Горячее
Лучшее
Свежее
Подписки
Сообщества
Блоги
Эксперты
0 просмотренных постов скрыто
6

Таинственный кот из Москвы⁠⁠

Таинственный кот из Москвы

Летом, когда московское небо превращалось в свинцовое полотно от дыма лесных пожаров, а воздух густел до состояния бульона, появился Он. Не в одночасье — просто постепенно в разговорах знакомых, в перешептываниях в подъездах сталинских высоток, в странных постах полузабытых городских пабликов просочилась эта история. Историй в Москве всегда было больше, чем людей, но эта была иной — она не пугала, а заставляла замирать сердце в странном предвкушении.

Его звали просто — Кот. Никаких мистических кличек, никаких вычурных определений. Он был похож на обычного московского дворового кота — шерсть цвета мокрого асфальта, с редкими седыми волосками у морды, левое ухо надорвано в давней драке, глаза янтарные, глубокие, как колодцы старых московских усадеб. Но те, кто видел Его, говорили, что глаза эти менялись — то становились молочно-золотыми, как купола храмов в утреннем солнце, то темнели до цвета ночной Москвы-реки.

Первый раз Его заметили в районе Хамовников. У студентки филфака Леры начались внезапные мигрени — такие, что мир сужался до размера темной комнаты и пульсирующей боли в висках. Врачи разводили руками, лекарства не помогали. В одну из тех ночей, когда боль достигла апогея, Лера услышала тихое мяуканье под балконом второго этажа. Выглянула — в свете фонаря стоял Он, смотря прямо на нее. Безотчетно, на автомате, она открыла окно.

Кот запрыгнул на подоконник, не выражая ни страха, ни агрессии. Он вошел в комнату, подошел к Лере, свернувшейся калачиком на полу, и лег рядом, прижавшись теплым боком к ее виску. И тогда случилось нечто, что Лера потом описывала с трудом подбирая слова. "Не ушла боль. Она... перешла. Как будто кто-то открыл кран, и вся эта темная, густая тяжесть потекла из меня в него. А он просто лежал и смотрел на меня, и в его глазах было... понимание. Не жалость, нет. Понимание, как у того, кто несет эту ношу сознательно и добровольно".

Утром Лера проснулась совершенно здоровой. Кот исчез. Но в углу комнаты, на паркете, осталась небольшая лужица темной, почти черной жидкости с едва уловимым запахом меди и полыни.

История Леры стала первой ласточкой. Потом был Антон — программист с паническими атаками, которые начались после смерти отца. Кот пришел к нему, когда тот сидел на скамейке у Чистых прудов, задыхаясь от невидимого груза. Просто запрыгнул на колени и положил лапу на его дрожащую руку. Паника отступила, как вода после наводнения, оставив лишь тихую усталость. Антон почувствовал, как что-то тяжелое и колючее перетекло из его груди в маленькое теплое тело на коленях. Кот спрыгнул и ушел, пошатываясь, как будто нес невидимую тяжесть.

Третьим был пожилой скрипач из консерватории, страдавший от фантомных болей в ампутированных пальцах. Кот пришел к нему в полночь и лег на культю левой руки. Старик плакал — впервые за сорок лет он не чувствовал боли в несуществующих пальцах. А кот, закончив, ушел, волоча за собой правую переднюю лапу, как будто она была сломана.

Слухи поползли по городу. Одни говорили, что это ангел в обличье кота. Другие — что дух старой Москвы, которая всегда забирала боль своих жителей в толщу веков. Третьи шептались о демоне, собирающем страдания для какой-то темной цели.

Но все сходились в одном: Кот приходил только тогда, когда боль была настоящей, невыдуманной, кричащей. Не к тем, кто страдал от легкой хандры или мелких бытовых неурядиц, а к тем, чья душа или тело были на грани. Он никогда не появлялся по вызову — просто приходил в нужный момент, как будто слышал беззвучный крик издалека.

Я встретил Его в ноябре, когда город покрылся первым хрупким снегом, тут же превращающимся в серую кашу. У меня болела спина — старый спортивный травм, обычно тупая фоновая боль. Но в тот вечер что-то сместилось, защемило нерв. Боль была острой, пронизывающей, вышибающей сознание. Я лежал на полу своей однокомнатной квартиры в типовой панельке у метро "Академическая", пытаясь дотянуться до телефона, чтобы вызвать скорую, но не мог пошевелиться.

И тогда я услышал тихий звук у балконной двери. Не мяуканье — скорее, скребущий звук, как будто кто-то осторожно проводит когтями по стеклу. Я собрал последние силы, подполз и открыл дверь.

Он вошел без колебаний. Да, это был Он — тот самый, из рассказов. Янтарные глаза смотрели на меня с бездонным спокойствием. Он подошел, обнюхал мою скрюченную фигуру, затем лег рядом со спиной, точно вдоль позвоночника. Его тело было удивительно теплым — не просто теплым, а излучающим глубокое, проникающее тепло, как от печки в деревенском доме.

И началось.

Сначала я почувствовал, как боль начинает двигаться. Не утихать, а именно двигаться — как живая субстанция, медленно стекающая из мышц и позвонков к тому месту, где лежал Кот. Это было одновременно жутко и невыразимо облегчающе. Я закрыл глаза, и передо мной поплыли образы — не мои воспоминания, а что-то иное. Мелькали лица незнакомых людей, фрагменты улиц старой Москвы, которые я видел только на фотографиях, звуки давно ушедшей эпохи — звон трамваев 30-х годов, голоса на давно забытых диалектах.

А потом, в самый пик этого странного транса, я увидел Ее.

Девушку лет двадцати пяти, в платье стиля нью-лук, стоящую на балконе сталинского дома. Год, как я понял позже, 1957-й. Вокруг нее вился серый котенок, а она смеялась и гладила его. Имя ее было Алиса. Она изучала медицину, мечтала облегчать страдания людей. А потом — стремительный кадр: та же Алиса, но старше, в белом халате, в больничном коридоре. Шепот: "Она берет на себя боль пациентов, это ненормально". Еще кадр: Алиса в лаборатории, окруженная пробирками и книгами по неортодоксальной медицине, мистике, фольклору. Ее одержимость идеей — научиться принимать чужую боль, трансформировать ее.

И кульминация: ночь, та же лаборатория, эксперимент, пошедший не так. Вспышка света, крик, и... котенок, ее любимец, бросается к ней, принимая на себя выброс энергии. Тело Алисы растворяется в свете, но сознание... сознание перетекает в животное, спасая его, но навсегда меняя природу их обоих.

Я открыл глаза. Кот лежал рядом, тяжело дыша. Его шерсть, казалось, потемнела еще больше, а в глазах стояла невыразимая усталость — усталость, измеряемую не днями или годами, а десятилетиями несения чужих страданий.

Боль в спине ушла полностью. Но вместе с ней ушло и что-то еще — какая-то моя собственная, давно затаенная боль, о которой я даже не подозревал, пока она не исчезла. Грусть о несостоявшейся любви, горечь невысказанных слов, страх перед будущим — все это утекло в это маленькое существо, лежащее теперь почти без движения.

Я протянул руку, чтобы погладить Его, но Он встал, пошатнулся, и тогда я увидел — Он хромал на все четыре лапы, как будто каждая кость в его теле болела. Но в его взгляде не было сожаления. Было принятие. И еще — просьбу.

Он подошел к балконной двери, оглянулся, и я поклялся, что кивнул мне. Потом прыгнул на перила и исчез в московской ночи.

Утром я вышел на балкон. На снегу, еще не тронутом городской грязью, остались следы — но не кошачьи лапки. Это были следы босых человеческих ног, маленьких, женских. Они вели от моего балкона через весь двор к старому заброшенному флигелю, которого, как я знал, не существовало уже с 70-х годов.

Я последовал за ними. Следы обрывались у кирпичной стены, покрытой граффити. Но в одном месте, на уровне глаз, кирпич был выщерблен, и в этой выщерблине лежал маленький, потускневший от времени медальон. Я открыл его — внутри была фотография той самой девушки, Алисы, и надпись на пожелтевшей бумаге: "Боль не должна быть напрасной. Если кто-то читает это — помни, что принятие чужого страдания не делает тебя слабее. Оно делает нас связанными. И в этой связи — наше спасение".

С тех пор Кота видели еще не раз. Его история обрастала легендами. Говорили, что после особенно тяжелых "приемов" боли Он на несколько дней превращается в тень девушки, бродящую по ночной Москве, скитающуюся по местам, где когда-то была Алиса. Говорили, что каждый, кого Он исцелил, навсегда приобретает странную способность — чуть острее чувствовать чужую боль и чуть большее желание помочь.

А я иногда, в тихие вечера, выхожу на балкон и смотрю вдаль, на огни большого города, который никогда не спит, потому что в нем всегда есть кому болеть. И я знаю, что где-то там, в лабиринтах дворов и переулков, по крышам старых домов и подъездам новых высоток, идет существо, несущее в своем маленьком теле боль целого города. И в этом есть странная, трагическая красота — потому что в мире, где каждый стремится избавиться от своей боли, есть кто-то, кто добровольно принимает чужую.

И я теперь знаю Его настоящее имя. Не Кот. Хранитель. Последний дар Алисы, врача, который нашел способ лечить не тела, а души, ценой своей человечности. И когда ветер с Москвы-реки приносит запах полыни и старого дерева, я киваю в темноту, туда, где, быть может, сейчас Он облегчает чье-то страдание, и шепчу: "Спасибо. И береги себя, Алиса".

