без присущей исследователям корректности и сдержанности. Нужно понимать, что инквизиция в то время была одним из самых прогрессивных следственных органов. С учетом сказанного, я бы осторожно сделал такой аккуратный вывод – эти дремучие мракобесы сожгли философа за убеждения.

Моя очередная конкурсная заметка)
Хотелось бы опровергнуть миф о рыцарях без страха и упрека. Беспроигрышное начало статьи – и опровержения мифов любят, и обычно никто не спрашивает, а есть ли вообще такое массовое заблуждение. Даже сейчас тема страха, она болезненная – «Че зассал, че не мужик?», а в древнем обществе тема стояла остро по одной простой причине, вопросы легко решались через насилие. Соответственно философия бесстрашия и клеймения позором трусов, она возникала у совершенно разных культур [1]. Причина в принципе понятна, до развития огнестрельного оружия, проигрывала в битве та сторона, что первая побежала, соответственно задачей социального давления было вытеснить реакцию отступления из дихотомии бей/беги [2]. Если мы посмотрим на лирические произведения «рыцарских поэтов», вроде Бертрана де Борна (XII век) мы увидим мотивы прославления доблести, презрения к смерти и конечно бесстрашия. Жирар де Вьенн (XII-XIII век) прославляет войну как высшее счастье мужчины Жан V де Бёй (XV век) в Le Jouvencel эмоционально подчеркивает, что в бою рыцарь испытывает лишь счастье, не боясь ничего. Песнь о Роланде (публикация в XI веке, написана в IX – X) рисует образ идеального рыцаря, который предпочитает принять бой в невыгодных условиях (тут же и сдохнуть), а не бежать. Рыцарская честь предполагала два справедливых исхода битвы – смерть или плен. Насколько это работало? Если обратиться к летописям из несколько иной культурной среды – это греческие хроники Анны Комниной, арабские работы Усамы Ибн Мункыза и других авторов, то храбрость западных рыцарей под сомнение не ставится. Несмотря на негативный настрой собственно арабских хронистов, они отмечают невероятную (граничащую с безрассудством по их понятиям) храбрость «франков».

Так что рыцари и правда без страха и упрека - расходимся? С восточной точки зрения, определенно да, но есть нюанс. Восточная средневековая военная парадигма отличается от западной и если в рамках первой ты герой, когда победил, избежав битвы, то во второй наоборот – истинная доблесть в том, чтобы навязать врагу сражение и решительно разбить. Поэтому копнем глубже – идея о безграничном мужестве рыцарей долгое время была популярна, пока свое военно-историческое «да вы ебанулись» не высказал Вербрюгген [3], к нему мы еще вернемся. Как можно оценить насколько бесстрашными были рыцари в целом? Например, по содержанию речей перед битвой, вдохновляющий спич главнокомандующего затрагивает те самые боли армии, с которыми они сталкиваются в реальности. Авторы исследования проанализировали темы в 360 боевых речах с XI по XIII век, и скомпоновали их по основным направлениям [4]:

В общем-то, картина наглядная, идеалы идеалами, но вопрос мужества и стойкости собственных воинов стоял перед главнокомандующими остро. Причем, в 50 речах главнокомандующие усиленно напирали на тему того, что бежать не надо, причем с двух позиций – в 34 выступлениях с точки зрения логики и прагматизма, в 12 объясняли стратегической необходимость, а в 4 сочетали оба подхода. Например, Фульхерий Шартрский передает слова короля Бодуэна накануне битвы крестоносцев при Яффе – «хотите бежать, прикиньте сначала расстояние до Франции». Ну и в целом тема того, что бежать все равно некуда полководцами активно педалировалась – либо кругом враги, либо родина далеко, либо перебьют по дороге.
Вернемся к Вербрюггену, он подверг критике изображение рыцарей, как воинов, которым неведом страх и привел множество примеров обратных случаев. Многочисленные случаи дезертирства в первом крестовом походе – знаменитый Петр Пустынник съебнул прямо с Антиохии на пару с Гийомом ле Шарпантье, их поймал лично Танкред по дороге. Но сподвижники Гийома просили пощадить, потому что «ну все мы люди, что такого?». Фульхерий Шартрский рассказывает как рыцарей колотило от страха при Дорилее в 1097 году, позднее он приводит пример, как воины изображали храбрость, но на самом деле боялись смерти. Летописцы сообщают, как при Арсуфе в третьем крестовом походе рыцари были напуганы настолько сильно, что хотели вернуться домой дабы все это побыстрее закончилось. Жуанвиль, попав в плен, рассказывает как все рыцари дрожали от страха, боясь что их казнят. Жан де Бомон в XIV веке писал, что с женщинами в таверне мы круче вареного яйца, но на поле битвы иногда хочется просто забиться в какой-нибудь подвал и не видеть вот это вот все.

