Сегодня было
Увидел во дворе сегодня деток троих - две девочки и мальчик лет 4-5, видно играли в какую-то ими же придуманную игру, которая заключалась в том, что девочки пинали мальчика по ногам. Первая девочка пинала часто, вторая от силы пару раз пнула, мальчику игра разонравилась быстро и он начал кричать "стоп, стоп, стоп". Девочки игнорировали его крики и продолжали пинать и тут мальчик хлопнул вторую девочку по лицу рукой, в которой был карандаш или ручка, не разглядел толком, после чего отошёл от них и сел на скамейку. Вторая заплакала тихонько, первая ей что-то говорила, мальчик сидел на скамейке метрах в трёх от них. И тут подошёл мужчина лет 35, видно отец мальчика, первая девочка подбежала к нему и громко сказала - а он ударил её по лицу, вот она плачет. Мужчина взял мальчика за руку спросил его что-то, мальчик ответил (вторая девочка никаких травм не получила и не плакала уже), я уже подумал, что если мужик начнёт лупить малыша, подойти и объяснить как всё было, но мужик просто строго поговорил с сыном и увёл мальчика подальше от девочек. В общем, разошлись все актёры, пьеса закончилась и мне стало так грустно, вот малыш захотел поиграть с девочками, ему надавали по ногам, он попробовал защищаться, сделал больно человеку и сам расстроился, да ещё и от отца прилетело. А вот первая девочка напинала хорошенько мальчишку и тут же на него наябедничала, а схлопотала за неё подружка.
А детство прошло.
Качал сегодня дочь на качелях во дворе.
Рядом пацанёнок лет 6 качался. Сильно, высоко качался, я ему говорю держись крепче, а он смеётся и его, видимо, это только сильнее раззадорило. Он мне говорит "смотри как я могу" и качается ещё сильнее. Я, думая что он успокоится, говорю "А я так не могу".
На что в ответ получаю "Конечно, детство твое уже давно прошло".
Малыш и хлеб
Вчера вечером. Идём с женой домой, вымотанные, придавленные бременем быта и работы. Темно и ветер, холодный, пронизывающий. Голова тяжёлая, настроение так себе... Хлеба домой надо. Заходим в супермаркет, уныло продвигаемся мимо полок с продуктами: фрукты, овощи, заморозка, мясо... Взгляд скользит, ни на чём не оставливается, чего-то хочется, а чего, сам не знаю. Наконец полки с хлебом, почти пустые, нашего нет. Тупо захотелось домой, зажевать уже хоть что-нибудь, помыться и спать.
Тут, вдруг, слышу сзади бодрую молодую речь : "Да невкусное это! Это для взрослых.. Это вредно.. Да подожди ты маленько, сейчас возьмём что-нибудь!..". Поворачиваюсь... По проходу идут парень с девушкой и ребёнком в коляске. Сын, как присмотревшись понял я, машет ручками, тянет их к каждому стеллажу с едой, сжимает их, лепечет что-то на своём, давая понять, что хочет именно это взять. Мама, заметив, что мы смотрим на них, улыбается, папа, безуспешно, пытается угомонить проголодавшегося сына. Доходят до нас и хлебных полок. Папа бегло осматривает полки, остановившись на булке серого хлеба, в бумажном пакете. Привозят у нас такой, вроде как наисвежайший должен быть, чуть ли не горячий, во время привоза. С возгласом "О!", достаёт булку с полки и, со словами "На, вот, ешь!", отдаёт сыну. Малой сразу угомонился, вцепился в бумажный пакет с хлебом и начал внимательно осматривать, видимо, соображая откуда начать. Улыбнувшись находчивости молодого папы и серьёзному настрою малыша, мы пошли на кассу, прихватив из соседнего отдела минералки и молока.
Стоим на кассе, я улыбаюсь, вспоминая как усердно малой искал начало еды, вдруг, опять слышу их голоса. Оглядываюсь, точно, они уже на соседней кассе в очереди стоят. Глянул на пацана, а он уже и пакет разорвал, и всю верхушку, по краям булки, пообгрызал, сантиметра на два-три самое малое. Это всего-то за пару минут! Сидит жуёт, улыбается, весь подбородок и щёчки в крошках, ручкой мне машет... Тут уже я не выдержал и говорю его отцу:
- Вот он у вас даёт, прямо как я в детстве! - и сам улыбаюсь от души, полегчало почему-то, настроение появилось из ниоткуда...
- Ну, не только как вы - это он в меня такой, я тоже любил корочки погрызть! - и тоже улыбается, вместе с женой.
- Молодцы, - говорю,- так держать!
Вышли на улицу, а внутри уже сформировалось собственное "хочу", нахлынули воспоминания...
- Подожди!.. - говорю жене и обратно в магазин.
