— Плохо, — нахмурилась бабка, глядя на диагнозы. Затем перетасовала карты и повторила. Выпал панкреатит и внематочная беременность. — Древние силы, — посмотрела она на нас исподлобья. — Я с таким не сталкивалась и не знаю, что вам советовать. Чувствую, есть какая-то связь по моей специфике, но менее научная. Энциклопедией тут не поможешь.

— Ладно, пойдем мы, — откланялся дядя Саша.

— Давайте хотя бы флюорогр-р-рафию сделаем и биохимию кр-р-рови провер-р-рим, — замурлыкал огромный черный кот, преграждая нам путь.

— Отстань от них, Баюн! — гаркнула бабка. — Мы их потом на диспансеризацию пригласим.

Дело затянулось, стало рвать наши плотно забитые работой будни. У дяди Саши никогда не было висяков, а тут прямо удар по репутации. Епифанов ходил к нам ежедневно как к себе домой и ныл, ныл, ныл… Открытие отеля откладывалось, а кредиты сжирали остатки епифановских сбережений.

К делу подключили нашего покойного товарища Лисина. Его душа оставалось прикованной к Безрадному из-за грехов, совершенных им при жизни, что оборвалась в нашем лесу. Теперь он вынужден выполнять общественно полезные работы, чтобы заслужить искупление. Но даже призрак не смог обнаружить следов своей братии.

— Я тоже не вижу их, и мне от этого не по себе, — призналось привидение и попросило перевод в другую часть леса — подальше от этой чертовщины.

Тем временем отель уже был истоптан вдоль и поперек. Следы появлялись не только на полу, но и на стенах, потолке и даже на крыше. Всюду была земля. Епифанов не расставался с веником и шваброй, стараясь спасти свой и без того сомнительный бизнес.

В какой-то момент дядя Саша понял, что мы работаем неправильно и надо действовать более рационально. Прибегнув к старым картам и расспросив знатоков истории, мы исключили несколько факторов: дом не стоял на месте погоста, здесь не проводилось казней, обрядов, здесь не было пожарищ, а до Епифанова вообще никто в этом месте дома не строил. Мы имели дело с девственно-чистой территорией. Но кто же тогда постоянно топчет газон, шепчется и портит имущество?

— Слушайте, а откуда они идут? — спросил я, когда мы в очередной раз смотрели втроем на медленно пропадающие следы.

— Ниоткуда они не идут! — вопрос, кажется, взбесил не спавшего уже месяц Епифанова. — Доходят до конца дома и на этом всё! Их цель — свести меня с ума, и, видит Бог, у них это получается.

— Не думаю… — сказал дядя Саша, жуя колосок и глядя, как на земле тают следы, а примятая трава снова выпрямляется. — Ты прав, Денис Денисович, вопрос хороший, — похвалил он меня. — У вас колышки есть какие-нибудь? — обратился он к Епифанову.

— Куски арматуры остались, а что? Думаете, это вампиры? Пронзим им задницы, то есть сердца и забетонируем? — просиял тот.

— Вам бы поспать как следует, — с жалостью посмотрел на него участковый и попросил принести арматуру.

Воткнув железяки в землю по ходу следов, мы получили направление. Затем натянули веревку так, чтобы она касалась всех колышков, и смогли определить примерную траекторию пути. Обойдя забор, мы с дядей Сашей оказались на подступах к лесу и поставили еще одну метку. Вернуться решили утром, когда сумерки ослабят свою хватку и можно будет что-то разглядеть. Епифанова заковали в наручники и насильно забрали с собой в участок, чтобы тот хоть немного прочистил мозги крепким восьмичасовым сном. Мы же с дядей Сашей прикорнули всего на три часа и, наполнив желудки кофе, вернулись к нашей метке.

— Смотри, Денисыч, трава неровно растет, — указал мне дядя Саша на еле заметную полосу.

Мы пошли по ней, и уже через минуту вечный полумрак древнего леса принял нас в свои объятия. Чем дальше мы следовали, тем четче вырисовывалась тропинка. С каждым новым шагом трава становилась всё мельче и всё больше теряла свою жизненную силу, превращаясь в мертвое сено, пока в один момент окончательно не сменилась черной сухой землей.

— Я эту дорожку раньше не видел, — сказал я.

— А-на-ло-гич-но, — ответил дядя Саша, а сам достал карту леса и принялся наносить на нее новую линию.

Вскоре лес начал меняться. Приближаясь к неизвестному ельнику, мы оба прекрасно понимали, что дело пахнет очередным проклятым местом.

Наконец дорожка вывела нас на поляну, окруженную черными когтистыми деревьями, злобно тянущими в наши стороны острые шипы. Земля здесь была черной, как ночное беззвездное небо, словно являлась его отражением.

— Дядь Саш, а разве на улице не день?

— Ты забыл, как тут время движется? — строго спросил начальник, но я заметил в его взгляде непривычную тревогу. Он тоже сомневался.

На поляне было пусто. Мы сделали несколько шагов вперед, и тут до нас стали доноситься голоса. Их были десятки, и в основном женские. Они то шептали нам что-то длинной скороговоркой, то отрывисто кричали, то превращались в издевательский смех. Но мы не чувствовали чьего-то присутствия, словно всё это было обрывками старой малоразборчивой звукозаписи. Чем ближе мы подходили к центру, тем голоса становились сильнее. Несколько раз мне под ногами попадались головешки и мелкие косточки животных.

— Давно они горели, даже очень, — заметил дядя Саша, подняв одну из обугленных толстых веток. — Земля здесь такая мертвая, что на ней даже ничего не гниет. Не удивлюсь, если наткнемся на козлиный череп или фигурки из корней.

— Ты знаешь, что это за место? — схватил я за рукав начальника.

— Догадываюсь. Старое место шабаша. Судя по всему, заброшенное.

— Ведьмы? — догадался я.

— Они. Но у нас тут ведьмы уже лет триста не водятся, насколько я знаю, — дядя Саша внимательно оглядывался по сторонам, словно ждал, что кто-то выскочит из ближайших кустов. — Кажется, я понял в чем дело.

Я попросил не тянуть с ответом, а заодно и с пребыванием нас в этом жутком месте.

— Дом стоит на ведьминой тропе, — наконец сделал вывод лейтенант.

— А если на человеческий перевести?

— Ведьмы шли сюда по той дороге, где Епифанов поставил свой отель. Видимо, духи прошлого продолжают ходить туда-сюда, потому-то наши призраки их и не видят.  

— И что же делать? — я тоже начал оглядываться по сторонам.

— Ничего, — сказал дядя Саша и повел нас к выходу.

***

— То есть как это ничего?! — набросился на нас посвежевший от сна Епифанов, когда мы объяснили ему суть.

— Мы никак не можем на это повлиять, это не в нашей компетенции.

— Что значит не в вашей? Следы есть?

— Есть, — согласились мы.

— Проникновение на частную территорию есть?

— Вопрос спорный, — сказал дядя Саша. — Раньше эта территория не была вашей, а мы в прошлое вернуться с вашими документами не можем. Поверьте, я бы с радостью выписал всем этим товарищам штрафы, но наш уазик хоть и является машиной вне всякого времени, но перенести нас в ту эпоху всё равно не сможет.

— Ну а мне что прикажете делать? Я же всё вложил в этот отель! — он обреченно рухнул на стул и закрыл лицо руками.

— Сдвинуть ваш отель метров на сто, — предложил я.

— Он у вас идиот? — обратился Епифанов к моему начальнику.

Я обиделся и уже было потянулся к дубинке, но дядя Саша строго посмотрел на меня, и рука моя вернулась обратно в карман.

— Дайте нам еще немного времени, попробуем проконсультироваться кое у кого, — попросил мой начальник и разрешил Епифанову остаться у нас на несколько дней.

Тем же вечером дядя Саша сел на мотоцикл и уехал из деревни, оставив меня за старшего, а вернулся почти через полторы недели, да еще и не один. За талию его крепко обнимала какая-то незнакомая фигура в черной кожаной куртке, черных облегающих джинсах и высоких ботинках на толстой подошве с металлическим носком. Из-под мотоциклетного шлема выбивались кудрявые черные волосы.

— Знакомьтесь. Варвара — потомственная ведьма с южного Урала, — представил мне свою спутницу начальник.

Девушка сняла шлем, и я сразу понял, что она ведьма. Только ведьма может околдовать одним взглядом. Я на целую минуту впал в прострацию и не мог вымолвить ни слова, глядя на ее пухлые угольно-черные губы и в такие же глубокие, как небо над проклятой поляной, глаза. В их темной бездне я терялся, и чем больше смотрел, тем сильнее накатывала на меня необъяснимая, но при этом какая-то желанная тревога. Да и вся они источала столько энергии и силы, что меня невольно бросало в жар.

— А этот робкий птенчик Денисов Денис Денисович — старший сержант и моя правая рука, — засмеялся дядя Саша, глядя на то, как я потерялся рядом с этой прекрасной молодой ведьмой.

Я протянул руку и поздоровался с Варварой, зачем-то еще раз представившись.

— А он у вас идиот, да? — спросила эта мрачная девица, за что я сразу ее возненавидел. — Да ладно, чего ты напрягся-то, шуткую я, — ударила она меня в плечо.

— Дядь Саш, а вот без этих мамкиных неформалов нам никак не обойтись? — все еще обижаясь, спросил я у шефа.

— Никак, — строго ответил тот.

— А ты сам-то не папкин мент? — моментально отреагировала Варвара, намекая на наши с дядей Сашей отношения.

«Ведьма», — подумал я про себя.

— Соображаешь, хоть и не с первого раза, — сказала Варвара, глядя на меня в упор с хищной ухмылкой.

— Пока я при исполнении, чтение мыслей могу засчитать за оскорбление чести сотрудника.

— Глядите, какой строгий, — засмеялась Варвара, и смех этот отозвался в моей душе как прекрасный перезвон будильника в первый день отпуска, когда тебе нужно ехать не на работу, а на море.

Продолжение следует...

