Про одинокую меня в большой семье
Волна постов про родителей разбудила во мне и мои детские воспоминания. Когда у меня спрашивают, что же самое страшное случалось в моей жизни, я вспоминаю не смерти близких, не потери больших сумм денег или документов, а боязнь перед своими собственными родителями. При том, что у меня очень благополучная семья. У меня никогда не было нехватки еды, одежды, денег, но вот была острая нехватка любви и понимания. Было много событий, которые оставили свои шрамы. Но один из случаев детства острым ножом врезался в мою память и не отпускает до сих пор.
В тот период детства (примерно 10-12 лет) я носила пластинку на зубы, выравнивающую прикус. Перед едой её необходимо было снимать. В тот день меня забрала из школы бабушка. Мы с ней пошли в магазин, она купила мне глазированный сырок, который я схомячила по дороге. Естественно я сняла перед этим пластинку и положила её в карман куртки. Потом бабушка завела меня домой.
Вечером пришли родители, и в меня сразу полетел грозный вопрос отца: "Где пластинка? Почему сняла?". От страха я забыла напрочь целый день. Сказала, что не знаю, быть может на столе. Не обнаружив в комнате на столе пластинку, я похолодела. Мне стало очень страшно. Я обернулась назад. Отец уже сверлил меня глазами. Это у него такая фишка - стоять и давить взглядом, под которым я сжималась и дрожала как осиновый лист. Я понимала, что меня ждут побои, если я не найду эту треклятую пластинку. Я перерыла весь стол, свой рюкзак в то время как отец навис надо мной и сверлил взглядом. Я поняла, что её нигде нет. И просто две минуты молча смотрела на стол. После чего сказала, что не знаю, где она. Отец со злостью схватил меня за волосы, поволок в прихожую, где нормально так исходил ремнём. Всё это время в квартире были мама и младшие брат и сестра. И никто, НИКТО за меня не заступился, даже моя дорогая мама, на которую я в это время смотрела умоляющими глазами, просто ушла в комнату, закрыв за собой дверь. Мне было страшно, я была маленькой и думала, что родители меня всегда защитят, но мне была необходима защита от них самих. Я почувствовала тотальное одиночество в квартире полной людей.
Только под вечер я вспомнила, куда дела пластинку, но это было уже не важно.
Мне всё равно было страшно.
Недавно я сказала отцу, что это было несправедливое наказание за такой проступок и, скорее всего, он сделал это из-за своего же плохого настроения, на что он сказал, что меня ещё мало били.
Я до сих пор вспоминаю это с болью, я до сих пор им не доверяю.
Моя жизнь (часть 1)
Долго думала, стоит ли мне выкладывать на Пикабу историю своей жизни, потом думала над названием и совсем запудрила себе мозги, каким образом мне всё суметь донести до читателей одним только словом. Писать я не умею и по жизни у меня большие проблемы с подачей информации, именно поэтому многие люди меня недолюбливают и не понимают.
Я всё же рискну, поскольку бояться мне нечего, просто если пост не зайдет, я прекращу писать, ведь всю жизнь не расскажешь так сразу, потому это первая (и, возможно, последняя) часть. Будет много текста.
Лето 1997 - лето 2001.
Я помню свою жизнь с трёх лет. Именно в этом возрасте я начала полноценно разговаривать, читать, писать и пересказывать маме сказки, что она читала мне на ночь.
Я родилась в 1994 году весенним днём крепким и здоровым ребёнком, со слов матери, быстро развивалась и не доставляла особых хлопот. Из всех моих шалостей я помню, что любила выливать содержимое всех бутылочек с кремами, муссом для волос, шампуней и т.д. Ну и в три года взяла ножницы и постригла себя под ноль. Как умудрилась не порезаться - загадка.
Я помню тот летний день 1997го, когда я крутилась у зеркала и училась самостоятельно завязывать волосы в хвост и то и дело подбегала к матери показать свои результаты. Она суетилась в ванной комнате, и когда закончила стирку, подозвала нас (у меня есть два старших брата) и сказала: "Дети, с сегодняшнего дня обращайтесь ко мне на вы". Ни у кого не возникло вопросов, мы вообще редко спорили с мамой, поэтому приняли это как факт. Сейчас, спустя годы, ее требование кажется мне странным, а тогда было нормой. Забегая вперёд, скажу, что впервые я "тыкнула" матери лет в 20 при особых обстоятельствах, и мне все равно было за это стыдно.
Но об этом потом. Итак, детство.
Все дни напролет я играла во дворе, иногда гостила у своей подружки Тони из соседнего подъезда, я считала её близким человеком, а ещё она была красива и из обеспеченной семьи, а мы жили довольно бедно, мне нравилось убранство квартиры, вкусняшки, которыми нас угощали её родители и бабушки, но именно в отношениях с ней я впервые почувствовала себя не в своей тарелке. Это стало моим постоянным состоянием. Не в своей тарелке. Например, мне было стыдно играть в куклы. Я это аргументировала тем, что как можно так тупо представлять, что они живые, озвучивать их и придумывать им жизнь, они же - кусок пластмассы. Я стеснялась и считала это глупым занятием. Подружка не разделяла моих взглядов, и мы часто из-за этого ссорились, она считала меня наглухо долбанутой, но во дворе нам всегда было весело вместе, потому что она прощала мне эту странность с куклами.
