Кто-то несколько дней назад выложил старый советский мультик "Каиновы слёзы" от Киевской студии, да-да, той самой, что сделала капитана Врунгеля и Остров сокровищ с мегазнаменитым доктором-гигачадом Ливси. Вроде этот мультик считался утерянным, но вот нашли старую запись, причём, судя по значку в углу, в латвийском архиве.

Художественную ценность он не слишком большую представляет, хотя чубатый хохол в жовто-блакитных трусах может иметь некоторую мемность. По факту там просто рассказывают историю бандеровцев с упором на ВОВ, конечно же, а потом, мол, подобрали сбежавшего бомжа и холуя, подчистили, приодели и выпустили бороться за незалежность "сейчас" (ну, т.е. к 1981 году). Ну, в общем-то да, авторы мультика всё предсказали и показали.

Взято отсюда https://peremogi.livejournal.com/77453015.html

3-й день интенсивных боёв и когда то бывший ярый бендеровец склонился над погибшим дабы забрать боекомплект, чувство тоски и жалости начали колоть где-то в душе, но в глаза бросилась знакомая когда-то нашивка 3 штурмовой всу. Забрав бк, он увереной походкой начал подниматься по лестнице административного здания держа в руках флаг России. Теперь это его земля его Отчизна, он её освободил и защитил как завещали его предки. Ведь его любят и ждут родные…

Звон в ушах и соленый металический вкус на губах, в глазах туман и время будто замедлилось. Рукой нащупал автомат… да, они успели забежать в подъезд. Близкие звуки тяжелого пулемета заставляют вернуться в реальность, второй рукой оттаскивая сослуживца от зоны поражения он случайно замечает вывеску с названием улицы и номера дома напротив. И в этот момент что-то щелкает в его голове, что то знакомое и родное. Он был здесь когда-то… он помнить запах этих дурманящих и черных как безлунная ночь волосы в которых хотелось утонуть, этот робкий и такой сладкий поцелуй с той девушкой, а потом драка с местными ребятами где он отстоял право быть с той что сводила с ума всех парней. «Мы в полной жопе, а он лыбу давит» говорит сослуживец с позывным Шило. «Не ссы прорвемся братуха, мы же русские, мы всё одолеем как предки завещали! Поднимай свой толстый зад Шило, нам ту пятиэтажку ещё брать»…

Продолжение следует…

Черногорцев поднялся на второй этаж и позвонил в четвёртую квартиру.

– Кто там? – раздался голос.

– Откройте, милиция!

– Я вроде не вызывал!

– Мне нужно задать вам пару вопросов. Открывайте!

– Сейчас, иду.

Черногорцев отошёл вбок от двери, и как раз вовремя, потому что в этот момент пуля пробила дверь.

– Вот тебе и мирный отец Гермоген!

Черногорцев достал пистолет, и выстрелил в замок двери и в саму дверь. В ответ опять раздался выстрел. Преступник периодически постреливал в дверь. Черногорцев успел её дёрнуть, но, несмотря на простреленный замок, она не открывалась. Видно на задвижку ещё закрылся, гад, – думал он. А в неё я не попал.

Черногорцев понял, что явно зря полез один. Но наконец услышал, как рядом с домом остановилась машина. Выглянул в окно – так и есть. Приехала Победа, и из неё выскочили четыре милиционера. Они быстро взбежали на этаж.

Черногорцев сразу показал им документы, и объяснил, что в четвёртой квартире засел опасный преступник.

Капитан приказал сержанту встать под окна, чтобы преступник не сбежал. Ещё двое остались на лестничной площадке.

– Товарищ капитан, есть идея. Вы тут поотвлекайте его, а я веревку найду, и с крыши спущусь в квартиру.

– Опасно, товарищ майор! Да и не лето сейчас, неудобно в такой одежде.

– Я справлюсь!

– Хорошо, мы вас прикроем! Огонь по двери!

Черногорцеву повезло, в квартире на третьем этаже оказалась веревка. Он поднялся на крышу, привязал крепко веревку к ограждению, скинул пальто, и начал спускаться. Стало холодно, ведь на улице было едва больше нуля, но он не обращал на это внимания. Он заметил, что к дому подъехала ещё одна машина. Ну и переполох же!

Наконец он достиг нужного окна, вышиб его своим телом. Увидел в углу комнаты человека с пистолетом, и, не мешкая, выстрелил. Тот рухнул и уронил пистолет. Из кухни выскочил Дорошенко и закричал:

– Не стреляйте! Сдаюсь!

Черногорцев взял их обоих на мушку, и, забрав пистолет, пошёл открывать дверь.

– Батюшки, да это же Сова! – удивлённо воскликнул капитан, увидев бандита, раненного Черногорцевым. Вот где был, гад! А его везде ищут!

– Это всё он, он, я ни при чём! – визжал Дорошенко!

– Разберёмся! –  капитан толкнул его в спину и вывел за порог.

Черногорцев сбегал на крышу за оставленным там пальто, а заодно вернул веревку хозяевам. Подстреленного Сову пришлось везти в больницу, потому что помимо ранения от выстрела Черногорцева, у него была ещё одно толком не зажившее ранение, которое, видимо, и заставило его искать убежища у Дорошенко. Впрочем, об этом позднее.

Черногорцев сказал, что ему надо допросить Дорошенко, для чего, собственно, он к нему и явился. Возражений не было, и Черногорцев поехал с ним в другой машине. Потом придётся ещё допрашивать этого Сову, раз он попался под руку. Кто знает, не причастен ли и он к тому делу.

Наконец приехали в отделение. Капитан, представившийся Геннадием Николаевичем Быковским, отвёл Черногорцева и задержанного Дорошенко в свой кабинет.

– Да ни при чём я! Это Сова, чтоб его, при ограблении кассы ранение схлопотал, и ко мне подался, адрес-то мой знал, холера его возьми!

– Ай да Дорошенко. Вот тебе и свидетель! Я-то знал, что ты тесно с бандеровцами связан, знал, но повезло тебе, что пять лет назад на тебя улик не нашлось. Только теперь не повезло, сядешь, как миленький! Раненых бандитов укрывать вздумал!

– Да он только третий день лежал, самому надоел, хуже горькой редьки! Его двоих напарников подстрелили, один он удрал подраненный. Уж думал, пойти вам рассказать, покаяться, да так времени и не нашёл.

– Впрочем, у вас, Дорошенко, есть шансы поправить своё бедственное положение. – сказал Черногорцев.

– Это как ещё? – Дорошенко был немало удивлён.

– Я ведь к вам приходил не из-за этого Совы, про которого ничего и не знал. Совсем другой вопрос меня интересовал.

