Итак, про еду и сопутствующее.
Вернувшись с абитуры и КМБ в стены родного краснознаменного, и спустя годы, вспомнилось следующее:)):
1. Чашки-кружки. Как раз после прибытия завезли пластиковые стаканчики. Разворовали за месяц примерно. Потом были стеклянные. Перебили ещё быстрее, пара недель. Прижились алюминиевые кружки, эмалированные. Но! Это была заводская выбраковка, с отверстиями примерно 5мм, будь то выше или ниже уровня ёмкости. Однако мудрые головы будущих защитников быстро нашли решения. Целых два!))
- заклеивать дырки вкладышами от модных в то время жевательных резинок;
- зелеплять (залепливать?))) оные хлебом, предварительно обработав его слюной.
Естественно, всё это работало, и вожделенная жидкость оставалась в кружке.
Наиболее в некотором смысле продвинутые вояки считали, что раздача такой тары будущим офицерам дикое неуважение и равно дырявым ложкам для определенного контингента в зонах ...
Касаемо напитка, то есть компота из сухофруктов. Весь он был насыщен былыми червяками.
Тут интересное наблюдение. Увидев этого зверя впервые напиток отвергался. Затем, через неделю, зверь извлекался. Через некоторое ещё время подвергался наблюдению дабы не попасть в желудок. Через пару месяцев было абсолютно всё равно.
Накатал за пункт один очень много, так что пока хватит))

В воскресенье 24-го февраля 1985 года, сразу же после обеда, наш взвод выехал в ногинский караул. В этот раз караул прошел без приключений, тихо и спокойно. Проверяющие сильно не доставали. Диверсанты на охраняемые нами посты проникнуть не пытались.

На следующий день в Ногинский учебный центр приехал и наш батальон. Приехал - это громко сказано. Как обычно, ребят выгрузили километров за двадцать до учебного центра. И они немного прогулялись пешим маршем. С полной выкладкой. Прогуляться-то, конечно, неплохо. Но не зимой. Зимой, пока едешь в кузове ЗИЛа – замерзаешь, как цуцик. Пока идешь маршем – всё твоё обмундирование промокает насквозь от пота. Сушилка в казарме маленькая - забивается шинелями, телогрейками, сапогами и валенками под завязку. Сменную форму мы на четвертом курсе с собой уже не берем. И поэтому ходишь ты в мокрой форме, пока она на тебе не высохнет. Так что с караулом нам здорово повезло.

В понедельник и вторник у нас занятия по тактической подготовке. Готовимся к предстоящим ротным тактическим учениям с боевой стрельбой, которые должны пройти с 4 по 6 марта (по одному дню на роту).

Если честно, то эти два дня мы откровенно маемся дурью. Это на самоподготовке мы рисуем рабочие карты, наносим обстановку и свое командирское решение – там все по-взрослому. А на тактическом поле за четыре года всё давно уже отработано и изучено. Так что за четыре месяца до выпуска можно немного и подурачиться.

На второй день занятий мы отрабатываем действия роты в наступлении. Катаемся по тактическому полю на танках и БМП, имитируем отражение контратакующего противника и уничтожение выявленных огневых целей. Как обычно, по очереди, выступаем в роли командиров отделений, взводов, роты, механиков-водителей, наводчиков танков и БМП-2 – по плановой замене на разных этапах занятий. А в роли пулеметчиков, автоматчиков, гранатометчиков и снайперов - в зависимости от закрепленного за нами оружия.

На одном из этапов занятий мне выпадает «роль» наводчика танка. Я залезаю в танк, проверяю связь, начинаю осваиваться с вооружением, вспоминать механизмы наведения орудия, работу стабилизаторов и прочую «ерунду». За командира танка «работает» Игорь Пузанов. Что-то они там мутят с Ромой Добросельским, который на предыдущем этапе был за командира танка. И пока Игорь занимает свое место в танке, о чем-то договариваются. Но меня это не касается.

Следует команда очередного «командира роты» и мы устремляемся в атаку. По ходу движения Игорь дает мне команду на уничтожение первой цели.

- Ориентир второй, вправо двадцать, дальше сто – танк противника в окопе. Бронебойным. Огонь! – Радостно кричит мне Игорь.

