...хотя, как известно, мы любим Петра Ильича Чайковского не только за это.
27 апреля 1893 года в Большом театре он слушал оперу "Алеко" -- премьеру дипломной работы выпускника Московской консерватории Сергея Рахманинова. Двадцатилетний композитор написал её меньше чем за месяц по мотивам пушкинской поэмы "Цыганы" на либретто Владимира Немировича-Данченко.
Взволнованный Рахманинов совсем оторопел, когда после спектакля к нему обратился сам Чайковский: — Я только что закончил оперу "Иоланта". В ней всего два акта, маловато для целого вечера. У вас один акт. Как вы смотрите на то, чтобы мою "Иоланту" исполняли вместе с вашим "Алеко"?
Предложение было невероятно щедрым, и у потрясённого Рахманинова перехватило дыхание. Он молчал, а Чайковский развеселился: — Вы хотя бы подмигните, если не можете говорить!
Рахманинов торопливо подмигнул.
— Благодарю вас, кокетливый молодой человек, за оказанную мне честь, — сказал Чайковский с церемонным поклоном.
Добился-таки своего. А опера в самом деле замечательная.
"А кони всё скачут и скачут, / А избы горят и горят", — первое, что приходит на память развитому читателю при упоминании Наума Коржавина.
Старейшина русскоязычной поэзии, звезда московской литературной тусовки, диссидент и политэмигрант Наум Коржавин прожил 92 полных событиями года.
Стихами Коржавина зачитывались в СССР и до того, как власти выдворили его за границу, лишив гражданства, и после, когда он жил и писал в США, сделавшись литературной звездой эмиграции.
Язвительные речи Коржавина вызывали почтение у самого Сергея Довлатова, известного желчным острословием, и порой заставляли прикусить язык.
До начала конференции меня раз сто предупреждали: — Главное — не обижайте Коржавина! — Почему я должен его обижать?! Я люблю стихи Коржавина, ценю его публицистику. Мне импонирует его прямота... — Коржавин — человек очаровательный. Но он человек резкий. Наверное, Коржавин сам вас обидит. — Почему же именно меня? — Потому что Коржавин всех обижает. Вы не исключение. — Зачем же вы меня предупреждаете? Вы его предупредите... — Если Коржавин вас обидит, вы не реагируйте. Потому что Коржавин — ранимый. — Позвольте, но я тоже ранимый! И Лимонов ранимый. И Алешковский. Все писатели ранимые! — Коржавин — особенно! Так что не реагируйте... Выступление Коржавина продолжалось шесть минут. В первой же фразе Коржавин обидел трёхсот участников заседания. Трёхсот американских славистов. Он сказал: — Вообще-то я пишу не для славистов. Я пишу для нормальных людей... Затем он произнёс несколько колкостей в адрес Цветкова, Лимонова и Синявского. Затем обидел целый город Ленинград, сказав: — Бобышев — талантливый поэт, хоть и ленинградец... Нам [газете "Новый Американец", которую редактировал Довлатов] тоже досталось. Коржавин произнёс следующее: — Была в старину такая газета — "Копейка". Однажды её редактора Пастухова спросили: "Какого направления придерживается ваша газета?" Пастухов ответил: "Кормимся, батюшка, кормимся...". Действительно, была такая история. И рассказал её Коржавин с подвохом. То есть наша газета, обуреваемая корыстью, преследует исключительно материальные цели... Вот что он хотел сказать. Хорошо, Войнович заступился. Войнович сказал: — Пусть Нёма извинится. Пусть извинится как следует. А то я знаю Нёму. Нёма извиняется так: "Ты, конечно, извини. Но все же ты — говно!" Коржавин минуту безмолвствовал. Затем нахмурился и выговорил: — Пусть Довлатов меня извинит. Хоть он меня и разочаровал. <...>
Это была зарисовка Сергея Довлатова, посвящённая Науму Коржавину. А вот коржавинские стихи:
В наши трудные времена Человеку нужна жена, Нерушимый уютный дом, Чтоб от грязи укрыться в нём. Прочный труд и зелёный сад, И детей доверчивый взгляд, Вера робкая в их пути И душа, чтоб в неё уйти. В наши подлые времена Человеку совесть нужна, Мысли те, что в делах ни к чему, Друг, чтоб их доверять ему. Чтоб в неделю хоть час один Быть свободным и молодым. Солнце, воздух, вода, еда — Всё, что нужно всем и всегда. И тогда уже может он Дожидаться иных времён.
