Война (1)
Доброго времени суток, уважаемые.
Вот уже в который раз мир сменяется войной. Все говорят, что это плохо, но оно снова и снова случается. Феномен войны - часть истории человечества. С ним приходится жить и приходится разбираться. Хотя бы для того, чтобы извлекать уроки из прошлого и делать выводы на будущее. Чем занимается Маргарет Микмиллан, канадская профессор-историк, правнучка британского премьера Ллойд-Джорджа.
Война. Как конфликт сформировал нас.
Книга свежая, перевода нет пока. Может быть, и выйдет когда-нибудь. Тема эмоциональная, особенно сейчас. Но я попытаюсь сохранять спокойствие и держаться фактов. Начнём.
Как я уже сказал выше, война - не трагическое отклонение в человеческой истории, о котором стоит поскорее забыть. Это и не отсутствие мира, который является нормальным положением дел. Она связана с обществом, её нельзя игнорировать. Недавно я рассказывал о книжке двух анархистов, так вот они имеют своё мнение на этот счёт. На мой взгляд, оно плохо обосновано. Можно не находить врождённой агрессивности в мозгу, но свидетельств насилия и конфликтов в истории предостаточно.
Когда война отдалена во времени и пространстве, она не кажется столь страшной. О ней забывают. О ней думают, что это просто такое состояние, когда мир прерывается. Как результат, к ней относятся недостаточно серьёзно. Маргарет рассказала, как она собиралась впервые читать курс по теме "Война и общество" и сказала об этом консультанту по образованию. В ответ получила мрачный взгляд и предложение назвать курс по-другому. Например, "История мира". Но нельзя отворачиваться от этой зловещей темы, как бы ни хотелось.
Ведь война не просто с нами, она формирует историю и нас самих. Бесчисленные произведения искусства посвящены ей, начиная с гомеровской "Илиады" и заканчивая "Войной и миром". А игры-стрелялки! А спорт с его ультрас! Даже Олимпийские игры, задуманные как средство сотрудничества, получили свои медали, гимны, флаги, униформы и превратились в соревнования держав. Война - прекрасный организатор, который структурировал наши общества. И даже ускорил позитивные перемены. С ростом способности убивать мы стали терпеть меньше насилия между собой.
Война - парадоксальное явление. Многие её восхваляют, считая тоником для общества или даже гигиеной. Мао сказал однажды:
Революционная война это антидот, который не только уничтожает яд врага, но и очищает нас от своей грязи.
В то же время, традиция смотреть на войну как на зло так же долга. Здесь можно обойтись и без цитат.
19 сентября 1991 года двое немецких туристов нашли в горах Тироля вмёрзшую в лёд мумию. Этци, который закончил свою жизнь 5300 лет назад, приняли было за замёрзшего путника. Пока не нашли застрявший в плече наконечник стрелы и следы крови ещё трёх человек на одежде и кинжале. Вряд ли он мирно закончил свою жизнь. Похоже, следы насилия можно обнаружить на всём протяжении человеческой истории. Правда, это тем труднее, чем дальше в прошлом. Исследователи происхождения общества предполагали в прошлом веке, что ранние племена вели мирное сосуществование. Но увы, появились древние находки с недвусмысленными травмами.
Кремневый кинжал Этци.
Уильям Бакли прожил с австралийскими аборигенами три десятка лет. Мир, представший перед его глазами, состоял из набегов, засад, долгих распрей и внезапных насильственных смертей. Яномамо в Южной Америке тоже не впечатляют миролюбием. Факты вещь упрямая, и они, похоже, говорят в пользу склонности людей совершать организованные атаки на себе подобных. То есть воевать. Ответов на вопрос "Почему?" предостаточно. Вот только согласия в них нет.
Война - коллективное занятие. С появлением оседлого земледелия это занятие стало более изощрённым. Оптимисты навроде Стивена Пинкера считают, что мы движемся от насилия, считая количество смертей в конфликтах по десятилетиям. В прошлом оказались и публичные казни, и телесные наказания. Однако достаточно серьёзные исследования показали: да, конфликты становятся реже. Но и разрушительнее. И сегодня они вспыхивают то тут, то там.
Может, мы генетически предрасположены к насилию? Если посмотреть на наших ближайших родственников - шимпанзе и бонобо, то обнаружим, что первые вполне склонны к брутальности, а вторые - миролюбивы. Мы же похожи на тех и других. Будучи способными на насилие в состоянии страха, мы в тоже время сотрудничаем, доверяем и помогаем друг другу. Мы научились укрощать свою агрессивную сторону, самоприручив себя. Я рассказывал об этом здесь. Но всё же это не значит, что мы покончили с насилием. Мы его, скорее, упорядочили.