– Ааа, чёртов Сова! Да почему его не завалили! – чуть не расплакался Дорошенко.

– Он своё получит. А вот вам я рекомендую подробно отвечать на мои вопросы.

– Что же делать, буду отвечать. За всё старое придётся расплачиваться.

– Придётся, Алексей Павлович, придётся. Только вопрос меня не простой интересует. Вашими тесными отношениями с бандеровцами пусть местная милиция занимается, а мне важно знать другое.

– Так что же? Всё расскажу!

– Покушение на Ватутина в 1944 году.

Тут уж удивился не только Дорошенко, но и Быковский.

– Я-то здесь при чём? Я в их этой так сказать армии никогда не был, и оружием неважно владею. Пособничал, было дело, но чтоб стрелять в кого – этого на меня сваливать не надо!

– Нет, я знаю, что вы в нём участия не принимали. Но может быть вы знали кого-то из исполнителей этого покушения, или людей из отряда Клячина?

– Ах, вот оно что. Нет, вроде бы никого не знал, во всяком случае, из ныне живущих. Разве что вот Сова, не помню…

– Что Сова?

– Ну мог в этом участвовать, Клячина-то он должен был знать.

– В этом много кто мог участвовать, но мне важно даже и не это.

– А что же?

– Дело в том, что один из ваших бандитов, отбывающий сейчас наказание, признался, что Клячину поручил совершить покушение на Ватутина человек, по кличке или по имени – уж не знаю, Гермоген.

– Но это же не я! Зачем мне такое!

– Понятно, что вам незачем, вы заурядный пособник, да и двухсот тысяч рейхсмарок на такое дело у вас точно бы не нашлось.

Дорошенко был удивлён ещё больше. Но в то же время и обрадован.

– Конечно, вы же видите, что я тут ни при чём!

– Это и так понятно. Но объясняю ещё раз. Клячину поручил совершить покушение некий Гермоген, а ведь вы тоже отец Гермоген.

– Но это другой, это не я!

– Я понимаю, другой. Об этом Гермогене нам известно лишь, что он сильно ниже Клячина, а рост Клячина был 185 сантиметров. Больше ничего. Нам нужен кто-то, кто бы мог видеть Гермогена.

– Да я и Клячина видел лишь раз-другой.

– Людей из банды Клячина знаете?

– Все уж на том свете, или за границей кто. Из живых… ну вот Сова, а так, разве что Орлик.

– Какой ещё Орлик?

– Хорунжий Орлик. Сергей Степанович.

– А хорунжего Пастушенко знали?

– Вам и про него известно. Да, знал, но он давно покоится с миром.

– Ладно, на сегодня всё. Теперь будем разбираться с Совой.

– Гражданин майор, ну это ведь зачтётся, что я рассказал?

– Должно.

Дорошенко облегчённо вздохнул, и его увели. Он всё не мог простить себе, что пустил Сову в дом.

Оставим пока Ивана Данженовича и предстоящий допрос Совы, и посмотрим, как шли дела у Бориса Михайловича Харитонова.

Харитонов спокойно доехал на поезде до посёлка Оржев, и там сошёл, а поезд поехал дальше. Он ещё не знал, в какой переплёт попал Черногорцев.

Найти церковь в Оржеве там оказалось нетрудно, и он направился прямо туда. Ему пришлось подождать, пока отец Гермоген освободится. Наконец, через час отец Гермоген, он же Аркадий Михайлович Федюнин, вышел из церкви.

Харитонов догнал его, поздоровался, и представился писателем. Рассказал, что планирует написать книгу о подпольщиках Ровенщины, помогавших нашим партизанам, и был немало удивлён, узнав, что среди таких оказался даже священнослужитель. Ему подсказали, что отец Гермоген живёт в посёлке Оржев, и он решил лично навестить его, собрать кое-какие интересные материалы для книги.

Гермогену, то есть Федюнину, рассказ Харитонова показался достаточно правдоподобным. Он пригласил его к себе в дом на беседу.

– Весьма польщён таким вниманием. Обычно ведь считают, и во многом правильно считают, что священнослужители здесь пособничали бандитам и немцам, потому какие из них помощники партизанам. – сказал Федюнин.

– Но, как видите, в вашем лице проявилось исключение из этого правила. Вот потому хотел бы узнать различные подробности, которые вы не посчитаете по каким-то причинам секретными.

– Ну что же, расскажу. Появился я здесь незадолго до войны, в апреле 1941-го. Так сказать, определили вот сюда, я и согласился. Заодно так к местному духовенству присматривался.

– И как вам оно?

– Ну, вы же сами знаете, были там нехорошие люди. Бандеровцам помогали, немцам, венграм.

– Ладно, оставим их. Может быть расскажете, кого из партизан вам удалось спасти от немцев и их холуёв, и как?

–Да, вы правы. Так вот… ох, где же мои очки. Неважно вижу в последнее время, уж пятьдесят мне скоро.  А, вот нашёл. Хочу вам показать одну вырезку газетную. Там всё увидите, а потом дорасскажу.

Федюнин порылся в ящике, достал вырезку из какой-то газеты за 1947 год. В нём был его портрет, и шла заметка, как он в 1943 году укрывал подпольщиков. Дальше были перечислены несколько фамилий подпольщиков: некая Голубева, Васютин и Сморкович.

– Интересно. И часто ли вы так поступали? Просто здесь-то описан всего один случай с тремя подпольщиками. Впрочем, он безусловно делает вам честь.

– Понимаете ли, всё больше приходилось работать с конкретными людьми. Да и добрых людей у нас немало, тоже помогали им. Ко мне, сказать по правде, не так уж часто обращались.

– Как вас только немцы не вычислили? Да и бандеровцы тоже.

– Бог миловал, что сказать.

– А ещё эпизоды были такие?

– Да, был ещё один эпизод, но, к сожалению, не очень хочется об этом вспоминать. После того, как тот человек ушёл от меня, он каким-то образом попался, ну а дальше сами знаете, как – пытки, казнь. Повезло конечно, не выдал он меня.

– Да уж, случается. Кстати, не припомните ли, когда произошёл этот случай?

– Ох, не очень хорошо помню, но где-то во второй половине 1943-го года, точно после начала Курской битвы, точнее не скажу. Я всё-таки надеюсь, никто не подумает, что это я его тогда гестаповцам выдал.

– Нет, что вы. Я думаю, рассказанное вами заслуживает как минимум одной главы в книге.

– О, это большая честь для меня.

– Больше ничего не можете рассказать?

– К сожалению, нет.

– Не беда, этого хватит. Всего доброго.

– До свидания.

Как видим, у Харитонова прошло всё более гладко, чем у Черногорцева. Однако каждый из них с уверенностью мог сказать, что время здесь потрачено не зря. Ещё нельзя было сказать, какой из отцов Гермогенов является тем, кто им нужен, но ясно было, что до него теперь не так уж далеко.