Александр Райн

Вот тут можно угостить печенькой

Тут подписаться на телегу

Тут посмотреть список моих ближайших литературных концертов

В первую ночь спалось замечательно: тихо — как под водой, а воздух чистый и сладкий. Епифанов дышал вместе с домом и напитывался окружающей его тишиной, пока за стеной не послышались чьи-то тяжелые шаги. Прошли совсем близко — словно в полуметре от самого Епифанова — и это притом, что отельер огородил участок и все в деревне знали, что это частная территория.

«К бытовке, наверное, пошли, инструмент тырить», — решил Епифанов и выскочил на улицу, включив всё наружное освещение, чтобы застать вора врасплох. Зайдя за дом, он обнаружил следы. Быстро засеменив, Епифанов уже собирался крикнуть в спину удирающему наглецу, что на участке установлены камеры (они еще, правда, не были подключены) и утром он подаст заявление в полицию. Но задний двор встретил его пустотой и тишиной. Мир по-прежнему стоял на паузе и был обездвижен. Лишь в пятидесяти метрах за забором монотонно покачивались макушки вековых деревьев.

Епифанов прошел по примятому газону и, к своему удивлению, обнаружил, что следы обрываются в нескольких метрах от дома, словно человек просто взлетел. Тогда Епифанов решил, что тот быстро вернулся назад тем же путем, наступая на собственные следы, но вскоре понял, что начало они берут не у ворот, а прямо посреди двора. Кто-то явно решил над ним подшутить.

К утру следы исчезли — словно их и не было, но хозяин отеля не верил ни в галлюцинации, ни в то, что это могло ему присниться. Конечно, ему, как и всем приезжим, объясняли, что наша деревня непростая и что необъяснимое здесь, скорее, норма. Но разве так не во всех деревнях? Епифанов знал, что единственная нечисть — это люди, а против людей есть методы. Но он решил пока не спешить с выводами и подождать.

Следующей ночью снова послышались шаги. Распахнув глаза, Епифанов не сразу вспомнил, где он. В городе всегда шумно, и к этому привыкаешь. Машины ездят всю ночь или истерят сигнализацией во дворах, пьяные кричат под окнами, ветер треплет жесть на стройках возле дома. И ты просто часть живого организма, а потому не замечаешь его хронических спазмов, бульканья и других движений органов. В деревне же каждый писк комара или крик совы может заставить проснуться.

Снова рядом прошли, буквально за стеной — кажется, даже задели плечом фасад. Епифанов приложил ухо и прислушался: вот прошел первый, пауза, за ним второй — словно идет по пятам. Между собой о чем-то тихо переговариваются, но слов не разобрать. А может, Епифанову всё это действительно кажется, и просто дом натужно шепчет о том, что дает усадку?

Выскочив прямо в трусах на улицу, отельер закричал:

— Харе уже тут слоняться! Вы на частной, мать вашу, территории!

Но его снова встретила сиротливая тихая ночь. Вдалеке залаяла собака, кто-то хлопнул дверью. Но всё это было далеко — в деревне. Лес всё так же меланхолично шелестел верхушками деревьев.

«Может, зверье шастает?» — решил Епифанов, но, найдя следы, понял, что кабаны, лоси и лисицы всё же не носят обуви. Подошва, правда, какая-то странная, да и, судя по размеру, ноги женские. Сегодня следов оставили много, с обеих сторон дома, и шли явно в обратную сторону. Обрывались отпечатки так же — посреди двора.

Проклиная себя за то, что сразу не подключил камеры, Епифанов решил утром первым делом позвонить в контору и вызвать мастера. Он было ступил на порог отеля, как вдруг замер на месте. Грязные земляные следы встречали его на ресепшене и уходили в сторону номеров. Это были не просто следы от обуви, а самые настоящие отпечатки ног. Холодок спустился по спине и замер где-то в области ягодиц. Пришлось крепко их напрячь от греха подальше. Не найдя чем бы вооружиться, отельер сжал как можно сильнее кулаки — оружие не самое грозное, особенно, если говорить о Епифанове. Но если ударить в горло или ухитриться попасть в глаз, то вполне можно одержать верх в битве один на один. Телефон Епифанов оставил в номере, а значит, вызвать подмогу не получится, да и связь тут ловила только в самом дальнем углу участка.

— У нас заселение начнется только через два месяца. Можете забронировать номер на сайте! — крикнул он первое, что пришло в голову. Но никто, разумеется, не ответил.

Ступая медленно — ставя пятку, а потом перекатываясь на носок, Епифанов шел по следу. Дом был наполнен каким-то шепотом: он разносился со всех сторон — то громче, то тише. Слышны были отдельные, но совершенно непонятные слова, и на усадку грешить тут уже не было никакого смысла.

Шаг за шагом отельер дошел до одной из комнат, у двери которой обрывались следы. Вот только дверь была заперта на замок, а ключи лежали в ящике стола на ресепшене. Епифанов глянул ну ручку: та была чистой, до сих пор в целлофане. Дернув за нее, он убедился, что замок надежно заперт. Но следы обрывались именно тут. Накачанный по самые уши адреналином, отельер в два длинных прыжка достиг ресепшена, рывком выдвинул ящик и начал лихорадочно шарить внутри рукой. Отыскав ключи, он вернулся к двери и, с третьей попытки попав в личинку, повернул ключ.

Двухкомнатный номер люкс с джакузи и камином встретил его полумраком. Уличное освещение с трудом пробивалось сквозь неплотно сдвинутые шторы и лишь слегка подсвечивало комнату. Внутри никого. Епифанов потянулся было к выключателю, но тут рядом с ним кто-то прошел. И не просто прошел, а наступил на ногу. При этом Епифанов почувствовал, как ветерок коснулся его щеки, а в нос ударил гнилостный запах.

Вскрикнув от неожиданности, отельер отскочил в сторону — благо в сторону выключателя. Пальцы сработали автоматически — ударили по клавише. Модная люстра в стиле лофт тут же вспыхнула и явила глазам номер за двадцать тысяч в сутки. Никого. А шаги снова раздавались снаружи дома. Не просто шаги. Кто-то бегал и, кажется, смеялся…

***

Вот тогда-то Епифанов впервые и появился у нас в участке и — на свою радость и нашу печаль — обнаружил нас на месте. Мы как раз только вернулись с обхода. День выдался не самый удачный. В деревне начались волнения по поводу разбитого зеркала. Казалось бы, ерунда, но не в Безрадном. У нас такие вещи — на уровне уголовки или катаклизмов. МЧС даже уведомление может прислать.

Дядя Саша поручил мне писать отчет, а сам принимал Епифанова, одновременно с этим принимая сто граммов святой воды. Мне тоже приказал выпить, так как это лучшая дезинфекция против несчастий.

— Ну так вы уже сами нашли решение. Подключите камеры и смотрите, кто там у вас ходит-бродит, — сонно ответил дядя Саша, когда полуночный гость закончил свой рассказ.

— Я-то подключу. Подключу! Но вы же должны знать, кто у вас тут на плохом счету. В деревне три с половиной человека проживает. Наверняка у кого-то из них уже имелись приводы за подобные вещи, — верещал отельер, прогоняя нашу с начальником дремоту.

— Местные у нас люди серьезные. А если же кто из лесу приходит, так это, как правило, сразу всех касается, а не кого-то одного. Обычно поступает несколько жалоб за день. Хотя вы у нас отшельником заделались, всякое может быть… — выстучал участковый пальцами дробь по столу.

— Я не отшельник, — гордо заявил Епифанов, — я предприниматель. Налогоплательщик. Для вашего же Мухосранска стараюсь — поднимаю ему респектабельность, прорубаю горизонты для туризма. И для моего предприятия важна некоторая обособленность.

— Я вас понял. Завтра утром мы к вам зайдем, всё проверим.

— Да что мне утром! Утром никто у меня не шастает. Приходите ночью.

— Опять ночью! — ударил по столу дядя Саша. — Ох-ох-ох… Нам за эти ночные переработки и вредность уже должны памятники из сухого молока поставить, — обратился начальник уже, скорее, ко мне. — Хорошо, будем у вас ближе к закату. Не переживайте, разберемся.

Дядя Саша вытолкал посетителя тактичным пинком за дверь и закрыл участок на три замка.

Утром Епифанов позвонил в контору и выяснилось, что камеры у него все то время были подключены и давно пишут. Можно даже глянуть запись на цифровом облаке. Ругая себя за глупость, отельер выехал за пределы деревни, поймал в свой электронный сачок сеть, скачал записи с камер и поспешил к нам в участок, где заставил нас смотреть свое домашнее кино.

На быстрой перемотке мы наблюдали как Епифанов носится по ночному двору и вокруг дома в трусах и что-то ищет на земле. Больше никого на записи не было.

— Мне не показалось. Я не идиот, — обиженно бубнил Епифанов, и мы понимали, что в одном из двух этих утверждений может таиться правда. Мы-то давно знаем, что невидимость не освобождает преступника от ответственности.

Ночью мы пришли к Епифанову, чтобы во всем убедиться лично.

— Зря вы всё это затеяли. Люди сюда не поедут, — сказал я Епифанову после экскурсии по отелю, где стоимость самого дешевого номера в сутки равнялась четверти моей зарплаты.

— С чего вы взяли? — насупился тот. Епифанов был связан стальными тросами кредитов. Этот отель был его ставкой на зеро. Всё или ничего.

— Места у нас проклятые, все знают.

— Тем лучше, — нашелся тот, — халявный досуг. Занимательная чертовщина. Люди такое любят. Понаедут блогеры со своими расследованиями паранормального…

— Если доедут… — задумчиво произнес дядя Саша, осматривая дом на наличие подкладов и других нелегальных артефактов. — Со строителями не ссорились? Может, не заплатили кому?

— На что вы намекаете? — обиделся Епифанов. — Я со всеми по договору работаю — в белую.

— А с местными проблемы были? Может, кого послали или словом каким недобрым обозвали? — вспомнил дядя Саша про слова о Мухосранске.

