Серия «Мифы о средневековой войне»

Рыцарский конь. Дестриэ. Это поистине страшное оружие, которое превратило всадников в неукротимую силу, сметающую все на своем пути. Даже беглый гуглинг выдает нам поистине ужасающие параметры

«Рост: 175-200 см

(Лошади ростом 175-180 считаются самыми работоспособными, 190-201 см - более достойными продолжить род) Вес: 800-1000 кг»

Для понимания масштаба – это показатели средних размеров лося.

Рыцарский конь XI века. Компьютерная реконструкции иллюстраций к Ширской хронике

Что могло защитить от физического тарана таким монстром? Разве что только то, что это хтоническое чудище в средневековье не существовало. Вообще тема монструозного рыцарского коня, который сам по себе оружие страшнее, чем всадник – это одна из важных составляющих глинноногого колоса теории о превосходстве тяжелой конницы в средние века, наряду со «стремянной революцией VIII века». Вкратце миф звучит так - где-то в районе X века в Европе изобрели коня ростом под два метра и четыре столетия использовали его в качестве эффективного средства вытаптывания вражеских солдат [1]. В прямом смысле вытаптывания. Миф о чудовищных размеров дестриэ был настолько живуч, что Ваш покорный слуга и сам до недавнего времени рассматривал как данность существование в Средние века этой двухметровой годзыллы.

Собственно проблема с определением размером коней состоит в том, что наши источники как всегда скупы на подробности, приходится опираться по большей части на археологию. Для раннего средневековья находки боевых коней демонстрируют кавалерийскую породу ростом в среднем 1,45 метра в холке [2] . Нормандское завоевание Англии осуществлялось на конях ростам примерно того же размера (около 142,15 см в холке по знаменитому гобелену из Байё) [3]. Исследовав подковы нормандских лошадей, находящиеся в Лондонском музее Энн Хайланд пришла к выводу, что они принадлежали особям весом 360-450 кг.

Сцена битвы при Гастингсе 1066 (ковёр из Байё)

А вот чтобы понять какого размера были их потомки, придется вооружиться лопатами и плотно копнуть. В 2019 году вышло любопытное исследование [4], содержащее обзор около 200 останков лошадей в 38 захоронениях Лондона. Результаты были сгруппированы по семи периодам XIII-XIX веков. В период 1220-1350 лошади были относительно небольшими: средний рост составлял 1,42 м. С другой стороны, максимальный рост составлял 1,63 м. В конце XIV века происходит снижение роста до 1,32 м (максимальная находка меньше 1,4 м). Затем увеличение среднего роста происходит между XV и XVI веками, когда средний рост снова перевалил за 1,4 м. И наконец, следующее увеличение роста происходит уже в XVII-XVIII веках до 1,5 м в холке.

Рост коней по периодам [4]

Проблема с этими данными одна – мы не знаем, какие лошади в этой выборке были боевыми, исследователи отмечают, что большое разнообразие типов как раз свидетельствует о разных функциях и наиболее высокие представители как раз относятся к породе «дестриэ». В таком случае, нам нужна не средняя, а максимальная оценка – в таком случае рост боевых лошадей должен был составлять 150-160 см в XIII и XVI веках, но при этом была просадка в XIV-XV веках до 135-145 см, что исследователи связывают с общим кризисом, обусловленным эпидемией «Черной смерти» в XIV веке.

Любопытный ориентир дает размер отсеков кораблей крестоносцев, которые в XIII транспортировали боевых коней в Святую Землю. По оценке Энн Хайланд, эти помещения были сконструированы для лошадей не выше 150-152 см [5]. Кстати, хотя арабские хронисты и охотно отмечают доблесть и высокие боевые качества самих крестоносцев (не забывая при этом добавлять эпитеты типа «да проклянет их Аллах»), но вот кони «франков» особого фурора на мусульман не произвели. Так Абу Бакр в свое трактате о породах лошадей называет франкскую породу «самой худшей», отчасти здесь, прослеживается неприспособленность «европейских» лошадей к восточной тактике с резкими поворотами и ложными отступлениями. Однако крестоносцы очень охотно использовали собственно арабские породы – скупая их на рынках или просто угоняя. Стоит отметить, что арабские породы были легче собственно Европейских коллег – по оценке Энн Хайланд лошади крестоносцев весили около 545-590 кг, в то время как кони их противников порядка 315-360 кг [6]. Давало ли это преимущество в основном способе атаке рыцарей – таранном ударе с копьем наперевес, вопрос открытый. С одной стороны, существует версия, что на восточных породах чуть ли вообще невозможно осуществить такую атаку, ибо несчастная лошадка сломается.

Тут стоит отметить два момента, одно из первых описаний таранного удара дошло до нас в описании XII века арабского полководца Усамы ибн Мункыз [7]

«Этот рыцарь приехал из Апамеи и хочет посмотреть на всадника, который ударил копьем рыцаря Филиппа. Франки очень удивляются этому удару, так как он в двух местах разорвал края кольчуги, а рыцарь все-таки остался жив». – «Как же он спасся?» – спросил я. Франкский рыцарь ответил: «Удар пришелся в кожу его бедра». – «Да, судьба надежная крепость!» – воскликнул я. Я не думал, что он уцелеет от такого удара. Я считаю, что всякий, кому случится биться копьями, должен прижимать руку с копьем и локоть к своему боку, предоставив коню делать то, что он захочет, во время удара. Ведь если он пошевелит рукой с копьем или вытянет ее, удар не оставит следа и даже царапины»

Второй момент – это то, что крестоносцы сами закупали арабских скакунов, используя их в качестве боевых лошадей. К примеру, Раймунд Ажильский сообщает о закупках собственно арабских коней на рынках Сирии, что позволило им довести количество боевых лошадей до 1000. Вроде бы тяжелая лошадь должна давать некоторое преимуществе в силе удара при встречной атаке на галопе, просто по причине большей массы. Но и тут есть нюансы, современное исследование энергии удара копьем на галопе [8] дает разлет без малого в пять раз от 57 Дж до 232 Дж в зависимости от самого всадника и массы внешних факторов, вроде угла попадания или даже типа седла, поэтому рассматривать вес лошади как некий решающий фактор я бы не стал.

Замеры энергии удара копьем на галопе [8]

Ладно вернемся собственно к размерам, есть и другие косвенные оценки роста средневековых лошадей – интерполяция по размерам мундштуков и собственно по конским доспехам [9], все они дают ориентиры около 1,495 м.

Возникает собственно резонный вопрос, а был ли мальчик и вообще, откуда взялся миф с этими чудовищных размеров монстрами? Восходит этот миф к работе Ральфа Дэвиса, посвященной средневековым боевым коням, в которой он условно поделил эпохи развития средневековой конницы на 4 периода. Собственно в третий период, длившийся с XIV по XV, он определяет как век этой самой великой лошади, которую связывает с появившейся в английских источниках около 1285 г. породой magnus equus. Вот так вот выглядит фундамент, на котором стоит вся современная мифология огромных дестриэ - «The age of the great horse, perhaps as tall as 17 or 18 hands fourteenth and fifteenth centimes» [10]. Дальнейшую эволюцию мифа проследить несложно, ближайший аналог такого роста – это английский Шайр, характеристики которого (вес под тонну и рост в холке 1,7-1,8 м) спокойно «отдали» дестриэ. Ну, а поскольку появился этот тяжеловоз в районе XVIII века, будучи вероятно потомков рыцарской лошади [11], то дестриэ объявили очередной утраченной технологией предков.

Для понимания того, как выглядит современная лошадь породы Шайр.

Почему профессор Дэвис предположил, что дестриэ были именно такого роста? По всей вероятности – это интерпретация сцены прощания Джеффри Латтрела (Псалтырь Латтрелла, 1335–1340 г.) с женой.

С одной стороны холка лошади находится на уровне глаз его жены, что наводит на мысли, будто лошадь могла быть ростом со взрослого человека, если бы не пара нюансов. Средний рост средневековой женщины в XIV веке составлял около 1,57-1,58 метров [12], мужчины были чуть выше, около 1,7 м. Так вот сэра Джеффри спешить и несколько распрямить, то лошадь будет ему чуть выше плеч, что даст нам все те же пресловутые 1,5 метра.

Да и в целом конь на уровне плеч всадника – это распространенный мотив средневековых изображений. Здесь стоит отметить, что специализированный рыцарский конь действительно существовал, просто его величие заключалось явно не в гигантских размерах, хотя он и мог быть выше сородичей на 5-10 см, эдакая полутораметровая колыбаха разрушения.

Ну, а теперь давайте проведем сравнение средневековых монстров и более древних лошадок.

Сарматские катафрактарии

Конгломерат сарматских племен всегда славился своей тяжелой конницей. В ходе раскопок 1990-1992 было обнаружено 8 конских костяков в 6 захоронениях между хутором Городским и урочищем Ленинхабль (республика Адыгея). Характер захоронений явно говорит о том, что в могилах находились представители сословия воинов-катафрактариев, вместе с собственными лошадьми. Захоронения датируются I-III веками нашей эры. Что касается роста, то в холке найденные лошади были от 138 см до 144 см. По всей вероятности, эти кони были близки по конституции к современным казахским и монгольским лошадям, т.е. были несколько легче, чем собственно рыцарские «аналоги».

Современная реконструкция сарматского катафрактария

Римские кавалерийские лошади

От римской эпохи у нас сохранилось огромное количество останков военных лагерей [10]. Я попробовал сделать график зависимости роста лошадей от датировок находок, но поскольку никакой внятной корреляции он не показывал, то отдал предпочтение простой наглядности. В среднем рост колеблется около 140 см, однако, в лагере Неймеген есть находка (70-120 г. н.э.) особи ростом 163 см, что соответствует самому высокому найденному в Лондоне дестриэ. Рост самой высокой лошади из Валкенбурга составляет 162 см, а в Лейдене был найден конь около 158 см в холке.

Всадники войны. Кавалерия Европы. Алексинский Д. П., Жуков К. А., Бутягин А. М., Коровкин Д. С. Полигон, 2005.

Греческие лошади

Итак, давайте выясним, какого роста были македонские кони. В районе небольшого города греческого Синдос близ Салоник была обнаружена гробница всадника, датируемая примерно IV в. до н.э [13]. Похороненный в ней всадник был гетайром, знатным македонским кавалеристом, а лошадь в свою очередь относилась к фессалийской породе, ее рост составлял около 140 см. Другая находка, датируемая VI-VII в до н.э. на кладбище г. Поликастрон [14] также демонстрирует знатного македонянина и его коня, ростом 1,45 м в холке.

