После школы работал я на складе лекарств при сумасшедшем доме. Местная богема начала убеждать меня в том, что без высшего образования перспективный молодой человек умирает с голоду, или попадает в армию. Того же мнения были и родители – я поддался.
Я с детства был творческого склада ума. Поэтому сотворил хуйню. Выбрал институт не по зову души, а тела. То есть тот, что был ближе к дому пассии – в самых чёрных глубинах города. С этого момента мне выпала честь учиться на экономиста, чтоб было ново и интересно, поскольку никаких экономик в нашей сельской школе не было с сотворения совхоза. Об экономике я имел практические представления уровня пятого класса. Вот, положим, пулемётная лента конфет пять с плюсом стоит пять пятьдесят, что вдвое выше чем в классе третьем. Это следствие инфляции. И всё в таком духе.
- Здесь тебя научат, - пообещали мне в деканате.
- Вы меня плохо знаете, - предупредил я, подавая документы. Мне было тревожно. Меня терзали предчувствия. Я боялся экономики – как показала новейшая история, не напрасно.
Но ведь и я плохо понял это частное заведение. Во вступительных экзаменах числилась только география, русский язык и, почему-то, биология.
-Всё очень просто, - на пальцах объяснял мне будущий сокурсник по имени Павел. – Биология, это про хуй, который на нас клали. География, про место, куда нас пошлют. Это если мы не заплатим за семестр.
- А русский?
- А на русском нам будут всё это объяснять.
Уже в июне было понятно, что группа у нас собралась огромная. Здесь собрались все с района, кто хотел получить высшее образование, но не знал зачем. Кавалеров было больше, чем прекрасного сословия, и это был единственный случай, когда в моей судьбе пропорции полов складывались так несправедливо.
Мы были очень дружны – только одному в коллективе скололи зуб об парковую скамейку. Он обиделся, и ушёл в армию.
Павел, который наставлял меня на вступительных, был очень общительным, положительным парнем. Хотя и с декадентною ебанцой. Он жил Трахтнберговским юмором, о женщинах не говорил только когда ел. Да что там, я пизжу! Даже на еду у него находились ассоциации – пища напоминала ему о бабах (взять, к примеру, капусту…). На каждое слово у него находился пиздлявый анекдот, или срамная аналогия.
Потому Павел прослыл жигало. У меня на сей счёт имелись серьёзные сомнения. Мы учились в тяжёлое время, когда девушкам невозможно было купить никаких джинс, кроме как с заниженной талией. Грех жаловаться – предыдущему поколению вообще достались стринги с резинками столь плохими, что их приходилось накидывать на плечи, на манер подтяжек – иначе бельё спадало с владелицы. Как известно, с трусами падает и девичья честь - une chose suit l'autre. Так вот, несчастные девы, выросшие в стрингах, решили, что лучше уж тогда вообще обойтись без трусов. Раз от них зависит так много. Как результат: перед позадисидящими студентами ежедневно открывалась панорамы чужих копилок.
Душераздирающее зрелище! Там, где иные просто брезгливо топырили губу, Павел нашёл поле для экспериментов. Сперва он, следуя ассоциациям, пихал в копилки пятирублёвики. Выходило глупо и дорого. Потому Паша перешёл на беспорядочное пихание ручек и карандашей. Эффект не поражал воображение, хотя дурной пример стал заразительным. Герой засовывал в природные карманы уже жвачки. Но всё было не то. Вершиной его творчества стала спичка, которую он поджёг зажигалкой. Было много шуму, пахло палёным, а я убедился, что этот жигало подходит к женщинам не с той стороны. Поймите, женщина, это не лошадь, которая может лягнуть, если зайти к ней с тыла. Но может и лягнуть.
Я, как человек умудрённый, полагал, что этот недостаток (говоря его языком) у Павла или пройдёт сам, или почернеет и отвалится.
Павел сделался мне другом.
