На фото: Кекурский мыс (мыс Кегор) на Мурмане. Картина А. А. Борисова. С сайта lexicon.dobrohot.org
2. Перлы земли полунощной немалы и хороши, и чисты…
Когда начался в Кольском крае жемчужный промысел, кто первым обнаружил внутри поднятых из воды раковин драгоценные горошины - неизвестно. Ясно только, что было это много веков назад. Издревле добывали жемчуг кочевавшие здесь лопари. А потом на Север двинулись новгородцы. Передовщиками, первопроходцами этого движения часто выступали отряды сборщиков дани, ватаги ушкуйников.
На фото: Ушкуйники. Новгородская вольница. Картина С. М. Зейденберга. С сайта avatars.mds.yandex.netget-zen
…Встань, карельское солнце, из вод,
Погляди из-за спутанных елок;
Бородатый славянский народ
Тащит с криками кладь через волок…
Пусть лесная дорога лиха -
Впереди, как ларец на запоре,
Край, где рыбы и соль, и меха,
И просторы Студеного моря…
Не меньше упомянутых в стихотворении фольклориста, этнографа Натальи Колпаковой рыбы и мехов Господин Великий Новгород жаждал перлов, промышляемых в земле полунощной. Даже столетия спустя после утраты им державного статуса весь северный жемчуг все еще именовался новгородским. «Новгородские «жемчуга немалы и хороши, и чисты», они добывались «у государя нашего в земле, на Двине, на Колмогорах и в Великом Новгороде в реках», - сообщал, цитируя Карамзина, археолог, историк Павел Савваитов в работе 1896 года. «С Двинской земли, с берегов рр. Варзуги и Поноя получался так называемый новгородский жемчуг», - отмечал в 1919 году исследователь Русского Севера Александр Кизеветтер.
После перехода Мурмана под власть Москвы интерес к добываемым в здешних местах жемчужным сокровищам нисколько не угас. Скорее наоборот. Сборщики дани, даньщики, проникали ради них в самые дальние уголки Заполярья.
«Да у тех жо, государь, датцких немец приездной городок Варгав (ныне Варде в Норвегии. - Д. Е.) на волоке стоит на море на острову, и мимо, государь, тот свой городок не пропущают те немцы твоих государевых всяких людей в судех в малых и в лодьях на Теную реку (река Тана на границе Норвегии и Финляндии. - Д. Е.) промышляти, - жаловался в 1559-м Ивану Грозному государев даньщик Ефим Онисимов. - А та, государь, Теная река твоя государева отчина, а той, государь, реки Теной устия впало в моря за их городок за Варгав. А в той, государь, реке рыбная ловля и жемчюг… Вели, государь, пропущати своих государевых людей мимо их городок Варгав в судех и в лодьях з запасом на Теную реку промышляти, рыбу ловити и жемчюгу копати».
И не знаешь, чему больше удивляться: тому, что заграничные теперь места именуются в этой челобитной «государевой отчиной», или тому, сколько поэзии во вроде бы сухом, казенном документе. «Рыбу ловити и жемчюгу копати…» Не слова - музыка!
На фото: Река Тана - по мнению Ефима Онисимова - государева отчина. С сайта supload.wikimedia.org
Насколько важен был для государства северный жемчуг, можно судить и по тому, что в местах его промысла появился особый налог - жемчужная десятина. Во второй половине XVI века, когда на территории нашего края был создан Кольский уезд, административным центром которого стал Кольский острог (Кола), сбор этой десятины - уже вполне устоявшаяся практика.
Упоминается она в 1563 году в одном из ранних описаний Керети. В 1573-1574-м писец Василий Агалин со товарищи свидетельствует, что после опричного разорения Варзуги отрядом Басарги Леонтьева «государева таможная пошлина и жемчюжная десятина залегла», то есть не собирается.
Еще годом позже Агалин подробно рассказывает о том, как взимается этот налог, поясняя, что «в Керети ж в реке тутошние жильцы и приезжие люди промышляют жемчюг, а являютца (то есть получают разрешение на промысел, уплачивая специальную подать. - Д. Е.) у Керецкого даньщика, а емлют у него печати, а с тое их жемчужные добычи идет на государя царя и великого князя десятое зерно лутчее, сколько хто добудет, а збирает жемчюг на государя царя и великого князя Керецкой даньщик и отвозит к Москве и отдает в государеву казну з данными деньгами вместе ежегодно безпереводно».
По такому же пути пошли в своих владениях и северные монашеские обители. «Да которые люди на жемчюг ходят и с тех имати на монастырь десятое», - указано в Уставной грамоте Соловецкого монастыря крестьянам Умбской волости от 28 мая 1591 года.
Относительно объемов добычи можно с уверенностью утверждать, что жемчуга добывалось немало, - иначе не имело бы смысла облагать промысел налогом. Но все же, по-видимому, жемчужный «улов» был нестабильным. Он зависел от капризов климата (в дождливые годы при высокой воде добыча не велась), от социально-экономической ситуации (после Басаргина правежа варзужане на какое-то время ловлю перлов забросили).