Фреска с гробницы на острове Айос Афанасиос

Заключение

Если вдруг вы услышите прохладные истории о том, что в античности лошади были размером с собаку, а в средневековье они превратились в гигантов под два метра в холке, то вы знаете что на это ответить. Что в античность, что в Средние века рост боевых лошадей колебался плюс-минус в одних пределах и составлял 140-150 см в холке, а наиболее крупные породы достигали 150-160 см. Для наглядности я нанес на график рост лошадок на график, сгруппировав их:

Для ориентира нанесены самые крупные современные породы - Клейдесдаль и Шайр. В общем-то по современным меркам рыцари ездили на… пони.

Примечания
1. Morillo S. A "Feudal Mutation"? Conceptual Tools and Historical Patterns in World History // Journal of World History, Vol. 14, No. 4 (Dec., 2003), pp. 531-550
2. A. v. d. Driesch; J. Peters; M. Stork: 7000 Jahre Nutztierhaltung in Bayern, in: Henker 1992, p. 170
3. Hyland, Ann. "The Medieval Warhorse from Byzantium to the Crusades" // 1996 by Da Capo Press, p. 86, далее Hyland (1996)
4. Richard Thomas, Matilda Holmes, James Morris & Emily Abrehart (2019): ‘The brede of good & strong Horsis’: zooarchaeological evidence for size change in horses from early modern London, Post-Medieval Archaeology
5. Hyland (1996), p. 146
6. Hyland (1996), p. 114
7. Усама ибн Мункыз. Книга назидания, Москва, 1958, «Кони и всадники знают, что я рассеиваю ряды ударами острого меча»
8. Alan Williams, David Edge, Tobias Capwell, 2016, «An experimental investigation of late medieval combat with the couched lance», Journal of Arms and Armour society, vol. 22, p. 2-29
9. John Clark, The Medieval Horse and Its Equipment, C.1150-c.1450 (1995), P.23, 28
10. Davis, R.H.C. The Medieval Warhorse: Origin, Development and Redevelopment / R.H.C. Davis. — Thames & Hudson, 1989, p. 69
11. «The Great Horse or The War Horse: from the time of the Roman Invasion till its development into the Shire Horse», Sir Walter Gilbey, 1988, p. 51
12. Have human societies evolved? Evidence from history and pre-history Michael Mann, Theory and Society 45 (3):203-237 (2016)
13. Сазонов А.А., Спасовский Ю. Н., Сахтарьек З. Н., Тов А. А. 1995. Новые материалы могильника первых веков нашей эры близ хутора Городского // Археология Адыгеи (сборник статей), стр. 125
14. Lauwerier & Robeerst: Paarden in de Romeinse tijd in Nederland, 1988.
15. Fish eating horses in central macedonia of the 5th century BCE: WAS herodotus finally right?, Theodore G. Antikas, 2008, Veterinarija ir Zootechnika 44(66):31-37
16. They didn't shoot horses: Fracture management in a horse of the 5th century BCE from Sindos, Central Macedonia, Greece Theodore G. Antikas, 2008Veterinarija ir Zootechnika 42(64)
17. Istvánovits E., Kulcsár V. 2015. Animals of the Sarmatians in the Carpathian Basin (Archaeology through the Eyes of Archaeologist) // МАИЭТ. Вып. 20, p. 59-60

Статья подготовлена для проекта

https://warcats.ru/2020/11/13/naskolko-bolshimi-byli-rytsars...

Любите ли Вы развлекательные статьи про рыцарскую конницу, так как люблю их я? Лет десять-пятнадцать назад их активно публиковали журналы по фантастике и компьютерным играм, сейчас они перебрались в ДЗЕН. И это такой непередаваемый жанр, я вам скажу – авторы совершено не скупятся на подробности, вот например

«Фаланга щитников не являлась препятствием для дестриэ [коня]. Рыцарь просто пер, куда считал необходимым, оставляя за собой полосу сплошного поражения»

Причем никто особо не парится по поводу источников, но описание настолько живое, что сомнений быть не может. Где-то в российских дворах совершенно точно припаркован DeLorean, на капоте отражается неоновый свет ближайшей аптеки, а за стеклом виднеется бумажка с номером телефона на случай, если нужно будет выехать запертому соседу.

Рунет заполнен статьями о том, как столетиями рыцарская конница врубается в строи несчастных пехотинцев, вытаптывая все вокруг, ломая аки тростиночки оружие, коим крестьяне пытаются отпихиваться. И самое любимое у меня в таких статьях – это окончание, ну потому что рано или поздно автору надо будет объяснить с чего вдруг эта сила, сносящая все на своем пути, вдруг перестала впиливаться в пехотные порядки.

Краткий обзор современных представлений о роли конницы

В русскоязычном пространстве идея о таране плотных пехотных строев стоит примерно на двух столпах – это гипотеза Чарльза Омана о том, что после битвы при Адрианополе 378 г. на полях сражений воцарилась тяжелая кавалерия вплоть до сражения при Мариньяно 1515 г. [1] Второй подпоркой прикрутили идею Лин Уайт [2], что небывалый успех тяжелой рыцарской конницы является следствием распространением стремян в Европе с VIII века и соответственно появлении таранного удара. Естественно гипотеза и Лин Уайт и концепция Чарльза Омана на западе уже подверглась обширной критике и существенно пересмотрена [3], но поскольку на русский язык все это не переводилось, то у нас до сих пор пытаются жить в реалиях «изобрели стремя – кавалерия вытаптывает пехоту – потом пехоту обучили, и она начала отбивать атаки рыцарей». Увы и ах, все значительно сложнее.

Начнем с распространения тяжелой конницы – традиционно расцвет тяжелой конницы связывается с государством Каролингов [4]. Что здесь важно понимать – состояние первоисточников таково, что тактическую роль конницы в этот период мы практически не можем проследить. Описания настолько скудны, что исследователями для обоснования тезиса о важности этого рода войск приходится прибегать к цепочке рассуждений «если не они, то кто?» [10]. Т.е. концепция того, что при Каролингах тяжелая феодальная конница была царицей полей – это распространенная точка зрения, но, увы одна лишь [9]. На западе бушуют настоящие баталии между исследователями, так например, Брайс Лайон подверг критике концепцию Вербрюггена о тотальном превосходстве конницы, тот выступил с возмущенным опровержением [5], обвинив оппонента в некомпетентности , в спор вклинился профессор Бернард Бахрах [6], оспорив эту отповедь. Я не хочу углубляться в эту дискуссию, просто хочу, чтобы Вы понимали – господство тяжелой кавалерии не признанный всеми факт, а одна из точек зрения (безусловно, популярная), которая преобладает у нас, поскольку другие исследования тупо не переводили.

Иллюстрация по Всадники войны. Кавалерия Европы. . Алексинский Д. П., Жуков К. А., Бутягин А. М., Коровкин Д. С, С-П.: Полигон, 2005

Здесь нужно понимать, какую задачу решал Карл Великий – в условиях больших пространств ему нужна была сила, которая могла оперативно реагировать на актуальные угрозы. Такой силой стала конница, позволяющая совершать марш броски на расстояния вплоть до 240 км за сутки [4], в сочетании с сетью фортов и замков он смог выстроить эффективную систему противодействия, где защитные сооружения уже при Меровингах выступали наковальней [7]. Решение на самом деле было поистине гениальным – экономика раннесредневековых государств не позволяла держать под ружьем большую регулярную армию, при этом ленная система перекладывала вопросы снабжения и формирования войск на феодалов. Т.е. преимущество каролингской конницы было отнюдь не во впечатляющей тактической эффективности, а в первую очередь оно было стратегическим [8]. Собственно идея, Лин Уайт о том, что при Каролингах всадники за счет таранного удара «доминировали» напарывается на тот простой факт, что этот прием появился только в XII (возможно XI) веке. Акцент в боевых действиях сместился от масштабных полевых сражениях к рейдами, шевоше, кавалькадам, т.е. терминам, однокоренных «коннице» - Reyse, chevauchee, cavalcado. Ну, и, конечно, осадам, где конница могла либо перерезать пути снабжения, выступая атакующей стороной или атакуя агрессора, деблокируя города [5].

К чему это привело – к созданию закрытой касты воинов, которая же и являлась, в том числе правящей аристократией, т.е. определяла военную доктрину государств. И здесь мы переходим к сути исследования – чтобы понять, как выглядело столкновение пехоты и конницы, нужно разобраться с внутренними силами, которые определяют битву. Итак, друзья мои – это была преамбула, впереди разбор сражений и поведения солдат в бою.

Битва при Куртрэ 1302 года.

Начнем с середины нашего повествования – битвы при Куртрэ 1302 года. Сражение довольно примечательное – часто его рассматривают в качестве вехи, знаменующей окончание главенства конницы и начала пехотной революции. И, в общем-то, в таком ключе сражение не устраивает ни фанатов сметающей все и вся рыцарской кавалерии, ни сторонников пехоты-царицы полей. Апологет конницы, разбуженный ночью, на тихий шепот «Куртрэ» вскинется, не просыпаясь, выпалит «коннице помешали рвы, ручей, а так бы растоптали как при Розебеке, Монс-а-Певеле и Касселе» и рухнет на подушку, не открывая глаз. Ну, а сторонников пехоты в принципе не устраивает XIV век как рубеж, ведь атаки конницы отбивались и раньше. Как по мне, эти споры малопродуктивны и нужно на примере сражений выяснять механику и принципы поведения воинов, а не защищать свою команду.

Фламандский пехотинец, правда его противник пришел из прошлого, судя по доспехам, ну что ж поделать

Вернемся к Куртрэ - это достаточно знаменитая битва между фламандцами и французами, примечательная тем, что первые представляли собой пешее воинство, в то время как их противники делали ставку на конницу. Численность сторон была примерно равной – 8000-10500 человек со стороны фламандцев (по Вербрюггену) и около 7000 французов (2500-3000 всадников, остальные пехотинцы).

