Серия «Мифы о средневековой войне»

Славной истории герцогства Бургундского династия Валуа обязана двум обстоятельствам – меткости английских лучников и старой доброй европейской чуме. Положив очередной «цвет французского рыцарства» при Пуатье в 1356 году англичане вплотную приблизились к лакомому трофею – королю Франции Иоанну Доброму. Монарх, лишившись телохранителей, отбивался из последних сил, тогда же рядом с ним был и его сын Филипп. Четырнадцатилетний юноша не желал покидать отца в такой тяжелый час и подсказывал ему направления, с которых шла опасность. В конечном счете, знатную чету пленили и отправили в Англию, где те дожидались, пока корона наскребет денег на выкуп. Там же отец с сыном изрядно сблизились.

Домой Иоанн вернулся только в 1360 году, после позорного перемирия, подписанного в Бретиньи. И вот в 1361 в дело вступает чума, которая уносит жизнь герцога Бургундии  Филиппа I Руврского, чьи владения по правилам апанажа отходят обратно короне, а Иоанн передает их в благодарность за преданность при Пуатье своему младшему сыну Филиппу Валуа.  Как вы понимаете, Филипп наследником не был, являясь запасным сыном, на случай кончины старших братьев, поэтому подгон богатейшего герцогства был поистине царским.

Чуть больше чем за двадцать лет юный пэр превращает свои владения в почти, что полноценное государство, изрядно расширив его династическими браками и силой оружия. Следующие Великие герцоги Бургундии не посрамили честь династии Валуа, передав мощное почтигосударство Карлу Смелому, последнему рыцарю Европы. Бургундская армия являла собой идеал концепции превосходства рыцарской конницы. Реформы Карла – это, пожалуй, яркая попытка максимально усилить армию, оставляя ее ядром и главной силой тяжеловооруженного всадника, дополнив его последними техническими и тактическими новшествами. Как тут не очароваться мощью тяжелой конницы, ведь начинали мы с такого

А в рядах бургундской армии мы уже видим – вот такую мощь

Тут я уточню, что термин «рыцарь» я упоминаю в довольно широком ключе, практически как синоним «тяжеловооруженный всадник», хотя формально это не всегда синоним.

Итак, бургундская военная организация имела в основе несколько составных частей

Феодальное ополчение или арьербан.

Это не только рыцари, но и пехотинцы. Относительно малочисленное ядро воинов (порядка 2500 человек), которые должны были служить за присягу, а не деньги (ахахаха). К XV веку какие-либо серьезные задачи им доверить уже было нельзя в силу малочисленности.

Городское ополчение.

Бургундским герцогам в некотором смысле повезло, им достались крайне урбанизированные и богатые города Фландрии. Тем более, что веком они ранее они отметились громким триумфом над рыцарством при Куртрэ (1302) и чуть менее громкой победой при Арке (1303). Потом фламандцы прославились серией проигрышей, когда французы, наконец, перестали биться всадниками в тяжелую пехоту и перешли к нормальному сочетанию войск. Проблемы их была, как и у любого ополчения, в отсутствии нормальной дисциплины, поэтому Карл предпочел обложить их конским налогом в 1470 году и не привлекать к войне.

Наемники

Это вторая значимая составляющая бургундской армии, на которую чрезвычайно повлияло несколько факторов – Карл Смелый был большим поклонником античной военной системы, в особенности римской, он очень любил читать записки Цезаря.

Ну, а где взять спаянных железной дисциплиной римских пехотинцев в XV веке? В Риме, конечно. Точнее в Италии, откуда Карл Смелый пачками нанимал отряды, расписывая контракты на латыни. План был надежным как швейцарские часы.

Вторым по значимости контингентом среди наемников были английские лучники. Поражения французов в Столетней войне от массового лучного обстрела, игнорировать было нельзя, и тактика бургундской армии включала в себя оба самых сильных компонента эпохи.

Герцоги прекрасно понимали преимущества всех родов войск, поэтому их тактика выстраивалась вокруг очень здравой концепции:

1. Стрелки должны были ослабить строй противника массовым обстрелом, причем от атак вражеской конницы их прикрывали пикинеры (ну или воины с древковым оружием).

2. Огромный артиллерийский парк должен был пробить настоящие бреши в построение противника.

3. Финальным аккордом шла атака конницы, сметающей все на своем пути, ну как мы это читаем в научпопе.

Добавьте к этому организацию регулярной армии и получите ту самую вершину военного дела феодальной армии, что, в общем-то, верно.  Это действительно была очень передовая военная система, нюанс лишь в том, что она была  таковой относительно других или по меркам Средневековья.

Ордонансовые роты

В семидесятых годах XV века Карл принимает несколько указов (ордонансов), которые должны были поставить армию на регулярные рельсы.

Административной единицей армии являлось «копье», состоящее из 1 жандарма (тяжелый всадник) с кутилье (легкая или средняя конница) и пажем (нонкомботант), три конных лучника и трех пехотинцев – арбалетчика с воротом, кулевринье и пикинера.  Рота состояла из 100 копий и насчитывала 900 человек.

В 1473 году вышел революционный Сен-Максиминский Ордонанс, которым предписывалось сократить количество проституток в армии до 30 штук на роту.

Пожалуй, самое прекрасное в нем – это «сократить». Второй нюанс – это то, что руководство поручается жандарму, что логично с точки зрения концепции, где ядром армии является тяжеловооруженный всадник, а остальные приданы ему в усиление, но имеет последствия, о которых мы поговорим ниже.

Итак, в первом приближении мы видим, что Карл Смелый взял концепцию превосходства тяжелой конницы и максимально ее усилил, переведя на регулярные рельсы, разделив на тактические подразделения со штатной численностью. Усилил самыми передовыми наработками в виде многочисленной артиллерии, массированным применением стрелков и регулярными смотрами. Что поставило популяризаторов нулевых годов перед непростой задачей, а как же объяснить дальнейшую катастрофу. Помогла простая бытовая логика – завалить такую мощь могла лишь еще большая сила, которой стала «дисциплинированная, обученная и профессиональная» пехота швейцарцев. Я думаю, сейчас авторы научпоп статей в стиле «от гоплита до гренадера» нулевых годов массово подались в айти, ибо такого количества костылей я мало где встречал.

Констанцская лига и Карл Смелый

Бургундские войны не были как таковым войной только швейцарцев и Карла Смелого. В этом конфликте было множество сторон, заинтересованных в ослаблении мощного Бургундского герцогства. Попробуем кратко очертить контуры противостояния.

Людовик XI французский король  в данном случае, выступал в роли серого кардинала, планируя чужими руками хорошенько обезжирить могучего бургундского соседа. Эрцгерцог Сигизмунд заложил свои владения Карлу Смелому и был не прочь отжать их обратно. Рене Лотарингский в этой тройке был, пожалуй, человеком, который был заинтересован именно в защите больше всех, поскольку его земли были лакомым кусочком для Карла.

По итогу 27 марта 1474 года Констанцская лига (по названию города, где шли дипломатические дебаты) состояла из следующих частей, которые прирастали вплоть до июня

Союз швейцарцев и австрийским эрцгерцогом Сигизмундом, под эгидой короля Франции Людовика XI.

Нижний союз из городов Эльзаса, а также Страсбурга, Базеля, Кольмара и Сегесты, к коему примкнул герцог Рене Лотарингский (присоединился 18 апреля 1475 года).

Ключевую роль ястреба в этом союзе играл Берн, а точнее партия войны Никлауса фон Дисбаха, который хотел взять под контроль торговые пути Бургундии. Умеренные во главе с Адрианом фон Бубенбергом проиграли ястребам.

Союз был исключительно оборонительным, конечно, же. Отчасти Карл был сам виноват в своих проблемах, точнее его ставленник, который явно действовал с одобрения великого герцога. Питер фон Хагенбах судебный пристав Верхнего Эльзаса, который был управляющим Карла Смелого в этом регионе, заложенным ему эрцгерцогом Сигизмундом.  Судя по постоянным жалобам жителей, судебный пристав был реально конкретным Питером и творил постоянную дичь. Возможно, часть приписываемых ему поступков были преувеличением, вроде того, что он кормил гостей в Брайзахе 20 февраля 1474 года лобковыми волосами своей жены и трех дворянок (предварительно измельченными). Тем не менее, убийства, грабежи и изнасилования вполне могли иметь место. Но все это, конечно, померкло перед другим злодеянием, которое ему уже не простили. Он не заплатил войскам, и уже 10 апреля 1474 года произошло восстание в Брайзахе, его быстро судили, после чего Питер совсем потерял голову.

Констанцская оборонительная лига же перешла к обороне, захватывая  и выгоняя бургундские гарнизоны из Эльзасе, в результате чего Сигизмунд отжал обратно заложенные Карлу владения.

Бургундского герцога в этот момент больше занимал Нейс, под которым он безуспешно просидел десять месяцев 1474-1475, за это время к нему успели наведаться послы Берна и Рене Лотарингского, объявив войны (а до этого Базель и Страсбург). В общем, одномоментно Карл оказался окружен оборонительным союзом, который объявил ему оборонительную войну и оборонительно нападал на него.  

5 ноября 1474 года армия лиги числом около 15 тысяч человек осадила Герикур, а 12 ноября подошли деблокирующие силы под руководством Анри де-Невшатель-Бламона и Жак де Ромона. У последних было 5-6 тысяч человек, поэтому результат битвы следующего дня был вполне предсказуем – бургундцев разбили наголову.  Часть пленных продали за выкуп, а 18 ломбардцев обвинили в содомии и сожгли живьем в канун Рождества в Базеле, как отмечает хронист «в честь Всевышнего Бога, нашей христианской веры и всех немцев».

