Мальчишка рос сердобольным и любознательным. Помогал деду на жайляу, ходил за скотом. Однако была в нём одна особенность, которую примечали баксы и один за другим приезжали в аул, чтобы забрать парнишку в приемники.
Этой особенностью были стеклянные слёзы ребёнка. Заплачет было малыш, а из глаз вместо прозрачных капелек катятся кристаллы. По началу то восприняли аулчане как знак свыше, думая, что плачет парень алмазами, но очень скоро поняли, что то было обычное стекло.
И вот случился в степи Великий джут. Покрылась земля ледяной коркой, да такой, что скот не имея возможности добыть себе пропитания стал гибнуть, настал голод. Делит мальчик с восемью сёстрами одну лепёшку на всех. Варит мать принесённого с охоты тощего зайца, тем и живут.
Вот одним вечером в аул пожаловала рослая странница верхом на верблюде. Напросилась она на ночёвку согласно традиции гостеприимства.
– Право накормить нам Вас нечем, уважаемая гостья, - развела руками исхудавшая, почти прозрачная мать. – Джут в степи…
– Что же, - улыбнулась странница, поднеся руки к огню. – Сбегай-ка мальчик к моему верблюду, да принеси мешок с красной нитью.
Когда мешок принесли и открыли… ба! Каких только кушаний в нём не нашлось. И свежая баранина, и кумыс, и сладости для детишек.
Сварили мясо, наелись всем семейством, да уснули все кроме мальчика, отца и странницы.
– Вы, госпожа, видимо колдунья? – догадался отец.
– Угу, - кивнула та. – Пожалуй знаешь зачем я приехала в твой аул?
– Вы хотите забрать сына…
– Верно, - довольно улыбнулась гостья. – Джут будет длиться долго, а мой зачарованный узел даст вам пищи до самой весны. Подумай, отец… Отдать сына в ученики колдунье, - она подняла руки ладонями вверх, словно взвешивая предложения. – Или потерять всех детей?
Мальчик всё это время молчал. Когда погрустневший отец задумался, он влез в разговор:
– Я пойду с вами, добрая бабушка.
– Что? – встрепенулся отец.
– Решайся, - гостья погладила ребёнка по голове. – Твой сын будет одет, накормлен и вырастит уважаемым человеком.
Утром ребёнка посадили на верблюда странницы, и они двинулись в степь. Ехали весь световой день, а к обиталищу колдуньи прибыли лишь под алое зарево заката. Замёрзший ребёнок слез с верблюда и странница отвела его внутрь покрытой бурыми шкурами юрты.
В юрте было жарко натоплено, готовилось на огне мясо само по себе поворачиваясь на шампуре. Чистился песком казан.
Удивлённый мальчик сел у огня отогревая озябшие ручки и наблюдая за тем как шипит на углях капающий с мяса жир.
– Проголодался? – спросила колдунья.
– Немного, - скромно ответил мальчик.
Хозяйка схватила горячую тушку ягнёнка, оторвала от неё ногу и дала ребёнку. Парнишка осторожно взял еду, шипя от жара и стал есть. На ночь его устроили на тюфяк.
Мальчик проснулся, мучимый жаждой после жирного ужина. Он потихоньку выскользнул из под лоскутного одеяла и на цыпочках подошел к очагу у которого стояли кувшины. Заглянув в один, в другой, ребёнок не обнаружил воды. Накинув на себя тулупчик малыш крадучись подошел к двери юрты, приоткрыл их и выглянул наружу.
Снег серебрился под звёздным небом, отражал свет небесных светил. Звенел позёмок, подгоняемый мягким ветерком. Было тихо. Верблюд дремал у колодца, подогнув под себя ноги. Мальчик подошел к очагу (который не угасал, горел так же сильно, как и на закате),взял один из сосудов и, случайно уронил два глиняных кувшина. Парнишка испугался, что разбудит колдунью, вжал голову в плечи, затем осмотрелся. Хозяйки в юрте не было.
