Прошли три недели, прежде чем Кэтрин снова пришла ко мне на прием. Пока я лежал на тропическом пляже, у меня было время, чтобы отстраненно обдумать то, что произошло с Кэтрин. Итак, во время сеансов гипноза она вспоминала свои прошлые жизни, она видела во всех подробностях и объясняла вещи, процессы и факты, о которых она в своей обычной жизни, в состоянии бодрствования знать не могла. Далее выздоровление из-за воспоминаний из прошлых жизней, а ранее этих результатов не дала обычная психотерапия за восемнадцать месяцев. А эти леденящие душу откровения из посмертного бестелесного состояния, в которых она передавала мне сведения, к которым у неё не было доступа! И ещё эта духовная поэзия, рассказы об измерениях, в которых люди находятся после смерти, наставления Учителей о жизни, рождении, смерти, перерождении. Они говорили в таком стиле, так мудро, как Кэтрин вряд ли способна. Действительно, было над чем поразмыслить!
За много лет я лечил много сотен, возможно тысяч психически больных людей, у которых наблюдал весь спектр эмоциональных расстройств. Я руководил четырьмя большими отделениями в стационарах при медицинских школах. Я провел годы в палатах неотложной психиатрической помощи, в поликлиниках, где диагностировал и лечил многих амбулаторных пациентов. Я знал все о слуховых и визуальных галлюцинациях, о бреде больных шизофренией. Я лечил многих пациентов с пограничными синдромами и расстройствами истерического характера, в том числе тех, у кого было раздвоение личности и деперсонализация. Я был карьерным наставником по лечению злоупотреблений алкоголем и наркотиками в национальном институте и потому мне была знакома вся гамма эффектов от воздействия на мозг наркотиков.
У Кэтрин не было ни одного из этих симптомов или синдромов. У неё не было никаких проявлений психических заболеваний. Она не была психопаткой, не выпадала из реальности, у неё не было галлюцинаций (когда люди видят или слышат то, чего нет) или бреда (когда люди верят в то, чего нет). Она никогда не употребляла наркотики, не была социопатом или истеричкой, у неё не было диссоциативных расстройств. Это значило, что она практически всегда осознавала свои действия и мысли, она никогда не действовала на автопилоте и у неё не было раздвоения личности или расщепления сознания. То, что я от неё слышал часто превосходило её возможности, как по стилю, так и по содержанию. Некоторые из них были особенно невероятными, особенно рассказы о моем прошлом, (например, сведения о моем отце и сыне), будто это было её прошлое. Она знала то, о чем никак не могла узнать в своей настоящей жизни. Все эти знания и опыт были чужды её культуре, воспитанию и противоречили многим её убеждениям.
Кэтрин была относительно простой и честной женщиной. Она была недостаточно образована, чтобы выдумать все эти факты, подробности, исторические события, описания, поэзию, которые она транслировала. Как ученый и психиатр, я был уверен, что все это исходит из какой-то части её подсознания. Это было вне всяких сомнений. Даже если бы у Кэтрин были артистические навыки, она не смогла бы воссоздать все эти события. Все эти сведения были настолько точными и особенными, что это было явно за пределами её возможностей.
Я размышлял о лечебных свойствах исследований прошлых жизней Кэтрин. Когда мы неожиданно затронули эту сферу, она начала выздоравливать поразительно быстро и без каких-либо лекарств. В этой области видимо таилась некая мощная исцеляющая сила, которая намного эффективнее, нежели традиционные методы лечения и современные лекарства. Сила таится в воспоминаниях и повторных переживаниях не только значительных травматических событий, но и ежедневных мелких обид, постоянного глумления над телом, разумом, эго. Когда мы рассматривали прошлые жизни Кэтрин с помощью моих вопросов, я пытался найти какие-то закономерности во всех этих психологических травмах таких как хроническое эмоциональное и физическое насилие, нищета, голод, болезни и увечья, постоянные преследования из-за предрассудков, различные неудачи и так далее. Я также следил за такими шокирующими трагедиями, как страшный посмертный опыт, изнасилования, глобальные катастрофы и разные ужасные события, которые оставляют после себя неизгладимые отпечатки. Техника была такая же, как и при пересмотре детства пациента в традиционной терапии, хотя в случае Кэтрин я рассматривал несколько тысяч лет, а не десятки, как в обычных случаях, поэтому мои вопросы были более прямыми и наводящими. И успех нашего неординарного исследования был несомненным. Кэтрин, как и другие, которых я позже лечил подобным методом, выздоравливала невероятно быстро.