Потому что боль, разделенная на двоих, становится вполовину меньше. А надежда, подаренная одним, может исцелить многих.

Показать полностью 1
Рассказ Авторский рассказ Мистика Фантастика Фантастический рассказ Длиннопост
0
7

Мы летим к вам из Атласа⁠⁠

Мы летим к вам из Атласа

Следователь Петров стоял на краю оврага, и холод пробирался сквозь даже его самое тёплое служебное пальто. Не ноябрьский московский холод — другой, пронизывающий, будто сама земля здесь вымерла. Тело девушки лежало в пятнадцати метрах ниже, неестественно скрученное, но без видимых повреждений, словно кукла, брошенная капризным ребёнком.

— Тридцать лет в органах, — пробормотал он, спускаясь по скользкому склону, цепляясь за пожухлую траву. — А такое вижу впервые.

Его напарник, молодой ещё лейтенант Семёнов, ждал внизу, бледный как полотно.

— Иван Михайлович, тут… тут что-то не так.

— А где у нас бывает "так", Саш? — отозвался Петров, но, приблизившись, замолчал.

Девушка, лет двадцати пяти, была одета в лёгкое домашнее платье — шёлковое, с геометрическим узором. Босые ноги чисты, без следов ходьбы по лесу. На лице — не ужас, а лёгкое удивление, будто она увидела что-то чрезвычайно любопытное за секунду до смерти. Но не это заставило похолодеть Петрова.

Вокруг тела, точно по радиусу, трава была примята, но не сломана, будто придавлена тяжёлым, но мягким предметом. А в центре этого круга, прямо на промёрзшей земле рядом с её открытой ладонью, лежал камень. Вернее, не камень. Это был кусок вещества, напоминавшего одновременно обсидиан и металл, тёплый на ощупь, вопреки всем законам физики. И на его отполированной будто ветром поверхности светились символы. Не буквы. Не иероглифы. Геометрические фигуры, пересекающиеся под немыслимыми углами, излучавшие тусклый голубоватый свет.

— Никто не трогал? — спросил Петров, надевая перчатки.

— Нет. Вызвали сразу, как нашли грибники.

Петров осторожно взял артефакт. Теплота стала почти горячей. И в тот миг символы на поверхности ожили, задвигались, перестраиваясь. Свет усилился, и в воздухе над камнем проступило изображение — трёхмерное, дрожащее, как мираж. Он увидел точку, удаляющуюся от оранжевой звезды, и за ней — хвост кометы, невероятно детализированный. Изображение сменилось. Теперь это была спираль, галактика, знакомая и чужая одновременно. А потом — вспышка, и осталась лишь одна фраза, составленная уже из привычных земных букв, но сбивающая с толку своим построением:

"МЫ УЖЕ ЛЕТИМ К ВАМ, МЫ ИЗ ТОГО КОРАБЛЯ, ЧТО НАХОДИТСЯ ЗА КОМЕТОЙ АТЛАС"

Свет погас. Камень снова стал просто тёплым куском неизвестного материала.

— Что это было? — прошептал Семёнов, глаза его были круглыми от ужаса и восторга.

Петров не ответил. Он смотрел на мёртвую девушку, потом на камень в своей руке. "Мы уже летим к вам". Кто? Зачем? И при чём здесь эта бедная душа?

Расследование засекретили в тот же день. Девушку опознали — Анна Королева, астрофизик-теоретик, работавшая в закрытом институте над проблемами дальнего космического связи. Ни врагов, ни странных связей. В её квартире нашли блокноты, исписанные теми же геометрическими символами, что светились на камне. И одну фразу, повторенную десятки раз: "Они не говорят, они показывают. Их язык — это проекция многомерной реальности в трёхмерное пространство".

Учёные, к которым попал артефакт, только разводили руками. Материал не поддавался анализу, не имел аналогов в таблице Менделеева. Символы были не просто сообщением, а чем-то вроде кода, ключа, который невозможно было подобрать без нужного "словаря". А "словарь", судя по всем, был в голове у Анны Королевой. И эта голова теперь молчала навсегда.

Петров, отстранённый от дела формально, но не внутренне, копался в архивах. "Комета Атлас" — C/2019 Y4. Открыта в конце 2019-го. В 2020 году, приближаясь к Солнцу, неожиданно распалась на части. Ничего особенного. Но почему именно она упомянута? Он связался с астрономом, другом института Анны.

— Атлас? — голос в трубке звучал устало. — Да, обычная комета. Распалась. Но есть одна странность, о которой не пишут в статьях. За несколько часов до распада, несколько обсерваторий зафиксировали кратковременное, но мощное излучение неясной природы именно из той области, где находилось её ядро. Как будто... сработал двигатель.

— Двигатель? — переспросил Петров.

— Или что-то, что выбросило в пространство огромное количество энергии. Мы списали на уникальные процессы распада. Но ваша Анна… она тогда была одержима этой кометой. Говорила, что данные по её спектру не сходятся ни с одной известной моделью. Что в её хвосте были следы неестественного, рукотворного загрязнения.

Мысль зрела в голове Петрова, тяжёлая и невероятная. Корабль. Не рядом с кометой, не на ней. За ней. Использующий её в качестве прикрытия, щита, камуфляжа в ледяной и пылевой маске. А потом что-то пошло не так. Комета распалась, возможно, из-за активности самого корабля. И они — кто бы они ни были — остались без укрытия. Или... намеренно сбросили его.

Он вернулся к месту находки. Ночь. Мороз крепчал. Петров стоял на том самом краю оврага, с фонарём в руке. Он включил его, направил луч в ту точку, где нашли тело. И тут его взгляд уловил то, что все пропустили. На стволе старой сосны, смотрящей точно на место событий, на высоте около трёх метров, кора была слегка обожжена. Не пожаром, а чем-то точечным, интенсивным. Как лучом сварки. И форма пятна… она повторяла один из второстепенных символов с камня.

Петров почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Это была не случайная смерть. Это было… свидание. Анна вышла сюда на встречу. Или её привели. Она знала, как расшифровать сообщение. Может, даже сама его инициировала. Камень — не просто послание. Это маяк. Или передатчик. Или часть чего-то большего.

"МЫ УЖЕ ЛЕТИМ К ВАМ".

Они не спрашивают разрешения. Они констатируют факт. Как врач констатирует диагноз.

Внезапно фонарь в его руке моргнул и погас. Не от разряда батареи — свет просто исчез, будто высосанный тьмой. Одновременно с этим в кармане шинели, где лежал небольшой образец камня (он взял его "на память", нарушив все инструкции), стало тепло, почти горячо. Петров замер. Тишина ночного леса, обычно наполненная шорохами, стала абсолютной. Давление в ушах изменилось, как в самолёте при наборе высоты.

И он увидел свет. Не в небе. На противоположной стороне оврага. Мерцающий, переливающийся всеми оттенками синего и фиолетового, он не освещал деревья, а будто вплетался в них, делая их призрачными, полупрозрачными. Из света стали проступать формы. Не корабль в привычном понимании. Скорее, геометрическая абстракция, кристалл, состоящий из преломляющихся плоскостей. Он парил в метре над землёй, не издавая ни звука.

Петров не почувствовал страха. Лишь леденящее, всепоглощающее понимание. Они не "летят". Они уже здесь. И "за кометой Атлас" — не указание координат. Это временная метка. "Мы — те, кто был скрыт за Атласом". Возможно, смотрят на нас уже давно. А теперь решили выйти из тени.

Сущность из света приблизилась, остановившись на середине оврага. Никаких лучей, похищений, голосов в голове. Просто присутствие. Огромное, древнее и абсолютно чуждое. Петров понимал, что смотрит не на инопланетян в серебристых костюмах, а на нечто, для чего понятия "корабль" и "пилот" неразделимы. На разум, воплощённый в свете и геометрии.

И тогда в его сознании, минуя уши, прозвучали не слова, а смыслы, образы, целые блоки информации. Это не было общением. Это было загрузкой. Как будто его мозг на мгновение стал экраном, на который проецировали фильм.

Он увидел их мир. Океан света в многомерном пространстве. Цивилизацию, для которой материя — всего лишь грубая, временная оболочка. Они не завоеватели. Они… наблюдатели. Но что-то пошло не так. Их дом, их световой океан, начал угасать. Причина — неясная фундаментальная аномалия, распространяющаяся по космосу, как трещина по стеклу. И они нашли "буферную зону". Место, где эта аномалия пока не действует. Нашу Солнечную систему. Нашу Землю. Нас.

Анна Королева была не жертвой. Она была… контактером. Добровольцем. Она согласилась стать проводником, живым декодером их многомерного языка. Камень был интерфейсом. Но человеческое тело, трёхмерный биологический мозг, не мог выдержать такой нагрузки. Он сгорает, как предохранитель, при скачке напряжения. Она знала это. И согласилась. Чтобы передать предупреждение. Или… приглашение?

Последний образ был самым ясным: не одна сущность, а множество. Тысячи, миллионы таких кристаллов света, летящих сквозь космос к крошечной голубой планете. Не для войны. Для спасения. Их собственного. Они искали пристанище. И нашли его.

Свет начал меркнуть. Давление в ушах отпустило. Звуки леса вернулись — треск ветки, далёкий вой ветра. Кристаллическая сущность растворилась в воздухе, как мираж.