Наум Коржавин умер на 93-м году 22 июня 2018-го. Дождаться иных времён ему не довелось. Пусть кому-то повезёт больше.
Знаменитые советские писатели могли позволить себе профессиональную роскошь — литературного секретаря. На это место попадали люди молодые, но не случайные, и многим удалось сказать собственное слово в литературе.
Литературный секретарём Владимира Маяковского под конец его жизни трудился Лев Кассиль, позже сам ставший знаменитым советским писателем.
Литературным секретарём Веры Пановой был Сергей Довлатов, который в особом представлении не нуждается.
Литературным секретарём Корнея Чуковского в начале 1920-х работал Симон Дрейден.
Многие годы спустя известный театровед, театральный педагог и сценарист Дрейден оставил занимательные воспоминания о бывшем работодателе. А поскольку общение продолжалось, Чуковский тоже кое-что почерпнул у бывшего секретаря, который отбыл пятилетний срок в ГУЛАГе.
Эта заметка из дневника Корнея Ивановича встречается то тут, то там, порой в урезанном виде или в пересказе — и без указания авторства:
Гулял с Симой Дрейденом. Он рассказал мне потрясающую, имеющую глубокий смысл историю. Некий интеллигент поселился (поневоле) в будке железнодорожного сторожа. Сторож был неграмотен. Интеллигент с большим трудом научил его грамоте. Сторож был туп, но в конце концов одолел начатки грамматики. Он очень хотел стать проводником на поезде. Для этого нужно было изучить десятки правил наизусть — и сдать экзамен. Интеллигент помог и здесь. Сторож стал проводником, приезжая на юг, закупал апельсины и проч. и небезвыгодно продавал на севере. Разбогател. Интеллигента между тем арестовали. Отбыв в лагере свой срок, он воротился домой. Здесь его реабилитировали — и показали его "дело". Оказалось, что, научившись грамоте, благодарный железнодорожник первым делом написал на него донос: "Предупреждаю, что NN имеет связи с заграницей". <...>
Известный персонаж поэмы Николая Некрасова "Кому на Руси жить хорошо" призывал интеллигенцию: "Сейте разумное, доброе, вечное. / Сейте! Спасибо вам скажет сердечное / Русский народ".
Может, и прав был Некрасов, только вот благодарность порой принимает весьма своеобразные формы.
Для всех поклонников футбола Hisense подготовил крутой конкурс в соцсетях. Попытайте удачу, чтобы получить классный мерч и технику от глобального партнера чемпионата.
А если не любите полагаться на случай и сразу отправляетесь за техникой Hisense, не прячьте далеко чек. Загрузите на сайт и получите подписку на Wink на 3 месяца в подарок.
Специалисты считают, что древнерусские былины появились в IX-XII веках. Разброс немаленький — три столетия, но времени с тех пор прошло ещё больше. Поэтому базовые былинные сюжеты, которые можно проследить в мировой литературе с гораздо более ранних пор, обросли антуражем последующих веков.
Былина "Ставр Годинович" содержит несколько интересных нюансов.
Для начала: Ставр особой роли в сюжете не играет. Авторы пьесы "В ожидании Годо" и фильма "Любимая женщина механика Гаврилова" практически обошлись без появления заглавного героя из драматургических соображений. Публикаторы былины в XVII-XIX веках, которые назвали её по имени боярина, — мужские шовинисты... ...потому что в действительности центральным персонажем выступает энергичная феминистка Василиса Микулишна — жена Ставра Годиновича и старшая дочь былинного богатыря Микулы Селяниновича.