Уютное ламповое рождество 1474 года

В январе 1475 Берн продолжил обороняться, принявшись за Иоланду Савойскую, двоюродную сестру Карла. Никлаус фон Дисбах собрав силы из Берна, Золотурна, Фрибурга, Цюриха и Базеля начал кампанию против Савойи, взяв замки Грансон, Жунь, Орб и Эшален.  18 июля армия лигистов числом 10 000 человек подошла к пограничному городу Л’Иль-сюр-ле-Ду и взяли его штурмом. После чего союзники посрались на почве дележа добычи и часть швейцарцев благополучно дезертировала. Следом пала крепость Бламон, хотя и не без проблем для швейцарцев. Во-первых, союзники взяли слишком короткие лестницы, во-вторых им на головы скидывали ульи с пчелами. В итоге крепость сдалась не без помощи чумы, впрочем, в этот раз старая союзница Бургундии забрала жизнь и Никлауса фон Дисбаха. 21 августа бернцы взяли Грамон, главным трофеем в котором стал погреб с вином, где союзники немедленно и нахуярились.

Нехило взбодрившись от такой активности оборонительного союза Карл закончил бесславную осаду Нейса и переключил свое внимание на лигу.

Дипломатическим маневром в сентябре 1475 Карл заключил мир с Людовиком XI и Фридрихом III. Первый удар бургундец решил нанести по Лотарингии и владениям Рене. Атака шла с двух сторон – граф Кампобассо атакой с Люксембурга овладел городом Бриэй и его замком, развесив защищавших его швейцарцев и эльзасцев по окрестным деревьям. Со стороны Франш-Конте ударил Антуан Бургундский, брат Карла по отцу, но бастард по матери. Великий Бастард взял южные лотарингские крепости.

Резко охуев от такого поворота событий Рене Лотарингский отправился к союзнику по лиге Людовику XI, сообщив тому, что МЫ ТУТ СЕЙЧАС ВООБЩЕ ВСЕ СДОХНЕМ! На что французский король посетовал на заключенный с Карлом мир и пожелал Рене держаться там, а также хорошего настроения. Рене забился в Жуанвиль и мог лишь наблюдать за деятельностью Карла. Крепости сыпались в руки герцога, словно спелая черешня. 7 октября капитулировал Шарм, вместе с гарнизоном гасконских наемников, под командованием «Маленького пикардийца». Поскольку не нашлось палача, то за обещание помилования, эту роль предложили пажу «Маленького пикардийца». Тот охотно согласился и успел казнить шестерых, включая своего патрона, но тут подошел бургундский палач и довесил на дерево остальных, включая самого пажа.  Под раскидистой ивой поставил палатку бургундский рыцарь (немецкого происхождения)  Вивольт фон Шаумбург, которому приходилось наклоняться, чтобы не задевать головой ноги вчерашних защитников крепости. В конечном счете, одна ветка подломилась, уронив на шатер связку из семи трупов. Окрестные жители также успели поучаствовать в разграблении соседнего города, спиздив даже колокола, а само дерево романтично нарекли «гасконской ивой». В Лотарингии царила своя атмосфера.

26 ноября после месячной осады сдался город Нанси – это был триумф Карла, который за три месяца захватил фактически всю Лотарингию.

Битва при Грансоне

Следующий удар Карл планировал нанести уже по швейцарцам. Силы Карла Смелого должны были насчитывать около 13000 человек за вычетом гарнизонных войск.

В начале февраля Карл отбил Жунь и Орб, после чего приступил к осаде Грансона. Замок оборонял сильный гарнизон из Берна в количестве 500 человек, но на стороне герцога был один самых могучих (если не самый) артиллерийский парк в Европе (130-200 орудий). 27 февраля благодаря удачному выстрелу бомбарды, ебнул пороховой склад и бернцы сдались. 417 швейцарцев были утоплены в озере и развешены по близлежащим деревьям. Учитывая, что силы Берна в предстоящей битве насчитывали 7000+ человек, пощечина главным ястребам лиги прилетела увесистая. Параллельно отряды Карла зачищали Ваадт, выбив швейцарцев отовсюду, кроме Муртена.

Итак, силы лиги и Карл выступили навстречу друг другу при Грансоне 2 марта 1476 года.

Вперед герцог выслал отряды лучников, которые столкнулись с авангардом швейцарцев и начали в него стрелять. Тут все резко пошло не по плану, поскольку в войска Карла начали стрелять в ответ. Те спешно отступили к патрону, сообщив, что в лесу на них устроили засаду 6000 кулевринеров. Хорошо, этого швейцарцы не слышали, вот бы удивились, что помимо них в лесу еще тысяч шесть тысяч стрелков бегает.

Карл развернул войска – его построение четко отражало классический феодальный план войны. Конница в центре и с флангов, стрелки между ними и артиллерия на возвышенности. Артиллерии отводилась важная роль в этой кампании – так и произошло.

Швейцарцы развернули главную баталию из 10 000 человек, с учетом стрелков их силы насчитывали около 12 000 человек, т.е. примерно столько же, сколько у Карла, но тот критично превосходил лигистов в артиллерии и коннице, уступая в тяжелой пехоте.

Перед боем швейцарцы встали на колени, чтобы помолиться и Карл воспринял это как признак слабости, приказал дать залп артиллерии. Последние не иначе как целили в голову и снаряды прошли выше баталии. Шучу, конечно.

Пора было дать возможность рыцарской коннице решительно подоминировать на поле боя и повытаптывать, ну как там по  списку.

Первую атаку провел Луи де Шалон, сеньор Шатогийон, пыл рыцаря был понятен – Грансон был его замком. Поначалу все шло неплохо, Луи даже успел завязать битву со знаменной группой Швица, почти захватил его, но внезапно умер. Прочие всадники, справедливо посчитав, что сегодня они не горят желанием увековечить свое имя в веках, а атаке решительно мешают кусты винограда и мелкие деревья, развернулись и бросились обратно.

В следующую атаку пошла уже элитная конница самого Карла и итальянские наемные всадники. Результат в принципе был схож, часть всадников совершила подвиг, самоубившись о швейцарские пики, но поскольку массово таранить ощетинившийся «еж» рыцари не особо хотели, то и эта атака закончилась провалом.

Справедливо решив, что надо менять тактику, Карл отдает приказ отойти коннице назад, чтобы дать возможность стрелкам «размягчить» швейцарские порядки.  Тут на поле боя появились части из Ури, Унтервальдена и других кантонов. Ошарашенный Карл спросил у пленного гауптмана Брандольфа фон Штейна

- А это вообще кто?

- А это бравые швейцарцы.

- Так это блядь, не все что ли были?!

Прямо сейчас подходило подкрепление в количестве еще 8000 человек. Пока Карла складывал 12 000 и 8000, его пехотинцы, видя отступления собственной конницы (среди которой были их же командиры) и появление бородатых угрюмых мужиков с алебардами наперевес, сложили два и два. Вывод был очевиден – конница бежит и сейчас бросит их на произвол судьбы, поэтому пехота развернулась и с криками «Спасайся, кто может», ломанулись с поле боя.

Карл был в ахуе. Памятуя, что «римская» пехота обычно отступает в лагерь, он пошел ловить итальянцев туда, где обнаружил примерно такое зрелище

К тому моменту, как швейцарцы подошли к лагерю Карл Смелый был там почти один. Справедливо решив, что двадцать тысяч он в одиночку не осилит, герцог отступил.

Для понимания масштаба пиздеца, потери среди войск Карла не превышали 200 (!) человек, в то время как у швейцарцев порядка 100 убитых и 200 раненых.

Вы спросите как же артиллерия  - она же должна была сыграть важную роль в этой кампании. Так и случилось – теперь у швейцарцев было 200 артиллерийских орудий. Кроме этого, они захватили сотни бочонков с порохом, 8000 стрел, 400 шатров и павильонов, 2000 (!) телег с солониной и 1500 «девушек для любовных утех».

Почему так?

Швейцарская армия представляла собой классическое ополчение военнобязанных мужчин, естественно обучения  в стиле профессиональных армий там не было и близко. От чего возникает вполне резонный вопрос, а как они смогли тогда так легко разбить войска Карла Смелого, которая по всем постановлениям была регулярной?

Проблема была внутри  - все административное деление, тактические маневры и общая концепция ведения войны опирались на армию, которая по сути своей не была способна к настолько сложным действиям.  Итальянские наемники же Карла Смелого были таковыми в именно средневековом значении, т.е. сброд, скрывающийся от правосудия и разнузданные буяны. Да, не все – кто-то был действительно профессионал в подлинном смысле этого слова, но сказывались хронические проблемы средневековой войны, а именно перманентный недостаток денег у нанимателей.

Куда страшнее было отсутствие внутренней организации, пикардийцы отказывались жить с итальянцами, обвиняя тех в содомии. Помним, да, что 18 ломбардцев сожгли в Базеле именно за содомию, с другой стороны, учитывая, что при Грансоне панике поспособствовали именно итальянцы, может и не так далеки от истины были эти обвинения?

Жан де Боже приводит случай из осады Нейса 14 сентября 1474 года, в котором прекрасно все

В тот понедельник после ужина англичане поссорились из-за распутной девицы и хотели убить друг друга. Как только герцог услышал об этом, он пошел к ним с несколькими людьми, чтобы их успокоить, но они, не узнав герцога, как они утверждали, два или три раза выстрелили прямо в него из своих луков. [Стрелы прошли] очень близко к его голове, и ему очень повезло, что он не погиб, поскольку на нем вообще не было доспехов. Вскоре после этого повсюду распространился слух, что герцог ранен, и все бросились туда и стали нападать на всех англичан, могли найти. Герцог был опечален этим, поскольку он не смог предотвратить гибель нескольких людей. Во вторник, следующий за этим, герцог приказал объявить, что каждый, у кого есть что-либо, принадлежащее англичанам, должен вернуть это; с ними не должно было вступать ни в дебаты, ни в споры, поскольку он считал их своими друзьями и подданными и прощал им за то, что они его обидели.