— Я неконфликтный человек. Ругаться на ровном месте не мой метод.

Мы с дядей Сашей переглянулись, еле сдерживая смех.

Ночь плавно опустилась на Безрадное, и дневные звуки сменились ночной музыкой: шелестом травы, дыханием холодного ветра. Но по-прежнему никто не приближался к дому. Мы обошли участок по периметру, обследовали дом — тишина.

— Как всегда, стоит приехать в автосервис, и уже нигде ничего не стучит и не подтекает, — ворчал себе под нос Епифанов, сидя на крыльце.

Я уже шел в его сторону, чтобы попрощаться, но тут кто-то круто толкнул меня в плечо. Я замахнулся для ответного удара, но никого не увидел. На земле появились следы. Я потянулся рукой, чтобы схватить невидимку, но поймал лишь пустоту.

Заметив это, дядя Саша двинулся в мою сторону, но тут кто-то отдавил носок его начищенного до зеркального блеска уставного ботинка. В доме тоже послышались глухие шаги, а одно из окон отеля резко пошло трещинами и лопнуло. Несмотря на ущерб, Епифанов радостно запрыгал на месте:

— Ага! Я же говорил! Говорил!

Дядя Саша нахмурился и достал из кармана самый мощный оберег, каким можно было противодействовать любой силе — хоть физической, хоть потусторонней, хоть прибывшей из дальнего космоса — ксиву полицейского, и громко произнес:

— Лейтенант Цаплин. Представьтесь и предъявите ваши документы!

Продолжение следует...

Александр Райн "Цикл рассказов про Безрадное"

Дорогие читатели, буду рад вашей поддержке!

Вот тут можно угостить печенькой

Тут подписаться на телегу

Тут посмотреть список моих ближайших литературных концертов (сегодня выступаю В Тюмени, следующий на очереди Омск)

Но хуже всего были менты… Да-да, вы не ослышались. Два абсолютно живых мента: рослый задумчивый лейтенант и какой-то неместный шкет с замашками питерской гопоты примчались посреди ночи на своей ржавой «буханке» и без предупреждения запихнули меня в кузов, где уже сидели два поникших призрака.

— Дядь Саш, может, прямо тут всех запишем? Зачем в участок-то везти? — зевая пробубнил шкет.

— Работаем по инструкции, без импровизаций, — хлопнув дверью, ответил ему старший товарищ, и нас повезли в сторону некоего «участка».

— За что вас? — спросил я у полупрозрачного деда с капканом на ноге.

— За то же, за что и тебя, — буркнул тот. — Статья 18.8/1.

— Ничего не понял, — признался я.

— Нарушение правил нахождения нематериального лица на территории физического государства, — ответил вместо деда худой, явно почивший от обезвоживания тип в камуфляжной форме и с рюкзаком на коленях. Видимо, турист. — Ты в миграционку же не обращался?

— Нет, — замотал я головой, — я и не знал, что надо…

Тут «буханка» подпрыгнула на кочке, я впечатался головой в потолок и впервые почувствовал боль. Да и от деревянных сидушек у меня уже вовсю изнывал несуществующий позвоночник.

— «Буханка» кого хочешь с ума сведет — хоть живого, хоть мертвого, — засмеялся турист.

— А ты-то как тут оказался? — поинтересовался я у него.

— Потерялся. Пошел грибов набрать, а когда они поперли один за другим, то перестал следить за дорогой и ушел в самую глушь. Поняв, что заблудился, начал кричать, да так никто меня и не нашел. Потом не заметил, как снова увлекся грибами, и так далеко ушел от своего тела, что до сих пор не могу его найти. Вы, кстати, его не видели? — обратился он к нам с надеждой в голосе.

Я замотал головой, а вот дед не постеснялся вставить шпильку:

— Ну это, конечно, надо много прямых извилин иметь, чтобы в лес идти в камуфляже.

— А вы, папаша, помолчите, — огрызнулся турист-грибник. — В свой же капкан угодить — тоже много ума не нужно.

— Так я проверить хотел! Там замо́к закис.

— Странно, что не головой проверяли — надо было сунуть и внимательно разглядеть.

Они препирались до самого участка, а замолкли только тогда, когда нас всех выгрузили и повели на допрос.

Участковый со своим протеже вели себя условно-вежливо: не оскорбляли, обращались на «вы». Но когда попросили рассказать о причине смерти и узнали, что я ничегошеньки не помню, то начали вести себя как типичные менты: приказали не валять дурака, содействовать следствию, угрожали страшным судом. А потом перешли к ультиматуму: либо будете на нас работать, либо мы вас депортируем.

— Куда это, интересно? — удивился я.

— Есть тут один колумбарий местных поэтов. Будете там куковать до скончания времен и слушать плохие стихи и бестолковые размышления о политике. Тело мы ваше быстро разыщем, потом в урну и на полку, а вас привяжем к нему нерушимой печатью.

Мне это не понравилось. Стихи я с детства не люблю, даже хорошие. Что же будет, когда услышу плохие? А от разговоров о политике у меня ментальная изжога обычно начинается.

— А поощрения будут? — спросил я.

Лейтенант кивнул:

— Полный безвиз, защита от экстрасенсов и документ, позволяющий беспрепятственное передвижение по лесу.

Трудно было не согласиться. Тогда мы ударили по рукам, и уже на следующий день я вышел на первое задание.

Задача стояла следующая: уговорить разойтись участников бардовского фестиваля, который начался в лесу аж в шестьдесят третьем году прошлого века и продолжался до сих пор. Барды тогда пили и пели так неистово, что не заметили, как перешли из одного состояния в другое. Любой, кто был слаб к туризму и гитарному перебору, рисковал присоединиться к фестивалю и стать его частью на веки вечные. Потому лейтенант и не лез на рожон, а его помощник не выдерживал запаха бардовских свитеров. Даже будучи нематериальными, они источали мощные и сшибающие с ног ароматы.

В помощники мне выдали туриста-грибника, который уже успел сдать с потрохами половину обитателей леса в надежде, что его тело наконец найдут. Звали его Стас, и он сразу предупредил:

— Смотри, не переусердствуй. Тут народ творческий, обидчивый.

«Обидчивый — это хорошо», — подумал я и ускорил шаг.

Гитары мы услышали еще за километр. Барды кучковались группами — каждая у своего костра. Присоединившись к первой группе, мы уселись на бревно и стали слушать. Один бард пел — другие подпевали, затем гитара передавалась по часовой стрелке.

Дождавшись, когда вокалист перейдет к песням собственного сочинения, я начал задавать вопросы вроде: «А что, собственно, ваша музыка означает? А не кажется ли вам, что ваши тексты о вечной тоске — всего лишь порождение неразрешенного эдипова комплекса в условиях потери материальности? А почему вы спекулируете на ностальгических чувствах, вместо того чтобы порождать новые и мотивировать к мыслям о будущем? А чьи это аккорды? Очень уж знакомые». И так далее.

Стас садился напротив меня и поддакивал или повторял за мной вопросы, а параллельно спрашивал, не видел ли кто его «милой тушки». Одна группа рассасывалась примерно за полчаса, и мы переходили к следующей. Вскоре фестиваль официально был признан проваленным. Обиженные авторы молча собирали свои эфемерные пожитки и уходили в иные миры.

— Отлично поработали, — похвалил лейтенант, выслушав мой отчет. А вот его протеже как-то недобро смотрел на меня и без конца отпускал колкости. Видать, ревновал.

Следующее задание состояло в том, чтобы втереться в доверие к одному почившему бандиту. Пять лет назад он ограбил среди бела дня жену губернатора и затаился в лесу. С концами. Его, разумеется, к суду уже не привлечь, зато можно было узнать, куда он спрятал краденое, и вернуть добро законным владельцам. С участковым этот мерзавец переговоров не вел, депортацию в колумбарий называл дешевой угрозой, а краденое никому не показывал.

— Знаю я его. Федькой звать. Одногодка мой. Тот еще фрукт, — поделился со мной дед с капканом. — Если хочешь, могу тебя с ним свести, но не уверен, что он тебе поможет. Вредный он.

— А зачем ему эти драгоценности? — удивился я.

— А я почем знаю? — фыркнул дед. — Может, до сих пор пытается богатство на тот… вернее, уже на этот свет унести. А может, и забыл уже давно, куда спрятал, да не сознается.

Грабителя мы нашли на заброшенной радиовышке. Он сидел на металлической площадке, свесив ноги, и любовался видами. Мне сказали, что именно тут он и погиб — оперся на ржавые перила, и те отломились.

Забираясь наверх по отвесной лестнице, я вдруг понял, что боюсь высоты, даже несмотря на то, что она для меня не опасна.

— Ты Федор? — спросил я, усевшись рядом с бандитом, беспечно наблюдающим за тем, как под музыку ветра танцуют верхушки деревьев. — Я насчет краденого.

— Гуляй отсюда, — лениво ответил Федор.

— Нет уж. Давай-ка поговорим как привидение с привидением.

Я не стал сочинять легенду и извиваться как уж, вместо этого кратко изложил свою историю и искренне попросил помощи.

— Так ты засланный казачок, получается, — задумчиво ответил Федор, не повернув головы.

— Да какая разница? Тебе-то зачем это добро? Отдай хозяевам, сними с себя груз. Глядишь, что-то изменится. А то так и будешь этот крест нести.

Тут он повернул голову и впился в меня своим мертвым взглядом:

— А ничего страшного. Мы с губернаторской женой на двоих ношу делим, мне не тяжело.

— В каком это смысле? — не понял я.

Тут-то он и поведал мне историю о том, что украденные им серьги, цепь с кулоном и браслет стоили как целая школа. Вернее, это и была школа, которую должен был построить губернатор в деревне Безрадное. Но вместо этого он купил жене побрякушки, а себе обновил автопарк.

— А ты откуда знаешь?

— Есть источники.

— М-да… Дела… — согласился я. — Так, а тебе-то что с того?

