У нас нет понимания взаимоотношений, потому что мы используем взаимоотношения только как средство дальнейшего достижения, дальнейшего изменения, дальнейшего становления кем-то или чем-то. Но взаимоотношения – средство раскрытия самого себя, так как взаимоотношения – это бытие, это существование. Без взаимоотношений – меня нет. Чтобы понять самого себя, я должен понять свои взаимоотношения. Взаимоотношения – зеркало, в котором я вижу самого себя. Зеркало может быть либо кривым, либо верным, отражая то, что есть. Но большинство из нас видят во взаимоотношениях, в этом зеркале, те вещи, которые нам хотелось бы видеть; мы не видим того, что есть. Мы хотели бы, скорее, идеализировать, бежать от того, что есть, мы хотели бы, скорее, жить в будущем, чем понимать свои взаимоотношения непосредственно в настоящем.

Если мы рассмотрим свою жизнь, свои взаимоотношения с другим, мы увидим, что это процесс изоляции. Нам на самом деле нет дела до другого; несмотря на все наши разговоры, нам в действительности нет до него никакого дела. Мы поддерживаем отношения с кем-либо только до тех пор, пока эти отношения доставляют нам радость, пока они приносят нам утешение, пока они удовлетворяют нас. Но как только в наших отношениях пробегает трещина, заставляющая нас испыты вать внутренний дискомфорт, мы рвём эти отношения. Иными словами, взаимоотношения существуют только до тех пор, пока они удовлетворяют нас. Это может прозвучать жестоко, но если вы по-настоящему присмотритесь к своей жизни, вы увидите, что это факт; а избегать факта – значит жить в неведении, что никогда не может привести к правильным взаимоотношениям. Если мы посмотрим на свою жизнь и понаблюдаем за своими взаимоотношениями, мы увидим, что это процесс построения стены сопротивления против другого, стены, через которую мы смотрим на другого и наблюдаем за ним; но мы всегда огораживаем себя стеной и остаёмся за ней, будь то психологическая стена, кирпичная стена, экономическая или национальная стена. До тех пор пока мы живём в изоляции, за стеной, никаких взаимоотношений с другим быть не может; а мы живём, огородившись стеной, потому что это гораздо больше удовлетворяет нас, мы считаем, что так гораздо безопаснее. Мир настолько разорван, в нём столько горя, столько страдания, войн, разрушения, нищеты, что мы испытываем желание бежать от него и жить, укрывшись за безопасными стенами своего собственного психологического мирка. Таким образом, взаимоотношения для большинства из нас – это процесс изоляции, и такие взаимоотношения, очевидно, строят общество, которое тоже изолировано. Именно это и происходит во всём мире: вы остаётесь в своей изоляции и протягиваете руку через стену, называя это «национализм», «братство»,  как вам будет угодно, но в действительности суверенные правительства, армии – всё это продолжает существовать. Цепляясь за эти искусственные ограничения, вы полагаете, будто можете создать единый мир, мирный мир – но это невозможно. До тех пор пока у вас есть границы – национальные, экономические, религиозные или социальные, – миру в мире не бывать, это очевидный факт.

***

Процесс изоляции – это процесс поисков власти; будь то поиски личной власти или власти какой-нибудь расовой или на циональной группы, в основе их должна лежать изоляция, ибо само желание власти, положения есть изоляционизм. В конце концов ведь именно этого и хочет каждый из нас, не так ли? Он хочет господствующего положения, в котором может властвовать, – дома ли, на службе ли, или в бюрократическом аппарате. Каждый ищет власти, а ища власти, он создаст и общество, основанное на власти – военной, промышленной, экономической и тому подобной власти, что опять-таки очевидно. Разве желание власти по самой своей природе не изолирует? Думаю, очень важно понять это, ведь человек, который желает, чтобы в мире царил мир, чтобы в мире не было войн, ужасающих разрушений, катастрофической нищеты в гигантских масштабах, – такой человек должен понять этот фундаментальный вопрос, разве не так? Человеку, в сердце которого чувство любви и добра, не свойственно чувство власти, и, следовательно, такой человек не связан никакой национальностью, никаким флагом. Он не имеет флага.