В яркой завязке сюжета черниговский боярин Ставр — весельчак и мастер игры на гуслях — выпивает на пиру лишнего и хвастает перед князем Владимиром своей женой Василисой. Уязвлённый князь отправляет боярина в темницу: на этом активные функции Ставра заканчиваются... ...и начинается собственно сюжет. Василиса Микулишна ради спасения мужа переодевается мужчиной, приезжает ко двору князя под видом грозного татарского посла и требует выплатить дань за двенадцать лет, а вдобавок хочет жениться на племяннице князя. Та узнаёт в после женщину, но подыгрывает Василисе из женской солидарности и латентного феминизма.
Героиня благополучно справляется со всеми сложными испытаниями, которые князь устраивает ей как жениху. Делать нечего: свадьбе быть.
Кульминация, как и завязка, случается на пиру, только уже свадебном. Василиса — всё ещё в образе посла — выражает недовольство игрой гусляров, ублажающих слух гостей. Князь распоряжается вызволить из темницы Ставра, лучшего гусляра во всей округе... ...а когда боярин доставлен пред светлы очи князя, Василиса затейливо раскрывает свой обман. Князь Владимир вынужден признать, что феминистка его кругом одурачила и что Ставр Годинович хвастал своей женой не напрасно.
Во-первых, древняя былина радует откровенной демонстрацией женского превосходства над мужчинами.
Во-вторых, она содержит анахронизм: судя по требованию многолетней дани, действие происходит не раньше второй половины XIII века. Но князь Волот Святославич или Всеславич, он же Владимир Красно Солнышко, княжил на триста лет раньше — с 970 года в Новогороде и с 978 до смерти в 1015 году — в Киеве. Если речь о черниговском князе, то Владимир Давидович, сын Давида Святославича, княжил за сто лет до татарского нашествия — с 1139 по 1151 годы. Поэтому более достоверной представляется другая версия былины, где Василиса Микулишна выдавала себя за сына короля Ляховитского, то есть выходца из великого княжества Польско-Литовского.
В-третьих, анахронизмом выглядят имена персонажей. Русь прошла крещение ещё в конце Х века, но только Василиса и Давид, отец черниговского князя, носят христианские имена. Владимир или Волот, Святослав или Всеслав, Ставр, Микула — имена языческие. Киевский князь Владимир Красно Солнышко в крещении был Василием. Василисе для комплекта полагалось библейское отчество или языческое имя, как и Владимиру Давидовичу.
В-четвёртых, о причине заточения Ставра "в погреба глубокие". Судя по летописям, в 1118 году новгородские бояре чем-то сильно прогневали киевского князя Владимира Мономаха. Следствие и суд проходили в Киеве. Большинство бояр были освобождены, а сотский староста Ставр Гордятинич (не Годинович) оказался под арестом как виновник антикняжеских волнений. Жена тут ни при чём, как и князья — киевский Владимир Красно Солнышко или черниговский Владимир Давидович.
В-пятых, былина "Ставр Годинович" заодно со всей подобной литературой была запрещена большевиками в 1920-х—1930-х годах, во время очередных чисток русской литературы, проходивших по инициативе и под управлением Надежды Крупской. Есть в стране такая традиция.
И в-шестых, гендерную справедливость восстановили при экранизации былины: мультфильм 1975 года называется "Василиса Микулишна".
Как писал драматург Александр Володин в посвящении актёру Зиновию Гердту:
Правда почему-то потом торжествует. Почему-то торжествует. Почему-то потом. Почему-то торжествует правда. Правда, потом. Ho обязательно торжествует. Людям она почему-то нужна. Хотя бы потом. Почему-то потом. Но почему-то обязательно.