Тяжелое ведро, расплёскивающее воду по стенкам колодца поднялось на поверхность. Отдувающийся ребёнок смахнул со лба капельки пота, затем прильнул к краю и стал жадно пить. Утолив жажду он перелил остатки воды в сосуд (набралось чуть меньше половины) затем снова спустил ведро к воде.
Внезапно ветер усилился, что, в прочем не редкость для степи, забрался под тулупчик, стал лизать под рубахой холодным шершавым языком. Мальчик съёжился, запахнул одежду плотнее. За спиной под чьим-то весом хрустнул снег. Паренёк застыл, поглядел на мирно дремлющего верблюда, затем медленно обернулся.
Он не успел толком разглядеть того, кто находился за спиной. Его ухватили за голову, закрыв глаза, затем в рот проскользнули чешуйчатые ледяные пальцы, ухватили язык и вырвали его почти от гортани. От боли мальчик лишился чувств.
В жарко натопленной юрте слышалось басовитое воркование. Малыш разлепил глаза. У тюфяка сидела колдунья, смачивала в миске тряпицу и протирала ею лицо ребёнка.
– Что же ты, айналайн, вышел ночью из дому, - качала головой женщина. – Или не знаешь, что в степи рыщет Екесе-жылан?
Мальчик хотел было ответить что-то, но смог только пустить кровавый пузырь. Ребёнок заплакал, покатились по щекам кристаллики слёз. Хозяйка вновь провела тряпицей по лицу паренька (он увидел кровавые разводы), затем отставила миску в сторону.
– Теперь ты никому не сможешь рассказать о том, что видел в степи…
Ужинали сурпой на бараньих рёбрышках.
В это вечер все молчали, лишь Екеу-аже оглядывалась на единственное в вагончике окошко, недобро щурясь на плывущую в прикрытом фатой тонких облаков небе круглолицую луну. Алиби же глядел на старуху. Наконец, когда она, наверное, в десятый раз сощурилась на небесное тело, он подошел к окну и занавесил его кухонным полотенцем. Екеу успокоилась. Вечер был холодным и поэтому затопили буржуйку около которой на циновке расположился сломавший ногу козлёнок (всё время порывавшийся залезть на тюфяк). Поле ужина Алиби достал двенадцать маленьких асыков, игральную кость и жестом пригласил Амира поиграть с ним в «Скачки».
Он разложил в один ряд десять косточек, вроде заборчика, а две оставшихся поставил по обе стороны черты. Бросил игральную кость. На кубике выпала одна точка. Алиби сдвинул «лошадку» вдоль черты на один асык.
– А, понятно, - кивнул Амир и тоже бросил кубик.
Закончили игру глубоко за полночь. Всё это время Екеу молчала и глядела теперь на полотенце, прикрывающее окно.
На ночь Амира снова напоили молоком с цветами, к ране приложили сухой пучок пахнущей хвоей травы, от которой шею запекло и защипало, затем все улеглись.
Сон был пустым. Болезненно вязким. Амир подумал, что должно быть старик подсыпал ему в молоко нечто отбивающее сновидения. Кто-то тянул парня за волосы во сне, но он не мог найти в себе сил для пробуждения. Наконец потянули болезненно и Амир раскрыл глаза.
Рядом лежал козлёнок и жевал смоляную курчавую прядь.
– Кыш, - вяло промолвил юноша и попытался перевернуться на другой бок, но упрямое животное не отпустило волос. – Да брысь ты!
Козлёнок вздрогнул, сполз с тюфяка и поковылял к двери, которая была открыта, прикрываемая лишь старым засаленным тюлем, служащим преградой мечущимся пред спячкой мухам.
– Блин, обидел, - буркнул Амир.
Он встал, морщась от боли, потёр глаза и тоже вышел из вагончика.