— Так мои же внуки без школы остались. И внуки моих друзей и соседей. А сколько учителей у нас в Безрадном без дела сидят? Все на сережки ушло. Вот я и проявил свою гражданскую позицию.

— Ну так-то оно так, конечно, — согласился я, теперь тоже наблюдая за танцем верхушек, — но грабить-то тоже не метод. Обратился бы в органы, на телевидение, в «Спортлото», в конце концов!

— Обращались. И я, и другие. Всё без толку. Никто в эту дыру проверять не поедет, а по бумагам всё давно стоит и дети учатся. Больше я никому не доверяю. Пусть гуляют лесом твои друзья-менты, телевизор и «Спортлото»…

Тут было важно не спешить уговаривать, а сперва как следует поразмыслить.

— Ну а если сделать так, что сообщение о нецелевом использовании средств всё же дойдет до всех, и школу начнут строить? Тогда скажешь, где спрятал?

— Может, и скажу. Да только нет такого способа. Мы с тобой оба в этом лесу застряли, а на живых надежды нет.

— А если ее использовать? — спросил я, кивнув на радиовышку.

— Это как? — с любопытством посмотрел на меня Федор.

— Будем транслировать сообщение по радио, на волны дальнобойщиков, да и вообще всем, до кого дотянемся.

— Так не работает же вышка, — махнул рукой Федор и снова отвернулся.

— А мы попросим кого надо помочь, а энергии в этом про́клятом лесу столько, что и до Марса сигнал дойдет, если настроить.

— Ну, пробуй, а там поглядим, — без энтузиазма сказал Федор, и я начал пробовать.

Необходимое оборудование нам привез помощник участкового Денисов Денис Денисович, который мечтал поскорее избавиться от меня, и я подсказал ему, как можно ускорить процесс. Да и парень он был неплохой — болел за правду.

С энергией нам помогли местные нечистые силы. Одна только избушка бабки-целительницы выдавала тридцать киловатт. Сообщение было составлено короткое, но информативное и передавалось на всех возможных частотах в течение трех месяцев, пока наконец не было услышано кем надо. Вскоре к деревне подъехал автобус с комиссией, пожаловавшей для проверки отсутствующей школы.

Через три недели участковый дядя Саша сообщил о том, что губернатор на десять лет сменил адрес и на новом месте жительства его возможности сильно ограничены. Строительство школы обещали начать с нового года. В тот же день Федор показал, где спрятано награбленное, а потом куда-то исчез.

Новое дело касалось одного пропавшего в лесу человека. Вернее, человек был в розыске за масштабное телефонное мошенничество, но внешность его никому не была известна. Служба безопасности давно пыталась выйти на него, но определить сигнал удалось только несколько месяцев назад, и за мошенником тут же организовали погоню, но так и не нашли его. Исчезнуть в Безрадненском лесу несложно. Сложно потом найтись и при этом остаться самим собой.

— И чем же я вам помогу? — спросил я, когда меня ввели в курс дела.

— Нам кажется, что ты с ним встречался перед собственной смертью, — поделился соображениями лейтенант. — Возможно, ты даже стал его случайной жертвой и сам числишься в розыске как пропавший.

— Возможно... — согласился я, потому что совершенно ничего не помнил о том, кто я и как вообще оказался в этом лесу. До этого самого момента мне, честно говоря, было плевать. Я как будто и не жил вовсе. Всё, что от меня требовалось, — это показать то место, где я впервые пришел в новое сознание будучи призраком. Оттуда и начнутся поиски. Признаюсь, мне самому не терпелось включиться в это дело. Голова (насколько это возможно у привидений) еще кружилась от успеха: мы с Федором не только разоблачили этого засранца-губернатора, но и добились начала реального строительства школы в Безрадном. Это пахло настоящей, хоть и посмертной, победой, и я жаждал добавки.

В участок в срочном порядке был вызван Леший со своими картами и схемами, а также дамы с языческого кладбища, к которым я подбивал клинья. Вскоре точка моего старта в виде бестелесного духа была обнаружена, а еще через пару часов нашлась и оболочка.

— Весь рот в соке белладонны — наелся от души, — указал помощник участкового на мое бездыханное тело с пурпурными от сока ядовитой ягоды губами. Рядом со мной лежал рюкзак. В нем был обнаружен ноутбук, несколько телефонов и огромное количество сим-карт.

— Оп-па! — не то радостно, не то удивленно воскликнул Денис Денисович.

— Действительно неожиданно. Но мы всё равно всё проверим, не переживайте, — посмотрел на меня лейтенант и добавил: — Слушайте, вы, конечно, уже призрак, но мне кажется, что вы стали еще бледнее.

— Станешь тут, — с ужасом произнес я. — Так это что, выходит, я и есть тот телефонный мошенник? Но я же... Я же не мог... — мне было трудно поверить в то, что я самый настоящий негодяй. По крайней мере, сейчас я себя так не ощущал, особенно после того, как мы помогли Федору с его школой.

— Может, и не мог, — согласился дядя Саша, — а может, вы не просто так остались здесь.

— Хотите сказать, что я должен искупить здесь свою вину? — всё еще находясь в шоке, я смотрел на собственное тело и никак не мог поверить в происходящее.

— Вполне вероятно, — предположил участковый. — В конце концов в Безрадном работы всегда навалом. Всякую нечисть, причем не только потустороннюю, сюда тянет как магнитом. Возможно, это ваш шанс.

— Возможно... — согласился я. — Так что там у нас дальше?

— Дальше у нас выходной, а с понедельника начнем искать вашего друга Стаса, а то он когда узнает, что вы нашли себя, весь мозг нам чайной ложкой выест. Так что встречаемся в участке, приходите, сделаем из вас нормальное полицейское привидение.

Истории деревни Безрадное

Александр Райн

тут можно подписаться на телеграм

тут поддержать автора рублем🍪

тут список городов и ближайших литературных концертов🎭

тут купить книгу автора с именной подписью ✍️ 

Солнце еще только продирало сонные глазенки, а петухов в деревне не водилось из солидарности с потусторонним миром. Из-за проклятой бессонницы я был единственным в деревне, кто не сомкнул глаз этой ночью. Я лежал на кровати и слушал странные звуки за окном, которые вызывали у меня некое беспокойство: детский гомон, судейский свисток, удары мяча по земле — как будто на школьном дворе шел урок физкультуры. Вот только школу в Безрадном закрыли еще до моего рождения, да и время суток было отнюдь не для занятий.

Одевшись и умывшись студеной водой, я вышел на крыльцо. В синих утренних сумерках не было ни души. Если бы не качающиеся макушки деревьев, я бы решил, что время остановилось. Зевнув во весь рот, я обошел дом, побродил по участку, пнул перевернутую бочку, поправил пленку на теплице и наконец добрел до калитки, ведущей в сторону леса.

Тишина.

Дойдя до первых сосен, я снова зевнул и начал вглядываться в вечную тьму нашей чащи, но ничего, разумеется, не увидел. Зато в высокой сырой траве у самой кромки леса заметил неопознанный предмет. Сунув руку в траву, я ухватился за что-то мягкое и грязное. Это был спущенный, практически сгнивший мяч с едва различимой надписью «Волейбол». Этой реликвией мог, пожалуй, играть еще мой дед.

Я уже повернулся к дому, как сзади раздались тонкие детские голоса.

— Вадян, ты куда мяч запулил?

— Да тут он где-то… Сейчас найдем, не ссы.

— Сам не ссы. Это же ты у нас на желтой простыне спишь.

— Да я лимонад пролил, сколько раз можно говорить!

— Ага, рассказывай! — загоготал мальчишка, а его приятель принялся с жаром оправдываться.

Хоть в деревне ни о каких комендантских часах и слыхом не слыхивали, я все равно не мог позволить малолеткам шастать ночью по лесу.

— Эй, пацанва! Вы этот, что ли, мяч ищете? — спросил я, переступив границу леса.

Тьма, как всегда, мгновенно окутала с головой, но у меня давно выработался иммунитет к этим фокусам. В одной руке я зажал мяч, в другой уже держал наготове «макаров». Двое мальчишек лет двенадцати в этот момент рыскали в кустах.

— Этот! — обрадовался обладатель желтой простыни. — Спасибо, дядя!

«Какой я вам дядя», — усмехнулся я про себя, вспомнив про свои двадцать три. Еще раз взглянув на Бесформенный комок, бывший когда-то мячом, я бросил его мальчишкам, стоявшим в паре метров. Не успел один из них поймать мяч, как тот на глазах надулся, превратившись в целый и почти новый. «Ну вот, началось», — мелькнуло у меня в голове.

— Вы откуда и чьих будете? — спросил я, все еще держа этих двоих на прицеле.

— Мы из лагеря, — показал один из них в сторону черной бездны.

— Концентрационного, что ли? — без доли шутки спросил я, понимая, что в нашей округе могут быть только про́клятые места.

— Из пионерского! — хором заявили оба. — Из «Спутника» мы!

— Чего-о? Так, хорош мне голову морочить! У нас тут люди каждый день пропадают. Пошли в участок, будем ваших родителей искать.

Я сделал шаг в сторону мальчишек, но те, испугавшись, дали деру, и мне пришлось последовать за ними, громко крича, что я им всыплю, если не остановятся.

Бежали недолго, минут пять от силы. Мальчишки были ловкими и легко перескакивали через поваленные деревья и торчащие корни, но далеко все равно не убегали, и я постоянно видел их наглые детские спины. Мне в моем тулупе бежать было адски неудобно, да и с каждой секундой становилось все жарче, словно кто-то включил в лесу отопление. Пока мы бежали, я стал замечать, что лес очень быстро меняется: темнота резко отступала, сменяясь ярким полуденным солнцем. То с одной, то с другой стороны мне то и дело мерещились какие-то малоэтажные постройки. Кажется, я слышал звуки футбольного матча и детских считалок. Всё вокруг наполнялось гомоном и звонкими голосами. И вот, провалившись одной ногой в яму и кувыркнувшись через голову, я растянулся на земле и грубо выругался. Перевернувшись на грудь, я начал жадно хватать ртом воздух. Подвернутая нога горела огнем, я был готов пристрелить этих мелких засранцев! Но, когда меня окружили, понял: патронов на всех не хватит. Надо мной нависли штук пятнадцать любопытных детских лиц и внимательно разглядывали.