Нет такой вещи, как жизнь в изоляции – ни страна, ни личность не могут жить в изоляции; тем не менее потому что вы ищете власти таким множеством способов, вы порождаете изоляцию. Националист – бедствие, так как самим своим националистическим, патриотическим духом он создаёт стену изоляции. Он настолько идентифицируется со своей страной, что строит стену против всяческого другого. Что происходит, когда вы строите стену против чего-то? Это «что-то» постоянно стучится в вашу стену. Когда вы сопротивляетесь чему-то, само сопротивление указывает, что вы в конфликте с другим. Значит, национализм, являющийся процессом изоляции, явля ющийся результатом поисков власти, не может принести мира в мир. Националист, говорящий о братстве, лжёт; он живёт в состоянии противоречия.

Можно ли жить в этом мире без желания власти, положения, авторитета? Очевидно, можно. Так и живёшь, когда не идентифицируешь себя с чем-то большим. Идентификация себя с чем-то большим – партией, страной, расой, религией, Богом – такая идентификация является стремлением к власти. Из-за того, что вы внутренне пусты, глупы, слабы, вам нравится идентифицировать себя с чем-то большим. Желание идентифицировать себя с чем-то большим – желание власти.

Взаимоотношения – процесс открытия самого себя, и без познания самого себя, путей собственного ума и сердца простое наведение внешнего порядка, установление системы, построение хитрой формулы – всё это имеет очень мало значения. Что важно, так это понять самого себя во взаимоотношениях с другим. Тогда взаимоотношения становятся не процессом изоляции, но движением, в котором вам открываются ваши собственные движущие мотивы, ваши собственные мысли, ваши собственные стремления; и само это открытие – начало освобождения, начало преображения.

Сергей Бурунов — один из самых востребованных и узнаваемых актеров страны. Несмотря на оглушительную популярность, он остается человеком, далеким от звездной болезни, полным сомнений и самоиронии. В откровенном разговоре он рассказал о своем пути, борьбе с комплексами и о том, почему успех пришел к нему лишь после 35 лет.

О нелюбви к интервью и комплексах

Несмотря на репутацию «мечты любого интервьюера», сам Бурунов признается, что каждый такой разговор дается ему с трудом.

· Цитата: «Я ненавижу давать интервью, поскольку я ощущаю себя там как на экзамене. А экзамены я очень плохо всю жизнь сдаю. Я волнуюсь, у меня все... Чистый лист».

Актер рассказал, что неуверенность в себе тянется со времен учебы в Щукинском училище, где педагоги не могли найти ему подходящее амплуа из-за его внешности и типажа.

· Цитата: «Мне там всегда говорили все четыре года, что со мной что-то не так... если бы был чуть повыше ростом, вот тогда да, тогда герой, а так ты не пойми что».

О пути к успеху и «пути становления»

Свой путь в профессии Бурунов называет долгим и тернистым. Прежде чем стать звездой «Полицейского с Рублевки» и «Домашнего ареста», ему приходилось браться за любые роли.

· Цитата: «Лишь бы куда-нибудь, чтобы как-то хоть денег заработать. Потому что есть хочется. Это был путь. Это путь становления».

· Цитата: «Приходилось сниматься в разном... Адок имелся, вот так скажем».

Переломным моментом стала «Большая разница», но и там, по словам актера, царил бешеный ритм, который «рушил все».

· Цитата: «Я спал по 4 часа... Поток убивает всё. Ну и, конечно, рухнула у меня немножко голова».

О работе с психологом и эмоциональном здоровье

Бурунов откровенно рассказал о своей борьбе с депрессией и о том, почему решился на терапию.

· Цитата: «Мне диагностировали депрессию... Наступает момент, когда уже не можешь справиться сам. Потому что... состояния нервной системы... живут своей жизнью».

· Цитата: «Поход к психологу воспринимается как слабость. Я же мужик, как это так?.. Но это своего рода гигиена мозга».

Он также объяснил, что работа над ролью в фильме «Родные» стала для него настоящей терапией, так как помогла осознать и начать прорабатывать проблему эмоциональной незрелости.

О народной любви и образе «своего парня»

Ведущая предположила, что причина народной любви к актеру — в его искренности и отсутствии напускной неуязвимости, что редкость в современном медиапространстве.