Харитонов возвратился на квартиру, и поинтересовался у Черногорцева, как прошёл разговор с Дорошенко.

– Очень весело, с шумом и стрельбой.

– Серьёзно? Значит это он наш Гермоген? Он задержан?

– Задержан, но боюсь, что не он. Этот идиот приютил одного раненого бандита, а когда я наведался к нему для разговора, бандит подумал, что пришли за ним, и открыл пальбу. Ну пришлось его брать, тоже целая история была.

– Ты что же, один пошёл туда? Совсем себя не бережёшь! Взял бы пару милиционеров для подмоги.

– А ты бережёшь? Тоже ведь один ездил.

– Ну у нас-то был тихий и спокойный разговор. А ты что же?

– А я на крышу залез, и оттуда по верёвке в квартиру Дорошенко спустился, ранил этого бандита. Потом впустил милицию. Там так-то две машины их приехало на стрельбу, так что не совсем один я был.

– А ну как попал бы в тебя бандит через дверь, или в окне бы заметил?

– Ну не попал же.

– Эх, и боевой же вы народ, буряты! – и Харитонов похлопал Черногорцева по плечу.

– Да что всё обо мне, у тебя какие новости?

– Есть кое-что интересное. Этот Аркадий Михайлович вырезку одну из газеты показывал, где про него написано, мол подпольщиков укрывал, и 3 фамилии перечислены, я запомнил, инициалы тоже. Голубева, Васютин и Сморкович. Надо бы теперь ими заняться, может что расскажут.

– Ну, может быть.

– Ещё Федюнин об одном эпизоде неохотно рассказал, мол прятал одного подпольщика, а тот, как от него ушёл, в лапы гестаповцам угодил, ну и всё. А его не выдал. Интересный случай. Да и в газете про это нет.

– Чего же на человека тень бросать. А эпизод интересный, надо иметь в виду. Как-никак, количество Гермогенов не так уж велико.

–Да и по параметрам подходит.

– Тогда я завтра пойду допрашивать Сову. Думаю, говорить-то он уже в состоянии.

– Может и я с тобой?

– Не знаю, есть ли смысл. Брал-то его я.

– Так может наоборот, как раз и есть.

– А что с Дорошенко и Федюниным делать?

– Дорошенко пока оставим, куда он теперь денется. Что касается твоего Федюнина… хорошо бы у него дома пошарить.

– Но с точки зрения законности нехорошо. – заметил Черногорцев.

– Ну, Ваня, платить за убийство наших генералов ещё хуже.

– Это надо ещё доказать, что именно он в этом виновен.

– Да, ты прав. Пока не будем его тревожить.

На следующий день они приехали в Костополь и пошли в больницу допрашивать Сову. Черногорцев вошёл в палату, Харитонов пока остался ждать.

– Ну что, совушка-сова, отлетал своё?

– Повезло вам тогда. – проскрипел Сова. А то бы ведь попал.

– Так я не за тобой приходил.

– А за кем? – удивился Сова.

– Побеседовать мне надо было с твоим Дорошенко о деле одном старом. Впрочем, может быть и ты в нём замешан.

– Да почему чуть что сразу Сова?! Кассу взяли – так Сова, убили кого – опять Сова!

– Видать такая ты здесь известная фигура. Но не волнуйся, за то дело тебе никто уже ничего не сделает, а если расскажешь всё, что знаешь – так может от расстрела спасёшься. На тебе вон сколько всего. Кстати, как твоё настоящее-то имя?

– Савельев Никита Сергеевич.

– А лет-то тебе сколько?

– Тридцать третий уж идёт.

– Столько лет, а ума нет.

– Так что за дело-то?

– Дружки твои из банды Клячина в 1944-м году генерала нашего подстрелили.

– А я здесь при чём? Да, я был в его банде, но в тот день свалился с простудой, не моих это рук дело.

– Мне всё равно, твоих или не твоих. Тут вопрос в другом.

Сова задумался. Вот это поворот, ему даже всё равно. Что же ему нужно-то?

– Так вот, Сова. Мне известно, что некто по кличке Гермоген выступил посредником между Клячиным и неизвестным лицом с нашей стороны для убийства Ватутина. Вот что меня интересует.

– А, припоминаю. Клячин так не хотел делиться с ним деньгами, что нам пришлось устроить показушный налёт на его дом, будто его советские партизаны сожгли, ну и денежки тю-тю. Это было, когда он уже в Горохов перебрался. Он бывало то в Горохове сидит, то в ваш тыл заберётся.

– Это хорошо, что память твоя работает. Меня интересует конкретно Гермоген, не видел ли ты его, или может быть что-то слышал о нём? Может быть видел что-то ещё, что может навести на его след?

– Не, откуда же мне его видеть. Его, наверное, никто кроме Клячина и не видел.

– А Орлик и Пастушенко тебе знакомы?

– Первый сейчас где-то за кордоном, наверное, второго подстрелили.

– Понятно. А вот о таких людях не слыхал: Голубева, Васютин и Сморкович?

– Нет, не слыхал. Но напомнил ты мне, начальник. Была у нас баба одна в отряде, чертовски хороша. Светка, как же её фамилия… Калинович кажется, вот не помню, хоть расстреляй. А лицо до сих пор помню.

Черногорцев подумал, что никакой информацией не стоит пренебрегать, пока Сова говорит. Потому он решил спросить, узнает ли он её, если увидит.

– Узнаю, узнаю. Хотя ей уж тридцать первый год идёт, наверное, не та, что раньше. Все мы уже не те.

–Ну что же, Сова, оставляю тебя пока что. Но, может быть, ещё навещу.

И Черногорцев отправился обратно в Ровно.

– Как, выяснил что новое? – поинтересовался Харитонов.

– Да, кое-что есть. Сова подтвердил, что налёт на дом Клячина был сымитирован, то есть он хотел утаить деньги от посредника. Насчёт Орлика сказал, что тот, вероятно, удрал за границу. И почему-то, когда я ему назвал фамилии подпольщиков, так, на всякий случай, вспомнил, что в их отряде девушка была, и фамилию с именем припомнил, возраст примерный. Говорит, узнал бы.

– Ха-ха, сова – птица мудрая. Видит, что жизнь на волоске висит, вот и признаётся. Я полагаю, надо бы к нему охрану приставить, пока он здесь.

– Думаешь, всё так серьёзно?

– А что хорошего, если он так же внезапно помрёт, как скончался Ватутин?

– Пожалуй, ты прав.

Как оказалось, подобное решение имело под собой основания.