Петров опустился на колени, судорожно глотая ледяной воздух. В голове гудело от пережитого. Он посмотрел на тёмное небо, усыпанное звёздами. Теперь он знал, что за одной из этих звёзд, за призраком давно распавшейся кометы, находится армада. Не вражеская. Чужая. Бесконечно чужая. И она уже в пути.

Они не спросят. Они придут. Как приходят в свой дом.

Он поднялся, с трудом отряхивая снег с колен. В кармане камень остывал, становясь просто камнем. Петров посмотрел в сторону города, на огни, такие наивные и тёплые в своей обыденности. Что он должен сделать? Составить рапорт о встрече с НЛО? Его поднимут на смех или отправят на принудительное лечение. Молчать? Но они летят. А Анна… она стала первой ласточкой. Первой, но не последней жертвой контакта, который неизбежен.

Он сделал последний шаг к краю оврага, туда, где всё началось. Тишина теперь казалась ему звенящей, наполненной незримым присутствием. Петров достал из кармана тёплый камень, сжал его в ладони и швырнул в чёрную пустоту оврага. Пусть лежит. Пусть ищут.

"Мы уже летим к вам", — эхом отозвалось в его памяти.

И следователь Петров, проживший жизнь в мире улик и фактов, впервые почувствовал себя не следователем, а свидетелем. Свидетелем начала чего-то такого, к чему человечество не готово. Не к войне миров. К их мирному, тихому, необратимому переселению.

Он повернулся и пошёл прочь, к машине, к миру, который уже никогда не будет прежним. А за его спиной, в глубине оврага, упавший камень на секунду вспыхнул тусклым голубым светом, передавая в бездонную темноту космоса короткий, ясный сигнал: "Интерфейс активирован. Координаты подтверждены. Ждём".

И где-то за орбитой Плутона, в холодной и безмолвной пустоте, огромный флот кристаллических сущностей, бывших когда-то за кометой Атлас, сделал почти неуловимое корректирующее ускорение. Направление — Земля. Время прибытия — неизвестно. Намерения — неясны.

А на небе, среди мириад звёзд, одна точка света стала чуть ярче. Совсем чуть-чуть.

Показать полностью 1
[моё] Рассказ Авторский рассказ Фантастика Фантастический рассказ НЛО Длиннопост
1
3

Рассказ "Упущенный Аккорд "⁠⁠

Сергей Петрович Шмелёв, сорока пяти лет, инженер-проектировщик с стабильной зарплатой и чётким распорядком дня, прошёл мимо неё на Пречистенской набережной в среду, в 18:47. Она читала что-то на табличке у памятника, и ветер играл прядью её каштановых волос, выбившейся из-под тёплой повязки. В её позе была лёгкая, почти танцующая грация. Она обернулась, и их взгляды встретились на долю секунды. У неё были удивительные глаза — цвета осеннего неба, с лучиками смешинок у уголков.

И в этот момент что-то в груди у Сергея Петровича ёкнуло — старое, забытое, похожее на мелодию из молодости. Он почувствовал импульс — улыбнуться. Просто улыбнуться незнакомой женщине. Но мышцы лица не сработали. Вместо этого сработал мгновенный, отлаженный механизм защиты. В голове пронеслось: «Выглядит дураком. Подумает, что какой-то пристаёт. Да и зачем? Потом придётся что-то говорить, притворяться, вкладываться… Сплошная головная боль». Он потупил взгляд, сделал лицо строгим и сосредоточенным, будто обдумывал важный расчёт, и прошёл мимо, ускорив шаг.

Весь вечер в своей уютной, безупречно чистой однокомнатной квартире он чувствовал себя отвратительно. Он ругал себя, громко и ядовито, пока готовил ужин на одного. —Идиот. Тряпка. Совсем обрюзг, — бубнил он, шинкуя лук. — Ну что стоило улыбнуться? Хотя бы просто улыбнуться, как человек человеку. Но тут же внутренний голос,голос его брони, парировал привычной, успокаивающей формулой: «Зато меня никто и не бросит. Зато не придется смотреть, как уходят. Лучше уж я первый не подойду, чем потом буду страдать. Я свой мир контролирую. И в нём всё безопасно».

Эта мантра годами охраняла его покой. После болезненного развода десять лет назад он выстроил жизнь как крепость: работа, книги, сериалы, случайные встречи с друзьями , отпуск раз в год по проверенному маршруту. Никаких неожиданностей. Никакого риска. Он гордился этой самодостаточностью, этой неуязвимостью.

Но сегодня вечером крепость дала трещину. Он сидел перед телевизором, не видя экран, и думал о тех осенних глазах. И вдруг с пугающей ясностью осознал: его принцип «лучше я первый не подойду» — это не победа. Это поражение. Поражение, замаскированное под благоразумие.

«Таким способом отношения не заведёшь», — прошептал он в тишину комнаты. Фраза повисла в воздухе, звонкая и неоспоримая, как удар колокола.

А ведь когда-то он мечтал не только о карьере. Он хотел семью — настоящую, шумную, с детским смехом на кухне. Хотел разделять с кем-то не только быт, но и тишину. Хотел быть для кого-то опорой и сам иметь эту опору. Его потенциал как инженера был реализован на восемьдесят процентов. А потенциал как человека, как мужчины, как любящего и любимого — едва ли на десять.

Счастье, понял он внезапно, — это не только реализация в работе. Это аккорд. Две ноты, звучащие вместе. Одна — дело, в котором ты находишь смысл и признание. Другая — личные отношения, где ты видишь и принимаешь другого, и сам виден и принят со всеми своими трещинами. Без второй ноты музыка жизни остаётся одноголосой, пусть и идеально выстроенной.

Он не подошёл сегодня. Он прошёл мимо, как проходил мимо многих возможностей за последнее десятилетие. Но впервые он увидел этот поступок не как проявление силы, а как акт трусости. Впервые осознал цену своей «безопасности» — это была цена неисполненной жизни.

Сергей Петрович встал, подошёл к окну. Москва горела огнями, каждый из которых мог быть чьим-то домом, чьим-то счастьем. «Завтра,— подумал он без особой веры, но с первой за долгое время жаждой перемен. — Завтра, если повезет, я выйду на час раньше. И если увижу кого-то… кто заставит сердце ёкнуть… Я хотя бы улыбнусь. Просто улыбнусь. С этого можно начать».

Он понял, что счастье не приходит само в отлаженный мирок. К нему надо сделать шаг. Даже рискуя оступиться. Даже рискуя показаться дураком. Потому что альтернатива — вечер за вечером сидеть в идеальной тишине своей крепости и слушать, как за её стенами проходит чужая, шумная, яркая жизнь.

Стихотворение " Все начинается с Любви" читает артист Игорь Пиксайкин.

Показать полностью 1
Лирика Судьба Рассказ Спокойствие Видео RUTUBE Короткие видео Длиннопост
0
4

ГОЛОСА ИЗ ТИШИНЫ КОТОРЫЕ ИЗМЕНИЛИ ВСЁ⁠⁠

ГОЛОСА ИЗ ТИШИНЫ КОТОРЫЕ ИЗМЕНИЛИ ВСЁ

Петр всегда считал тишину относительным понятием. Даже в своей однокомнатной квартире на Васильевском острове, в те редкие часы, когда замирал шум машин с набережной и соседи переставали ремонтировать что-то за стеной, мир оставался наполнен звуками. Скрип старых паркетных досок. Жужжание холодильника. Даже собственное дыхание. Но эта новая тишина, пришедшая три недели назад, была иной — она была абсолютной и в то же время… наполненной.

Сначала он думал, что это шум в ушах от переутомления. Работа над диссертацией по астрофизике занимала по восемнадцать часов в сутки. Но постепенно в этом фоновом гуле стали проступать контуры. Не слова — еще нет. Скорее, ритмы, похожие на далекие пульсары, но слишком сложные, слишком… осмысленные.

Переломный момент наступил в прошлую пятницу. Петр сидел за компьютером, пытаясь сосредоточиться на уравнениях, описывающих поведение плазмы в магнитных полях нейтронных звезд. И вдруг — ясность.

«— …пересечение в точке семь-дельта, но гравитационные аномалии…»

Голос был нейтральным, без эмоциональной окраски, словно диктор, зачитывающий технический протокол. Петр вздрогнул и огляделся. Квартира была пуста, кроме него и кота Марселя, спавшего клубком на подоконнике. Петр потрогал уши, сделал несколько глотков воды. Голос не повторился.

Но на следующий день их стало больше.

Они накатывали волнами, обычно когда Петр был наиболее расслаблен или, наоборот, предельно сконцентрирован. Иногда это были обрывки диалогов, иногда монологи. Язык был незнакомым, но понимание приходило интуитивно, словно смысл просачивался прямо в сознание, минуя уши.

«— Координаты подтверждены. Атмосфера пригодна, но когнитивный фон примитивен. Соблюдать протокол невмешательства.»

«— Сканирование биосферы завершено. Доминирующий вид демонстрирует признаки коллективного безумия. Рекомендую пересмотреть точку наблюдения.»

Петр начал вести дневник, записывая обрывки. Сначала это было похоже на бред. Но слишком много совпадений. Голоса говорили о «точках наблюдения», «примитивных сигналах», «эволюционных тупиках». Как раз о том, над чем он сам размышлял в контексте поиска внеземного разума.