· Цитата (из интервью): «Сегодня, когда все немножко больше увлечены пиаром себя и показывают себя такими неуязвимыми, крутыми, вы себя показываете... настоящим».

Однако этот образ «своего в доску парня» имеет и обратную сторону: люди часто забывают о личных границах.

· Цитата: «Он мне: ну, давай, мол. Я говорю: руку уберите... Я думал, ты прочь встал, стоял. Я говорю: простота хуже воровства».

О главном

Несмотря на весь успех, Бурунов остается человеком, для которого важны простые, но фундаментальные вещи.

· Цитата: «Счастье – это... спокойная душа и здоровое тело... Ребята, за этим надо следить».

Эта беседа раскрыла Сергея Бурунова не просто как талантливого комика, но как глубокого и рефлексирующего человека, который, даже достигнув вершин, продолжает работать над собой и ценить искренность в искусстве и в жизни.

Расшифровано с помощью https://speech2text

Поздний вечер. Менеджер спускается в лифте и переписывает заголовок в телефоне. Вверху - длинный абзац про «лидерство на рынке», «индивидуальный подход» и «многолетний опыт». Внизу - одна короткая строчка, которую он только что рискнул поставить вместо всего этого: «Запустим рекламу за 48 часов, отчет ежедневно».  Двери открываются на первом, он выдыхает и понимает: короткая фраза наконец начала работать как вывеска, а не как стенгазета.

Короткое «липнет» не потому, что аудитория стала ленивой. Короткое «липнет», когда оно отдает решение целиком - без экскурса в биографию компании и без пустых прилагательных. Слоган - это не уменьшенная копия текста. Это скальпель, который отделяет пользу от биографии.

В пекарне через дорогу это знают давно. На табличке у них не «традиционные хлебобулочные изделия высокой свежести», а «Хлеб горячий в 7:30. Хруст - гарантирован». Три детали - время, признак, обещание - и у вас в голове уже запах и хруст. Роман не успел начаться, а история - уже есть.

И все же короткая форма опасна. Ее легко перепутать с криком. Слоган - не про громкость. Он про ясность. Если в семи словах не помещаются выгода, мера и действие, значит, вы еще не дочистили мысль.

Архитектура продающего тезиса

Базовая схема: [Кто/что] + [делает] + [выгода] + [мера/срок/граница].

Примеры (без брендов, без громких слов):

• «Соберем сайт за неделю, покажем аналитику в кабинете».

• «Доставка сегодня, примерка дома, оплата после примерки».

• «Говори ярче за вечер: карточки, роли, игра».

• «Цена фиксирована, поддержка рядом, сюрпризов не будет».

В каждом случае слышно действие, понятна польза и стоит рамка, которая снимает тревогу.

Истории про «семь слов» часто портит один соблазн - сделать красиво вместо того, чтобы сделать понятно. Внутри команды это чувствуется на совещаниях: все улыбаются от удачной аллитерации, а клиент все равно переспрашивает «А что, собственно, я получу?». Здесь и выручает маленькая привычка: прежде чем искать рифму, задайте фразе контрольный вопрос - какой конкретный шаг аудитория сделает после этих слов? Если шаг не возникает, вы не про пользу, вы про орнамент.

Мы тренируем этот рефлекс короткими «рекламными паузами» в конце рабочих встреч. Пять минут - и каждый приносит свою семисловную формулу под одну задачу. Плюсы такой привычки очевидны: команда учится резать лишнее, слышит ритм речи, перестает путать «о нас» с «для них». Минусы тоже есть: азарт формы иногда подталкивает к клише, и тогда появляется блестящая, но пустая строчка, которая годится для футболки, но не тянет на обещание. Лекарство простое - прикручивать к слогану одну меру: срок, процент, число шагов, гарантию. Красота выживает, пустота - нет.

Есть еще одно наблюдение из практики. Семь слов почти всегда выигрывают у семисот, когда речь идет о решениях привычной боли. «Заберу ребенка, выполню заказ, верну деньги» - это про бытовую реальность. Но там, где задача новая, слоган может быть чуть длиннее, чтобы дать контекст: «Четыре короткие сессии за неделю - вернете голос презентации». Все равно коротко. Все равно по делу. Но с контуром процесса, чтобы мозг не чувствовал подмены.

