Часть I.
Часть II.
Часть III.
Часть IV.
Часть V.
Глава 10. «О, сколько нам открытий чудных…» (продолжение) [1][2][5][7][8][11][13][15][16][19][20][22].
Примечание 22. До данного момента биография Герберта Уильяма Маллина практически целиком известна со слов его родных; но в ходе дальнейшего повествования автор счёл необходимым дополнить предоставленную ими информацию сведениями, добытыми детективом Картрайтом, а также полученными из других источников – просто потому, что в противном случае придётся возвращаться несколько раз к одним и тем же периодам в жизни Херба.
Через месяц после разрыва с невестой Герберта арестовали за хранение марихуаны, но ему удалось «отделаться легким испугом»: в обмен на признание вины обвинение было изменено с уголовного на административное правонарушение (non-criminal violation of law) – «присутствие в месте, где употреблялись наркотики».
Вскоре после ареста Герберт устроился на работу в благотворительную организацию Goodwill Industries ; после короткого курса обучения он был направлен руководить отделением организации в Сан-Луис-Обиспо, в 100 милях от Санта-Круз. В октябре 1968-го он получил статус «отказника», и призывная комиссия приняла решение засчитать время его работы в GI в качестве альтернативной службы.
Билл и Джин уже было решили, что их сын «взялся за ум» - и даже отец смирился с его пацифистскими настроениями (более того, он лично написал письмо в призывную комиссию, в котором он обосновывал отказ своего сына от службы его антивоенными взглядами); однако выяснилось, что расслабились они рано. В феврале 1969 г. Херб внезапно бросил работу и заявил, что собирается отправиться в Индию, чтобы изучать йогу.
После длительных уговоров он все же согласился повременить с этой идеей и переехать на ранчо к сестре в Себастопол, округ Сонома; там, в трейлере, Герберт прожил около месяца, помогая сестре Патриции и её мужу, Альберту Бокка, выращивать рождественские ёлки – пока 28 марта 1969 г. не случилось происшествие, заставившее родственников забить тревогу.
Во время семейного ужина Херб внезапно принялся копировать каждое движение своего шурина и повторять его слова («Это выглядело просто шокирующе - он был сам не свой. Он… подражал всему, что делал Эл»). Делал он это бессознательно, словно находясь в каком-то трансе – и все попытки родных вывести его из этого состояния оканчивались ничем; «отпустило» Герберта только спустя 4 часа. Глубоко религиозные родители Херба первым делом обратились к знакомому священнику (неужели заподозрили, что их сын «одержим бесом»?); однако по итогам беседы Билла со святым отцом выяснилось, что никакого «обряда экзорцизма» здесь не требуется, а требуется срочное обращение за медицинской помощью – эхопраксия и эхолалия хорошо известны, как симптомы шизофрении.
На то, чтобы убедить Херба лечь в больницу, у родных ушло больше суток – но это им всё-таки удалось, и 30 марта Герберт Маллин добровольно обратился за помощью в психиатрическую лечебницу в Мендосино. Там ему поставили диагноз «шизофрения, осложненная приемом наркотических средств» и назначили лечение - хлорпромазин (Торазин) и трифлуоперазин (Стелазин).
В клинике Херб оставался на протяжении 6 недель; все это время он, как правило, отказывался сотрудничать с врачами и следовать программе лечения – вместо этого, перезнакомившись с другими пациентами, принялся разглагольствовать о йоге и «продвигать» среди них свою личную версию восточных философских течений.
Интересно, что несмотря на серьезность поставленному Маллину диагноза и его отношение к лечению, выходные ему позволено проводить на ранчо у сестры – где он продолжал донимать родных своими выходками; однажды он принялся одолевать сестру просьбами заняться с ним сексом, а когда та вполне предсказуемо отказалась – принялся приставать к шурину; при этом Херб утверждал, что они сами «телепатически» попросили об этом.
