Осторожно, длиннопост.
Сразу выдвину два тезиса, которые будут в дальнейшем объяснены.
1. Нет разницы между верой и неверием.
2. Все находится лишь у нас в голове.
Да-да, сразу слышу обвинения в крайнем субъективизме и даже солипсизме. Но так как я тоже окончил философский факультет и знаю много «страшных слов» (это анекдот такой, если кто не слышал: «Я знаю карате, айкидо, тхэквандо, кунфу и еще много страшных слов»), то я не буду здесь теоретизировать умными словами, не буду ни философствовать о трансценденциях и экзистенциях, ни, упаси боже, богословствовать. В рамках своей «парадигмы» я просто расскажу личную историю, «которая находится лишь у меня в голове», и расскажу самыми простыми словами.
Соответственно, согласно моей концепции крайнего субъективизма, каждый волен и вправе со мной не соглашаться — и я заранее согласен с вашим несогласием, потому что и это, то есть ваше несогласие, укладывается в мою концепцию — все находится у каждого в его и только его собственной голове и более нигде, поэтому мой опыт, мои слова могут быть для вас лишь гулким эхом в темном пустом подвале, ну а может, у кого и отзовется «на одной волне», потому что человек ощущал что-либо подобное (и это нас роднит, но только).
Итак, про веру и неверие.
Как люди становятся верующими? Ну, те, кто с детства вырос в верующей семье и религиозность «впитал с пеленок», пусть сами расскажут (и рассказывают на страницах «Ахиллы»). Сам я родился и вырос в абсолютно нецерковной и нерелигиозной семье.
Хотя «христианином», вернее, «православным» меня сделали буквально через месяц после рождения, аж в далеком 1978 году в том самом Казанском соборе Волгограда, в котором спустя 25 лет я проходил дьяконский и священнический сорокоуст. (Отвлекусь: перед хиротонией с меня потребовали свидетельство о крещении. Разумеется, ничего такого не выдавали моим родителям в то советское время, но вопрос был решен просто: мой настоятель договорился, и свидетельство мне нарисовали в соборе задним числом.) В крестные, естественно, выбрали родню, которая не имела ни малейшего понятия ни о Боге, ни о православии, ни об обязанностях крестных.
В доме на тему религии не говорили вообще никогда. Но сколько себя помню, рос я атеистом, причем убежденным. Скорее всего, на это влияли книги — всякие Павки Корчагины и прочая советская литература из детских и юношеских библиотек. Но почему мне было не все равно, как многим советским детям, а вот именно я был ярым антирелигиозником — я не знаю. Причем чем старше я становился, тем больше у меня укреплялись атеизм и антирелигиозность.
Но классе в шестом, то есть в начале девяностых, когда я одним из первых в школе снял с себя пионерский галстук, я где-то дома нашел простой алюминиевый крестик, с которым, как сказала мама, меня и крестили, и почему-то решил надеть его. Причем продолжая быть убежденным атеистом. Подчеркиваю: никакого влияния со стороны окружающих на мои взгляды и поступки не было, никого тема религии не интересовала никак.
Носил я крестик поверх рубашки, за что был жестоко высмеян учительницей истории, которая в присутствии всего класса сказала мне, что крестик этот нательный, поэтому и носится на теле, а не выпячивается перед всеми, мол, верующий еще выискался тут!
Я эту насмешку помню до сих пор, и вывод сделал: крестик спрятал, атеистом остался, но делать что-либо напоказ перестал. Спасибо той учительнице.
Единственная «религиозность», которую я помню из детства, это когда я бывал у бабушки, а она перед сном приходила ко мне в комнату, крестила окна, что-то бормотала невнятно себе под нос. Еще у нее стояла крохотная картонная иконка Николая Чудотворца, но я никогда не видел, чтобы перед ней молились. Я над бабушкой и ее надоконными манипуляциями посмеивался, она в ответ, когда мы играли с ней вечерами в карты, в дурачка, спокойно говорила: «Ты просто еще ничего не понимаешь, вот вырастешь — сам верующим станешь».
На удивление, стал. Мало того, когда я воцерковился, мы с женой некоторое время жили с бабушкой в ее доме, и наша церковность бабушку раздражала: она ворчала, мол, зачем часто ходить в эту церковь, в секте вы, что ли, достаточно в душе веру иметь.
Когда я стал священником, бабушка хоть и ворчала, но потише. Перед смертью она несколько раз даже исповедовалась и причащалась, уж не знаю, насколько искренне или так, на всякий случай. Но это уже ее дело с Богом.
Как же я стал верующим? Виновата любовь.