— Так, отряд «Витамины», берем больного, как вас учили, и несем в лазарет, — скомандовал кто-то более старший, чьего лица я не увидел.

Не прошло и минуты, как куча маленьких рук обхватила меня со всех сторон и быстро поставила на ноги. Затем меня взяли под локти и повели в сторону одноэтажной постройки с красным крестом на фасаде. Оглядываясь по сторонам, я решил, что сошел с ума или снова ударился головой о низкий козырек, когда выходил на крыльцо своего дома, и теперь лежу на мерзлой земле без сознания. В нашем Безрадненском лесу не было и не могло быть никаких детских лагерей.

В лазарете суровая тетка с добрыми глазами осмотрела мою ногу. Словно не слыша моих вопросов о происходящем, она наложила повязку, дала таблетку и, приказав вести себя аккуратнее, выпроводила на улицу.

На дворе стояло самое настоящее лето: жаркое солнце припекало голову, птицы вовсю заливались своими трелями, дети бегали в шортах, поливали друг друга водой из бутылок, бросались шишками, ходили строем. Яркие домики, веселые считалки, дразнилки — все это не могло не радовать сердце, и я невольно улыбнулся. Оставив тулуп на скамейке, я решил прогуляться, чтобы осмотреться и найти взрослых, которых постоянно слышал, но не видел.

Те двое с мячом мне больше не попадались, зато другие ребята наперебой предлагали то половить тритонов, то поиграть за их команду в баскетбол, то отправиться на поиски клада. Я, разумеется, отказывался, прося отвести меня к вожатым, но эта просьба будто повисала в воздухе. В какой-то момент я обнаружил, что пистолет куда-то пропал. «Ну и черт с ним, — мелькнула у меня мысль, показавшаяся в этот момент очень здравой. — Он здесь и правда лишний».

Вскоре по лагерю начали разноситься наперебой речовки, оповещающие об обеде:

«Раз-два, вилки-ложки. Три-четыре, поварешки. Пять-шесть, есть хотим. Семь-восемь, все съедим. Девять-десять, повторим».

Со всех сторон к вытянутому белому зданию с большими окнами стали стекаться отряды детей.

Наглядевшись на происходящее, я хотел было оставить это странное место, чтобы сообщить о нем дяде Саше, но тут заметил Теплыгина. Тот как ни в чем не бывало вышагивал в столовку вместе с другими детьми и громко скандировал: «Пять-шесть, есть хотим».

Нужно было его срочно догнать, но отряд Теплыгина двигался быстро и вскоре скрылся внутри столовой, куда поспешил и я. Внутри меня встретил звон посуды, скрип скамеек, смех и крепкий аромат еды: гороховый суп и вареные макароны с котлетами. Меня одновременно распирало от голода и тошнило от отвращения. Я терпеть не мог столовскую еду, а вот Теплыгин, сидевший возле окна, с усердием поглощал суп вместе с остальными.

Подвинув пятерых детишек, я обратился к кочегару:

— Василий Семенович, ты что тут делаешь? Тебя жена обыскалась! Пошли-ка отсюда.

— Гы-гы-гы, Василий Семенович! — передразнил один из пацанов, глядя на Теплыгина.

Тот в ответ скорчил рожу и с нарочито подростковой интонацией парировал:

— Че ты ржешь, Степан Галинович!

— Я Сергеевич! — обиделся мальчишка.

Тут у них началась словесная перепалка. Я никак не мог взять в толк, что происходит: кочегар явно был не в себе.

— Дениска, а ты с нами пойдешь после тихого часа в пионербол? — спросил он, видимо, признав меня.

— Для тебя — Денис Денисович или товарищ старший сержант, — процедил я сквозь зубы, глядя на весь этот сюрреализм.

Вокруг творилось неладное. Может, тут что-то подмешивали в суп, который Теплыгин поедал с таким усердием, а может, его держали в заложниках. В любом случае нам надо было уходить. Срочно. Вместе.

Мои попытки объяснить кочегару происходящее не увенчались успехом. Он искренне считал себя да и меня тоже малолетними пионерами. Тогда я решил действовать иначе: спросил у Теплыгина про других пропавших, и попал в точку. Каменщик Туманов и жена агронома Ирина Петровна тоже были здесь, но в других отрядах. Они обедали после Теплыгина.

Мне нужно было срочно что-то придумать, но меня то и дело отвлекали. Дети вокруг были ужасно приставучими: то в казаков-разбойников с ними поиграй, то с дерева воланчик сними, то помоги разнять драку. Я сам не заметил, как быстро пролетело время и на лагерь опустился вечер. После ужина по всей территории зажглись фонари, дети теперь бродили какие-то нарядные, до меня стали доноситься звуки радиопомех. Это были первые признаки надвигающейся дискотеки…

Танцплощадка находилась на улице. Задорная музыка грохотала из огромных колонок и разносилась эхом на весь лес. Я был уверен, что ее уж точно слышно в Безрадном, а дядя Саша вот-вот прибудет на звук и быстро наведет порядок в этом странном месте. Но участковый не появлялся.

Я стоял в стороне и наблюдал за тем, как мои «пропавшие» отплясывают наравне с радостной детворой, но сам танцевать не шел, хотя, признаюсь, мне и хотелось. А потом вообще случилось непостижимое — Теплыгин пригласил на медленный танец жену агронома.

— Ну и влетит же тебе, Василий Семенович, — цокнул я языком.

Наконец до меня дошло, что сбежать отсюда можно, только играя по местным правилам.

Совершенно не удивившись тому, что мне выделили кровать в одном из домиков, я улегся в нее сразу после отбоя и, притворившись спящим, дождался глубокой ночи. Когда комната полностью погрузилась в безмятежное ночное сопение, я откинул одеяло и, быстро перемахнув через подоконник, отправился на поиски моей троицы.

Теплая летняя ночь убаюкивала. Всё вокруг было пропитано безмятежностью и словно соблазнительно шептало на ухо: «Останься. Тут так хорошо. Утром будет линейка, потом завтрак, игры, письма родителям, костры…». Отмахиваясь от назойливых мыслей, я продолжал поиски.

Сначала нашел Теплыгина — это было несложно. Его храп был слышен из любой точки лагеря. С Тумановым оказалось еще проще: он сидел возле домика и курил, оглядываясь по сторонам. А вот Ирину Петровну пришлось искать около часа. Она спала мертвецким сном в дальнем углу самого большого домика. Чтобы разбудить ее, пришлось вылить ей на голову три бутылки ледяной воды. Но даже открывшиеся глаза женщины не внушали уверенности, что она готова к каким-то осмысленным действиям. Думаю, этот лагерь был для нее настоящим раем. Оно и понятно при наличии двоих маленьких детей, оставшихся дома с мужем.

Всем троим я наплел байку о том, что видел в лесу настоящий гроб на колесиках и хочу показать его, но идти нужно непременно прямо сейчас. Сработало это лишь наполовину, потому что Туманов жутко боялся этого самого гроба и идти не хотел. Но я обещал, что сдам его за курение вожатым, если откажется. Подействовало.

Короткими перебежками мы добрались до забора, которого раньше тут не было. Можно было пролезть через прутья. Но, в отличие от нас — мужиков, жена агронома обладала некими врожденными талантами, за которые агроном полюбил ее с первого взгляда и которые теперь не позволяли ей протиснуться через преграду. Пришлось перекидывать через забор. Стоило нам оказаться снаружи, как пелена с глаз у всех троих тут же спала и мы быстро начали уносить ноги. По пути нам то и дело слышались детские голоса, зовущие нас то на полдник, то в клуб — готовить номер для конкурса.

Мне казалось, что мы никогда не выберемся. Но тут я услышал скрип знакомых тормозов и хриплый стон радио, доносившийся из колонок уазика. Вооруженный до зубов дядя Саша встречал нас на одной из лесных дорог. Оказалось, что от деревни мы находились аж за пятнадцать километров. До участка добраться получилось только ближе к рассвету.

— Что это было-то? Откуда у нас в лесу пионерский лагерь? — спросил я у начальника, после того как мы отвезли нашу троицу в городскую больницу. Выглядели они неважно.

— Был тут один, лет пятьдесят назад или около того. Гиблое место, как и всё в нашем Безрадном, — задумчиво произнес дядя Саша, варя кофе в турке. — Я слышал о нем когда-то, но сам натыкался лишь раз на его развалины: остатки фундамента, сгнивший клуб. Видимо, кто-то или что-то разбросало вещи из прошлого. Они-то и стали мостиком между нашим миром и тем — неизученным… — он разлил кофе по кружкам и подвинул одну мне со словами: — Ты ничего не находил возле леса?

— Волейбольный мяч! Точно!

Дядя Саша кивнул.

— Вот через него тебя и попытались затащить туда.

— Куда — туда? — не понимал я.

— В лимб. Только сперва ваши души должны были там отделиться от тел, а уж потом вы бы там и остались на веки вечные. Скорее всего, умерли бы с голоду, от холода или от обезвоживания.

От этих слов меня тут же бросило в пот. Подумать только! Я ведь действительно мог остаться там навечно.

— Но почему тех троих это место так быстро одурманило, а меня нет? — не отставал я от дяди Саши.

— Да просто ты еще шкет малосольный, — усмехнулся участковый. — У тебя не так развито чувство ностальгии. А вот у остальных оно, видимо, преобладает. Чего-то им не хватает в настоящем. Живут прошлым, думая о том, как раньше было здорово, весело и просто. Это их чуть и не сгубило.

***

Всю следующую неделю мы с дядей Сашей занимались тем, что ходили вдоль леса в поисках других вещей-мостиков, связывающих прошлое и настоящее. Набрался целый мешок, который мы потом сожгли в бочке. Вместе с треском огня до нас доносились голоса прошлого…

— Жить надо здесь и сейчас, — сказал дядя Саша, перемешивая палкой золу, когда все было кончено. — Здесь и сейчас.