В связи с тем, что за госпитализацией Маллин обратился добровольно, насильно заставить его продолжить лечение в стационаре было нельзя – и когда 9 мая Герберт заявил о своем желании покинуть клинику, препятствовать ему не стали. Запись, сделанная в его медицинской карте при выписке, гласила: «Прогноз неблагоприятный. Судя по всему, рекомендованные программы лечения оставлены пациентом без внимания».
Следующие несколько месяцев Херб провел в Саут-Лейк-Тахо, где в компании еще одного бывшего пациента клиники Мендосино мыл посуду в отеле-казино. С работы он уволился 30 августа 1969 года; несколько дней спустя рейнджер Рон Лэнг, патрулировавший территорию Парка Коуэлла, наткнулся на молодого человека, сидевшего под навесом, скрестив ноги и положив руки на колени; смотрел юноша прямо перед собой. Навес был построен из молодых деревьев, срубленных в нарушение правил парка – и Лэнг потребовал от молодого человека покинуть территорию; тот хранил молчание, несмотря на неоднократные вопросы рейнджера – но Рон заметил, как тот медленно потянулся к охотничьему ножу. Лэнг сумел перехватить тянущуюся за оружием руку и вызвать подмогу; с помощью других рейнджеров ему удалось обезвредить Маллина и водворить его в камеру окружной тюрьмы - однако вскоре Герберт был отпущен.
В сентябре он вернулся в Санта-Круз, и, к облегчению родителей, обратился за помощью в реабилитационный центр для страдающих наркоманией.
Примечание 23. Здесь я считаю вполне своевременным сказать пару слов об отношении родителей к заболеванию Герберта. К сожалению, на протяжении нескольких лет (примерно до сентября 1972-го) во всех «странностях поведения» своего сына Билл и Джин винили употребляемые им наркотики - и упрямо отрицали в своем сознании тот факт, что он шизофреник. Судя по всему, они просто не могли принять тот факт, что прекрасная наследственность и хорошее воспитание не являются «страховкой» от подобного рода психических заболеваний.
Однако вскоре из центра Херб сбежал, перебиваясь работой в автосервисе в компании нескольких бывших сокурсников из Колледжа Кабрильо. Родители его не видели до ноября, когда на них свалилось известие, что Герберт снова госпитализирован – на этот раз в психиатрическое отделение Госпиталя Общего Профиля в Сан-Луис-Обиспо.
Как выяснилось, Херб на тот момент обитал у случайного знакомого по имени Джон, и вскоре приятелю пришлось пожалеть о своем разрешении остановиться у него - поведение Маллина было слишком странным и пугающим для того, чтобы его долго терпели. Он и раньше упоминал о том, что «слышит голоса» и «принимает телепатические сообщения», но теперь их «посыл» стал иным; если раньше «голоса» просто рассказывали Герберту о нем самом и об окружающих, то теперь они начали уже командовать. Сначала они велели Маллину обрить голову, но это было еще полбеды; следующим приказом стало сжечь свой пенис, и Герберт добросовестно попытался проделать это с помощью зажженной сигареты.
Затем он внезапно «воспылал страстью» к Джону и принялся заигрывать с ним, отпуская странные комментарии, что «даже убийство – это проявление любви»; приятель данного «проявления чувств» не оценил и обратился к своему дяде, местному врачу. Тот, хоть и не был психиатром, быстро понял «что не так» с Гербертом – и 31 октября 1969 года Маллин был принудительно госпитализирован с по причине того, что «ввиду психического расстройства указанный человек представляет опасность для других и для самого себя».
Приехавшим к нему родителям Герберт объявил, что давно является гомосексуалистом. От этого известия отца, истинного (хоть и новообращенного) католика и бывшего офицера, столько сил отдавшего тому, чтобы вырастить из сына «настоящего мужчину», едва не «хватил удар»; Билл Маллин едва успел смириться с тем, что его сын наркоман и пацифист – так теперь еще и это…
Несмотря на назначенные Герберту препараты (все те же торазин и стелазин), особых улучшений в его состоянии не наблюдалось; некоторое время он постоянно носил с собой Библию, призывая других пациентов в палате следовать за ним и «изменить духовную природу мира». Затем он принялся строчить письма – множество писем; адресатами были его родители, а также известные врачи, политики и общественные деятели, прежде и слыхом не слыхивавшие о Герберте Маллине. Письма содержали бредовые теории о религии и устройстве Вселенной - и зачастую заканчивались словами: «С уважением к вам, жертвующий собой во имя человечества Херб Маллин».