Зашёл в хлебный отдел, смотрю, есть ещё одна такая же булка! Как будто меня дожидается, лёжа в пакете. Пощупал, хрустит как свежая, отлично. Выскочил из магазина уже довольный, с булкой в руках, взял жену под руку и быстрее за магазин, там народу поменьше, не дитё всё-таки, стесняюсь. Разорвал пакет, втянул носом аромат, откусываю кусок корочки... Лепота!.. Лет двадцать, наверное, так не делал. Протягиваю улыбающейся жене, та тоже не прочь, понюхала, откусила...
Так и пошли до дома счастливые, хрустя корочкой и вспоминая, как в детстве отгрызали такие же корки, зная, что будут ругать; как набрели на пекарню, когда до свадьбы дружили, и, не выдержав, купили ещё сайру, в консервной банке, налопались прямо возле магазина, не обращая ни на кого внимания...
Оказалось, не так уж и много надо было для души. Всего-то, увидеть, с каким удовольствием, проголодавшийся малыш, вгрызается в булку серого хлеба! А какие ночью сны снились, тёплые, красочные... До сих пор настроение хорошее. Вот и решил, с вами поделиться, может ещё у кого-нибудь настроение поднимется.)
p.s. За ошибки не обессудьте, не писатель.)
...А потом мне стало грустно.
Буквально только что.
Приехал на вызов, стою у подъезда, никого не трогаю, залипаю в Пикабу. Рядом крутится местный мальчуган на велике. Хз... может лет девяти или около того. Внезапно подходит к моей водительской двери и спрашивает. "А сколько вы получаете" и ехидно так зубы скалит. Я, делая важный вид, многозначительно молчу. Пикабу научил не вступать ни в какие диалоги с детьми. Он продолжает:"Тыщ 50 то хоть получаете??" И опять скалится. Тут уже заулыбался я, представив как бы шикарно я жил на полтос в месяц с блэкджеком и шлюхами...
А потом мне стало грустно...
Ким Чен Ын посетил Дворец школьников "Путь учебы в 1000 ли" в Пхеньяне
Ким Чен Ын подверг резкой критике проектировщиков Дворца, а также всех, кто участвовал в реконструкции здания. Лидер КНДР назвал их «самыми настоящими халтурщиками» и обвинил в «формализме наряду с приспособленчеством».
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Карман для Бога.
Мне всегда хотелось красивой жизни. Когда был студентом, и денег не хватало даже на гречку, мыло я покупал обязательно «Камей». Пусть голодный, но зато хорошо пахнущий. Потом — зажигалка Zippo. В 93-м, когда я ее купил, она стоила целое состояние. Но она того стоила. Круто было. Как у Микки Рурка в фильме «Харли Дэвидсон и Ковбой Мальборо» или у Брюса Уиллиса в «Крепком орешке». Ну, и «маст хэв» конца девяностых и всей доайфоновской эры — мобильный телефон последней модели.
Я окончил Театральную академию, стал диджеем на радиостанции «Европа плюс» и желанным гостем самых модных ночных клубов северной столицы. Потом — арт-директором одного из таких клубов. Занимался набором красивых девушек для стриптиза и постановкой шоу-программ.
Жизнь, что называется, удалась! Она превратилась в сплошную вечеринку — все веселые и красивые, много смеха, танцев и денег. Днем я спал, ночью помогал веселиться другим и веселился сам.
Однако все равно чего-то не хватало. Было ощущение пустоты, тревоги, прохладного сквозняка, который я ощущал прямо внутри себя. Праздника требовалось все больше и больше, и я создал свою фирму по организации мероприятий. Теперь праздник стал моим бизнесом.
***
А потом… Потом наступил новый, 2005-й год. Приболевшая дочь, врач, анализы, срочная госпитализация и диагноз — острый лимфобластный лейкоз. Рaк крови, если проще.
Первая детская городская больница. Белая палата, белый коридор, врачи. Тишина. Стерильность. Дочке чуть больше года, в маленькой ручке — маленький катетер. Химиотерапия, гормоны, она теряет волосы и стремительно толстеет. Лысая голова, печальные глаза. Стоматит. В руке с катетером — сосиска. Сама почти круглая, потому что все-время ест, ест, ест…
В больнице мы жили полгода. Я в режиме «помощник», жена — в режиме «постоянно».
Их госпитализировали 23 декабря, в самый разгар новогодних корпоративов. Мы с женой каждый вечер выезжали на банкеты — работать-то все равно надо было, — оставляя с ребенком бабушек. Жена в красивом костюме пела «Happy New Year», я шутил и поздравлял всех «с Новым годом и новым счастьем». Туда приходили нарядно одетые женщины с вечерним макияжем и тщательно уложенной прической. Они приносили с собой туфли на высоком каблуке, переодевались в гардеробе и шли танцевать под Рики Мартина или Тома Джонса.