Теперь оставалось выяснять всё до мельчайших подробностей о Дорошенко и Федюнине. С Дорошенко в этом плане было проще – он находился в руках милиции. А вот с Федюниным надо что-то делать. Слишком часто попадаться ему на глаза – плохая идея.

С каждым разом появлялось всё больше и больше людей, которые могли быть так или иначе причастны ко всему этому. Сначала три подпольщика, потом какая-то особа из банды – и обо всех них требовалось навести справки, при случае допросить. Тут уж без помощи местных коллег никак не обойтись.

Харитонов решил подробнее заняться этими людьми, а дополнительную работу поручить Черногорцеву. В управлении МГБ им удалось получить некоторые сведения. Выяснилось, что действительно, существовала некая подпольная группа из трёх человек, уже перечисленных выше. Они занимались диверсиями в оккупированном Ровно. Из наиболее известных их диверсий можно выделить три: В мае 1943-го они обстреляли здание кинотеатра, в котором находились немецкие солдаты и офицеры. Хотя пострадало их не так уж много, шуму было немало. Через три месяца неподалёку от ортскомендатуры ими были подорваны два грузовых автомобиля. А ещё через три месяца они совершили нападение на банк, захватив двести шестьдесят тысяч рейхсмарок. Большая часть денег была уничтожена. И всё это время их укрывал отец Гермоген, то есть Аркадий Михайлович Федюнин.

Из подпольщиков в настоящий момент остались Живы лишь Голубева и Васютин. Сморкович не дожил до конца войны, погиб незадолго до освобождения Ровно.

О некоей Светлане Калинович было известно не так уж много. Она совершила мелкую кражу перед войной, и угодила в тюрьму. Сохранилась лишь её старая фотография из дела, и само дело. Ни родителей, ни родственников к настоящему времени не осталось. Из связей – лишь бандеровский сброд, частью перебитый, частью отловленный.

К сожалению, не удалось узнать о том подпольщике, который был у Федюнина, а потом оказался схвачен гестаповцами.

Обо всём этом Харитонов рассказал Черногорцеву, показал ему выписки и некоторые фотографии.

– А что если портрет Калинович размножить и разослать по отделениям МГБ? Может она прямого отношения к нашему делу не имеет, но отловить-то её надо.

– Скажешь тоже, Иван Данженович. Страна большая, отделений в ней много. Трудно сказать, куда она забилась. Может быть здесь где-то прячется.

– А вообще, хорошо бы и эту фотографию твоему Волченко показать, вдруг узнает.

– Точно. И портреты подпольщиков на всякий случай тоже. Даже погибшего.

Уже начался февраль 1953 года. Дело двигалось не очень быстро, и потому Черногорцев решил отправить фотографии Калинович и подпольщиков в Новосибирск, чтобы там Олег Филиппович посетил Волченко и показал ему их. Чем чёрт не шутит, вдруг связаны. На Харитонова же легла задача выяснить всё об этих подпольщиках. Впрочем, если Калинович всё же окажется на Западной Украине, взяться и за неё.

Наконец в Новосибирск поступили материалы и фотографии от Черногорцева. Тетерин про себя похвалил своих подчинённых, толково работают. Затем стал изучать присланное.

На следующий день он навестил Волченко. Тот как-то уже отвык от таких визитов, к тому же пришёл теперь другой человек, не Черногорцев. Взял фотографию не очень охотно, и стал рассматривать.

– А ведь где-то я её видел.

– Где? Там, на Украине, или может здесь?

– Вот не помню, но лицо какое-то знакомое.

– Ещё бы. Она ведь в ваших рядах была, судя по тому, что мне написал Черногорцев.

– Вспомнил кажется! Да, была! С Клячиным у неё что-то было! Но потом не попадалась.

– Когда исчезла?

– Да вот незадолго до всего этого, в феврале 45-го.

– Так, хорошо. А из этих людей никто не знаком?

Тетерин положил перед ним фотографии подпольщиков, в том числе и погибшего Сморковича.

– Нет, не припоминаю.

На этом допрос завершился.

Тем временем Черногорцев и Харитонов продолжали вести дело в Ровно. Они попытались выяснить, как погиб подпольщик Сморкович. Оказалось, что где-то на окраине города он был зарезан бандеровцами.

– Странное дело, ты не находишь?  Гестапо, и эту, венгерскую, как её, кеймелгариту кажется, обвёл вокруг пальца, но погиб от рук бандеровцев. – заметил Харитонов.

– Но другие-то ведь не погибли. Значит так получилось, случайность. – ответил Черногорцев.

– Сам знаешь, в нашем деле случайности редки.

– Что же, поговорим с оставшимися в живых подпольщиками, может выясним что-то.

– Начнём с Голубевой. Голубева Ульяна Викторовна, 30 лет. Живёт на улице Москаленко, дом 4, квартира 6. Идём? – сказал Харитонов.

– А как представимся, как есть, или тоже соврём, мол писатели? – спросил Черногорцев.

– Как есть.

– А вдруг стрелять начнут, как в тот раз? – пошутил Черногорцев.

– Тогда им придётся об этом сильно пожалеть. От тебя уж точно не спрячутся! – расхохотался Харитонов.

– Может хоть наблюдение потом установить за ними?

– Хорошая мысль. Но позволят ли? Ведь их ни в чём не подозревают, да и как заподозришь таких заслуженных людей?

– И что делать?

– Иди ты один, а меня они пусть пока что не видят.

– Хорошо.

Черногорцев поднялся на второй этаж. Он подумал, уже второй раз второй этаж, что же такое. Может и здесь в квартире бандит какой засел? Но вроде бы нет. Дверь ему открыли почти сразу.

Черногорцев представился, показал удостоверение и спросил разрешения войти. Голубева его провела на кухню.

– Чем обязана вниманию со стороны органов?

– Видите ли, выясняем некоторые подробности гибели вашего Сморковича, и попутно расследуем ещё одно дело, связанное с бандеровским подпольем.

– Так ведь это они его и убили тогда. Такое несчастье было. Странно конечно, что прошло уже столько лет, а что-то стали выяснять.

– Разве вы не хотели бы узнать, кто и за что его убил? Почему бы и не отловить тех бандитов, пусть даже через девять лет? Расскажите поподробнее. Как я помню, погиб он 31 января.

– Да, возвращался с задания, и вдруг у дома к нему подошли двое, нож в бок… и всё.

– Что за задание у вас было, можете рассказать?

– Даже не знаю…

– Уж органам-то можно. Да и столько лет прошло.

– Да, так и быть. Его посылали с зашифрованным донесением через линию фронта, он его успешно отнёс, также успешно перешёл обратно, а вот у самого дома… так случилось.

