ВОПРОС: Как Вы оцениваете культурную атмосферу 80-90-х годов?
ОТВЕТ: Как говорит один из персонажей Сергея Александровича Соловьева в фильме «Чужая Белый и Рябой» - что-то такое: никто и ничто не может помешать нам оставаться порядочными людьми, - в этом и дело. Я помню прекрасно, что такое было «магнитофонная культура»,- она и определяла 80-ые годы. Рок-н-ролл был паровозом всего, что происходило сначала на культурном и эстетическом уровне, а потом уже и на этическом. И до ленинградского рок-н-ролла были весьма влиятельные обстоятельства. В частности, был Андрюша Макаревич – «Машина Времени». Разумеется, были все на свете антисоветские издания, которые с риском для жизни люди, как ни странно, перепечатывали от руки, так как ксероксы были все пронумерованы, все подконтрольны КГБ СССР. Конечно, был кинематограф, но это пусть лучше кинематографисты скажут, чего стоило пробить хоть какой-нибудь сценарий, а зарубежных фильмов советский человек должен был видеть всего шесть за год. Покупали их всего шесть. Среди них «Фантомас» обязательно – но это в 70-е, конечно же. Но, однако, «Генералы песчаных карьеров» и «О, счастливчик» все-таки, как ни странно, просачивались. Таким образом, единственная неподконтрольная КГБ СССР форма передачи бродильной энергии был магнитофон. Вот это они не могли знать: куда мы вставим в свои шести контактные вот эти провода.
Очень неудобно шесть контактов… Сегодня вообще Wi-Fi. А тогда надо было прийти к другу, вставить и переписать Гребенщикова, Цоя, разумеется, Майка Науменко – «Зоопарк». Надо было переписать «Странные игры», Миша Борзыкин «Телевизор» - вот эти вещи. В Москве – «Бригада С» и «Звуки Му», но это, но это не так, как ленинградский рок-н-ролл. Я считаю себя близким другом Гарика Сукачева, - я-то как раз на его концерты ходил, но это для тех, кто понимает. Его больше интересовал фьюжн, джаз-рок, регги – вот это все. Так что существо дела, конечно же, в магнитофонной культуре. Я помню, как крутились эти бобины, - у кого-то были бобины, а у кого-то – кассеты. Интересно, что распространяли их, сейчас никому это непонятно, продавцы комиссионных магазинов. Такой в Москве был на Садово-Кудринской на Комсомольском проспекте. Я думаю, в каждом городе подобный был. Они, эти продавцы, стояли как трубачи за грудой никелированных чудовищ, какими были магнитофоны, которые привозили дипломаты из-за рубежа. Вот они только за тем их и привозили, чтобы продать. Продавали в комиссионках. Да, ну они же не могли просто стоять магнитофоны.
Они должны были крутиться, - вот они и крутились. И продавцы ставили ленинградский рок-н-ролл. И мы все стояли, посетители, у нас не было денег, чтоб купить эти магнитофоны. Но зато мы стояли, посетители этих магазинов, и слушали. Вот так приблизительно двигалась культура 80-ых.
ВОПРОС: В чем, на Ваш взгляд, выражалась культурная революция? Кто были революционерами того времени?
ОТВЕТ: Существо дела только в том состоит, что эта революция показала русскому человеку, что он не только человек общественный, но еще человек личный. Это я, кстати, цитирую Платонова: Я человек личный. Вот в этом была, собственно, революция. Гребенщиков и Науменко нам показывали, что, оказывается, и мы сами весьма даже интересные объекты во вселенной, а не только Ленин, Сталин, партия, комсомол и какие-нибудь высокие идеи, по которым и нужно было сверять свою жизнь.
Оказывается, мы совсем уж и не такие грязные люди, и все эти глупости, мелкие злодейства тоже бывают весьма любопытны. Об этом и шла речь. Это нам, кстати, и до, и до 80-ых показывали. Например, Окуджава, новеллы Матвеева, Долина Вероника Аркадьевна. Ну, барды - они на ходу шептали проклятья существующему режиму, это только для тех, кто понимал, кто любит свечи по ночам на московских кухнях, а рок-н-ролл – это громко, ясно, в лоб и по-человечески.
ВОПРОС: Кто были революционеры?