23 ноября Герберт Уильям Маллин был выписан из психиатрического отделения госпиталя; добиться хоть сколько-нибудь значительного улучшения его состояния за это время не удалось – но Закон Лантермана-Петриса-Шорта (см. предисловие), основные положения которого вступили в силу как раз в промежутке между двумя госпитализациями Герберта, не давал возможности задержать его в психиатрическом отделении «на подольше». Поэтому не отвечающий критерию «неминуемой опасности» Маллин был выписан – хоть и с условием, что продолжит лечение амбулаторно «по месту жительства», т.е. в Санта-Круз.
Судя по всему, Билл действительно «любил своего мальчика» и к тому моменту успел смириться с неизбежностью – потому что когда Херб изъявил желание вернуться в родительский дом, отец сам привёз его в Фелтон. В больницу в Санта-Круз Маллин-младший обратился на следующий день, 24 ноября – о чем имеется запись в его медицинской карте. Его определили в терапевтическую группу и назначили соответствующие его заболеванию препараты, но… групповые собрания Герберт посещал нерегулярно, ссылаясь на то, что они «противоречат его рабочему графику», лекарства принимал также весьма эпизодически.
Поведение Херба в следующие полгода можно охарактеризовать как «хаотичное»; он съехал от родителей в дешевый мотель на берегу, перебиваясь на пособие по инвалидности (к сожалению, процедура назначения и выплаты пособия в связи с психическим заболеванием не предполагала контроля за продолжением лечения) и подрабатывая посудомойкой.
Он снова «спелся» с хиппи, посещал их собрания, выступал «за мир во всем мире» и пропагандировал «самосовершенствование в рамках йоги»; кроме того, он начал увлекаться астрологией и нумерологией. Какое-то время Херб даже жил в одной из коммун «детей цветов» - но, поскольку ни о каком улучшении его состояния речи идти не могло, вскоре даже соседям по коммуне его поведение начало казаться «странноватым». В один прекрасный день Маллин «подкатил» к одной из «коммунарок» японского происхождения с предложением «заделать ей прекрасного ребенка, который должен унаследовать лучшие черты двух рас» - но, получив недвусмысленный отказ, пришёл в ярость, схватил мачете и вдребезги разнёс плиту для приготовления пищи; после этого буйного поселенца из коммуны «попросили»…
Родители уже подсознательно ожидали от Херба очередного «фортеля» - и не слишком удивились, когда он опять бросил работу, полностью прекратил лечение и заявил, что отправляется на Гавайи с женщиной, которую он повстречал в коммуне хиппи; женщину эту звали Пэт Браун, было ей «хорошо за сорок», и в прошлом она тоже была пациенткой психиатрической лечебницы. Отговорить сына от его очередной сумасбродной затеи родители не смогли; что же касается врачей, то по новым правилам (всё тот же LPS – см. примечание) решение о том, продолжать лечение или нет, мог принять только сам пациент. Герберт Маллин был «освобожден от «тирании помощи», и поэтому в больнице Санта-Круз в очередной раз вздохнули, пожали плечами – и отправили его медкарту в архив.
25 июня 1970 г. Херб со своей «пассией» отправились на Гавайи; исход был закономерен - после двух недель совместного пребывания в Храме Кришны на Мауи мисс Браун решила, что Герберта Маллина с неё достаточно, и оставила его в гордом одиночестве. Лишённый средств к существованию Херб не придумал ничего лучше, чем добровольно обратиться за психиатрической помощью в Мемориальный госпиталь Мауи.