Я тем не менее искал другие объяснения воспоминаниям Кэтрин о прошлых жизнях. Задался вопросом о том, могли ли эти воспоминания находиться в её генах. С научной точки зрения это было совершенно невероятно, ведь это требует непрерывной передачи этой информации из поколения в поколение. А Кэтрин жила в разных уголках Земли, в разное время, и невозможно даже представить генетическую связь между разными её воплощениями. К тому же её генетическая линия постоянно прерывалась. Она то погибла со своими потомками во время наводнения, то была бездетной, или умирала слишком молодой. Её генетика после этого никому не передавалась. А как с помощью генетической передачи воспоминаний объяснить её воспоминания после смерти и в промежуточных состояниях? Там же не было тела, не было генетического материала, но её воспоминания продолжались. Поэтому генетическую версию пришлось отбросить.
Но была ещё теория Юнга о коллективном бессознательном, о некоем хранилище памяти всего человечества, к которому можно как-то подключиться. В различных культурах часто попадаются схожие символы, даже во снах. Согласно Юнгу, коллективное бессознательное не приобретается лично, а как-то «наследуется» и содержится в структуре мозга. Оно содержит образы и мотивы, которые появляются снова и снова в каждой культуре, вне зависимости от исторических традиций и физического распространения. Я полагал, что воспоминания Кэтрин были слишком особенными и конкретными, чтобы их можно было бы объяснить теорией Юнга. Она ни о каких общих, распространенных символах, образах и мотивах не говорила, а очень подробно описывала вполне конкретных людей, особенные места. Идеи Юнга показались мне слишком расплывчатыми. И с их помощью нельзя было объяснить её воспоминания о том, что она видела и слышала в промежуточных состояниях. В итоге реинкарнация все-таки оставалась наиболее вероятным объяснением.
Её воспоминания были не только подробными и особенными, но и превосходили возможности её сознания. Она знала такие вещи, которые не могла ранее почерпнуть из книги, а потом временно забыть и неожиданно вспомнить под гипнозом. Эти знания она не могла получить в детстве, а потом подавить в сознании или вытеснить из него. А эти Учителя и их послания! Это все шло ко мне через Кэтрин, но это явно не было её измышлениями. И их мудрость отражалась в воспоминаниях Кэтрин о прошлых жизнях. Я знал, что все эти послания и эти воспоминания были правдой. Я знал это не только потому, что у меня был многолетний опыт изучения людей, их умов, мозгов, личностей, я так же интуитивно это чувствовал ещё до явления моего отца и моего сына. Даже мой научный мозг, знал это, как и мои кости.
«Я вижу горшки, наполненные каким-то маслом». Не смотря на трехнедельный перерыв, Кэтрин быстра впала в состояние гипнотического транса. Она была в другом теле и в другом времени. «Там разные масла в горшках. Это какая-то лавка или место, где они хранят вещи. Горшки красные… красные, сделанные из какой-то красной земли. У них голубые ободки, голубые ободки сверху. Я вижу мужчин там… мужчин в пещере. Они двигают горшки и кувшины, которые вокруг них, складывают их и ставят в определенное место. Их головы побриты. У них коричневая кожа… коричневая кожа».
«Вы тоже находитесь там?»
«Да… Я запечатываю некоторые из этих кувшинов… каким-то воском… запечатываю горловины воском».
«Вы знаете, где это масло используется?».
«Я не знаю».
«Вы можете осмотреть себя? Посмотрите на себя. Расскажите мне, как вы выглядите». Она умолкла, пока осматривала себя.
«У меня косичка. Мои волосы заплетены в косу. На мне длинное одеяние из какого-то материала с золотой окантовкой снаружи».
«Вы работаете на этих жрецов или бритоголовых мужчин?».
«Это моя работа – запечатывать воском кувшины. Это моя работа».
«Но вы понятия не имеете, для чего это масло нужно?».