Так что в лагере Бургундии царила своя атмосфера, миланский посол Джакомо Панигарола писал, что каждый день там кого-то убивают, и он сильно опасается за свою жизнь. И это было не просто так, ведь два курьера направленных к нему Миланом  были убиты в окрестностях лагеря. Добавьте к этому, что курьеры везли важное письмо Карлу Смелому  по разделу территории Савойи и Пьемонта между соответственно Бургундией и Миланом. Панигарола считал, что убили курьеров англичане, которые ненавидели итальянцев. Вполне возможно, не так давно произошла массовая драка между англичанами и ломбардцами (последние желали отомстить за убитого соотечественника). В ходе боя англичане потеряли семерых бойцов и обратились за помощью к гельдернцам и пикардийцам, прихватив своих соплеменников, они планировали уничтожить весь итальянский квартал, чему помешало только личное вмешательство Карла Смелого.

Битва при Муртене

При всей обидности поражения при Грансоне, Карл Смелый считал его мелкой неприятностью и следствием предательства части итальянских войск, часть которых он нахуй уволил. Он переместил ставку под Лозанну 14 марта и начал собирать войска, попутно проводя новые реформы. И это дало свои результаты, перекличка в мае показала, что в лагере собралось уже около 10 000 воинов.Кроме того, он полностью запретил проституток!

Новый план был следующим

Сначала спровоцировать союзников на атаку, дать бой на выгодных условиях, предотвратить бегство своих войск и собственно победить.

В качестве наживки был выбран город Муртен, который Карл осадил 9 июня 1476 года. Город защищал Адриан фон Бубенберг, тот самый сторонник партии мира. И делал это чрезвычайно эффективно, чему немало способствовало резко возросшее количество артиллерии у швейцарцев – спасибо, Карл.

Наиболее удобная дорога, по которой ожидалось прибытие лигистов для деблокады, была перегорожена «Зеленой изгородью» или попросту плетнем длиной около 700-900 метров, под тупым углом к которому примыкала артиллерийская позиция с палисадом и рвом. Совокупные силы Карла насчитывали порядка 16 000 человек, из которых до 2500 должна была составлять тяжелая конница (1200-1300 жандармов) и столько же кутилье, которые имели более легкое вооружение, но ненамного. Артиллерия насчитывала 57 орудий, большую часть из которых (33 единицы) составляли серпентины, вероятно, защищавшие изгородь.

Второй стратегемой Карла было разместить лагерь тылом к муртенскому озеру, чтобы не допустить бегство собственных войск, как было при Грансоне. Забегая вперед, скажу, что сработал на все сто.

Итак, в лагерь в Ульмице начали стекаться войска лиги – 5750 человек из Берна, 2400 из Люцерна, 2200 из Базеля, 1550 из Цюриха…  Лигисты охренели от наглости Карла и мобилизовывали все что мобилизуется. В итоге, с учетом гарнизона Муртена  и союзников, против 16 000 Карла выставили…

План  не просто сработал, а был перевыполнен почти на 100 %. Такое соотношение сил и так сулило герцогу весьма насыщенное будущее, но он его дополнительно усугубил, проведя разведку. Не доехав до Ульмица, Карл увидел швейцарские палатки с немногочисленной прислугой, после чего спокойно отбыл в лагерь, думая о том, что лигисты еще не собрались. Поднимись он на холм, бургундский герцог бы сильно изменился в лице, увидев, основные силы врага.  

22 июня 1476 года армия Констанцской лиги двинулась на лагерь Карла.

Вы спросите, что за черная полоса в центре? Это я книжку сканировал(((

Непосредственно живую изгородь обороняло около 3000 человек, остальная армия находилась в лагере. Увидев швейцарских разведчиков утром, к герцогу бургундскому направили гонца с сигналом тревоги. Его капитаны, если не били тревогу, то настоятельно предлагали начать строить армию в боевой порядок на всякий случай. Карл внимательно их выслушал и приказал начать выплату жалования, а солдатам разрешил готовить еду.

В этот момент авангард швейцарцев числом около 10 000 подошел к зеленой изгороди. Ее защитники начали палить по наступающим войскам, в результате чего потери лигистов были весьма значительными – суммарно они потеряли на этом этапе под 800 человек, включая 130 жандармов.

Смяв защитников изгороди, войска швейцарцев устремились за ними, потеряв всякое подобие строя. Но это уже было абсолютно неважно – войска Карла и, будучи построенными в бою демонстрировали проблемы с координацией, а когда их захватили в лагере «со спущенными штанами» битва превратилась в избиение.

Отряд Гаспара Гертенштейна обойдя порядки Карла по широкой дуге, замкнул окружение, добивая беглецов. Ну, и наконец, свою лепту внесла стратегема герцога с размещением лагеря тылом к озеру, это тактическое решение внесло изрядную лепту в археологию, до сих пор доспехи вылавливают.

При Муртене Карл потерял половины армии, в отдельных отрядах некомплект доходил до 2/3. Женщины в лагере Карла рвали на себе одежду, чтобы доказать, что они не переодетые солдаты Бургундии.

Битва при Нанси

Рене Лотарингский смог, наконец, развернуть реконкисту против сил Карла и отвоевать большую часть своих земель, включая Нанси. На беду их обоих, ресурсы бургундского герцогства были впечатляющи и Карл смог собрать остатки своих сил после Муртена, плюс подкрепления и на круг восстановить армию до 14 000 – 15 000 человек. После чего осадил Нанси. Понимаете почему у Рене лицо такое?

Рене по традиции отравился за помощью к собратьям к Констанцской лиги и попросил швейцарцев выступить против Карла. Те охотно согласились… За денюжку.

Пока Рене собирал армию,  Нанси дошел до отчаяния, как и Карл Смелый. После окончания осады на Замковой площади жители собрали пирамиду со съеденными головами лошадей, собак, кошек и крыс. Но и силы Карла были на грани - партизанская война, нехватка еды, постоянный холод и дезертирство косило армию похлеще швейцарских алебард.

Последняя перекличка была проведена 8 декабря 1476 г. в лагере Карла под Нанси, она фактически высветила катастрофу – в наличии 1136 жандармов, 1788 конных лучников и 2463 пехотинца. Деморализованы, замерзли и голодны. Увы, это была не единственная проблема Карла – с самого начала осады, в его рядах был предатель. Граф Кампобассо в обмен на крупную сумму и передачу ему графства Водемон, перешел на сторону Рене. Задержал отправку помощи из Фландрии и не позволил Карлу Смелому прибыть вовремя, чтобы отбить Нэнси. Когда подошел Рене со своими силами Кампобассо явился к нему с предложением убить Карла ударом в спину. Это предложение было с гневом отвергнуто швейцарскими капитанами, как порочащее их честь, тем не менее, граф занял мост Бусьер, отрезав войскам бургундского герцога путь к отступлению. Верные Карлу воины пытались уговорить его отступить, поскольку его врагу не хватит денег, держать под ружьем столько войск, но герцог бургундский отверг эту идею. Сложно уже сказать, чем он руководствовался, складывается впечатление, что связь с реальностью он потерял окончательно. Тем не менее, Карл занял чрезвычайно выгодную  позицию, перекрыв дорогу Сен-Никола, окопавшись, и разместив артиллерию, поэтому штурм в лоб ее грозил большим потерям атакующим. Левый фланг его армии прикрывал Мёрт. На правом фланге было несколько тропинок, ведущих в лес, одна из этих троп вела в тыл бургундской армии. Именно по ней и пришли силы Рене.

5 января 1477 началась битва при Нанси.

Во главе шли 400 французских или лотарингских кавалеристов. Их заметил капитан де ла Ривьера и его конница. С криком «Да здравствует Бургундия!» в бой пошли последние рыцари Карла.

Они отбросили лотарингскую кавалерию, и тут над полем битвы разнесся рев рогов Ури и Унтервальдена. Шансов у войск Карла не было никаких – Рене собрал больше 20 000 человек.

Карл Смелый находился в центре, узнав о катастрофе на фланге, он приказал развернуть стрелков и артиллерию, но ситуацию это уже спасти не могло. Против него шел сам Рене и швейцарская пехота. На левом фланге граф Галеотто пошел в отчаянную атаку жандармами, но и ее отбили швейцарцы.

Начался разгром. Люди бежали к мосту Бусьер, но там их поджидал граф Кампобассо. После триумфа, Рене искал своего главного врага – если Карл смог уйти, то новая война лишь вопрос времени, а прохудившаяся казна Лотарингии не потянула бы новый набор. Один из пленников сообщал, что Карл упал возле пруда Сен-Жан, но свидетель был уже казнен, и узнать детали было нельзя. Граф Кампобассо привел к Рене мальчика из знатной семьи Колонна, который служил пажом при дворе Карла Смелого. Он сказал, что его господина взяли  плен немцы (=швейцарцы), отобрав у того шлем, лошадь и все украшения. На следующий день они отправились на пруд Сен-Жан, он был усеян трупами, раздетыми догола, поэтому опознать кого-то просто не могли. В свите пажа затерялась бедная прачка, ее внимание привлекло кольцо на пальце мертвеца, и она увидела длинные ногти, которые любил отращивать Карл Смелый.

- Ах! мой принц! — воскликнула она с болью в голосе.

Тело герцога бургундского было изуродовано, половину лица обглодали волки, голова раскроена ударом до нижней челюсти, колотые раны в районе бедер и почек. Паж смог узнать его по старому шраму от битвы при Монлери. Рене обернул Карла в пышные и одежды и похоронил с почестями.

Смерть Карла Смелого нанесла смертельный удар молодому бургундскому герцогству, он не оставил наследников. Только дочь, Мария Бургундская, ее молодой супруг – ему только исполнилось восемнадцать, заявил свои амбиции на наследие Карла Смелого. Максимилиан Габсбург, человек который очень скоро создаст армию немецких наемников – ландскнехтов, которые бросят вызов самим швейцарцам.