Ночь была светлой, полная луна освещала ограду вокруг вагончика, словно прожектор. Невдалеке, в тени колыхались кустики саксаула и тощие полупустынные деревья. Овцы и козы лежали в углу загона мохнатыми валунами, мерно дышали, пуская клубы пара. Козлёнка нигде не было. Парень покликал его, но никто не отозвался, лишь заурчали недовольные шумом овцы.
– Куда он успел убежать, со сломанной-то ногой? – в слух подумал Амир.
Он огляделся и увидел, в зарослях засыхающей травы белый, загнутый кверху хвостик животного.
– Ишь ты, - улыбнулся Двоедушник. – Шустрый.
Он подошел к границе ограды, облокотился о дерево, затем извиняющимся тоном заговорил:
– Ладно, прости, что накричал…
Козлик и ухом не повёл, продолжил копошиться в зарослях. Амир пролез между брёвен ограды и приблизился к животному. Юноша протянул руку, чтобы погладить козлёнка, но тот побежал, нелепо выбрасывая зафиксированную в шине ножку вбок. Парень последовал за ним вдоль ограды, потом в степь, отдалившись от вагончика, но через несколько мгновений они столкнулись с будто выросшей из-под земли пожилой парой.
Алиби выпучил глаза, замахал отчаянно руками, но Екеу шикнула на него, и старик тут же сник.
– Ты зачем вышел из жилища? – неожиданно низким, с хрипотцой голосом спросила она.
– Э, - замялся Амир. – Козлёнок вот…
– Не нужно было этого делать, баксы! – сказав это Екеу притянула к себе старика, и взметнула вверх кулак и рассыпала перед собой мелкий песок.
Пару окружила пылевая завеса, за которой не было видно ничего, как не освещала луна округу. Амир отступил на шаг.
Из пыли вырвалось нечто размером с грузовик. О двух ногах, двух, покоящихся на кольчатых шеях головах и хвосте. Амир упал навзничь, увидев в падении, что трансформированные монструозные головы на шеях принадлежали Екеу и Алиби. Шея Алиби выглядела чужеродной, словно пришитый донорский палец, к тому же была намного толще и короче, чем у Екеу и располагалась отстоя под острым углом. Видоизменённое лицо старика морщилось и зажмуривало глаза.
«Линдворм,» - промелькнуло у парнишки в голове воспоминание (он когда-то играл в видеоигру про драконов). – «Почему двухголовый?»
– Беги, Амир! – откуда-то справа послышался истерический крик Канат-ата. – Быстрее в дом!
Опомнившись, парень вскочил на ноги и припустил к ограде, но чудище издало утробный звук, походящий на хохот и прочертило мощным хвостом перед оградой. Вслед за поднимаемой пылью один за другим завертелись смерчи Куйынаров.
– Беги, Амир! – верещали Куйынары и клацали зубами в своих вихрях.
Парень затормозил, прокатившись по песку кроссовками.
– Здесь Зубастики! – взвизгнул он и отпрянул, изменив направление в сторону дедушки.
– Остановись! – услышал Амир глубокий и спокойный как всегда голос Пира.
Кулан явился белёсым полупризраком в отдалении от Каната. При свете луны было отчётливо видно громадную, опутанную верёвками рану на шее жеребца.
– Танцуй, - тяжело выдохнув молвил Кулан.
– Чего? – взвизгнул парень.
– Танцуй, Амир-баксы! – грозно прокричал Пир и стал отбивать копытами дробный ритм.
Амир оглянулся и увидел неясные силуэты остальных. Сорок первый Пир вскрикнул:
Амир зашевелил руками, протянул по пыли ногу, назад, повернулся, пытаясь унять дрожь и отдаться ритму, ничего не выходило, а чудовище, видимо не хотело нападать на безобидную букашку, коей являлся шаманский неофит без подмоги Пира. Наконец монстр утомился ожиданием, набрал в брюхо воздуху и дунул пастью Екеу как раз тот момент, когда в юношу вошел Пир.