ОТВЕТ: Я считаю, их было всего два: Маркс Энгельс, эстетическая революция 80-х в СССР – это Гребенщиков и Науменко. Ну, у кого в какой последовательности. У меня в такой - Битлз и Роллинг Стоунз. Для кого-то Роллинг Стоунз, а потом Битлз, а для кого-то Битлз, потом Роллинг Стоунз. Вот Гребенщиков мне со смехом рассказывал, как ночью они возвращались по домам, и Майк сказал Гребенщикову: «Знаешь, я бы тебя, пожалуй, взял бы ритмачом в свою группу». И Боря говорит: «Мне так понравилось, я был так горд. Значит, Науменко подумал, что я умею играть на гитаре». Вот они были. Остальные все – производные от них. Нравится это кому-нибудь или нет.
ВОПРОС: Действительно ли рок пробудил культурную революцию? И почему именно тогда?
ОТВЕТ: Роль личности в истории. Вы знаете, ведь я же совок по рождению, у меня следы родовспомогательных щипцов СССР на лице, - поэтому я могу ведь думать только так, как меня научил товарищ Ленин. Роль личности в истории. Видимо, достойнейшие люди, такие как, повторяю, Андрюша Макаревич, «Високосный год», «Рубиновая атака», Костя Никольский – все очень достойные рок-н-рольщики. Ну, видимо, не созрела к тому общественная объективность, а к концу 80-х, видимо, созрела.
ВОПРОС: Цоя и "Кино" называют революционерами. Это так?
ОТВЕТ: Так называют только те, что, собственно, только "Кино"-то и смотрели. Те, кто был внутри процесса, прекрасно понимают. Это, может быть, даже метафорично прозвучит, но во дворе дома на Софье-Перовской в Ленинграде Боря учил Витю Цоя каратэ. Они занимались каратэ до вместе. Надо иметь в виду, что Витюша был очень умный, тонкий, чистый человек. Но чтобы он был революционером – нет, ребята, так не скажешь. Он, конечно, сидел в кочегарке, и к нему все приходили, но Витя учился у Бориса и у Майка. Единственное, что можно о Вите хорошего сказать: у него было потрясающее чувство формы. Это невероятное чувство формы. Из той абракадабры, которую ему сверху нашептывали, мало что можно вычленить. «Пятна крови на рукаве», «Звезда по имени Солнце», «Когда твоя девушка больна» - где здесь революция, я могу Вас спросить? Для сравнения, для сравнения: у Гребенщикова «не прячь от Бога глаза, а то как он найдет нас?». Вы можете это сравнить? Да никогда! Но у Витюши невероятное чувство, повторю еще раз, того, что мы зовем - песенной формы. Сергей Александрович Соловьев (кинорежиссер) тоже попал под действие магнитофонной культуры, а вместо головы у Сергея Александровича – чувствило. Большей антенны более широкого, широкоохватного радара я на свете не видел. Сергей Александрович видит все новое и интересное, что происходит на свете. И тогда, близко подойдя к магнитофонной культуре, он придумал фильм «Асса».
Это очень смешно, но сначала Сергей Александрович, чуть было, не спутал одно с другим. Чернявский тогда выпустил, находясь, естественно, под обаянием ленинградской магнитофонной культуры, выпустил такой неподконтрольный КГБ СССР и фирме «Мелодия», магнитный альбом «Мальчик бананан», который представлял собой просто попсу. Никакой, никакой такой эстетики взрывной, никакого строительства эта несчастная попытка заиграть с молодежью не несла. И Сережа сначала попал под обаяние Чернявского, - вот откуда этот Бананан-Вася. Но когда Соловьев вдруг докопался до настоящей кимберлитовой трубки, - а это Гребенщиков, а это Науменко, и, разумеется, Цой, который всегда был вокруг них. И они его все очень любили, - Витю нельзя было не любить при жизни. Он был фантастический, он был … вот как есть у Карамазовых триумвират, - он был Алеша Карамазов, - его все любили, Витю. Во-первых, потому что он меньше всего говорил. Витя мог просидеть с тобой три часа и не сказать вообще ни слова, но он все слышал. И когда Соловьев докопался до них до всех, стало ясно: Науменко вообще непроходим, - он как Хемингуэй. Науменко – это русский Хемингуэй. С песней об одиночестве, с ироничным отношением ко всему на свете, с невероятным литературным калибром, - он непроходим.
Единственное, что известно людям – «ты любишь буги-вуги, а я люблю буги-вуги», - ну, ребят, это так - взрывная воронка от взрыва. Сережа воткнулся в Витю, потому что Витя – это фантастически проходимая песенная форма. К тому же Витя был невероятно красив. Тоже Айзеншпис сразу, «Асса» вышла, «Мы ждем перемен» - слушайте, всего одна песня, а «Под небом голубым» - это для тех, кто понимает. А Витя – сразу для всех. Потом, повторю еще раз, да и Борька-то страшно красив был, но, видите ли, какая вещь: Борис – Джон Леннон, - это красота не для идиотов. А Витька – для всех, все: «Мы ждем перемен! Восьмиклассница! Электричка несет меня туда, куда я не хочу» - это всем понятно. И Витя пошел только благодаря киноэкрану.