Сам ход битвы описан во множестве статей и исследований, я ограничусь общими замечаниями. Фламандцы выстроились в фалангу, заняв позицию за ручьями и рвами, французская пехота накрыла их арбалетным огнем, после чего вероятно (?) произошел уже ближний бой между фландрийцами и их противниками. Причем пехота французов так успешно наступала, что чуть не выиграла бой. Далее после успешной атаки, по сообщению «Старой хроники Фландрии», французы говорят командующему «Сир, чего вы еще ждете? Наши пехотинцы наступают так, что они одержат победу и мы не стяжаем здесь чести», после чего рыцари атакуют (успешно форсировав рвы), попутно потоптав некоторое количество своих же пехотинцев и начинается катастрофа. Всадники отступают с большими потерями, попутно сваливаясь во рвы на обратном пути. Французы оставили на поле битвы половину всадников, потери фламандцев несколько сотен по источникам, по факту – вопрос. Здесь нас будет интересовать несколько важных нюансов, первое это моральное состояние самих фламандцев. Людовик ван Вельтем ("historiael Spieghel" ~ 1316 г.) описывает сильный страх, который испытывали пехотинцы [11]:

[фламандцы] боялись предстоящего ужасного боя. Не было шанса отступить, и враг наступал. Каждый причастился на месте, и после они собрались вместе, плечом к плечу. Таким образом, они сформировали как бы каменную стену, чтобы выдержать страшное испытание"

И здесь достаточно показательное отражение психологии двух участников битвы, с одной стороны первобытный ужас фламандцев перед главной военной силой средневековья, с другой презрение французского рыцарства – они бросаются в атаку, дабы всю славу не получили собственные же пехотинцы. Жиль ле Мюизи описывает ужас, который поразил отступающих рыцарей:

«С башен церкви Богородицы Турнэ, аббатства Св. Мартина и города они могли видеть бегущих по дорогам, сквозь изгороди и поля, в таком количестве, что никто из тех, кто не видел этого, не поверил бы... В окрестностях города и в деревнях было столь много умирающих от голода рыцарей и пехотинцев, что это было ужасное зрелище. Пытавшиеся найти еду у города обменивали на нее свое снаряжение. Всю эту ночь и следующий день прибывшие в город были столь напуганы, что многие из них не могли даже есть»

План битвы при Куртрэ. Иллюстрация J.F Verbruggen «The Art of Warfare in Western Europe during the Middle Ages from the Eighth Century to 1340» // The Boydell Press, 1998

Полагаю, Вы часто могли слышать в той или иной форме выражение, что один конный стоил десяти пеших. Это распространенный лейтмотив лояльных к рыцарям хроник, собственно вышеупомянутый Жиль ле Мюизи об этом также писал. И здесь, чтобы понять, повлияла ли на что-либо эта битва, стоит посмотреть на то как изменились взгляды фламандцев. Согласно «Хронике Виллани » [12]

«После этого разгрома честь и слава старинной знатности и отваги французов сильно приуменьшились, ибо цвет мирового рыцарства был разбит и унижен своими же подданными, самыми худородными людьми на свете - ткачами, сукновалами, работниками низких ремесел и занятий. Они были столь чужды воинскому делу, что из презрения к их малодушию другие народы мира называли фламандцев "жирными кроликами". Но после этих побед уважение к ним стало так высоко, что один пеший фламандец с годендаком в руке стоил двух французских рыцарей»

На самом деле подобные реляции буквально воспринимать не стоит – собственно поражения рыцарских армий в XIV веке явно свидетельствуют о том, что соотношение 1 конных на 10 пеших, если и выполняется, то в сферическом вакууме, ну а фламандские бахвальские речи разбились о тяжелые разгромы при Розебеке, Касселе и Бремюле. Важно их рассматривать с позиции общественного настроя – Куртрэ, при всей спорности самой битвы, во-первых прокатилось эхом по всей Европе, во-вторых определенно вызвало заметные сдвиги в психологии воинов.

Крестьяне больше не терпели опорных пунктов дворян в своих деревнях и уничтожали их. Сатирические средневековые песни (Kerelslied) представляют фламандцев начала XIV века как людей с замашками графов [13].

«На ярмарку он обязательно пойдет

Считая себя графом,

Там он уничтожит все

Ржавым посохом своим

Затем он пить вино пойдет и сразу станет пьян

Тогда весь мир его - и город, и страна»

Битва при Арке 1303 г.

Перенесемся меньше чем на год вперед – битва при Арке (1303 г.). Фламандцы охмелели от своей победы, берут города и замки, что естественно бесит французскую сторону. Усмирять оборзевших ремесленников высылают очередную армию, численность сторон точно не известна, источники говорят о 10 000 фламандцах (оценки в 50 000 фантастичны) и 1300-4000 французах, возможно первая цифра показывает численность конницы, а вторая общее число воинов (с учетом пехоты). Поначалу ход боя скорее благоволил французам, они смогли разбить несколько разрозненных отрядов фламандцев, пока не уперлись в основные силы фландрийской пехоты. Фламандцы образовали круг ощетинившись пиками и годендагами, далее источники несколько по-разному описывают бой, по одним данным французская конница безуспешна пыталась атаковать построение пехоты с трех сторон, но безуспешно. Но весьма примечательно описание боя другого источника - Гентских Анналов:

«Он [Гильом] образовал большой строй по окружности наподобие чаши или короны и, расположившись в его центре, вызывал врагов на битву. Однако те, напротив, не решались с ним сразиться. Они осторожно окружили его строй, высматривая, с какой стороны они смогут нанести ему больший урон. Тех из них, кто приближался к фламандскому строю настолько, что их можно было достать, убивали. Но также если кто из фламандцев выбивался вперед, то он тотчас оказывался простертым на земле после атаки всадников. И так они стояли почти два часа – наемники короля наносили фламандцам небольшой урон, а те отвечали им тем же. После сражения при Куртре французы, хоть конными, хоть пешими, уже никогда не осмеливались одновременно всем строем атаковать фламандцев, всегда сражающихся пешими. Теперь, когда это было возможно, они окружали их и недолго атаковали по трое или четверо, после чего отступали на лошадях, чтобы выманить их из строя, в то время как другие стремительной атакой повергали фламандцев наземь» Гентские анналы (1303)

Схема боя по Гентским анналам, приводится по Kelly DeVries «Infantry Warfare in the Early Fourteenth Century : Discipline, Tactics, and Technology Warfare in History» // The Boydell Press, 1996

Довольно занятная картина – уже тяжелая конница боится атаковать плотные порядки, памятую о Куртрэ. Мы еще часто увидим иллюстрацию патовой ситуации, когда конники не решаются атаковать плотный строй пехоты. С другой стороны, пехотинцы тоже опасаются наступать, поскольку стоит им разорвать строй, как их по одиночке их «выхватывают» рыцари. Причем дальнейшее развитие боя было довольно любопытным – французы отступают, фламандцы идут следом, всадники снова готовятся атаковать, фландрийцы снова строятся, а рыцари отказываются от нападения. Такой сценарий повторяется пять или шесть раз, пока французы окончательно не отступают, поле боя за фламандцами, хотя их потери превышают французские.

Битва при Монс-ан-Певеле 1304 г.

Сражение при Арке не смогло поставить точку в противостоянии фламандцев и французов, поэтому следующая партия была лишь вопросом времени. Стороны активно наращивали войска и сошлись в противостоянии в августе 1304 г. Численность сторон оценивается как равная – около 13 000 французов (3000 всадников и 10 000 пехотинцев) и 12 000 – 15 000 фламандцев [14], хотя безусловно у короля был явный перевес в рыцарях. Бой начался традиционно перестрелкой арбалетчиков, после чего к строю фламандцев выдвинулись рыцари и…

«Когда французы настолько приблизились к фламандцам, что копья французов могли касаться копий фламандцев (те стояли в своем строю неподвижно и твердо, ожидая, что, как и в Куртре, сейчас произойдет главное и победное для них сражение), они осадили своих коней поводьями и остались стоять как вкопанные. Оба войска смотрели друг на друга. Французы, опасаясь такого же исхода битвы как при Куртре, не осмелились состязаться в силе, но, уговорившись друг с другом, хотели победить хитростью» Гентские анналы (1304)

И снова французы останавливаются напротив плотного пехотного строя, не пытаясь в него бросаться. Ситуация снова патовая, бидауты (легкая пехота французов) обстреливают строй фламандцев издалека, а сами фландрийцы сбиваясь в небольшие отряды по 10-40 человек сами (!) нападают на рыцарей, покидая строй. Таким образом, обе стороны несут потери. Из тупика стороны стараются выйти, начав переговоры, но они срываются (фламандцы заподозрили французов в подготовке к нападению) и фламандцы переходят в атаку. Французские силы отброшены к лагерю, да так что фландрийская пехота пробивается к королю Филлипу IV, один бодрый фламандский воин бьет годендагом по лошади монарха и та в испуге скачет к рыцарям, которые наблюдают за судьбой своего властителя с безопасного расстояния. В конечном счете, Филиппу удается организовать сопротивление и далее сведения хроник расходятся, Гентские анналы говорят, что французы отступили, остальные источники, что отошли фландрийцы – это, вероятно, ближе к истине. Как бы то ни было, потери с обеих сторон были значительные (около 1000 человек вероятно) и для французов битва при Монс-ан-Певеле была такой же Пирровой победой, что сражение при Арке для фламандцев.

Прорисовка фрески с Гентского алтаря Verbruggen (1998)

Переломить ситуацию французы смогли в 1328 году в битве при Касселе, однако, она демонстрирует заметно иной подход. Французская пехота теперь держит фронт фламандцев, пока рыцари бьют по флангам. Но даже эта битва показывает традиционный тупик – фламандцы, оказавшись в окружении, строятся «короной», а французы, потеряв несколько лошадей, снова отказываются от атаки, открывают свой строй, чтобы фландрийцы смогли отступить. Как и в предыдущих битвах, никто не торопится «вытаптывать» или «сметать» с поля плотный пехотный строй. Интересно, что согласно Фландрской хронике, рыцари прямо отказались от атаки на коне, видя плотный строй пехоты [15]:

«Граф тотчас устремился на них [фламандцев], но они стояли таким плотным строем, что атаковать их, сидя на коне, было невозможно. Тогда граф и все его рыцари спешились [и всех победили]» .

Забегая вперед, здесь стоит отметить, что французы находились под сильным общественным давлением, так отступивших рыцарей после разгрома при Куртрэ (1302), а также сбежавших при Монс-а-Певеле (1304) и Пуатье (1356) открыто обвиняли в государственной измене.

Сейчас посмотрим, что происходило в битвах с другими участниками.