Амир почувствовал, как его тело обвили путы корней саксаула и посланный Линдвормом порыв не сбил его с ног. Тело уже не принадлежало Двоедушнику, двигалось само, подстраиваясь уже под следующего Пира.
У этой покровительницы были густые и длинные ресницы, которые парень едва мог поднять веками. Следующий порыв ветра утонул в загустевшем, словно гель и выпятившемся пузырём воздухе перед Амиром.
Зверь зарычал. Пасть Екеу укусила шею Алиби и тот от боли разомкнул веки. Тогда доминирующая голова стала дуть в глаза старику. Вместо слёз на веках собирались острые стёклышки, слепляясь в крупные булыжники. Монстр стал посылать градом снаряды в сторону Амира, которым завладела Тасголек. Она подняла свою юбку словно щит и посадила парня за неё. Амир услышал, как камни встречая преграду разбиваются о гранитное платье.
Во время этой секундной передышки юноша взглянул на всё ещё бьющего копытами Кулана. По шее и ногам Пира текла чёрная кровь.
Зверь бесновался, но почему-то не приближался, будто не хотел пересечь некую невидимую черту.
Следующей была покровительница Басжока – Плачущая невеста. Амир почувствовал, как его телом завладел некто крепкий, сильный уверенный. Калындык отбежала к кустам, вырвала их с корнем и запустила в дракона, затем в ход пошли десятипудовые валуны. Один из них попал в грудь чудовищу и протащил за собой несколько десятков метров.
Линдворм едва удержался на лапах, наклонив длинную шею к земле и затормозив хвостом. Голова Екеу взвыла издав звук похожий на пение китов, затем зверь бросился вперёд.
Амиром владела пожилая женщина. Он почувствовал, как скованны её движения, по-старушечьи горбился и даже ощущал боль в пояснице. Старушка опиралась на груботёсанную клюку, подавляла клокочущий внутри баксы ужас, и просто ждала, когда зверь приблизится. Дракон уже был готов вцепиться Амиру в голову, и даже разинул для этой цели старушечью пасть, но бабушка наклонилась, охнув, подобрала подол и топнула, выставив вперёд обутую в мягкую тапочку ногу.
Из-под ноги бабули вырвались и покатились земляные валы, увлекая за собой опешившее чудище. Поясницу отпустило.
Оттеснённый зверь вновь завыл, забил хвостом, со свистом рассекая воздух.
Амиру стало жарко. Горячо изнутри. Огненный цветок - это было её имя. Оттыгуль расправила плечи, плюнула в ладоши и скатала слюну в огненный шар. Она успела запустить всего три фаерболла, прежде чем истекло её время, следующей была скрытная, худосочная Пир, обращающая телесные объекты в их собственную тень. Амир скользнул было к жилищу, но его страх Куйынаров был сильнее.
Хладодышащая превратила землю в настоящий ледяной каток. Змей не стал приближаться, но чары были недолговременными. Наконец взъярённый дракон затопал на месте и вновь бросился к Двоедушнику.
Пир, останавливающий время выиграла ему всего несколько секунд, заставив зверя повиснуть в прыжке.
Внезапно Амира обуяла тяжесть, словно на плечи кто-то взгромоздился. Вошедший в него Пир поправила тяжелый головной убор теневыми руками. Она разделила Двоедушника на несколько десятков двойников, так что змей, сколько не силился не мог ухватить настоящего, тем временем оригинал подобрался совсем близко и передал баксы следующему покровителю.
Она была полна кипучей ревности. Выпустила из-под ногтей спицы (из пальцев Амира брызнула кровь) и вышибла одним махом оба глаза Алиби.
«Неееет» - закричал про себя Амир, но губ разомкнуть не смог.