В университете я встретил будущую жену. Она была верующей, я атеистом. В то время я уже начитался и Ницше, и Достоевского, и Бердяева, и Розанова, и Гессе, и Камю, и много чего такого, то есть некая почва в моей голове для взращивания интереса к вере уже была. Тем более, очень волновал вопрос: как же быть с вечностью, мол, любовь — она же вечная, а если один верующий, а другой — атеист, то невозможно же создать семью для вечной любви, если после смерти один окажется в аду, а другой — в раю?
И я, будучи влюбленным убежденным атеистом (подчеркну), то и дело «молился» Богу, в которого я не верил: если Ты есть — ну докажи мне это!
И Бог доказал. Ну, так я был тогда абсолютно уверен.
Однажды я собрался ехать в гости в деревню к своей будущей жене (я был тогда студентом). Вышел из дома, чтобы поехать на вокзал покупать билет на междугородний автобус. На плече сумка, в кармане жалкие гроши, которых как раз хватало только на билет и на дорогу до вокзала. И вот тут случился первый «промысел Божий»: почему-то на выходе из подъезда я сунул руку в карман и автоматически переложил все деньги, кроме одной мелкой бумажки, в сумку.
Едучи в троллейбусе, я продолжал молиться, чтобы Бог мне доказал, что Он есть. Вышел на остановке, спустился под мост и пошел к вокзалу по пустынной улице, смотря себе под ноги и продолжая молиться и размышлять о бренности бытия. И когда я поднял глаза, то сердце у меня упало — передо мной стоял огромный шкаф, в виде амбала-кавказца со злобными глазками.
В то время (это 1998 год) в районе автовокзала вовсю промышляли наперсточники, и никто им не препятствовал. Амбал уверенно остановил меня (худенького невысокого парнишку) и сказал безапелляционно: «Так, иди сюда, — он подтолкнул меня к мгновенно появившимся из-за киосков другим бандюганам, которые разложили ящик, наперстки и окружили нас кольцом, — будешь „играть“, народ привлекать. Ну, быстро!»
На меня напало оцепенение, но одновременно со страхом на меня всегда спускается злость, перерастающая в бесбашенность. Гопник помахал наперстками, и я «выиграл» крупную купюру, которую мне сунули в руку.
«Ну, что, давай ставь эти деньги, играем дальше, вон уже люди подходят!» — подтолкнули меня. Но вместо подчинения я сжал эту купюру так, что она стала рваться у меня между пальцев.
«Ты что творишь, мразь?!» — заорали на меня гопники, один схватил за плечи, другой стал выдирать купюру из руки, кто-то ударил меня с размаха по зубам, еще один срочно хлопать меня по карманам, выудив оттуда мою мелкую купюру, которая была на проезд по городу.
После этого они, видимо, поняли, что слишком много шума выходит, и вытолкнули меня из своего круга. Я стоял в шоке в трех метрах от них, у меня звенело в голове от удара, языком я чувствовал кровь во рту, а в голове я ощущал безоговорочно и абсолютно только одно, будто окно открылось в иной мир: вот и ответ!
Но это еще был не весь ответ: ко мне подбежал один из той братвы и… сунул мне в руку мои деньги, прошипев «убирайся отсюда!».
В мгновение ока все наперсточники исчезли, а я остался стоять. Но теперь я уже был не атеист, но верующий. Потому что мне Бог в течение нескольких секунд показал: вот есть сатана и его приспешники, вот так ты можешь попасть в их лапы, а вот так Я могу тебя вырвать из их рук, сохранить твои деньги, отложенные на автобус (напомню, переложенные ранее в сумку из кармана, откуда их неминуемо бы украли), да еще и деньги на проезд по городу вернули обратно. И из всей ситуации я вынес только кратковременный шок, разбитую губу и веру.
А вот теперь скажите — это был тот самый Божий промысел, Его ответ или… та случайность, то совпадение моих мыслей в моей голове (подготовленной почвы) со стрессовой ситуацией, которое перевернуло мое сознание?.. Тогда и долгие годы после я был уверен, что первое, сейчас… Сейчас я вообще ни в чем не уверен, но в любом случае — и «Божий промысел», и мои молитвы, и моя готовность, и мои сомнения, и моя «внезапно» появившаяся вера все равно находились и находятся лишь в моей голове. То есть безусловной реальностью в тот момент были бандиты, а все остальное — тут уже реальность достраивал я сам, внутри своего сознания.