Битва при Лаупене 1339 г.

Достаточно интересная битва, хотя и не столь известная, как громкие сражения вроде Креси или Куртрэ. Примечательна она тем, что швейцарская пехота здесь, будучи обычным ополченцами встретила атаку конницы на равнинной местности. Наш основной источник анонимная хроника Conflictus Laupensis описывает атаку фрейбургской конницы и тут происходит то, что собственно и является основной целью атаки – около 2000 швейцарцев, видя летящую на них лаву рыцарей, разворачиваются и дают деру. Причем, в своей прошлой статье я ошибочно назвал их безоружными «inermes», как они буквально поименованы в хронике на латыни. Однако этот термин в средние века просто означал пехотинцев. Вот только остальные швейцарцы никуда не побежали и всадники… Нет, не влетели с треском в строй, а как и французы при Арке, начали грозно кружить вокруг пехотинцев, надеясь, что те сами пойдут в атаку. В конечном, счете, пехотинцев все же попытались атаковать (детали не сообщаются), но закончилось это плохо для всадников. Бернцы выбили с поля боя фрайбургскую пехоту и ударили в тыл рыцарями, которые кружили вокруг вальштедцев.

Вообще невольно возникает вопрос, а были ли битвы, где рыцари все-таки влупились в строй пехоты с разгону и огоньком. На самом деле, да были, но картина боя сильно отличалась от апокалиптических описаний с вытаптыванием, проломом и еще хрен какими эпитетами, которые лепят к конной атаке.

Битва при Лаудон-Хилле 1307 г.

Основной источник по этому сражению метрическая История Роберта Брюса, написанная архидьяконом Абердина Джоном Барбором, собственно описание приводится в восьмой книге. Англичан под предводительством Валенса Эймара было 3000, шотландцев же существенно меньше – всего 600 пехотинцев. Насколько эти цифры соответствуют действительности вопрос открытый, скорее всего, оценке шотландцев можно верить, а вот англичан явно было меньше. Возможно, Валенс имел около 1200-1500 воинов, из которых порядка 1000-1200 пехотинцев 200-300 всадников. Но даже такая сила радикально превосходила шотландцев. Роберт Брюс, опасаясь нападения с фланга и тыла, укоротил фронт, вырыв две канавы, так что в лоб на него могли напасть не более 500 рыцарей. Эймар произнес вдохновляющую речь, и всадники пошли в атаку [16]:

«Пригнув головы и выставив вперед копья, они бросились прямо на короля [Роберта Брюса]. И он встретил их с такой силой, что самые лучшие и храбрые были сброшены на землю при столкновении. Поднялся такой грохот и треск копий, такие крики и вопли раненых, что их было страшно слышать.

…

Почти все поле было усеяно убитыми лошадьми и людьми»

После чего 500 воинов Брюса переходят в атаку, а английская армия обращается в бегство. Потери англичан оцениваются в 100 рыцарей, что говорит о том, что в атаке полегло до половины всех всадников Эймара.

Битва про Боробридже 1322 г.

Достаточно простое сражение между королевскими силами Эдуарда II и повстанцами Томаса Ланкастера. Примечательно оно тем, что силы Эдуарда под командованием Эндрю Харклея применили шотландское пехотное построение в форме шилтрона, т.е. построились в круг и ощетинились копьями. Королевские войска перекрыли мост, ну а войска Ланкастеров под предводительством сэра Херефорда и Роджера де Клиффорда пошли в лихой кавалерийский эгегей прямо через мост, итог описан Chronicon de Lanercost [17]

«сэр Роджера де Клиффорд и некоторые другие рыцари, подобно львам, храбро вступили на мост раньше остальных войск и яростно атаковали неприятеля; со всех сторон в графа ударили пики. И он [Херефорд] тут же упал и был убит на мосту вместе со своим знаменосцем и другими рыцарями. Сэр Роджер де Клиффорд, хотя и был тяжело ранен пиками, стрелами и отброшен назад, но с трудом сбежал вместе с остальными»

Несколько более поздняя иллюстрация английского рыцаря по Всадники войны. Кавалерия Европы

Любопытно, что битва при Боробридже фактически была предтечей тактики англичан в столетней войне, где они активно использовали спешенных рыцарей с собственной пехотой для отражения атак французской конницы [18]. Опять-таки эта битва не была чем-то сверхъестественным, в сущности, королевская армия применила ровно тот же прием, которым английских рыцарей разбили шотландцы при Стерлинге (1297). И более-менее побеждать шотландцев англичане смогли, когда предварительно обстреливали их строй собственными лучниками как при Фолкерке (1298) или Даплин-Муре (1332), либо и вовсе спешиваясь, как при Халидон-Хилле (1333).

И вот тут внимательный читатель задаст вопрос, не желая расставаться со столь желанным мифом о вытаптывании пехоты – «Но ведь это все XIV век, а что же раньше? Вытаптывали, сметали?». Что изменилось-то? Ни-че-го. И тут мы возвращаемся к моей фразе – Куртрэ, лишь середина нашей хронологии.

Абсолютно ту же картину мы видим в битве при Бувине в 1214 году. Где 700 брабантских наемников, образуют строй из двух-трех (!) шеренг (в одном источнике, два, в другом три шеренги) и как нам сообщает участник битвы Вильгельм Бретонский, рыцари просто-напросто боятся атаковать этот строй [19]:

«Часто безнаказанно отступая за стену пехотинцев, Граф нисколько не боялся быть раненым врагом. И действительно, наши рыцари боялись нападать на пехотинцев, вооруженных копьями, в то время как сами они [рыцари] сражались мечами и более коротким оружием; действительно, копья [hasta] были длиннее кинжалов [cutellis] и мечей, и непроницаемая линия [пехотинцев], выстроенная по образцу стен тройным кольцом, не позволяла атаковать тех, кто был тщательно построен»

Битва при Бувине Verbruggen (1998)

Или вот Жан де Жуанвиль описывает высадку крестоносцев в Египте [20]:

Что же до нас, когда мы увидели их приближение, то воткнули острые концы щитов в песок, твердо укрепили в земле копья с остриями, направленными на врага. Увидев, что наши копья готовы пропороть животы их коням, вражеские конники развернулись в обратную сторону.

Усама-ибн-Мункыз арабский полководец, живший в Сирии в XII веке в своей «Книге Назиданий» рассказывает о столкновении крестоносцев с мусульманскими пехотинцами [21]:

Из Шейзара в этот день выступило много пехотинцев. Франки бросились на них, но не могли выбить их с места. Тогда Танкред разгневался и сказал: «Вы – мои рыцари, и каждый из вас получает содержание, равное содержанию ста мусульман. Это „сердженды“ (он разумел пехотинцев), и вы не можете выбить их с этого места!» – «Мы боимся только за лошадей, – ответили ему. – Если бы не это, мы бы их затоптали и перекололи копьями». – «Лошади мои, – сказал Танкред, – всякому, у кого будет убита лошадь, я заменю ее новою». Тогда франки несколько раз атаковали наших пехотинцев, и семьдесят лошадей у них было убито, но они не могли сдвинуть наших с места.

Ровно то же самое происходит и в XI веке в битве при Стэмфорд-Бридже [19], согласно Morkinskinna («Гнилая кожа» сага о норвежских конунгах XIII века):

Затем, когда англичане будут скакать на вас, воткните концы ваших копий в землю, но не располагайте клинки выше середины тела, и те, кто стоит в первой шеренге, также должны упереть концы копий землю, направив острия в грудь лошадей тех, кто скачет на вас. Пусть все копья [kesjur] будет таким образом направлено на них. И пусть наши лучники располагаются на флангах и в тылу отряда. Давайте будем стоять твердо и не сдвинемся с места, пока не пойдем вперед.

<…>

Теперь англичане нападают на северян, и те оказывают ожесточенное сопротивление. Копья [kesiomar] были так сложены, что к ним нельзя было приблизиться верхом. Обе стороны теперь бьются изо всех сил, и потери медленно растут. Теперь же было так велико неравенство в силе [числе] войск, что англичане разбили отряды, окружили их и атаковали со всех сторон.

Даже знаменитая битва при Гастингсе (1066) демонстрирует нам сначала неудачную атаку конницы Вильгельма Завоевателя на плотный пехотный строй. И потом он пытается выманивать противников, дабы они сломали строй и его всадники могли их опрокинуть, т.е. делает ровно то же, что и французы при Арке (1303), Монс-ан-Певеле (1304), спустя сотни лет. Атаки конницы отражались пехотинцами при Леньяно (1176), Кортуново (1237), Бэннокбёрне (1314), Грансоне (1476), Мариньяно (1515) и т.д. Причем зачастую в итоге эти битвы проигрывались, но они четко показывают насколько зыбка теория о вытаптывании, сметании и пр.

А теперь десерт – битва при Каррах (53 год до н.э.) римские легионы Красса разбиты парфянской конницей. Если Вы вдруг потеряетесь на реконском фестивале в лесу, просто тихо прошепчите «Карры и катафракты» и вас сразу найдут с криками «Да у них стремян не было!!111» (это правда), «да у них таранного удара не было» (и это правда), «да их кони не чета дестриэ» (а это вопрос). Но прочитав вышенаписанное, сравните описание планов тяжелой конницы парфян при виде плотного римского строя [23]:

Первым намерением парфян было прорваться с копьями, расстроить и оттеснить передние ряды, но, когда они распознали глубину сомкнутого строя, стойкость и сплоченность воинов, то отступили назад и, делая вид, будто в смятении рассеиваются кто куда, незаметно для римлян охватывали каре кольцом.

Ничего не напоминает?

Выводы

Итак, попробуем подытожить все написанное. Рассмотрение сражений как физического противостояние всадников и пехотинцев есть химера, возникшая от попыток скрестить таранный рыцарский удар, теорию о тысячелетнем господстве конницы и давно опровергнутую стремянную революцию от Лин Уайт, как некоего технологического объяснения ВДРУГ возросшей мощи всадников. В реальности столкновение тяжелой (условно) пехоты и конницы означало психологическое противостояние, в котором главное оружие конницы был нравственный шок, вызываемый непосредственно видом несущейся на галопе массы всадников. Считалось, что пехотинец физически не может устоять перед лошадью, несущейся на него на галопе, и это действительно было так.