Страх сменился одержимостью. Он сократил сон, почти перестал есть. Мир вокруг потерял краски и значение. Единственной реальностью стали эти голоса из космической пустоты. Он был уверен, что стал свидетелем чего-то грандиозного — межзвездной коммуникации, наблюдения за Землей. Он, Петр Орлов, аспирант, сидящий в хрущевке, оказался каким-то образом подключен к вселенской сети.

И только Марсель, их с Аней кот, видел в этом иную правду.

Аня заметила перемены первой. Она приходила через день, приносила еду, пыталась вытащить Петра на прогулку.

«Петя, ты похож на привидение. Ты спишь? Ты вообще ешь?»

«Тихо, Ань, — шептал он, прикладывая палец к губам. — Они сегодня активны. Слушай.»

Но она слышала только шум города за окном. Видела только бледное, осунувшееся лицо любимого человека и его горящие лихорадочным блеском глаза.

А вот Марсель… С Марселем творилось нечто странное.

Раньше кот относился к Петру с прохладным равнодушием, предпочитая общество Ани. Теперь же он не отходил от него ни на шаг. Но это было не мурлыканье и не требование ласки. Марсель сидел напротив Петра, уставившись на него своими желтыми, не моргающими глазами. Иногда он медленно, очень медленно обходил Петра по кругу, словно изучая, вынюхивая что-то невидимое. Шерсть на его загривке часто стояла дыбом, а хвост нервно подергивался.

Когда Петр погружался в свои «сеансы», кот замирал, прижимал уши к голове и издавал тихое, низкое ворчание, несвойственное ему. Однажды, когда Петр, заслушавшись очередным потоком «координат» и «диагностик», резко вскрикнул от перенапряжения, Марсель бросился к нему и вцепился когтями в штанину, не царапая, а словно пытаясь удержать, приковать к месту.

Аня пыталась показать Петра врачу. Он отказывался наотрез.

«Ты не понимаешь! Это не галлюцинации! Это… канал! Они наблюдают за нами, Аня. А я… я почему-то могу слышать их отчеты. Представь, какое это открытие!»

Его возбуждение пугало ее больше, чем апатия. Она видела, как его разум скользит по опасному краю. И видела кота, который, кажется, видел то же самое.

Кульминация наступила в серую, дождливую ночь. Петр три дня почти не спал. Голоса звучали теперь почти непрерывно, накладываясь друг на друга, создавая невыносимый гул в голове. В них появились новые, тревожные ноты.

«— Аномалия в точке контакта. Когнитивное поле реципиента дестабилизируется.»

«— Рекомендована немедленная изоляция сигнала. Риск обратной проекции.»

«— Сущность осознает канал. Это нарушает все протоколы. Необходимо глушение.»

Петр метался по комнате, зажимая ладонями уши, но голоса звучали изнутри. Он кричал им, чтобы они замолчали, чтобы они объяснились. В ответ — лишь холодные, методичные обсуждения его собственного «когнитивного коллапса».

Марсель, обычно наблюдавший со стороны, вдруг вскочил на стол. Он выгнул спину, шерсть встала дыбом, и он зашипел — не на Петра, а в пустое пространство прямо перед ним. Это был не кошачий шипение на сородича или собаку. Это был звук чистой, первобытной ненависти и угрозы, направленный в никуда.

И в этот миг Петр увидел. Не глазами, а тем внутренним зрением, которое теперь было всегда наготове. Он увидел не инопланетян, не корабли. Он увидел… структуру. Словно тончайшую паутину из света и тени, наброшенную на реальность. Она вибрировала в такт голосам. И один из ее узлов, тончайший луч, был связан… с ним. Он тянулся не вверх, к звездам, а куда-то в сторону, растворяясь в стенах, в городе, в бесконечной сети других таких же лучей.

А Марсель шипел именно на этот луч.

И тут до Петра, сквозь боль и панику, стало доходить. Холодность «голосов». Их безличность. Их интерес к «точкам наблюдения» и «когнитивным полям». Их «протоколы невмешательства», которые теперь сменились на «глушение». Это было не похоже на контакт. Это было похоже на… мониторинг. На исследование. На что-то, что существовало здесь, на Земле, давно и незаметно.

Он посмотрел на кота. На его дико расширенные зрачки, на оскаленную пасть. И в голове, поверх посторонних голосов, пронеслась внезапная, ясная мысль, которая не была его собственной. Она была проще, чище, инстинктивнее. В ней не было слов, только образы и ощущения: Запах гнили. Невидимая паутина. Опасность. Защищать свою стаю.

Марсель не боялся «инопланетян». Он видел то, что вторглось в их дом, в их пространство. Он видел саму болезнь, паразитирующую на сознании Петра.

С отчаянным усилием воли Петр перестал бороться с голосами. Он перестал пытаться их понять или отогнать. Вместо этого он сделал то, чего не делал уже много лет. Он полностью сосредоточился на реальном, физическом мире. На ощущении холодного пола под босыми ногами. На запахе старой книги и чая. На звуке дождя за окном. На теплом, живом комочке шерсти и ярости перед ним, который был его котом, частью его маленькой, хрупкой земной жизни.

Он протянул руку — медленно, осторожно — и положил ее Марселю на спину. Кот вздрогнул, но не отпрянул. Его шипение стихло, превратившись в низкое, напряженное урчание.

«Вот так, — прошептал Петр, обращаясь уже не к голосам, а к самому себе. — Все хорошо. Мы здесь. Ты и я. Здесь и сейчас.»

Он повторял это как мантру, глядя в зеленые кошачьи глаза, в которых отражался его собственный измученный образ. Он вспоминал запах Аниных волос. Вкус борща, который она варила. Холод невской воды летом. Простые, глупые, прекрасные вещи, не имеющие никакого отношения к координатам и протоколам.

И случилось невероятное. Паутина из света и тени задрожала. Голоса, такие четкие и непререкаемые, исказились, словно их передавали через ломающийся приемник.

«— …потеря стабильности… обратная связь…»

«— Отключить канал! Срочно отключить…»

Их тон впервые сменился с бесстрастного на тревожный. Панический.

Петр, не отрывая руки от Марселя, сделал шаг вперед, к тому месту, где сгущалась невидимая структура. Кот шагнул с ним рядом, плечом к его ноге, продолжая урчать, но теперь уже ободряюще.

«Уходите, — тихо, но твердо сказал Петр в пустоту. — Это не ваше место.»

Он не кричал. Он просто… отвергал. Всем своим существом, всей своей привязанностью к этому миру, который они считали «примитивным».

Раздался звук, похожий на высокочастотный звон разбивающегося стекла. Паутина света рассыпалась на миллиарды осколков, которые тут же растворились в воздухе. В голове наступила тишина. Не та, пугающая, наполненная гулом, а настоящая, благословенная, земная тишина, нарушаемая только шумом дождя и успокаивающим мурлыканьем кота у его ног.

Петр рухнул на колени. Его трясло, как в лихорадке, но в груди было пусто и легко. Марсель потыкался мокрым носом в его щеку, а затем улегся рядом, свернувшись клубком.

Именно так их и нашла Аня, приехавшая поздно вечером с нехорошим предчувствием. Она застала Петра спящим на полу, с рыжим котом, охраняющим его сон. На лице Петра, исхудавшем и бледном, впервые за месяц было выражение покоя.

Он проспал почти сутки. Проснулся другим человеком — истощенным, слабым, но… присутствующим. Он не мог объяснить Ане всего. Сказал лишь, что был на грани срыва, что кот каким-то образом помог ему «вернуться».

Голоса не вернулись. Но что-то изменилось в восприятии мира. Иногда, в толпе или в тишине ночи, ему чудился отзвук той самой паутины — слабый, фантомный. Он научился не фокусироваться на нем. Вместо этого он смотрел на Марселя, который в такие моменты поднимал голову и настораживал уши, или находил руку Ани и сжимал ее.

Он так и не узнал, что это было — инопланетное наблюдение, пробой в какую-то иную реальность, или просто болезнь его собственного мозга, принявшая столь причудливую форму. Но он понял кое-что важное. Самые могущественные силы во вселенной могут быть безразличны и холодны. Их протоколы и аномалии не имеют к тебе никакого отношения.

А вот тепло кошачьего бока, прижатого к ноге на диване, обеспокоенный взгляд любимой женщины, вкус горячего чая в прохладный вечер — это и есть настоящая реальность. Та, которую стоит защищать. Та, что иногда, своим тихим, настойчивым шепотом, может заглушить даже голоса из космической пустоты. И именно ее, эту хрупкую земную связь, первым почуял обычный рыжий кот, не знающий слов, но понимающий суть дома и стаи куда лучше любых звёздных наблюдателей.

Показать полностью 1
[моё] Рассказ Авторский рассказ Фантастический рассказ Фантастика Мистика Длиннопост
0
149

Глава 42. Код: Свобода Нулей⁠⁠

Одинокий Волк

Звонок из Тени

Утро в бункере началось с настойчивой вибрации телефона Игоря. Он достал гаджет из-под подушки. На экране висело уведомление от Mix: "Новое сообщение. Контакт: Пророк. Приоритет: Высокий".

Текст был лаконичен: "Зайди в 'Ноль'. Надо обсудить поставку. Срочно."

"Ноль". Это был их код для "слепых зон" — мест, где нет камер, умных колонок и датчиков, подключенных к «Оку». В бункере таких мест почти не осталось — Зеро был везде. Кроме технического этажа с бочками. Там, среди труб и шума воды, была единственная зона тишины.

