Ту-ру, ту-ру пастушок...
Всем доброго дня.
Когда я был маленьким, лет эдак 3-4х, мой дед (царство ему небесное) садился на стул-качалку в своем доме спиной к окну в прихожей (это сейчас так называется), закидывал ногу на ногу, сажал меня на колено и начинал рассказывать стих, одновременно в такт раскачивая меня на ноге.
Ту-ру, ту-ру пастушок,
Куда бог тебя несёт?
За море, за море..
За морем дуб стоит,
На дубу сова сидит.
Сова - моя теща,
Филин - мой деверь...
Всё! Дальше не помню. Всё-таки почти 50 лет назад было. Никто из внуков - как я - этот стих не помнит, из моих дядек -тёток тоже. Да и спрашивать уже почти нет кого...
В интернете искал - нашел нечто подобное, но короткое, а стих деда шел минут 10 точно.
Помню, там ещё что-то про дядьку Черномора было.
Может знает кто это стихотворение? Хотел бы оставить это моим детям - внукам
Кстати, дом деда ещё существует. А вот деда нет уже скоро 30 лет...
Зарисовка с натуры
У супермаркета с протянутой рукой
Стоит старушка-Божий одуванчик.
Ей очень стыдно,взгляд опущен в пол.
Она стоит. И очень тихо плачет.
А рядом неподвижно,словно сфинкс,
сидит собачка с умными глазами.
И тихо с неба сыпет снежный рис.
И кружит в белом танце над домами.
Пусть короток совсем собачий век,
Нет преданнее существа на свете.
Под снегом двое-пес и человек
Как будто бы одни на целом свете.
А мимо нескончаемый поток
Людей бурлит,
как газировка в кружке....
А снег идет...идет...идет..идет...
И тает на ладони у старушки.
Старушка плачет. Не ее вина,
что жизнь промчалась снежной куговертью...
Чо обрекла на нищету ее страна..
И позабыли о старушке дети...
А дома ждет лишь старый черный кот,
мурлыча в ожидании минтая....
А снег идет...идет...идет...идет....
И на носу собаки тихо тает....
Мотылёк
За холмами у реки на лесной опушке
Дом бревенчатый стоит маленькой старушки.
Быт не хитрый - печь да стол, лавка из березы,
В гости к ней никто не шел, пересохли слёзы.
Ведь в глуши совсем одна столько лет томится,
Сядет было у окна, вдаль не наглядится.
Вдруг там кто-то к ней идёт и рукою машет,
Может что-то принесет, новости расскажет.
Но безлюдно вдалеке и пуста дорога.
И сидит она в тоске, чахнет понемногу.
Перед сном свечу зажгла, печку затопила,
А вокруг сплошная мгла, не изба - могила!
Вдруг мохнатый мотылёк об окно забился,
Прилетел на огонек или заблудился.
И старушка впопыхах створку приоткрыла.
Со слезами на глазах мотылька впустила.
Тот впорхнул немедля в дом, сел на стол у свечки
И окутался теплом от старинной печки.
А старушка не дыша рядышком присела,
Хоть какая, но душа в дом к ней прилетела.
Так сидела до утра и вела беседу,
Рассказала что смогла: про детей, про деда;
И про выпечку на Спас выдала секреты;
И про терпкий хлебный квас. Он вкуснее летом!
Незаметно за окном утро проступило,
А старушку тихим сном за столом сморило.
Мотылька уж след простыл, будто не бывало,
Полетел и все забыл, что ему сказала.
Замкнутая розетка
Замкнутая розетка
Сегодня утром я проснулся
Солнца свет мне улыбнулся
Захотелось мне запеть
В облака вдруг улететь
И жизнь взрослую забыть
Мысли дурные убить
Старые долги простить
И пойти с другом тусить
Но жизнь взрослая не проста
И проблем нету конца
Побывать бы снова в детстве
И пойти кататься в месте,
Что зыбылось мне давно
И пойти смотреть кино
Но всё это было в прошлом
В детстве думал я о всевозможном
Думал космонавтом стану
А в итоге ем сметану
Опустился я в ту яму,
О которой не мечтал.