Я постоянно опаздывал. До вуза приходилось добираться по четыре часа, всю дорогу я спал, и часто просыпался на кладбище - жальник был конечной точкой маршрутки. Потому в светском обществе меня приняли за гота.
Павел не опаздывал, но ему везло как коту на кастрации. Порча была завязана на транспорт, Марс в гоне, луну в зените и валета червей. Валетом червей был конкретно я.
Так, по осени, Паша выпал из маршрутки, когда я помахал ему с остановки рукой. Выпал на ходу и на совесть – как соучастнику пришлось потом переживать за последствия. Но то было только начало. К лету симптомы усугубились. Где-то в июне однокурсник мой работал в «Муравье», на цокольном этаже, где шабашил из-под полы палёными дисками по сто рублей штука. При магазинной-то цене в две сотни. Как обладатель плеера, ушей и компьютера, я не мог пройти мимо этого блата на чёрном рынке, и регулярно заруливал за контрафактом. Так я разжился дисочком первого ведьмака, который только вышел – это усложнило мою жизнь на полгода вперёд.
Словом, и на работе Паша не пинал хуи. Да, хуи в форме менеджеров попинали Пашу за торговлю мимо кассы, но Паша страшно любил деньги.
Как-то раз с утреца, по холодку, я чапал за альбомом, который заказал у этого гения теневого бизнеса. Дело было раннее, город спешил на работу. И вот – чу! – вижу, из-за поворота выруливает наш герой, верхом на велосипеде. Мчится как спидхакер под программой. Видно – опаздывает.
Ну что ж. Я не мог его не окликнуть – ну надо было, так подсказывало мне беспокойное сердце. Паша повернул голову – и на полном ходу въехал передним колесом в открытый люк. Крушение свернуло ему на бок нос и порвало губу.
Диск я не купил. Зато скатался с ним в травмпункт. Это укрепило мои познания в безграничных возможностях человечьего тела: там было много причудливо изломанных людей. Выпал такой день с ночи на утро.
Вот ещё случай. Позже, в сентябре, когда всё было рыже и влажно, я торопился на очередную репетицию серьёзных отношений. Всё горело во мне, и я утратил бдительность. На нужной остановке выпрыгнул из автобуса, и перебежал дорогу какому-то велосипедисту. Всадник послал меня нахуй. После чего въехал в невысокий кружавчатый заборчик – свидетеля краснознамённой старины. Скорость была высока, и велосипедист показал мне как правильно выполнить трюк «фляк – на башку хуяк».
Всадником оказался, разумеется, Павел.
Наша дружба не угасла, но Паша начал что-то подозревать, когда, ведя велик в поводу, пизданулся с мостика в речку-Парашку. До, собственно, крушения, мы шли вместе. Разлучили нас нюансы ландшафта.
- Паша, - сказал я с величия сухих высот, - заебал.
- Ты меня сглазил!
- Нихуясе! Может и русло Парашки я выкопал? И руки твои к тазобедренной кости присобачил я?
- Сглазил, сука! У тебя глаза чёрные!
Тут надобно шлёпнуть ремарочку. Любой обладатель чёрных глаз на западе России хоть раз да сталкивался с этим эхом ебаной инквизиции. Если вас за черноглазие сжечь не пытались… ну не знаю, вы как-то неправильно живёте. Не пойму я вас. Лично у меня было четыре таких случая, а на второй меня даже назвали цыганом – ещё и потому что я любил спонтанные перемещения. И гадать по руке. И коней. Вообще казе вкусная вещь.
Ну не суть. Действие злокозненной чёрной магии набирало обороты. Паша потерял уверенность в двух колёсах и решил сменить их на четыре. Он даже ходил в автошколу, и частенько крал у бати уставшую шестёрку цвета баклажан. У него явно получалось водить. Окрылённый, он предложил подвести меня через весь город, до остановки, с которой автобусы уезжают в ебеня. То есть туда, куда мне и надо.
Было страшно, но авантюризм победил рассудок.
- Пожалеешь, - предупредил я.