Интересно, что в одной из сказок, записанных писателем Вячеславом Опариным со слов керетского жемчуголова Василия Келеваева, говорится о том, что речной жемчуг исчез. Темный Вихорь - «богатырь страховидный… весь из ветру да изо льда, темный да косматый» заточил в скалу жемчужную королевну. «Оттого много лет в наших реках жемчугу не водится». Главный герой - Иванко-малец - победил Вихоря и освободил королевну. «С тех пор снова в наших реках стал жемчуг водиться». Может быть, в основу сюжета этой сказки легли случившиеся когда-то «погодные» или связанные с иными причинами перепады в жемчужной добыче.
В то же время неустойчивость промысла накладывалась на чрезвычайно высокие потребности. В допетровской России использовалось огромное количество жемчуга. Он был самым распространенным и любимым украшением. Его носили все - от крестьян до царей. Великое множество перлов шло на отделку предметов церковного обихода, одежды и обуви.
Жак Маржерет - иноземный офицер, поступивший в начале XVII столетия на русскую службу, записал, что видел в казне царские наряды, сплошь расшитые жемчугом, а также «платья, покрытые жемчужной вышивкой на фут, на полфута, на четыре пальца». Поразили его и полдюжины царских покрывал, вышитых жемчугом полностью.
«Жемчуг в России употреблялся более, нежели во всей Европе», - констатировал участник шведского посольства 1674 года в Москву Иоганн Филипп Кильбургер.
В общем, жемчуг был повсюду. Крупный считали зернами, а мелкий золотниками - весом! И требовалось его не просто много, а очень много. Неудивительно, что северный промысел не мог удовлетворить столь высокий спрос, и большое количество жемчуга поставлялось из-за рубежа. В основном опять-таки северным путем.
В 1557 году английский мореплаватель, агент Московской компании Стивен Барроу, добравшись до бухты у мыса Кегор на полуострове Рыбачий, обнаружил там норвежцев и голландцев, ведущих оживленный торг с карелами, лопарями и русскими. По словам Барроу, «уполномоченный русского царя, бывший здесь для сбора дани», пригласил его в свой шатер и хорошо угостил. «Я спросил его, - вспоминал впоследствии англичанин, - какие товары нам лучше всего было бы привезти сюда, на что он ответил: серебро, жемчуг, сукно - синее, красное и зеленое, муку, крепкое вино, оловянную посуду, лисьи шкурки и золото».
Со временем жемчужный импорт набрал обороты. Только в навигацию 1604 года в Архангельск, ставший к тому моменту центром русской торговли на Севере, завезли жемчуга на сумму 26393 рубля. Причем лишь небольшая часть его - на 2359 рублей принадлежала Московской компании, а все остальное доставили голландцы.
Так продолжалось и далее. В «Реестре немецким товарам, которые в 1671 г. привезены в Архангельск морем», названы «6846 золотников жемчуга; 133 маса того же в 7 коробках; 4419 крупного жемчуга». В росписи 1672 года упомянуты «2000 штук крупного жемчуга».
В 1673-м на 33 кораблях прибыло «26 фунтов, 22 золотника, 21 кисть или бунтик и 2 дюжины жемчуга», а также «19 шнурков и 420 штук крупного жемчуга». Затем на 14 кораблях из Голландии - «337 штук крупного жемчуга, 59 бунтиков жемчуга» и еще на двух голландских кораблях - 206 золотников жемчуга, 3 кисти, или кустика, крупного жемчуга. Эти далеко не полные данные все же позволяют представить, сколь значительны были в Московском царстве объемы жемчужной торговли.
Свой вклад в добычу перлов продолжал вносить и Кольский полуостров. На протяжении XVII века жемчужный промысел оставался в нашем крае отдельной статьей дохода местных жителей, достаточно солидной, чтобы облагать его налогом в числе других - самых важных. «Да на реке ж Коле и на Туломе промышляют тутошние жильцы и прихожие люди жемчюг, - сообщается в писцовой книге Алая Михалкова 1608-1611 годов, - а с их промыслу идет в государеву казну десятое зерно лутчее, а емлют у них то десятое кольские таможенные целовальники и отдают в государеву казну в Коле государевым приказным людям».
Отмечены в книге и другие места, где извлекали из раковин драгоценные зерна: «Да в тех же реках в Уре ж большой да в Лице в большой коленя и иногородцы промышляют жемчуг, а являются в Коле таможенным целовальником и у тех колян и у иногородцев с того их промыслу Кольского острогу таможенные целовальники емлют в государеву казну десятое зерно лутчее».
Жемчужный промысел охватывал в ту пору весь Кольский уезд - с севера до юга. В приходо-расходной книге Нижегородской чети (четвертного приказа - центрального госучреждения, обладавшего финансовыми и административно-судебными правами на определенной территории страны. - Д. Е.) 1614-1615 годов указано: «С варзужан… жемчюгу, что они сбирали, десятого 22 жемчюжины». То есть общий объем годовой добычи в Варзуге можно оценить в 220 жемчужных зерен.