Земной поклон сегодняшней собеседнице по телевизионному интервью, натолкнувшей на мысль о том, как ассоциативные ряды работают в литературе и как даже неказистая старая байка может заиграть новыми гранями.
Сергей Довлатов сам признавался, что хочет быть похожим на Чехова. Многие нынешние авторы мечтают хоть немного походить на Довлатова. Тем более, кажется, не так сложно превращать житейские истории в анекдоты.
Недавно снова встретил в интернетах одну из бесчисленных довлатовских баек.
Осип Чураков рассказал мне такую историю: У одного генеральского сына, 15-летнего мальчика, был день рождения. Среди гостей преобладали дети военных. Явился даже сын какого-то маршала. Конева, если не ошибаюсь. Развернул свой подарок — книгу. Военно-патриотический роман для молодёжи. И там была надпись в стихах:
"Сегодня мы в одном бою Друг друга защищаем, А завтра мы в одной пивной Друг друга угощаем!"
Взрослые смотрели на мальчика с уважением. Всё-таки стихи. Да ещё такие, можно сказать, зрелые. Прошло около года. И наступил день рождения сына маршала Конева. И опять собрались дети военных. Причём генеральский сын явился чуть раньше назначенного времени. Всё это происходило на даче, летом. Маршал копал огород. Он был голый до пояса. Извинившись, он повернулся и убежал в дом. На спине его виднелась чёткая пороховая татуировка:
"Сегодня мы в одном бою Друг друга защищаем, А завтра мы в одной пивной Друг друга угощаем!"
Сын маршала оказался плагиатором.
Байка как байка. И речь, если разобраться, не о плагиате, а о чём — вообще непонятно. Зарисовка из жизни советского генералитета. Взгляд скользит по поверхности. Маршал топлесс на дачной грядке. Скромный бытовой юмор междусобойного уровня, особенно если не знать автора, не знать контекста — кто такой Конев, многие вспомнят? — и читать эту байку в отрыве от обоймы других. Не случайно Довлатова чаще цитируют не фразами, а страницами.
По-настоящему эта байка начинает играть в паре с историческим анекдотом двухсотлетней давности. Нужен только фокус поглубже, как у хорошей камеры.
В 1818 году наполеоновский маршал Жан-Батист Жюль Бернадот, ярый антимонархист под стать самому Наполеону, стал шведским королём Карлом Четырнадцатым Юханом. Как это могло произойти — отдельная история.
Придворных удивляло, что король всегда моется в одиночку и самостоятельно, хотя его полагалось окружать и мыть прислуге. Чудачество списывали на походные привычки старого солдата. Настоящая причина выяснилась в 1844 году, когда Карл Четырнадцатый Юхан умер. Прислуга, обмывая тело монарха, обнаружила старую — естественно, пороховую — татуировку "Смерть королям!", которую бывший маршал сделал в пору бурной республиканской молодости и десятилетиями скрывал от подданных.
Возможно, этот анекдот стал первоисточником байки Довлатова или Чуракова, на которого ссылался Довлатов. Может быть, просто так совпало. Но в любом случае зарисовка из жизни советских военных в комбинации с франко-шведским историческим анекдотом выглядит куда интереснее, чем сама по себе. "Я так думаю", − говорил в похожих случаях персонаж фильма "Мимино".
А династия Бернадотов, к слову сказать, правит в Швеции по сей день.
