Книга «Спектр» Сергея Лукьяненко понравилась настолько, что стала любимой.

Прикладываю отрывок, может вам тоже будет интересно.

«Нам лишь кажется, что мы живём непрерывно. Фотону, быть может, тоже мнится, что он – частица, но мы-то знаем – он ещё и волна.

Тот ли я копался в песочнице, озабоченный строительством куличиков? Тот ли я путался в застёжках, снимая первый бюстгальтер с первой женщины, и преждевременно кончил? Тот ли я зубрил ночами, впихивая в голову знания, никогда не потребовавшиеся в жизни? Тот ли я, что сейчас сидит перед тобой? Атомы моего тела сменились несколько раз, всё, во что я верил, оказалось недостойным веры, всё, что я высмеивал, оказалось единственно важным, я всё забыл и всё вспомнил… так кто же я? Частица или волна? Что во мне от мальчика с кудрявыми волосами, глядящего исподлобья со старого снимка? Узнает ли меня школьный друг, вспомнит ли мои губы девчонка из параллельного класса, найду ли я, о чём говорить со своими учителями? Взять меня пятилетнего – да в нём больше сходства с любым пятилетним ребёнком, чем со мной! Возьми меня восемнадцатилетнего – он тоже думает гениталиями, «как любой восемнадцатилетний пацан! Возьми меня двадцатипятилетнего – он ещё мнит, что жизнь вечна, он ещё не вдыхал воздух чужих миров. Так почему же мы думаем, будто нам дана одна-единственная непрерывная жизнь? Самая хитрая ловушка жизни – наша уверенность, что умирать ещё не доводилось! Все мы умирали много раз. Мальчик с невинными глазами, юнец, веселящийся ночами напролёт, даже тот, взрослый, нашедший всему в жизни ярлычок и место, – все они мертвы. Все они похоронены во мне, сожраны и переварены, вышли шлаком забытых иллюзий. Маленький мальчик хотел быть сыщиком – но разве его мечты имеют хоть каплю сходства с моей нынешней жизнью? Юноша хотел любви – но разве он понимал, что хочет лишь секса? Взрослый распланировал свою жизнь до самой смерти – но разве сбылись его планы? Я уже другой… я каждый миг становлюсь другим, вереница надгробий тянется за мной в прошлое – и никаких Библиотек не хватит, чтобы каждый умерший получил по своему обелиску. И это правильно. Это неизбежно. Уныл и бесплоден был бы мир мудрых старцев, прагматичен и сух мир взрослых, бестолков и нелеп мир вечных детей. Грусть и виноватость вызывает ребёнок, отвергающий детство, торопящийся жить, вприпрыжку несущийся навстречу взрослости. Грусть и виноватость… будто наш мир оказался слишком жесток для детства. Смущение и жалость вызывает взрослый, скачущий наперегонки с детишками или балдеющий в сорок лет под металл». Смущение и жалость… будто наш мир оказался недостойным того, чтобы вырасти. Молодящиеся старички, мудрствующие юнцы – всё это упрёк миру. Слишком сложному миру, слишком жестокому миру. Миру, который не знает смерти. Миру, который хоронит нас каждый миг. Если бы мне дали самую вожделенную мечту человечества, если бы мне вручили бессмертие, но сказали: «Расплатой будет неизменность» – что бы я ответил? Если в открывшейся вечности я был бы обречён оставаться неизменным? Слушать одну и ту же музыку, любить одни и те же книги, знать одних и тех же женщин, говорить об одном и том же с одними и теми же друзьями? Думать одни и те же мысли, не менять вкусы и привычки? Я не знаю своего ответа. Но мне кажется, это была бы чрезмерная плата. Страшная плата, с лихвой перекрывающая вечность. Наша беда в том, что мы как фотон – дуальны. Мы и частица, и волна… язычок пламени-сознания, что пляшет на тяжёлых нефтяных волнах времени. И ни от одной составляющей мы отказаться не в силах – как фотон не может остановиться или потерять одну из своих составляющих. И в этом наша трагедия, наш замкнутый круг. Мы не хотим умирать, но мы не можем остановиться – остановка будет лишь иной формой смерти. Вера говорит нам о жизни вечной… но чья жизнь имеется в виду? Меня – малыша, быть может, самого невинного и чистого, каким я был? Меня – юноши, романтичного и наивного? Меня – прагматичного и сухого? Меня, разбитого старческим маразмом и болезнью Альцгеймера? Ведь это тоже буду я… но каким же я воскресну в вечности, неужели беспомощным слабоумным? А если я буду пребывать в здравом уме и твёрдой памяти – то чем провинился обеспамятевший старик? А если воскреснет каждый «я» – то хватит ли места в раю хотя бы для меня одного?