Одно из самых светлых воспоминаний именно того времени - мы сидим на заборе детского садика, ищем в сирени 5 лепестков, жуем их и загадываем желания, но вслух о них не говорим, а то не сбудется! Я не знаю, что тогда загадывала Тоня, но свои детские желания помню до сих пор: чтобы мама жила вечно, чтобы Ромка перестал меня дразнить и наконец понял, что на самом деле он мне нравится, чтобы все были здоровы, и вообще чтобы был мир во всем мире. Наивные детские представления о счастье.
Мы все равно объедались сиренью и с 4мя лепестками, чтобы желания сбылись уж наверняка.
Я помню свое первое падение на асфальт и разбитую в кровь коленку. К любым ранкам, полученным во время игр и беготни, мы прикладывали подорожник. Впрочем, как и все.
Это было прекрасное время, счастливые 4 года жизни, о которых я помню и не могу забыть.
Мы катались на качелях "солнышком", лазали по деревьям, бегали, играли в песочнице, строили замки, дома с братьями я играла в шахматы и старательно рисовала в блокноте каждую фигуру. Мы разыгрывали партии, я много писала диктантов под чутким руководством старшего брата, училась правописанию, учила английский и латинский алфавиты, читала книжки. В садик я не ходила.
Моё счастливое детство закончилось летом 2001 года, едва мне исполнилось 7 лет.
До этой даты мы жили вчетвером в трёхкомнатной квартире: мама, я и мои старшие братья (на 2.5 и 5 лет старше меня). Я привыкла ко всем удобствам, хоть и жили мы бедно, но была своя квартира и теплые отношения в семье.
И вот, в 2001 году мы переезжаем жить к бабушке в частный дом с большим огородом и садом и отсутствием удобств. Разумеется, никто тогда не спрашивал моего мнения, но это стало очень большим стрессом для меня. Я любила бабушку и мне нравилось приезжать к ней в гости, поесть зелёные щи, погулять босиком по огороду и уехать обратно в комфортную квартиру с ванной комнатой и горячей водой.
Здесь же ничего подобного не было. Я понимаю, что мои суждения капризны, люди живут хуже, но в том возрасте меня это не волновало, меня волновал только мой комфорт и моя жизнь. Трёхкомнатный дом, половина из которого никогда не отапливалась, туалет на улице, баня, заваленный хламом предбанник, убитый сарай, старый гараж, отсутствие горячей воды.
Мы топили баню раз в неделю, остальные дни при необходимости грели воду в кастрюле, мылись из тазика в летнее время в бане, а зимой прямо в одной из комнат, ибо остальная часть дома (коридор, одна комната и прихожая) не отапливались.
Я не хотела с этим мириться, так и не смогла привыкнуть к этой жизни. К концу лета 2001 года я уже по уши была сыта огородными работами, всё время ходила грязная, точила лопаты, мотыги, плакала и скучала по ванне и унитазу)) Братьям было легче, они быстро нашли себе друзей, школу тоже не пришлось менять, целыми днями катались на велике или купались в речке. А я была какая-то отстраненная да и запрягали меня по домашним делам больше всех. Началась моя деградация.
Осень 2001 - весна 2010.
Осенью я пошла в первый класс. 1 сентября я с утра наводила порядок в предбаннике, мыла стол, покрытые вековой пылью банки, стены, отдраила кресло и теперь там можно было отдыхать после бани. Приближался час линейки, я кое-как помылась в тазике и стало ясно, что, во-первых, я пойду в школу одна, во-вторых, пойду без цветов. Это было для меня катастрофой. Бабушка и мама просто не заморочились этими вопросами. Со слезами и истерикой я кое-как нашла вход в школу (их там было около 7, и открыт только один), опоздала, смотрела на детей с родителями и особенно на тех, у кого был папа. Вернувшись с торжественной линейки, где я чувствовала себя чужой и брошенной, я рассказала маме, что вот, у всех детей папы есть, а у меня нет. До сих пор помню её глаза, думаю, ей больно было слышать об этом.
Причину развода родителей я не знала до 24 лет. Об этом я расскажу намного позже. В детстве я считала маму самой лучшей, я твердо была уверена, что мне все завидуют, мысленно жалела остальных детей, что у них-то такой мамы нет. Это было самое глубокое заблуждение моей жизни.
Я любила её до последнего, даже когда семья разрушилась до основания без возможности всё вернуть, я любила её. Ладно, об этом потом.
Итак, началась моя школьная жизнь. А попала я в начальную школу, в которой дети учились до 4 класса и потом могли перейти в любую среднюю школу нашего города. Закончила я ее благополучно, без единой четвёрки, но уважением в классе и среди преподавателей я не пользовалась. Была в нашем классе ещё одна отличница, красивая и скромная, её ласково учителя называли синичкой, а я получала кол за поведение, когда давала пинок под зад однокласснику, который дразнил меня крысой и обезьяной. Крыса - 4 года так ко мне обращались одноклассники. Я не была красивой, не была компанейской девчонкой, со мной никто не хотел дружить, потому что я всегда чувствовала себя не в своей тарелке. Меня выбивал из колеи образ жизни в частном доме, одиночество и стеснение. Я всегда стеснялась, была зажатой, просто учеба давалась легко. Я скучала по подружке Тоне, здесь же я никого не знала. Я чувствовала себя городской девчонкой и судя по удобствам в доме, я считала, что мы переехали в глухую деревню, хотя частный сектор был непосредственно в нашем же городе и деревней его трудно назвать.
