Они сидели напротив друг друга за круглым столом. Кажется, он был из дуба. Или из
осины. Никто из них не задумывался над тем, из чего тот сделан. Потёртая поверхность
стола была вся в царапинах и сколах, везде торчали острые колышки, так и норовившие
превратиться в занозу в руке.
Поэтому никто из них не мог незаметно придвинуть свою руку ближе. Молчание затягивалось. Несмотря на другие звуки, тишина становилась всё гуще и гуще. Казалось, что тиканье часов и треск стрекоз из открытых окон врезались в воду, и чем глубже они уходили, тем медленнее и тише становились.
Мы все разные. Каждый из нас отличается от другого. Даже если мы клонируем себя, то рано или поздно у нашего двойника появляется собственное самосознание. В результате появляется совершенная иная личность. Это даже не наше альтер эго, а полностью новый человек.
Когда человек попадает в социум, он ищет людей, близких к себе. Он отбирает всех тех, чьи интересы, поведение и предпочтения сходятся с его собственными. Так проще устанавливать контакт, и наиболее вероятен успешный результат коммуникации. Однако это работает лишь в случае с людьми одного и того же пола. Когда же речь идёт о выборе партнёра пола противоположного, все принципы переворачиваются с ног на голову, и никто не может толком сказать, как это происходит. Существует множество различных теорий, согласно которым высокие чувства возникают и в результате гомогамии, и если потенциальным партнёрам нравится «запах» феромонов друг друга, и согласно теориям дополняющих потребностей – весь этот список можно продолжать до бесконечности. Каждый может выбрать наиболее удобный способ обосновать свой выбор или же вовсе придумать свой собственный, но результат всё равно будет один и тот же: чёткого объяснения не будет. Как бы ни старались лучшие психологи, как бы не исследовали человеческую сущность философы – мы все уникальны. Уникален человек сам по себе. И если одного человека можно клонировать, даже с перспективой изменения его личности двойника, то пару клонировать бессмысленно. Клоны просто не вспомнят друг друга.
Не будет памяти – не будет чувств. Не будет чувств – мозг не будет давать команду на выработку гормона. Не будет гормона...вы понимаете. Когда люди говорят о любви, которая не заканчивается, в большинстве случаев они, к сожалению, сами того не осознавая, имеют ввиду «притёршиеся пары». Как раньше говорили: свидятся да слюбятся. Здесь речь идёт уже не о чувствах. Скорее – привычке. Гормонов нет, чувств нет, есть только воспоминания о них. Формально – это клоны, которые живут прошлым чужих людей. Других себя, которые были счастливы, которые любили друг друга. Для которых случайное прикосновение к руке своего партнёра оборачивалось настоящим штормом гормонов. А теперь это лишь фотография. Или чучело – называйте это как вам удобнее. Красивое, возможно не растерявшее своего очарования, но – мёртвое. Как коллекционирование. Статичное, бездушное, занятие, полное формализма.
И что же? Любовь всегда умирает? Ромео и Джульетта и все бесчисленные любовники были правы, что покончили с собой или отказались друг от друга, пока чувства не угасли. Не думаю. По факту – это то же самое коллекционирование. С небольшой долей жертвенности и попыткой облагораживания, но – расчётливое, тщетное и скупое коллекционирование, в надежде сохранить хотя бы эту небольшую искорку страсти. Не стоит сейчас мрачнеть, всё только начинается.
Вернёмся к комнате, где мы оставили людей. Несколько часов назад там разворачивался настоящий тёмный карнавал. Несмотря на шторы, комната была залита жарким солнечным светом, пробивавшимся в открытые окна. Казалось, что лучи солнца сами
приподнимали и колыхали ткань, потому что за шторами не было даже намёка на ветер. Деревья стояли как колонны, держащие небосвод, трава, цветы, птицы – казалось, всё
окаменело, чтобы забыть о своём живом существе и пережить этот страшный зной.