Обследовавший его психиатр отметил «слабо контролируемые вспышки агрессии», «отрицание и пассивное поведение больного» по отношению к идее о наличии у него заболевания*, а также «бессонницу и пугающие фантазии»; абсолютно независимо от своих коллег в Мендосино и Сан-Луис-Обиспо врач поставил диагноз: «шизофрения».
*Примечание 24. По поводу парадокса в виде добровольного обращения в психиатрическую лечебницу и одновременного отрицания Маллином своего заболевания - интересно, что если судить по датам, практически одновременно с госпитализацией Маллин написал письмо родителям с просьбой выслать ему денег на дорогу домой. То есть, «обратился за помощью» он не оттого, что внезапно осознал, что болен, а оттого, что это был вполне приемлемый выход «перекантоваться» до получения перевода.
Согласно больничным записям с Гавайев, пребывание Герберта в Госпитале было отмечено рядом «инцидентов» – например, он самовольно покинул территорию отделения «в поисках работы», которую он отправился искать прямо в больничном халате; в таком виде его и вернула «на дачу» полиция.
Родители не отказали Хербу в помощи; 23 июля полицейский посадил его на самолёт до Сан-Франциско, и медицинский персонал Госпиталя, наконец-то, вздохнул с облегчением - дело в том, что как и в Мендосино, Маллин вместо лечения занимался в основном тем, что «баламутил» пациентов, распространяя среди них свои бредовые измышления.
Родители встретили сына в Сан-Франциско, и все трое направились домой на машине – однако радость от «возвращения блудного сына» оказалась преждевременной; не успели они доехать до Фелтона, как поведение Херба стало «угрожающим» - адресованные непонятно кому гневные выкрики, перемежающиеся откровенной тарабарщиной. Он был настолько невыносим, что в Маунтин-Вью отец остановил автомобиль возле первой же попавшейся телефонной будки и вызвал полицию; однако прибывшие патрульные только развели руками – пока Герберт не преступил закон, поделать с ним ничего было нельзя, и, пробормотав что-то про «отсутствие юрисдикции», офицеры удалились.
После возвращения в Фелтон Герберт, к облегчению родителей, слегка подуспокоился (по крайней мере, им так казалось). Он возобновил курс лечения в местной клинике и вновь подал документы на получение пособия.
30 июля 1970 г. его арестовали в Санта-Круз – остановившим Маллина патрульным показалось, что он ведёт себя неадекватно. Обыскав задержанного, полицейские обнаружили при нем таблетки; это были назначенные Герберту препараты – но полиция приняла их за ЛСД и изъяла, а владельца заперла в камере по обвинению в хранении наркотиков.
Лишенный своих лекарств, Херб сделался «гиперактивен»; всю ночь он распевал песни во всё горло, а во время утреннего заседания суда потребовал «легализовать марихуану и кислоту». Судья принял решение направить Маллина на принудительное лечение в психиатрическое отделение больницы округа, но там он пробыл всего несколько дней - подоспели результаты экспертизы изъятых у Герберта таблеток, и обвинение против него было снято; 5 августа он был выписан с диагнозом «шизофрения параноидального типа».
К тому моменту, когда их сыну исполнилось 23, Билл и Джин каждый день встречали с настороженностью – никогда нельзя было сказать, что сегодня выкинет их сын. Он то съезжал от родителей, то возвращался к ним; то устраивался на работу, то бросал её; ни с того, ни с сего Герберт сменил бенефициара своего страхового полиса – с родителей на UNICEF.
28 марта 1971 г., пока его отец находился в больнице после хирургической операции, Херб в очередной раз был арестован - на этот раз за пьянство в общественном месте и сопротивление офицерам полиции – и провел в местной тюрьме 10 дней. Выйдя оттуда, он вновь самовольно прекратил курс лечения в клинике - и 31 мая переехал в Сан-Франциско.
Следующие 16 месяцев жизни Герберт провёл в районе Тендерлойн, который зачастую называли «психиатрическим гетто» (см. предисловие). Изредка родители получали от него письма, и их содержание то было почти нормальным, то ввергало Билла и Джин в отчаяние своей «иррациональностью».