Можно было бы предположить, что меня дразнили из-за того, что я была отличницей, но как-то прозвище "ботаник" ко мне не прижилось, хотя первое время пытались. Я не была зубрилой, никогда не жадничала и давала списывать ребятам, хотя и были срывы, когда главные задиры в классе нагло просили у меня помощи. Эй, ты весь день пинал мой портфель и обзывал крысой, как я могу тебе помочь?! А крысой меня называли из-за моих крупных и кривых зубов.
Мама же никогда не заморачивалась о том, что её дочь изгой, мы не общались на эти темы, мне не приходило это в голову, хотя она и знала, что меня обижают.
Однажды, в третьем классе, мы оставались всем классом на продлёнке, мы играли в большом актовом зале школы на втором этаже, и тогда я дала себе возможность впервые попробовать влиться в коллектив и играть вместе со всеми. Из-за внутренней зажатости и страха быть отвергнутой и высмеяной я играла, бегала и бесилась, видимо, больше остальных, что сразу после первого замечания учительница математики, что за нами присматривала, приказала мне сесть рядом и не вставать до самого окончания продлёнки. Я сидела около нее, едва сдерживая слёзы. Мы молча наблюдали, как резвятся и пищат одноклассники, играют в мяч, "Шанс", как девчонки прыгают на скакалке и крутят хулахуп.
Через полчаса учительница нарушила молчание, и ее слова впечатались мне в память, они сыграли большую роль в моей самооценке и усугубили и без того мое состояние "не в своей тарелке": "Видишь, как без тебя тихо и хорошо стало". Оправдывая себя, мне казалось, неважно, насколько шумной я была, просто её слова так меня убили, но я не заплакала и молча проглотила их. Я так и просидела на скамейке до вечера, а потом мы засобирались домой и лишь выйдя на улицу я дала волю слезам.
Прошло столько лет, а я не забыла и всё ещё чувствую, что всем без меня хорошо. Я погрязла в комплексах, я чувствовала себя везде лишней, я ненавидела заходить каждый день в класс, слышать оскорбления, дразнилки, надоело отнимать у мальчишек свой портфель, который они пинали и выбрасывали из класса. Бездействовали все, а я как могла абстрагировалась и чувствовала себя комфортно только перед сном в своей постели рядом с мамой (вынужденная мера ввиду большой семьи в маленьком доме, я спала с ней до 17 лет). Появилась дурная привычка на нервной почве грызть ногти и всё время оглядываться.
После окончания 4 класса я перешла в основную общеобразовательную школу, разумеется, я хотела в среднюю, но эта была близко к дому, мама всё решила. Из прежних одноклассников со мной перешли всего 3-4, остальные ушли в хорошую школу всем составом.
Именно среди одноклассников существовать стало легче, но дразнилки и моя репутация перешли вместе с теми прежними одноклассниками, и подключились остальные ребята. Нашелся изгой, над которым можно издеваться. Существенным плюсом по сравнению с начальной школой было то, что меня любил преподавательский состав, наверно, потому, что я была единственной отличницей всей школы.
Я любила учиться, я просто тащилась от того, что любую тему я схватывала моментально и в день могла порой принести домой до 7 пятёрок. Мои сочинения зачитывали на весь класс, что меня очень смущало, я помогала всем одноклассникам по мере возможности вылезти с нормальными или даже отличными оценками на контрольных и самостоятельных, одноклассники стремились в такие дни садиться со мной за один вариант, и признаюсь, мне это чертовски нравилось. Разумеется, у меня были вредные дни, когда я никому принципиально не давала списывать, ибо "вы сволочи такие меня все равно дразните все время".
Когда мне исполнилось 10 лет, в мае 2004 года, я пошла работать в компанию уборщицей по документам бабушки. Она ходила со мной, иногда мама, когда у нее были выходные (до моих 17 лет мама трудилась на заводе). Так я лишилась детства и всех веселух этой поры. Я так ни разу и не села на велосипед, когда я без спроса пошла на речку купаться с подружками, меня дядя (брат мамы) пытался побить, но я убежала в баню и закрылась там до вечера, чтоб меня никто не тронул. Утром я была в школе, по вечерам - на работе и не было этому конца. После работы я ещё убиралась дома, в летнее и весеннее время - пахала на огороде.
