Про судовые потери.
С трагической смертью на судне я повстречался уже через несколько часов после того, как я впервые в жизни увидел свой город со стороны моря. Мы успешно отдали швартовы и неспешно пошли в сторону морских ворот. Как только мы покинули реку и вышли в море - судно начал вяло кряхтеть и очень медленной неваляшкой переваливаться с боку на бок. Я на судне был в третий раз в жизни. На идущем в море - вообще дебютировал. Странным и необычном было всё, особенно то, что я был на борту. Боцман - это профессия, а не фамилия, поэтому он орал благим матом какие-то неизвестные мне слова, которые нужно было куда-то нести, где-то крепить и на что-то наматывать. Я чётко выполнял инструкции и носил, крепил и даже наматывал, но ни разу не угадал, что именно. Боцман посмотрел на меня, как когда-то математичка в школе, открыл было рот чтобы что-то сказать (скорее всего хорошее), но мысленно махнул рукой и пошёл куда-то обиженной на меня походкой.
В этот самый момент и случилась первая трагедия с летальным исходом. В нескольких метрах от меня откуда-то с неба упал бездыханный воробей. Я оглянулся. До берега было уже настолько достаточно далеко, что было очень сомнительно, что воробей долетел до судна и скончался от перенапряжения. Удивила меня и несвойственная им упитанность воробья. Он был практически круглым и перья торчали в разные стороны. Как мне пояснил судовой орнитолог, он же сильно пьющий матрос Василий, что воробьи не могут существовать без пресной воды, а в море с ней напряжёнка. Пьют что есть, то есть солёную и как результат падёж с мачты на палубу. Не успел он закончить научно обосновывать причины смерти пернатых, как два очередных представителя семейства воробьиных чуть ли не в унисон шмякнулись о палубу.
Мы не без приключений дошли до британских островов и началась работа. К тому времени я уже запомнил кое-какие морские термины и сильно пополнил словарный запас изысканным матом. После работы с рыбой в цеху, ясное дело, нужно было прибраться, а то она (рыба) имеет особенность сильно расстраиваться и вонять по этому поводу ещё сильнее. В этот раз была моя очередь и я гонял струёй воды из шланга ту скумбрию, которой не повезло быть замороженной, как всем остальным скумбриям на нашем судне. Я прошёлся по рыбинцам в цеху на предмет - не спряталась ли какая где, и не нашёл ни одной. Остался собой абсолютно доволен и деловитой, даже уже немного морской походкой пошёл в сторону выхода из цеха. Недалеко от трапа ведущего на палубу, я увидел каких-то нереальных, исполинских размеров крысу, стоящую на задних лапах со скумбрией в руках. Она была настолько огромной, что в первые секунды мне показалось, что это бобёр. Я подумал, что я сошёл с ума значительно раньше чем я планировал, поздоровался на всякий случай и прошёл мимо, чтобы не мешать ей трапезничать.
А оказалось, что она была местная и все знали, что она у нас проживает всё там же под рыбинцами. Какое-то время было немного не по себе от осознания того, что где-то под твоими ногами может мило прогуливаться это милое создание, но потом отпустило. Меня комары то не жрут - я невкусный, успокаивал я себя. Но, ничто не вечно под луной, как говорится и как я рассказывал вчера, иностранные инспектора настоятельно порекомендовали от нашей местной "Ларисы" избавиться.
Матросы - народ азартный и мы уселись на верхней палубе разрабатывать хитроумный план по уничтожению Шапокляк. Тем временем, в машинном отделении местные умельцы делали воздушное ружьё из подручных материалов. Благо металлического хлама на судне было с запасом. А у животных инстинкт самосохранения развит не то что у нас. Она почуяла опасность и куда-то похерилась. Но, голод не тётка и туда под полы был заброшен смачный кусок свежего палтуса. Как у поэта в своё время не выдержала душа, так и у нашей крысы желудок. Перед смертью не надышишься, как известно, но уж пожрать до отвала перед казнью мы ей дали. Впечатлений из кино никто не отменял и после того как она осела от прямого попадания шариком от подшипника, один из матросов подошёл и сделал контрольный выстрел в голову. Трофей был доставлен на палубу, где одному из инспекторов приплохело от её вида. Возможности были, но гроб для неё делать не стали. Похоронили как настоящую морячку в пучине морской, путём банального выбрасывания за борт. Никакого оживления в воде не произошло. Мы были глубоко на севере и рыба там с финским темпераментом, посему никого упавшая еда в воду не заинтересовала.
Был у нас на судне ещё и кот. Он к нам попал случайно вместе с картонной тарой и заметили мы его уже в море. Он тоже стал полноправным членом экипажа и жрал, что называется "в три хари". Правда его укачивало безбожно, но тут всё как у людей. Не повезло парню с вестибулярным аппаратом. Он отморячил с нами все полгода и был выпущен на волю на родине. Мы ещё смеялись потом, что он там своим сородичам байки поди травит, как ребёнком ещё пошёл в море, ходил по разным странам, пересёк Атлантику и рыбу ел всех возможных сортов до отвала. Ну, как любой моряк - без историй о море не моряк.