Дракон заревел, отскочил, принялся покусывать любовно шею ослеплённому Алиби, чьё лицо перекосила страдальческая гримаса. Поняв, что вторая голова лишилась чувств Линдворм затопал лапами, закричал, и в крике его можно было разобрать отдельные злые слова.
Екеу, с висящим бесчувственным отростком Алиби вышибла хвостом из земли три больших валуна и швырнула их в Двоедушника порывом ветра.
Амиру повезло: следующим Пиром, который им овладел была дева, способная своим криком разрушать скалы. Она заставила парня несколько раз глубоко выдохнуть, затем втянула осенний воздух так, что затрещали расходящиеся в стороны рёбра (у Кулана на губах выступила кровавая пена), а затем закричала, разорвав юноше уголки рта. Валуны рассыпались в пыль, у Амира горлом пошла кровь.
Озорная девчонка с растрепавшимися косами пустила чудище в пляс. Она закружилась на месте, заставляя делать то же самое и дракона, тот едва не рухнул, потеряв равновесие, как и сам Амир.
От падения парнишку удержала следующая, худая как щепка женщина в высоком колпаке. Она протянула руку в сторону змея и из земли шипами выскочили кремниевые утёсы. Екеу увернулась почти от вех, кроме одного, он ранил её между лап, глубоко вонзив и обломав кончик.
Чудище взвизгнуло и пошатнулось. По брюшку и ногам заструилась алая кровь, а из-под обломка скалы засвистел выпускаемый из живота воздух.
Линдворм осмотрел рану, попытался набрать воздуха для атаки, но не смог.
«Она не может дыхнуть!» - осознал юноша.
Шелна́, одна из опаснейших Пиров-монстров вошла в Амира. Он почувствовал, как в желудке образовалась бездонная пропасть, которую заполнить могла лишь рубиновая, манящая, такая пьянящая жидкость, вытекавшая из раны Екесе-жылан.
Пир потянула носом смакуя кровавый аромат, затем сложила губы трубочкой и стала втягивать кровь прямо издали.
Гранатовым бисером по воздуху полетели капельки. Жылан пыталась увернуться, прикрыть рану шеей, но на её благо Шелна не могла задержаться в Амире дольше положенного. Парень почувствовала, что уголки рта от змеиной крови поджили, а в горле появилась приятная теплота.
В этот момент щёки Амира налились пунцом, в тело вошла дородная повелительница тельцов Бузаукыз. Она вдохнула полной (арбузной) грудью и заревела на бычий манер, сзывая самых сильных быков со всех уголков света.
Животные сотрясали землю, неслись огромным стадом, которому нет счёта. Быки сбили дракона с ног, перекатились бурной разноцветной рекой через тушу и умчались, оставив едва дышащего зверя лежать на земле.
Танец прервался. Екесе-жылан не могла подняться. Алиби отвалился от неё и обернулся смуглым курносым мальчишкой лет шести.
Вихри Куйынаров рассыпались, и они, боязливо поглядывая на бесчувственного змея покатились в степь.
Амир упал на колени, его вырвало с прожилками крови, из-под ногтей тоже сочились красноватые дорожки, ломило всё тело, горело лицо, желудок вертелся как уж на сковородке.
Пиры стояли перед ним полукругом. Парень поглядел на женщин, упал ничком и сипло, почти неслышно проговорил:
– Вы мне жизнь спасли, тётушки! Рахмет!
Никто ничего не ответил. Амир подошел к мальчику, опустился рядом с ним на одно колено. Лицо ребёнка было изуродовано ужасными бороздами от когтей. Один глаз отсутствовал, другой же висел на тоненькой ниточке нерва, прилип к щеке. Парнишка не дышал. Двоедушник тронул грудь мальчика, затем приложил к ней ухо – сердце не билось. Только тут Амир заметил блестящий в лунном свете обломок когтя-спицы, торчащего из головы ребёнка.
Парень спрятал лицо в ладонях.