В 1128 жители Брюгге пришли на битву с Вильгельмом Клитоном возле Осткампа, но стоило им увидеть рыцарей, как они развернулись и дали деру. Страх был настолько сильным среди них, что никто не спал ночью. В 1138 при осаде Кревёкера атаки небольшой группы рыцарей хватило, чтобы пешая коммунальная армия бросилась бежать от рыцарей, оставив на поле боя 90 трупов и 300 пленных.

Но если пехотинцы выдерживали это испытание и не отступали, то наступала патовая ситуация, рыцари точно также не стремились «врубаться» в плотные пехотные строи и либо вообще останавливались, либо пытались выявить уязвимое место, скача вокруг неприятельского строя. Нередки случаи, когда в строй пехотинцев бросались одиночные рыцари, иногда это приводило к тому, что они пробивали дыру в строю для других всадников, но чаще умирали на пиках, как герцог Шатогийон при Грансоне (1476), который почти захватил знамя, но был пущен на кебаб, а его доблестные рыцари наблюдали за его подвигом с безопасного расстояния. Полковник французской армии XIX века Ардан дю Пик утверждает, что вся сила атаки кавалерии заключается в ее нравственном (психологическом воздействии) [22]

Дисциплина, удерживая кавалеристов в шеренге, не могла изменить инстинкта кавалериста. Также как и отдельный человек, кавалерист в шеренге вовсе не хочет расшибиться стена об стену при ударе с неприятелем. Отсюда страшное нравственное действие сомкнутой, приближающейся шеренги. Так как нет средства ускользнуть вправо или влево, то обе стороны, люди и кони, избегая столкновения, останавливаются лицом к лицу.

Как полководцы добивались того, что необученное ополчение не разбегалось с поля боя? По сути, когда работаешь не с профессиональными войсками, а с необученными пехотинцами, то в дело вступают механизмы страха и психологии. Я их описывал в двух статья по античным гоплитам, Психология войны. Страх, песни и сражения и Лицо битвы. Паника, шлемы и страх наступления все эти законы применимы и к средним векам. Своего рода особенностью стала техника спешивания собственных рыцарей и перемешивания их с собственными пехотинцами, они распространяли уверенность вокруг себя. С одной стороны, пехотинцы понимали – рыцари их не бросят и станут сражаться рядом до последнего, с другой, они были теми авторитетами «под взглядом» которых они сражались наиболее рьяно. Так при Куртрэ, как говорят, на самых сложных участках боя только рыцари удерживали пехоту от бегства.

Однако и фламандцы, и шотландцы тяжело переходили от оборонительной тактики к наступлению. Хотя в обороне они стойко выдерживали психологический натиск рыцарей, атаки часто приводили к коллапсу всего строя. С другой стороны, триумф швейцарской военной организации заключался в том, что они могли наступать в плотных пехотных колоннах, спокойно реагируя на любые нападения всадников. Поэтому их тактику взяли за основу, создавая новые армии на базе ландскнехтов в XV и грозной испанской пехоты в XVI веках. Но это уже совсем другая история.

Примечания будут в комментариях

«Я умираю мучеником добровольно и знаю, что моя душа с последним вздохом вознесётся в рай»
Эти слова прозвучали ровно 420 лет на площади цветов в Риме, когда 17 февраля 1600 года был сожжен Джордано Бруно. К некоторой годовщине этого события, попробуем разобрать мифы, которые сложились вокруг него с легкой руки тех, то думал, что на самом деле борется с заблуждениями.
Недавно на Коте вышла статья Александра Митрофанова, в которой он попытался опровергнуть миф о том, что церковь преследовала ученых. В статье Джордано Бруно представлен чуть ли не оккультистом, магом, которого якобы никто не трогал по вопросам науки. Посмотрим насколько человек разобрался в вопросе.

Вопрос первый – преследовали ли Джордано за точки зрения, подтвержденные наукой?

Итак, суть проблемы в оценке личности Джордано, кто-то считает его мучеником науки, ведь сожгли его якобы за поддержку того, что земля крутится вокруг солнца, а не наоборот. С другой стороны, есть противоположное мнение, что старина Бруно был магом, некромантом, а все христианское учение извращал чуть ли не до сатанизма, а про науку ему вообще ничего не говорили. Собственно, примерно в той же стезе выдержана статья Митрофанова, который приводит фразу «Тем не менее, в дошедшем до нас смертном приговоре не упоминаются гелиоцентрическая система и вообще наука!», кою он взял, вероятно, из википедии. А туда эта фраза попала из статьи Ованеса Акопяна «За что на самом деле сожгли Джордано Бруно?», он-то потом уточнял, что было в приговоре, но кто ж читать будет. Так вот друзья мои – у нас вообще нет точного перечня ересей, за которые сожгли Джордано Бруно. Так что да, в этом смысле, наука там, конечно, не упоминается. Вот собственно часть самого приговора:
«Ты, брат Джордано Бруно, сын покойного Джованни Бруно, из Нолы, возраста же твоего около 52 лет, уже восемь лет назад был привлечен к суду святой службы Венеции за то, что объявил: величайшее кощунство говорить, будто хлеб пресуществлялся в тело и т. д.
Эти положения были предъявлены тебе 18 января 1599 года в конгрегации прелатов, заседавшей в святой службе, и был предоставлен шестидневный срок для размышления, чтобы затем ты ответил, намерен ли отречься от этих положений, или нет. Затем, 25-го числа того же месяца та же конгрегация вновь заседала в установленном месте, и ты ответил, что готов взять назад свои утверждения, если апостольский престол и его святейшество наш владыка признают эти восемь положений окончательно еретическими, и ли если его святейшество признает их таковыми, или, по наитию святого духа, определит их как таковые»
Далее следует пространное заявление, которое сводится к тому, что Джордано эти восемь положений еретическими не признает, несмотря ни на какие уговоры, а посему его надо сжечь, а книги запретить. Т.е. мы попросту не знаем, что было в итоговом приговоре, но это не значит, что у нас нет сведений о том, в чем его обвиняли.
Хорошо, если приговор до нас не дошел в полном объеме, то как выяснить за что его судили? Дело в том, что у нас есть «Краткое изложение следственного дела Джордано Бруно», в котором есть протоколы допроса, а также список обвинений, который ему вменялся. Причем, что интересно в интернете гуляет донос Мочениго (и Митрофанов его привел, правда, купировав), однако, люди почему-то не задаются вопросом, а что говорил сам Джордано Бруно?
Ведь он отвечал на вопросы инквизиции, пояснял свою теорию – но представлена только противоположная сторона. Почему вообще важно изучать, что говорил сам Джордано - проблема в том, что если обратиться к доносу Мочениго, письму Каспара Шоппе, а также показаниям Франческо Грациано, Брата Челестино, Джулио и других его сокамерников, то с одной стороны, они затрагивают те темы, которые излагал Джордано, но делают это не дословно, а как поняли. У Джордано была целостная теория мироустройства, довольно сложная, поэтому его пояснения в части тех или иных аспектов свидетели толковали по принципу анекдота про выигрыш в лотерею, т.е. как могли:
— Скажите, а правда, что Кац выиграл в лотерею миллион?
— Правда. Но не Кац, а Рабинович. Не в лотерею, а в карты. Не миллион, а сто рублей. И не выиграл, а проиграл.
Я скомпоновал для Вас 31 обвинение, которое фигурировало в допросе, сопроводив это окончательным выводом о том, какие Джордано давал пояснения по каждому.

Исследователи дают разные оценки того, какие собственно пункты попали в окончательный список 8 ересей. Нас интересуют, были среди них вопросы, которые можно отнести к тем самым претензиям по мироустройству, которые отвергала церковь. Да, были - в частности это обвинение «СУЩЕСТВУЕТ МНОЖЕСТВО МИРОВ» и знаете, что важно? Что в отличие от других обвинений, он это признавал (или выражаясь языком приговора – упорствовал), вот его показания:
«92. Обвиняемый, на третьем допросе (На полях: — Относительно этого ответа опрошен на семнадцатом допросе, но не ответил удовлетворительно, ибо вернулся к тем же показаниям.): — В моих книгах, в частности, можно обнаружить взгляды, которые в целом заключаются в следующем. Я полагаю вселенную бесконечной, то есть созданием бесконечного божественного могущества. Ибо я считаю недостойным божественной благости и могущества, чтобы бог, обладая способностью создать помимо этого мира другой и другие бесконечные миры, создал конечный мир. Таким образом, я заявлял, что существуют бесконечные миры, подобные миру земли, которую я вместе с Пифагором считаю светилом, подобным луне, планетам и иным звездам, число которых бесконечно. Я считаю, что все эти тела суть миры, без числа, образующие бесконечную совокупность в бесконечном пространстве, называющуюся бесконечной вселенной, в которой находятся бесконечные миры. Отсюда косвенно следует, что истина находится в противоречии с верой. В этой вселенной я полагаю всеобщее провидение, благодаря которому всякая вещь живет, растет, движется и совершенствуется в мире. Оно находится в мире подобно тому, как душа в теле, все во всем и все в какой угодно части, и это я называю природой, тенью и одеянием божества. Это я понимаю также и так, что бог по существу, присутствию и могуществу неизреченным способом находится во всем и над всем: не как часть, не как душа, но необъяснимым образом»
Ему это вменяли в вину, это же подтверждали как его сокамерники, так и сам Джордано Бруно. Так что да, мы с уверенностью можем сказать, что Джордано обвинялся по одному из своих положений, которое впоследствии нашло научное подтверждение. Было ли оно единственным? Ни в коем случае. Наряду с ним Джордано предъявлялась масса претензий собственно религиозного толка, поэтому говорить, что его сожгли только за науку, также будет неверным. Проблема в том, что разделение на главные и второстепенные обвинения во многом искусственно и используется современными исследователями, чтобы перетащить Джордано в свой лагерь, хотя для него самого, вся его концепция была единой и идея о том, что звезды это такие же миры находилась в рамках его же общей философии, рядом с вопросами троицы и пр.
Да, кстати, а как там гелиоцентрическая система, правда ли, что за нее он не получал претензий? Как сказать… среди 31 обвинения этого пункта действительно нет, однако, тема на допросе поднималась святыми отцами:
«Относительно движения земли сказал так: — Прежде всего я говорю в целом, что сам факт и характер движения земли и неподвижности небесного свода или неба выведен мной из своих оснований или авторитетов, [402] которые верны и не наносят ущерба авторитету священного писания, как каждый, кто обладает подлинным пониманием того и другого, будет в конце концов вынужден допустить и признать.
На текст священного писания: “Земля же стоит вечно”, и в другом месте: “Восходит солнце, и заходит солнце”,— отвечал, что здесь подразумевается не пространственное движение или стояние, а рождение и уничтожение, т. е. земля всегда пребывает, не становится ни новой, ни старой.— Что же касается солнца, то скажу, что оно не восходит и не заходит, а нам кажется, что оно восходит и заходит, ибо земля вращается вокруг своего центра; и считают, что оно восходит и заходит, ибо солнце совершает воображаемый путь по небосводу в сопровождении всех звезд.
И на возражение, что это его положение противоречит авторитету святых отцов, отвечал,— что это противоречит их авторитету не постольку, поскольку они являются благими и святыми примерами, а постольку, поскольку они в меньшей степени были практическими философами и были менее внимательны к явлениям природы»
Как мы видим, по этому вопросу Джордано также допрашивали, более того, акцентировали внимание на то, что это положение противоречит писанию. Поскольку в основном списке обвинений этого пункта не было, я бы сказал, что это заблуждение посчитали недостаточно опасным, хотя и противоречащем «авторитету святых отцов».