Но стать верующим мало, надо ведь стать конкретным верующим, то есть выбрать конфессию. Вот сейчас будет важное уточнение: в тот момент я твердо поверил в абстрактного Бога, но чуть позже я задал себе вопрос: что же, теперь надо верить и в Иисуса, и в Божью Матерь, и во весь прочий Символ веры, Предание и т.п.? Ну, надо так надо, я же теперь смиренным должен быть и принимать веру — на веру. И я стал убеждать себя в том, что я во все это верю — начал читать книжки духовные, то есть конструировать, или, по-нашему, по-духовному, взращивать в себе веру в конкретные религиозные догматы.
Разумеется, я почти сразу решил стать православным — ну, в России это первая дверь на очереди. К католикам не пойдешь — они непонятные, у них какой-то там непогрешимый папа в Риме, иезуиты и инквизиция, да и будущим священникам жениться нельзя (огромный им минус от влюбленного студента); я в нашем городе видел лишь один их храм, да и тот казался недоступным, будто туда пускают только своих, проверенных иезуитской канцелярией.
Сходили разок к адвентистам седьмого дня (сокурсница в университете была оттуда). Но в их розово-пряничном храме меня чуть не стошнило от елея. Эти бесконечные нелепые улыбки, натянутое на русский мрачный нрав американское благодушие, «здравствуй, брат!! здравствуй, сестра!!», эти песенки под гитару, аллилуйи и простыни на голове (разыгрывалась некая сценка на евангельскую тему на подиуме-«амвоне»), пастор в костюме, сбор пожертвований в корзиночку — больше меня туда не потянуло никак.
И тут мы пошли в местный мужской монастырь. На всенощную. А там… А там хоть и храм, переделанный из казарменного спортзала, но зато — полутьма, каждение, величавый владыка Герман посреди храма (можно было стоять рядом с ним в паре метров), великолепный мужской хор, поющий византийские распевы с исоном, торжественный выход на полиелей множества иеромонахов, хватающее за сердце дьяконско-басовитое «Богородицуууу и Маааааатерь Свееееета…. в пееееснех возвелиииииииичим!», мммм… От одного этого контраста с нелепым адвентистским «богослужением» выбор был ясен — только православие (тут Шмеман презрительно сплюнул себе под ноги). Не, вот мой дом.
Так я стал православным (да и Достоевский впитан всей кожей). А тут еще одной из первых книг стала синенькая книжечка митрополита Антония (Сурожского) «Беседы о вере и Церкви». И тут я совсем пропал и понял: нет, если жить по вере всерьез, то есть только один путь — стать священником. (Да еще так хочется с кадилом идти по храму и петь…)
Давайте еще раз уточню: когда я решил стать священником (я тогда доучивался в университете, при этом я был «готов» к рукоположению хоть прям сегодня, как мне казалось), я был так уверен в необходимости и неизбежности этого, что я ни на секунду не сомневался, что это Божий промысел, призыв, уже практически факт и все такое. Мало того, все последующие события складывались таким образом (то есть я так думал), что сатана мне препятствовал выучиться заочно в духовном училище, а потом рукоположиться, но Бог неведомыми путями меня выводил из трудностей и все-таки к 25 годам вывел к принятию сана. Ну что это было, как не Божья воля? Бог дал мне вечную любовь, семью, веру, священный сан, смысл жизни, Церковь… «Все возможно верующему».
Ну и?.. Где все теперь? С первой женой я развелся, священный сан с облегчением снял, толпы иеромонахов с их византийщиной на меня навевают только скуку и тошноту, да с верой, особенно в ее практической части, я в целом подзавязал. И кто виноват?
Ответ верующих благочестивцев я знаю наизусть, можете не повторять, сам так же думал и говорил про других: это мои грехи меня увели с истинного пути, Бог не насиловал мою свободу, Он мне дал дар, а я отказался, я предатель-иуда, а Бог тут не при чем, «самдуракпокайся», «почитайсвятыхотцов».
Ну отлично, но вопрос остается все равно: а нафига? Нафига было столько замороки, на целых 15 лет, если Бог заранее знал, куда я сверну? Ну оставил бы меня атеистом, ну не дал бы мне рукоположиться (я бы, может, хоть профессию нормальную нашел тогда) — зачем мы вместе потратили столько времени, о котором я так теперь жалею, что мог бы потратить его куда как с большей пользой?
Прошу понять меня правильно и не выхватывать цитаты из контекста — я не предъявляю Богу никаких претензий, как не предъявляю их Церкви, РПЦ, архиерею или духовнику. Я всю эту историю рассказываю для другой цели — показать, что все мои поступки, обретение веры, как и ее потеря являются лишь следствием того, что происходит у меня в голове. Я обращался к Богу, в которого не верил. Я воспринял ситуацию с бандитами как Божий ответ, я решил потом устраиваться в конфессии, я решил стать священником — был ли тут вообще рядом Бог и участвовал ли Он каким-то образом в моих мыслях и действиях? Да Бог его знает, извините. Мне не на что опереться, кроме как на самого себя и свое сознание.