Философы давно спорили о природе человека. Гоббс считал, что человек зол, и общество его дрессирует. Руссо - что цивилизация испортила доброго дикаря. Для решения проблемы последний предлагал перестроить отношения между людьми, положив начало левой идее. Раз за разом руссоисты искали в событиях истории появление нового Эдемского Рая, принимая за него то советский социализм, то китайский. Маргарет Мид рисовала благостные картинки мира без жадности и злости на Самоа. Всё оказалось миражом.
Кто же был прав, Гоббс или Руссо? Если Гребер и Уэнгроу, написав свою историю, говорили, что никто, то большинство археологических свидетельств говорит в пользу Гоббса с его непрестанным состоянием войны. Утешением может служить лишь то, что когда войны кончаются, жизнь изменяется в сторону мира и прогресса. В брутальном государстве хорошо работает полиция, и мало бандитов. Император Цинь вошёл в историю, как безжалостный тиран. Но потомки сохранили память о том, что он принёс в Китай мир и порядок. Где государство растворяется - жизнь становится опасной. Примеров хватает: Йемен, Сомали, Афганистан... Великие державы не обязательно приятны на вид. Однако они приносят безопасность и стабильность своим народам. И даже допускают иногда чужие обычаи и религии. А также служат полицейскими у соседей. Сегодня мировой гегемон ослабляет свою хватку, и люди замечают, как не хватает мирового полицейского то здесь, то там. Так уже бывало в истории. Финал прост: растущие конкуренты бросают вызов, и мир быстро разворачивается в гоббсово состояние анархии, где никто никому не доверяет.
Чарльз Тилли сказал:
Война создала государство, а государство создало войну.
Парадоксально: но факт. Хочешь защититься - организуйся. Чем богаче становились страны - тем дороже было оружие, а также многочисленнее армии. Которые снабжать чем-то надо. Вокруг этого наросла экономика, появились денежные системы и бюрократические иерархии. Появился всепроникающий государственный контроль. Подданным и гражданам указывают, чем им заниматься и чего нельзя делать. Особенно ясно это проявилось в мировые войны, когда регулированию подверглись даже одежда, продовольствие, развлечения, путешествия. Всё для фронта, всё для победы. И в мирное время фабрики работают по часам, а дети носят школьную форму.
За доблестную службу полагаются плюшки. За участие в войне давали гражданство уже древние греки с римлянами. Современные правительства нуждаются в народной поддержке, которую они вознаграждали расширением гражданских прав женщин, например. Чтобы призывник был здоров, можно и поднять здравоохранение, и ввести бесплатные завтраки в школе. Как это сделали в Британии после того, как в Англо-бурскую войну каждый третий доброволец был признан негодным. После Крымской войны Александр Второй отменил крепостничество. Ему тоже нужны были солдаты. Правление против интересов своего народа привело царское самодержавие к конце концов к краху. Этот крах оставил широкие круги на мировой истории. Конец Второй мировой ознаменовался появлением систем социального обеспечения, и это было не просто так.
Вальтер Шайдель (обзор его книги здесь) и Тома Пикетти указывали, что война, будучи одним из Всадников Апокалипсиса, снижает неравенство в обществе. Стимулируется занятость, повышаются налоги: всё это снижает разрыв между богатыми и бедными. И даже социальное неравенство уменьшается, после того, как различные слои населения перемешиваются в мясорубке войны.
Эти все позитивные стороны не оправдывают войну. Надо улучшать планету в состоянии мира. Но в мирное время почему-то на всё хорошее часто не находятся деньги. Решение проблем переносят на завтра.
Предлогов для войн бывает много. Начиная от легендарного яблока раздора и заканчивая незадавшейся судьбой эрцгерцога Фердинанда. Но предлог - это не причина. В Средние века правители считали землю своей собственностью и были не прочь прирезать то, что плохо лежит. С течением времени выросла роль доходных торговых путей, за которые, например, разгорелась война между Британией и Испанией. Ухо капитана Дженкинса было в ней лишь предлогом. Одним из самых удобных предлогов является защита единоверцев, на которую ссылалась Россия в девятнадцатом веке.
Несмотря на такое разнообразие, определённые мотивы повторяются снова и снова. Это жадность, самооборона, эмоции и идеи. Монголы ходили за богатой добычей, Кортес жаждал золота, Гитлер - жизненного пространства для своей нации, а Саддам Хусейн - кувейтскую нефть.