Кампобассо вернулся в Венецию и снова продал свой меч, но насладиться обретенным богатством он смог недолго. Летом 1478 года к нему постучалась невидимая союзница Бургундского дома – чума забрала жизнь предателя Карла Смелого.

Версия для лл

Стремя было лишь одним из тезисов, которые Уайт пытался проиллюстрировать революционный прогресс средневековья, наряду с плугом, трехпольем, использованием тягловой силы лошадей и т.д. Поначалу книгу приняли достаточно тепло – первые обзоры в американских журналах были короткими и хвалили автора за юмор, свежий взгляд на проблему, а также здравые аргументы. В 1963 году он получил премию Pfizer, в 1964 самую престижную награду Общества истории технологий медаль Леонардо да Винчи. И в принципе, это было объяснимо – книга написана живым языком и имеет внушительный ссылочный аппарат. Однако профессиональное сообщество восприняло книгу иначе, первым в 1963 году с критикой выступили Сойер и Хилтон, их обзор носил достаточно эмоциональный характер [2]. Авторы отметили, что в сущности ссылки Уайта либо глубоко вторичны, либо и вовсе не подтверждают то, что он пытается доказать. Статья была написана в спешке и военная часть, посвященная стременам довольно зыбкая. Выходило еще несколько критических работ, но поколебать общественное мнение они не могли – идея пошла в народ, разлетаясь по вторичным исследованиям, постепенно превращаясь из занятной теории в доказанный факт. В то время, были весьма популярны идеи таких как авторов Марк Блок или Бертран Жиль, превозносивших Средневековье, как период расцвета технологий, поэтому концепция Линн Уайт упала не в сухую почву [3]. В общем-то, в виде непреложного факта она до сих пор и существует в русскоязычном пространстве.

Ситуация изменилась коренным образом, когда в 1970 году на книгу Уайта рухнул молот критики профессора университета Миннесоты Бернарда Бакрака, чья специализация военная история раннего Средневековья. В своей статье (мы к ней еще вернемся) Бакрак последовательно уничтожил все тезисы, на которых зиждилась теория Линн Уайт. Ни сам Уайт, ни профессиональные исследователи после ответить Бакраку уже не смогли, а эта работа считается точкой в дискуссии о стременах [4]. Даже, в сущности, ревизионистская попытка Алекса Роланда [5] несколько обелить книгу Уайта свелась к рассуждениям, что «он не совсем то имел в виду». На этом стремянная революция на западе благополучно закончилась. Интересно, что хотя на русский язык и была переведена книга Филлипа Контамина [6], где тот тезисно приводил аргументы Бакрака, в наших реалиях вопрос «А были ли у них стремена?» до сих пор по значимости не уступает вечному «Ты с какого района?».

Итак, на чем же стояла теория Линн Уайт?

Он выстраивал свою концепцию вокруг несколько краеугольных камней:

1. Постулат о том, что преимущественно на конный бой франки перешли перед битвой при Лёвене (на реке Диле) в 891 году, что он обосновал цитатой из Фульдских анналов, что у франков не принято сражаться пешими «Francis pedetemptim certare inusitatum est».

2. Традиционный сбор ополчения был перенесен с марта на май, что Уайт связывает с необходимостью заготовки фуража

3. Была заменена дань саксов Пипином Коротким с 500 коров на 300 коней в 758 году.

4. Произошли изменения в вооружении, появилось копье с крыльцами (стопорами, которые не дают наконечнику глубоко уйти в тело), а пехотное оружие франциска (метательный топор) и дротик ангон уступают месту полутораручному кавалерийскому мечу.

5. До появления стремян всадники не использовали длинные двуручные копья.

Эти изменения Уайт связал с переходом империи Каролингов с пехотных на кавалерийские силы, что в свою очередь он объяснил распространением стремян, которые опять-таки по его логике, сделали возможным нанесение таранного удара с зажатым подмышкой копьем и на галопе. Попутно от такого специфического союза еще и феодализм успели родить, чтобы два раза не вставать.

Что из этого оспорил Бакрак [6]? Да, в общем вообще все – термин pedetemptim был неверно истолкован Уайтом и на деле означал не пехотинцев, а осторожное наступление «шаг за шагом», что было обусловлено характером сражения на Диле. Копье с крыльцами значительно опередило Карла Мартелла по времени появления, да и «длинный меч» появился до предполагаемой конной революции, будучи атрибутирован как пехотное оружие. «Мартовский сбор» представлял собой, видимо, сбор на «Марсовом поле», который мог проходить вообще когда угодно. В 748 г. Пипин Короткий совершенно спокойно принимал дань в 500 коров, хотя по версии Линн Уайт военная машина франков в этот период уже плотно стояла на кавалерийских рельсах. Копье с двуручным хватом спокойно использовалось в античность катафрактариями без всяких стремян [8], Линн Уайт в свою очередь ошибочно предполагал, что те были просто бронированными лучниками.

Более того, системный анализ военных кампаний Карла Мартелла (в 734, 737, 738 и 741 гг.) показал, что основной силой его войск все также оставались пехотинцы и именно они играли главную роль. Причем такая же ситуация была и в армии его сына Пипина Короткого (кампании 743, 744, 749, 752-762 гг.).

Более того, даже само предположение Уайт о том, что стремена получили распространение в эпоху Карла Мартелла или в течение одного-двух столетий после, оказалось неверным, о чем говорят нарративные, изобразительные и археологические данные.

Монах из Сен-Галена, описывает случай, как вновь назначенному епископу принесли специальную подставку для того, чтобы тот смог сесть в седло, что, кстати, несколько его удивило, поскольку тот был еще не стар и смог вскочить на коня традиционным прыжком. Не использовал стремена и Карл Великий (768-814), коего монах увидел лично, описав все его облачение в мельчайших деталях. Не появились стремена и в кодексе рипуарских франков пересмотренным Карлом Великим в IX в., хотя они содержат полный перечень всаднического снаряжения, собственно этот список не претерпел изменений с начала VII века, хотя оба периода вроде как разделяет та самая «стремянная революция».

Схожую картину дают и изобразительные источники, к примеру, Утрехтская Псалтирь (820—835) демонстрирует атакующих всадников без стремян. В иллюстрациях к рукописям стремена игнорируются до последней трети IX в., но даже в Сен-Галленской хронике только часть всадников изображена с ними.

Если обратиться к археологическим сведениям, то и здесь мы видим примерно ту же картину – из 704 бойцов, похороненных на востоке Франции с конца VII по начало IX века только 85 можно уверенно идентифицировать как всадников (еще 50 только предположительно) и лишь в 4 могилах можно с достаточной степенью достоверности идентифицировать стремена (плюс еще 9 гипотетически). Для сравнения 63 могилы (из 85) имеют шпоры, т.е. 74 %.

О чем это говорит? О том, что хотя стремена и были известны в эту эпоху, но никакого революционного эффекта на современников не произвели, практически не использовались вплоть до конца IX века. Известный оружиевед Эварт Окшотт в копилку стремянной революции отнес победу готов при Адрианополе (378 г.), которую они по его версии одержали благодаря именно этому изобретению [9]. Увы, и этот тезис, далек от истины, ведь стремян у готов еще не было. Насколько мне известно, ничего сверх того, что сказал Линн Уайт в вопросе «стремянной революции» не было озвучено и вся современная теория о некоем превосходстве всадников, снаряженных этим девайсом – это исключительно современная трактовка, древние воины смотрели на вопрос явно иначе.

Проблема «революционности» стремян состоит в том, что люди часто смотрят на вопрос из настоящего через опыт современности, предполагая, что будет, если «изъять» этот предмет из снаряжения. В то время как для древних воинов стремена были инструментом, который возник в среде существующих способов обучения и атаки, здесь кроется ответ на вопрос, почему никакой революции они не произвели. Уставы и пособия по верховой езде XVIII-XX веков имеют примерно одинаковый взгляд на способы подготовки кавалеристов [10]. Крепость положения в седле обеспечивается балансом и шлюссом (нем. Schluß). Баланс – это умение держать корпус в равновесии при любом движении лошади, шлюсс же является способом удержаться в седле, путем прижимания к нему колен и ляжек. Основным способом является баланс, посредством шлюсса, как отмечается в пособиях, в седле держатся лишь малоопытные всадники. Обучение верховой езде без стремян было общим местом как для дореволюционных уставов и пособий, так и для советских, дабы сформировать навык баланса и шлюсса для каких-то экстремальных моментов боя. Древние воины в до-стремянную эпоху, очевидно, имели свою собственную школу верховой езды и появление нового приспособления не произвело фурора, потому что они и так могли держать баланс.

Так чем для них были стремена?

Я не буду сильно углубляться в историю распространения стремян, ограничившись тезисными вехами [11] – в начале IV века н.э. в Китайском северном пограничье появляются односторонние петли, прикрепленные к седлу.

Глиняная статуэтка VI века, Япония.

Первые стремена представляли собой подножку для посадки на лошадь, а в первой четверти IV века они обзаводятся второй петлицей, а в середине VI века попадают в Европу вместе с аварами (опять-таки это некий традиционный взгляд, от которого специалисты могут несколько отклоняться). Первое «европейское» (в китайский текстах оно упоминается уже в 477 г.) нарративное упоминание стремян относится к "Стратегикону" (псевдо)Маврикия и датируется VI-VII веками. Сначала стремя упоминается в числе элементов конского снаряжения [12]

«Седла должны иметь плотные и широкие попоны и всю надлежащую упряжь; при седлах должны быть также два железных стремени»

Маврикий использует любопытный термин – σκάλα, лат. Scalae, т.е. лестница. Забегая вперед, это достаточно частая этимология термина стремени, которая в разных языках несет (наряду с корнем «веревка») смысл [13] «забираться, влезать». Если посмотреть на второе упоминание(псевдо) Маврикием этого термина, то мы как раз увидим именно это использование [14]:

«Чтобы облегчить посадку на лошадей депотатов раненых и сбитых на землю, нужно стремена депотатов с левой стороны от седла сделать двойными, то есть одно стремя должно быть, как обычно, у передней луки седла, а второе - у задней, чтобы на лошадь могли подняться сразу двое - и сам депотат, и тот, кто не может сражаться; первый из них должен опираться на стремя у передней луки седла, а второй - у задней»

Вывод я думаю, вполне очевиден, хотя стремена и были известны в Европе с VI в. н.э., однако, они не произвели фурора и рассматривались всадниками, судя по всему, как некий элемент облегчающий посадку в седло, но не повышающий сколько-нибудь заметно боеспособность воинов. В сущности, конный воин Карла Мартелла, что со стременами, что без оных не был сильнее своего «античного» аналога, будь то римский кавалерист или восточный катафракт (при прочих равных, конечно же).