Александр Райн

Друзья, у меня тут намечается много литературных концертов по стране, приглашаю вас! Список городов вот тут

А мой телеграм с рассказами тут

— ДТП. Собирайся, — дядя Саша говорил, а сам не отводил тревожного взгляда от темной полосы леса.

— А мы-то тут при чем? Мы ж не гаишники, — зевнул я.

— Гаишники скоро будут. Лучше бы нам поспешить, пока ОН не приехал.

— Он? — удивился я.

— Идем, объясню на месте, — строго отрезал шеф. — Жду у дороги.

— Вечно со своими тайнами, — пробурчал я себе под нос, захлопывая окно.

Ночь стояла лунная и слякотная. Мы зашлепали по раскисшей дороге в лес, где вечно творилась какая-то чертовщина.

— А чего пешком? На мотоцикле бы втрое быстрее было, — ворчал я, с трудом выдергивая сапоги из вязкой жижи. Дыхание застывало в воздухе белесыми клубами, а нос мой быстро начал сопливить.

— Нельзя сегодня на транспорте, — тихо ответил дядя Саша, на ходу вслушиваясь в ночную тишь и вглядываясь в темную чащу.

— С какого перепугу?

— С такого, что случилась авария. А раз авария — значит, уже работает эвакуатор…

— Дядь Саш, мы с тобой — единственные два мента в радиусе пятнадцати километров. А эвакуатор — это Федька Чесноков на своем тракторе. И я что-то его не наблюдаю.

— Тише ты, — резко шикнул на меня дядя Саша и подсветил фонарем дорогу. В свете луча проступили свежие следы от внедорожника, уходящие вглубь, на ухабистую колею.

— Грибники?

— Хуже. Джипер-любитель. Накупят этих китайских «паркетников» и лезут, не зная броду… У нас тут, сам знаешь, даже волки не ходят по своим нуждам. Но раз в год какой-нибудь индивид да заедет, чтобы в интернетах покрасоваться. Ну и…

— Ну и что? — допытывался я.

— А то, что пропадают они тут. Тш-ш-ш! — дядя Саша резко остановился и прижал палец к губам. — Слышишь? — прошептал он.

— Н-нет, — начал было я, но тут до меня донеслось еле слышное лошадиное фырканье.

Дядя Саша молча вытащил из кобуры «макаров» и жестом велел двигаться за ним. Минут через десять на земле заблестели осколки фар, а воздух начал отдавать смесью антифриза и лошадиного навоза.

— Опоздали, твою ж… — выругался участковый, высветив лучом хилую березу с ободранной корой. — Как он вообще досюда доехал, ума не приложу. Глянь, — дядя Саша направил луч в сторону: на земле четко виднелись следы подков и две глубокие борозды — судя по всему, машину тащили волоком, затянув в черную пасть лесной чащи.

— Что происходит-то? — спросил я, чувствуя, как предательски трясутся колени.

— Его эвакуировали. Надо спасать, — заключил начальник и решительно двинулся по следам.

— Кого спасать? Дядь Саш, да плевать на эту тачку! Пусть хозяин сам свое железо ищет. Не наша вина, что он смелость с глупостью путает!

— Хозяин в машине. Я тебя позвал, чтобы мы его вытащили. Через час следы затянет травой — и всё, человека не найти. Денисыч, некогда препираться. Идешь?

— Да иду, иду. Куда я денусь, — пробурчал я, переступая через отработанное топливо таинственного эвакуатора. — А куда он их эвакуирует-то?

— На штрафстоянку, разумеется.

Чем больше мы углублялись в чащу, тем тревожнее становилось на душе. Борозды тянулись по таким непроходимым буеракам, где не то что на лошади, пешком было продвигаться крайне проблематично. Временами я оборачивался и замечал, как примявшиеся под колесами кусты с неестественной быстротой выпрямляются, скрывая наш путь. Не добавлял уверенности и тот факт, что всегда самоуверенный дядя Саша держал наготове табельное и без конца оглядывался. До этой ночи я был уверен, что мы уже прошерстили весь лес вдоль и поперек, но сейчас стало очевидно, что я еще ничего здесь не видел.

Краем глаза я заметил в стороне что-то черное и тут же направил туда луч фонаря. Из темноты проступил небольшой холм с фарами. Этим холмом оказался «москвич-каблучок», почти полностью поглощенный мхом и плющом. Где-то неподалеку заржала лошадь.

— Почти на месте! — не по ситуации бодро бросил дядя Саша.

Наконец деревья расступились, и мы вышли на залитую луной поляну, от вида которой захватывало дух.

— Фонарик выключай и не высовывайся. Нас тут быть не должно, — шепнул мне дядя Саша.

Дальше мы перемещались исключительно перебежками. Укрытиями нам служили транспортные средства различных эпох и назначений. Это было настоящее кладбище техники. Чего только не стояло здесь на вечном приколе: различные болотоходы, «Нивы», «Волги» и «жигули» разных моделей, танки времен Второй мировой, питбайки, пара тракторов и даже несколько телег.

— Не удивлюсь, если тут еще брошенный электросамокат найдется, — пошутил я, и дядя Саша тут же кивнул в сторону небольшой кучи сваленных друг на друга самокатов.

— Дядь Саш, так у нас что, и «буханка» была? — прошептал я, заметив полусгнивший УАЗ со вмятой кабиной и едва различимой надписью «Полиция».

— Была пару лет назад. Я на ней в кювет съехал, когда бесов с отцом Игнатием по лесу гонял. Там в бардачке, кстати, сигареты лежат. Если успеем, на обратном пути надо будет глянуть.

Наконец мы увидели цель: китайский кроссовер с развороченным бампером, прицепленный к упряжке из двух могучих вороных жеребцов. Возле него копошилась высокая фигура в длинной потертой плащ-палатке с накинутым капюшоном. Незнакомец отвязывал толстые кожаные ремни, которыми машину тащили сюда.

Дядя Саша предложил мне затаиться и дождаться, пока тот, кого он называл эвакуаторщиком, не уедет.

— А кто он? — спросил я.

— Я как-то спрашивал у Лешего и нашего местного Вия, так вот даже они не в курсе. И стараются не связываться с ним. Какой-то демон или другая малоизученная нечисть. Знаю только, что любая машина, оставленная ночью в нашем лесу, попадает сюда. И больше ее никто никогда не может найти.

— А мы? Мы-то сможем отсюда свалить? — схватил я начальника за рукав.

— У меня билеты в Египет на январь уже куплены, я прямо с этой поляны улечу, если понадобится.

Он вырвал руку и, привалившись спиной к спущенному колесу старенького ЗИЛа, за которым мы прятались, закрыл глаза. Так прошло минут десять. От долгого сидения на корточках ноги затекли и горели. Я уже не мог терпеть и, в очередной раз взглянув на фигуру рядом с кроссовером, увидел, как она просто растаяла в воздухе. Лошади исчезли вместе с эвакуаторщиком.

— Идем! — рванулся я с места.

Водитель, пухлый мужчина в спортивном костюме, лежал головой на руле без сознания.

— Он живой? — спросил я.

— Живой. Головой стукнулся. Ну и печенью, — дядя Саша ткнул пальцем в пустую бутылку коньяка на пассажирском сиденье.

— Так он пьяный, что ли, за руль сел?! — резко отпрянул я от двери.

— Они думают, что в лесу их никто не остановит и документов не спросит, — объяснил начальник, — но мы всё равно должны его вытащить, иначе сгинет тут вместе со своей тарантайкой.

— Может, так и должно было случиться, — я не двигался с места, пока дядя Саша отстегивал этого пьянчугу.

— Денисыч, — шеф повернулся ко мне, отпустив водителя, и тот смачно шлепнулся в грязь, — ты не судья, и я не судья. Сдадим его куда следует, пусть там разбираются. Это человек, в конце концов, пусть и не самый умный. Он ведь и без прав останется человеком, к тому же ездить ему больше не на чем. Несколько лет походит пешком, подумает — может, что-то и щелкнет в голове.

— Нет, — скрестил я руки на груди. — Я его спасать не стану. Такой же вот любитель поддать за рулем и покататься по проселочной дороге друга моего сбил насмерть.

— Вы еще кто? — раздался позади меня чей-то незнакомый низкий, пробирающий до костей голос.

Дядя Саша тут же навел пистолет и предложил представиться и назвать должность.

Находясь между молотом и наковальней, я мгновенно отпрыгнул в сторону и заметил всего в полуметре от меня того самого эвакуаторщика. Лицо его по-прежнему скрывал капюшон.

— Антип Филиппович Кривошеев, — представился страж лесных дорог, — ездовой тридцать девятой артиллерийской бригады Его Императорского Величества.

— Какое еще ездовой? — пискнул я, пытаясь найти руками на себе хоть какое-то оружие, но в итоге не нашел даже ремня. (Вот почему у меня всю дорогу спадали штаны.)

— Это те, кто на лошадях орудия подвозили и раненых вывозили, — не отрывая взгляда от пришельца, пояснил дядя Саша. — В обе мировые.

— Верно, — тягучим, как смола, голосом отозвался Антип. — Но я… не довез. Орудие, что надо было срочно к утру починить. Заблудился в этой чаще. Проклятой.

Голова его упала на грудь, и в этой позе читалась такая многовековая усталость и скорбь, что у меня сжалось сердце.

— Так война кончилась, Антип Филиппыч, — мягко сказал дядя Саша. — Все долги отданы.

— Мой долг не имеет срока давности и цены… — голос его дрогнул. — Из-за меня люди погибли… наверное.

— То есть вы точно не знаете, но при этом еще и чужие машины воруете? — мне бы стоило промолчать, но любопытство распирало изнутри.