Магия, оккультизм и Джордано Бруно

Вообще альтернативный образ мученика науки еще более тенденциозен – демонолог, некромант, оккультист, который чуть ли не Ктулху посреди Ватикана хотел призвать. Давайте разберемся, что же Джордано Бруно понимал под магами. Обращусь к работе Митрофанова:
- Бруно был уверен в том, что он великий маг, а знатные последователи его секты его выковыряют из церковного заключения.
- Собственно, казнили Бруно, за то что он мошенничал, учил людей искусству магии, втирал, что Иисус был инопланетным магом, а Дева Мария – ни разу не святая.
Звучит весело, но есть нюансы. Джордано учил Мочениго не магии, а искусству памяти. Да и в принципе, магию он не преподавал, поскольку считал ее в том смысле, в каком мы ее понимаем, противоречащей науке. Магом Джордано считал не Христа, а Моисея и естественно в святости Девы Марии никоим образом не сомневался. Это идея восходит к доносу Мочениго, но не подтверждается ни показаниями сокамерников Джордано (в отличие от других обвинений), ни им самим.
Для того чтобы понять, что Джордано подразумевал под магией, надо обратиться к контексту, для начала обратимся к его словам о Моисее:
«Я полагаю, что, возможно, еще до того, как беседовал с богом, он [Моисей] мог действовать магически, как опытнейший в магии. Ведь магия сама по себе не запретна, будучи основана на силах природы, посредством наблюдения за погодой и разными положениями неба, приложения одной материи к другой и соотношения этих низших пассивных начал с высшими активными началами. Так маги обычно с легкостью преуспевают в создании несовершенных животных, как мухи, лягушки, змеи, мыши и другие им подобные, но никогда не было смысла в создании совершенных животных. В этом смысле я думаю, что Моисей мог и умел действовать наравне с возможностями магов фараона и даже мог действовать магически лучше их, будучи более великим магом, чем они сами. Я считаю, что такие действия являются чисто физическими; и совершают ли их демоны или люди, они могут действовать, лишь основываясь на естественных началах. Я нахожу, что магию можно считать недопустимой только если она применяется в злодейских целях или для похвальбы божественным могуществом, чтобы под этим предлогом обманывать мир. Магия же, как Моисеева, так и абсолютная магия, есть не что иное, как познание тайн природы путем подражания природе в ее творении и создания вещей, удивительных для глаз толпы. Что же касается математической и суеверной магии, то я считаю ее чуждой Моисею и всем почитаемым умам»

Вроде бы ересь на лицо – магия, да еще в отношении Моисея. Сжечь еретика! Однако если обратиться к его работе «De magia naturali», то мы увидим, что Джордано выделял три типа магии – естественную, математическую (оккультизм) и суеверную. Математическая и суеверная, как мы видим, считается Джордано чуждой как Моисею и «всем почитаемым умам». А что такое естественная магия? Читаем трактат:

«Во-первых, термином «маг» обозначается мудрец; например, египтяне называли магов трисмегистами, галлы – друидами, индийцы – гимнософистами, евреи – каббалистами, персы (последователи Зороастра) называли их «маги», греки называли их софистами, а латиняне называли их мудрецами.
Во-вторых, термин «маг» относится к тому, кто совершает чудеса единственно посредством манипуляции активными и пассивными силами, как то происходит в химии, медицине и подобных им областях; обычно явления эти называются «естественной магией».
В-третьих, «магия» включает в себя и такие случаи, когда природные явления или действо высшего разума происходят таким образом, что явление их вызывает удивление; этот вид магии называется «фокусами».
В-четвертых, к магии относятся события, являющиеся результатом действия сил притяжения и отталкивания между вещами, как то толчки, движение и притяжение благодаря магнетической силе, а также, если все эти действия происходят не благодаря активным и пассивным качествам, но благодаря духу или душе, сущей в вещах. Это явление называется «естественной магией» в истинном смысле этого слова»
Мудрецы, ученые, фокусники – а вы кого тут ожидали увидеть демонологов и ведьм? Так это прочие виды магии, их Джордано, описывает, однако, как я уже говорил, считает антинаучными. Т.е. сама книга, она не о том, как демонов призывать – это просто классификация представлений о магии, которые уже существовали в то время. Так что если Вы вдруг хотите поучиться волшебству, то начинать лучше с других работ, например, с Молота Ведьм, там все куда подробнее. Впрочем, думаю, не упомяни Джордано оккультную магию у себя в работе, то тогда точно поимел бы проблем с инквизицией, ведь если колдовства не существует, то за что сожгли столько ведьм?)) Так что, как любят говорить ревизионисты церкви «но сожгли его не за это» - занятия магии Бруно на допросе не вменялись, может потому что в отличие от современных «исследователей», в его работе святые отцы все же разобрались.

Короткие замечания

Из тех показаний Джордано, что сохранились мы, можем примерно понять суть претензий церкви. Насколько я вижу, воззрения Джордано расходились с догматами церкви в деталях, видимо, этого вполне хватало, чтобы сделать его еретиком, однако, не нужно думать, будто бы его концепция представляло собой какую-то оккультную-магическую дичь. Возможно, итоговый приговор и был написан в подобном ключе (о чем косвенно свидетельствует письмо Каспара Шоппе), но именно объяснение самого Джордано от этого далеки. Он был глубоко верующим человеком, и в своих ответах постоянно обращался к различным философам, как греческим, так и христианским.

Выводы

Сам по себе спор был ли Джордано ученым или нет, сожгли его только за науку или только за ересь смысла не имеет. Исходя из списка обвинений, как минимум одно действительно можно отнести к научному (звезды такие же миры, как земля), однако, оно было не единственным и в том числе Джордано обвинялся в чисто теологических вопросах. Крайне важно, анализируя эти события, подходить к ним с тактом историка, проводить анализ с учетом того времени и той среды в которой они произошли. Нельзя делать однозначные выводы, основываясь только на современных представлениях без присущей исследователям корректности и сдержанности. Нужно понимать, что инквизиция в то время была одним из самых прогрессивных следственных органов. С учетом сказанного, я бы осторожно сделал такой аккуратный вывод – эти дремучие мракобесы сожгли философа за убеждения.

Как всегда, когда я начинаю «короткий» очерк на какую-то тему, он разрастается до таких размеров, что забываю основную тему цикла статей. Вот и сейчас, хотел написать про второй раунд столкновений рыцарских армий и античности, и натолкнулся на необходимость объяснить суть противостояния пехотинцев и тяжелых кавалеристов. Очнулся, когда заканчивал седьмой лист А4( Зато когда дойдем до римлян и рыцарей Вы куда лучше сможете понять итоги. Поехали.

Традиционно развитие военного искусства пехоты и конницы рассматривают в формате некоего противостояния. И вехи этого противостояния отмечают как вершины развития пехотной или кавалерийской тактики. Это верно лишь отчасти.

Поскольку выписать всю историю противостояния конницы и пехоты в рамках короткого обзора не представляется возможным, попробуем ограничиться двумя короткими периодами. Для начала придется разобрать популярный постулат о необычайном могуществе рыцарской кавалерии, которого она достигла в XI веке, которой не могла противостоять никакая пехота в Европе. Итак, в XI веке окончательно сформировался новый тактический прием тяжелой конницы в Европе – это таранный удар. Этот прием заключается в том, что копье держится подмышкой (древко подхватывается кистью снизу), а всадник расклинивается между стременами и задней лукой седла, конь пускается в галоп. Еще в X веке всадник колол копьем, держа его на вытянутой руке или атаковал, держа его наперевес, используя скорость атаки, но принципиальная разница «таранного удара» состояла в том, что упиравшись в стремена и заднюю луку, рыцарь составлял единое целое с конем и удар не гасился силой рук. С другой стороны пехотинцы в рыцарских армиях перешли преимущественно в подчиненное положение – они занимались обслугой, разбивали лагерь, а в бою находились во второй линии. Т.е. если в античности конница располагалась на флангах армии, а центр образовывала пехота, то сейчас пешим воинам отводилась роль второй резервной линии за кавалерией.

Из этих событий родилась совершенно «прекрасная» концепция того, что конница стала настолько сильной, что никакая пехота не могла ей противостоять в чистом поле в принципе. Учитывая, что громкие поражения рыцарской конницы в XIV веке при Куртрэ (1302 г.), Креси (1346 г.), Моргартене (1315 г.) или Баннокбурне (1314 г.) легко объяснялись особенностями местности, концепция ультимативного превосходства оказалась на редкость живуча, а неудачи рыцарей опровергались «яичной теорией» [1].