Роман "Двенадцать стульев", первое издание отдельной книгой, 1928
"Широчайшие слои сейчас буквально захлёбываются книгой молодых авторов Ильфа и Петрова", — писал Осип Мандельштам вскоре после публикации в 1928 году романа "Двенадцать стульев". Тем не менее, следующие полтора года литературные критики словно не замечали восторгов огромной читательской аудитории. Возможно, их удерживала привычка держать нос по ветру, а язык за зубами, отточенная за первое десятилетие советской власти. Кошмар массовых репрессий был ещё впереди, но уже в конце 1920-х набирала силу антибухаринская кампания, большевики догрызали недавних союзников из других партий и постепенно прижимали к ногтю всех остальных. Критики боялись сболтнуть лишнего. Куда безопаснее было обсасывать политически грамотные производственные романы и добивать умирающий НЭП, чем вместе с сатириками смеяться над пошлостью жизни в лучшей стране мира и над проделками Великого Комбинатора. Заговор молчания рухнул к лету 1929 года. Сперва коллега Ильфа и Петрова по репортёрской работе, уже состоявшийся тридцатилетний писатель Юрий Олеша в ответах на вопросы газеты "Вечерняя Москва" упомянул о глупом и недостойном бойкоте романа "Двенадцать стульев". А 17 июня на страницах "Литературной газеты" появилась статья двадцатилетнего критика Анатолия Тарасенкова "Книга, о которой не пишут". Сам Тарасенков писал слабо, казённым языком, но по-юношески храбро и от души. Главное сказано в конце:
"Роман Петрова и Ильфа — одна из немногих удачных советских сатир. Он должен быть всячески рекомендован читателю".
Надо отдать должное тогдашней "Литературной газете": редакторы не только допустили статью Тарасенкова к публикации, но и сделали её заголовок "Книга, о которой не пишут" названием постоянной рубрики. Выродилась "Литературка" гораздо позже. Надо отдать должное последовательности Анатолия Тарасенкова. Даже в самые мрачные времена он водил дружбу с опальными литераторами, собирал стихи, забракованные советской цензурой, и составил уникальную антологию "Русские поэты XX века". Этот колоссальный и, увы, неоконченный труд Анатолия Кузьмича, внезапно умершего в 1956 году, удалось издать только почти полвека спустя, в 2004-м... ...а в 1948 году, когда Тарасенков служил в издательстве "Советский писатель", ему объявили строгий выговор по службе с формулировкой: "За выход в свет книги Ильфа и Петрова без её предварительного прочтения". Литературные чиновники уже в то время не блистали умом.
Анатолий Кузьмич Тарасенков, 1940
Любовью народной пользовалась и первая экранизация "Двенадцати стульев". На роль Остапа Бендера в фильме 1971 года у Леонида Гайдая пробовались очень разные актёры: Владимир Басов и Алексей Баталов, Олег Борисов и Валентин Гафт, Спартак Мишулин и Евгений Евстигнеев, Александр Ширвиндт и Михаил Козаков, Николай Рыбников и Евгений Киндинов, Николай Губенко и Никита Михалков, Фрунзик Мкртчян и Александр Белявский, Муслим Магомаев и Владимир Высоцкий...
Фотопробы знаменитых актёров на роль Остапа Бендера, к/ф "Двенадцать стульев", 1971
Неизвестно, каким был бы фильм с каждым актёром из этого замечательного списка, кого пришлось бы делать Кисой Воробьяниновым в каждом дуэте и какой сложился бы общий актёрский ансамбль... ...но роль Остапа получил Высоцкий. На пробах он пел Наталье Крачковской — исполнительнице роли мадам Грицацуевой — песню "Девушка из Нагасаки" на стихи Веры Инбер. А в конце марта, когда подошло время съёмок, актёр то ли запил, то ли чиновники запретили Гайдаю его снимать, то ли запил потому, что запретили, то ли запретили потому, что запил, — сейчас уже не скажет никто.
Владимир Высоцкий, фотопроба на роль Остапа Бендера, к/ф "Двенадцать стульев", 1971
Место главного героя опустело, и Высоцкий предложил режиссёру обратить внимание на Арчила Гомиашвили. Грузинский актёр славился не только тем, что сидел в тюрьме. Он гастролировал с моноспектаклем "Похождения Остапа Бендера" и уже освоился в образе. Правда, перенести сценические прелести на экран оказалось очень и очень непросто. Муки съёмок жизнерадостной комедии участники вспоминали с содроганием. А Гомиашвили с Гайдаем вообще рассорились насмерть. Причиной ссоры стали не деньги, как это часто случается. Гонорар Гайдая был огромным: 7853 рубля плюс 2000 рублей за сценарий. Но и Гомиашвили не обидели: он получил 6120 рублей — заметно больше, чем стоили новенькие "жигули", мерило успеха в СССР.