Искаженный ослабший голос Екеу прошептал:
Кольчатая шея была размозжена бычьими копытами, тело растоптано, с такими ранами не живут, но Екеу всё ещё судорожно вдыхала, пуская из своей пасти красную пену.
Амир встал и, шатаясь прошел сквозь полукруг Пиров. Он опустился у морды Екеу на колени и грустно произнёс:
– Добей, - твёрдо сказал Кулан.
Он появился у парня за спиной окровавленный и почти незримый.
– Сынок, - дедушка тоже подошел. – Ты должен.
Амир нашел большой камень, поднял его обеими руками над виском Екеу, но взглянул ей в глаза и, разрыдавшись, выронил оружие.
– Не могу, - просипел он.
– Ты должен, - повторил Пир. – Тебе нужен шаманский инструмент.
– Чего? – вскинулся Амир.
– Шкура Екесе-жылан вполне подойдёт, - кивнул Кулан.
– Но я не хотел её смерти, зачем…
– Да бей же ты! – прикрикнул Канат. – Или тебе нравится смотреть как она страдает?
На рассвете Амир схоронил Алиби. Весь остаток ночи парень кричал и плакал, заставляемый Пиром и дедом срезать кожу с брюха змея. Екесе –жылан пахла землёй и ветром. Несколько раз парнишка отбегал от туши, чтобы согнуться в бесплодной рвоте, а затем снова плакать и снимать с трупа кожу. Остальные сорок покровительниц молчаливо взирали на то, что делал парнишка.
Наконец дело было сделано. Двоедушник растянул просоленную кожу на рамке из тех, что нашел в вагончике и молчаливо глядел на труп, сидя на песке и уткнувшись подбородком в колени.
– Отдай его Пирам, - посоветовал дед.
– А? – словно очнулся Амир.
– Отдай Пирам, - повторил Канат. – Скажи, что в благодарность.
Сорок стояли так же полукругом, в паре метров от мёртвого зверя. Амир поднялся, затем прокашлялся, морщась от боли и произнёс:
– Я благодарю вас, тётушки! Возьмите, - он запнулся, к горлу подступил ком. – Я отдаю вам этого зверя…
Сказав это парень развернулся и быстро ушел в вагончик, где он завалился на тюфяк и кричал в подушку ещё несколько часов к ряду, пока не отключился от боли и усталости.
Снадобье Алиби всё ещё действовало. Он видел во сне лишь черноту. В которой проступали сероватые силуэты.
– Я снова убил! Мама! – закричал во тьму Амир, надеясь что мать его услышит, придёт.
Голос его был вновь мальчишечий.
– Почему он страдает? – зашептали силуэты. – Он убил чудовище.
– Нет-нет, он ведь хотел бежать.
Амир огляделся. Силуэты словно бы состояли из дымков сотни, затушенных миг назад спичек.
– Кто вы? – настороженно спросил он.
– Он спрашивает кто мы такие?
– Тише-тише, вы его пугаете
– Он видел Пери, что ткут судьбы, Екесе-жылан, чего ему бояться нас?
– Мы сами должны бояться?
– Тише, этот баксы выродок, жадный до Пиров!
– Лжа! Они сами его выбрали.
Амир сглотнул, напряг глаза, силясь разглядеть силуэты лучше.
– Я не боюсь вас! – твёрдо сказал он (Амиру показалось, что голос его стал намного ниже, приобрёл хрипотцу). – Назовитесь!
Силуэты на мгновенье вспыхнули вытянутыми, похожими на целлофановые пакеты лицами с раззявленными в крике. Глаза на лицах были зажмурены, на подбородках куцые седые бороды.
– Мы Уш Ата, - просипели призраки хором.
– Кто вы такие, Уш Ата? – теперь Амир говорил густым басом, но не обратил на это никакого внимания.
– Поглядите, что это такое? – вскрикнул один из старцев.
– Хасатаново племя! Проклятый!