С другими родственниками он в этот период времени почти не поддерживал контактов – к радости последних; дело в том, что каждый «визит» Герберта оканчивался какой-нибудь его выходкой. Так, однажды он заявился в дом своего дяди Эноса Фоуратта в Кармеле и попытался пропагандировать йогу; в ходе своего «агитационного выступления» он разделся догола перед Эносом, его женой и престарелыми родителями. Энос вытолкал его из дома и велел уходить – однако спустя несколько минут Герберт вломился внутрь без приглашения и потребовал:
- Эй, дядя, покажи яйца; я хочу убедиться, действительно ли они больше моих…
В середине сентября 1972 г. Герберт Маллин вернулся в Фелтон; к этому моменту он успел сменить свой дышащий на ладан Volkswagen на такой же старый бело-голубой Chevrolet. Родным сразу же стало ясно, что лечением за время своего отсутствия Херб себя не утруждал: первое, что он сделал – это «вздул» своего старика-отца (напоминаю, Биллу было уже 64 года). «Сразу после того, как он вернулся домой из Сан-Франциско, он набросился на меня. Он нанес мне несколько ударов точно в челюсть, вот просто «бум, бум, бум», и сказал: «Ну что же ты, давай, это долго не продлится»; это был последний раз, когда я спарринговал с ним…»*.
*Примечание 25. В этих словах содержался явный намёк на их «боксерские поединки» с отцом, когда Херб был ребёнком, и рассказ об этом происшествии весьма заинтересовал Дональда Ланди - по нескольким причинам. Во-первых, судя по рассказам родных, отец никогда не использовал подобные спарринги в качестве наказания (как поступал, например, отец Фрэнсиса «Ирландца» Ширана); во-вторых, тем не менее, Херб явно избил отца из чувства мести; в-третьих, из этого и прочих поступков Маллина явствовало, что он по каким то причинам негативно относится к родителям.
Ланди уже неоднократно сталкивался с тем, что сознание шизофреников может искажать не только события настоящего, но и прошлого – и всё в угоду их извращенной картине восприятия мира; они могут «пересмотреть» всё свое прошлое, выискивая в нем доказательства «реальности» собственного бреда. По предположению психиатра, именно это произошло с Гербертом Маллином в период его пребывания в Сан-Франциско – и именно там и тогда «безумная внутренняя Вселенная» Херба сформировалась окончательно.
Через несколько дней после своего возвращения Херберт опять «нанес визит» своим дяде и тете, Бернайс и Эносу Фоураттам – чем до смерти их напугал. Однажды поздним вечером Бернайс собралась «по магазинам», и, поразмыслив немного, решила взять с собой своих собак – муж задерживался на работе в своей риэлторской конторе.
Заводя машину, женщина обратила внимание, что возле выезда на дорогу припаркован старый Chevrolet, возле которого «трется» какая-то темная фигура. Насторожившись, Бернайс заперла все двери в машине – и, как выяснилось, вовремя; тень «материализовалась» в виде её племянника, про которого вся семья была в курсе, что у него «не все дома».
- Херб?! Я и не знала, что ты вернулся…. Чего тебе?
- Знаешь, тетя… У каждой женщины в течение месяца бывают такие дни, когда… Короче, я посчитал – и выходит, что у тебя сейчас овуляция. Нельзя упускать такой момент…
- Херб, что за чушь ты несешь? Уходи!
- Тетя, я это точно знаю!
- Проваливай, Херб!
