В ночь с 26 на 27 апреля 2009 года, майор российской милиции, начальник отдела внутренних дел Денис Евсюков, находясь в состоянии алкогольного опьянения совершил акт массового убийства, убив двоих и ранив ещё семь человек в московском супермаркете «Остров».
Новость, облетевшая заголовки всех СМИ дошла до меня ранним утром 27 апреля. До окончания моего суточного дежурства в составе следственно оперативной группы оставалась пара часов, и находясь в служебном помещении РОВД, вместе с другими сотрудниками мы посмотрели выпуск новостной телепрограммы.
Первая мысль, возникшая у меня в голове – «на его месте мог быть я». И определенно был бы, если бы не посмотрел этот выпуск. Если верить биографии Евсюкова, он заступил на работу в милицию в 1995 году. Я сделал это шесть лет спустя, в 2001 году, и к этому времени уже ощущал выраженное и непреодолимое эмоциональное расстройство личности. Справедливости ради, начавшееся задолго до службы в милиции, поскольку первые признаки моей психической особенности стали проявляться еще со школьных времен.
В школьные годы я часто вспоминал свое девство. Как проводил время в деревне, вместе со своими бабушкой и дедушкой. Вспоминал, как ложился на стог сена и наблюдал изумительные закаты. Солнце как бы приближалось ко мне. Или наоборот, я приближался к нему. Оно было теплым, уютным и умиротворяющим, мне очень хотелось войти прямо в него и остаться там навсегда.
Сидя за школьной партой я часто прибегал к этому фокусу – концентрировал взгляд на каком-нибудь объекте за окном, медленно приближался к нему и как бы заходил внутрь, где мне было тепло и комфортно, поэтому даже самое скучное занятие в школе по моим ощущениям длилось не дольше пяти минут.
Не испытывая ни малейшей тяги к знаниям и кое-как закончив общеобразовательную школу за мою дальнейшую судьбу всерьез взялся отец. Его армейский товарищ не без корыстного умысла согласился пристроить меня в Высшую школу милиции. Таким образом, сослуживец отца заимел видеомагнитофон Samsung с четырьмя головками, а я был зачислен в Высшую школу милиции, где и провел пять увлекательных лет своей жизни.
Вопреки внутренним сомнениям, учеба в школе милиции давалась мне легко, а жизнь в общежитии казарменного типа оказалась не такой невыносимой, какой я её себе представлял. К тому же, за время учебы я всерьез увлёкся спортом – легкой атлетикой и лыжами.
Одним майским днем, во время уборки территории я вместе со своим товарищем обнаружил советскую рублевую монету образца 1988 года. Медную монету я установил на одном из элементов полосы препятствий, по моему носившем обозначение «стена с проломами», и стал описывать товарищу старый школьный фокус с заходом в объект. В качестве объекта мной, конечно же, была выбрана та самая советская монета.
Не знаю, что именно подумал товарищ в тот момент, кому, когда и при каких обстоятельствах доложил о нашем разговоре и пересказал его, но уже на следующей неделе я был направлен на прохождение повторного психологического тестирования с дальнейшим прохождением осмотра у профильного специалиста в поликлинике МВД.
Сказано – сделано. Отправившись на повторное тестирование я понимал с чем буду иметь дело, поскольку уже проходил его в момент поступления. Специфика такого тестирования заключалась в огромном количестве вопросов и периодическом их повторении, но уже с измененными трактовками. Особенно запомнился один и тот же по смыслу вопрос об увлечении рыбной ловлей. «Любите ли вы рыбалку?», «Вы любите рыбачить?», «Меня раздражает рыбалка». Говоря коротко – сомнения у ответственных по тестирование должны были вызывать противоречащие, либо диаметрально противоположные ответы курсантов на одни и те же вопросы. К счастью, таким курсантом я не был и, как мне кажется, достойно прошел повторный тест.
Куда сложнее по моим ощущениям прошел осмотр у психиатра в поликлинике МВД. Врач-психиатр – молодой мужчина, 40 – 45 лет на вид оказался на редкость хитрым и подкованным специалистом. Задав несколько дежурных вопросов о моих увлечениях, вредных привычках, наличию или отсутствию черепно-мозговых травм, он перешёл к любопытной психологической провокации.
В манере дружеской беседы врач рассказал мне историю своего коллеги – опытного психиатра из городской психиатрической больницы №2. Еще при Союзе, придя домой в обеденный перерыв и не застав дома супругу, врач спустился этажом ниже, силой загнал на кухню открывшую ему дверь соседку и заставил готовить обед. Точнее сказать – борщ. Сам же разулся, присел на диван и задремал за просмотром телевизора. Приехавший по вызову наряд милиции передал хулигана бригаде скорой помощи, после чего психиатр благополучно вернулся к себе на работу, но уже в качестве пациента.
— будь вы на его месте, как бы объяснили такой поступок? — обратился ко мне с вопросом психиатр.
Я честно признался, что никак не ассоциирую себя с героем его рассказа. Более того, предположил, что и сам рассказ от начала и до конца может являться вымыслом, и по этой причине никаких оценочных суждений озвучивать не собираюсь. И вообще, мне не совсем приятен сам факт постановки такого вопроса. У любого человека есть или могут быть странности в поведении, но если они не причиняют вред ни окружающим ни ему самому, какие к этому человеку могут быть вопросы?
— Пока не причиняют — констатировал психиатр.
Тогда, сидя в кабинете психиатра и испытывая казалось бы всю возможную палитру эмоций, я впервые услышал ранее неизвестный мне термин — «профессиональная деформация».