– Да, пусть идёт, до времени…
Парень разомкнул веки, которые от слёз были болезненными и опухшими. Было уже светло, из загона кричали не доенные козы. Амир перевернулся на спину, уставился в потолок, затем медленно встал и поплёлся к умывальнику. Болела каждая клеточка, даже пальцы на ногах. Было сложно разогнуться, спину словно скрутило в дугу. Парень зевнул, поднёс руки к поршню и тут увидел, что ладони морщинистые, сухие, покрыты старческими пятнами, а пальцы скручены артритом. Он взглянул в осколок зеркала, что был прилажен к умывальнику и отпрянул, споткнувшись и плюхнувшись на край тюфяка (в копчике что-то хрустнуло и тело прошило молнией боли).
Амир снова кряхтя встал, боязливо заглянул в зеркало, словно страшился, что из него выскочит этот не знакомый, похожий на старика Хоттабыча лысый дедушка. Двоедушник пощупал лицо, длинную бороду схватил руками и поднёс к глазам (она была похожа на мочалку и сетки).
Амир закричал, не зная, как реагировать на преображение.
В вагончик вбежал Канат- Ата.
– Алла́! – прошептал он, отпрянув от парня. – Старик…
– Да мне ещё тринадцати лет нет! – заплакал Амир, показывая на бороду.
Он уткнулся в неё как в носовой платок, но в следующий миг ощутил, что борода пропала, а голову отяготила копна тяжелых густых волос. В зеркале отразилась волоокая брюнетка с пухлыми губами похожая на Эсмеральду из диснеевского мультика.
– Теперь вообще девчёнка! – завизжал Амир женским голосом.
– Аудар…Притворщик-перевёртыш, - Канат прикрыл рот руками.
– Что? – Амир теперь был рыжим мальчиком, что едва мог дотянуться до рукомойника.
– Быстро посмотри, не появилось ли на тебе каких-нибудь отметин! – дедушка подлетел к Амиру и стянул с него рубаху.
– Что такое? – завизжала полная блондинка, когда её груди выскользнули из-под ткани.
Канат раздел Амира до нога, осмотрел чуть ли ни каждую складку постоянно меняющегося тела. Затем опустился на тюфяк и промолвил:
– Пиры даровали тебе невиданное, балам… Хорошо, что на тебе нет Хасатановой тамги – символа проклятых.
– Я не понимаю, - Амир вернулся в первоначальную форму, обретённую после посвящения.
– Тамга, - дед повертел неопределённо в воздухе рукой. – Метка такая на теле…
– Клеймо ведьмы? – предположил Амир.
– Вроде того, - Канат кивнул. – Перевёртыши…Аудары… они, в общем-то проклятые. Как волки-оборотни из твоих игр. Без проклятия могут оборачиваться лишь Аруахи…Такие как я.
– А ты получил особую силу… Великую и сложную как Двоедушничество… - Канат замер. – Точно! – Он хлопнул себя по лбу ладошкой. – Ты – Двоедушник, с порожней душой, твой дар – Аудар, Пиры решили, что хотят остаться с тобой, Амир. Теперь ты сможешь выбрать личину для каждой из них, как будто они покровительствуют сорока разным людям, а не одному тебе.
– Зачем мне их столько? – отвёл глаза в сторону Амир. – Они такие жестокие.
– Лишь десятеро из них, - сказал Канат сурово. – Отказаться нельзя…
Амир накинул на плечи одеяло, вышел на порог, облокотился о косяк и посмотрел на выстроившихся в одну шеренгу сорок Пиров (Кулан лежал в загоне, похожий на рассеивающуюся дымку).
– Уш Ата сказали, что Кулан умирает…
– Где ты их видел? – испугался дед.
– Во сне, - Амир снова обернулся пышнотелой блондинкой.
Он потёр вспухшую и загноившуюся за ночь рану на шее, затем повернул голову к Канату и строго сказал:
– Давайте спасём его! Где достать Саумал?