- Клавдея, слыхала новость–то?
- Нуу? - Клавка выпрямилась над грядкой, держась одной рукой за поясницу.
- Степанида нынче ночью померла, - объявила соседка Ленка Почулина, с уверенностью, что она является первоисточником. -Да знаю уже, махнула грязной перчаткой Клавка, Семёныч сказал. Что поделаешь, время значит её пришло. Отмучилась бедная, сколько времени-то болела!
- Дааа, - покачала головой Елена. Её с детства в деревне почему – то прозвали Ленака, но со временем это прозвище трансформировалось в её нарицательное имя.
– Ох-хо – хох,- шумно выдохнула Клавдея и развела руки в стороны, что означало «все там будем», она вновь принялась за работу. А Ленака быстрым шагом подалась в обход деревенских дворов, чтоб сообщить известие.
Стояла ранняя весна, когда сошёл снег с гор и начали набухать почки на деревьях. Дни становились длиннее, и приятно пригревало солнышко. Всё в природе оживало после зимней спячки, птицы начинали возвращаться в родные края, и деревенская жизнь вступала в свою активную фазу. На улице царила распутица и грязь. Пешком было трудно добраться до магазина без резиновых сапог. Вот в ту самую весну после долгой и продолжительной болезни отдала Богу душу бабка Степанида, коренная жительница этой захолустной деревушки. После неё осталось скудное хозяйство, состоящего из старой и ветхой избёнки, огорода с кривыми жердями и гнилым покосившимся забором, который поставил лет тридцать тому назад её покойный муж, бывший фронтовик и знатный деревенский гармонист. А ещё осталась беспородная собака Жулька, добросовестно охранявшая прилегающую ко двору ухабистую дорогу. Если мимо огорода с шумом и металлическим бряцаньем проезжал трактор или мотоцикл, собачонка заливалась громким визгливым лаем и старалась показать, что не зря ест свой хлеб, а ещё кот дымчатого окраса, который пропадал по несколько суток неизвестно где, и неизменно ранним утром, усталый и непобеждённый появлялся из зарослей лопухов. Всё нехитрое наследство по закону полагалось сыновьям-двойняшкам бабки Степаниды Кольке и Паньке, которые проживали вместе с матерью под одной крышей. Братья, отслужив в рядах Советской Армии в одной части, расположенной в пригороде Саратова в войсках стройбата, вернулись в отчий дом. Отгуляв свой положенный отпуск, они пошли работать в колхоз, рабочие руки в колхозе нужны были всегда. Председатель сельсовета, учитывая их воинскую специальность, определил Кольку в каменщики, строить новый сельский клуб, а Паньку прикрепил к шабашникам, которые прибыли из Кинешмы строить коровник. Работали они поначалу, надо сказать неплохо, приходили вовремя и трудились добросовестно до вечера. Доработав до первой зарплаты, они обмыли её, как и полагалось со своей бригадой, потом похмелились с утра и снова поплелись на работу. Но на гражданке, когда приказы можно не выполнять, работа им показалось слишком скучной и обременительной. Так они тянули лямку примерно год, иногда отпрашивались по состоянию здоровья (болели чаще одновременно). Потом «болезнь» начала прогрессировать и постепенно перешла, как в подобных случаях бывает, в «инвалидность». Простым языком говоря, они не вылезали из запоев!
По православному обычаю похороны усопших бывают на третьи сутки. Конечно, есть в жизни всякие исключения. С бабкой Степенидой тоже произошло «исключение», но не в сроках похорон, а несколько иное.
Во дворе толпилось практически всё население деревни, даже работающие в поле колхозники пришли проводить Степаниду в последний путь. Степанида Васильевна в родном селе была уважаемым человеком, поскольку всю жизнь трудилась, не разгибая спины и в годы войны и после.
- Они чего, совсем совесть пропили, морды бесстыжие, родную мать по человечески похоронить не могут!–больше всех возмущалась Ленака Почулина.