Тот, кто защищается от вторжения, ведёт оборонительную войну, как это делали финны в Зимнюю войну и поляки - во Вторую мировую.
Но есть войны и превентивные, которую ведут против предполагаемой угрозы. Так называемая Ловушка Фукидида. Так граждане Спарты проголосовали за войну, чтобы предотвратить дальнейший рост власти Афин. И так же Израиль напал в 1967 году на своих соседей.
Подозрения и страх могут испортить жизнь целым народам.
А вот король-солнце не имел страха и всё равно воевал. Ему хотелось личной славы. Любил славу и Наполеон. Сохранение чести или желание отомстить - вот вам ещё одна причина. Австрийцы были оскорблены убийством Франца-Фердинанда, хоть они его и не любили. Ганнибал вырос, горя желанием отомстить за поражения Первой Пунической, а унижения Версаля посодействовали разгоранию Второй мировой.
Хотите ещё причин или предлогов? Их есть у меня. Нацоналисты пользуются идеологией. До того, как изобрели национализм, люди пользовались для развязывания войн религией. Идеологические войны - они часто самые жестокие. Ибо небесное царство оправдывает любые жертвы. Те же, кто разделяет чужие идеалы и верования, заслуживают смерти. Французские революционеры несли в мир свободу. Один из них сказал в 1791 году:
Я требую войны, потому что я хочу мира.
Гражданские войны, в которых на кону стоят основы общества, по характеру часто можно сравнить с крестовыми походами. Они подпитываются гневом и болью от измены противоположной стороны. Они разрывают связи в обществе и часто сопровождаются бескрайним насилием. Мелкие обиды и вражды разгораются и становятся летальными. В США в войне участвовало 3 миллиона мужчин, и это при населении в 30 миллионов! Свыше миллиона из них было ранено или убито. Потом воцаряется мир, но боль остаётся и ещё долго мучает и оставляет людей врагами.
Добиться мира труднее, чем воевать.
Так говорил Жорж Клемансо. И это верно практически всегда. Слишком часто начинают воевать без того, чтобы заранее продумать, какие цели нужно достичь и какой мир нужен. Немцы в Первую мировую поставили лишь на один сценарий из множества возможных. А оно сложилось гораздо хуже, когда они попали в войну на истощение. К ней они оказались не готовы. А всё потому, что военные были сконцентрированы лишь на сражениях, а гражданские не озаботились о том, что будет после. Те, кто начинают войну, каким-то образом думают, что она всё разрулит.
Американцы вторглись в Ирак, сфокусировавшись на том, как разбить Саддама. А вот плана обустроить страну после войны у них не было. Перед вторжением они организовали генеральную репетицию. Генерал, "игравший" за заведомо слабейших иракцев, не имел продвинутой электроники и прочих прибамбасов. Он стал соблюдать режим радиомолчания и доставлять сообщения на мотоциклах. С помощью смертников на катерах ему удалось уничтожить 16 кораблей противника. Тогда Пентагон остановил военную игру и изменил правила. А также воскресил уничтоженные корабли. Генералу приказали раскрыть местоположение своих частей и отключить ПВО. "Да ну нафиг", - сказал он и вышел из игры.
Недостаток информации и неопределённость вносят свои коррективы в ход боевых действий. Война набирает свою инерцию. Её легче начать, чем остановить. Решительная победа, в которой победитель навязывает свой мир побеждённому, может оказаться слишком дорогой. В то время, как условия мира могут не оставить довольным никого. Их трудно будет потом "продать" своим элитам и публике. По мере разгорания войны растут издержки, равно как и желание отомстить. Когда вероятность быстрой победы в Первой мировой испарилась, властям пришлось обещать своим народам всё больше, лишь бы не было беспорядков. Список покупок был расширен. Россия захотела контроль над Чёрным морем и проливами, Британия с Францией собрались прирезать себе османский Ближний Восток, в то время, как их африканские колонии вошли в немецкий список. Немцы стремились к экономическому доминированию на всём европейском континенте. Условия Брестского мира показали, что в меню был и политический контроль.
Как мы убедились, поводов много, а причин - ограниченное количество. Можно говорить про честь и престиж, но жадность, оборона, эмоции и идеи никуда не деваются. Как никуда не девается и стратегия на подрыв и разрушение способности врага вести военные действия. Тот, кто защищается, стремится измотать нападающего. Нападающий же уничтожает чужую военную силу, осаждает города и порты или разрушает торговлю и производство. Тактика и логистика, однако, меняются по мере хода научно-технического прогресса. Более того, они специфичны для каждого уголка земного шара: влияют разные культуры, ресурсы и технологии.
Продолжение следует.