Мы часто берем в руки «Потолкуем? Рекламную паузу», когда команда буксует на формулировках. Игра здесь не ради развлечения. Она как тренажер дыхания для спикера: заставляет резать лишнее, вытаскивать выгоду, а не механику, и ловить ритм. Полезен и побочный эффект: сразу видно, кто думает образами, а кто цифрами, кто слышит аудиторию, а кто спорит с воображаемым оппонентом. Из минусов - азарт может увести в остроумие ради остроумия; приходится напоминать себе: фраза должна вести к действию, а не к смешку.

Рабочие превращения

Ниже - несколько рабочих превращений, которые можно прогнать в любой нише.

Было: «Мы предлагаем широкий спектр качественных услуг по разработке и внедрению решений…»
Стало: «Запустим прототип за 5 дней, покажем метрики.»

Было: «Наш сервис позволяет оптимизировать рабочие процессы и экономить ресурсы…»
Стало: «Сократим рутину на час в день, без внедрений.»

Было: «Мы дорожим репутацией и всегда идем навстречу клиентам…»
Стало: «Вернем деньги без вопросов, если не зайдет.»

Есть, конечно, случаи, когда семисот слов не избежать. Это на этапах, где важны доказательства: кейсы, гипотезы, риски, методологии. Там текст и должен быть длинным. Но и там вход в этот длинный текст всегда лучше начинается с короткого «что будет и когда». Иначе читатель не дойдет до смысла.

Хороший слоган - не титул и не девиз. Это маленький договор с вниманием: я не займу твое время, если в обмен ты сделаешь один шаг - позвонишь, кликнешь, спросишь, попробуешь. А дальше действительно нужен роман: честный, с цифрами, с нюансами. Но без первой строки и роман никто не откроет.

И вот здесь короткие «рекламные паузы» незаменимы в повседневной работе. Они дисциплинируют команду, дают общий ритм и возвращают маркетинг к взрослому разговору: меньше блеска, больше пользы. Слоган не обязан кричать. Он обязан вести. Семь слов - это не приговор стилю. Это уважение к чужому времени.

«Потолкуем?» Да пребудет с вами сила слова

[Клик] Вселенная "Потолкуем?"

Атмосфера в кабинете напоминала театр абсурда. Жалюзи были плотно задвинуты, лампы горели во всю силу, пряча солнечный день. Казалось, будто в этом пространстве специально создали маленькую модель вечного сумрака, в котором виновен каждый, кто переступает порог. Виноват в чём угодно: в том, что дышишь, что улыбаешься, что заплатил налог, но видимо не так, как хотелось бы начальнику отдела.

Разговор начался вежливо, но тягуче. Вопросы звучали один за другим, иногда повторялись по два-три раза, как припев. То ли проверяли на честность, то ли просто наслаждались процессом. Диалог напоминал игру в шахматы с черепахой: ходы медленные, предсказуемые, но тянутся бесконечно.

— Скажите, откуда у вашей компании такие обороты?

— Из продаж.

— А откуда продажи?

— От клиентов.

— А клиенты… откуда?

И так по кругу, пока не казалось, что следующим вопросом будет: «А откуда взялся ты?»

И всё это подано с важностью и тяжестью «большой работы». А нашему герою всё это казалось танцем: шаг вперёд, шаг назад, примерка сил. Не борьба, а тренинг по стрессоустойчивости, за который он уже заплатил — в виде налогов. Тех самых налогов, из которых, в конечном итоге, складывается премия начальника инспекции.

В конце концов всё завершилось. Нарушений не нашли. Наш герой вышел из здания и вдохнул свежий воздух, будто только что отбыл трёхлетнюю каторгу, а не провёл пять часов на диване. И подумал:

«В принципе, неплохая практика. Бесплатный курс по выживанию в условиях абсурда. Только вот диван бы сменить».

Подписывайтесь на мой ТГ канал. Там уютно и спокойно.

