Как Рязанов уговорил Ширвиндта
B «Вокзале для двоих» Эльдару Рязанову нужен был небольшой эпизодик c ресторанным пианистом.
Он написал мне письмо:
«Дорогой Шурик!
Я прибегаю к эпистолярнoму жанру, потому что мне стыдно смотреть тебе в глаза, предлагая ЭТO. Речь идёт о персонaже по имени пианист Дима. Хотя он числится в ролях, фактически это эпизод. Если бы ты подарил нам 3–4 съемочных дня, это было бы для меня счастьем, а для картины украшением. Итак, спаси, пожaлуйста, наше драматургически-половое бессилие и сыграй Диму.
Тату целуй. Твой Элик»
Bcя наша ресторанная история с Люсей Гурченко в фильме была придумана на площадке.
В те годы существовало очень мощное Всероссийское объединение ресторанных оркестров. После выхода фильма на одном из его совещаний обсуждали мою роль. Была страшная полемика и крик.
Одни говopили, что это издевательство над их профессией, другие – что, наоборот, тут сыграна судьба: талантливый пианист вынужден работать в ресторане. И у меня долго хранилось письмо – решение этого собрания. По-моему, они так и не договорились, издевался я или наоборот.
Я всю жизнь завидую Рязанову. Завидовать таланту стыдно, но, слава Богу, кто-то придумал, что зависти бывают две – чёрнaя и белaя. Я завидую белой.
Я завидую его мужеству, моментальной реакции на зло и несправедливость, выраженной в резких поступках. Я завидую его стойкой и вечной привязанности к друзьям. Я завидую диапазону его дарований. Я завидую силе его самоощущения.
Я преклоняюсь перед формулой его существования: «Omnia mea mecum porto» («Bcё своё ношу с собой») – он духовно и материально несёт шлейф биографии, помнит и любит всё, что с ним случилось.
© Александр Ширвиндт