На диво мы добрались до станции без приключений. Становилось даже как-то скучно. Я покинул роскошь салона, и попросил Павла быть аккуратнее. У меня было предчувствие в районе копилки.
- Ой, да сходи ты на хер, - был мне ответ, - колдун ебучий.
Шестёрка проехала метров триста, после чего наградила поцелуем корму другой шестёрки, и чудом не сделала из двух машин одну двенашку. Пассивно полюбленная ведрюжина, к слову, принадлежала ментам, чилившим на обочине. Вот да, дела-а…
Впрочем, действие злых чар ослабло под гнётом сессии. Ибо зло может победить только большее зло.
В самый разгул шабаша между нами с Пашей, как это бывает с декадентами, возникло соперничество на почве искусства. Павел нарисовал мне пиписку на полях конспекта. Эта нехитрая маргиналия сильно меня ожесточила – конспект был лабораторный, подписанной рукою препода, и его нужно было сдавать чтоб получить зачёт. В отместку я изрисовал ему два конспекта. В ответ был изрисован дорогой моему сердцу рюкзак, и я нашёл на это достойный художника ответ. Павел обожал спать на лекциях, положив под голову куртку. Мимо этой возможности не мог пройти ни я, ни мой маркер.
- У меня сегодня свидание. Вот что я скажу девушке? Она не поймёт твоих сельских манер, - расстроился Павел.
- Господь с тобой. Что не так с нашими манерами? – оскорбился я за малую родину.
- Вы мстительны, вы рисуете хуи на лицах спящих.
- Это да, - вынужден был согласиться я.
Как-то раз, в седьмом классе, трудовик нарисовал нам двойки за проект киянки. В ответ мы нарисовали ему два хуя. Один на классной доске, а второй – на двери квартиры.
Не стоит нас судить. Нас надо понимать: постсоветский ребёнок мужского пола рисует в двух режимах. Первый, это по принуждению. В нём изображаются мама с папой, кот любимый, ракеты, война и роботы. Словом, всё что сердцу мило, но не настолько, чтобы добровольно плюнуть в вечность. А второй режим, это по зову души. И если вы мальчик, что б вы ни рисовали (на парте, кабинке туалета, лице спящего соперника), что б вы ни задумывали, получится хуй.
Потому что хуй в постсоветском пространстве – это альфа и омега, начало и конец всего творчества. Послушать хотя бы нашу музыку…
…впрочем, о чём я? Хуй с ней, с музыкой. У Паши было свидание – вот это номер! Все несчастные, знакомые с Павлом, желали посмотреть на эту отчаянную женщину. В чём её секрет? Быть может, она глухая?.. То, что в ней есть какая-то изюминка, было ясно уже на этапе новости. Мне выпал случай познакомиться с нею лично.
Девушку звали Наташей, и она была иностранкой. В ней был целый фунт изюмов.
Наташа вплыла в наш сквер, окутанная туманом загадки. Она совсем не походила на тех дев, о которых любил рассуждать Павел. Это было смуглое, совершенно дальневосточное создание, с дальневосточным разрезом глаз и скулами. Едва ли в ней было полтора метра. Разумеется, она была красива, но по-своему. Никогда б не подумал, что Павел сможет разглядеть посвойскую красоту, он казался мне в этом плане типом поверхностным.
Но быстро стало понятно, чем его купила Наташа. Есть такой тип женщин, которые при невеликой груди и попе с кулачок умеют смотреть на окружающих так, будто они стоят пред королевой обляпамшись. Это не со зла, это просто такой взгляд на мир. Ты или начинаешь его ненавидеть, или проникаешься.
Паша проникся.
- Главное, - посоветовал я, - не суй ей в жопу спички.
- А ты, - огрызнулся товарищ, - не вздумай назвать её казашкой. Её это очень бесит.