В ответ на нелестное предложение племянник уставился на Бернайс таким взглядом, что у нее все похолодело внутри. В этот момент одна из собак начала громко лаять – и, судя по всему, спугнула Херба; он медленно отступил к своей развалюхе, завел её и исчез в темноте. После этого ни о каком «шоппинге» речь уже не шла – женщина бегом вернулась в дом, заперлась на все замки и принялась названивать мужу…
Психическое состояние Герберта повергало его родителей в отчаяние («Это был так не похоже на всю нашу прежнюю жизнь... Он уже был не тем ребенком, которого мы вырастили и знали. Случалось такое, что в ходе обычной семейной беседе за обеденным столо Херб внезапно мог спросить что-нибудь вроде: «А ты знаешь, сколько муравьев в муравьиной колонии?». При этом он как будто выпадал из реальности…») – но поделать с ним они ничего не могли. Как я уже писал, к сентябрю 1972 г. большинство психиатрических больниц штата или были закрыты - или находились в процессе закрытия; финансирование строительства местных специализированных клиник, осуществляемое из федерального бюджета, было урезано и почти уже иссякло. Поскольку Херб не служил в вооруженных силах, на помощь Администрации по делам ветеранов рассчитывать тоже не приходилось; единственным вариантом оставалось содержание в частных лечебных учреждениях – но оно стоило от 100 долларов в день, а таких средств у Маллинов не было. Кроме того, их сын принципиально отказывался лечиться даже амбулаторно – а принудить его к этому, благодаря закону Лантермана-Петриса-Шорта, было нереально.
В октябре Биллу и Джин показалось, что у них появился хоть слабый, но «луч надежды»; Герберт в очередной раз заявил родителям, что решил круто изменить свою жизнь и поступить на службу в Береговую Охрану - чем немало их обрадовал. В октябре он съездил на вербовочный пункт в Сан-Хосе и заполнил там заявление; пока оно рассматривалось, Херб устроился на работу официантом. Однако по результатам психологических тестов, которые Маллин-младший сдал в ноябре в Окленде, ему было отказано.
На этом он не успокоился, попытавшись в январе 1973-го записаться в морскую пехоту – и, несмотря на первоначальный отказ, продолжал настаивать на своем. Неизвестно, каким образом ему удалось убедить вербовщика, штаб-сержанта Роберта Итона, но вскоре на его заявлении появился штамп «Approved» (одобрено) – вероятно, сыграли роль рекомендательные письма отца Герберта и его армейских друзей. Более того, в сопроводительном письме, приложенном к документам Маллина, штаб-сержант характеризовал его так: «Герберт Уильям Маллин - умный и целеустремленный молодой человек, проявляющий сверхусердие в своем стремлении поступить на службу в Корпус морской пехоты США. ...В своем искреннем желании улучшить свою судьбу он на голову превосходит всех своих сверстников, и я утверждаю, что Герберт Уильям Маллин может принести пользу любому подразделению, к которому будет приписан, и прославить Корпус».
Примечание 26. Как ехидно заявляли впоследствии газеты, видимо, одним из результатов войны во Вьетнаме стала такая нехватка личного состава, что КМП был рад любому добровольцу.
Впервые родители Герберта видели его будущее в приятном свете – но недолго; сдав 15 января тесты по физподготовке и успешно пройдя психологическое тестирование (!), Герберт отказался подписывать бумаги, настаивая, что список его арестов (который раскопал Корпус - и на который «закрыл глаза») неверен; «няньчиться» с Гербертом никто не стал («Нет подписи – нет контракта. До свидания!») и во второй раз он вернулся из Окленда «не солоно хлебавши».
Это последнее разочарование не сделало Герберта Маллина более покладистым, и его ссоры с родителями участились – во всех своих проблемах сын винил отца и мать. В конце концов, 19 января терпение Билла Маллина лопнуло; он велел Хербу «выметаться» - и тот переехал в апартаменты на Фронт Стрит. Во время одного из визитов к родителям Герберт сообщил, что теперь попробует поступить на службу в Армию США, но сделать этого ему так и не удалось - он был арестован по обвинению в убийстве.
Примечание 27. Забегая вперед, должен сказать, что стремление Герберта Маллина поступить на военную службу объяснялось вовсе не ремиссией – как на то надеялись родители – а надеждой, что там он сможет убить гораздо больше людей, да еще и на законном основании.
Глава 11. «Песнь смерти» (начало) [1][2][5].