На фото: Кольский острог. Геррит де Фер. Из книги Плавания Баренца. С сайта lexicon.dobrohot.org
В приходной книге Новгородской четверти за 1619-1620 годы названы и имена жемчугопромышленников - варзужане Ивашко Карбачев и Ондрюшка Крячков. С них взяли «семь зеренок жемчужных весом (ценой. - Д. Е.) две деньги, двадцать восмь вставочек весом одиннадцать денег, девятнадцать зеренок же весом алтын, да вставочек и буторин пятнадцать весом шесть денег» десятины. Отмечена в документах и Кандалакша, где в 1628-м собрали десятины «5 вставочек да 7 зерняток жемчужных».
Далеко не всегда десятинный сбор платили охотно. Слоган «заплати налоги и спи спокойно» был актуален уже в те времена. В 1655 году крестьянин Ковдской волости Андрей Демидов, видимо, немало поспособствовал бессоннице кандалакшан Федора Вайко и Артемия Филиппова и кольского стрельца Агафона Ильина, донеся об учиненном ими беззаконии.
Выяснилось, что оные, как их величают в архивных документах, Федька, Артюшка и Агафонко, промышляя жемчуг на реке Улите, впадающей в Тулому, «добыли зерно весом старых денег в алтын, а нынешних денег будет в девять денег» и с ним еще четыре зерна поменьше и вставку. Все перлы они «продали в Кольском остроге, не явя в таможне, москвитину, гостиной сотни торговому человеку Петру Антипину».
Расследовавший этот случай кольский воевода Иван Соловцов, подчеркивая нанесенный казне ущерб, пояснял, что злоумышленники «государевой десятины и пошлины не платили». В итоге недоплаченное было возмещено виновными с лихвой, а всем местным жемчугопромышленникам учинили «крепкий заказ», который сводился к злободневному и ныне требованию не уклоняться от уплаты налогов. Лучшее же из драгоценной добычи - «зерна большие и чистые» - велено было «по прямой цене имать на государя и присылать к Москве».
Стреляли и толкли в порошок
Самый богатый жемчужный улов давала тогда Варзуга, перешедшая в вотчинное владение крупных монастырей и Патриаршего дома. Варзужские перлы были разной величины и формы: зерна, буторины, плашки, вставки, наконечники. «Собрано на жемчюжных промышленниках десятинного выделного жемчугу, - отмечено в приходной книге Патриаршего дворцового приказа за 1640-1641 годы, - всяких зерен нарочетых и середних и малых шеснатцать, да вставок всяких нарочитых, и середних, и малых семнатцать, да наконечник. Весу в них во всех два алтына полтрети денги. Да наконечниченки, да вставченко шероховаты, весу в них полтрети денги».
В 1658-м, в переписной книге домовой казны патриарха Никона упомянуто «жемчюгу всякаго двадцать восмь зерен крупнаго и мелкого, не алмазного (неочищенного, нешлифованного - Д. Е.), Варзуского, збору 163 и 164 и 165 годов (то есть собранного с 1655-го по 1658 год. Д. Е.), весу в том жемчюгу золотник».
«Бунташный» XVII век порой закручивал сюжеты, которые сегодня трудно вообразить. В 1611 году, захватив Кремль, поляки развлекались, стреляя крупными жемчужинами из мушкетов, а в 1648-м во время Соляного бунта его участники срывали драгоценные камни и жемчуг с окладов икон, толкли их в порошок и бросали в окно с криком: «Это наша кровь».
Еще одна, почти детективная история связана с поиском на Кольском полуострове драгоценных металлов. Крестьяне из Умбы, где находилась в ту пору вотчина Кирилло-Белозерского монастыря, обнаружили неподалеку от селения - на беломорском острове Медвежий - серебряные самородки. Они стали продавать их в Холмогорах и уплачивать ими долги. Место добычи держали в тайне от правительства, которое направило на поиски серебра несколько безрезультатных экспедиций.
В 1671 году в ходе этих розысков, говоря современным языком, вышли на бывшего строителя (то есть монаха, исполнявшего особые хозяйственные обязанности. - Д. Е.) Кирилло-Белозерской обители старца Ефрема Потемкина. Будучи допрошен, он показал, что посылал в Умбу своего слугу Потапа Ирева.
Что писал слуга о серебре, Потемкин «не упомнит», но зато «он же, Потап, прислал к нему в монастырь образец жемчюгу крупного, который добывают в той же вотчине Унбе, и тот де жемчюг он, Ефрем, показывал на Москве строителю московские службы старцу Корнилию, потому что преж сего у моря… бывал он многие годы и про жемчюжную ловлю ведает. И строитель де Корнилей сказал ему, Ефрему, что в Унбе промысл такой жемчюжной есть, и он подлинно ведает».
Вот так, попутно, столичные чиновники заново открыли для себя еще одно место жемчугодобычи на Кольском Севере. Близилось XVIII столетие, когда государство предприняло попытку резко изменить взаимоотношения с ловцами жемчуга. Но об этом - позже.
За сказ о жемчуге благодарим Дмитрия Ермолаева ("Мурманский вестник")