– Что было в том донесении и кому оно предназначалось? Кстати почему отправляли таким сложным способом? Не было радиостанции, боялись, что запеленгуют?

– Не знаю, оно было как-то зашифровано, кому предназначалось – тоже точно не скажу. Впрочем, могу точно сказать, что кому-то из членов Военного Совета 1-го Украинского Фронта. Да, радиостанция оказалась испорчена.

– И самое главное: кто посылал его с этим донесением?

– Один человек, укрывавший нас от Гестапо. Про него ещё в газете тогда писали.

– А, кажется отец Гермоген.

– Да, он.

– Вам не кажется странным, что его убили, а ни вас, ни Васютина – нет? Ну и Федюнина, то есть Гермогена, тоже.

– Трудно сказать. На войне всякое случается, много случайностей. Вот как с Ватутиным, угодившим в бандеровскую засаду. Ну кто же мог знать, что так случится?

– В точку! Кстати, вам что-нибудь известно о покушении на Ватутина?

– Нет, и вроде бы там всё предельно ясно.

– Может быть, может быть. Кстати, насколько я знаю, в августе 1943-го вы здесь ограбили банк, там была приличная сумма рейхсмарок, куда их потом дели?

– Сожгли эту гадость.

– Больше вопросов не имею. Всего хорошего, до свидания.

Черногорцев ушёл. Харитонов нетерпеливо поджидал его на углу.

– Ну, что удалось выяснить?

– Много чего. В частности, кое-что о гибели Сморковича. Она сообщила, что он носил через линию фронта донесения от Федюнина кому-то из членов Военного Совета 1-го Украинского Фронта. А 31 января его бандеровцы зарезали рядом с домом. Я тоже удивился, что его одного, теперь это и мне кажется странным. И радиостанция мол испорчена оказалась, потому таким способом донесения передавали.

– Вот видишь. Очень тут много странного. Ну да ладно, теперь пойдём к Васютину. Он недалеко живёт, на этой же улице.

Васютин Игнат Григорьевич жил в одноэтажном скромном домике. Черногорцев постучал в дверь, а Харитонов встал подальше.

Дверь открыл мужчина лет тридцати пяти. Черногорцев снова представился и показал документы. Васютин разрешил пройти внутрь.

– Чем обязан?

– Расследуем, знаете ли, обстоятельства гибели Сморковича. Он ведь был членом вашей группы.

– Удивительно, девять лет прошло, а только сейчас стали расследовать. С чего бы?

– Это дело связано с другим, которое мы сейчас ведём. И разве плохо отловить тех бандеровских гадов, которые его убили?

– Да, вы правы, было бы хорошо.

– Кстати, как он погиб? А то об этом весьма противоречивая информация у нас.

– Да заколот был.

– Ножом?

– Да, ножом. Прямо в грудь.

– Это точно?

– Абсолютно точно!

– При каких обстоятельствах это произошло?

– Он перед этим переходил линию фронта с донесением от… ну вы, наверное, читали тогда в газете, от отца Гермогена. Уже успешно перешёл её снова и возвращался обратно, и вот такое несчастье.

– Получается, Гермоген-Федюнин посылал донесения? А кому, и почему не пользовался радио, а посылал так?

– Да, посылал, кому-то из членов Военного Совета 1-го Украинского Фронта. Радиостанции у него и не было никогда. Мы ведь были подпольщиками, а он нас просто укрывал, сообщали, что человек надёжный.

– Кто сообщал?

– Сморкович покойный. Собственно, он ведь и явился инициатором создания нашей группы. Порекомендовал Федюнина как хорошего агента, на него и легла вся шифровка-дешифровка.

– Вот как интересно, то есть Федюнин не просто укрывал, а ещё и активно помогал вам.

– Именно так.

– Хорошо. Ещё хотел бы спросить, как считаете, почему убили именно Сморковича, а не кого-то другого из вашей группы? Или не всех сразу?

– Даже и не знаю. Случайность видимо.

– Как и покушение на Ватутина, не так ли?

Васютин помрачнел.

– Да, нелепо так получилось, напоролся на бандеровскую засаду, как и наш Сморкович.

– А может быть засада там была не случайно?

– Ой, не знаю, тут слово за контрразведкой.

– Припоминаю, в 1943-м вы здесь банк ограбили, взяли тысяч двести с лишним рейхсмарок. Интересно, куда их потом дели?

– Вроде бы сожгли, хотя я лично не видел процесса. Но уверен, что сожгли.

– Хорошо. Больше вопросов не имею. До свидания.

Черногорцев ушёл. Затем подробно доложил Харитонову, что удалось выяснить.

– Кто-то из них врёт, Борис! Голубева сказала, что Сморковича закололи в бок, а Васютин – что прямо в грудь. Не могут же они так путать?

– Да, путаница тут маловероятна. Ну вот, видишь, вероятно, мы на правильном пути, и потихоньку заманиваем в сети этого Гермогена.

– Ещё Голубева говорит про радиостанцию, мол она как будто бы была, но испортилась, а Васютин – что её и не было никогда, и что все донесения кому-то из членов Военного Совета 1-го Украинского фронта слал через Сморковича именно Гермоген. И шифровкой занимался тоже он. То есть со слов Васютина, Федюнин-Гермоген – разведчик.

– Опять убеждаюсь, что я был прав. Кстати Федюнин говорил, что появился здесь незадолго до войны. Тоже интересный факт.

– Хорошо бы ещё узнать, когда здесь появился Гермоген-Дорошенко. Я этим займусь. И ещё: ты бы мог установить наблюдение за Голубевой или Васютиным?

– Постараюсь за Голубевой. Там спрятаться проще.

– Хорошо.

Тем временем Тетерин сообщил им, что с Волченко ничего путного не вышло. Конечно, Калинович он признал, но сообщил, что с февраля 1945-го, за несколько дней до разгрома банды, она куда-то исчезла, и с тех пор он её не видел.

– Впрочем, может быть такое, что Калинович – ложный след? Просто Сова о ней вспомнил, а мы ухватились зачем-то. – сказал Черногорцев.

– Может и не ложный, рано её со счетов скидывать.

Черногорцев отправился в Костополь допрашивать Дорошенко. Тот рассказал, что всю жизнь прожил в Ровно. Ничего интересного. Зря только потратил время на поездку. Впрочем, может и не зря. Какой-то из Гермогенов уж точно тот, кто им нужен.

Харитонов же явился в Ровненское МГБ и подробно изложил ситуацию с Голубевой и Васютиным. Настаивал на том, что кто-то из них врёт, что дело здесь нечисто.

Полковник Петренко, с которым он разговаривал, счёл его доводы достаточно убедительными, и приказал выделить по группе из двух человек на каждый адрес. Условились, что обо всём будут сообщать Харитонову и Черногорцеву.