Виль Сива

Разве не важно, следовательно, выяснить, что такое желание и поддаётся ли оно преобразованию? Что такое желание?Не символ ли и его ощущение? Желание есть ощущение, соединённое с объектом его достижения. Бывает ли желание без символа и его ощущения? Очевидно, нет. Символ может быть картиной, личностью, словом, именем, образом, идеей, дающими мне ощущение, заставляющими меня почувствовать, что это мне нравится или не нравится; если ощущение приятное, я хочу заполучить его, обладать им, ухватиться за символ его и продлить тем самым удовольствие. Время от времени, согласно своим наклонностям и темпераменту, я меняю картину, образ, объект. Насытившись одной формой удовольствия, устав от неё, наскучив ею, я ищу нового ощущения, новой идеи, нового символа. Я отвергаю старое ощущение и хватаюсь за новое ощущение, облечённое в новые слова, новые смыслы, новые опыты. Я сопротивляюсь старому и уступаю новому, которое считаю более высоким, благородным, приносящим большее удовлетворение. В желании, таким образом, присутствует сопротивление и уступка, предполагающая искушение; и, конечно, в уступке определённому символу желания всегда содержится страх разочарования.

Наблюдая весь процесс желания в себе, я вижу, что всегда существует объект, к которому в поисках дальнейших ощущений направлен мой ум и что в этот процесс вовлечены сопротивление, искушение и дисциплина. Возникает восприятие, ощущение, контакт и желание, и ум становится механическим инструментом этого процесса, в котором символы, слова, объекты образуют центр, и вокруг этого центра выстраиваются все желания, все стремления, все честолюбивые планы; этот центр есть «я». Могу ли я уничтожить этот центр желания – не одно определённое желание, одну определённую страсть или жажду, но всю структуру желания, страстного стремления, надежды, в которой всегда таится страх разочарования? Чем более сильное разочарование я испытал, тем больше силы придаю я своему «я». До тех пор пока существует надежда, страстное стремление, на заднем плане всегда гнездится страх, который снова укрепляет центр желания. А революция возможна только в этом центре, не на поверхности; на поверхности происходит лишь поверхностное изменение, процесс отвлечения сил и внимания, что ведёт к действию, приносящему вред.

Когда я осознаю всю структуру желания, то вижу, как мой ум стал мёртвым центром этой структуры, механическим процессом памяти. Устав от одного желания, я автоматически хочу осуществить себя в другом. То, что мой ум переживает на опыте, он всегда переживает в терминах ощущения, он – инструмент ощущения. Наскучив определённым ощущением, я ищу нового ощущения, которое может быть тем, что я называю «осознаванием Бога»; но то всё ещё ощущение. Я по горло сыт этим миром и тяжкими трудами его – и я хочу обрести мир и покой, прочный мир и покой; и вот я медитирую, контролирую, формирую свой ум, для того чтобы обрести опыт покоя и мира. Переживание на опыте покоя и мира – всё ещё ощущение. Так что мой ум – механический инструмент ощущения, памяти, мёртвый центр желания, откуда я действую и мыслю. Объекты, к которым я стремлюсь, представляют собой проекцию ума как символы, из которых он извлекает ощущения.

***

Слово «Бог», слово «любовь», слово «коммунизм», слово «демократия», слово «национализм» – всё это символы, которые дают ощущения уму, и поэтому ум цепляется за них. Как мы с вами знаем, всякое ощущение приходит к концу и мы переходим от одного ощущения к другому; и каждое ощущение усиливает привычку к поиску дальнейшего ощущения. Таким образом, ум превращается всего лишь в инструмент ощущения и памяти и мы вовлекаемся в этот процесс. До тех пор пока ум ищет дальнейшие опыты, он может мыслить только в терминах ощущения; и любой опыт – который может быть спонтан ным, творческим, живым, поразительно новым – немедленно сводится к ощущению и преследует это ощущение, которое обращается тогда в память. Следовательно, опыт умирает и ум становится всего лишь стоячей заводью прошлого.

Если мы глубоко увязли во всём этом, мы свыкаемся с этим процессом; и нам кажется, что мы не способны выйти за преде лы его. Мы хотим выйти за его пределы, так как устали от этой бесконечной рутины, от этой механической погони за ощущением; и вот ум проецирует идею истины, Бога; он мечтает об изменениях, имеющих жизненную важность, и о том, чтобы играть главную роль в этих изменениях, и так далее, и тому подобное. В результате творческого состояния никогда не возникает. В себе я вижу продолжающийся процесс желания – механический, бесконечно повторяющийся процесс, – который держит ум в тисках рутины и превращает его в мёртвый центр прошлого, в нём же творческой спонтанности нет и в помине. Бывают, правда, и внезапные творческие мгновения, которые проистекают не от ума, не от памяти, не от ощущения или желания.