«Вероятно они его используют в каких-то религиозных ритуалах, но я не уверена… что это. Они чем-то помазывают головы… что-то на ваши головы и ладони, ваши ладони. Я вижу птицу, золотую птицу, она вокруг моей шеи. Она плоская. У неё плоский хвост, очень плоский хвост, и её голова направлена вниз… к моим ногам».
«К вашим ногам?».
«Да, так надо носить. Там черное… черное липкое вещество. Я не знаю, что это такое».
«Где оно?».
«Оно в мраморной ванне. Они это тоже где-то применяют, но я не знаю где и для чего».
«Там, в пещере есть хоть что-то, где можно прочитать и сказать мне, что эта за страна или место, где вы живете или какая дата?».
«Там ничего такого нет на стенах, никаких надписей. Я не знаю названия страны». И тогда я попросил её перенестись во времени вперед.
«Там белый кувшин, какой-то белый кувшин. Рукоятка наверху золотая, с какой-то золотой инкрустацией».
«А что в этом кувшине?».
«Какая-то мазь. Она нужна для перехода в другой мир».
«Вы та, кто будет сейчас переходить?».
«Нет! И я не знаю того, кто будет переходить».
«Это тоже ваша работа – подготавливать людей к этому переходу?».
«Нет. Жрецы должны это делать, а не я. Мы просто поставляем им мази и благовония…».
«Сколько вам примерно лет?».
«Шестнадцать».
«Вы живете со своими родителями?».
«Да, в каменном доме, каком-то каменном жилище. Он не очень большой. Он теплый и сухой. Климат очень жаркий».
«Идите домой».
«Я уже дома».
«Вы видите вокруг кого-то из своей семьи?».
«Я вижу брата и моя мама тоже здесь, ещё ребенок, чей-то ребенок».
«Это ваш ребенок?».
«Нет».
«Что важно сейчас? Идите к тем важным событиям, которые могут объяснить ваши симптомы в настоящей жизни. Их можно безопасно пережить ещё раз. Идите к этим событиям».
Она ответила очень тихим шепотом. «Всё в свое время… Я вижу, как умирают люди».
«Умирают люди?».
«Да… они не могут понять из-за чего».
«Из-за болезни?» Внезапно меня осенила догадка о том, что она снова переживает ту жизнь в древности, в которую уже переживала ранее. В той жизни какая-то болезнь, передающаяся через питьевую воду, убила её отца и одного из братьев. Кэтрин тоже страдала от этой болезни, но умерла не от неё. Люди ели чеснок и разные травы, чтобы защититься от этого мора. Кэтрин очень расстраивало то мертвых правильно не бальзамировали.
Однако сейчас она достигла этой жизни с другой точки зрения. «Эта болезнь передается через питьевую воду?». Спросил я.
«Они в это верят. Очень много людей умирает». Я уже знал концовку.
«Но вы от этого не умираете?».
«Нет, я не умираю».
«Но вы заразились. Вы болеете».
«Да, мне очень холодно… ужасно холодно. Мне нужна вода… вода. Они думают, что зараза в воде… и что-то черное… Кто-то умер».
«Кто умер?».
«Мой отец умер и ещё один из братьев. С мамой все в прядке, она поправилась. Она слишком слаба. Они должны закапывать мертвецов. Они должны их хоронить, и людей расстраивает это, потому что это против религиозных традиций».
«Каких традиций?» Я восхищался последовательностью её повествования, факт к факту, она в точности перечислила то, что говорила несколькими месяцами ранее. И опять эти нарушения погребальных обычаев сильно её расстраивали.
«Покойников складывали в пещерах. Их там держали, но первых умерших жрецы все-таки подготовили. Они должны быть завернуты натерты. Их держали в пещерах, а земля была затоплена… Они говорили, что вода плохая. Не пейте воду».
«Есть какой-то способ лечить эту болезнь? Он действует?».
«Мы лечились травами, разными травами. Запахом… этих трав… Я не могу их нюхать!».
«Вы можете вспомнить запах?».
«Это что-то белое, подвешено под потолком».
«Это чеснок?».
«Это висит вокруг… свойства похожие, да. Это свойства… вы его кладете себе в рот, в уши, в ноздри, всюду. Запах был сильный. Считалось, что этот запах не пускает злой дух в ваше тело. Пурпурный… плод или что-то круглое, покрытое чем-то пурпурным, пурпурной кожей…».