– Вот ты боялся, а зря. Группы для наблюдения за нашими подпольщиками выделены, всё хорошо. – сказал Харитонов.

– Это здорово. Как дальше будем действовать?

– Для начала всё обдумаем.

– Получается, мы сейчас подозреваем подпольщиков?

– Да.

– Как нам их вывести на чистую воду? Заставить войти в контакт с Гермогеном?

– Нет, в таком контакте не будет ничего криминального. Подпольщики контактируют с тем, кто им помогал, что тут такого.  Надо заставить их совершить что-то глупое. Для этого надо скормить им кое-какую дезинформацию. Но прежде понаблюдать за ними, точно кто-то из них зашевелится.

– Долго наблюдать?

– Хотя бы несколько дней, а дальше по обстоятельствам.

1 марта. Хмурый зимне-весенний день. Голубева вышла из дома и направилась куда-то. За ней пошли два человека. Ни на первый, ни на второй день не было зафиксировано ничего интересного. С Васютиным аналогично, первые два дня никаких контактов не было.

На третий день удалось зафиксировать контакт Голубевой с неизвестной женщиной лет тридцати. Та будто бы случайно столкнулась с ней, и от внимания сотрудников госбезопасности не ускользнуло то, что Голубева успела ей что-то передать, вероятно, какую-то записку. Сотрудники решили разделиться. Один направился за Голубевой, второй – за неизвестной. Неизвестная села на станции в поезд и куда-то поехала. Сотрудник, поспешно купив билет, поехал за ней.

(продолжение следует)

– Так и заплатят за него хорошо, Дима.

Очкастый написал на бумажке сумму, протянул ему. У того округлились глаза. Он тут же сжёг бумажку.

– Зачем лично тебе его устранять?

– Мне незачем, это нужно другим людям. Я же буду только посредником.

– И какова твоя доля за посредничество?

– Половина, Дима.

– Побойся бога, Гермоген!

– У нас, Дима, сам знаешь, отучились его бояться. Если ты не справишься с этим – я обращусь к другим людям.

– Я согласен. Но мне нужно месяц-полтора на всё.

– Как я получу свои долю?

– Передай заказчику, пусть пришлёт сюда человека. Сделаем дело – рассчитаюсь.

Тем временем город Ровно 2 февраля был освобождён, и одному из наших антигероев пришлось выметаться из Ровно. Другой каким-то образом смог остаться.

Собеседник того человека был довольно серьёзной фигурой среди бандеровцев, и недаром с такой просьбой обратились именно к нему. Для дела он отобрал около пятидесяти наиболее боеспособных бандитов. 29 февраля в 15:00 они заняли окраину села Милятин-Бурины. Бандиты были хорошо вооружены.

Тем временем в Ровно генерал Ватутин ознакомлял руководящий состав 13-й армии с планами наступления. Затем получил приказ Жукова выехать в штаб 60-й армии в Славуту, что и было сделано в 16:30. Впрочем, точно уже не установить, Жуков или кто другой отдал такой приказ. Сам Ватутин расположился в Виллисе, впереди ехал Студебекер с охраной и Додж.

Жуков утверждает, будто советовал послать Ватутину в 60-ю армию своих заместителей, а тот захотел съездить сам. Также он утверждает, что Ватутин ехал в одной машине с Крайнюковым.

Во время поездки Николай Фёдорович Ватутин, по воспоминаниям его коллег, оживлённо беседовал с Крайнюковым и с майором Белошицким. Настроение у него было хорошее.

Колонна двигалась в Славуту. Постепенно темнело, и вот на развилке колонна остановилась.

– Почему стоим, кто приказал? – спросил Ватутин.

– Товарищ генерал, – обратился к нему Крайнюков. Георгий Константинович говорил, что тут есть более короткая дорога, пусть и просёлочная. Право, стоит ли ехать через Новоград-Волынский, или лучше срезать путь?

– Сомнительное дело затеваем, но времени нет на обсуждение, сворачиваем. Под вашу ответственность. Хотя конечно не по нутру мне такая затея.

Впоследствии все стали утверждать, что именно Ватутин предложил срезать путь.

Дорога петляла по лощинам и рощам, колонна проехала несколько сёл. Везде как будто бы всё вымерло. Студебекер с охраной въехал на окраину села Милятин-Бурины, как вдруг засвистели пули. Машина стала разворачиваться. Полковник Семиков закричал, что в селе бандеровская засада.

– Все к бою! – приказал Ватутин.

Из-за строений появились бандеровцы и цепью стали наступать на колонну, непрерывно ведя огонь. Ватутин получил ранение в бедро, его с немалым трудом отправили в тыл. Шофёр Крайнюкова струсил и покинул поле боя. Однако боевиков удалось отогнать от колонны сильным огнём, в чём немалую роль сыграл рядовой Михаил Хабибуллин, и портфель с документами бандеровцам не достался. Впрочем, боевикам портфель, вероятно, и не был нужен, цель их была совсем другой, хотя на войне всякие документы могут пригодиться.

Главарь тем временем посматривал в бинокль с пригорка. Пока что всё шло как по маслу. Конечно, генерал не был убит, что его несколько озадачило (думаю читатели поняли, что целью был именно он). Но в целом своё дело он сделал, заказчик должен оценить результат. Конечно, пришлось потерять некоторое количество боевиков, но что стоили их жизни по сравнению с обещанным кушем.

Однако обещанной суммы в 200 тысяч марок ему пришлось ждать до середины апреля, когда Ватутин скончался в Киеве.  Да и мысль, что придётся половину из них отдавать за посредничество, не очень-то его прельщала. К тому же у немцев сложилось очень тяжёлое положение – к середине апреля, когда умер Ватутин, они давно уже потеряли такие города, как Луцк и Ковель, и держались лишь во Владимире и Горохове Волынской области. Конечно, оставалась оккупированной ещё Львовская область, но всем было ясно, что это ненадолго, и мало кто верил в болтовню о чудо-оружии.

Теперь можно раскрыть имя главаря – Дмитрий Семенович Клячин. А вот имя его собеседника пока что нам неизвестно, это личность уж очень секретная.

Однажды ночью на его дом в Горохове произвели налёт. Сообщили, будто это сделали партизаны. Гестапо не замедлило воспользоваться этим и усилить террор. Клячин каким-то чудом спасся, но дом его будто бы сгорел вместе с деньгами.

Вскоре через линию фронта он получил записку от Гермогена, где тот угрожал выдать его Гестапо якобы за связь с советской разведкой. И в общем-то, угроза его не была безосновательной.