- Аба! Позор-то какой! - вторила возмущённая толпа наперебой.
- Всю жизнь бедная старуха на этих алкашей ухлопала, а в благодарность… покачала головой, словно маятником Веруха, которая жила на другом конце села и на всех похоронах неизменно была в первых рядах процессии вместе с Ленакой. Мужики держались немного поодаль от баб и дымили своими папиросками, время от времени ехидно ухмыляясь.
Не буду мучить читателя загадками, дело в том, что сыновья усопшей бабки уже третий день «не просыхали». Они ходили по дворам и жаловались на свою не лёгкую судьбину и клянчили выпивку без всякого стеснения. В некоторых избах им наливали, кто бражки, кто самогону, по исключительному случаю, лишь бы отвязаться. А ещё на возвышенности села находился магазинчик, недалеко от сельсовета, куда жители деревни ходили за хлебом, солью и всякой мелочью, без которой в хозяйстве не обойтись. Ну и конечно всегда было там курево и выпивка. Раньше пили либо беленькую, либо красненькую, не засоряя голову лишней информацией. Пиво привозили только на выборы. Там братья тоже околачивались, но в долг им продавцы не давали. Пока Колька с Панькой целыми днями поправляли своё пошатнувшееся здоровье, тело бабки Степаниды находилось в районном морге, но родным сыновьям было «некогда». На третий день они, ранним утром перемогая своё плохое самочувствие, попросили у председателя выделить им трактор, который был закреплён за Моржовым Степкой и поехали за телом в район.
Толпа слегка оживилась, когда из-за околицы появился трактор «Беларусь» с прицепом, сопровождаемый пыльным облаком и сизым дымом. Из-за борта прицепа покачивались две взъерошенные головы.
Гроб с телом покойной поставили во дворе, даже не стали заносить в дом, время подошло хоронить. Толпа молча встала вокруг гроба и все люди, понурив головы, стояли молча. Изредка они перешёптывались, мужики сняли фуражки и держали их двумя руками впереди.
- Лен, что-то Степанида на себя не похожа, прошептала, повернувшись в сторону Ленаки Прасковья, самая внимательная жительница села. Она любую мелочь всегда замечала первой, а уж «сельский вестник» доводил информацию до каждого двора индивидуально.
- Да шутка ли так долго болела, - выдохнула Ленака.
Со стороны сельсовета в сторону процессии быстро шагал участковый милиционер - старшина Лёвка Кузёмин и, сняв фуражку, вытерев со лба пот он громко спросил:- Ну что, мудаки, кого хороним? – старшина, злобно зыркнул на Кольку и Паньку.
Все удивлённо уставились на участкового, и по толпе пронёсся лёгкий ропот. Сыновья Степаниды как будто на минуту протрезвели. Они не поняли вопроса и, переглянувшись, пожали плечами.
- А что такое? – первой догадалась задать вопрос Прасковья, повернувшись к участковому, которого знала с тех незапамятных времён, когда он без штанов убегал от шипящих на него гусей.
- Покойника–то из морга эти два мудака чужого забрали!–внёс ясность старшина и набрав воздуха в лёгкие прошипел сквозь зубы:
- Немедленно вернуть! Родственники с ног сбились, вы… придурки…- участковый задыхался от гнева. - Смотрите заяву накатают, узнаете тогда алкаши! – Он брезгливо сплюнул под ноги. Толпа дружно ахнула и атмосфера из печальной обстановки приобрела несколько иной, осуждающий характер. На некоторое время в воздухе повисла пауза.
- Ты что! Не видел, что ли кого забираешь, - заорал Колька на Паньку.
- А ты! Не узнал мать родную? – взмахнул рукой с растопыренными пальцами Панька.
Они недолго думая, быстро развернулись и громко матерясь и размахивая руками, спешно понеслись в гору толи в сторону сельсовета просить трактор....а может в магазин.