Игорь встал, натянул джинсы и вышел в общий зал. Ксюша уже собиралась на работу, упаковывая термосумку.

— Доброе утро, — бросил он, проходя мимо. — Опять давление в системе скачет. Пойду гляну, может, фильтр забился.

— Давай, — отозвалась она, застегивая молнию куртки. — Только недолго, мне вода нужна, чай попить.

Игорь поднялся по лестнице в шахту. Здесь было холодно и сыро. Гул насоса, качающего воду в баки, создавал идеальную акустическую завесу. Он убедился, что люк закрыт, и достал телефон.

Запустил Mix. Нажал "Вызов".

Соединение установилось мгновенно. Шифрование "End-to-End".

— Я в "Ноле", — сказал он. — Что стряслось?

Голос Марка в наушнике звучал чисто, без помех.

— Новости с завода. Мой человек, "Крот", закончил работу. Сотни плат управления на базе Spartan-6. Это прототипы. Нам нужно откатать на них прошивку, прежде чем я рискну заказывать контейнер чипов из Китая. Я не стал ждать твоей логистики, Игорь. Время — деньги.

— Ты рискуешь, — заметил Игорь. — Самодеятельность на режимном объекте.

— Риск оправдан. Платы готовы, компоненты напаяны. Но есть проблема. Вынести их через проходную он не может. Там поставили новые сканеры плотности, "Квант" параноит. Он спрятал груз в зоне отгрузки мусора. Два ящика. Забрать надо сегодня ночью.

— И ты хочешь, чтобы мы это сделали?

— Мои парни — штурмовики. Они умеют выбивать двери, но не умеют проходить сквозь стены. А там роботы — старые, тупые, автономные. Они стреляют на движение. Мне нужен призрак. Твоя девочка... Ксюша. Она идеально подходит.

Игорь задумался. Отправлять Ксюшу одну в логово врага...

— Она справится, — настаивал Марк. — Я дам ей поддержку. Мой человек встретит ее на подходе, даст схему и "глушилку" для локальных камер. Всё, что ей нужно — зайти, взять и выйти.

— Хорошо, — выдохнул Игорь. — Диктуй координаты.

Он достал блокнот (бумажный) и быстро записал цифры и время встречи.

— 22:00. Стройка высотки рядом с заводом. Сектор Б-4. Связной "Тень".

— Принято. Конец связи.

Игорь спустился вниз. Ксюша уже стояла у двери, готовая к выходу.

Он подошел к ней вплотную и незаметно сунул листок с координатами ей в карман куртки.

— Слушай, — тихо сказал он, глядя ей в глаза. — Вечером у тебя будет... особый заказ. Адрес в кармане. Это от Марка. Нужно забрать посылку.

Ксюша, почувствовав бумагу, едва заметно кивнула.

— Поняла. Доставка будет выполнена. Мне не привыкать рисковать.

— Будь осторожна. Там... злые собаки. Механические.

— Я люблю собак, — улыбнулась она, но в глазах мелькнула сталь. — Даже железных.

Она вышла в шлюз. Гермодверь закрылась.

Игорь прошел на кухню, налил себе кофе. Руки его слегка дрожали. Операция началась, и теперь все зависело от одной хрупкой девушки в желтой куртке.

В Бездне

Смена выдалась адской. Предновогодний ажиотаж превратил город в один сплошной затор. Ксюша развезла тридцать заказов, намотав на электровелосипеде сорок километров по слякоти и льду. Но когда на часах высветилось 21:30, она не поехала домой. Она свернула в промзону, к недостроенному скелету ЖК «Высота», который торчал черным зубом на фоне неба.

Она поднялась пешком на четырнадцатый этаж. Лифты здесь никогда не работали. Ветер гулял по пустым этажам, шурша строительным мусором.

В глубине одной из "квартир", у окна, выходящего на завод «Квант», стояла фигура. Высокая, стройная, в черном облегающем комбинезоне.

— Привет, курьер, — голос был женским, низким и спокойным.

Фигура обернулась. Это была девушка лет тридцати с короткими темными волосами и умными, цепкими глазами.

— Я Тень. Марк сказал, ты придешь.

Ксюша скинула тяжелый короб.

— Привет. Я думала, "Тень" — это какой-нибудь спецназовец.

— Стереотипы, — усмехнулась девушка. — Спецназ ломает двери, а тени просачиваются под ними. Хотя сегодня просачиваться придется тебе.

— А почему не ты? — Ксюша оглядела ее спортивную фигуру. — Ты выглядишь подготовленной.

— Я инженер, а не акробат, — Тень покачала головой. — Моя стихия — код и схемы. Я взломала их контур периметра, подготовила «закладки». Но лезть по обледенелой лестнице на крышу и прыгать в шахту лифта... У меня больное колено. Мениск. Старая травма. Так что я — твой мозг, а ты — мои ноги.

Она кинула Ксюше черный баул.

— Переодевайся. Твоя желтая куртка светится в "ночнике" как прожектор.

Ксюша открыла сумку. Внутри лежал комплект профессионального термобелья: черное, плотное, с усиленными накладками на локтях и коленях. Рядом — легкие тактические ботинки на мягкой подошве и специальный рюкзак.

— Это «вторая кожа», — пояснила Тень. — Держит тепло до минус двадцати и отводит влагу. Ткань с углеродной нитью, поглощает ИК-излучение. Тепловизоры тебя увидят, но силуэт будет размыт.

Ксюша ушла в соседнюю комнату. Снимать пропотевшую одежду на морозе было неприятно, но когда она натянула термобелье, по телу разлилось сухое тепло. Она почувствовала себя не курьером, а ниндзя.

Вернувшись, она начала паковать рюкзак.

— Что внутри? — спросила она.

— Минимум, — Тень перечислила содержимое. — Электронная отмычка для замков "Кванта" (мой код), моток кевларового шнура, фонарь с красным светофильтром (роботы его хуже видят) и два пустых, сложенных контейнера для плат. Они мягкие, но жесткие при ударе.

— Оружие?

— Нет. Если тебя поймают с оружием — это терроризм. Если без — мелкое хищение. Твое оружие — скорость. И вот это.

Она протянула Ксюше маленький баллончик.

— "Липучка". Монтажная пена мгновенного твердения. Если робот погонится — пшикни ему в камеру или на гусеницу. Задержит на пару минут.

Ксюша затянула ремни рюкзака. Она была готова.

— Твой костюм я спрячу здесь, — сказала Тень. — Я буду здесь, на связи. У меня направленная антенна, добьет до завода. Если что-то пойдет не так — уходи к забору, сектор С. Я создам там шум.

— Поняла.

Ксюша подошла к краю перекрытия. Внизу, за полосой отчуждения, лежал завод «Квант». Темная территория, по которой ползали желтые огоньки патрульных роботов.

— Ну, с богом, — выдохнула она и шагнула на пожарную лестницу.

Вертикальный Предел

Спуск с четырнадцатого этажа по темной лестнице занял пять минут. Ксюша вышла из недостроя и, пригибаясь, побежала через пустырь к бетонному забору завода. Снег здесь был глубоким, но наст держал вес.

Она достигла стены в мертвой зоне — между двумя прожекторами. Тень предупреждала, что здесь есть сейсмический кабель, закопанный в землю, но он был стар и часто давал ложные срабатывания от вибрации проезжающих поездов. Сейчас поезда не было, поэтому Ксюша двигалась, как кошка — мягко, перенося вес с носка на пятку.

— Я у периметра, — шепнула она в воротник, где был спрятан микрофон.

— Чисто, — отозвался голос Тени в наушнике. — Патруль прошел две минуты назад. У тебя окно. Давай через забор, видишь трубы теплотрассы, иди к дереву. Залезай опираясь на ствол и забор. Перепрыгнешь, затем по пожарной лестнице на стене слева.

Ксюша преодолела 3 метровый забор следуя указаниям Тени. Приземлявшись в сугроб, окинула стену здания. Ржавая металлическая конструкция, приваренная к стене цеха, уходила вверх, в темноту. Нижний пролет был спилен, но кто-то заботливо привязал к нижней перекладине кусок капронового троса с узлами.

Ксюша подпрыгнула, ухватилась за трос и подтянулась. Мышцы, натренированные тысячами километров на велосипеде, сработали четко. Она закинула ногу на перекладину.

Подъем был адом. Металл ступеней был покрыт коркой льда. Перчатки скользили. Ветер на высоте третьего этажа бил в лицо колючим снегом, пытаясь сбросить ее вниз.

"Не смотри вниз. Только вверх. Рука, нога, рука, нога".

Она считала ступени. Тридцать. Сорок. Пятьдесят.

Руки начали неметь от холода и напряжения. Рюкзак тянул назад.

На уровне крыши лестница заканчивалась небольшой площадкой. Ксюша перевалилась через ограждение и упала на гудрон, тяжело дыша.

— Я наверху, — прохрипела она.

— Отлично. Теперь ищи будку лифтовой шахты. Она в центре крыши. Там должен быть сервисный люк.

Ксюша поднялась. Крыша завода была огромным полем, заваленным снегом и вентиляционными коробами. Она пошла вперед, стараясь держаться в тени надстроек.

Вот она. Бетонная коробка с железной дверью.

Ксюша подошла к двери. На ней висел замок — электронный, с клавиатурой.

Она достала из рюкзака "отмычку" — маленький черный блочок с проводами. Подключила его к сервисным контактам замка.

— Секунду, — сказала Тень.

Блочок мигнул зеленым. Замок щелкнул.