Д. П. Алексинский, К. А. Жуков, А. М. Бутягин, Д. С. Коровкин. «Всадники войны. Кавалерия Европы». Конница армии Византии. VI в.

Думаю, и Линн Уайт это тоже прекрасно понимал, поэтому помимо традиционной «поддержки» без которой всадник должен был всенепременно вылететь из седла, он связал революцию с «таранным ударом», при котором копье зажимается подмышкой, а атака идет на галопе.

Стремя и таранный удар

Таранный удар Линн Уайт действительно мог бы посчитать «революцией», если бы не одно «но» - появился он не в VIII веке, а намного позже [15]. Иконографические и нарративные источники в данном случае, позволяют датировать этот способ атаки относительно точно. Наиболее достоверные сведения о новом способе атаки дает знаменитый ковер (вышивка) из Байе, изображающий сцены нормандского завоевания Англии и битву при Гастингсе (1066 г.). Стоит отметить, что сам ковер датирован несколько позднее и отражает реалии скорее 1080-1090 годов. Примечателен он тем, что одновременно изображает как хват копья вытянутой рукой, причем таких всадников большинство, так и непосредственно «таранный удар», при котором древко зажато подмышкой.

Вот он крайний справа воин атакует уже новым способом, зажав копье подмышкой, в то время как большинство других всадников держат его иначе.

В начале XII века Анна Комнина, дочь византийского императора уже отмечает «новый» способ атаки, при котором «франк» скачущий на коне способен пробить стену Вавилона. Возможно, этот способ атаки некоторые всадники освоили уже в середине XI века, о чем говорят редкие изображения – Джон Хэлдон относит его появление к битве при Тройне (1040 г.), однако, как массовое явление таранный удар возник в конце XI начале XII веков. Ну, а появление стремян в Европе произошло за полтысячелетия до этого, даже если брать период Карла Мартелла, т.е. VIII век разрыв эпох очевиден.

Возникает вопрос, ну раз уж мы тут все равно собрались, может по-быстрому датируем стремянную революцию XII веком, да разойдемся? Дело-то благое, но и тут масса нюансов, с одной стороны, да, тяжелая конница XII века – это совсем не то же, что было у Карла Мартелла, да и стремена из редкого элемента, превратились в стандарт снаряжения. Однако для того, чтобы снова поставить стремена во главу военного прогресса недостаточно гальванизировать труп теории Линн Уайт. Выделить роль стремян и специфической рыцарской посадки (когда он практически стоит в седле) в мощи таранного удара довольно сложно, если, конечно, не ударяться в пространные рассуждения о «дополнительной точке опоры в вертикальной плоскости».

Готовясь к современной реконструкции рыцарских турниров Ричард Альварес [15] решил провести опыт «таранного удара», исключая различные элементы конного снаряжения. Опыт проводился в рамках так называемой квинтаны (нем. Quintana, фр. guintaine, англ. guintain) – это вид тренировки, который появился около XII века и заключался в ударе копьем по неподвижной мишени с целью опрокинуть. Если подытожить серию его экспериментов, то выходит что, хотя стремена и могут давать некоторое удобство, но в момент удара особенно не влияют на его силу. Также он попробовал атаковать мишень вообще без седла и, хотя ему это удалось, однако, последствия (в отличие от стремян) он уже ощутил, проехавшись по спине лошади назад. В целом вывод был довольно прост, хотя на турнире он бы и предпочел воевать скорее с седлом и стременами, но рассуждения о том, что без оных таранный удар невозможен, ничего общего с реальностью не имеют.

Сорян за качество, картинки были мелкие

Впрочем, есть и более научные эксперименты [16] – конгломерат авторов во главе с неутомимым Аланом Уильямсом определили энергии удара копье при атаке. Причем комбинируя снаряжение, они пытались выявить влияние каждой его части, результаты, думаю, вас уже не удивят. Энергия удара при использовании стремян менялась незначительно. Для понимания, крюк на кирасе, куда укладывалось копье, повысил энергию удара в среднем вдвое - с 127 до 206 ДЖ, с 97 Дж до 217 Дж и со 100 Дж до 216 Дж в зависимости от типа седла. Есть желание объявить о крючной революции разделившей историю на эпоху всадников и пехотинцев, ну и что там еще по списку?

Если не стремя, то что?
Я понимаю, что спихнув с пьедестала стремена, мы ощутим щемящую пустоту в душе и вопрос, что же тогда привело к появлению таранного удара? Как по мне, поиск волшебной заклепки, без которой воин обязательно навернется с лошади, дело заведомо бесперспективное – после своего появления таранный удар выполнялся даже легкой конницей, например, казаками в XVII-XIX веках [18]. Возможно, комплекс рыцарского снаряжения послужил неким спусковым крючком для возникновения данного способа атаки, причем первую скрипку тут скорее играло седло с высокой задней лукой. Это неплохо увязывается как с боеспособностью античной катафрактной конницы, которая использовала «рогатое» седло, давшее возможность (?) устойчивой атаки с контосом наперевес, так и с превратившейся почти в кресло седло раннего средневековья. Но повторюсь, эти изменения скорее подгонка вооружения под нужды всадников, а не обязательный атрибут без которого ничего не получится. В любом случае, ответ на этот вопрос находится за рамками настоящего исследования, которое и так уже разрослось.
Возможно, у вас сложилось впечатление, что я пытаюсь представить стремена как некий рудиментарный элемент, который стал популярным лишь по какому-то недоразумению. Отнюдь, речь в первую очередь об особой роли стремян, которую им приписывают. Безусловно, они сделали жизнь всадника несколько лучше, как это делали колесцовые шпоры, седло с высокой задней лукой или крюк на кирасе. Снаряжение всадника постоянно совершенствовалось, а революционности стремян мы обязаны лишь тому, что они удобно вписались по времени в теорию Линн Уайт, ткни он в свое время пальцем в седло с высокой задней лукой или каплевидный щит, мы имели «щитовую» и «седловидную» революцию (что, кстати, было бы куда ближе к истине). Но если Вам очень нужен волшебный девайс, определивший мощь рыцарской кавалерии, то пусть это будет печатный станок, благодаря ему история так часто делится на «эпохи» всадников и пехотинцев.


Примечания
1. White, Lynn . Medieval Technology and Social Change. // Oxford University Press, 1962, P.2
2. P. H. Sawyer , R. H. Hilton, «Review: Technical Determinism: The Stirrup and the Plough» // Past & Present No. 24 (Apr., 1963), pp. 90-100
3. Andrew Ian Wilson, «Machines, Power and the Ancient Economy», The Journal of Roman Studies, 2002
4. Kelly DeVries «The Stirrup, Mounted Shock Combat, Chivalry, and Feudalism » // Medieval Military Technology, 1992, pp. 95-122
5. Alex Roland, «Review: Once More into the Stirrups: Lynn White Jr., "Medieval Technology and Social Change" // Technology and Culture Vol. 44, No. 3 (Jul., 2003), pp. 574-585
6. Bernard S. Bachrach «Charles Martel, Mounted Shock Combat, the Stirrup and Feudalism» // Studies in Medieval and Renaissance History, Vol. III, 1970, p.49-75
7. Филипп Контамин «Война в Средние века», «Проблема стремени», 2001.
8. В.П. Никоноров «К вопросу о роли стремян в развитии военного дела» // Степи Евразии в древности и средневековье. Книга II. СПб: 2003, с. 263-267.
9. Эварт Окшотт “Археология оружия. От бронзового века до эпохи Ренессанса" М., ЗАО Центрполиграф, 2004. стр.98.
10. Д.А. Скобелев «Хочу возразить: о некоторых дискуссионных вопросах сарматоведения» // Parabellum novum № 1 (134). СПб., 2013, стр. 76-78
11. П. В. Шувалов. «Два железных стремени» // ΚΟΙΝΟΝ ΔΩΡΟΝ: Исследования и эссе в честь 60-летнего юбилея Валерия Павловича Никонорова от друзей и коллег / СПбГУ, 2014., стр. 568
12. Стратегикон, I, 2
13. И.Л. Кызласов «О происхождении стремян» // СА. 1973. №3. С. 24-36.
14. Стратегикон, II, 9
15. D. J. A. Ross «L'originalité de «Turoldus» : le maniement de la lance» // Cahiers de Civilisation Médiévale Année, 1963, 6-22, pp. 127-138
16. R. P. Alvarez, “Saddle, Lance and Stirrup: An Examination of the Mechanics of Shock Combat and the Development of Shock Tactics”, // Hammerterz Forum Vol 4 No 3&4 July 15, 1998.
17. Alan Williams, David Edge, Tobias Capwell, 2016, «An experimental investigation of late medieval combat with the couched lance» // Journal of Arms and Armour society, vol. 22, p. 2-29
18. Л. А. Бобров «К вопросу об истоках конного копейного боя российских казаков второй половины XVIII – первой половины XIX в.», // Parabellum Novum, № 2 (35), 2014, стр. 115-151

Статья подготовлена для проекта warcats.ru

https://warcats.ru/2020/12/15/stremena-revolyutsiya-kotoroj-...