Работа в той компании, что находилась прямо по соседству со школой, заслуживает отдельного поста, пожалуй. Но вкратце всё же расскажу. Первое время мне нравилось. Я обожала наводить порядок и вообще убираться, поэтому должность уборщицы мне даже доставляла удовольствие. Я до сих пор так и не узнала, чем занималась эта контора. Какая-то производственно-монтажная компания. Это было трехэтажное здание с высокими воротами и охранной будкой, тремя сторожевыми свирепыми псами, которые никогда меня не трогали, на территории было несколько больших помещений, куда заходить мне было запрещено. Моей работой была сухая и влажная уборка офиса. Два этажа, 12 кабинетов, лестничный пролёт, туалеты, медпункт, крыльцо и все коридоры. У меня была связка ключей от всех кабинетов, трудилась я там, когда рабочий день был окончен и все уходили. Я любила это время и очень расстраивалась, когда приходилось там бывать в рабочие часы... Не знаю почему, но для меня было пыткой зайти в кабинет к инженерам или бухгалтерам, замам гендира, поздороваться, собрать весь мусор из урн под каждым столом и, о, боже! - помыть там полы, т.е. задержаться на несколько минут. Мама не понимала меня и злобно называла дикаркой, а бабушка укоризненно качала головой. А я просто стеснялась.
Потому с удовольствием я ходила на работу вечером в пустое здание и с удовольствием выполняла свои обязанности. Я буквально росла на глазах у штата, ко мне относились тепло несмотря на мое стеснение, а крупные шишки с третьего этажа, где была предусмотрена в штате другая уборщица, тоже знали меня, всегда здоровались и интересовались моей жизнью. Разумеется, не все, но вот финансового директора той компании я не забуду никогда. Если вкратце, то я мечтала, чтобы он стал моим папой, он пророчил мне жизнь в столице, что я обязательно пробьюсь в жизни, что я чудесная девочка, называл меня принцессой, улыбался при встрече и угощал конфетами. Кстати, никаких намеков на педофилию не было, просто он был добрым и открытым со мной.
Пожалуй, если бы он сейчас меня встретил, то разочаровался бы.
С годами мне стала надоедать моя работа, ведь всегда был один лишь выходной в субботу без отпусков вообще. Я почти не гуляла, совсем близких подруг у меня не было, я все время думала, что им со мной неинтересно и "без меня хорошо". Я была забита комплексами и страхами собственной никчемности и бесполезности.
Весной 2006 года, когда я училась в 5 классе, меня отправили на городскую олимпиаду по русскому языку и литературе, где я заняла первое место, и это стало моей первой маленькой победой в жизни. Я никогда не пользовалась этим успехом, наоборот, меня стали ещё больше дразнить зубрилой, хотя у меня никогда просто физически не было времени ни готовиться к олимпиаде, ни даже порой делать домашние задания. Учителя знали о моем образе жизни и закрывали на это глаза. Потом я ещё раз победила на олимпиаде, а школу окончила с отличием.
В 5 же классе мне тайно нравился одноклассник, которого посадили со мной за одну парту. Я была счастлива каждый день сидеть с ним рядом и иногда как будто невзначай коснуться его локтем. Из-за одиночества и страха я завела дневник и написала туда все свои переживания.
Однажды, вернувшись с работы, я застала маму с моим дневником в руках, рядом сидели мои братья и дядя, она читала отрывки моих откровений, в том числе об однокласснике, хохотала и высмеивала мои чувства. Дядя говорил что-то вроде того, что у меня уже пизда чешется (простите за мат, это цитата), мама заценила его замечание и в очередной раз залилась смехом. Сложно описать масштаб той катастрофы. Ещё больнее было признать, что мама даже не поняла, что она натворила. Мол, а что такого? Мы просто пошутили. Именно поэтому, когда через несколько месяцев у меня началась первая менструация, важное событие в жизни каждой девушки, я никому об этом не рассказала и до 16 лет пользовалась тряпками, поскольку личных денег у меня никогда не было, а зарплату с работы забирали, конечно, мама и бабушка. В 16 лет мама заметила кровь (я так тупо спалилась) и сказала "о, поздравляю, но что-то поздно", я сказала честно, что уже 4 года так живу, она тогда жутко обиделась на меня, не поняв, почему я с ней не поделилась. А я просто не хотела, чтобы мне потом дядя и братья что-то подкалывали на эту тему, ведь мама обязательно бы все им рассказала. В 16 лет от мужской половины семьи я все равно услышала насмешки, но к тому возрасту мне было уже все равно.
Так проходило моё детство. Утром школа, вечером работа, потом уборка дома, ведь мама придет с работы и будет орать, почему не убрано. Для меня в тот период 19:00 было самым страшным, в это время мама возвращалась с работы и не дай бог будет дома срач. Нет, она никогда не била меня, просто могла так сказать, так посмотреть, что лучше бы била.
Я все равно её любила. Безумно. И считала, что она лучшая, а мне все завидуют. Ещё я верила в бога (не соблюдала посты, не ходила в церковь, не знала ни одной молитвы, просто верила, что есть бог и справедливость). Однажды я даже перестала общаться с девочкой, когда она сказала, что она атеист. Это так меня убило, просто в голове не укладывалось. Лишь с годами я поняла, что в жизни не всё так, как говорит мама и бабушка.