Однако Клячин не испугался этой угрозы, и написал, что ему плевать, куда он там его хочет выдать, хоть Гестапо, хоть Кеймелгарите. Денег у него нет и не будет, а если что, проберётся на советскую сторону, что он регулярно делает, и заложит Гермогена, а там и до того, кто его прислал, доберутся. Помирать так всеми вместе. И Гермоген не стал приводить угроз в исполнение.

Как позднее выяснилось, Клячин погиб в результате перестрелки с органами госбезопасности в Ровненской области. Посредник же вышел сухим из воды, и следы его где-то затерялись. Каким-то образом он узнал о гибели Клячина, и теперь полагал, что мало кто сможет раскрыть его. Ведь всех свидетелей он убрал. Однако он не забывал, что заказчик убийства Ватутина до сих пор жив и здоров, занимает ответственный пост. Кто знает, не захочет ли он зачистить все концы? Таким образом, наш посредник находился в двойственном положении. С одной стороны, никто не знал о его тёмных делах, и едва ли теперь узнает, хотя всякое может быть. С другой – его покровители ведь могли бы от него избавиться.

Однако, всему своё время.

Как позднее стало известно, бандеровцами из групп «Олег» и «Черноморец» 29 февраля 1944 г. было совершено нападение на командующего 1 Украинским фронтом Н.Ф.  Ватутина, который 15 апреля скончался от полученных ран.

Далее тов. Сталину было доложено, что единственный из оставшихся в живых участник этой банды, захваченный органами госбезопасности раненным, Троян Григорий, в своих показаниях подтверждал факт нападения этой банды на тов. Ватутина.

По уточненным данным, засаду на Ватутина организовала сотня командира Зеленого. Его отряд численностью 80–90 человек засел в районе села Миляты. При появлении красноармейского обоза повстанцы напали на него и захватили четыре подводы (остальным удалось бежать). Во время преследования обоза была также обстреляна грузовая машина. Уже в сумерках повстанцы увидели четыре автомашины, три из которых были легковые. Зеленый приказал открыть по ним сосредоточенный огонь из засады. Одна машина получила повреждения и остановилась, три другие быстро развернулись и уехали, оставив на дороге одного раненого.

Расследованием обстоятельств ранения генерала Ватутина занималась армейская контрразведка СМЕРШ. По некоторым сведениям, ей удалось найти место базирования сотни Зеленого. Этот отдел в полном составе насчитывал около 150 человек, имел на вооружении 15–20 автоматов, до 30 ручных пулеметов, 8–10 станковых пулеметов, одну 76-мм пушку. Сотню окружили войска и почти полностью уничтожили.

Однако в дневнике у уничтоженного главаря банды «Олег» написано, что захвачены документы и карты, тогда как на самом деле карты захвачены не были. И, как оказалось, остался в живых далеко не единственный бандит. Так что некоторые из этих донесений не стоит принимать на веру.

Стоит отметить и другую странность. Каким образом Ватутин беседовал с Крайнюковым, если они находились в разных машинах?

Действительно, выжил далеко не единственный бандит из тех, кто напал на Ватутина. Так, Евгений Басюк («Черноморец»), остался жив, и в 1990-е, проживая в Ростовской области, рассказал свою версию гибели Ватутина. По словам «Черноморца», стычку с охраной Ватутина провёл уголовный отдел полевой жандармерии УПА* в численности около 30 человек под командованием «Примака» (Трояна). Когда появились машины командующего 1-м Украинским фронтом и его свиты, «повстанческая милиция» была занята тем, что разгружала подводы обоза, ранее захваченного у красноармейцев. И по машинам огонь открыли спонтанно, безо всякой засады.

Встречаются данные о том, что бойцы УПА* разработали план нападения на штаб 1-го Украинского фронта и даже захвата советского генерала в плен.

Стоит отметить, что чаще всего Ватутину приходилось бить войска Манштейна. Не мог ли он каким-то образом устроить всё это дело? Ведь Ватутин наверняка бы добил Манштейна в Каменец-Подольской операции, не убей его бандеровцы. Небезынтересен тот факт, что бандеровцы активно хвалились похожим убийством шефа СА Лютце. Можно точно сказать, что без санкции вышестоящего гитлеровского руководства они бы не пошли на такой шаг. Возможно и за это убийство им была уплачена какая-то сумма.

Как видно, совершенно разные банды берут на себя ответственность за убийство Ватутина, и донесения тоже сильно разнятся.

1952 год. Новосибирск.

Чекист Иван Данженович Черногорцев работал в МГБ с 1946 года. После окончания войны он твёрдо решил связать свою жизнь с госбезопаснотью. До войны он жил в Бурятии, где также родился и вырос. Стоит отметить, что настоящая его фамилия была вполне заурядная – Цеденов, но в двадцать лет он решил её сменить. Так как он занимался альпинизмом, то долго думать над новой фамилией не пришлось.

В настоящий момент он сидел в своём кабинете и размышлял. Дело в том, что один из бандеровцев, отбывавших наказание в лагере, вдруг заявил, что у него есть очень важная информация для органов. Непонятно было, почему он решил ей поделиться лишь спустя семь лет с момента заключения, но проверить всё надо было, и послали на это дело Черногорцева.

Черногорцев устроился в небольшой комнате, куда ему и привели баендеровца.

– Ваши фамилия, имя, отчество, год рождения.

– Волченко Марк Андреевич, девятьсот четырнадцатого года.

– За что отбываете наказание?

– Таить не буду, бандеровцем был, ещё до войны к ним прибился. С 1941-го года особенно активно участвовал в их делах. Зимой 1945-го отряд ваши разгромили, ну я и сдался, не хотел без дела помирать, как остальные.

– Это всё нам известно. Ближе к делу.

– Ладно, раз уж сам напросился… Так вот. Был я сотником в этой так сказать армии, командовал конкретно моим отрядом Клячин. Он тогда в перестрелке и погиб, когда меня взяли.

Черногорцев покачал головой.

– Так вот, он нами руководил, когда мы на какого-то вашего генерала нападали, ранили тогда его, а он потом помер. Нам правда говорили, что цель – документы в портфеле, их тогда нам взять не удалось.

– А на самом деле? – спросил Черногорцев.

– На самом деле… Не знаю, что на Клячина нашло, но в тот день, когда его убили, он меня пригласил к себе, и стал всё рассказывать. В итоге проболтался, мол тогда целью был именно генерал, а заказал его человек с вашей стороны, и посредник был кто-то из ваших, очень секретная личность. Говорил, двести тысяч марок было уплачено за генерала, правда сто надо было этому посреднику отдать, а Клячин взял да прикарманил их. И всё так хитро обставил.

– Имени того, кто прислал посредника, он не называл?

– Нет, он говорил, что лучше сдохнуть прямо сейчас, чем назвать его. Так, собственно, и вышло.