Рунет заполнен статьями о том, как столетиями рыцарская конница врубается в строи несчастных пехотинцев, вытаптывая все вокруг, ломая аки тростиночки оружие, коим крестьяне пытаются отпихиваться. И самое любимое у меня в таких статьях – это окончание, ну потому что рано или поздно автору надо будет объяснить с чего вдруг эта сила, сносящая все на своем пути, вдруг перестала впиливаться в пехотные порядки.

Краткий обзор современных представлений о роли конницы

В русскоязычном пространстве идея о таране плотных пехотных строев стоит примерно на двух столпах – это гипотеза Чарльза Омана о том, что после битвы при Адрианополе 378 г. на полях сражений воцарилась тяжелая кавалерия вплоть до сражения при Мариньяно 1515 г. [1] Второй подпоркой прикрутили идею Лин Уайт [2], что небывалый успех тяжелой рыцарской конницы является следствием распространением стремян в Европе с VIII века и соответственно появлении таранного удара. Естественно гипотеза и Лин Уайт и концепция Чарльза Омана на западе уже подверглась обширной критике и существенно пересмотрена [3], но поскольку на русский язык все это не переводилось, то у нас до сих пор пытаются жить в реалиях «изобрели стремя – кавалерия вытаптывает пехоту – потом пехоту обучили, и она начала отбивать атаки рыцарей». Увы и ах, все значительно сложнее.

Начнем с распространения тяжелой конницы – традиционно расцвет тяжелой конницы связывается с государством Каролингов [4]. Что здесь важно понимать – состояние первоисточников таково, что тактическую роль конницы в этот период мы практически не можем проследить. Описания настолько скудны, что исследователями для обоснования тезиса о важности этого рода войск приходится прибегать к цепочке рассуждений «если не они, то кто?» [10]. Т.е. концепция того, что при Каролингах тяжелая феодальная конница была царицей полей – это распространенная точка зрения, но, увы одна лишь [9]. На западе бушуют настоящие баталии между исследователями, так например, Брайс Лайон подверг критике концепцию Вербрюггена о тотальном превосходстве конницы, тот выступил с возмущенным опровержением [5], обвинив оппонента в некомпетентности , в спор вклинился профессор Бернард Бахрах [6], оспорив эту отповедь. Я не хочу углубляться в эту дискуссию, просто хочу, чтобы Вы понимали – господство тяжелой кавалерии не признанный всеми факт, а одна из точек зрения (безусловно, популярная), которая преобладает у нас, поскольку другие исследования тупо не переводили.

Иллюстрация по Всадники войны. Кавалерия Европы. . Алексинский Д. П., Жуков К. А., Бутягин А. М., Коровкин Д. С, С-П.: Полигон, 2005

Здесь нужно понимать, какую задачу решал Карл Великий – в условиях больших пространств ему нужна была сила, которая могла оперативно реагировать на актуальные угрозы. Такой силой стала конница, позволяющая совершать марш броски на расстояния вплоть до 240 км за сутки [4], в сочетании с сетью фортов и замков он смог выстроить эффективную систему противодействия, где защитные сооружения уже при Меровингах выступали наковальней [7]. Решение на самом деле было поистине гениальным – экономика раннесредневековых государств не позволяла держать под ружьем большую регулярную армию, при этом ленная система перекладывала вопросы снабжения и формирования войск на феодалов. Т.е. преимущество каролингской конницы было отнюдь не во впечатляющей тактической эффективности, а в первую очередь оно было стратегическим [8]. Собственно идея, Лин Уайт о том, что при Каролингах всадники за счет таранного удара «доминировали» напарывается на тот простой факт, что этот прием появился только в XII (возможно XI) веке. Акцент в боевых действиях сместился от масштабных полевых сражениях к рейдами, шевоше, кавалькадам, т.е. терминам, однокоренных «коннице» - Reyse, chevauchee, cavalcado. Ну, и, конечно, осадам, где конница могла либо перерезать пути снабжения, выступая атакующей стороной или атакуя агрессора, деблокируя города [5].

К чему это привело – к созданию закрытой касты воинов, которая же и являлась, в том числе правящей аристократией, т.е. определяла военную доктрину государств. И здесь мы переходим к сути исследования – чтобы понять, как выглядело столкновение пехоты и конницы, нужно разобраться с внутренними силами, которые определяют битву. Итак, друзья мои – это была преамбула, впереди разбор сражений и поведения солдат в бою.

Битва при Куртрэ 1302 года.

Начнем с середины нашего повествования – битвы при Куртрэ 1302 года. Сражение довольно примечательное – часто его рассматривают в качестве вехи, знаменующей окончание главенства конницы и начала пехотной революции. И, в общем-то, в таком ключе сражение не устраивает ни фанатов сметающей все и вся рыцарской кавалерии, ни сторонников пехоты-царицы полей. Апологет конницы, разбуженный ночью, на тихий шепот «Куртрэ» вскинется, не просыпаясь, выпалит «коннице помешали рвы, ручей, а так бы растоптали как при Розебеке, Монс-а-Певеле и Касселе» и рухнет на подушку, не открывая глаз. Ну, а сторонников пехоты в принципе не устраивает XIV век как рубеж, ведь атаки конницы отбивались и раньше. Как по мне, эти споры малопродуктивны и нужно на примере сражений выяснять механику и принципы поведения воинов, а не защищать свою команду.

Фламандский пехотинец, правда его противник пришел из прошлого, судя по доспехам, ну что ж поделать

Вернемся к Куртрэ - это достаточно знаменитая битва между фламандцами и французами, примечательная тем, что первые представляли собой пешее воинство, в то время как их противники делали ставку на конницу. Численность сторон была примерно равной – 8000-10500 человек со стороны фламандцев (по Вербрюггену) и около 7000 французов (2500-3000 всадников, остальные пехотинцы).

Сам ход битвы описан во множестве статей и исследований, я ограничусь общими замечаниями. Фламандцы выстроились в фалангу, заняв позицию за ручьями и рвами, французская пехота накрыла их арбалетным огнем, после чего вероятно (?) произошел уже ближний бой между фландрийцами и их противниками. Причем пехота французов так успешно наступала, что чуть не выиграла бой. Далее после успешной атаки, по сообщению «Старой хроники Фландрии», французы говорят командующему «Сир, чего вы еще ждете? Наши пехотинцы наступают так, что они одержат победу и мы не стяжаем здесь чести», после чего рыцари атакуют (успешно форсировав рвы), попутно потоптав некоторое количество своих же пехотинцев и начинается катастрофа. Всадники отступают с большими потерями, попутно сваливаясь во рвы на обратном пути. Французы оставили на поле битвы половину всадников, потери фламандцев несколько сотен по источникам, по факту – вопрос. Здесь нас будет интересовать несколько важных нюансов, первое это моральное состояние самих фламандцев. Людовик ван Вельтем ("historiael Spieghel" ~ 1316 г.) описывает сильный страх, который испытывали пехотинцы [11]:

[фламандцы] боялись предстоящего ужасного боя. Не было шанса отступить, и враг наступал. Каждый причастился на месте, и после они собрались вместе, плечом к плечу. Таким образом, они сформировали как бы каменную стену, чтобы выдержать страшное испытание"

И здесь достаточно показательное отражение психологии двух участников битвы, с одной стороны первобытный ужас фламандцев перед главной военной силой средневековья, с другой презрение французского рыцарства – они бросаются в атаку, дабы всю славу не получили собственные же пехотинцы. Жиль ле Мюизи описывает ужас, который поразил отступающих рыцарей:

«С башен церкви Богородицы Турнэ, аббатства Св. Мартина и города они могли видеть бегущих по дорогам, сквозь изгороди и поля, в таком количестве, что никто из тех, кто не видел этого, не поверил бы... В окрестностях города и в деревнях было столь много умирающих от голода рыцарей и пехотинцев, что это было ужасное зрелище. Пытавшиеся найти еду у города обменивали на нее свое снаряжение. Всю эту ночь и следующий день прибывшие в город были столь напуганы, что многие из них не могли даже есть»

План битвы при Куртрэ. Иллюстрация J.F Verbruggen «The Art of Warfare in Western Europe during the Middle Ages from the Eighth Century to 1340» // The Boydell Press, 1998

Полагаю, Вы часто могли слышать в той или иной форме выражение, что один конный стоил десяти пеших. Это распространенный лейтмотив лояльных к рыцарям хроник, собственно вышеупомянутый Жиль ле Мюизи об этом также писал. И здесь, чтобы понять, повлияла ли на что-либо эта битва, стоит посмотреть на то как изменились взгляды фламандцев. Согласно «Хронике Виллани » [12]

«После этого разгрома честь и слава старинной знатности и отваги французов сильно приуменьшились, ибо цвет мирового рыцарства был разбит и унижен своими же подданными, самыми худородными людьми на свете - ткачами, сукновалами, работниками низких ремесел и занятий. Они были столь чужды воинскому делу, что из презрения к их малодушию другие народы мира называли фламандцев "жирными кроликами". Но после этих побед уважение к ним стало так высоко, что один пеший фламандец с годендаком в руке стоил двух французских рыцарей»

На самом деле подобные реляции буквально воспринимать не стоит – собственно поражения рыцарских армий в XIV веке явно свидетельствуют о том, что соотношение 1 конных на 10 пеших, если и выполняется, то в сферическом вакууме, ну а фламандские бахвальские речи разбились о тяжелые разгромы при Розебеке, Касселе и Бремюле. Важно их рассматривать с позиции общественного настроя – Куртрэ, при всей спорности самой битвы, во-первых прокатилось эхом по всей Европе, во-вторых определенно вызвало заметные сдвиги в психологии воинов.

Крестьяне больше не терпели опорных пунктов дворян в своих деревнях и уничтожали их. Сатирические средневековые песни (Kerelslied) представляют фламандцев начала XIV века как людей с замашками графов [13].