– Лишь иллюзия непрерывности даёт силы жить, не замечая тех нас, что, будто тени, падают к ногам.  При каждом шаге, при каждом вдохе. Мы умираем и оживаем, мы оставляем мёртвым хоронить своих мертвецов. Мы идём, зная, что мы – частица, но надеясь, что мы – волна. У нас нет выбора, как нет выбора у фотона, несущегося от звезды к звезде. И может быть мы должны быть благодарны за то, что у нас нет выбора.»

Отрывок из книги «Спектр»

Автор: Сергей Васильевич Лукьяненко

Какие ещё книги русской фантастики посоветуете?

У многих советских мальчишек, а сейчас взрослых, состоявшихся мужей эта аббревиатура вызовет добрые ностальгические воспоминания и улыбку. Ах, а Вы не знаете, что это такое? Сейчас рассажу. Так вот, в моем родном городе в начале 80-х наш химический завод реально помогал и поддерживал (сейчас модно говорить, был спонсором) множество бесплатных для детей кружков и секций, еще раз подчеркиваю «БЕСПЛАТНЫХ». Хоккеистам выдавали форму и коньки, боксерам – боксерки, капу, спортивные трусы и майку и.т.п. Да, были некие редкие исключения, например, музыкальная школа, обучение в которой стоило 13 рублей 10 копеек в год.  Дело в том, что КЮТ- клуб юных техников находился в одном здании с музыкальной школой и это было очень забавно.

Представьте себе, идет репетиция оркестра, исполняющего вальс Доги из кинофильма «Мой ласковы и нежный зверь». Дирижёр, в момент кульминации, взмахивает дирижерской палочкой, все глаза учеников прикованы к ней, и в этот самый момент раздается рев мотора картинга- все играем заново, с самого начала. Девочки- пианистки и скрипачки с тайным интересом наблюдали после занятий, как гоняют молодые ребята на картингах, особенно зимой, по ледяным дорожкам. Никто знакомится сразу не бежал, было так- уважительное отношение, юные кавалеры ухаживали красиво и были всегда очень обходительны. Если кому-то удавалось понести папку с нотами или футляр со скрипкой- это разговоры в школе на целый день. Инструкторы в КЮТе были очень толковыми и знающими мужиками, они вызывали у ребят огромный интерес к технике, многие после КЮТа пошли учится дальше в техникумы и ВУЗы на технические специальности. Да, было одно условие- учиться на 4 и 5, если нет, то в клуб не приходи. Собранные картинги водили ребята постарше, которые уже несколько лет ходили в КЮТ, было, можно сказать, продолжение секции технарей в секции картингистов, но, как правило, те, кто собирал, те и катались. Нет, речи не шло ни о какой профессиональной команде, обычные любители с горящими глазами, но насколько это нас вдохновляло творить своими руками, пусть не всегда сразу получалось, но получалось. Вот такой в нашем городе был симбиоз: КЮТ и музыкальная школа.

Через много лет построили музыкальную школу в другом квартале, а КЮТ закрыли. Поначалу, в этом здании открыли гостиницу, потом магазины, потом какой-то бизнесмен вообще выкупил все здание и сделал там офисы, что сейчас- не знаю, давно уехал из своего родного города, приезжаю редко, порой, как нахлынут воспоминания. Нет, не все так, на самом деле, плохо, в городе восстановили старый парк, очень стало там уютно и чисто, много скамеек, цветов и утки плавают в прудах- действительно замечательно. А знаете, так хочется снова  увидеть детей на картингах, учениц с нотами и скрипичным футляром, мальчишек запускающих воздушного змея. Ведь это было не баловство, живой, реальный интерес и как это впоследствии пригодилось в жизни.