Чего нельзя было сказать о людях, заполнивших комнату. Поистине здесь разворачивалась настоящая история, новая отдельная человеческая цивилизация. Дамы в пышных платьях, в мехах и с огромными бриллиантами на руках и шее потели так, что их пот сверкал не хуже драгоценных камней, которыми они были украшены то ли для того, чтобы отвлечь внимание от столь нежелательного физиологического момента, то ли для того, чтобы их руки и шеи хоть как-то выделялись в бездонных мехах. Мрачные мужчины, напустившие на себя деловой и в то же время смазливый вид, точно не могли определиться, в чём же им сегодня предстать перед светским обществом, поэтому тут можно было наблюдать целый зверинец из перетянутых ремнями щёголей в классических костюмах, задыхающихся толстяков во фраках, юнцов в мешковатой форме курсантов – просто цирк. Молодые девушки с явным переизбытком румян и помады, в излишне открытых или коротких платьях, на слишком высоких каблуках, скучающие дети, которых вырядили по последней моде и держали рядом с собой очевидно для того, чтобы юное поколение слушало все разговоры и было в курсе последних сплетен – иначе социализацию не пройти. Детишки и этого не понимали. Кажется, они давно научились спать стоя.
И вся эта масса двигалась, гудела, перемещалась как в калейдоскопе, как в каком-нибудь
футуристическом вальсе. И она не знала меры. Она пила без меры. Она ела без меры. Она
говорила без меры. Курила, смеялась, хвасталась достижениями и бриллиантами, обсуждала стратегию бизнеса. Каждый из здесь присутствующих вступал в контакт со всеми. Выстраивал коммуникативные мостики, рушил их с теми, кто ему не нравился, и оставлял на потом возможных будущих коллег, друзей, партнёров. Никто не обращал внимания на духоту, никто не видел опрокинутых на скатерти винных бокалов и жирных пятен чьей-то пятерни. Никому не было дело до пространства и времени. Была лишь необходимость в общении, потреблении и передаче чужого, зачастую выдаваемого за своё.
Вы уже поняли, что не все контакты здесь заканчивались удачно. Кто-то просто расходился с формальной улыбкой, кто-то молча отворачивался. И, как любой нормальный человек, в будущем они старались избегать друг друга, потому что общение их было бессмысленным и не приносило никакого удовольствия.
Однако по теории вероятности и закону подлости, некоторые из них всё-так продолжали
попадаться друг другу на глаза. Более того – было двое таких, которые даже не старались найти друг друга, но умудрялись из разных концов комнаты подстроить какую-нибудь гадость своему противнику. Периодически пролетавшие над головами собравшихся пироги списывались на скучающих детей, которым делался очередной выговор с последующим игнорированием справедливого возмущённого рёва. Толчки, едкие замечания, злые шутки – всё это тонуло в общем гомоне и рёве. Духота становилась невыносима. И чем жарче становилась в комнате, тем громче и упорнее говорили люди. И чем шумнее вокруг становилось, тем сильнее злились эти двое. Они готовы были уже сцепиться, но вновь меняющиеся местами коммуникаторы снова и снова откидывали их друг от друга, и им ничего не оставалось делать, кроме как придумывать очередную шутку в адрес своего оппонента.
Но вот пробили большие старинные часы без циферблата и стрелок. И весь этот пёстрый цирк двинулся к выходу. Все они вежливо прощались друг с другом, пропускали друг
друга вперёд, отказывались идти первыми и снова настаивали, чтобы пропустить кого-то.
Всё происходило так медленно, так официально.
И вот в комнате не осталось никого, кроме двоих. Он сидел на полу возле часов, прислонившись спиной к стене. Она стояла у выхода из комнаты.
- Дамы вперёд. – Его глаза были закрыты.
- Это команда? Это просьба? Куда вперёд? Какие дамы? Я здесь одна. – Серьёзный тон в
шутливых глазах.
- Вперёд, назад в мир. – Глаза всё ещё закрыты, голос подчёркнуто ровный и спокойный.
- Я не слышала твою последнюю шутку, но ты с большой щедростью вылил на меня вина.
Теперь платье будет испорчено.
- Посыпь его солью. – Тот же голос, в котором теперь, однако, спокойствие было настолько выраженным, что походило уже на нервозность.
