Или здесь Пикабу тормозит видео.

Меня всегда удивляло, почему когда срешь дома, то срешь порционно. Выдавил из себя этажерку аккуратную, подумал о вечном, пописал в телефоне, и снова за дело. А когда обосрешься в штаны в офисе, ни о каком порционном каловыдавливании речи не идет. Жопа тупо открывается, как шлюз Красноярской ГЭС, и гавно лезет. Причем открывается она настолько широко, что у меня создается впечатление, будто она, без моего ведома, участвует в конкурсе «Наполни офис ароматом домашнего пельменя и получи премию». Спрашивается, зачем моей жопе премия? Ей бы туалетную бумагу!

Насрал я, по моим прикидкам, грамм на четыреста. Серьезно. Сижу, аж вспотел. До конца рабочего дня как до Пекина на перекладных. Сижу, а сам думаю: что делать? Идти через весь офис до туалета? Это же надо пройти мимо бухгалтерии, мимо отдела кадров, а я от каждого шага так и плыву… Мысль отсек сразу.

Потом прикинул: а может, сделать ноги? Но ведь заметут следы. Сижу, в жопе пока тепло. И тут мысль: если я сейчас встану, все услышат, как у меня в штанах хлюпает. Мне аж плохо стало. Сижу, врости в кресло. Коллеги стороной обходят, видно, почуяли, что я что-то задумал.

А я сижу и не могу сообразить. Потом гениальная мысль: сейчас незаметно проскочу в туалет, там сниму трусы, вытрусь ими же, заверну в пакет и выброшу. Заодно и проветрюсь.

Значит, встаю. Иду. От меня реально воняет, как от немытой скотины, причем сильно. Добираюсь до заветной двери, а на ней табличка «ЗАНЯТО». Стою, а гавно уже остывать начинает, ощущения, прямо скажем, не из прекрасных.

Жду. Потом из кабинки выходит наш системный администратор Васек, с лицом, как у полководца, взявшего Берлин. И на меня обрушивается УДАРНАЯ ВОЛНА. Это не запах. Это гремучая смесь пердежа, вчерашней шаурмы и удушающего облака освежителя «Свежесть Альп». Он, гад, еще и дверь настежь оставил, будто музей свой открыл!

– Проходи, место свободно, – говорит он и гордо удаляется.

А я стою в этом мареве и понимаю, что мне теперь сюда. Захожу. Картина маслом: воздух густой, им можно резать котлеты. А мне еще и свое собственное говно в штанах добавлять. Стыц трындыц.

Расстегиваю штаны, шуршу, даже самому страшно. Тут снаружи кто-то дергает ручку.

– Занято! – хрипло кричу я.

– Ой, извините! – слышу я голос нашей бухгалтерши Людмилы.

А я уже штаны снял, стою в обосранных трусах. Думаю: щас свет выключат, как в том анекдоте! Начинаю лихорадочно снимать трусы. Они прилипли, сцуко, как банный лист к жопе. Шуршу, пыхчу.

– Мужчина, у вас все хорошо? – доносится из-за двери встревоженный голос Людмилы.

– Да-да, все отлично! – отвечаю я, а сам отлепляю от ноги трусы. – Мышь поймал!

Блин, как воняет гавно, когда усираешься в штаны. Оно воняет не так, как в туалете. Оно воняет так, что мухи дохнут на подлете, еще неделю в реанимации лежат.

Людмила, видимо, тоже что-то почуяла, забеспокоилась.

– Мужчина, вы меня пугаете! Вы точно не причините себе вреда?

– Да какое, Людмила Петровна, вреда! – почти рыдаю я, наконец-то снимая трусы с ног. – У нас тут диверсия! Кто-то насрал в урну! Не продохнуть!

А сам стою голый ниже пояса, весь в говне, с трусами в руках. Мысленно прощаюсь с работой. Потом соображаю, что делать дальше. Быстро вытираюсь трусами, засовываю их в самый дальний угол, под раковину. Мою руки, жопу и ноги ледяной водой (которая, кстати, только размазывает). Одеваю штаны. Стою как честный гражданин.

Выхожу. Людмила Петровна смотрит на меня, как на призрака. Я мрачно киваю и бреду на место.

Только одного понять не могу: какого фига она так испугалась? Ну насрал я в штаны, с кем не бывает. А вот если бы в туалете пахло дорогим парфюмом – вот это было бы действительно страшно, значит, начальство на горизонте.

И да, Людмила Петровна, если вы это читаете, это не я насрал в углу под раковиной. Это мышь. Большая-пребольшая.