Вообще с бабушкой у меня были сложные отношения. Она старалась всегда для нас, работала и на пенсии, всегда ходила пешком, вообще не пользовалась общественным транспортом и никогда не посещала поликлиники. Гордая и сильная. Но ужасно нечистоплотная. Вся моя многочасовая уборка в комнатах и на кухне была бесполезным трудом, стоило ей хоть что-нибудь начать делать, будь то готовка или вообще любое занятие по дому. Это было её суперспособностью - засрать всё. Я злилась на нее за это, мне было жалко свой труд, обидно, что вся моя жизнь - это школа, работа и ежедневная уборка по 4-5 часов благодаря ей. Но я заботилась о ней, как могла, каждый вечер мыла ей ноги, раз в неделю меняла постель, помогала по хозяйству кроме готовки (до плиты я особо никогда не допускалась, сил и времени хватало на школу, работу и ежедневную уборку).
При таком образе жизни я становилась дерганым, злым, одиноким ребенком, которого никто не понимал.
В 16 лет я закончила школу. Успешно сдала все экзамены, на выпускном всё внимание было на мне, мама раздувалась от гордости, а я про себя молилась, чтобы они все заткнулись, потому что не нужно мне это внимание. Боялась, что из зависти потом дети меня побьют или ещё чего... Не нравилось лицемерие некоторых учителей (и да, я понимаю, что тогда очень всё драматизировала). Я помнила, что на первую победу в Олимпиаде мне подарили 100 рублей, когда вторые и третьи места получили денежный приз в несколько тысяч рублей, я не забыла, как меня унижала физручка при всех (у меня никогда не получалось сдавать нормативы, я не была спортивным ребенком), именно 5 по физкультуре была фактически нарисованной, чтобы я получила аттестат с отличием, поскольку по остальным предметам у меня были большие успехи.
Выпускной не принес никакой радости, после мероприятия была организована дискотека, я быстро ушла домой, ведь все равно со мной никто бы не танцевал, да и я не умею, и "всем без меня хорошо".
С детства я не умела вообще испытывать радость, счастье. Даже выпускной, где я была в центре внимания всех преподавателей и даже когда самый популярный мальчик школы сказал мне, что я красивая, радоваться я не могла. Я все время думала, что надо мной подшучивают, издеваются, что сейчас откроется правда, и это был на самом деле стёб. В общем, сплошной негатив, все плохо, меня никто не любит, всем без меня хорошо, работа достала, хочу принять ванну, надоело морозить задницу зимой в дырявом туалете... Все годы - исключительно негативные мысли. Всегда в тени, всегда зажатая, где-то стеснительная, где-то агрессивная.
Ещё меня убивал вечный голод, нужда, мы жили довольно бедно, а после 2008 вообще я специально спала в свободное время, чтобы перебить чувство голода и тошноты. У меня никогда не было нормальной одежды, я носила иногда вещи братьев, иногда мамы, это было позорно) За все годы у меня никогда не было парня, взаимной симпатии, я не обзавелась близкими друзьями, я не умела веселиться и радоваться жизни, но потрясающе справлялась с ролью нытика, жертвы и изгоя.
Получился очень большой пост. Если я не зальюсь слезами от комментариев, то в следующем посте расскажу, как я жила, когда старший брат окончил школу в 2008 году, чем это было чревато, что произошло после того, как я окончила 9ый класс и как разрушились все мои мечты.
Спасибо всем, кто дочитал до конца, не судите строго, я прекрасно понимаю, как много нытья и негатива в моём посте, но такова была моя жизнь, без приукрас, это моё видение. Первый пост о жизни - вступление. Довольно скучно, но дальше, с вашего позволения, я расскажу о своей юности, о том, что моё детство - это не самое херовое, что случалось в моей жизни. Но я знаю лишь одно, будь у меня детство чуточку счастливее, хвати мне мозгов понять, что мама способствует моей деградации, закреплению заниженной самооценки и проблемам в контакте с людьми, я бы не выросла таким закомплексованным нытиком с проблемами в голове. Детство - важнейший период в жизни человека и его становлении, том, как он будет жить эту жизнь... Я до сих пор чувствую себя ненужным куском дерьма, хотя и понимаю, что это полный бред.
В общем, жду ваших комментариев, мнения, критики, и конечно, пожеланий, стоит ли рассказывать дальше.
Самый странный литературный опыт.
Так вышло, опустим подробности, что все новогодние праздники в 5-м классе, прямо на новое тысячелетие, я провел в гастроэнтерологическом отделении городской детской больницы №1 г.Нижнего Тагила.
Осмысленность моего там пребывания была под большим вопросом, т.к., всех прочих детей отпустили домой на все праздники, во всей больнице остался один дежурный врач и по одной медсестре на отделение.
Короче, я был совершенно один, безо всяких процедур и ко второму дню был готов уже на вивисекцию без наркоза, только бы время как-то шло.
Из развлечений в отделении предлагался телевизор в холле, плотно оккупированный медсестрой, круглосуточно смотревшей то "Окна", то "Большую стирку".
Все, что в результате обшаривания всех старых лакированных шкафов, удалось отыскать - три пыльные книжки подписанные "П.А.Кропоткин".
Я был совершенно без понятия, кто это, просто начал с самой тоненькой "Петропавловская крепость. Побег.".
И как-то она мне зашла. Уж слишком все эти сцены с проживанием в одиночке, измерением шагами комнаты подходили к моему собственному положению - бессмысленного заточения в огромном отделении.