На этом моменте рассказы родственников о биографии Герберта Маллина заканчивались, и, хотя для Дональда Ланди они оказались невообразимо ценны, в них зиял один пробел – время пребывания Маллина в Сан-Франциско. Задача выяснить, что произошло с Хербом за это время, легла на плечи детектива Гарольда Картрайта. Несмотря на весь свой профессионализм (до ухода «на вольные хлеба» Гарольд служил в полиции), на это ему потребовалось время – а события продолжали развиваться своим чередом.
У полиции тем временем были свои проблемы; чтобы связать воедино убийства Переса, «туристов» в парке Коуэлла, семей Джианера и Фрэнсис, необходимо было точно установить, что винтовка, из которой был застрелен Фред Перес, принадлежала ранее тинэйджерам из парка. Однако здесь возникла проблема – когда Джеффри Карду предъявили изъятое в машине Маллина оружие, он замялся и начал утверждать, что не помнит точно, как выглядело оружие, хранившееся в палатке.
Причина, по которой Джеффа настиг столь неожиданный провал в памяти, прояснилась достаточно быстро. Установив по серийному номеру винтовки первую владелицу, полиция выяснила, что не так давно женщина продала оружие местному торговцу Тому Трасти. В один прекрасный день в мебельный магазин к Тому ввалились трое молодых людей (судя по его описанию, это были братья Кард и Драйбельбис) и предложили купить у них банджо; торговцу этот музыкальный инструмент был без надобности, но тут один их юношей обратил внимание на выставленную на продажу винтовку и заинтересовался ею. Стороны не сошлись в цене – 55 долларов, которые запросил Трасти, у молодых людей не было; однако на следующее утро Том обнаружил, что защелка окна, возле которого ранее стояло оружие, отжата снаружи – а сама винтовка исчезла.
Пока полиция и детектив Картрайт работали, Дональд Ланди тоже не сидел без дела; вторая встреча психиатра и Маллина состоялась через 5 дней после первой, 14 марта 1973 г. Первым делом Герберт опять начал жаловаться на условия содержания, радио и телевизор; затем он с испугом поинтересовался, не прослушивается ли комната, в которой он находится, и заявил, что больше не желает, чтобы родители приходили к нему на свидания.
В остальном он оставался так же замкнут и недоверчив; поднятая Ланди тема о предыдущих госпитализациях вызвала у него еще более бурную, чем в первый раз, реакцию; «Вы уже спрашивали меня об этом! Я не буду отвечать!» - заорал он.
Оставив в стороне этот вопрос, психиатр поинтересовался, не хочет ли Маллин рассказать что-либо, касающееся убийств; вначале Герберт отказался, но после минутного молчания все же начал говорить.
По его словам, его «главной целью» был Джим Джианера; по словам Херба, в январе он осознал, что всеми своими неудачами в жизни обязан бывшему однокласснику по школе Сан Лоренцо Вэлли; якобы, именно он и другие «адвокаты мира» превратили Герберта в «отказника» и «пациента психушки», «надругавшись» над его разумом.
На вопрос, почему он убил тинэйджеров, Маллин ответил, что «им не место были в этом парке, потому что они были «дети цветов»; я хорошо умею распознавать их». Что же касается Фреда Переса, то на вопрос о его убийстве Маллин пробормотал, что не может объяснить, почему его убил.
В ходе разговора Ланди не оставляло чувство, что Маллин явно о чем-то умалчивает; впрочем, всему было своё время и Дональд решил проявить терпение. Когда психиатр уже собрался уходить, Герберт выдвинул требование, чтобы к следующему своему визиту Ланди и адвокат Маллина Джексон постриглись – ему, видите ли, не нравились их длинные прически...
В тот же день дело Маллина было передано из муниципального суда в суд присяжных округа; сменивший судью Мэя Чарльз Френич назначил следующее предварительное слушание на 27 марта - дело Герберта Маллина двигалось по судебным инстанциям с удручающей неторопливостью.
Окончание следует.
Источники информации перенесены в комментарии.