Раньше я был во многом уверен: уверен в Божьем промысле, я находил бесконечные следы Его участия в самых мелких и крупных событиях моей жизни. Я был уверен в том, что я никогда не разуверюсь, я был уверен в существовании вечной любви, я был уверен, что стать священником — наивысшее счастье. Но эта моя уверенность — какую ценность имеет она? Это вера, которая дана Богом как объективная реальность, или это всего лишь упертость моего Я в тупиках собственного Оно? А когда моя жизнь и мои взгляды изменились — это Бог эту новую реальность создал, я ее изменил или это по-прежнему лишь процессы в моей голове, и неясно — насколько я за них отвечаю, а насколько шарики за ролики закатываются сами по себе?
Поэтому я и говорю: нет никакой принципиальной разницы между верой и неверием, между «силой» веры, маловерием, агностицизмом, атеизмом. Нет никакой существенной разницы между выбором конфессий или вообще уходом в тот или иной вид мистицизма — все это лишь процессы в моей или вашей конкретной голове, в которых человек «не виноват».
Где мне взять авторитет для моей веры? В Библии? А почему не в Коране или книге Мормона? Почему я должен предпочесть одну книгу, а не другую? Почему миллиарды людей делают выбор в пользу Библии, а другие миллиарды — в пользу Корана, а третьи — в пользу буддистского учения, а четвертые — в пользу атеизма? А почему вообще я должен выбирать Книгу или книги «святых отцов»? Может, персональное откровение от Бога надежнее будет? (Вот только как отличить это откровение от галлюцинации или «прелести»…)
Чем одни люди и их процессы в сознании лучше или хуже других, истиннее или ошибочнее, умнее или глупее, «от Бога» или «от сатаны»? Где лично мне взять критерии, кроме как, опять-таки, в своей голове, в своей воле, в своем выборе — сознательном или в качестве «дара от Бога», как я могу это называть, чтобы утешиться тем, что я правильно ткнул пальцем в небо и попал в нужную точку-звезду, находящуюся за миллиарды световых лет да и ту давно уже потухшую?
У нас есть какая-то худо-бедно «объективная реальность» — люди, природа, наша обыденность. Но мы даже нашу реальность не всегда способны отличить от сна, особенно когда мы спим или больны (особенно психически). И сны или галлюцинации бывают красочнее и приятнее, чем наша обыденность. Что уж тут говорить о «божественной реальности», о вере. Тут уж точно сравнивать надо не с реальностью вокруг нас, а со снами — насколько все это «настоящее». Мы ли спим, или мы являемся чьим-то сном (ой, что-то меня заносит в «Туман» Мигеля де Унамуно, простите), так или эдак все «на самом деле», и есть ли это «самое дело», или весь мир, все бытие сосредотачивается внутри моего Я, которое то вспыхивает, то гаснет… Закрываю глаза — и то ли умираю, то ли меняю реальности. Открываю — то ли возвращаюсь в реальность, то ли продолжаю видеть сон… (Не знаю, как вы, я часто могу контролировать свои сны усилием воли: например, если иду во сне голый, то могу напрячься, представить, что одежда на мне — и она всегда появляется в «реальности» сна.)
Я больше ни в чем не уверен — ни в Боге, ни в вечности, ни в религии, ни в вере, ни в самом себе. И мало того, меня больше не волнует, согласны ли со мной другие — это раньше, будучи православным да еще попом, я волновался, что бедных заблудших и «погибающих» надо «спасти», вразумить, помочь вернуться на единственный правильный путь…
А сейчас я чувствую себя свободным, даже от Бога. И, как я упоминал, в последние годы я все больше думаю, что Бог, если Он есть (почему-то мне кажется, что скорее есть, чем нет), мало интересуется нашими делами и не занимается никаким «промыслом» среди наших мелких и пошлых дел. Ну, создал разок, дал совесть — ну и живите, детки, «ходите передо Мною», не хулиганьте особо. А там уж как-нибудь разберемся, после смерти. Или после «пробуждения».
Может, так. А может, святые отцы правильно все понимали в своих головах, а моими устами говорит искуситель и я пойду в ад. Тоже вариант. Но, побуду занудным, все эти варианты находятся сейчас лишь в ваших конкретных головах, а в других головах находятся другие варианты, не менее и не более «правильные». И исчезнут оттуда, как только вы ляжете спать.
Красочных и счастливых снов вам, кстати. Лично у меня они интереснее всенощной.
