В те голодные послевоенные времена в Баку у пацанов был обычай делиться пищей – «давать на бирас».

Полагаю, что этот ритуал имел мусульманское происхождение, а само слово произошло из смеси азербайджанского: бир (один) и русского (раз), и означало в переводе приблизительно - дать раз кусить.

А вершился так.

Заранее Благодетель объявлял о биррасе. Заинтересованные сбегались и нищенски, протягивая руку ладонью вверх  становились в круг, многократно монотонно выкрикивая: «дай да бирас». Ждали всех до последнего.

После «констатации  кворума» Благодетель составлял первую очередь бираса из двух-трех человек. Эта очередь определялась личными симпатиями, благодарностью или претензиями на покровительство. Остальные шли во вторую очередь, где последовательность определялась уже коллективно, иерархично: кто кому «даст», то есть с позиции силы. После полного установления очередности Благодетель отламывал (отсыпал, отливал) себе половину, следующий брал уже от нее половину, то есть четверть целого, следующий - осьмушку и так далее до крошки (семечки, капли).

Такая двоичная система позволяла законно и не оскорбительно осуществлять необходимое неравенство  дележки.  Только один раз помню недоразумение при раздаче, когда делили чей-то подсолнечный жмых: чисто физически трудно было разбить правильно его твердые куски.
Мама мне частенько давала бутерброды «на биррас». Это помимо благотворительности смягчало отношения с более сильными пацанами

Вопреки сложившейся морской мифологии,  не припоминается, чтобы кто-либо из офицеров в Баку особенно комплексовал от службы в третьеразрядной «флотилии», а не как в других морях - «на флоте». Тем более, что единственное сопредельное государство на Каспии - Иран никогда никак себя не проявляло а, может - вообще не имело внутреннего военного флота.  

Военные моряки были крайне уверены в своей значимости и самодостаточности.

Например, никого не шокировала пошловатость, когда всюду маршировавшие матросы напевали строки из широко известной патриотически знаковой песни: “...уходят в плаванье с Кронштадтской гавани, - чтоб встать на стражу Советской страны...”, с особым куражом  пели с подменой «Кронштадтской»  на слово «Бакинской». Им ли уж было не знать, - что за грязная лужа - эта гавань…

Правда, чаще пели более содержетельные и, даже можно сказать, философские песни типа: «Ии-эх!/ Не любите девки море, а любите – моряков:/ Море вам приносит горе,/ а моряк - любовь».

Отец, несмотря на свои бакинские корни и некоторое умение объясняться на азербайджанском, слава Богу, местечковым патриотизмом особенно не  заражен, был обычным служакой, командиром одной из пяти самых больших кораблей Каспия канонерской лодки «Маркин» но в отличие от многих военных  перед детьми  никогда не хвастал своими текущими служебными и, тем более,  бывшими  успехами  во время войны.

Выудить какую-либо информацию о его драматичной военной судьбе на Волге  мне не удалось. Лишь иногда что-то с неприязнью ворчал про «особистов». Но, однозначно, эта мясорубка оставила тяжелейшие воспоминания и он, насколько мог, не допускал к ним никого, стараясь вычеркнуть ад из памяти.