- Можно я присяду рядом с тобой? Здесь очень душно, а стена, наверное, холодная. – Её
улыбка придала словам какое-то невероятное очарование. Не понимая зачем, он жестом
пригласил её.
Девушка села по другую сторону часов. Солнечные лучи сменились на тени, которые
теперь проскальзывали между шторами и тянулись к их ногам. За окнами природы
выходила из жаркого оцепенения и наслаждалась вечерней прохладой и поднявшимся
ветерком.
- Так в чём заключалась твоя последняя шутка? – Спросила она, глядя в стену.
- Шутка, повторённая дважды, уже не смешна. – Он немного помолчал. – Да она и не была смешна.
- Да. Даже и не обидно как-то было за все гадости, что ты мне наговорила.
Он открыл глаза.
- Извини за платье. Я могу попробовать его спасти.
- Ты бы лучше попытался спасти кого-нибудь другого. – В её словах всё ещё звучала
улыбка.
Он поймал себя на мысли, что его завораживает её голос. В наступающей темноте он
звучал как что-то неземное, успокаивающее.
- Ты помнишь, о чём мы ругались, спорили и говорили весь день? – Спросил он после
паузы.
- Кажется...нет.
И снова тишина. Тиканье часов без стрелок и циферблата. Стрекозы. Всё начинало исчезать, растворяться в темноте. И темнота начинала звучать как её голос. Он пожалел, что сидел с закрытыми глазами, сейчас он хотел видеть её. Хотел посмотреть, какая же она. Кто она? Как выглядит голос?
- Становится прохладно, пол каменный, ты можешь простудиться. Возьми мой пиджак.
Ему показалось, что она хихикнула.
- Пол грязный, ты его испортишь. Или мы будем в расчёте за платье?
Он ничего не ответил. Встал, подошёл к круглому столу, с которого толпы впопыхах снесла скатерть, сел на стул спиной к девушке. Он уставился на поверхность стола изрезанную, облупившуюся, всю в заусенцах. А ведь днём белая скатерть всё скрывала, и он даже не задумывался, что стол так плох. Стол и стол. Круглый, обычный, чёрт возьми, стол.
«Почему ты думаешь о столе? Почему ты отвернулся? Почему ты молчишь?» – мысли в его голове.
- Можно я присоединюсь к тебе? Пол действительно холодный.- Нет улыбки, просто
просьба. Ему стало не по себе.
- Почему ты всё время меня спрашиваешь? – Получилось слишком резко, и он, помолчав, добавил:
- Да, конечно.
И вот двое сидят за круглым столом, то ли из кедра, а то ли из берёзы. Двое говорят на странные темы. Они бояться друг друга. Но, как в детстве, их любопытство и интерес сильнее страха. И никто из них не может улучшить момента, чтобы незаметно взять другого за руку. И каждый боится пошевелиться, ведь стулья такие неудобные, а стол весь в занозах. Уже не слышно часов, заснула природа. А они продолжают говорить. Они находят соседний стол более удобным: он большой, прямоугольный, крепкий. Они лежат
на нём, едва касаясь друг друга. Но с каждым вздохом их руки всё ближе и ближе. С каждым смехом они дышат всё больше вместе.
Они лежат и смотрят друг другу в глаза. «А что дальше? Как нам быть? Я не хочу терять тебя. Ты мне всё ещё интересна.» – «Ты не потеряешь меня, пока я интересна тебе. Ты тоже привлекаешь меня. Я даже сказала бы, что первое, что я испытала, когда увидела тебя – это любопытство.» – «Значит, нам нужно с каждым днём быть лучше и интересней. Значит, нам всё время должно быть мало. Нужно отдавать больше, чем берёшь, чтобы не хватало себе и ценить то, что даёт другой.» - «Если ты продолжишь умничать, то разрушишь всё. Прекрати думать так сильно, днём было слишком жарко, чтобы сейчас напрягать мозги.» – «А что будет завтра? А послезавтра? А через месяц? А потом?» – «Не бойся. Любовь – это интересно».
Засыпая, каждый из них думал: «А ведь мне интересно с этим человеком».
И каждый из них хотел, чтобы другому тоже было интересно с ним.