- Есть уничтожить, - не менее радостно кричу по ТПУ (танковому переговорному устройству) я. Благо, что кроме нашего экипажа, нас никто больше не слышит. Поэтому можно не уточнять дальность до цели, прицел и прочие мелочи. И мы можем общаться хоть на эсперанто, главное, чтобы понимали друг друга.

А затем мужественно и отважно (благо, что никто не стреляет по нам в ответ) с помощью электропривода я начинаю поворачивать орудие в сторону вражеского танка. Но с башней творится какая-то ерунда. Она никак не хочет поворачиваться. Ни с помощью электродвигателя, ни вручную.

Жалобно, как проштрафившийся щенок, я кричу Игорю по связи, что электромотор поворота башни почему-то не работает. А провернуть башню вручную у меня не хватает сил.

- Ща помогу! – Раздается в ответ.

Игорь пролезает ко мне поближе и вдвоем мы с трудом, но проворачиваем башню в нужную нам сторону.

Враг не уйдет. И непременно будет разбит.

- Выстрел! – Кричу я на всю силу своих легких. – Ба-бах!

Это у пехоты есть холостые патроны. На танке у нас из боеприпасов только мой голос. И голосом я могу не только «бабахнуть» их пушки, но и сделать «тра-та-та» из пулемета. Но из пулемета добивать подбитый нами вражеский танк некогда.

Потому что Игорь обнаруживает новую цель и мне приходится снова крутить башню в её сторону и «бабахать» по врагу. Благо, что теперь танковая башня вращается нормально. И никакой враг уже не уйдет и не скроется от нашей быстрой и меткой стрельбы. Но, чтобы врагу совсем поплохело, на всякий случай, к «ба-бах» я добавляю еще и парочку «тра-та-та».

Детский сад одним словом, а не тактическая подготовка. Это на предстоящих ротных тактических учениях с боевой стрельбой мы настреляемся вдоволь, а сегодня можно просто немного повеселиться.

Вскоре мы останавливаемся на очередном рубеже, где должна произойти очередная смена. Игорь вылезает из танка. Я копошусь со своей командирской сумкой, зацепившейся ремнем за какую-то железку.

Тем временем в моем люке появляется голова Ромы Добросельского.

- Серёга, подай мою эсвэдэшку.

Я непонимающе смотрю на него. Что такое «эсвэдэшка» я прекрасно знаю. Только в танке у нас никакой эсвэдэшки нет. У меня – автомат. И Игоря - тоже. Откуда у нас взяться эсвэдэшке?

Но Рома показывает мне на командирское место, где только что сидел Игорь Пузанов. Там за сиденьем командира танка на полике действительно валяется СВД. Оказывается, чтобы не бегать по тактическому полю со своим «веслом», Рома договорился с Игорем поменяться оружием. Свою эсвэдешку он оставил в танке, а у Игоря взял его автомат.

Я лезу на командирское место, что подать Роме его винтовку.

Но сделать это у меня не получается. Я могу поднять винтовку только на уровень своих глаз, и приступ резкой боли тут же скручивает меня пополам. Как только боль немного отпускает, я снова пытаюсь поднять винтовку. И снова резкая боль не дает мне это сделать.

Отвернувшись в сторону, неимоверным усилием я поднимаю винтовку выше, чтобы Рома смог её вытащить. А немного переждав очередной приступ режущей боли, из последних сил, начинаю вылезать из танка.

Но при виде Ромы мне становится еще хуже. Хотя, казалось бы, хуже быть мне уже не может. Рома стоит на броне танка и удивленно рассматривает свою винтовку. На лице у него непонимание и какая-то детская обида. Лучше бы я на него не смотрел. Очередной приступ хохота переламывает меня напополам.

При виде нас начинают падать на снег и те, кто только что стоял неподалеку. Я их понимаю. Видеть такое стоя, едва ли кому по силам. Все мы прекрасно понимаем, что это - залёт. Точнее сказать – это БОЛЬШОЙ ЗАЛЁТ! Но не смеяться при виде этой винтовки – просто невозможно.