Следом пошла уже значительная коричневая книжка в твердой обложке "Великая французская революция", а закончилось такой же бессмысленной выпиской через неделю, аккурат к концу "Этики".
Спустя почти 20 лет, мне уже сложно упомнить, понял ли я хоть слово из прочитанного (ну, кроме "Побега", понятно), но время провел интересно.
Мечты,мечты...
Страх и ненависть в Ласьве
Дедушка на самом деле хороший, говорила мама, пока мы ехали в автобусе, просто он не любит это показывать. Потом мама рассказывала про жизнь в деревне – про крики утренних петухов, про ночных сверчков, запах скошенной травы, вкус парного молока, тёплую воду на отмели Ласьвы, про стада коров на склоне холма и народные песни под баян. Мне не терпелось скорее приехать в деревню к дедушке. С другой стороны, меня тревожило, что мама оставит меня – у меня кроме неё никого нет. Папа служит разведчиком в далёкой стране, я его никогда не видел. И дедушку тоже. А мама всё приговаривала, мол, ты не обращай внимание на деда, он добрый, ты только веди себя хорошо – не шали и не капризничай, он этого не любит. Ты ему понравишься. А сама улыбалась сквозь слёзы.
Дед даже не посмотрел на меня. Он молча обнял дочь и затворил за нами ворота. И сразу же меня оглушил лай огромной собаки. Она кидалась на нас, звеня тяжёлой цепью, нагоняя на меня ужас. Дед лишь сказал ей спокойным и властным тоном «cвои» и собака нехотя успокоилась. А потом я увидел в дальнем конце участка трактор. Настоящий трактор! На который можно залезть! Дедушка заговорил лишь когда мы зашли в избу:
– Какими судьбами? Ну, рассказывай, что стряслось.
– Папа, мне нужно уехать по делам, а Вовку не с кем оставить.
Я увидел на шкафу большую необычную штуковину в форме ящика с блестящими кнопками.
– Знаю я твои «дела».
– Пожалуйста, пусть он останется у тебя? Всего на две недели. Ты ведь до сих пор не видел своего внука.
– Он мне не внук и здесь не останется.
– Ну пап! Как ты можешь так говорить, он же – твоя кровь.
– В нём кровь «зэка»! Впускаешь всякую дрянь в себя, шлюха, и после этого требуешь, чтобы я эту дрянь принял в свою семью?
– Вовка, выйди пожалуйста на крыльцо! – не теряя самообладания крикнула мне мама.
Я вышел из избы и оглядел двор – у ворот лежала собака и, увидев меня, зарычала. Около сарая бродили куры. В дальнем углу стоял трактор. Из избы слышались обрывки фраз: «Скажи спасибо, что я с тобой вообще разговариваю!», «Папа! У меня судьба сейчас решается!», «Ну так езжай к нему со своим выводком – всё равно не утаишь!», «Я не собираюсь его скрывать, это нужно на первое время, как ты не понимаешь!», «Мне твой выблядок не нужен», «Ты никого никогда не любил, даже маму», «Откуда тебе, гулящей, знать, что такое любовь».
Я подошёл к трактору. Его заднее колесо было вдвое выше моего роста. Через приоткрытую дверь были видны руль, рычаги и кнопки. С трудом я забрался на подножку и попытался открыть дверцу, но она так просто не поддавалась. «А ну быстро слезь с него»! – вдруг с крыльца рявкнул дед, а собака тут же разразилась лаем. Я с трясущимися коленками слез с трактора и медленно побрёл к дому. «Ты у меня здесь по струнке ходить будешь!». Так я понял, что останусь здесь жить. Ночью в кровати мама гладила меня по голове со словами: «Ты у меня уже совсем большой мужчина, будешь помогать дедушке по хозяйству, не бойся, он полюбит тебя». Утром она обняла меня на прощанье, поцеловала и приободрила: «Веди себя хорошо, я скоро вернусь».
Дед со мной почти не разговаривал, всё делал исподтишка. Бросил на стол миску с кашей: «На, ешь». Я поднимал ложкой сгустки и переворачивал их. Есть не хотелось. «Ничего, потом с голодухи сожрёшь». Он уходил работать, а я оставался в избе. Игрушки, которые я взял из города, быстро надоели. Иногда я приставлял табурет к шкафу, поднимался и нажимал на кнопки на непонятной штуковине. Часто смотрел в окно на собаку или на трактор. Дед распиливал срубленное дерево. Потом я обнаружил за одной из дверей вход в сарай – там стоял большой стол, а на стене висело множество инструментов. Мне так хотелось их подержать в руке, но я боялся, что дед заругается. А если пройти дальше, то за брезентовым покрывалом можно увидеть нечто загадочное, на колёсиках, с ручками как у мотоцикла. Я отгибал покрывало и рассматривал механизм – от него пахло бензином. Однажды дед меня застукал.
– Что ты тут делаешь?
– Я просто смотрю, дедушка.
– Только притронься к моим инструментам, я на тебя собаку спущу, понял, спиногрыз?
– Я ничего не трогал… Дедушка, а что это такое спрятано? – я указал под покрывало.
