Зимой реки окаменели. Но и теперь, белые и запорошенные, они остаются ареной самых жестоких боев.

Ледяную крышу рек немцы усеяли минными полями. Пробив длинные, как траншеи, проруби, они присыпали снегом обнаженную дымящуюся воду. Отвесные скаты берегов политы водой, и берега стали ледяными и неприступными. В чугунной от стужи земле выкопаны блиндажи и щели.

И форсировать эти застывшие реки теперь так же трудно, как и тогда, когда они свободно текли в мягких берегах.

Наши части шли вперед, на запад. Наши батареи, как тяжкие колесницы, продавливали стальными ободами снежный покров до черной земли. Танки драли снег, как вату, и полозья обозных саней пели густыми смычковыми голосами.

Но впереди лежал этот застывший водный рубеж!

Прогрызть его поручили авангардному отряду. А в помощь ему придали саперную роту под командой сержанта Григория Березко. Их задача - навести мост через замерзшую, но непроходимую для танков реку. Собрав своих бойцов в тихом лесу, Григорий Березко сказал:

- Я думаю, что канителиться под огнем не стоит. Мост мы сделаем здесь и в готовом виде доставим на место.

И вот пришла ночь. Мела поземка. Жгучие потоки стужи крутились над остывшей землей. А по целине в одних гимнастерках, с натужливыми бурлацкими лицами волокли наши саперы на полозьях, вырубленных из цельных стволов деревьев, готовый мост, только расчлененный.

Достигнув берега, гигантские древесиые сани с высящимися на них рамами моста со скрипящим визгом самоходом сползли вниз со ската. За ними - другие, третьи, четвертые. На льду их саперы затормаживали, подбрасывая под полозья доски.

Все это было так внезапно, так неожиданно, что немцы открыли огонь лишь тогда, когда, оседлав рамы, саперы соединяли их между собой железными скобами.

Работать под огнем, когда пули рвут щепы из бревна у тебя под руками, неудобно. Но Березко, суровый в строю, во время работы становился прежним архангельским само–забвенным, взыскательным мастером. Позабыв обо всём, молил:

- Аккуратнее, ребята. Чтоб тесинка в тесинку. Впритирочку!

И когда Березко увидел на пальцах Нещеретнего кровь, он грубо и удивленно спросил:

- Опять порезался? Что у тебя, топорище салом намазано?

Нещеретный, подняв голову, виновато сказал:

- Пулей, товарищ сержант.

Пока саперы доделывали мост, наши пулеметчики вели огневой поединок, защищая людей, работавших на льду.

И вот мост готов. По настилу в освещенном луной снежном облаке мчались танки. Выскакивая с переправы, они врывались, бешеные и нетерпеливые, в расположение немцев и били узкими длинными лентами огня. Саперы, отойдя в сторонку, в балку, курили, отдыхали, как зачарованные смотрели на грозные машины, так властно пожинавшие результаты их труда.

И вдруг один танк остановился. Крышка башни открылась, и из люка высунулась веселая голова танкиста в черном шлеме.

Березко растерянно оглянулся на своих бойцов, но, увидев на их лицах такие же озорные улыбки, как на лице танкиста, лихо отодвинул на затылок ушанку и закричал:

- За мной! - и стал неловко карабкаться на покатую спину танка. Саперы поспешно снимали винтовки, рассаживаясь на танк, и машина, дрогнув, снова помчалась вперед в серебристом облаке снежной пыли.

Пришел рассвет, медленный, зеленый. По заснеженной дороге шла говорливая колонна бойцов, и впереди них шагал Григорий Березко с утомленным лицом, без шапки, с коричневым бинтом на голове. Он волок за собой на ремне сухощавый немецкий станковый пулемет на узких колесах.

Приведя бойцов в балку, Березко велел разобрать оставленный инструмент и, снова построив их, отдал команду «смирно».

Потом Березко поправил на лбу заскорузлую повязку и сказал тихо:

- Если из вас кого медалью за храбрость наградят, то это хорошо. Но и медаль за трудовую доблесть я лично считаю высшим знаком отличия. Потому что русский сапер свою собственную славу имеет. Может, и негромкую, не такую красивую, как в жарком бою добытую. Но зато собственную, прочную. Кто орудует штыком и гранатой, а кто топором и лопатой. У всякого свое рукоделие. Но что касается немецких амбразур, то должен сказать, срублены они интересно. По этому поводу я специальное занятие проведу, - и озабоченно приказал: - Вольно, разойдись!