Чтобы разобраться, что произошло с пехотой и конницей в XI веке, необходимо понять, что из себя представляло средневековое общество, какие принципы комплектования армий существовали и за счет чего они существовали. К тому времени, как рыцарство сложилось в собственный военный класс, общество окончательно расслоилось на воюющих (как раз рыцарей), молящихся и оплачивающих весь этот банкет крестьян. Т.е. тот класс, который раньше был основным источником больших масс пехоты, был практически исключен из военной жизни (ну или задвинут на второй план). Вторым нюансом стала весьма специфическая феодальная экономика, которая преимущественно опиралась на натуральное хозяйство. Феодальное общество в принципе мало подходило для централизованного сбора ополчения – вассал был обязан служить сюзерену военной службой [2], но отнюдь не регулярными налоговыми выплатами. Я уже выше приводил пример Эдуарда, который заложил все вплоть до монарших панталонов, но смог собрать только 8500 человек. Но даже такой околопрофессиональной армии хватило, чтобы нанести тяжелейшие поражения феодальной коннице Франции. Вассал снаряжал сам себя за счет все тех же крестьян, сюзерен собирал феодальное ополчение, а собственные средства короли тратили на снабжение армии вне государства, а также в длительных походах, на сдачу нанимались немногочисленные наемники. Все, круг замкнулся. Как следствие такая картина сформировала определенные «психологические» сдвиги в мировоззрении слоев общества, рыцарство воспринимало себя отдельной уникальной кастой, в то время как среди крестьянства развивался своего рода комплекс неполноценности. По выражению Г. Дельбрюка пехотинец был один, он не был скреплен общностью с другими воинами. А вот это уже было весьма критично, те, кто уже читал мои статьи обращали внимание, что постоянно акцентируюсь на важности психологии в войне. Да, для каких-то походов пехотинцев могли набирать, но, не имея ни родовой спайки, ни нормального вооружения, ни подготовки они вообще предпочитали не вступать в бой. С одной стороны, все вроде логично – рыцари действительно были наголову выше пехоты XI-XII веков, однако, причиной тому было не столько головокружительное развитие тяжелой конницы (хотя она безусловно выросла качественно), сколько общая деградация тяжелой пехоты. Естественно с развитием экономики ситуация начала меняться - в этом плане показательна Фландрия, до начала XIII века основу армии современной Бельгии все также составляло рыцарство, однако, с ростом благосостояния бюргеров и одновременным обнищанием аристократии наблюдается крен в сторону общинного ополчения. Собственно победы фламандцев при Куртрэ (1302 г.) преподносилась некоторыми исследованиями чуть ли не как переломный момент в истории развития пехоты, хотя были куда-более интересные примеры, о которых мы поговорим ниже.

Итальянские города уже в XII веке были достаточно обеспеченными и могли снаряжать пехотинцев в товарных количествах, которые выступая совместно с рыцарями, отражали кавалерийские атаки при Леньяно (1176) и Кортуново (1237).

Также в XII веке о себе неплохо заявили брабансоны (жители части современной Бельгии), которые также, будучи наемниками, отражали атаки кавалерии при Бувине (1214 г.).

Копьеносец. Миниатюра из Библии рубежа IX—X вв. из библиотеки Мазарини.

Один из важных вопросов, на который стоит ответить – это могла ли тяжелая пехота отражать атаки тяжелой конницы и нужно ли ей для этого особое противоконное оружие.

Вообще итальянские пехотинцы, отражали рыцарские атаки задолго до знаменитой битвы золотых шпор (Куртрэ). Уже при Леньяно Фридрих Барбаросса смяв итальянскую кавалерию, атаковал миланских пехотинцев. Однако те сомкнув щиты и выставив копья, смело отбивали все атаки, пока не подошли рыцари из Брешии и итальянская конница вернулась на поле битвы, ударила во фланг немцам, после чего миланская пехота переходит в атаку опрокидывая рыцарский строй. Позднее при Кортенуово миланские пехотинцы снова, сомкнув ряды, смоги отразить рыцарскую атаку, но развить успех уже не смогли - на следующий день ломбардцы просто разбежались, не дожидаясь, начала битвы. При Бувине (1214 г.) брабансоны использовались в качестве живой крепости, в которой прятались свои же рыцари от атак вражеской конницы. Данные битвы не являлись какой-то революцией в военном деле, скорее они демонстрировали, что, даже находясь в зачаточном состоянии, тяжелая пехота могла отражать рыцарские атаки, и ей для этого не требовалось зарыться по пояс в землю, утыкав все вокруг волчьими ямами и кольями. Естественно, развитие тактики в XIV веке в швейцарских армиях и появление массовых пехотных соединений сломало хребет рыцарству. Но тут есть второй нюанс, про который многие забывают – тактические возможности пехоты/конницы и итог битвы – это разные вещи, не обязательно отражение атаки приводило к победе, как можно было видеть при примере Кортенуово.

Вообще обсуждая знаменитую победу при Куртрэ можно услышать закономерный вопрос, а что же в дальнейшем случилось с непобедимыми Фламандцами? А дальше они терпят поражение при Монс-ан-Певеле (1302 г.), Касселе (1328) и Розебеке (1382), после чего «золотые шпоры» снятые с французов при Куртрэ уезжают домой с победителями. Шотландцы также терпели поражение при Фолкерке (1298), Дапплин-Муре (1332), Халидон-Хилле (1333). Да что там говорить, даже непобедимые швейцарцы были разбиты при Сен-Жакоб-Эн-Бирс (1444 г.) – это ли не свидетельство превосходства кавалерии над пехотой?

Знаменитый Оксфордский сундук, изображающий столкновение фламандцев и французов

Чтобы понять тактические возможности пехоты и конницы, надо бегло рассмотреть победы «рыцарских армий» подробнее, итак:

Битва при Монс-ан-Певеле, первый этап битвы не очень показателен – фламандский лагерь активно расстреливается французской легкой пехотой. Как итог, фландрийские пехотинцы решают перейти в контратаку, строятся тремя колоннами, атакуют с холма – французская конница отбрасывается к лагерю, фламандцы развивают успех и их, получается, остановить только французским же пехотинцам. Кавалерия возвращает в бой, атакует с флангов (и возможно, заходит в тыл), после кровопролитной битвы, фламандцы разбиты и отступают в свой лагерь. Потери французов 1500 человек, у фламандцев около 6000 – колоссальные для обеих сторон.

Битва при Касселе (1328) – фламандцы выступали здесь нападающей стороной и первые атаковали французов. Под их удар была поставлена… снова пехота в центре, а конница сосредоточена на флангах. Итог битвы был схож, как только рыцари ударили с флангов, фламандцы начали отступать, их окружили, но и в этой ситуации ничего не смогли сделать со строим ополченцев, в итоге кольцо разомкнули и разбитые фландрийцы бежали.

Битва при Розебеке (1382) – я думаю, Вы уже догадались) снова центр фламандской армии сдерживается собственной пехотой, а кавалерия наносит удар с флангов, снова как при Касселе в рядах фландрийцев начинается чудовищная давка.

В сущности все знаменитые победы над фламандцами были одержаны путем использования «античной» традиции, когда в центре располагается пехота, а конница атакует с флангов, причем если рассматривать собственно атаки рыцарей на фламандский строй, до того как его связывали с фронта боем, они хорошо отражались. Т.е. «рыцарская армия» побеждала чисто пехотную армию тогда, когда она собственно отказывалась от рыцарского способа ведения боя (т.е. рыцари впереди, пехота сзади сторожит обоз). Естественно я упрощаю – профессионалы могут до хрипоты спорить, что есть «рыцарский» способ боя, моя задача объяснить простыми словами сложные вещи.

Интересная ситуация складывалась на туманном Альбионе. Традиционно сильной пехотой обладали шотландцы и вроде бы их победы тоже хорошо объясняются «яичной теорией» - при Стерлинге (1297) рыцарей самих атаковали на марше у Лаудон-Хилла (1307) шотландцы накопали рвов, а при Баннокберне (1314) вроде бы и местность болотистая. Кроме того, апологеты рыцарской конницы могут легко добавить, что шотландцы были разбиты при Фолкерке (1298), Дапплин-Муре (1332), Халидон-Хилле (1333). Ирония в том, что если погрузиться в анализ этих битв, то мы увидим ровно то же, что и с фламандцами, но с поправкой на местные особенности Английского военного дела.

Фрагмент из "Храброго сердца" демонстрирует битву при Стирлинге, но скорее похож на Лаудон-Хилл.

При Фолкерке атаки рыцарской конницы шотландцы также стойко отражали, но смяв стрелков горцев, англичане смогли фактически безнаказанно расстреливать шеренги противника. По развалившемуся строю наносит удар конница, добивая расстроенного противника. Примерно схожая ситуация случилась и при Дапплин-Муре, где англичане, выдвинув вперед крылья войска, состоящие из лучников и подвергли построение шотландцев массированному фланговому огню. Вообще даже для спаянных дисциплиной армий – это опасно, но хуже всего для неорганизованных ополченцев, подвергаясь фланговым атакам, люди начинают инстинктивно жаться друг к другу, в итоге возникает сильная давка, в которой погибает воинов больше, чем собственно от физического взаимодействия. Но хуже того, теряется возможность эффективно сражаться с неприятелем. Так и произошло при Дапплин-Муре, англичанам оставалось лишь добить горцев атакой конницы. Халидон-Хилл и вовсе демонстрирует сражение спешенных рыцарей англичан, перемешанных с собственной пехотой и шотландцев, которые под градом стрел, пытались выбить противника с холма. Результат был печальный.