Я это принял к сведению, и назвал её буряткой. Что вызвало в Наташе жгучее кипение. Стало ясно что мы не подружимся. Она высказала мне, что, во-первых, с географией у меня очень плохо. А во-вторых, она кореянка. Сражённый критикой, я промолчал про корейскую морковь, а также не стал уточнять с севера она убежала, или с юга. Вообще удивляться не стоило. У нас в городе полно корейцев. Не знаю почему. Наверное, наши овраги напоминают им о родине. Сперва они торговали дублёнками, потом собрались в диаспоры, и, воруя из бюджета, помаленьку обрусели. Именно так и проходит ассимиляция в нашей Многострадальной.
Всё, в общем, понятно. Но за бурятов и казахов стало обидно. Буряты – мировые чуваки. У них есть Байкал. А Казахам и того не надо.
С этих пор Наталию я стал видеть так же часто, как и Павла. То есть почти никогда. Обыкновенно после пар мы медитировали на скамейках всей группой, распивая пиво. Что удобно, сквер-то напротив вуза, а там туалет. Наталия была из обеспеченной семьи, красиво мазала полные губы, и не пила с плебеями.
Словом, Пашу и я, и коллектив, на время потерял с радаров. Он сбегал сразу после пар, деградировать у него не было времени. Исчезли из лексикона сальные шутки. Стал зачёсывать волосья на бок, ему очень шло. Было ясно, что Наташа влияет на него как надо – мне было радостно за то, что он нашёл эту кнопку. Целее будет.
Ранней зимою, когда не пожелтел ещё снег в нашем сквере, Паша вернулся к нам преображённым. Он выглядел воспитанно, хотя очень печально. Мне стало жаль его, и я спросил, отчего ж ты, зализанное наше сокровище, так явно приуныл? Или морковь слишком остра для тебя? Или грибочки?
Выяснилось: отношения, которые развивались как надо, вдруг зашли в тупик. Потеряли динамику развития. В точке, где у влюблённых должен был быть секс, никакого секса не было. А хотелось бы. Причём, по рассуждениям судя, с обеих сторон. Но Паша жил с мама-папа-бабушкой, комната у него была склеповидная, метр на метр. В такой не наебёшься. Тут я начал было горячо спорить, но затем сообразил, что натура Наталии тоскует по просторам степей.
У неё дома так же жил целый табор, к тому же с братьями. Словом, не вариант никак.
- У меня есть план, - признался Павел.
План был простой. Наталия училась на первом курсе знаменитого Универа. Универ устраивал день первокурсника, да не абы где, а в понтовом ночном заведении. Там уютные диваны, бабы танцуют в клетках, словом, роскошь куда не плюнь. Дочь Кореи сбиралась туда сходить, и Павел навязался.
Он как раз получил права, и хотел довести свою восточную красавицу до места тусовки. А уж там, под утро, покатать её по городу. Запарковаться где-то в уединённом месте, и… в общем, понятно.
- Твоя шестёрка, - напомнил я, - оргазмирует со стонами, на каждой кочке. А что будет, если раскачать?
- Так даже лучше.
А вот зачем нужен был я. Павлу было стрёмно идти к незнакомым первакам, ему нужно было твёрдое (костлявое, в моём случае) плечо товарища. По плану я должен был составить компанию в самом начале, а потом свалить в рассвет. Взамен мне выбивали билетик.
Ну не зна-аю. Я был в сомненьях. В клубы сроду не ходил, по убеждениям. Я был убеждён, что для клубов нужны деньги, и все там при деньгах, и любят их. А я не любил. Потому что у меня их не было. Но как отказать товарищу? Хотя я и предпринял попытки слиться:
- Слушай, - говорю, - всё заебись, а мозги с магией ты мне ебсти не будешь? Я на это страшно бешусь.
- Всё-всё прошло, вот у Наташи тоже чёрные глаза и бла-бла-бла.
Ладно. У человека праздник в конце - концов, секс. Да ещё в машине, с которой у него первый секс и был. Всё очень гармонично. В назначенный час Паша забрал меня на своём баклажане. Мы выглядели нарядно. Город затянуло белой кисеей метели, сквозь неё белели фонари.