Так что выходит – все не так и они были трусами? И такой взгляд будет неверным – слишком много мы имеем примеров безграничной храбрости и самопожертвования среди рыцарей, которые предпочитают смерть бегству. В первую очередь стоит пояснить важную разницу – бегство считалось постыдным, если оно совершается в разгар битвы, пока твои товарищи бьются. Если армии пиздец, знамена рухнули, все бегут, то можно присоединиться к общему движу. Если попробовать описать рыцарское поведение в целом, то картина примерно такая – как некий идеальный образ, воин не должен отступать и многие действительно так и делали. С другой стороны, эволюционный страх смерти победить могли не только лишь все и более того, скорее всего, мало кто мог это сделать, поэтому рыцари боялись и могли поддаться панике. Надо понимать, что на фоне противников, которые лояльнее относились к слабостям человека и не рассматривали смерть в бою как высшую добродетель, рыцари были страшным врагом. Концепция абсолютного мужества была отнюдь не лишена серьезных недостатков. Если ты король, то одновременно являешься и нравственным ориентиром, который должен вести себя по-рыцарски и опытные полководцы этим пользовались. Это очень хорошо проявилось в начале Столетней войны – англичане использовали стратегию шевоше на французской земле или попросту террора и грабежа. Естественно у французского рыцарства это вызывала нехилый баттхёрт, которые требовали от собственного монарха немедленно дать пизды врагу, а то, как бы честь страдает. Все бы ничего, но находясь в таком положении, французский король Филипп VI был уже существенно ограничен в маневре, чем дольше он не нападал на англичан, тем ниже падал его авторитет. Закончилось все катастрофой при Креси в 1346 году, где безрассудная храбрость рыцарей разбилась о хладнокровный профессионализм англичан. При этом самого Филиппа нельзя назвать трусом, под ним дважды убивали лошадь, а поле битвы он покинул только ночью (его оруженосец был убит). И это не единственный случай, есть примеры других битв, накануне которых дворяне убеждали не вступать в бой, ибо условия неудачны, их обвиняли в трусости, а потом находили погибшими в гуще врагов. Рыцарские идеалы также могли создать известные проблемы в битве – как собственно и случилось при Креси, где на приказ не наступать был положен основательный болт. Кроме того, если вы рыцарь-баннерет и руководите конруа (тактическое подразделение в 20-60 всадников), надо быть готовым, что пара воинов вопреки приказам съебнет ловить вражеского короля, ибо дали обет. Конечно, по окончании битвы можно попробовать лишить их титулов, да только что проку, когда оба ебантяя в атаке и полегли. Ну, а хуле – рыцарский обет. То же и с управлением войсками, с одной стороны, неподчинение прямому приказу сюзерена есть измена, и за такое можно и надела лишиться. Но осуществить такой маневр можно, только если у тебя достаточно авторитета, дабы тебя поддержали твои же вассалы. А авторитет у тебя будет, если ты ведешь себя по-рыцарски, круг замкнулся. Естественно очевидное противоречие между рыцарскими идеалами и собственно военными реалиями стоило корректировать, поэтому после тяжелых поражений в Столетней войне меняется рыцарское мировоззрение во Франции, если раньше отступающий лидер клеймился летописцами как чмо, то теперь они наоборот могут отметить стратегический талант полководца, не бросающегося очертя голову в бой [5]. Другим фактором сдерживания были религиозные догматы. Вообще, конечно, убивать нехорошо. С другой стороны, не всегда получается этого избегать. Поэтому церковь выработала определенные рекомендации и традицию покаяния по итогу битвы, которая ранжировала строгость поста в зависимости от количества убитых рыцарем и обстоятельств. Убивать можно было, но на справедливой войне. Точнее на справедливой войне можно было, но без алчности и ожесточения. Хотя конечно, и с соблюдением этих условий, убийство тоже могло считаться грехом в некоторых обстоятельствах [6]. Ну, думаю вы поняли – идем дальше… Да ладно, ну ничего же не понятно)))) Правильнее будет сказать, что чтобы разобраться в том, можно ли убивать в конкретном случае (и является ли война справедливой), надо спросить у церкви. Вот теперь, думаю, точно все ясно.
В целом, это просто несколько примеров того, что двигало рыцарями в средневековье, но это только лишь верхушка айсберга. Воины могли черпать силу, чувствуя себя крутыми в доспехах [8] или даже мстя за любовь, а то и просто напившись [9]. Но это уже совсем другая история (с)

Ссылка на конкурсную работу
https://m.vk.com/wall-162479647_131333?from=wall-162479647#c...

Примечания
1. Stephen Morillo. «Expecting Cowardice: Medieval Battle Tactics Reconsidered» Journal of Medieval Military History vol.4 (2006), (pp. 65-73)
2. Мировоззрение рыцарей не возникло из воздуха, а является продолжением античной традиции, для подробного ознакомления рекомендую Франко Кардини «Истоки средневекового рыцарства».
3. J.F. Verbruggen, «The Art of Warfare in Western Europe during the Middle Ages from the Eighth Century (Warfare in History)» // Edmundsbury Press (1998), p. 37-44
4. John R. E. Bliese, «When Knightly Courage May Fail: Battle Orations in Medieval Europe», The Historian, liii (1991), 489-504
5. Craig Taylor, «Military Courage and Fear in the Late Medieval French Chivalric Imagination», Cahiers de recherches médiévales et humanists. Journal of medieval and humanistic studies
6. Bernard J. Verkamp. «The Moral Treatment of Returning Warriors in Early Medieval and Modern Times» Scranton: University of Scranton Press, 2006
7. R.W. Jones, Bloodied Banners: Martial Display on the Medieval Battlefield (Woodbridge, 2010), p. 97-131
8. ALASTAI R J. MACDONALD «Courage, Fear and the Experience of the Later Medieval Scottish Soldier» The Scottish Historical Review, Volume XCII, 2: No. 235
9. Заглавная картинка приводится по https://www.artstation.com/jama