На этом наши сегодняшние занятия по тактической подготовке разом закончились. Подполковник Стебунов построил нас на исходной. Попытался нам что-то сказать. Но это у него не получилось. Он только вытер слезы, проступившие у него на глазах, и пошел куда-то в сторону. К нам подошел наш ротный. Посмотрел на Рому и его винтовку. Да Григорий Николаевич - настоящий воин. Только ему это было по силам – отдать приказ нам чем-то замотать СВД. Это было более, чем правильное решение.

Ведь если бы мы её не замотали, то едва бы смогли дойти от тактического поля до учебного центра без потерь. Потому что смотреть на Ромину СВД без слез и дикого хохота было невозможно. Как и идти в таком состоянии.

Дело в том, что ствол Роминой СВД был загнут точно под углом в 90 градусов. Сделать это физически невозможно. Но то что невозможно сделать человеку и электродвигателю механизма поворота башни, с помощью какой-то «матери» сделали два курсанта-четверокурсника и башня танка Т-62. Каким-то немыслимым образом Ромина эсвэдэшка, небрежно брошенная в башне танка, зацепилась за что-то стволом на верхнем погоне башни, а мы с Игорем не заметили этого. И когда башню немного «заклинило» смогли все же «прокрутить» её вручную.

Впереди было еще больше недели до нашего возвращения в Москву. И ротные тактические учения с боевой стрельбой (вместо обычного недельного выезда в этот раз мы выехали в Ногинский учебный центр, с учетом караула, на 12 дней). Но это было уже для нас как-то не важно. Все мы: Рома Добросельский, Игорь Пузанов и я, ждали скорейшего возвращения в Москву. Прекрасно понимая, что натворили мы дел по самое не хочу. И не наказывают нас, и не расстреливают только по одной, единственной причине – наверняка, это будет сделано лично начальником училища. В Москве. Перед строем всего училища.

Да, нам еще ни разу не приходилось сталкиваться с подобным. И мы даже предположить не могли, что с нами теперь сделают. То, что из училища нас отчислят – это понятно. То, что расстреляют за порчу боевого оружия – без сомнения. Но этого ведь ничтожно мало для того, чтобы наказать нас так, как мы этого заслужили.

Неделя прошла в томительном ожидании. 7-го марта мы вернулись в училище. На следующий день, в Международный День 8-го марта, на торжественном построении начальник училища приказал нам троим выйти из строя. Кажется, началось?

Генерал-майор Сергеев начал свою речь с того, что у нас в училище произошло чрезвычайное происшествие. Пока генерал продолжал свою речь, кто-то из офицеров принес ему что-то большое, завернутое в плащ-палатку. По форме этого свертка только мы трое сразу же догадались, что находится под этой плащ-палаткой. И мысленно пожелали начальнику училища не делать того, что он собирался сделать. Мы были согласны на расстрел и любое другое наказание, но только не на это.

Увы, Юрий Михайлович, похоже, не умел читать наши мысли. И со словами «вот посмотрите», он сделал то, что делать было никак нельзя…

Потому что дикий хохот, который прокатился по рядам курсантских подразделений, преходящий в легкую истерику, остановить в ближайшие часы было уже невозможно. Генерал и сам не мог смотреть без смеха на то, что он только что вытащил из плащ-палатки. Генерал только махнул нам рукой, чтобы мы куда-нибудь провались. С глаз долой! Видимо, понимая, что совершил большую ошибку, превратив наш расстрел в какой-то нелепый балаган.

Наша троица молча вернулась в строй. И мы были единственные, кому в этот момент было совсем не до смеха. Вечером ротный сказал, что, скорее всего, нам придется выплатить стоимость оружия в десятикратном размере. По словам Григория Николаевича, себестоимость СВД немногим более 100 рублей (мне почему-то подумалось, что «немногим» - это около двухсот рублей). Так что вскладчину мы сможем выплатить ее десятикратную стоимость без особых проблем.

Мы с ребятами тут же пошли в Ленинскую комнату. И засели за расчеты, пытаясь понять, как быстро мы сможем выплатить эту сумму. По самому минимуму, на брата выходило по 333 рубля с небольшим. При курсантской стипендии в 17 рублей 80 копеек, ребята расплатились бы со своим долгом за 19 месяцев. Я со своей фрунзенской стипендией в 40 рублей мог бы уложиться и в девять месяцев.