Арчил Гомиашвили в роли Остапа Бендера, к/ф "Двенадцать стульев", 1971
Зазвездивший актёр посчитал себя оскорблённым, когда режиссёр пригласил Юрия Саранцева озвучивать Бендера: от Гомиашвили на звуковой дорожке остались всего несколько реплик. И пел Великий Комбинатор голосом Валерия Золотухина. В результате актёр с режиссёром обложили друг друга матом и не разговаривали пять лет... ...до тех пор, пока Гайдай не позвонил с криком: "Арчил, включай телевизор, сейчас будут показывать уголовное преступление!" Он имел в виду новую экранизацию "Двенадцати стульев" от Марка Захарова. О ней отдельный разговор — тем более, заметка и так уже получилась слишком длинной.
Доводилось мне встречать упоминание о любимом анекдоте Ивана Алексеевича Бунина.
Едет в поезде мужчина. Его попутчики — семейная пара. Жена буквально поедом ест мужа, не даёт ему ни минуты покоя, сыплет замечаниями, упрёками, колкостями... Мужчина выходит из купе в коридоре; измученный попутчик выскальзывает вслед за ним. Они закуривают у окна, и мужчина говорит: — Прошу меня великодушно простить, это решительно не моё дело, но у вашей жены тяжелейший невроз. Мой сослуживец в похожем случае обратился к прекрасному психологу в Таганроге, и что вы думаете? У жены всё как рукой сняло! Если угодно, я готов узнать для вас адрес психолога. — Не трудитесь, — отвечает попутчик. — Этот психолог — я.
Так рассказывали анекдот в конце XIX века. Позже Россия, россияне и российские нравы несколько переменились, поэтому спустя сто лет я слышал этот анекдот в более современной версии.
Зачин тот же: мужчина видит, как жена издевается над соседом по купе, а когда они выходят покурить в тамбур, предлагает попутчику адрес и телефон московского психоаналитика, который снимет невроз жены. — Конечно, это вам обойдётся недёшево. Москва, сами понимаете... Но результат с гарантией и стоит любых денег, — добавляет мужчина. — Спасибо, не надо, — говорит попутчик. — Мы едем на станцию Дно, там есть один умелец, он всего за бутылку мою жену просто грохнет.
В более поздних версиях речь может идти о жутко некрасивой жене и пластической операции, или о психоаналитике для истерички в Европе и огромных суммах в иностранной валюте — несущественно.
Существенно, что курить в поездах теперь не разрешают.
«Чат на чат» — новое развлекательное шоу RUTUBE. В нем два известных гостя соревнуются, у кого смешнее друзья. Звезды создают групповые чаты с близкими людьми и в каждом раунде присылают им забавные челленджи и задания. Команда, которая окажется креативнее, побеждает.
В 1867 году Россия продала Северо-Американским Соединённым Штатам территории Русской Америки на Аляске и южнее — вплоть до острова с фортом Росс всего в 700 км от Лос-Анджелеса, Калифорния.
Логика канцлера князя Александра Михайловича Горчакова и правившего тогда императора Александра Второго понятна. Они предпочли получить деньги, а не войну на другом континенте, где у России не было ни сильного флота, ни сухопутных вооружённых сил, достаточных для ведения широкомасштабных боевых действий...
...а воевать было за что, кроме собственно территорий с богатейшими рыболовными и охотничьими угодьями. Вскоре на Аляске, а особенно к западу — на землях современной Канады, в бассейне реки Клондайк, — были обнаружены промышленные залежи золота.