Ездовой поднял голову, и его раскатистый голос разнесся по всей поляне:

— Я ничего не ворую! Люди сами бросают машины в лесу, когда врезаются в деревья, застревают в зарослях, топят трактора в болотах. Я лишь забираю их сюда для восстановления. Работа небыстрая, но и я никуда не спешу…

Голос его еще долго отдавался эхом по всей округе. Я решил, что он всё врет, и потребовал доказательств, за что дядя Саша меня пристыдил: мол, про́клятым духам верить полагается.

Но я всё равно навел фонарь поочередно на несколько машин и убедился, что ездовой не врет. Правда, в условиях отсутствия инструментов и материалов, он использовал детали от одних машин, чтобы починить другие. Этакая площадка автомобильных Франкенштейнов: «Волга» с колесами от «Нивы» и фарами от трактора, старый горбатый «запорожец» с порогами от «шевроле»…

— Разве таким образом можно отдать долг? — спросил на этот раз мой начальник.

— Таким — нельзя, — подтвердил ездовой, — а вот спасением жизни — можно.

— Так вот зачем вы этого пьянчугу сюда притащили? — я повернул голову в сторону машины и вдруг заметил, что наш пострадавший уже очнулся и уносит ноги.

— Эй, стоять! Стрелять буду! — крикнул я ему вдогонку и попытался вырвать пистолет из рук начальника, но тот в ответ дал мне подзатыльник.

— Да не убежит он, пока я не разрешу, — уже спокойно произнес ездовой.

И точно: мы еще несколько минут наблюдали, как водитель мечется по поляне и не может выбраться, потому что деревья и кусты не дают ему прохода, постоянно смыкаясь и выставляя острые шипы.

— Он умирал… — сказал Антип Филиппович.

— Ага, от похмелья! — не смог удержаться я и получил второй подзатыльник, но уже от призрака.

— От внутреннего кровотечения, — озвучил диагноз ездовой. — Я подлатал его. И не смотрите не меня так! Для этого мне не нужны чужие органы.

Мы с дядей Сашей тревожно улыбнулись друг другу.

— Теперь, надеюсь, мой долг отдан. И я смогу упокоиться. Идемте, я выведу всех вас к дороге.

— Одну минуту, — дядя Саша сбегал к «буханке» и, забрав сигареты из бардачка, попросил о возможности вернуться за машиной позже. — Казенная все-таки. Я и так за нее до сих пор расплачиваюсь.

Ездовой кивнул.

— Слушайте, а не могли бы вы этого любителя выпить пару дней тут подержать? — предложил я. — Ну для профилактики. Общественные, так сказать, работы: граблями пусть поработает или там печку в «жигулях» поменяет. По мне так в сто раз лучше запомнится, чем какое-то лишение прав. Дядь Саш, что думаешь?

— Ну… Мысль, конечно, неплохая, хотя мне бы не хотелось откладывать выход Антипа Филипповича на заслуженной отдых.

— Я тут уже больше ста лет. Думаю, что пару дней потерплю, — согласился дух и повел нас к выходу.

***

Через неделю под моими окнами раздался скрип тормозов, который ни с чем не спутать. Я выглянул в окно и увидел полностью восстановленную полицейскую «буханку», за рулем которой сидел довольный дядя Саша.

— Пьянчуга-то, оказывается, менеджером в сервисе автостекол работает. Заказал нам новое лобовое и оплатил восстановление, после того как Антип Филиппович выпрямил кабину. Во как! Теперь, Денис Денисыч, в два раза продуктивнее работать будем! — крикнул мне из машины дядя Саша и радостно побибикал.

— А с ездовым что? Ушел на покой? Простили его? — спросил я, полностью разделяя в душе радость начальника.

— Говорит, простили. Но решил не уходить. Машин еще много недоделанных. Не готов бросить, раз начал. К тому же у него теперь и помощник есть.

— Неужели стекольщик согласился?

— Ну, учитывая, сколько у Филиппыча раритетных экземпляров, чьи хозяева давно ездят по небесным дорогам, думаю, они договорились.

— А мы что же? — спросил я с надеждой.

— А мы работаем, Денис Денисович. Пошли, у нас новое дело.

Александр Райн (из серии рассказов про Безрадное)

Друзья, подписывайтесь на мой телеграм. Зачем? Да просто я не могу делиться тут информацией о продаже моих книг и билетов на литературные концерты, а другого способа рассказать вам о них, я не знаю https://t.me/RaynAlexandr

Если бы мой начальник не разругался по осени вдрызг с Лешим, поиски заняли бы от силы дня два, но теперь мы шарились по лесу вслепую — и результат был околонулевой.

Утром ходили к старому колодцу, потом добрели до болот. Поспрашивали у нежить на заброшенном старообрядческом кладбище, но все лишь разводили руками, вернее, тем, что осталось от рук.

— Пятница. Вечер. Айда домой? Коньячком разотремся изнутри? Мне Егоров вчера по-братски морозилку забил строганиной за то, что я ему справку для работы сделал, — топчась на снегу и разминая замерзшие пальцы в перчатках, предложил я.

— Подождет строганина, — задумчиво произнес дядя Саша, стреляя во тьму лучом фонарика.

Понятия не имею, что он пытался разглядеть. Лично я не мог определить даже то, с какой стороны мы пришли три минуты назад.

— Околеем же. Не стоит этот хмырь нашей пневмонии и отмороженных ног. Я уже даже дышать не могу нормально, потому что сопли в носу замерзли.

— Отставить нытье! — рявкнул дядя Саша, продолжая размахивать фонариком. —Человеку, может, помощь нужна.

— Нужна. Табуретку из-под ног выбить, — продрожал я, потирая красный нос. — Всем вокруг только лучше будет, если он окочурится или шатун его какой сожрет. Так зачем мешать естественному правосудию?

— Я не знаю, как у вас там в столицах, а мы тут привыкли работать и добросовестно исполнять приказ, — дядя Саша резко перевел фонарик мне в лицо, отчего в глазах все побелело. — Ты, Денис Денисыч, сам виноват. Я тебе предлагал валенки надеть, но тебе в них, видите ли, немодно. Теперь не ной.

— При чем тут модно?! — взбесился я. — У тебя размер ноги как у Ленина на главной площади! Я же в этот валенок целиком могу залезть и еще гостей позвать. Дядь Саш, я не выдержу больше, пошли в участок, иначе тебе скоро придется еще одного человека от переохлаждения спасать.

— Если хочешь, можешь идти, я не держу. Дорога справа, — он подсветил еле заметную тропку фонариком, — предъявлять ничего не буду, зарплату получишь как положено...

— Да какая зарплата? Тебе что, жизнь беглого зэка важнее коллеги?!

— Есть задача…

— Да иди ты со своей задачей!

Я развернулся на пятках и, скрипя сапогами, побрел в сторону деревни, сыпля по дороге проклятиями и надеясь, что у начальника взыграет совесть и он пойдет следом. Не взыграла.

Шел быстро, почти бежал. Одной рукой держал фонарик, которым светил себе под ноги, другой сжимал рукоятку табельного в кармане. Правда, на таком морозе мне казалось, что ствол обязательно даст осечку, и для спасения придется драться. Но боксер из меня так себе, если честно.

Тропка извивалась точно живая и постоянно заводила меня в какой-нибудь тупик, где тут же исчезала. Но стоило мне вспомнить «такую-то мать» и перевести свет, как она снова появлялась из мрака и, словно дразня, вела дальше мимо серебристых сугробов и тощих елей.

«Неужто потерялся?» — мысль обожгла сильнее морозного воздуха.

Деревни было не видать и не слыхать. Обычно уже на выходе из леса доносится надрывный лай деревенских собак, а сейчас — тишина, как в гостях у покойника. Пальцы мне не принадлежали уже минут десять, сколько ни дыши на них. Я хотел было двинуть обратно к шефу, чтобы высказать еще раз все, что думаю о его принципах, а затем попросить вернуться в участок, но, обернувшись, понял, что тропка перешла от игр к реальным угрозам и исчезла окончательно.

«Елы-палы. Точно потерялся».

Понимая, что останавливаться ни в коем случае нельзя, я попытался сориентироваться по звездам, по снегу на ветках, найти следы животных или хотя бы свои собственные, но в Безрадном законы природы и навигации сильно отличаются от тех, что действуют в остальном мире. Бермудский треугольник сгорел бы от зависти, попади он к нам. Все, что мне оставалось, — это продолжать идти, чтобы попросту не замерзнуть. Рано или поздно тропка должна сжалиться и появиться снова.

«Хоть бы маньяк какой беглый выбежал, что ли, я бы у него дорогу спросил».

Наконец впереди за деревьями замаячил огонек, словно кто-то прикуривал сигаретку. Спустя минуту пламя никуда не делось. Не раздумывая, я бросился прямиком через сугробы. С каждым шагом огонь разрастался все сильнее, а силы покидали меня все быстрее. Ноги проваливались, снега набилось полные сапоги, но я продолжал бежать, чувствуя, что близок к спасению. Скоро стало понятно, что впереди костер. Уже было решив, что нашел логово беглого зэка, я вытащил окоченевшей рукой пистолет и рванул из последних сил, мечтая утереть нос начальнику.

Через несколько мгновений сугробы резко закончились и я выкатился на большую поляну, где мне тут же ударил в лицо жар высокого костра. Вокруг него сидели двенадцать неизвестных лиц разных возрастных категорий.

— Вечер добрый, граждане, — обратился я к незнакомцам, вежливо переводя пистолет с одного на другого. — По какому поводу собрание?

— Ты сам-то чьих будешь? — спросил меня тот, у которого в огромной седой бороде можно было организовать целый отстойник для угнанных машин.

— Младший сержант Денисов, помощник участкового! — попытался грозно отчеканить я, но из-за холода вышло: «Млшдш сржнт Дьнисв, пмшник учтского».

— Милиция, значится, — лениво вступил в разговор другой субъект пенсионного вида с посохом в руке. — Так и что вам угодно, товарищ младший сержант?

Я хотел было снова поинтересоваться тематикой этого несанкционированного собрания, но понял, что лучше зайти с другого бока.

