Год шел, кажется, 83-й. Начало заката СССР. Бровеносец уже помер, но Политбюро и ЦК еще оставались и всеми нами руководили. Впрочем, я, школьник, к этому имел совершенно косвенное отношение. Хотя морд..., т.е. светлые лики ЧПБ и ЦК везде висели и знать их нам, комсомольцам, полагалось.
Но вот настало 1-е Мая и Первомайская демонстрация. Рисовались плакаты и плакатики, репетировались сценки и разучивались кричалки. Тем, кто не был задействован в первомайской самодеятельности, вручались разные флажки, портреты и цветочки. Но все это - преамбула.
А фабула состояла в том, что лично мне доверили нести портрет тов. Соломенцева. Не помню, кем он тогда был, ЧПБ или секретарем ЦК, но запомнил я его на всю жизнь.
Портрет тов. Соломенцева был довольно большой и весьма нелегкий, на длинном шесте. В колонне его надо было нести на плече, а при подходе к трибунам, по команде, поднять вверх. Ничего сложного, короче. Но даже такое несложное действо, в моем исполнении закончилось не очень хорошо.
Итак. Колонна наша, находясь где-то ближе к хвосту других колонн, шла очень медленно, постоянно останавливаясь. Тов. Соломенцев все больше и больше оттягивал мне плечи. И вот, на очередной остановке я не выдержал, снял тов. Соломенцева с плеча, перевернул его рыло..., т.е. светлым ликом вниз и на лик поставил уставшую ногу.
Что тут началось. Сначала подлетела какая-то бабка, почему-то в пионерском галстуке с криками, да как я могу??? Я сначала вообще ничего не понял и стал оглядывать себя на предмет расстегнутой ширинки или чего еще антисоветского. Ногу при этом с портрета не снял. Бабка совсем рассвирепела, и к ней подключился дяденька помоложе, в костюмчике и со значочком. Внимательно так на меня посмотрел и спросил фамилию и класс. Выручила меня классная, подлетев, зашипела: "Портрет подними!"
Только после этого я осознал, что все эти крики - из-за гребанного портрета, о котором я совершенно не подумал: мне было абсолютно пох, какое ебло или лозунг нести и хотелось поскорее свалить с демонстрации. А тут еще эти, мало того, что теряю время и ношу тяжести, так еще и претензии предъявляют! И вместо того, чтобы покаяться, как бобик, я вякнул что-то вроде, мол, тоже мне, икона! Но портрет рылом вверх таки перевернул. Колонна, наконец, пошла, классная отбилась от бабки, мы, наконец, прошли трибуны и вскоре я отдал Соломенцева и свалил.
Через несколько дней в школу заявился инструктор горкома ВЛКСМ и было рассмотрено мое персональное дело. Мне припомнили и другие грешки, типа смеха над предложением послать письмо в штаб-квартиру НАТО, дабы прекратили гонку вооружений. В общем, грозило исключение и прочие "радости".
Папа, комсомольская юность которого прошла при другом товарище - Сталине - буркнул мне, что в его времена за такие штучки-дрючки можно было и присесть, но теперь времена мягкостные и меня просто выгонят из рядом авангарда молодежи. Ну и об институте можно будет забыть, школа жизни меня ждет, а портянки мотать и воротничок подшивать он меня научит.
Спасло меня, наверное, то, что постоянно ездил на олимпиады (в основном, математические), занимал там частенько 1-е, 2-е места. Отделался выговором, который был вскоре снят.
Больше мне не доверяли ни портретов, ни плакатов, чему, впрочем, я был только рад.
В армию я, кстати, потом все равно попал, но уже в другую и в другом качестве.
Я уже забыл почти всех ЧПБ и ЦК, кроме самых одиозных. Но я никогда не забуду тов. Соломенцева.