Выпуск из училища у нас должен состояться в конце июня. Так что за четыре курсантские стипендии и одну лейтенантскую зарплату, вроде бы, мы должны были рассчитаться со всеми своими долгами? Если конечно, к тому времени не сломаем где-нибудь парочку БМП или не утопим какой-нибудь танк или подводную лодку.

Будут ли применены к нам еще какие-либо меры дисциплинарного наказания, мы не знали. Но по всему выходило, что пойдем мы по делу, как «группа лиц по предварительному сговору» и по всей строгости военного времени. В тайне я надеялся на гуманность нашего самого гуманного в мире суда, ведь я же ничего не знал об этой СВД. И то, что она валяется где-то у нас в танке. Но Игорь Пузанов, на всякий случай, обломал все мои надежды. И, по-дружески, успокоил.

- Ну, и что, что не знал. А кто первым начал крутить механизм поворота башни?

Да, Игорь был прав. Башню крутил я. Как говорится, «оставь надежду, всяк сюда входящий». И еще почти целую неделю мы ждали, неминуемой кары за порчу снайперской винтовки.

Я не знаю, что и где «сработало». Скорее всего, у ребят были «серьезные» родители, родственники или знакомые, которые отнеслись к этой ситуации спокойно, без смеха и как-то её уладили. В общем, расстреливать нас не стали. И никаких выплат материального ущерба на нас не повесили.

Но в нашей казарме еще несколько дней висела стенная газета, посвященная трем гениальным оружейникам, которые изобрели снайперскую винтовку для стрельбы из-за угла - Роме Добросельскому, Игорю Пузанову и мне.

С очень смешной и оригинальной картинкой под этим текстом, на которой был изображен снайпер, стреляющий из-за угла неизвестного здания из снайперской винтовки, у которой ствол был изогнут под прямым углом. И целился он по врагу через такой же «изогнутый» под 90 градусов оптический прицел. И стрелял, думается, такими же изогнутыми пулями.

А самое главное, из училища нас не исключили. Видимо, наше командование мудро рассудило, что если сразу после выпуска из училища нашу троицу забросить в тыл врага, мы там столько всего натворим, наломаем и набедокурим, что враг немедленно поднимет белый флаг и попросит пощады. Но торопиться принимать его полную капитуляцию и возвращать нас обратно наше командование явно не будет. Потому что совершенно непонятно, что делать с нами дальше?

Александр Карцев, http://kartsev.eu

Глава из моего романа-трилогии «Кремлевцы».

В 2007 году, когда мои сверстники уже вовсю реализовывали свои влажные фантазии, я был курсантом 3 курса одного из военных ВУЗов нашей необъятной. После обязательных 2х лет проживания в казарме, часть курсантов переселялась в общежитие, а женатым позволялось жить в городе, являясь на учёбу как на службу.

Был у нас один однокурсник, который имел авто, жил в городе, и водил как.. Ну, как бессмертный в общем. Пусть он в дальнейшем будет Хуйголопов. И к сожалению, вышло так, что однажды он подвозил на службу своего друга, тоже курсанта, попал в аварию, и этот друг погиб. Хуйголопов даже не поцарапался.

По этому поводу начальник факультета (полковник, командир батальона) построил наш факультет (батальон) и устроил всем дикий разнос на эту тему. Разнос был жёсткий, подробности опущу, главное, скажу, - Хуйголопова отчислили, а полкан на протяжении часа говорил, что подобного не потерпит, так будет с каждым и он даёт слово офицера, что Хуйголопов не восстановится на курс, кто бы за него не попросил (у нас 90% учащихся поступили "через кого то" и часто бывало, что кого то отчислили, а потом вернули), что никогда Хуйголопов не получит офицерские погоны, иначе быть ему, комбату, последней блядью. Слово офицера. Даже если полкану позвонят из космоса. [Это я буквально фактически цитирую].

На плацу примерно 600 курсантов и около 60 человек офицеров. Слюной забрызгало всех. Про титановую принципиальность в этом вопросе слышали все.

В общем, Хуйголопова вернули в строй через неделю. Он спокойно выпустился с нами и уехал в войска, укреплять российскую оборону. Начфак ни разу не дал ни одного комментария по этому поводу и делал вид, что ничего не произошло.