– Скоро узнаешь.
По вечерам, когда дед готовил ужин, я в нетерпении пускал слюни. Засохшую утреннюю кашу дед выбрасывал собаке, потом снимал её с цепи, чтобы та бегала по участку, а я не вздумал выходить из дома.
Как то раз он назвал меня Витей.
– Я не Витя, я Вова.
– Да? Просто перепутал с именем твоего бати-мудака.
– Мой папа не мудак, он разведчик!
– Ага, разведчик-домушник. Твой батя – вор.
– Он крадёт секреты у врагов!
– Забудь про своего батю – его поймали. Скоро у тебя будет новый батя. Не сомневаюсь, что такой же мудак.
Пока дед заканчивал распил дерева, я тайком пробрался в сарай, приоткрыл покрывало и стал нажимать рычаг на руле, изображая, будто еду на мотоцикле. Потом в сарай вбежал дед, схватил меня за шиворот и поволок к собаке. «Чужой!» – скомандовал он ей – собака вскочила на лапы, с грохотом опрокинув миску с моей кашей, встала на дыбы, натянув цепь и начала громко лаять.
– Я тебя предупреждал, чтобы ты ничего не трогал, сучий выкидыш?
– Дедушка, пожалуйста не надо, я больше не буду! – истошно вопил я, упираясь ногами в землю.
Он подвёл меня к собаке так близко, что на лицо попадали брызги из её пасти.
– Свой!
Собака замолкла, в недоумении наклонив голову на бок, и гавкнула пару раз нам в след. Дед пинком отворил дверь и забросил меня внутрь.
Вечером он разжёг костёр и мне наконец-то было позволено выйти из заключения. Горело распиленное дерево, и дед бросил рядом с костром несколько картофелин. Мы уселись и стали ждать. Я ещё никогда не ел такую вкусную картошку. А потом дед разрешил мне пожарить на огне хлеб.
– Дедушка, а это твой трактор?
– Да.
– Ты на нём ездишь?
– Ты дебил? У него же нет двигателя.
– А можно я в нём посижу?
– Нет.
Так прошла неделя. Утром я увидел из окна, как дед выкатывал из сарая механизм. Я не выдержал и выскочил на крыльцо. Дед ничего не сказал. Я спустился с крыльца – опять ноль реакции. Медленно, с паузами, я приблизился к деду и спросил:
– Дедушка, а что ты будешь делать? Дедушка, а можно посмотреть? Дедушка, а что это такое?
– Культиватор. А ну, брысь, не мешайся, – механизм затарахтел и начал вскапывать землю. Стальные лапы вгрызались в пыльный серый грунт и вываливали на поверхность чернозём, в котором барахтались черви. Когда земля была перепахана, мы прервались на обед и дед впервые за всё время поручил мне важное дело. Он копал лопатой борозду, а я должен был сажать в неё картофелины.
– Ты зачем, недоносок, её кидаешь? Аккуратно клади, чтобы ростки не поломать!
Я оступился и упал, испортив борозду и рассыпав картошку.
– Какой же ты никчёмный мелкий паразит. Никакого от тебя толку. Родила тебя мать на свою голову, теперь мучайся с тобой, дурачком. Зачем рожала – не пойму. Убирайся в дом – чтоб я тебя больше не видел, сучёныш!
Дед вернулся в дом поздно вечером и сразу лёг на кровать. Он громко стонал от боли в спине. Ночью я слышал, как он, тяжело дыша, повторял: «Ох, дурно мне». А потом он сказал: «Витя, принеси воды». Я соскочил с кровати и дал ему попить. Утром он не смог встать. Так он пролежал, глядя в потолок весь день. Я ему принёс ещё воды, но он не стал пить. Мне не хотелось его тревожить. Я целый день не ел и пришлось доедать вчерашнюю засохшую кашу. Дед пролежал и весь следующий день тоже. Вечером я подошёл к нему и спросил: «Дедушка, ты болеешь?», но он ничего не ответил. За окном весь день выла собака. Над кроватью деда висела в рамке старая ч/б фотография – молодой мужчина и женщина в свадебном платье, похожая на мать.
– Дедушка, а это моя мама?
– Да, – услышал я в ответ.
– А кто этот дяденька?
– Это твой папа. Он попал в плен к врагам.
Я слонялся по избе в поисках занятия – во двор без деда выходить было нельзя. Проснулся я рано утром на чердаке от воя собаки. Она бряцала цепью, не находя покоя. Я спустился в дом и подошёл к деду:
– Дедушка, ты всё ещё болеешь?
– Да.
– А почему собака воет?
– Она голодная. Поищи что-нибудь для неё на кухне.
Открывая ящики я наткнулся на три буханки хлеба и жадно вцепился в одну из них зубами. Ещё я нашёл в холодильнике молоко и замороженный кусок мяса. Выпив молока, я взял мясо и посмотрел в окно. Собака увидела меня и начала лаять. Я вышел на крыльцо и медленно направился в её сторону. Мне было очень страшно подходить к ней, и я бросил ей мясо издалека. Кусок приземлился в метре от неё, и собака в отчаянии пыталась до него дотянуться. Я набрался храбрости и решил двигаться к куску ползком. Я старался не смотреть на собаку, но, когда дополз до мяса, то увидел эту огромную псину так близко, что впал в оцепенение. Собака виляла хвостом так сильно, что меня обдувало ветром. Тогда я вдруг понял, что она мне рада. Я пододвинул ей замороженный кусок, и она с радостью начала его грызть. С этого момента я перестал её бояться. Потом я подошёл к курятнику и услышал, как там суетятся куры. Я забежал в дом, схватил оставшуюся часть буханки и насыпал курам крошки.