Паша не умел ездить медленно, уже минуте на пятой его дрифта я убедился, что не зря надел пиджак. В нём-то меня и похоронят. Вообще я человек не сильно суеверный, но, ёмана, при таком вождении начинаешь верить и в Будду и в Кришну, и даже в сглаз.
Однако мы благополучно влетели боком в ночной дворик, где жила зазноба. В те времена машин было сильно меньше, и с парковкой не случалось проблем. Но этот снежный вечер навалил сугробов, а Паше надо было встать именно у парадной. Пепелац навернул кругов семь, прежде чем Спидди-гонщик решился запарковаться задом между двух иномарок.
Он резко сдал назад, и мы только чудом разминулись с чьим-то понтовым жопом. Хрямс- бампером протаранили заборчик. На парковку это походило мало, скорее уж на аварию. Ситуацию усугубляло то, что где-то здесь должен стоят Лексус зазнобиного папаши.
Угадайте, кто был виноват в гибели заборчика? Конечно я и мой сглаз. Ну хули, конечно, магия вне Хогвартса. В расстроенных чувствах я сказал, что ебись оно всё хуем, хоть в машине, хоть на морозе. А я пойду куда-нибудь подальше, мне-то что за радость от чужого кобеляжа? Мы полаялись. Пока нервничающий Пабло вызванивал Наташу, я настрочил смски в целях найти вписку где-нибудь поближе. И даже нашёл!
Это была знаменитая компания с квартирой не без недостатков. Там жили питомцы, которых никто не заводил. Жили эти твари в основном в мебели – ну и ладно, клопам тоже надо что-то есть.
Когда Наташа спустилась, я с обоими распрощался. Паша дал по газам и… задние колёса бестолково шлифанули снегом прямо мне в оскорблённое щачло. Он газовал ещё и ещё, елозил жопой в сугробе, как собака с постояльцами.
Пришлось мне предлагать помощь. Давай, говорю, толкну вас в круп?
- Чтобы ты меня опять сглазил?! Чтобы мы разбились?!
Я прямо речи дар потерял от возмущения. Но тут в дело вмешалась Наташа. Он зябко куталась в шубку, и горячо поддержала мою идею. Ей было холодно, а ещё хотелось поскорее развидеть моё интеллигентное лицо.
- Ладно, - согласился Павел.
Не то что бы я прям такое полезное толкало, но за раз, второй, третий, с ног до головы в снегу, я всё-таки сумел помочь. Машина резко рванула с места… даже слишком резко. Помню, как баклажановая жопа задела-таки борт иномарки. С душераздирающим таким скрежетом.
И… полетала вперёд. На хорошей такой скорости. Паша пытался что-то ещё сделать, крутил рулём, но ведрюжина имела цель убить человеков. Он была неумолима. Пролетев метров двадцать по снежной целине, в облаке искрящейся пыли, машина с хрустом въебалась в раскривистое дерево.
Вздулся капот, лопнуло лобовое стекло. Баклажан оглушительно крякнул, пёрнул и заглох. Отечественный автопром умирает красиво.
Я через сугроб продрался к этим двоим. Наташа, судя по лицу, активно переживала ребёрфинг. Ей было не до мирских сует. Паша сперва тупо держался за руль. А потом взялся адово крыть хуями меня, сугроб, город, и дерево.
- Думай позитивно, - посоветовал я, - кстати, вы там иномарку помяли.
Что ж, на этом кончилась наша дружба. У меня в тот вечер случилось клопяная оргия, потом была сессия, которую я намеренно проигнорировал. Для оплаты вуза мне нужна была работа. А потом, работая, я спросил себя – нахера мне так далеко кататься? И нашёл кое-что иное.
Павлу же задарили новую машину, но я её видеть не видел. По соцсетям судя, Пашин секс я так же нечаянно проклял.
Потому что у меня глаза чёрные.