«На ярмарку он обязательно пойдет

Считая себя графом,

Там он уничтожит все

Ржавым посохом своим

Затем он пить вино пойдет и сразу станет пьян

Тогда весь мир его - и город, и страна»

Битва при Арке 1303 г.

Перенесемся меньше чем на год вперед – битва при Арке (1303 г.). Фламандцы охмелели от своей победы, берут города и замки, что естественно бесит французскую сторону. Усмирять оборзевших ремесленников высылают очередную армию, численность сторон точно не известна, источники говорят о 10 000 фламандцах (оценки в 50 000 фантастичны) и 1300-4000 французах, возможно первая цифра показывает численность конницы, а вторая общее число воинов (с учетом пехоты). Поначалу ход боя скорее благоволил французам, они смогли разбить несколько разрозненных отрядов фламандцев, пока не уперлись в основные силы фландрийской пехоты. Фламандцы образовали круг ощетинившись пиками и годендагами, далее источники несколько по-разному описывают бой, по одним данным французская конница безуспешна пыталась атаковать построение пехоты с трех сторон, но безуспешно. Но весьма примечательно описание боя другого источника - Гентских Анналов:

«Он [Гильом] образовал большой строй по окружности наподобие чаши или короны и, расположившись в его центре, вызывал врагов на битву. Однако те, напротив, не решались с ним сразиться. Они осторожно окружили его строй, высматривая, с какой стороны они смогут нанести ему больший урон. Тех из них, кто приближался к фламандскому строю настолько, что их можно было достать, убивали. Но также если кто из фламандцев выбивался вперед, то он тотчас оказывался простертым на земле после атаки всадников. И так они стояли почти два часа – наемники короля наносили фламандцам небольшой урон, а те отвечали им тем же. После сражения при Куртре французы, хоть конными, хоть пешими, уже никогда не осмеливались одновременно всем строем атаковать фламандцев, всегда сражающихся пешими. Теперь, когда это было возможно, они окружали их и недолго атаковали по трое или четверо, после чего отступали на лошадях, чтобы выманить их из строя, в то время как другие стремительной атакой повергали фламандцев наземь» Гентские анналы (1303)

Схема боя по Гентским анналам, приводится по Kelly DeVries «Infantry Warfare in the Early Fourteenth Century : Discipline, Tactics, and Technology Warfare in History» // The Boydell Press, 1996

Довольно занятная картина – уже тяжелая конница боится атаковать плотные порядки, памятую о Куртрэ. Мы еще часто увидим иллюстрацию патовой ситуации, когда конники не решаются атаковать плотный строй пехоты. С другой стороны, пехотинцы тоже опасаются наступать, поскольку стоит им разорвать строй, как их по одиночке их «выхватывают» рыцари. Причем дальнейшее развитие боя было довольно любопытным – французы отступают, фламандцы идут следом, всадники снова готовятся атаковать, фландрийцы снова строятся, а рыцари отказываются от нападения. Такой сценарий повторяется пять или шесть раз, пока французы окончательно не отступают, поле боя за фламандцами, хотя их потери превышают французские.

Битва при Монс-ан-Певеле 1304 г.

Сражение при Арке не смогло поставить точку в противостоянии фламандцев и французов, поэтому следующая партия была лишь вопросом времени. Стороны активно наращивали войска и сошлись в противостоянии в августе 1304 г. Численность сторон оценивается как равная – около 13 000 французов (3000 всадников и 10 000 пехотинцев) и 12 000 – 15 000 фламандцев [14], хотя безусловно у короля был явный перевес в рыцарях. Бой начался традиционно перестрелкой арбалетчиков, после чего к строю фламандцев выдвинулись рыцари и…

«Когда французы настолько приблизились к фламандцам, что копья французов могли касаться копий фламандцев (те стояли в своем строю неподвижно и твердо, ожидая, что, как и в Куртре, сейчас произойдет главное и победное для них сражение), они осадили своих коней поводьями и остались стоять как вкопанные. Оба войска смотрели друг на друга. Французы, опасаясь такого же исхода битвы как при Куртре, не осмелились состязаться в силе, но, уговорившись друг с другом, хотели победить хитростью» Гентские анналы (1304)

И снова французы останавливаются напротив плотного пехотного строя, не пытаясь в него бросаться. Ситуация снова патовая, бидауты (легкая пехота французов) обстреливают строй фламандцев издалека, а сами фландрийцы сбиваясь в небольшие отряды по 10-40 человек сами (!) нападают на рыцарей, покидая строй. Таким образом, обе стороны несут потери. Из тупика стороны стараются выйти, начав переговоры, но они срываются (фламандцы заподозрили французов в подготовке к нападению) и фламандцы переходят в атаку. Французские силы отброшены к лагерю, да так что фландрийская пехота пробивается к королю Филлипу IV, один бодрый фламандский воин бьет годендагом по лошади монарха и та в испуге скачет к рыцарям, которые наблюдают за судьбой своего властителя с безопасного расстояния. В конечном счете, Филиппу удается организовать сопротивление и далее сведения хроник расходятся, Гентские анналы говорят, что французы отступили, остальные источники, что отошли фландрийцы – это, вероятно, ближе к истине. Как бы то ни было, потери с обеих сторон были значительные (около 1000 человек вероятно) и для французов битва при Монс-ан-Певеле была такой же Пирровой победой, что сражение при Арке для фламандцев.

Прорисовка фрески с Гентского алтаря Verbruggen (1998)

Переломить ситуацию французы смогли в 1328 году в битве при Касселе, однако, она демонстрирует заметно иной подход. Французская пехота теперь держит фронт фламандцев, пока рыцари бьют по флангам. Но даже эта битва показывает традиционный тупик – фламандцы, оказавшись в окружении, строятся «короной», а французы, потеряв несколько лошадей, снова отказываются от атаки, открывают свой строй, чтобы фландрийцы смогли отступить. Как и в предыдущих битвах, никто не торопится «вытаптывать» или «сметать» с поля плотный пехотный строй. Интересно, что согласно Фландрской хронике, рыцари прямо отказались от атаки на коне, видя плотный строй пехоты [15]:

«Граф тотчас устремился на них [фламандцев], но они стояли таким плотным строем, что атаковать их, сидя на коне, было невозможно. Тогда граф и все его рыцари спешились [и всех победили]» .

Забегая вперед, здесь стоит отметить, что французы находились под сильным общественным давлением, так отступивших рыцарей после разгрома при Куртрэ (1302), а также сбежавших при Монс-а-Певеле (1304) и Пуатье (1356) открыто обвиняли в государственной измене.

Сейчас посмотрим, что происходило в битвах с другими участниками.

Битва при Лаупене 1339 г.

Достаточно интересная битва, хотя и не столь известная, как громкие сражения вроде Креси или Куртрэ. Примечательна она тем, что швейцарская пехота здесь, будучи обычным ополченцами встретила атаку конницы на равнинной местности. Наш основной источник анонимная хроника Conflictus Laupensis описывает атаку фрейбургской конницы и тут происходит то, что собственно и является основной целью атаки – около 2000 швейцарцев, видя летящую на них лаву рыцарей, разворачиваются и дают деру. Причем, в своей прошлой статье я ошибочно назвал их безоружными «inermes», как они буквально поименованы в хронике на латыни. Однако этот термин в средние века просто означал пехотинцев. Вот только остальные швейцарцы никуда не побежали и всадники… Нет, не влетели с треском в строй, а как и французы при Арке, начали грозно кружить вокруг пехотинцев, надеясь, что те сами пойдут в атаку. В конечном, счете, пехотинцев все же попытались атаковать (детали не сообщаются), но закончилось это плохо для всадников. Бернцы выбили с поля боя фрайбургскую пехоту и ударили в тыл рыцарями, которые кружили вокруг вальштедцев.

Вообще невольно возникает вопрос, а были ли битвы, где рыцари все-таки влупились в строй пехоты с разгону и огоньком. На самом деле, да были, но картина боя сильно отличалась от апокалиптических описаний с вытаптыванием, проломом и еще хрен какими эпитетами, которые лепят к конной атаке.

Битва при Лаудон-Хилле 1307 г.

Основной источник по этому сражению метрическая История Роберта Брюса, написанная архидьяконом Абердина Джоном Барбором, собственно описание приводится в восьмой книге. Англичан под предводительством Валенса Эймара было 3000, шотландцев же существенно меньше – всего 600 пехотинцев. Насколько эти цифры соответствуют действительности вопрос открытый, скорее всего, оценке шотландцев можно верить, а вот англичан явно было меньше. Возможно, Валенс имел около 1200-1500 воинов, из которых порядка 1000-1200 пехотинцев 200-300 всадников. Но даже такая сила радикально превосходила шотландцев. Роберт Брюс, опасаясь нападения с фланга и тыла, укоротил фронт, вырыв две канавы, так что в лоб на него могли напасть не более 500 рыцарей. Эймар произнес вдохновляющую речь, и всадники пошли в атаку [16]:

«Пригнув головы и выставив вперед копья, они бросились прямо на короля [Роберта Брюса]. И он встретил их с такой силой, что самые лучшие и храбрые были сброшены на землю при столкновении. Поднялся такой грохот и треск копий, такие крики и вопли раненых, что их было страшно слышать.

…

Почти все поле было усеяно убитыми лошадьми и людьми»

После чего 500 воинов Брюса переходят в атаку, а английская армия обращается в бегство. Потери англичан оцениваются в 100 рыцарей, что говорит о том, что в атаке полегло до половины всех всадников Эймара.

Битва про Боробридже 1322 г.