Ксюша открыла дверь и вошла внутрь. Здесь было теплее. Пахло машинным маслом и старой пылью. В центре пола был люк, ведущий в шахту грузового лифта.

Она открыла его. Внизу, в черноте, виднелись тросы и крыша кабины лифта, застывшей где-то внизу.

— Лифт на первом этаже, — сообщила Тень. — Тебе придется спускаться по сервисной лестнице. Двенадцать метров. Страховка есть?

— Есть, — Ксюша достала кевларовый шнур. — Я пошла.

Она закрепила карабин за скобу в стене и шагнула в бездну шахты. Темнота сомкнулась над головой.

Шахта

Спуск в шахту грузового лифта был как погружение в нефть. Воздух здесь был тяжелым, сжатым, пропитанным запахом смазки и озона. Ксюша двигалась по узкой технической лестнице, скользкой от конденсата. Фонарь на лбу выхватывал из мрака пучки толстых тросов, уходящих в темноту, и бетонные стены, исчерченные цифрами этажей.

Через три пролета она достигла цели — металлической крыши кабины лифта. Она отстегнула карабин и спрыгнула на нее. Лязг металла гулко разнесся по шахте.

— Я на месте, — прошептала она в гарнитуру.

— Тише, призрак, — отозвался голос Тени. — Акустические датчики могут среагировать. Ищи люк.

Люк был в центре крыши. Тяжелый, на четырех болтах.

— Болты со срывной головкой. Отверткой не возьмешь, — прокомментировала Ксюша.

— Знаю. "Крот" сказал, там есть аварийное открытие. Комбинация. Нажимай на углы в последовательности: левый-верхний, правый-нижний, правый-верхний и левый-нижний. С усилием.

Ксюша нажала. Внутри что-то щелкнуло. Люк подался. Она с трудом сдвинула тяжелую крышку.

— Я внутри. Чисто, — она спрыгнула в кабину лифта.

Внутри было темно. Ксюша включила фонарь. Пустая грузовая кабина.

— Двери. Чтобы открыть, нужно подать питание на реле, — вела ее Тень. — Слева от панели, сервисный разъем. Втыкай "отмычку".

Ксюша подключила устройство. Двери лифта, которые не должны были открываться без вызова, с шипением разъехались.

Она оказалась в длинном, тускло освещенном коридоре.

— Внимание, — голос Тени стал напряженным. — По коридору ходит "Сторож". Старая модель, на гусеницах. Тупой, но у него тепловизор. Двигайся только после того, как он проедет. У тебя 30 секунд, пока он в другом конце. Прячься в нишах.

Ксюша выглянула из-за двери. Вдалеке показался силуэт — приземистый, похожий на маленький танк. Он медленно полз по коридору, его гусеницы скрипели.

Как только он скрылся за поворотом, Ксюша выскользнула из лифта и метнулась к ближайшей нише — углублению в стене для пожарного гидранта.

"Сторож" развернулся и поехал обратно. Он прополз в двух метрах от нее. Ксюша затаила дыхание, чувствуя холод, исходящий от его металлического корпуса.

Когда он уехал, она продолжила путь. Ее цель была в конце коридора — зона отгрузки, где стояли мусорные контейнеры.

Вот они. Два больших пластиковых бака.

Ксюша открыла первый. Пусто. Второй.

На дне, под слоем упаковочного мусора, лежали два черных пакета. Она вскрыла один. Внутри, в антистатической пене, лежали они — платы. Десятки плат, блестящих медью и зеленым лаком.

Она быстро переложила их в свой рюкзак. Он стал тяжелее килограмм на десять.

— Груз принят, — доложила она. — Возвращаюсь.

Она закинула тяжелый рюкзак на плечи и осторожно выглянула из-за контейнера. Коридор был пуст. "Сторож" уполз в дальний конец. Она рванула, стараясь бежать бесшумно на мягких подошвах ботинок.

Сто метров до спасительной двери лифта. Пятьдесят. Десять.

И тут из-за угла выехал второй патрульный. Не "Сторож", а другая модель — выше, на колесах, с манипулятором. Он остановился как вкопанный прямо перед лифтом и начал разворачивать сканирующую антенну.

Ксюша нырнула в ближайшую нишу, за стойку с огнетушителями. Она была в ловушке. Путь назад, к лифту, отрезан.

— Тут робот, — прошептала она.

— Стоп! — голос Тени в ухе прозвучал как удар. — Ты не пройдешь. Жди, когда уйдет. Сейчас появится второй. Там их два.

Она посмотрела на открытую дверь кабины. Отсюда, с двадцати метров, она видела черный прямоугольник люка в потолке.

— Даже если я доберусь... я не допрыгну, — прошептала она. — Слишком высоко. Почти метр от головы. Я заперта.

— Без паники, — голос Тени был спокоен. — Импровизируй. Нам нужна стремянка или что-то высокое. Ищи подсобку. Рядом с лифтом на стене должен быть план эвакуации. Видишь его?

— Вижу. Но до него десять метров по открытому пространству.

— Жди окно.

Ксюша замерла, слившись с тенью. Робот у лифта медленно поворачивал свою башню, его синий луч сканера лениво полз по стенам, приближаясь к ее укрытию.

Игра в Тени

Ксюша превратилась в камень. Она стояла в нише, едва дыша, и наблюдала за механическим балетом двух охранников. Первый, гусеничный "Сторож", медленно полз в дальний конец коридора. Второй, колесный "Цербер", стоял у лифта, методично сканируя сектор. Их маршруты были синхронизированы. Окно, когда оба отвернутся, длилось не больше трех секунд.

— Готовься, — шепот Тени в ухе был едва слышен. — Сейчас "Сторож" уйдет за угол. "Цербер" начнет разворот. У тебя будет три секунды. Рывок до стены, фото и в лифт. Не ошибись.

Ксюша сжалась, как пружина.

"Сторож" скрылся за поворотом.

"Цербер" начал медленно поворачивать башню.

— Пошла!

Ксюша вылетела из укрытия. Три бесшумных шага. Она прижалась к стене, на которой висел план, вскинула телефон. Фото. Еще три шага — и она нырнула в спасительную темноту кабины лифта.

В ту же секунду синий луч сканера "Цербера" мазнул по тому месту, где она только что стояла.

— Я в лифте, — выдохнула она, прислонившись к холодной стене. Сердце колотилось так, что, казалось, его слышно снаружи.

— Красавица. Отправляй фото.

Ксюша быстро переслала снимок.

Они изучали схему вместе. Тень подсвечивала нужные участки.

— Вот мы. Вот лифт. А вот, — на схеме загорелся значок, — ...подсобное помещение. "Кладовая инвентаря". Стремянки там. Но...

— Но она в другом крыле, — закончила за нее Ксюша.

Путь лежал через стеклянную дверь, которую она видела в конце коридора.

— Там еще один патруль, — предупредила Тень. — "Циклоп". Он на колесах, но у него 180-градусный обзор. И он не ездит по маршруту, он патрулирует хаотично. Его предсказать нельзя. Он реагирует на движение.

— Значит, придется импровизировать, — Ксюша выглянула из лифта. Коридор был пуст. Оба робота уехали.

— Иду в цех. Веди меня.

Она проскользнула к стеклянной двери. За ней открывалось огромное, гулкое пространство, заставленное станками. В центре, как гигантский паук, стоял сборочный манипулятор. А между станками, бесшумно катясь на своих колесах, двигался "Циклоп" — похожий на большую мусорную урну с вращающейся головой-камерой.

— Вижу его, — прошептала Ксюша. — Он в дальнем конце. Подсобка слева от меня.

Она начала движение, прячась за станками. Металлические гиганты отбрасывали длинные тени, которые были ее единственным укрытием. Она двигалась перебежками, от колонны к колонне.

Запах остывшего металла и машинного масла. Звук капающей с потолка воды. И тихий, едва слышный гул патрульного дроида.

Она почти добралась. Вот она, дверь подсобки. Обычная, железная, с навесным замком.

В этот момент "Циклоп" остановился. Развернулся. И поехал прямо на нее.

Прятки с Циклопом

Сердце Ксюши ухнуло в пятки. Бежать было некуда. Слева — глухая стена, справа — массивный гидравлический пресс. Она была на открытом, хоть и затененном, пространстве.

— Замри! — голос Тени в ухе был резким, как щелчок хлыста. — Не двигайся! Ни одного движения!

Ксюша замерла, вжавшись в холодный металл станка. Она даже перестала дышать. "Циклоп" катился прямо на нее. Его единственное "око" — широкоугольный объектив, медленно вращающийся на 180 градусов, — методично сканировало пространство. Синий луч лазерного дальномера пробежал по ее ботинку, по штанине, по рюкзаку.

— У него нет тепловизора, — быстро шептала Тень. — Только датчик движения. Он ищет активные цели. Если ты не шевелишься, для него ты — часть станка. Статуя. Просто не дыши.

Робот подъехал так близко, что Ксюша могла разглядеть царапины на его корпусе и серийный номер. Он остановился в метре от нее. Его "голова" повернулась. На секунду объектив уставился прямо на нее. Ксюша смотрела в эту черную стеклянную бездну и чувствовала, как по спине течет холодный пот. Она была уверена, что он видит, как колотится ее сердце.

"Циклоп" постоял секунду, словно раздумывая. Его внутренние алгоритмы сравнивали полученную картинку с эталонной картой помещения. Силуэт девушки, слившийся с тенью пресса, был новой деталью. Но он не двигался.