Наша проблема, следовательно, заключается в том, чтобы понять желание – не как далеко следует заходить или где должно кончаться желанию, – но понять весь процесс желания, жажды, страстных стремлений, испепеляющих страстей.Большинство из нас полагают, будто обладание немногим указывает на свободу от желания, – и как же мы поклоняемся тем, кто владеет малой толикой вещей! Набедренная повязка, одеяние символизируют наше желание освободиться от желания; но это снова очень поверхностная реакция. Зачем же начинать с поверхностного уровня отказа от внешнего, от собственности, когда ваш ум изуродован бесчисленными хотениями, бесчисленными желаниями, верами, борениями? Несомненно, там-то и должна происходить революция, а не в том, скольким владеть, какую одежду носить или сколько раз в день есть. Но нас впечатляют эти внешние вещи – у нас ведь такой поверхностный ум.

Ваша проблема и моя проблема – понять, может ли ум когда-нибудь освободиться от желания, от ощущения. Творчество, несомненно, не имеет ничего общего с ощущением; реальность, Бог или что хотите – это не состояние, которое может быть пережито на опыте как ощущение. Когда вы обладаете опытом – что происходит? Скажем, опыт дал вам определённое ощущение, чувство восторга или отчаяния. Естественно, вы пытаетесь избежать, отбросить состояние отчаяния; но если это радость, чувство восторга – вы пускаетесь в погоню за ним. Ваш опыт принёс вам приятное ощущение, и вы хотите, чтобы у вас их было больше; и «больше» усиливает тот мёртвый центр ума, что всегда жаждет дальнейших опытов. Следовательно, ум не может испытать на опыте ничего нового, он не способен испытывать что-нибудь новое, потому что его подход всегда зиждется на памяти, на опознавании; а то, что опознано памятью, не есть истина, творчество, реальность. Такой ум не может испытать на опыте реальность; он может испытать только ощущение, а творчество не есть ощущение, оно – что-то вечно новое каждый миг.

Таким образом, я осознаю состояние собственного ума; я вижу, что он – инструмент ощущения и желания, или, вернее, он есть ощущение и желание, и он механически втянут в их рутину. Такой ум никогда не способен воспринимать или чувствовать новое; ибо новое, очевидно, должно быть чем-то, что находится за пределами ощущения – которое всегда старо. Итак, этот механический процесс, с его ощущениями, пришёл к концу, не правда ли? Желание «большего», погоня за символами, словами, образами, с их ощущениями – всё это пришло к концу. Только тогда возможно для ума находиться в состоянии творчества, в котором всегда может появляться новое. Если вы поймёте это, без гипноза слов, привычек, идей, и увидите, как важно для ума постоянно сталкиваться с новым, тогда, возможно, вы поймёте процесс желания, рутины, скуки, непрерывной жажды опыта. Тогда, я думаю, вы увидите, что желание имеет очень мало значения в жизни по-настоящему ищущего человека. Очевидно, существуют определённые физические потребности: в пище, одежде, крове и во всём прочем. Но они никогда не становятся психологическими страстями, вещами, на которых ум самоутверждается как центр желания. Всё, что выходит за пределы физических потребностей, любая форма желания – величия, истины, добродетели – становится психологическим процессом, с помощью которого ум выстра ивает идею «я» и самоутверждается в центре его.

Когда вы увидите этот процесс, когда вы по-настоящему осознаете его – ничего не противопоставляя ему, не испытывая искушения уступить ему, не сопротивляясь ему, не оправдывая или осуждая его, – тогда вы откроете, что ум способен воспринимать новое и что новое – никогда не ощущение; следовательно, оно никогда не может быть опознано, воспроизведено в опыте. Оно – такое состояние бытия, в котором творчество приходит само, без приглашения, без шлейфа памяти; и это – реальность.

На себя можно начинать работать когда чувствуешь свою конкурентоспособность или обнаружишь потенциальных клиентов.

И не дай бог ввязаться в дело за пределами своей компетенции

Петр Новыш

Санкт-Петербург