— Провожу поиски беглого преступника. Не видели такого?

Дрожащими от холода пальцами я выудил из внутреннего кармана сложенную втрое ориентировку и передал одному из них, продолжая держать пистолет наготове. Бумажка сделала круг, передаваясь из рук в руки, а затем вернулась ко мне.

— Видать не видали, но помочь имеем возможность. Только не за спасибо, разумеется, — ответил мне какой-то зеленоволосый зумер. Манерами и хипстерским прикидом не по погоде этот тип напоминал мне туристов на Невском в марте месяце. Что самое забавное, этот крендель так и представился — Март — и протянул мне свою костлявую ручонку.

— Сокрытие информации о преступниках влечет за собой уголовную ответственность, — выстучал я зубами.

— Тебе же сказали, что мы не скрываем, а только можем помочь с поисками. Ты точно младший сержант, а не ефрейтор? — завелся эксгибиционист в одной набедренной повязке, которого называли Июлем.

«Какой-то календарь, ей-богу, собрался».

— Прошу прощения, господа — сказал я, уняв внутри себя злобу. — Думаю, мы подошли к лошади не с той стороны. Чем могу — помогу, разумеется.

— Можешь нам всем прописку сделать? А то надоело у костра круглый год сидеть, — выдал кто-то, но ему тут же велели заткнуться и дали звонкий подзатыльник.

— Не слушай Февраля, он у нас неполноценный. В общем, дело такое: есть тут одна девчушка малолетняя… — начал было самый седой, и у меня тут же закрались сомнения: «Малолетняя, значит... А не мало ли я взял с собой патронов?» Но надо было дослушать. — Живет она с мачехой и сводной сестрой. И эта самая мачеха, шельма неугомонная, каждую зиму свою падчерицу отправляет то в дальнюю «Пятерочку» за арбузами, то в лес за подснежниками. Мы раз ее выручили, другой, но всему должен же быть какой-то предел! Мы всю голову сломали, что с этой неадекватной семейкой делать. Хотели мачехе отморозить всё, да как-то не по-людски это. А тут ты — такой весь из себя младший сержант. Блюститель порядка, защитник слабых и обездоленных.

Все двенадцать «подозреваемых» согласно закивали.

— Хотите, чтобы я навестил неблагополучную семью и провел профилактическую беседу?

— Ба-а, видали, какой сообразительный? А вы парня в ефрейторы записали! — тявкнул тот, чей костюм напоминал осенний коллаж, а лицом он был точь-в-точь Шуфутинский.

— И что потом? Как вы мне поможете? — спросил я. Вместе с теплом от огня ко мне вернулась самоуверенность, писклявый голос снова приобрел металлические нотки.

— Ну подснежники же мы девочке как-то каждый год находим. Значит, и твоего друга тоже найдем, если он в лесу, — подмигнул мне Март, и мы ударили по рукам.

Один из этих хипарей ударил сучком по снегу, и под ногами у меня тотчас появилась земля. Ровная, метр в ширину, без единой кочки дорожка пролегла прямо через чащу.

— Слушай, а асфальт так возле дома положить мне сможешь? — спросил я, заглядевшись на чудо, но, когда повернулся, заметил, что у костра никого нет.

«Фокусники, блин. Только вас мне еще на участке не хватало».

Дорожка привела меня к небольшому поселению в десяток домов, окруженному нашим дремучим лесом. Я никогда здесь раньше не бывал, да и дядя Саша ни разу даже словом не обмолвился о том, что под нашей опекой еще один район.

«Надо бы уточнить о прибавке к зарплате» — мелькнула мысль.

Жилище моих новых подопечных оказалось на отшибе. Выудив из сумки тетрадь и карандаш, я начал наружный осмотр: «Обшивка дома сильно обветшалая, соломенная кровля требует ремонта, подъездные пути для служебных машин отсутствуют».

Достучаться до домочадцев удалось лишь с третьего раза.

«Женщина в сильно поношенной одежде, на вид лет пятидесяти. Лицо одутловатое, под глазами огромные синяки, губы неровно подкрашены (зачеркнуто), на губах красный винный осадок, что говорит о пристрастии к алкоголю. Вид слегка лихой и злобный», — так я начал описывать хозяйку дома — ту самую неадекватную мачеху, которая теперь отказывалась пускать меня внутрь. Но я был так вымотан этим холодом и ночными приключениями, что, не дожидаясь приглашения, шагнул на порог, плевав на частную собственность и прочие формальности, а также на крики и угрозы. Пусть хоть в Гаагу едут жаловаться.

Так или иначе, внутри дом выглядел вполне сносно. Не новая, но вполне живая мебель, минимальный набор бытовой техники. Имелся даже спутниковый интернет, вкусно пахло едой, а главное — было очень чисто. Скоро стало понятно почему. Девочка на вид лет девяти, вместо того чтобы спать носом к стенке в своей комнате, носилась по дому как угорелая. С веником, тряпками и целым набором моющих средств. Выглядел ребенок исхудавшим и явно вымотанным — как я после суточного дежурства. На руках и лице — ссадины и следы засохшего теста. Из детской комнаты доносилось сопение второго ребенка.

— Что вам нужно? — спросила женщина.

— Поступила жалоба, — моя рука сама записывала в блокнот: «Несовершеннолетняя эксплуатируется…»

— Какая еще жалоба?! — мачеха фыркнула, встав между мной и девочкой.

Вместо ответа я еще раз обвел взглядом дом и, заметив вазу с подснежниками, указал на них хозяйке.

— И что? — удивилась та. — У меня сестра флорист.

Разыгрывать карту идиота мне было лень, потому я сразу перешел к делу: привел показания свидетелей, поднял вопрос о нарушении комендантского часа несовершеннолетним, упомянул, что ребенок работает с опасной бытовой химией без защиты. Плавно перевел разговор на проблемы с образованием, обязанности опекуна и нецелевое использование пособий. В конце присыпал это все статьями из административного и уголовного кодекса и подсолил интересом соцслужб. Тут ее пыл заметно поутих, речь стала мягче, а взгляд приветливее. Дочку спешно лишили орудия труда и отправили спать, а мне предложили горячего чаю с пирожками.

Профилактическая беседа длилась несколько часов. Ее итогом стало мое обещание заходить с проверкой раз в две недели в течение года. При игнорировании моих замечаний обоих детей ждал приют, а мать — штрафы, принудительные работы и прочие санкции.

На улице потихоньку светало. Обратно в лес я шел сытый, отогревшийся и с чувством выполненного долга. Единственное, чего я боялся, что меня хватился шеф. Но он сам виноват. Пусть ему стыдно будет.

Клуб самодовольных хипстеров я нашел у того же костра, правда, не уверен, что поляна была та же. «Надо бы выписать им штраф за разведение огня в неположенном месте. А заодно заняться вопросом прописки».

— Дело сделано, — объявил я, а затем поведал, как прошли переговоры с девиантным опекуном.

— Молодец, младшой, мы в тебе не сомневались! — похлопал меня по плечу Шуфутинский, за что получил предупреждение. — Ладно, не кипятись ты. Слово сдержал. Уважение от нас и благодарность. А то, что мы так себя ведем надменно, так не обращай внимания. Просто год високосный. В общем, как и обещали, оказываем содействие. Апрель, айда!

С бревна поднялся один из самых молодых, достал свой деревянный посох и, ударив им о землю, провозгласил весну. Сугробы мгновенно растаяли, на деревьях набухли почки. Тут и там выросли ржавые мангалы и те самые подснежники.

— У вас час, тщ младший сержант, — объявил мо́лодец, и я, не теряя ни минуты, из последних сил бросился на поиски.

Нашелся мой «беглый подснежник» на исходе отведенного мне времени. Он оборудовал себе логово в одном из сугробов, прорыв тоннель, как мы с друзьями часто делали в детстве. Сейчас же сугроб представлял собой грязную лужу, в которой наш беглец громко храпел, не замечая перемен. Предупредительный выстрел в воздух сработал лучше любого будильника (я даже подумываю себе на звонок его поставить).

***

— Что, небось нашел поляну с двенадцатью месяцами? — спросил, улыбаясь, дядя Саша, когда я ему привел скрученного преступника. Невозмутимость шефа просто поражала.

— Еще скажи, что ты всё это предвидел! — насупился я, ожидая куда большего удивления.

— Так я все это и придумал, — продолжал ерничать лейтенант. — К ним на поляну может выйти только сильно отчаявшийся человек. А я был уверен, что ты весь изведешься, вот и взял с собой в лес. Я за двадцать пять лет службы в Безрадном так ни разу их и не видел. Решил вот на тебе испробовать метод.

— Значит, воспользовался мной… Знаешь, дядь Саш, не по-товарищески как-то.

— Работа такая, Денис Денисыч. Вот, держи, — протянул он мне шкатулку.

— Это что?

— Повышение.

Внутри коробки, обитой синим бархатом, я обнаружил лычки старшего сержанта.

— Ого! Сразу мимо сержанта?

— Позвгавляю, — промямлил беглец, улыбаясь почти беззубым ртом (по дороге к участку он вел себя крайне не по-джентельменски).

— Ну так за поимку такого кренделя тебе вообще звезда положена. Но ты у нас на офицера сам не пошел учиться, а мог бы, — напомнил шеф.

— Да я еще не решил до конца, хочу ли в органах служить, — признался я, загоняя беглеца в «обезьянник». — Да ты и сам, дядь Саш, двадцать пять лет лейтенантом трудишься, это нормально вообще?

— Лейтенант в обычном мире и лейтенант у нас в Безрадном — это две разные должности. Тут спрос в десять раз больше. Так что, может, ты и прав, что за повышением не гонишься, — он задумчиво почесал подбородок. — Ладно, доставай строганину, будем отмечать!

Александр Райн

Друзья, подписывайтесь на мой телеграм. Зачем? Да просто я не могу делиться тут о продаже моих книг и билетов на литературные концерты, а другого способа рассказать вам о них, я не знаю https://t.me/RaynAlexandr