- кто и что сделал для популяризации Пинк Флойд в СССР?
- какие книги читали неформалы под одеялом?
ВОПРОС: Почему группа "Кино" стала такой популярной?
ОТВЕТ: Собственно, это и есть в нужное время в нужном месте. Все-таки примите во внимание: когда мы говорим о Битлз, мы должны иметь в виду и Брайана Эпштейна тоже и, конечно, Джорджа Мартина – продюсера. Слушайте, когда приезжает в Москву Роджер Уотерс, и он показывает, как четверо Пинк Флорйд на траве в 68-ом валяются, я хочу сказать: там нет пятого. Кого?- Суслова Михаила Андреевича, который своими дурацкими запретами сделал для популярности Пинк Флойд больше, чем все четверо для нас. На Западе Пинк Флойд – это всего лишь одна из групп, а для нас это религия. Это благодаря Суслову.
Просто Витя был первый рок-н-рольщик, которого прихватил по-настоящему гениальный аппарат по раскручиванию – это был Айзеншпис. Ребят, я лично видел, как Витю Владик Листьев всеми правдами и неправдами заводил в программу «Взгляд». А кого было заводить? Еще он, правда, и Шевчука заводил, но Шевчук – это для тех, кто понимает. Это окончательная форма революции, Юру так просто, без такого же настроя в душе не ухватишь, - не понравится. А Витя нравился всем. Сегодня это делают на раз и очень просто.
ВОПРОС: Возможна ли в реалиях сегодняшнего дня такая же культурная революция? И если бы "Кино" появилась сегодня, группа нашла бы свою аудиторию?
ОТВЕТ: Нет, конечно. Сегодня Ютуб, сегодня полуголый Джастин Бибер в ванной под гитару, и вот эта «Стрекоза любви» - вот, что всем нравится. Я очень надеюсь, что благодаря тому вот, что сейчас происходит, вернемся на кухни: московские, ленинградские, петербуржские, уфимские, екатеринбургские... Я надеюсь, что мы опять начнем читать под одеялом, причем надо будет читать очень быстро, потому что на утро уже очередь на переписанную от руки какую-нибудь. Тогда мы читали «Лолиту» Набокова, мы читали, как ни странно, Ояму «Как практиковать каратэ до», - ну, а что было еще читать? Ну, и «Доктор Живаго», естественно.
Мы переписывали от руки Воннегута и, конечно, «Мастер и Маргарита». Какой-то журнал недальновидно опубликовал эту, опасную для нашего дела, вещь. Чем хуже – тем лучше. Для культуры, для рок-н-рольной культуры - это только лучше. Как для вина обязательно нужен пресс, иначе виноград и не отдаст сок. Пресс заставляет виноград отдавать то хорошее, что в нем есть, - так и сегодня, надеюсь, это произойдет. Но это не будет Цой, - так не получится. Будет ли это Вася Обломов? – навряд ли. Все-таки рэп – это для тех, кто петь не умеет, а Цой умел петь.
ВОПРОС: Это будет… Гребенщиков?
ОТВЕТ: Ну, слушайте, Вы не хотите ли, чтоб Боб Дилан по-прежнему учил бы Америку? Гребенщиков – это Ветхий Завет. Придет Новый, придет Новый Завет - так как эта жила она неиссякаема. Еще мы должны понимать, что, в отличие от англичан и американцев, которым важнее мелодия, чем смысл, что слышно. Вот почему Боб Дилан революционер? Потому что там есть еще и смысл. У нас в России все-таки иначе, - нам давай смысл, нам Гребенщикова давай, вот этот «Под небом голубым» - вот это нам. «Самый быстрый самолет не поспеет за тобою», «А куда деваться? – я люблю быть там, где ты».
Мы за русским поэтом скорее пойдем, а рок-н-ролл – наиболее органичная форма переложения поэзии на умы миллионов. Бродского мы ведь так и не прочтем никогда, мы даже не знаем, кто это. А вот Гребенщиков нам … Гребенщиков следующему покажет, как это делается. Несомненно, он будет родом из ленинградского рок-н-ролла, - тот, кто придет, этот новый мессия, этот шестой исторический Будда Майтрея. Он, разумеется, грядет. И я, конечно, буду первый же приветствовать его. «Узнаю тебя, Русь, принимаю. Приветствую звоном щита». Знаю, что обязательно он будет стоять на плечах гигантов: на плечах Гребенщикова и Науменко.