Морали нет, комментариев нет. История моя, тег "моё".

[Картинка для привлечения внимания, на фото - выдающийся русский офицер, генерал Скобелев, прозванный "Белым Ахиллесом", одной своей фамилией наводивший ужас на всю Европу]

Вспомнилось тут ))) Для ЛТ слабовато, думаю, поэтому выкладываю просто так.

Было это в конце 90-х, в Сасовском Лётном. Я, будучи кадетом, долётывал вывозную программу  и, сдав соответствующие зачёты, был готов вылететь первый раз самостоятельно. День выдался прекрасный. Завтрак, как всегда, скудный, самолёт знакомый. Хотя какой, к чёрту, знакомый, с 11 часами налёта? Борт сразу со стоянки улетел в зону, но через пару часов уже вернулся и наступил мой звёздный час. По плану ко мне в правое кресло садился ещё один зелёный кадет с ещё меньшим, чем у меня, налётом, а я должен был вырулить, взлететь и продемонстрировать всему командному составу по возможности идеальный прямоугольный маршрут с заходом на посадку, посадкой и заруливанием. "Коробочку", то есть.

Если боги пошлют мне трезвость, смелость и идеальную коробку, мне надлежало, дословно: "не ссать, а поводить жалом и в случае отсутствия инструктора рядом со стоянкой, запрашивать выруливание и валить на вторую коробочку".

В общем-то, так оно и получилось. Выруливание, взлёт, первый разворот, второй, траверз, третий, закрылки, четвёртый, выравнивание, посадка. К стоянке я прикатился уже бывалым авиатором. Поводил жалом, идентифицировал башку инструктора с дымящейся папиросиной в зубах и фуражкой набекрень где-то в окрестностях диспетчерского кунга, рассмотрел машущих из-под тента дружбанов, с которыми 8 минут назад ловил оводов и считал штурманский журнал и запросил выруливание на исполнительный старт.

Вторая коробка почти целиком вышла такой же, как и первая. Но, увы, не вся. Уже перед самой посадкой, выравнивая вялую и валкую на низкой скорости тушу Ан-2, я осознал, что до твёрдой, травянистой земли вовсе не 1.5 - 2 метра, как положено. А все 4. Или даже больше. И скорости уже нет. А пинать от себя РУД и уходить на второй круг, упираясь коленом в штурвальную колонку, чертовски очково и совсем уже неуместно для такого бравого идиота, как я. И тогда в тишине малого газа, когда слышно как шумит воздух, обтекающий консоли, сделал я свою генеральную за всё обучение глупость. Перепутал кнопки СПУ и вместо внутренней связи, в общий эфир заявил: "Лёха, держись крепче, сейчас кааак пизданёмся!". Лёха, собственно, уже осознав что что-то происходит не так, как обычно, совету последовал - побледнел, бросил штурвал и вцепился в ремни.

Самолёт покачался ещё секунду, скользнул брюхом вниз, как бы пытаясь обнять консолями убегающее "посадочное Т" и чётко, на три точки, влепился в землю. По идее, он должен был скозлить и отскочить вверх, но скорости ему не хватило, да и коснулся он не только передними стойками а потому, трудяга благородно простил криворуким кадетам очередную грубую посадку и, тяжело скрепя и звеня своими самолётными потрохами, поскакал по кочкам и коровьему говну в сторону стоянок.

Последствий, в общем-то, не было. Заставили меня ещё раз сдать зачёт по действиям при уходе на второй круг и отлетать десяток коробок с уходом под присмотром инструктора. А потом сажали справа к каждому, кто из эскадрилии вылетал первый раз самостоятельно. Зато сам инструктор до конца лётной практики припоминал мне этот нелепый случай. Бывало, где-нибудь на маршруте возьмёт и поинтересуется, а не желает ли у нас курсант NormoSPB сообщить, к примеру, рязанскому пеленгатору, что у нас в салоне накурено или снова наблевал кто-то из кадетов в ведро за 15 шпангоутом. Золотой человек. Благодарен ему за всё искренне и глубоко.

Фотография из этих ваших интернетов.