Пришла походная кухня. Саперы сидели в свежерубленых шалашах и держали на коленях котелки с горячими щами.

1942 г.

«Годы огневые», Вадим Михайлович Кожевников, 1972г.

Ночь была мутно-серая, без луны. По полю, шурша, неслась сухая поземка.

Саперы-собаководы сержант Пастухов и рядовой Черкасов, получив еще с вечера боевое задание, готовились к вылазке на передний край противника: надо было сделать проход в минном поле противника, открыть своему батальону путь к наступлению.

Не впервые это делал сержант Пастухов, но каждый раз при разминировании испытывал какое-то необыкновенное чувство, от которого его зрение и слух обострялись до крайности. Он ощущал себя укротителем, находящимся в клетке среди зверей, от которых ежесекундно можно ожидать нападения. Только было еще труднее. Опасность подстерегала и со стороны. Враг в любой момент мог обнаружить и сорвать боевой план.

Пастухов и Черкасов оделись в белые маскировочные халаты с капюшонами и сразу стали казаться толстыми, неуклюжими, особенно низкорослый, плотный Черкасов. Белые накидки надели и на собак. Треф вел себя спокойно, а чувствительный Пурик несколько раз встряхнулся, пытаясь сбросить одеяние, и успокоился лишь после того, как Черкасов, его хозяин, строго прикрикнул: «Нельзя, Пурик! Фу!».

- Смотри, Черкасов, за своим псом хорошенько, - напутствовал своего подчиненного Пастухов, - а то он у тебя какой-то шальной.

- Зато старательный какой, товарищ сержант. А чутье какое!

- Старательность, Черкасов, хороша при уме и выдержке, а он у тебя не всегда дисциплину соблюдает. Либеральничаешь ты с ним.

Взяв в левую руку поводок от собаки, а в правую щуп - длинную палку с острым железным стержнем на конце, саперы-вожатые вылезли из окопа и встали на лыжи.

Пошли, низко пригнувшись. Впереди - Пастухов, за ним шагов через восемь Черкасов.

Противник, отступая, изощрялся в минировании: противотанковые заделывал в деревянную оболочку, чтобы не улавливались электрическим миноискателем - «пищалкой», между большими минами закладывал маленькие противопехотные, с проволочкой - чуть ее задел и… взрыв.

Несется поземка по полю, крутится около кустарника, заволакивает все мутью. Ровное снежное поле и пологая высота, за которую зацепился противник, безмолвны, кажется, что враг или спит, или отошел. Но нет, враг начеку. Заскользил по белому полю луч прожектора, застрочил пулемет. «Лежать!» - одновременно прошептали Пастухов и Черкасов собакам и, упав в снег, замерли. Рядом с ними прильнули к земле Треф и Пурик. Умолк пулемет. Оборвалась и полоса света. «Прощупывают и пугают… - подумал Пастухов. - Знаем мы ваши повадки - сами побаиваетесь…».

Сняли лыжи и, воткнув их глубоко в снег около кустика, поползли. Продвигаться тяжело - тонешь в снегу, зато хорошая маскировка. И поземка мешает, бьет прямо в глаза.

Время от времени Пастухов и Черкасов повелительно шептали: «Треф, ищи! Пурик, ищи!» Собаки принюхивались к снегу и, натягивая поводки, рвались вперед. Старательный и горячий, Пурик тыкал нос в снег и чихал. «Тихо, Пурик! Фу!» - сердился Черкасов.

И вдруг Треф, обнюхав снег около куста, сел возле него и выразительно поглядел на своего хозяина. Пастухов осторожно погрузил щуп в снег и почувствовал, что тот наткнулся на дерево. Мина! Снял рукавицы и, засунув руки в снег, неторопливо, осторожно ощупал ее корпус - нет ли около или под ней опасной проволочки от мины затяжного действия. Как будто нет. Руки стынут. Надел рукавицы, взялся за лопату, откопал ящик. Тяжелый - будто гвоздями набит! Поставил на попа. Так виднее. Первая есть! Вытер рукавом пот с лица. Черкасов тоже обнаружил мину. Разрывает снег, а рядом с ним суетится Пурик, помогает хозяину выкапывать. Медвежья услуга! Нарвется когда-нибудь… По лапам его надо бить, а Черкасов с ним миндальничает.