Робот пискнул, удовлетворенный, и, развернувшись, покатился дальше по своему маршруту.

Ксюша позволила себе выдохнуть, только когда он скрылся за рядом станков. Ноги были ватными.

— Пронесло, — выдохнула Тень. — Ты молодец. У тебя стальные нервы. Теперь подсобка. Быстро!

Ксюша подбежала к железной двери. Замок был простым, навесным. Она достала из рюкзака две тонкие металлические пластины — отмычки. Через десять секунд замок щелкнул.

Внутри пахло старой ветошью и ржавчиной. Она посветила фонариком. В углу, прислоненная к стене, стояла она — спасительница. Алюминиевая стремянка-трансформер. Легкая, но прочная.

Она сложила ее. В сложенном виде лестница была чуть длиннее метра — громоздкая, неудобная.

— Тень, как я ее потащу? Он же меня заметит, я буду как черепашка-ниндзя с палкой.

— Придется играть по его правилам. Двигайся только тогда, когда он отвернут. От тени к тени. Как в игре.

Ксюша прикрепила стремянку к рюкзаку ремнями. Теперь она была неповоротливой и цеплялась за все углы.

Выглянув из-за двери, она увидела, что "Циклоп" в дальнем конце цеха.

— Пошла!

Она побежала, пригибаясь, от станка к станку. Тяжелая стремянка била по ногам, но адреналин не давал чувствовать боли.

"Циклоп" развернулся. Ксюша рухнула за ящик с деталями, едва успев спрятаться.

Она прождала минуту. Робот покатился в другую сторону.

Снова рывок.

Это была смертельно опасная игра в "замри-беги". Каждый шаг мог стать последним. Но она почти добралась. Вот он, спасительный коридор, ведущий к лифту.

Возвращение в Шахту

Ксюша ввалилась в коридор, тяжело дыша. Она прислонилась спиной к холодной стене, давая себе несколько секунд передышки. Цех остался позади. Но расслабляться было рано. Впереди был последний и самый сложный участок — коридор до лифта, который теперь патрулировали сразу два робота.

Она осторожно выглянула из-за угла. Картина была хуже, чем она предполагала. "Сторож" медленно полз от нее в дальний конец. А "Цербер" стоял неподвижно прямо посреди коридора, между ней и лифтом. Он словно ждал.

— Тень, они меня зажали, — прошептала Ксюша. — Один блокирует путь, второй отрезает отход. Я не пройду. Стремянка слишком громоздкая.

— Вижу, — голос Тени был напряжен. — Они вошли в режим "охраны коридора". Будут стоять так, пока не получат новую команду. Просто ждать не вариант.

Ксюша прикинула варианты. Проползти под брюхом "Цербера"? Рискованно. Он может опустить сканеры.

— Нужен шум, — сказала Тень. — Отвлекающий маневр. У тебя есть что-нибудь... звонкое?

Ксюша пошарила по карманам. Ключи от дома, которые она забыла выложить. Тяжелая связка. Она сняла кольцо с одного ключа.

— Есть. Но если я кину, они поймут, откуда бросок.

— Не кидай в них. Кидай в стену. Рикошет.

Тень быстро набросала на схеме траекторию.

— Я посмотрела план. Видишь скос стены у поворота? Если ты бросишь что-нибудь вот сюда, под углом... оно отскочит и улетит за угол, в другой коридор. Звук придет оттуда. Они оба поедут проверять.

План был дерзким. Требовался точный расчет.

Ксюша выглянула снова. "Сторож" был далеко. "Цербер" неподвижен.

"Сейчас или никогда".

Она размахнулась и, как учили на физкультуре, метнула кольцо. Не сильно, но точно.

Кольцо ударилось о стену с сухим щелчком, отскочило и со звонким бряцаньем полетело за угол.

Эффект был мгновенным.

"Цербер" развернулся на месте, его синий сканер уставился в сторону шума.

"Сторож" в дальнем конце коридора тоже развернулся и на полной скорости пополз к источнику звука.

"Цербер", выждав секунду, двинулся следом.

Коридор был пуст.

— Беги! — крикнула Тень.

Ксюша рванула. Стремянка за спиной била по ногам, но она не обращала внимания.

Вот он, лифт. Она нырнула в кабину и тут же нажала кнопку закрытия дверей. Створки с шипением сошлись, отсекая ее от мира роботов.

Она была в безопасности. Но только на несколько минут.

— Они сейчас вернутся, — предупредила Тень. — Быстрее.

Ксюша поставила стремянку. Разложила её и привязала к себе. Алюминиевая конструкция оказалась устойчивой. Она залезла наверх. Руки легко дотянулись до краев люка.

Она выбралась на крышу лифта, чувствуя себя победителем. Но радость была преждевременной.

— Я на крыше кабины лифта.

— Стремянка, — напомнила Тень. — Не оставляй улик.

Ксюша подтянула стремянку через люк и сложила лестницу. После чего закрыла люк.

— Бери её с собой. Поднимайся. Привяжи и поднимайся. Старайся не шуметь.

— Поняла.

Она начала карабкаться по скользкой технической лестнице, цепляясь за жизнь. Стремянка за спиной норовила зацепиться за тросы и кабели, превращая подъем в мучение. Но она лезла. Вверх. К спасению.

Побег

Выбравшись из душной темноты лифтовой шахты в техпомещение на крыше, Ксюша на секунду прислонилась к холодной стене. Воздух здесь, хоть и морозный, казался невероятно свежим. Ноги гудели, руки дрожали от напряжения.

— Я наверху, — прохрипела она. — Все... целы.

— Молодец, призрак, — в голосе Тени слышалось неприкрытое восхищение. — Я видела по камерам, как роботы метались по коридору. Они ничего не нашли. Ты ушла чисто. Теперь — домой. Спускаться придётся у забора.

Ксюша вышла на крышу. Ветер здесь, на высоте, был яростным. Он свистел в вентиляционных трубах и бросал в лицо горсти колючего снега.

Путь к пожарной лестнице лежал через все поле крыши. Она шла быстро, пригибаясь, перешагивая через обледенелые кабели. Стремянка за спиной парусила, мешая держать равновесие.

Спуск был еще сложнее подъема. Руки замерзли, перчатки обледенели. Каждый шаг вниз по ржавым, скользким ступеням был риском.

— Не торопись, — успокаивала ее Тень. — Внизу чисто. Патруль ушел в другой сектор.

Наконец, земля. Ксюша спрыгнула с последнего пролета в сугроб, который смягчил удар. Она была на территории завода, но уже у самого забора.

Оставалась последняя преграда. Трехметровый бетонный забор с "эгозой" наверху.

Она отвязала стремянку. Разложила ее. Лестница доставала почти до самого верха, чуть ниже колючей проволоки.

Ксюша полезла вверх. Рюкзак с платами тянул назад. Ветер раскачивал хлипкую конструкцию.

Наверху она перекинула ногу через гребень забора. Аккуратно, чтобы не зацепиться одеждой за острые шипы проволоки.

— Стремянку перебрось, — скомандовала Тень. — Не рискуй. Оставлять ничего нельзя.

Ксюша перекинула лестницу через забор. Та с грохотом упала в сугроб.

Прыжок.

Она приземлилась в мягкий снег, перекатилась, гася инерцию, и вскочила на ноги.

Она была на свободе.

— Складывай лестницу. Видишь трубы? Под них прячь. Уходи дворами. Встреча у заброшенной котельной, через два квартала, — вела ее Тень.

Ксюша бежала, не разбирая дороги. Через темные арки, через заваленные мусором пустыри.

У остова котельной ее ждала тень — человек в темной одежде, без лица.

— Груз? — коротко спросил он.

Ксюша молча сняла рюкзак и протянула ему. Он был тяжелым от украденных технологий и ее собственной смелости.

Связной забрал рюкзак.

— Марк будет доволен. Иди. Тебя ждут.

Он растворился в темноте. Ксюша осталась одна. Она дошла до стройки, где ее ждала Тень. Девушка протянула ей термос с горячим чаем и ее старую, теплую желтую куртку.

— Ты сделала это, — сказала она.

Впереди был долгий путь домой, в бункер, где ее ждали друзья и заслуженный отдых.

Показать полностью
[моё] Авторский рассказ Научная фантастика Рассказ Текст Длиннопост
12
1

Кровь и Град (рассказ пятый)⁠⁠

Мрачные тучи сгущались на сером небосклоне. Плотный воздух высекал искру, чтобы дожечь остатки, на пепелище града.

-Чью, отрок? А далеко у твоей княжны суженный? – слегка напористо спросил Ярополк.

Отрок повел плечом, еще не отойдя от ужаса.

-Мнится, поприща пятнадцать на запад. Через лесную теснину.

Мирослава прибывала связанной на обгоревшим венце ее бывшего терема.

-Ты бы хоть девицу развязал что ли, -буркнул Прокоп прижимая к груди дрожащего от плача краснощекого мальчишку.

-Эка вздор! Еще убежит! Без нее мы за сих мальцов вообще ничего не получим. В челядь разве только отдать, да и то….

-Что ты бредни несешь! – разгневался Прокоп. –Весь град у них изведен и семья утрачена…

-А что утрачиваешь ты, коли чужие отроки, тебя тревожат больше, чем свои? Всю дорогу пестуешь как кормилица!

