.
Вовлеченность в это движение в нашем городе была практически 100%, охватывая всех начиная с 11 и до 18 лет. Дальше были уже более серьезные дела. Иерархия строилась следующим образом: над пацанами младшего возраста (11-12 лет) были «старшие» ( лет около 14), которые уже «официально» входили в ту или иную группировку (хотя младшие тоже считали себя сопричастными), над ними соответственно были свои «старшаки» и.т.д. Пацаны трясли лохов, и в свою очередь «уделяли на общее», то есть отправляли деньги наверх.
По сути, выбор был невелик: либо ты пацан и придерживаешься понятий, «бегаешь»/«мотаешься», то есть участвуешь в разборках («встречах»), занимаешься гоп-стопом и мелким воровством, трясешь бабки, одним словом- «работаешь», либо лох и платишь деньги, тебе оказывают «поддержку», ты «помогаешь» пацанам и тебя никто не трогает. А если денег нет, то получаешь люлей.
Денег у меня не было никогда. Ну может какая-нибудь мелочь со сдачи, еще время от времени сдавал бутылки. На обеды в школе тоже денег не давали. «Зачем? Завтрак в 7-00, обед в 13-00, какая еще столовая?» Карманные деньги отсутствовали как явление. «На что тебе? И так живешь на всем готовом. Сигареты или наркотики еще купишь.» Личные вещи проверялись на наличие того и другого.
Вместо денег пацаны могли что-то «снять»: куртку, шапку, толстовку и.т.д. Но мне это не грозило. Жили мы тогда достаточно скромно, даже по-нищебродски. Мне приходилось донашивать за сестрой ее олимпийки, джинсы, кроссовки. Не знаю кому из нас повезло больше, ведь ей покупали всё мальчуковое, именно с тем расчетом, чтобы я донашивал. Право голоса в выборе одежды не было. Слова «хочу-не хочу», «нравится-не нравится» были запрещенными. «Будете сами зарабатывать, тогда покупайте что хотите, а сейчас вы сидите на нашей шее». К слову, до сих пор, ни я , ни моя сестра так и не можем нормально одеваться и зарабатывать.
Мой внешний вид вызывал у пацанов неподдельное желание поинтересоваться, «кто я по жизни». Тут схема простая: путем нехитрых фраз тебя «грузили» и ловили на слове, и вот ты уже «ошибся», а за ошибки надо платить. А так как денег не было (да если бы даже вдруг и были), то «наказывали» физически: пробиванием фанеры (удар в грудь), печени, опусканием почек. Кстати, в нашем райончике даже девченкам грозили «наказания» за «неправильное» слово или строптивость, «чоткие пацаны» могли заставить их извиняться, поставить коленями на землю или на харчки, иногда били.
Почему нельзя было убежать? Во-первых, такое вот перевернутое мировоззрение, что бегство, то есть публичное проявление трусости- это больший позор, чем стоять и сносить издевательства и побои. То же самое касается обращения в милицию или к учителям, быть «козлом» - совсем не вариант. (да и не спасало, так как унижения не прекращались, а только усиливались, к тому же начинали бить сзади, исподтишка, плевали в спину, вытирали ноги).Кроме того, учителя видя разборки, и что кого-то бьют, зачастую проходили мимо.
Второй момент- психологический. Хотя я не уступал своим обидчикам ни в силе, ни в росте, у меня включалась выученная беспомощность. Спасибо отцу, который пресекал любое сопротивление и попытки защитить себя. Таким образом, постоять за себя было сложно. Не, если дело касалось банальной драки -«раз на раз», то тут всё было в порядке. Иной случай, когда подключалось не только физическое, но и психологическое давление, тем более нескольких человек (ходили же всегда стаей). Было так, что всё переходило в издевательство и глумление, и я пребывал в растерянности и беспомощности. Иногда я терпел до определенного момента, потом меня переклинивало, и через секунду я уже оказывался на своем обидчике, лупя его башкой об асфальт, либо натурально душил или хватал все что попадалось под руку: кусок кирпича, осколок бутылки. В тот момент было только одно желание: УНИЧТОЖИТЬ, любой ценой, не задумываясь про последствия, не обращая внимание на сыплющиеся со всех сторон удары.
Рассказать о происходившем родителям-это что-то невозможное. Я считал, что они не способны как-то понять, поддержать или защитить. Скорее наоборот, скажут что-то обидное и унизительное. Поэтому желание вообще что-либо говорить напрочь отсутствовало.
Единственное средство избежать всего этого- просто не ходить в школу. За четыре года, с шестого по девятый класс, я посетил лишь половину уроков, если не меньше, что создало огромный пробел в элементарных знаниях. Оставаться дома было тяжело, то есть была натуральная фобия, с тревогой переходящей в панику. Короче, я шатался по всяким безлюдным местам, чтобы никому не попадаться на глаза.
Когда родителей вызывали в школу записью в дневнике, то просто выдирал страницу, если была записка, то подделывал подпись, типа ознакомились. Телефона у нас тогда не было, и по домам учителя не ходили (за такую то зарплату, кому надо?) Кроме того, некоторые Н-ки в классном журнале я исправлял на 4-ки. Во время этого занятия, я сделал открытие. В конце журнала содержались сведения о родителях, где и кем работают. Вот только тогда узнал, что оказывается у меня отец занимает руководящую должность на основном предприятии города, а мама-ведущий инженер в НИИ при этом предприятии. До этого, ни одним словом никто не обмолвился, и я думал, что мы нищие, раз ничего нет и на всем приходиться экономить. Так и хочется сейчас спросить: «Где, блядь, мой долбаный велосипед?! Где грёбаное денди?! Почему, почему я носил самую дешевую херню и старые сестринсие шмотки?»
Пропуски естественно приводили к плохим оценкам. А значит дома меня ждал разбор и пиздюли. За тройку-получаешь подзатыльники, двойка- и тебя пиздят. Такой вот круговорот : получаешь люлей в школе или на улице, потом дома от родителей.
Я так прожил четыре, сука, года, пока не перешел в другую школу, там стало полегче.