«Вы узнаете ту культуру, к которой сейчас принадлежите? Это нечто вам знакомое?».
«Я не знаю».
«Что это за пурпурные плоды?».
«Таннис».
«Это помогло вам от болезни?».
«Это было в то время».
«Таннис», повторил я, чтобы убедиться в том, что она говорит о том, что мы называем таннином или дубильной кислотой. «Так они это называют? Таннис?».
«Я просто… Я продолжаю слышать это название – Таннис».
«Что было спрятано в этой жизни, что беспокоит вас в нынешней? Почему вы продолжаете возвращаться сюда? Что в ней такого неприятного?».
«Религия», быстро прошептала Кэтрин, «религия того времени. Это была религия страха… страх. Там было много чего страшного… и так много богов».
«Вы помните, как этих богов называют?».
«Я вижу глаза. Я вижу черного… что-то… он выглядит, как шакал. Он в статуе. Он блюститель чего-то… Я вижу женщину, богиню, в каком-то головном уборе».
«Знаете ли вы, как зовут эту богиню?».
«Осирис… Изида… что-то вроде этого. Я вижу глаз… глаз… просто глаз на цепочке. Она золотая».
«Глаз?».
«Да… Кто такая Хатор?».
«Что?».
«Хатор! Кто это?».
Я никогда не слышал про Хатор, хотя я знал, что Озирис, если произношение было правильным, был братом и мужем Изиды, главным божеством древнего Египта. Хатор, как я узнал позже, была египетской богиней любви, веселья, плодородия и радости. «Это одна из богинь?», спросил я.
«Хатор! Хатор». Последовала долгая пауза. «Птица… она плоская… плоская, образец совершенства…». Она снова замолчала.
«Продвигайтесь вперед к финальному дню этой вашей жизни. Перенеситесь в последний день вашей жизни, но перед тем, как вы умрете, скажите, что вы видите!».
Она ответила совсем тихим и нежным шепотом. «Я вижу людей и здания. Я вижу сандалии, сандалии. Там грубая одежда, какая-то грубая одежда».
«Что случилось? Сейчас же перенеситесь в момент своей смерти! Что с вами случилось? Вы можете это видеть?».
«Я не вижу этого… Я больше не могу себя видеть».
«Где вы? Что вы видите?».
«Ничего… Просто пустота… Я вижу свет, теплый свет». Она уже умерла, уже перешла в бестелесное состояние. Вероятно её больше не надо было переживать эту смерть ещё раз.
«Вы можете пойти к свету?». Спросил я.
«Я иду». Она лежала спокойно, снова чего-то ждала.
«Вы уже можете оглянуться назад, чтобы увидеть урок, который надо было выучить в той жизни? Вы уже его осознали?».
«Нет», прошептала она. Она какое-то время ещё чего-то ждала, а потом вдруг насторожилась, хотя её глаза оставались закрытыми, как во время гипнотического транса. И тут её голова начала мотаться из стороны в сторону.
«Что вы сейчас видите? Что происходит?».
Она повысила голос. «Я чувствую… они со мной говорят!».
«Что они говорят?».
«Они говорят о терпении. Нужно быть терпеливыми…».
«Хорошо! Продолжайте!».
Ответил Учитель, который был поэтом. «Терпение и своевременность… все случиться тогда, когда надо. Жизнь нельзя прожить в спешке, нельзя самому написать для неё расписание и прожить её по нему, как хотят многие люди. Мы просто должны принимать то, что приходит к нам в свое время и не просить большего. Жизнь бесконечна, поэтому мы никогда не умрем, и мы никогда не рождались. Мы просто проходим разные циклы и им нет конца и начала. Люди находятся в разных измерениях. А время совсем не часы и минуты, а скорее усвоенные уроки жизни».
Последовала долгая пауза, а потом Учитель-поэт добавил.
«Со временем все станет ясно. Но вам нужен шанс, чтобы переварить те знания, что мы вам уже дали». Кэтрин умолкла.
«Должен я узнать что-то ещё?», спросил я.
«Они ушли», прошептала она. «Я больше никого не слышу».