Недалеко, над окопами врага, низко тарахтел По-2 - «кукурузник». Вскоре один за другим раздались взрывы. Это летчик сбросил несколько мелких бомб. Застрекотали зенитные пулеметы, и словно серными спичками кто-то зачиркал в небе - это побежали трассирующие пули. Луч прожектора заметался по небу, но «кукурузник», прижимаясь к земле, тарахтел уже где-то над своей стороной. «Ушел! - радовался Пастухов. - Не дает им покоя и от нас отвлекает… Молодец!».

И опять тишина. Можно продолжать работу. Пастухов и Черкасов досуха вытерли закоченевшие руки и всунули их в меховые рукавицы. Как в них тепло и уютно рукам! Так бы и не вынимал. Но надо торопиться, чтобы до рассвета вернуться к своим. И опять раздаются тихие голоса собаководов: «Ищи! Ищи!» Собаки принюхиваются к снегу, натягивают поводки.

Сколько прошло времени с тех пор, как они начали свои поиски, трудно сказать. Может быть, два или три, а может, и четыре часа. Сердце стучит гулко, напряженно, в висках пульсирует кровь. Мокрая от пота рубашка приклеилась к спине, а руки закоченели, пальцы сгибаются плохо. Но проход сделан. Справа и слева от него мины в деревянном корпусе. Они, словно вешки, указывают безопасный путь. Теперь нужно незаметно уйти, ведь вражеские окопы совсем близко. Отползли немного назад и остановились передохнуть. Да и собаки устали. Поджимают ноги - как бы не отморозили подушечки лап.

- Сколько взяли, товарищ сержант? - прошептал Черкасов.

- Двенадцать.

- А я тринадцать. Пурик мой - молодец. Поднимемся, товарищ сержант?

- Нет, надо ползти до лыж.

Пастухов знал; если противник их обнаружит, то насторожится и до рассвета снова может заминировать проход.

Проползли уже много, а лыж не видать. Странно! Наверное, отклонились в сторону.

- Черкасов, иди вперед. Да, смотри, осторожно.

Солдат встал и зашагал вперед, глубоко увязая в снегу. За ним в нескольких шагах шел Пастухов. Пурик вдруг метнулся в сторону, вырвав из рук хозяина поводок, ткнулся носом в снег и быстро заработал передними лапами.

- Пурик, назад! - тихо крикнул Черкасов, но было уже поздно. Раздался взрыв.

Черкасову показалась, будто кто-то метнул ему в лицо стеклянными брызгами. Он упал ниц. Противник открыл пулеметный огонь, над головой засвистели пули. Наши ответили. Потом заговорили минометы. Снаряды полетели в нашу сторону целой стаей, вспахивая снежное поле.

Черкасов подумал, что его тяжело ранило и он ослеп, но потом, вытерев рукавом кровь с лица, понял, что видит и может передвигаться. Подполз к неподвижно лежащему Пастухову, дергая его за рукав, спросил:

- Товарищ сержант, вы ранены? Товарищ сержант!

Пастухов не отвечал. Черкасов приподнял его голову и заглянул в лицо. Оно было бледно-серым. Губы чуть шевелились.

- Уходи, Черкасов, уходи скорей, а то убьют…

- Треф, вперед, ищи! - приказал Черкасов.

Прихрамывая и принюхиваясь к снегу, собака пошла вперед, к своим окопам. Черкасов подлез под Пастухова, с усилием взвалил его на спину, пополз.

Когда шквал огня затих, два солдата, одетые в белые маскхалаты, вылезли из окопа и поползли к месту взрыва. Ясно было, что с саперами что-то случилось. Они приблизились к ним в тот момент, когда обессиленный Черкасов, с заклеенными кровью глазами, уже не мог больше ползти.

… С рассветом войска пошли в наступление. Батальон хлынул в проход, через минное поле.

Василий Великанов

«Твой друг», 1979г.

Инженерно-саперные подразделения провели разведку полевых дорог. Визуальный контроль осуществлял оператор БпЛА, который обнаружил противотанковую мину ВСУ. Мина была уничтожена накладным зарядом, заложенным дистанционно с помощью беспилотника. Затем дорогу обследовал инженерно-разведывательный дозор.

Также во время гуманитарного разминирования инженеры извлекли и уничтожили на полигоне 120-мм минометный боеприпас, попавший в дом мирных жителей.