Оркестр и призрак
Все новые музыканты должны быть одобрены призраком.
Объявление висит на доске, между информацией об изменениях в расписании и рекламой курсов для звукорежиссёров. Бумага пожелтела, в углу следы скотча, будто что-то лепили поверх. Оно тут давно.
Никто не обращает на него внимания.
Я привыкла к тому, что новички в оркестре должны быть одобрены директором, дирижёрами и концертмейстером группы. Привыкла, что работу в нашей сфере найти совсем не просто. Мне помогла знакомая пианистка — позвонила, когда в филармонии открылась вакансия.
Собеседование. Два прослушивания. Долгий испытательный срок. И что, теперь нужно одобрение какого-то призрака?
— Не думай об этом, — прошептала Рина, ещё одна флейтистка. — Ты ему понравишься.
У городской филармонии богатая история. Основал её то ли князь, то ли граф, не помню. Знаю лишь, что он был страстно влюблён в музыку. Сочинял пьесы и оперетты, играл на трёх инструментах, а больше всего обожал дирижировать.
Почти всё его состояние ушло на то, чтобы собрать оркестр — и построить для него здание в центре Города.
Благодаря князю у нас есть уютный внутренний дворик, просторные гримёрки и — сцена с великолепной акустикой. Зрительный зал украшает портрет в золочёной раме. Изобразили князя прямо за пюпитром: чёрный костюм, палочка в правой руке, серые глаза пристально смотрят на оркестр.
Сейчас дирижёрское место занимает Нина. Говорят, она очень строгая. Я совсем не хочу вылететь с испытательного срока, поэтому бегу на сцену так, будто до начала репетиции пять минут — а не все пятнадцать.
Замираю на пороге зала, чехол с флейтой бьёт по бедру. За дирижёрским пультом сегодня незнакомая фигура. На меня этот мужчина не обращает внимания, спокойно продолжает листать ноты.
Не успеваю спросить, где Нина, как меня толкают чехлом от контрабаса. За спиной раздаётся недовольное:
— Осторожно!
Помогаю коллеге донести инструмент до сцены. Когда я снова смотрю в сторону дирижёрского пульта — там уже пусто.
Я продолжаю замечать его, этого человека в чёрном костюме. В библиотеке, среди папок с нотами. В зале — мы репетируем, он внимательно слушает. Коллеги не обращают на него внимания, а мне спрашивать неловко.
О портрете я и не вспоминаю. Может, потому, что он и не похож на портрет, на образ, вечно застывший в золочёной раме. Он улыбается, когда мы справляемся со сложными местами, и качает головой, стоит кому-то сфальшивить. Внимательные серые глаза скользят от скрипок к альтам.
Он выглядит счастливым. Живым.
Разгадку тайны я получаю в буфете.
Человек в чёрном костюме устроился за столиком в дальнем углу. В одной руке бокал, в другой сигарета, дым тянется к потолку. Замираю на пороге, забыв, зачем пришла, а он смотрит на меня.
Долго. Оценивающе.
— Что ты, дорогуша? — зовёт Марта, буфетчица. — Всё в порядке?
— Да, я...
Хочу показать на столик — как ему разрешили курить в филармонии? — но там уже пусто. Кажется, шесть репетиций за неделю всё-таки свели меня с ума.
К счастью, Марта шепчет:
— Ты его уже видела? Это наш основатель. Он всегда здесь, следит за оркестром.
— Ага, — выдаю я, не зная, что ещё сказать.
Чёрный костюм. Внимательные серые глаза.
— Пирожок будешь? Только привезли. С картошкой!
— Да, спасибо, — шепчу, пытаясь унять дрожь в пальцах.
Она проходит сама, стоит мне вернуться на сцену. Нина стучит палочкой по пульту; вскидываю к губам флейту. Нет времени думать о призраке, который снова сидит в зале. Нет времени думать вообще ни о чём.
Нужно играть.
Музыка разливается под сводами здания. Я вношу свою лепту — так хорошо, как только могу. Пока голова занята нотами, а дыхание уходит в флейту, исчезают все волнения. Единственное, что занимает меня сейчас — следующий такт.
Последние движения пальцев. Последние несколько нот. Опускаю флейту и ловлю взгляд Нины. Она улыбается.
Призрак улыбается тоже.
На следующий день меня берут в основной состав оркестра.
222/365
Одна из историй, которые я пишу каждый день — для творческой практики и создания контента.