Однако с появлением на сцене швейцарских пехотинцев ситуация коренным образом меняется – рыцарство терпит одно тяжелое поражение за другим - Моргартен (1315), Лаупен (1339), Земпах (1386), Герикур (1474), Грансон (1476), Муртен (1476), Нанси (1477). Вообще некое фрагментированное рассмотрение возвышение швейцарской пехоты невольно ставит вопрос «А где они раньше-то были?». Ну, т.е. получается, что в 14 веке внезапно швейцарцы, проснувшись ранним утром, решают, а не ввалить ли нам пизды всей этой аристократической сволочи? Да и правда. В действительности же наши представления о средневековых государствах с современных позиций четких территориальных границ довольно условны. До XIII-XIV веков говорить собственно о «швейцарском» государстве не приходится – это были разрозненные города, инкорпорированные в лоскутное одеяло средневековой Европы, которые также как и везде управлялись феодальными элитами, состоящими преимущественно из Швабских домов. Но в XIII веке происходит важное событие – открывают Сент-Готардский перевал (точной даты нет, около 1236 года), который связывают Германию и Италию. Включается главный драйвер историческим изменений – бабло, ибо контроль за таким важным торговым коридором приносит изрядные доходы. Естественно, городские и крестьянские общины составляющие большинство в городах кантонов не горят желанием делиться с немногочисленными аристократическими фамилиями, и постепенно начинается процесс объединения. Заключаются множество союзов, и происходит постепенное объединение кантонов в единую силу. Основными центрами силы стали три кантона - Швиц, Ури и Унтервальден. Естественно усиление простых общин не могло не напрячь феодальные элиты, что выливается в столкновение и тяжелое поражение Австрийской армии у горы Моргартен (1315) с которого фактически и можно свести славную историю швейцарской мощи. В 1339 при Лаупене швейцарцы разбивают очередную рыцарскую армию, но эта битва очень часто игнорируется и совершенно незаслуженно. Интересна она в первую очередь тем, что пехотинцы спокойно разбили рыцарскую армию в чистом поле без всяких окоп. Наш основной первоисточник («Conflictus Laupensis») говорит об этом довольно прямо – «Videntes autem Bernenses hostium multitudinem contra se esse validam, omnes coadunati in unum, quasi unums parvus cuneus, ad unum parvulum collem se congregantes stabant.». («Бернцы, видя сильное многочисленное войско перед собой, сплотились, и, образовав небольшой клин, встали возле маленького холма». Произошло это между поселками Виден и Зандгрубе - правый фланг армии Габсбургов, атаковавший соответственно левую баталию, как раз был из рыцарей. Интересно, что первая атака рыцарей привела к тому, что одна из баталий бернцев просто сбежала, но поскольку в первоисточнике сказано, что сотни из них были безоружными («inermes» в оригинале conflictus Laupensis), то явно это была не самая боеспособная часть армии. Далее бернцы переходят в контратаку и атакуют фрейбуржцев, рыцари в это время окружают вальштедцев, но те мужественно отбивают все атаки рыцарей, пока главная баталия громит пехоту союзников. Убив знаменосцев фрейбуржцев и обратив их в бегство, бернцы подобно Самсону («more Sampsonis») обрушиваются на рыцарей. Разгром Габсбургов был полным.

В дальнейшем даже поражение швейцарцев при Сен-жакоб-эн-Бирс 25 августа 1444 г. весьма показательно – битва, в которой 1200 (1500) швейцарцев сами (!) атаковали армию арманьяков (от 15000 до 40000, но последнее явно преувеличение и скорее верна первая цифра). Четыре часа вели бой в окружении, поняв, что враги почему-то не заканчиваются, швейцарцы пробивают строй врагов и отступают к госпиталю, где арманьяки подтянув артиллерию, расстреливают горцев. Из швейцарцев не спасся никто (в ответ на предложения сдаться горцы послали арманьков в жопу), не то, чтобы они прямо умереть хотели, скорее всего, ждали подхода бернцев, но увы. Потери самих французских наемников составили от 2000 до 4000 (скорее верна первая цифра). Прикинув шансы в столкновении с 20 000 швейцарцами, которые не сильно обрадовались убийству 1500 сородичей, победители принимают мудрое решение пощадить эту страну и съебнуть.

Возникает резонный вопрос, если шотландцы и фламандцы терпели поражения от смешанных армий, включающих пехоту и конницу, то, что мешало уничтожить швейцарцев той же тактикой – связать фронт пехотой и ударить конницей по флангам. Традиционно считается, что швейцарское построение - баталия, представлявшая собой квадрат («человеческий», в том смысле, что по фронту и вглубь имела одинаковое количество людей, но пространственно - это был прямоугольник) была неуязвима для атак с флангов. Это не совсем так, баталия могла обороняться от атак с фланга и вести бой в окружении, НО… При этом она останавливалась, полностью передавая инициативу неприятелю. Да, при Лаупене швейцарцы успешно отбивали все атаки рыцарей, даже находясь в окружении, но не подойди бернцы им на подмогу итог был бы печальным. При Мариньяно, например, постоянные атаки на фланги швейцарской баталии, хотя и не давали никого эффекта, заставляли пикинеров останавливаться, пока их в лоб утюжила артиллерия. Если посмотреть на сражения швейцарцев, то можно увидеть, что их противники, в сущности, и пытались применить такую тактику, проблема в том, что их пехота не выдерживала натиск горцев и разбегалась до того, как кавалерия вообще могла навалиться на фланги баталий.

Давайте подытожим, несмотря на то, что война пехоты и конницы зачастую несла характер классового и даже мировоззренческого (это отдельная тема) столкновения, правильно рассуждать не о том, кто сильнее, а для чего используется каждый вид войск. Для победы над хорошей тяжелой пехотой коннице нужна такая же тяжелая пехота, как писал Николло Макиавелли «хорошую пехоту может победить только пехота же» (Рассуждения о первой декаде Тита Ливия, XXXVIII, 347). И не просто пехота, а такая, которая сможет выдержать массированный удар пикинеров.

Противоконное оружие

Существует любопытная точка зрения, что для того, чтобы победить конницу, пехота должна ощетиниться лесом пик, длиной желательно метров шесть, иначе рыцарь, обладая шестиметровым копьем их обязательно достанет. С одной стороны выглядит логично, ведь поздние пики ландскнехтов и швейцарцев действительно достигали пяти метров в длину. Но как всегда дьявол в деталях, первоначально швейцарские пики были существенно короче и достигали в длину только трех метров и были удлинены ландскнехтами до пяти, чтобы наносить первый удар по своим заклятым противникам. Причем нередко в хуй, что породило занятную деталь доспеха гульфик, который перекочевал и в стандартную моду.

Выходит, что для отражения достаточно трех метров? В общем, да, но не стоит делать неверный вывод относительно того, обладая более коротким древковым оружием, пехота будет обязательно разбита. В столетнюю войну, спешиваясь, рыцари зачастую укорачивали копья, чтобы ими было удобнее владеть, например:

«Спешив своих людей, он [Эсташ] приказал укоротить их копья до 5 футов и выставить перед ним вымпел

<пропущены бодрые наставления и призывы>

«Мессир Эсташ принял атаку этого полка таким образом, что разбил его и поверг в замешательство. В первом ударе он сбросил с коней свыше 40 всадников и полностью бы их разгромил, если бы второй полк французов немедленно не выдвинулся бы вперед на помощь, а первые, восстановив силы, не собрали бы вместе всех отставших» (Жан Фруассар, «Битва при Ножан-сюр-Сен»). Закончилась битва тем, что подошла, наконец, пехота французов и прорубилась через англичан, чем и решила исход боя. При Лаупене швейцарцы были вооружены преимущественно алебардами 1,6-1,8 метра длиной. Массовый переход швейцарской армии на пики состоялся после конференции в Люцерне, которая в свою очередь явилась ответом на поражение при Арбедо (1422) (в протоколе сказано, что швейцарцы в этом бою с алебардами «находились в изрядном затруднении») через 80 лет после Лаупене (1339). Но даже тогда переход был не моментальный - ведомость вооружения кантона Цюрих 1443 года дает соотношение вооружение в армии, где пики составляют только 20 % от всего вооружения (60 % алебарды, остальное стрелки). И позднее случались жалобы, что швейцарцы нарушили все мыслимые правила, беря в бой вместо пики алебарду. Почему? Командиры сетовали на то, что алебарда удобнее длинной пики.

Главные противники швейцарцев - ландскнехты

Вроде бы считается, что фламандцы предпочитали использовать копья длиной 3-4 метра, и мне попадалась такая точка зрения в различных книгах. Но подтверждения этому в первоисточниках я не нашел, скорее даже наоборот. Джовани Виллани, например, пишет следующее

«По свою сторону рва фламандцы выстроились вдоль него в виде полумесяца, повторяя его изгиб. Все они спешились, в том числе и дворяне и рыцари, которые, как и простой народ, приготовились защищать свои ряды от прорыва французской конницы. Кто обзавелся копьем (копья у них окованные железом с острием наподобие тех, что используются при охоте на Дикого кабана), кто - суковатыми дубинами величиной с древко копья с большим заостренным железным наконечником и железным кольцом. Это грубое и варварское орудие, позволяющее бить и колоть, они называют "годендак", то есть по-нашему "добрый день". Так они встали плечом к плечу, не располагая другим наступательным или оборонительным оружием, будучи людьми бедными и неопытными в ратном деле, но отчаявшимися в спасении» (Джовани Виллани, Новая Хроника, VIII, 56, 245-246).

Годендаг напомню, был длиной плюс-минус 1,5 метра, ну и плюс интересно сравнение с охотничьим копьем. Как следует их энциклопедии Вендалена Бехайма,

«Особый тип копья со времен средневековья использовался при охоте на медведя и кабана. Он так и назывался — медвежье копье, свиное или кабанье копье, в зависимости от того, для поражения какого дикого животного оно предназначалось<…> Особенно крепкое древко длиной до 2 метров на большей части своей длины обматывалось узким кожаным ремнем и обивалось гвоздями, чтобы предотвратить выскальзывание древка из руки» (В. Бехайм «Энциклопедия холодного оружия», Древковое оружие, Копье)

Изображение фламандских копейщиков на гентской фреске, хотя и весьма условно, но тоже демонстрирует длину их копий (они видны не полностью, поскольку закрыты идущими впереди воинами, но с учетом угла, копья явно до земли не достают сантиметров 30) примерно 2-2,5 метра не более.

Прорисовка фрески из госпиталя в Генте, снимал на планшет - прошу прощения за качество

Я задал этот вопрос Дмитрию Уварову, автору статей на Xlegio по битвам при Касселе и Монс-а-певеле (как говорит Клим Жуков про него «тонкий исследователь», с чем я согласен, Дмитрий действительно очень грамотный и умный автор), он заметил, что точных размеров, в сущности нет, опираемся на оценки. Косвенно, можно предположить, что фламандцы могли перенять это оружие от своих прямых торговых партнеров – англичан, которые в свою очередь могли перенять их от шотландцев, у которых были в ходу четырехметровые пики. Но это довольно зыбко.

Также по оценке Бехайма копья пехотинцев XII века не превышали 2 метров, что, однако, не помешало миланской пехоте отразить рыцарскую атаку при Леньяно (хотя рыцарский лэнс уже тогда достигал своей длины в 5 метров).

С другой стороны, те же шотландцы предпочитали использовать пики около 4 метров длиной. Мое мнение такое, если припрет, то отразить рыцарскую атаку можно и двухметровым копьем/алебардой, но спокойнее с трехметровым)

Отчасти эта статья вспомогательная, поэтому многие вещи в ней затронуты поверхностно, она нужна для того, чтобы, когда мы перейдем к описанию столкновению античной и средневековой армии Вы хорошо понимали возможности пехотинцев.

Пара примечаний

1. Кавалерия бы победила, но вот ей что-то помешало. И так с каждой битвой)

2. И то на сорок дней в пределах страны.