Старость
а ты не знал, как наступает старость -
когда все стопки пахнут корвалолом,
когда совсем нельзя смеяться, чтобы
не спровоцировать тяжелый приступ кашля,
когда очки для близи и для дали,
одни затем, чтобы найти другие
а ты не думал, что вставная челюсть
еду лишает половины вкуса,
что пальцы опухают так, что кольца
в них кажутся вживлёнными навечно,
что засыпаешь посреди страницы,
боевика и даже разговора,
не помнишь слов "ремень" или "косынка",
когда берёшься объяснить, что ищешь
мы молодые гордые придурки.
счастливые лентяи и бретёры.
до первого серьёзного похмелья
нам остается года по четыре,
до первого инсульта двадцать восемь,
до первой смерти пятьдесят три года;
поэтому когда мы видим некий
"сердечный сбор" у матери на полке
мы да, преисполняемся презренья
(ещё скажи - трястись из-за сберкнижки,
скупать сканворды и молитвословы)
когда мы тоже не подохнем в тридцать -
на ста восьмидесяти вместе с мотоциклом
влетая в фуру, что уходит юзом, -
напомни мне тогда о корвалоле,
об овестине и ноотропиле,
очки для дали - в бардачке машины.
для близи - у тебя на голове.
© Вера Полозкова, 2009.
На садовых качелях сидели двое
На садовых качелях сидели двое.
Сквозь салатовую листву солнце бережно целовало старые, морщинистые лица,
И на небе проплывали диковинных облаков бессменные вереницы,
Птицы пели о вечном покое, что бывает в начале мая.
Он гладил седую лунь её прядей своей рукою и надтреснуто-старческим голосом называл её "моя дорогая".
Озорные солнечные блики забегали в уголках её глаз, отчего взгляд, не смотря на морщинки, казался
Ещё более
Молодым.
Над травой поднимался полуденный эфемерный дым.
Опьянело жужжали шмели в пионах, прерывая обрывки фраз
Тех, кто более полувека встречал рассветы с закатами, словно два человека,
Наблюдавших их в первый раз.
На садовых качелях сидели двое.
Они видели жизнь наизнанку и без прикрас,
Засыпая порою там, где удобный матрас
Заменялся деревянной доской.
Они знали, какой тоской горюет солдат, потерявший товарища на войне и какой дурманящей пелене
Подобен голод, сулящий "ту самую - тощую и с косой."
Он говорил ей о шумном лесе, что за рекой,
Как широкие кроны дарят входящему путнику прохладную тень.
Говорил ей о том, что провожать каждый день хочет, гуляя с ней под руку по мшистым тропинкам
И под закат возвращаться домой.
Она слушала, неподвластная тысячи временным песчинкам, ласково зажимая в руке своей его руку, с тихой вечностью в голосе, говоря лишь одними губами
"Мой дорогой".
И улыбалась, будто этой же самой весной они познакомились, а не множество лет назад.
Улыбалась так, будто старенький телефон-автомат вчера с помехами рассказал по секрету ей о его любви.
Улыбалась так, будто чувства нахлынули вдруг незнакомые
Молодой кровИ.
... А на небе проплывали диковинных облаков фигурки бессменные вереницы.
Сквозь салатовую листву солнце бережно целовало редким прохожим лица,
И течение года сменило её окрас.
Птицы пели о праздном покое, что бывает в начале мая.
Опьянело жужжали шмели в пионах.
На садовых качелях сидела она одна и смотрела куда-то в лазурную синь с печальной улыбкой, будто кто-то шептал ей издали "моя дорогая".
На садовых качелях сидела она одна и смотрела куда-то в лазурную синь с печальной улыбкой,
Будто видела её в первый раз.
© Copyright: Море На Проводе, 2016
Свидетельство о публикации №116022101179
Этот старик
Этот старик когда-то сигал с моста
Просто на спОр, полет превратив в искусство.
Этот старик за юность перелистал
Сотни романов, чтобы понять про чувства.
Этот старик однажды узнал любовь,
Что раздирает грудь и уводит в темень.
Этот старик внезапно сумел без слов
В важном признаться и обездвижил время.
Этот старик порой у любимой крал
Нежность для разных, требующих внимания.
Этот старик менялся и изменял.
Сам и других. И рушил до основания.
Этот старик друзей хоронил и жен,
Стоя столбом, рыдая потом без звуков.
Этот старик случайною был сражён.
Выжил. И позже с радостью нянчил внуков.
Этот старик недавно присел на стул,
Страшно сердясь, что вновь прихватило что-то.
Этот старик опять стоит на мосту,
Счастлив, как в детстве, снова готов к полету...