Дед так и продолжал болеть. Я вёл за него хозяйство, кормил кур хлебом, а когда собака сгрызла всё мясо, стал бить ей в миску яйца.
– Дедушка, что мне сделать для тебя?
– Сможешь починить мой трактор? Возьми любые инструменты у меня в мастерской.
Я набрал самых красивых инструментов и принялся чинить трактор. Закончив ремонт, я сел за баранку, запустил двигатель и стал ездить по деревне. Я был счастлив, сидя в кабине – дёргал рычаги, нажимал кнопки, громко изображая тарахтящий звук.
– Дедушка! Я починил тебе трактор!
– Вовка, ты молодец! Теперь я горжусь тобой.
Ещё через два дня кончилась еда – молоко выпито, все яйца съела собака, хлеб скормлен птице. Я нашёл пакет сухарей и банку с солёными огурцами. Сухари оставил курам, а огурцы по одному давал собаке. Потом дедушка подсказал развести костёр. Я накидал большую кучу дров и поджёг газету. Огонь получился сильным. Я стал выкапывать картошку, которую мы несколько дней назад посадили, и класть её в костёр, как это делал дед. Потом я принёс печёную картошку домой и показал деду – он похвалил меня, но есть не стал. Стакан с водой так и стоял нетронутым.
– Дедушка, а почему ты нас с мамой не любишь?
– Вовка, прости меня за всё. Я очень люблю твою маму. И тебя тоже очень люблю. Ты хороший и замечательный внук.
– Но ты говорил, что я тебе не нужен.
– Дурачок, я всегда мечтал о таком внуке, как ты.
Когда на следующий день я пошёл кормить сухарями кур, то случайно обнаружил кучу яиц. Собака была счастлива. Я потрепал её по загривку. Она лизнула меня прямо в лицо, наградив запахом сырых яиц. Я побежал в дом умываться.
– Дедушка, тебе тоже нужно умыться, от тебя пахнет!
Я смочил тряпку и стал вытирать ему лицо, плечи и руки. Его тело было холодным.
– Ты простудишься, давай я тебя укрою тёплым одеялом.
Вечером я снова развёл костёр и испёк картошку. Мы поужинали вдвоём с собакой.
– Хочешь, я тебя освобожу от цепи? Только тебе нельзя заходить в дом – дедушка будет ругаться.
Я отцепил собаку, и она стала бегать по участку, заигрывая со мной. А потом мы расположились на крыльце – она лежала, а я забрался на неё верхом и играл с её ушами.
Ночью дедушка разговаривал со мной. Он сказал, что теперь я стал взрослым и способен позаботиться о маме. Теперь я должен буду всегда быть с ней рядом, помогать ей во всём. Только тогда у меня появится новый хороший папа.
Мама приехала на следующий день. Собака, услышав, как кто-то открывает калитку, бросилась с лаем на неё, я едва успел крикнуть команду «свой!». Собака успокоилась и, продолжая рычать про себя, вернулась ко мне.
– Боже мой, сынок! Ты весь чумазый, – она вытерла мне рукавом щёку и поцеловала, – я так соскучилась! А где дед?
Дед смотрел в потолок, а мама тихо плакала рядом, закрыв лицо руками.
– Папа, папа, ну как же так...
Вечером во дворе стал собираться народ. Пришёл бородатый дяденька с большим крестом на груди. Мы с мамой сидели в избе.
– Господи, на кого я теперь тебя оставлю, Вовка? Что же мне теперь делать с тобой, – она захлёбывалась в слезах. – Куда я тебя дену? Ты же мне всю жизнь испортил…
– А когда я встречусь с новым папой?
– Не будет у тебя никакого папы.
– Почему?
– Потому что ты никому не нужен… – мамины слёзы лились ручьём. – Тебя никто не любит.
– А дедушка сказал, что я ему нужен и он любит меня.
Мама глубоко вздохнула, вытерла платком глаза и внимательно посмотрела на меня:
– Так и сказал?
– Да, он сказал, что и тебя любит!
– Правда?
– Ты только не оставляй меня больше! Он сказал, чтобы мы вместе искали нового папу.
Она сидела некоторое время молча глядя в окно, потом произнесла еле слышно: «Ну, если уж папа так сказал, может не всё ещё потеряно?»
Alone
к/ф Прощай, Кристофер Робин (2017)
Сможете найти на картинке цифру среди букв?
Справились? Тогда попробуйте пройти нашу новую игру на внимательность. Приз — награда в профиль на Пикабу: https://pikabu.ru/link/-oD8sjtmAi
Одиночество.
Я когда был маленьким ребенком, всем говорил что никогда жениться не буду, что буду всегда один... Накаркал похоже :/