У Прокопа на мокром от пота лбу выступила вена, в одно мгновение он поставил на землю мальца, схватил Ярополка за перси и слегка приподняв изрыгнул то, что в обычном состоянии даже под натиском не выдавил бы.

-Еще услышу от тебя собачий ряв – в болоте утоплю. Отродье неблагодарное!

-На правду обиделся? – подстрекал Ярополк. – Скажи-ка ты ему, Морган!

Морган стоял как вкопанный и смотрел на все отрешенно. Липкая, молочная мгла, в его глазах окутала сгоревший град и иже с ним. Он слышал как его зовут, он взирал на междоусобицу, но совершенно не хотел молвить и слово. Как будто открыв свой рот он моментально захлебнется и преставится без боя. Сделав небольшое усилие над собой, он тяжко проглотил слюну, немного поводил плечами и затаив дыхание похлопал себя по лицу.

-А что было в той избе, от которой остались только камни? - спросил он наконец отрока.

-Так то амбар. Внизу есть погреб.

Морган качнул головой, снова как-то тяжело вздохнул и как обморок побрел.

Сгоревшая земля уже покрылась былиной. Едва виднелись остатки конского навоза. По бывшему торжищу расхаживали куры, вороны колко вступали с ними в бой. От степняков остались только поломанные стрелы, да кое где обглоданные скелеты.

Погреб виднелся крепко срубленным, вход в который был завален камнями и огарками древесины. Морган с большим усилием отодвинул бревно и крайне резко открыл поломанную дверь. Сырой, густо сбитый запах гари резко ударил ему в ноздри.

Лестница уходила в темноту. Солнечный свет поднимал золу и миллиарды пылинок. Спустившись вниз Морган судорожно встрепенулся. Погреб был настолько большим, что погрузил его с головой. В стене, на углубленной полке стояла масляная лампа, он высек искру кресалом, раздул уцелевший трут и с пятого раза поджег фитиль. Повернув за полки он увидел скучившихся, окоченелых людей. Из их ушей, ноздрей и рта, струей застыла кровь.

Морган поставил плошку на бочку и принюхиваясь, словно волк надвигался на них. С каждым шагом его сердце билось напористее. В этой гнетущей, безжизненной тишине он услышал чье-то мрачное дыхание.

На полу, в мертвой куче людей сидело на иссохших ногах восьмиглазое существо. Оно любопытно взирало на него, качая во все стороны свою уродливую лысую голову. Оно пыталось открыть свой забористый рот, но растягивались только щели из которых появлялся приглушенный и тоскливый свет. В одно мгновение оно потеряло свой интерес к Моргану и прислонило почерневшие персти к лежащему трупу.

Твердым взмахом Морган поднял свой меч, но резкий удар рассек не тварь, а воздух. Он предпринял еще попытку, но меч лишь ударил по телу угорелого трупа. Неизвестное существо встало на четвереньки и запрыгнуло на бочку.

-Да что ты за тварь такая, - процедил сквозь зубы Морган.

Его тело затряслось. Он схватил корзину, выкинул добро, поджег солому и запустил в чудовище. Невредимая тварь продолжала стойко сидеть, нервно похлопывая глазищами.

Морган растерянно остановился и посмотрел в ее глаза, безликие, пустые, не знавшие любви и ужаса. Они не выражали ничего, за что можно было зацепиться. Восемь пугающих глазниц, отражали огонь ярко пылающих на полу корзинок. Он быстро покинул погреб и подпер его бревном.

-Ну что обрел? – спросил его Прокоп.

-Пустое, - ответил Морган, - все вынесли.

Показать полностью
Рассказ Славянское фэнтези Темное фэнтези Текст
0

Истина⁠⁠

Нас приучили думать, что остановка — это смерть. Особенно тех, кто вырос с дырой в кармане и голодом в глазах. Нам кажется: если ты не бежишь, не решаешь, не мутишь, не висишь на телефоне 24/7 — ты проигрываешь. Ты становишься «обычным». А быть обычным для нас страшнее, чем быть мертвым. Мы покупаем быстрые машины, чтобы везде успеть. Мы употребляем быстрые дофамины, чтобы не чувствовать усталости. Мы хотим быстрых денег, потому что «потом» может не наступить. Мы превращаем свою жизнь в гоночный болид. Педаль в пол, ветер в ушах, размытый пейзаж за окном. Кажется, что ты управляешь этой скоростью. Кажется, что ты летишь к успеху. Но однажды ты вынужденно жмешь на тормоз. Оказываешься в тишине. В лесу. Или в пустой комнате без связи. Инерция продолжает тащить тебя вперед. Руки дрожат, сердце колотится, мозг требует: «Дай задачу! Дай проблему! Дай дозу адреналина!». Но ничего не происходит. И в этот момент наступает самое страшное прозрение. Ты понимаешь, что все эти годы ты не бежал К цели. Ты бежал ОТ себя. Шум города, бесконечные сделки, риск, интриги — это просто шумоизоляция. Мы строим её, чтобы не слышать собственного внутреннего голоса. Потому что этот голос задает неудобные вопросы: — Кто ты без своих денег? — Кто ты без своей маски? — Счастлив ли ты, или просто «эффективен»? Тишина — это рентген. Она высвечивает все переломы души, которые ты заклеивал пластырем из купюр и кайфа. Оказывается, смотреть на отражение дерева в воде сложнее, чем смотреть в дуло пистолета. Потому что пистолет угрожает только телу, а тишина угрожает твоему Эго. Я понял одну вещь. Сила — это не способность бежать без остановки. Любая загнанная лошадь так умеет. Настоящая сила — это способность остановиться, выдохнуть и не рассыпаться на части без внешней подпитки. Быть в покое. Быть трезвым. Быть настоящим. Это и есть самый дорогой люкс, который невозможно купить. До него можно только дорасти.

Показать полностью
[моё] Авторский рассказ Судьба Рассказ Страх Проза Видео Вертикальное видео Короткие видео
6
6

ГЛАВА 3. ТЯЖЕЛАЯ ВОДА⁠⁠

«Трофей, который ты не можешь унести, становится твоим надгробием.»

«Трофей, который ты не можешь унести, становится твоим надгробием.»

Я проснулся от собственного крика. Крик застрял в горле, превратившись в хрип. Секунда дезориентации. Чужой потолок. Пятно плесени в углу. Шум трассы за окном. Память вернулась ударом молотка: *Я сделал это.* Я резко сел на диване. Сумка. Она лежала там же, где я её бросил. Черная, пыльная, молчаливая. В ней не было денег. В ней не было золота. В ней лежало пять килограммов чистого, концентрированного времени. Моего времени. Если меня возьмут с этим сейчас — я выйду глубоким стариком. Или не выйду никогда. Я смотрел на неё, как смотрят на неразорвавшуюся бомбу в собственной спальне. Я встал. Ноги были ватными. Подошел к сумке. Расстегнул молнию. Запах ударил в нос мгновенно. Даже сквозь вакуум, сквозь слои пластика. Сладковатый, химический, тошнотворный запах «мяу». Запах, который я пытался отмыть с рук годами. Теперь он был моим единственным соседом. Я достал один пакет. Тяжелый. Плотный. В свете тусклой лампочки содержимое переливалось холодным, злым блеском, как снег в Киржаче. Красиво. Смертельно красиво. — Ну привет, — прошептал я. — Теперь мы с тобой одно целое. И тут меня накрыло. Я понял, что совершил ошибку. Пока я был в Системе, этот вес был *работой*. Он был потоком. Он приходил и уходил. Теперь он был *моим*. Я украл не деньги. Я украл **Обязательство**. Чтобы превратить эту химию в свободу (в те самые 10 миллионов), мне нужно её продать. А кому продать опт, если ты — крыса, за которой охотится вся служба безопасности даркнета? У меня нет площадки. У меня нет курьеров. У меня нет крыши. Я — одинокий волк, который завалил медведя, но теперь не знает, как утащить тушу, пока не пришли другие волки. Внезапно мне захотелось открыть пакет. Не чтобы продать. А чтобы... просто попробовать. Чуть-чуть. Снять этот дикий спазм в груди. Убрать страх, который ледяными пальцами сжимал затылок. *«Один раз. Просто на язык. И станет легче. Ты же Король. Ты заслужил»*, — зашептал Демон в голове. Я отдернул руку, как от огня. Меня бросило в холодный пот. Вот он, мой настоящий враг. Не менты. Не СБ. А этот пакет. Если я вскрою его сейчас — я умру в этой квартире через неделю. Меня найдут с пеной у рта, в луже собственной блевотины, рядом с пустой сумкой. Я украл свою смерть и заперся с ней в одной клетке. Я швырнул пакет обратно в сумку. Застегнул молнию так резко, что содрал кожу на пальце. — Нет, — сказал я в пустоту. — Не сегодня. Я пошел на кухню. Налил стакан воды из-под крана. Вода воняла хлоркой и железом. Я выпил её залпом. Потом подошел к окну. Где-то там, в городе, люди искали меня. Мои фото уже висели в закрытых чатах. За информацию о моем местонахождении уже назначили награду. Но они не знали главного. Самое страшное наказание я уже назначил себе сам. Я приговорил себя к жизни в обнимку с дьяволом, которого нельзя ни убить, ни выпустить, ни полюбить. Я сел на пол, прижавшись спиной к батарее. Сумка стояла в центре комнаты. Она смотрела на меня. Она ждала. Это будет долгая война.

Показать полностью
[моё] Проза Авторский рассказ Рассказ Страшные истории
0
Посты не найдены