Достаточно простое сражение между королевскими силами Эдуарда II и повстанцами Томаса Ланкастера. Примечательно оно тем, что силы Эдуарда под командованием Эндрю Харклея применили шотландское пехотное построение в форме шилтрона, т.е. построились в круг и ощетинились копьями. Королевские войска перекрыли мост, ну а войска Ланкастеров под предводительством сэра Херефорда и Роджера де Клиффорда пошли в лихой кавалерийский эгегей прямо через мост, итог описан Chronicon de Lanercost [17]

«сэр Роджера де Клиффорд и некоторые другие рыцари, подобно львам, храбро вступили на мост раньше остальных войск и яростно атаковали неприятеля; со всех сторон в графа ударили пики. И он [Херефорд] тут же упал и был убит на мосту вместе со своим знаменосцем и другими рыцарями. Сэр Роджер де Клиффорд, хотя и был тяжело ранен пиками, стрелами и отброшен назад, но с трудом сбежал вместе с остальными»

Несколько более поздняя иллюстрация английского рыцаря по Всадники войны. Кавалерия Европы

Любопытно, что битва при Боробридже фактически была предтечей тактики англичан в столетней войне, где они активно использовали спешенных рыцарей с собственной пехотой для отражения атак французской конницы [18]. Опять-таки эта битва не была чем-то сверхъестественным, в сущности, королевская армия применила ровно тот же прием, которым английских рыцарей разбили шотландцы при Стерлинге (1297). И более-менее побеждать шотландцев англичане смогли, когда предварительно обстреливали их строй собственными лучниками как при Фолкерке (1298) или Даплин-Муре (1332), либо и вовсе спешиваясь, как при Халидон-Хилле (1333).

И вот тут внимательный читатель задаст вопрос, не желая расставаться со столь желанным мифом о вытаптывании пехоты – «Но ведь это все XIV век, а что же раньше? Вытаптывали, сметали?». Что изменилось-то? Ни-че-го. И тут мы возвращаемся к моей фразе – Куртрэ, лишь середина нашей хронологии.

Абсолютно ту же картину мы видим в битве при Бувине в 1214 году. Где 700 брабантских наемников, образуют строй из двух-трех (!) шеренг (в одном источнике, два, в другом три шеренги) и как нам сообщает участник битвы Вильгельм Бретонский, рыцари просто-напросто боятся атаковать этот строй [19]:

«Часто безнаказанно отступая за стену пехотинцев, Граф нисколько не боялся быть раненым врагом. И действительно, наши рыцари боялись нападать на пехотинцев, вооруженных копьями, в то время как сами они [рыцари] сражались мечами и более коротким оружием; действительно, копья [hasta] были длиннее кинжалов [cutellis] и мечей, и непроницаемая линия [пехотинцев], выстроенная по образцу стен тройным кольцом, не позволяла атаковать тех, кто был тщательно построен»

Битва при Бувине Verbruggen (1998)

Или вот Жан де Жуанвиль описывает высадку крестоносцев в Египте [20]:

Что же до нас, когда мы увидели их приближение, то воткнули острые концы щитов в песок, твердо укрепили в земле копья с остриями, направленными на врага. Увидев, что наши копья готовы пропороть животы их коням, вражеские конники развернулись в обратную сторону.

Усама-ибн-Мункыз арабский полководец, живший в Сирии в XII веке в своей «Книге Назиданий» рассказывает о столкновении крестоносцев с мусульманскими пехотинцами [21]:

Из Шейзара в этот день выступило много пехотинцев. Франки бросились на них, но не могли выбить их с места. Тогда Танкред разгневался и сказал: «Вы – мои рыцари, и каждый из вас получает содержание, равное содержанию ста мусульман. Это „сердженды“ (он разумел пехотинцев), и вы не можете выбить их с этого места!» – «Мы боимся только за лошадей, – ответили ему. – Если бы не это, мы бы их затоптали и перекололи копьями». – «Лошади мои, – сказал Танкред, – всякому, у кого будет убита лошадь, я заменю ее новою». Тогда франки несколько раз атаковали наших пехотинцев, и семьдесят лошадей у них было убито, но они не могли сдвинуть наших с места.

Ровно то же самое происходит и в XI веке в битве при Стэмфорд-Бридже [19], согласно Morkinskinna («Гнилая кожа» сага о норвежских конунгах XIII века):

Затем, когда англичане будут скакать на вас, воткните концы ваших копий в землю, но не располагайте клинки выше середины тела, и те, кто стоит в первой шеренге, также должны упереть концы копий землю, направив острия в грудь лошадей тех, кто скачет на вас. Пусть все копья [kesjur] будет таким образом направлено на них. И пусть наши лучники располагаются на флангах и в тылу отряда. Давайте будем стоять твердо и не сдвинемся с места, пока не пойдем вперед.

<…>

Теперь англичане нападают на северян, и те оказывают ожесточенное сопротивление. Копья [kesiomar] были так сложены, что к ним нельзя было приблизиться верхом. Обе стороны теперь бьются изо всех сил, и потери медленно растут. Теперь же было так велико неравенство в силе [числе] войск, что англичане разбили отряды, окружили их и атаковали со всех сторон.

Даже знаменитая битва при Гастингсе (1066) демонстрирует нам сначала неудачную атаку конницы Вильгельма Завоевателя на плотный пехотный строй. И потом он пытается выманивать противников, дабы они сломали строй и его всадники могли их опрокинуть, т.е. делает ровно то же, что и французы при Арке (1303), Монс-ан-Певеле (1304), спустя сотни лет. Атаки конницы отражались пехотинцами при Леньяно (1176), Кортуново (1237), Бэннокбёрне (1314), Грансоне (1476), Мариньяно (1515) и т.д. Причем зачастую в итоге эти битвы проигрывались, но они четко показывают насколько зыбка теория о вытаптывании, сметании и пр.

А теперь десерт – битва при Каррах (53 год до н.э.) римские легионы Красса разбиты парфянской конницей. Если Вы вдруг потеряетесь на реконском фестивале в лесу, просто тихо прошепчите «Карры и катафракты» и вас сразу найдут с криками «Да у них стремян не было!!111» (это правда), «да у них таранного удара не было» (и это правда), «да их кони не чета дестриэ» (а это вопрос). Но прочитав вышенаписанное, сравните описание планов тяжелой конницы парфян при виде плотного римского строя [23]:

Первым намерением парфян было прорваться с копьями, расстроить и оттеснить передние ряды, но, когда они распознали глубину сомкнутого строя, стойкость и сплоченность воинов, то отступили назад и, делая вид, будто в смятении рассеиваются кто куда, незаметно для римлян охватывали каре кольцом.

Ничего не напоминает?

Выводы

Итак, попробуем подытожить все написанное. Рассмотрение сражений как физического противостояние всадников и пехотинцев есть химера, возникшая от попыток скрестить таранный рыцарский удар, теорию о тысячелетнем господстве конницы и давно опровергнутую стремянную революцию от Лин Уайт, как некоего технологического объяснения ВДРУГ возросшей мощи всадников. В реальности столкновение тяжелой (условно) пехоты и конницы означало психологическое противостояние, в котором главное оружие конницы был нравственный шок, вызываемый непосредственно видом несущейся на галопе массы всадников. Считалось, что пехотинец физически не может устоять перед лошадью, несущейся на него на галопе, и это действительно было так.

В 1128 жители Брюгге пришли на битву с Вильгельмом Клитоном возле Осткампа, но стоило им увидеть рыцарей, как они развернулись и дали деру. Страх был настолько сильным среди них, что никто не спал ночью. В 1138 при осаде Кревёкера атаки небольшой группы рыцарей хватило, чтобы пешая коммунальная армия бросилась бежать от рыцарей, оставив на поле боя 90 трупов и 300 пленных.

Но если пехотинцы выдерживали это испытание и не отступали, то наступала патовая ситуация, рыцари точно также не стремились «врубаться» в плотные пехотные строи и либо вообще останавливались, либо пытались выявить уязвимое место, скача вокруг неприятельского строя. Нередки случаи, когда в строй пехотинцев бросались одиночные рыцари, иногда это приводило к тому, что они пробивали дыру в строю для других всадников, но чаще умирали на пиках, как герцог Шатогийон при Грансоне (1476), который почти захватил знамя, но был пущен на кебаб, а его доблестные рыцари наблюдали за его подвигом с безопасного расстояния. Полковник французской армии XIX века Ардан дю Пик утверждает, что вся сила атаки кавалерии заключается в ее нравственном (психологическом воздействии) [22]

Дисциплина, удерживая кавалеристов в шеренге, не могла изменить инстинкта кавалериста. Также как и отдельный человек, кавалерист в шеренге вовсе не хочет расшибиться стена об стену при ударе с неприятелем. Отсюда страшное нравственное действие сомкнутой, приближающейся шеренги. Так как нет средства ускользнуть вправо или влево, то обе стороны, люди и кони, избегая столкновения, останавливаются лицом к лицу.

Как полководцы добивались того, что необученное ополчение не разбегалось с поля боя? По сути, когда работаешь не с профессиональными войсками, а с необученными пехотинцами, то в дело вступают механизмы страха и психологии. Я их описывал в двух статья по античным гоплитам, Психология войны. Страх, песни и сражения и Лицо битвы. Паника, шлемы и страх наступления все эти законы применимы и к средним векам. Своего рода особенностью стала техника спешивания собственных рыцарей и перемешивания их с собственными пехотинцами, они распространяли уверенность вокруг себя. С одной стороны, пехотинцы понимали – рыцари их не бросят и станут сражаться рядом до последнего, с другой, они были теми авторитетами «под взглядом» которых они сражались наиболее рьяно. Так при Куртрэ, как говорят, на самых сложных участках боя только рыцари удерживали пехоту от бегства.

Однако и фламандцы, и шотландцы тяжело переходили от оборонительной тактики к наступлению. Хотя в обороне они стойко выдерживали психологический натиск рыцарей, атаки часто приводили к коллапсу всего строя. С другой стороны, триумф швейцарской военной организации заключался в том, что они могли наступать в плотных пехотных колоннах, спокойно реагируя на любые нападения всадников. Поэтому их тактику взяли за основу, создавая новые армии на базе ландскнехтов в XV и грозной испанской пехоты в XVI веках. Но это уже совсем другая история.

Примечания будут в комментариях