В 1897 году началась так называемая "золотая лихорадка". На Клондайк ринулись желающие быстро разбогатеть и готовые для этого потрудиться. Золотоискатели были пёстрой толпой из крестьян, рабочих, отставных военных, люмпенов, интеллигенции, беглых преступников... Они представляли всю палитру тогдашнего североамериканского общества. Само собой, за золотом отправлялись мужчины, оставляя семьи дожидаться скорого богатства.
Увы, надежды подавляющего большинства охотников за удачей не сбылись. Немногие могли представить себе предстоящие трудности, ещё меньше было способных эти трудности преодолеть. Статистическая картина "золотой лихорадки" выглядела так:
— 1'000'000 человек оформили лицензию на поиски золота;
— 100'000 человек действительно отправились на Клондайк;
— 60'000 человек повернули назад, не достигнув Клондайка, или погибли в пути;
— 40'000 человек прибыли добрались в городок Доусон у истоков Клондайка и оформили заявки на разработку золотоносных участков;
— 4'000 человек сумели найти золото.
Счастливчиков оказалось 0.4% от общего числа заболевших "золотой лихорадкой", 4% от числа совершивших попытку разбогатеть и 10% от числа приступивших к работе.
Это распределение стоит учитывать при занятии любым делом — от бизнеса до литературы. Кстати, писателей вдохновляла тема "золотой лихорадки": о ней писали Джек Лондон, Брет Гарт, Жюль Верн, Джеймс Кервуд, Роберт Сервис, Луи Рукетт и многие другие. Кинофильмам и сериалам о событиях на Клондайке тоже нет числа.
В 1981 году в баре Sourdough Saloon, что на углу Квин-стрит и Второй авеню канадского города Доусон, подгулявший шахтёр выпил очередную порцию рома и проглотил большой палец человеческой ноги, который плавал в напитке. [...] История уходит корнями в 1920-е годы. Торговец ромом Луи Линкен вёз в Доусон свой товар, попал в снежную бурю и отморозил пальцы на ногах. Спасая Луи от гангрены, его спутник, родственник и бизнес-партнёр Отто Линкен охотничьим ножом ампутировал пальцы. Их заспиртовали в бутылке рома. Жутковатый сувенир передавался по наследству в течение полувека. К началу 1980-х им завладел хозяин бара Sourdough Saloon, капитан Дик Стивенсон — гений маркетинга. Он превратил пальцы, пропитанные ромом пятидесятилетней выдержки, в главный ингредиент фирменного коктейля и придумал особый ритуал. Тот, кто заказал коктейль с пальцем, должен был выпить ром, а палец подержать во рту и вернуть бармену. Желающих оказалось неожиданно много, бар стал местной достопримечательностью, коктейль шёл нарасхват. Пьяный шахтёр, который проглотил палец в 1981-м, просто немного перестарался. С тех пор в баре действует упрощённый ритуал. Заказавшему фирменный коктейль достаточно коснуться губами пальца, плавающего в роме: держать его во рту не надо. И всё же восемь из десяти пальцев Луи Линкена постепенно были проглочены или украдены посетителями. Не спас даже штраф — пятьсот долларов. Завсегдатаи бара помнят, как в 2013 году нахальный гость выпил коктейль, демонстративно проглотил палец и без возражений уплатил пять сотен. Хозяин увеличил штраф до двух с половиной тысяч, и на последние два пальца больше никто не покушался. Впрочем, ходят слухи, что настоящих пальцев Линкена уже не осталось и бармен подкладывает в коктейль чьи-то чужие пальцы, а ещё — что эти пальцы жертвуют члены клуба, состоящего из отведавших Sourtoe Cocktail и таким образом прошедших посвящение. Так или иначе каждый, кто выпил фирменный коктейль, получает клубный сертификат.
Похоже, за минувшие больше чем сто лет люди в тех краях не сильно изменились. А на снимке, сделанном в 1897 году, — очередь больных "золотой лихорадкой", которые желают оформить лицензию на добычу золота