Прямо с банкета мы ехали в больницу. В холодную белизну палат, к детям без улыбок, потому что вся нижняя половина лица — белый прямоугольник маски, над которым большие грустные глаза. Детские маски были в дефиците, поэтому детям надевали взрослые, завязав резинки узелком. Оглушенные ненакрашенные мамы в спортивных штанах и тапках. Это была совсем другая жизнь. Непонятная, страшная, некрасивая.
Некоторые дети уходили домой. Некоторые просто уходили.
Телефоны замолчали, все «друзья» куда-то пропали, — наверное, звонить нам было совсем не весело. Было очень страшно, и мучил вопрос — за что? Деткам-то — за что?!
***
Единственное, что я умел делать на тот момент, — это устраивать праздники.
Прямо в больнице я организовал детскую елку, на которой здорово отработали мои друзья — «Театр странствующих кукол господина Пежо», а сам выступил в роли Деда Мороза. Пожалуй, это было одно из первых мероприятий за последние годы, где на меня смотрели трезвые глаза. Праздник состоялся прямо в холле отделения химиотерапии, дети собрались у наряженной елки, все в масках — правда, не маскарадных, а стерильных, — но они смеялись и были счастливы, и вместе с ними радовались родители, и это было… Красиво.
И тихо. Впервые за многие годы без алкоголя в душе была теплая тишина. Будто, наконец, дверь моего сердца прикрыли плотнее, и сквозняк прекратился.
Потом я пошел в те палаты, в которые мне было можно (в стерильные боксы нельзя), — пошел как Дед Мороз и поздравлял с Новым годом детей, которые не могли ходить. Я знал, что некоторые из них почти наверняка из этой палаты уже никогда не выйдут, и это было… непросто. Если честно — тяжело. И страшно. Но… было ощущение, что я впервые в жизни делаю что-то правильно, что впервые в жизни я участвую в настоящем празднике жизни, и ничего важнее и красивее я никогда не делал.
***
Дочь выписали. Дали инвалидность. Мы посещали центр социальной реабилитации инвалидов и детей-инвалидов. Наступал очередной Новый год, я предложил поздравить детей и опять выступил в роли Деда Мороза. А потом меня попросили вести в этом центре реабилитации театральную студию, и это было так странно: где я — и где театральная студия-кружок для детей-инвалидов?! Однако я согласился. И несколько лет этим занимался.
Под Новый год ездил по квартирам тех детей, которые из дома не выходили. И это было еще тяжелей, чем в больнице. И не потому, что дети были особенными. А потому, что рядом с ними, рядом с их родителями, каждый день жизни которых — подвиг, я сам чувствовал себя инвалидом. Человеком с ограниченными возможностями, который до этого времени жил слепым, глухим и парализованным.
Мне самому была нужна реабилитация, я заново учился жить, и моими учителями стали дети-инвaлиды.
Они очень красивые.
***
С тех пор прошло больше десяти лет.
Сегодня я отец троих здоровых детей, актер кино, любимый и любящий муж, спортсмен. Дочь давно выздоровела, инвалидность сняли. 0на — умница, красавица и отличница. Я давно не работаю в ночных клубах, красивая женщина ждет меня дома — совсем недавно жена получила корону «Миссис Санкт-Петербург». Зажигалка мне не нужна, я не курю много лет, а телефон… Телефон у меня кнопочный. И батарея у него отлично держит!
Моя трудовая книжка до сих пор лежит в Центре социальной реабилитации. Много лет я веду мероприятие «Созвездие героев», в котором мы вручаем премию «Золотое Солнце» — людям, которые не сдались, оказавшись в сложной жизненной ситуации. Это настоящие герои, которые, как подорожник, пробивая асфальт всех сложностей и ограничений, стремятся к свету, даря надежду и силы всем, кто рядом.
Чем крепче асфальт — тем сочней подорожник!
Мне важно об этом помнить.
Все то, что я особенно ценю сегодня, — стало следствием именно тех самых проблем и сложностей, которые пережила наша семья. И болезнь дочери была важным этапом нашего взросления.
Можно ли было без этого? Не знаю. Вряд ли. Видимо, по-другому я не понимал.
Причина событий может быть не в прошлом, а в будущем, и вопрос «за что» меняется тогда на вопрос «для чего». Боль — хороший учитель и прекрасный доктор.
И какие бы испытания ни предлагала мне жизнь сегодняшняя (их, поверьте, хватает), — я верю, что эти испытания — как карман. Карман для Бога, в который Он обязательно положит столько конфет, сколько влезет, и других угостить хватит, и еще вываливаться будут.
В нашей семье так и произошло.
Возможно, завтра снова будет очень больно, возможно.
Я молюсь только об одном — не забыть, что чем глубже карман, тем больше конфет...
© Никита Плащевский.