– Интересно получается. Значит ты, Волченко, утверждаешь, что твой командир рассказал тебе, будто за убийство Ватутина заплатил кто-то из людей с нашей, советской стороны, не немцы? Может дезинформация? Ну как ты себе такое представляешь? И почему именно сейчас об этом решил рассказать?

– Надоело уже здесь гнить, да и своих покрывать тоже. Хотя какие они теперь свои.

– Может ты всё это придумал, чтобы тебе срок скостили за столь важную информацию?

– Да нет же, так оно и было.

– Что с тобой сделаешь. Человека-то этого, посредника, ты хоть видел?

– Когда мне. Наш главарь тайно с ним встречался всегда, говорил, личность секретная. Единственное, как-то выболтал его кличку, подзабыл уже, как имя патриарха.

– Никон?

– Нет, но что-то похожее. Сказал тогда, посредник вообще совесть потерял, Гестапо на него навести грозился, что-то они там не поделили. Потом-то конечно понял, что.

– А кто теоретически мог видеть этого «посредника»? Может кто из ваших, кто ещё не подох в лесу?

– Не знаю я, не знаю. О… вспомнил! Гермоген – вот его кличка была!

– Долго же нам с такими данными искать его придётся. А с тобой что делать – даже и не знаю.

– Словечко за меня замолвите. Я уж даже тут готов остаться, лишь бы на свободе.

– Ну, тут подумать надо. Я вот прежде проверю, а потом уж поверю. С такими как ты иначе нельзя.

– Да я что, я ничего.

Его увели, а Черногорцев всё размышлял. Услышанное не укладывалось в голове. Впрочем, не то чтобы не укладывалось – вот, вспомнить Московские процессы, Ленинградское дело – сколько сволочи всякой вытащили на свет. Но с трудом представляешь, как может кто-то из военачальников, по всей видимости из них, пойти на такое. И откуда ему взять эти самые двести тысяч марок? И кто этот самый Гермоген, раз он с нашей стороны? Притом с нашей, но грозился навести на Клячина Гестапо. Очень интересно. Впрочем, может быть не совсем с нашей, перевербованный?

Так Иван Данженович размышлял и размышлял. Вдруг дверь кабинета отворилась и вошёл его коллега – Борис Харитонов. Оба они были майорами.

– Над чем, Ваня, размышляешь? – поинтересовался Борис.

– Об одном деле думаю.

– Что там такого, раз даже ты не можешь ничего придумать?

– Старая и непонятная история, подтверждений которой, кроме показаний одного бандеровца, нет.

– Ну-ка, поведай.

– Сидит он уже семь с половиной лет, и тут вдруг надумал рассказать кое-что. Ну и нарассказывал такое, что не знаешь, как и быть. Помнишь, в сорок четвёртом покушение на Ватутина было?

– Как не помнить. Ранили его эти сволочи, а он через полтора месяца и умер, хотя вроде на поправку шёл, да и ранение не так чтобы смертельное. А он как-то связан с этим?

– Связан ещё как. Бандеровец наш говорит, мол его отрядом Клячин командовал, его ещё в перестрелке убили, и вот в тот самый день разгрома банды Клячин ему с какой-то стати выболтал, что Ватутина его попросил убить некий человек с нашей, советской стороны, прислав посредника тоже будто бы с нашей стороны. И деньги были уплачены огромные – двести тысяч марок, которые Клячин прикарманил, обманув этого посредника.

– Чего только не сочинят.

– Но согласись, что-то в этом есть. Вдруг правда?

– Может и правда, Ваня, только с какого конца ты за это дело ухватишься? И на каком основании нам за него браться?

– Хотя бы на основании появившейся информации. Клячин давно мёртв. Но от Марка Волченко мы теперь знаем, что с покушением на Ватутина было не всё так просто, его через посредника кто-то поручил убить одному из бандеровских главарей, что кличка посредника была Гермоген. И посредник непростой – ведь он, с его слов, с нашей стороны, но грозился сдать гестаповцам Клячина. Как это понимать?

– Задачку ты задал, однако. Я пока вижу два варианта, при условии, что всё это правда. Первый – этот Гермоген блефовал, но для него это могло плохо кончиться, как-никак, с бандеровскими главарями шутки плохи. И второй вариант – трудно в это поверить, Гермоген – агент, причём двойной.

– Если я правильно понял, то он был наш, но стал немецкий, так что ли получается? А как же тот, кто его присылал к Клячину, и почему именно к нему?

– Может статься, что и не немецкий, а, например, английский или американский. Сейчас сам видишь, все они в одной лодке.

– И что получается?

– А получается, Ваня, что да, некая крупная фигура каким-то образом склонила этого Гермогена к сотрудничеству.

– Может быть, всё-таки гитлеровцы?

– Может-то может, но зачем им вся эта возня? У них и своих людей хватало.

– Они могли выдать своего агента Гермогена за человека с нашей стороны, что им стоило?

– Интересная мысль. Однако Клячин не такой идиот, разве поверил бы? Может всё-таки и правда посредник с нашей стороны?

– Как же нам, Борис, найти его, если это правда?

– Покумекаем, Ваня, и справимся. Вон, учитель-то наш – и он показал на портрет Дзержинского, – тоже дела ой какие нелегкие распутывал.

– Да, ты прав. Подумаем, и решим, как нам этого Гермогена отловить. И не только его.

Немало же пришлось им подумать над этим. Ведь каждый из них понимал, что вряд ли кто-то им так запросто возьмёт и предоставит списки всех, кто засылался в оккупированную Ровненскую область. Об этом было смешно и думать! Оставался ещё вариант – беседы с участниками тех событий, хотя попробуй их разыщи. Кто же мог подумать, что этот Волченко свалится как снег на голову.

Харитонов решил навести справки, сколько бандитов с Западной Украины находятся сейчас в местах заключения в Новосибирской области. Всего было более четырёхсот человек. Многовато, и не факт, что они могли хоть что-то знать. Интересующие их люди могли находиться совсем в других местах, или вообще где-то за рубежом.

– А если нам сыграть на страхе того самого посредника и того, кто за ним стоит? – предложил как-то Черногорцев.

– Как ты себе это представляешь? Запустить дезинформацию, что нашёлся мол свидетель, могущий пролить свет на гибель Ватутина? Но без железных доказательств нам не поверят, а рассказы Волченко много ли стоят?

– Раз уж этот он так разговорился, я выжму из него всё. В конце концов, может вспомнит людей со своей банды, вдруг удастся их найти?

– Шансы не так уж велики, впрочем, не так уж и малы. Более четырёхсот человек у нас.

Черногорцев снова встретился с Волченко и повёл допрос. Но Волченко с трудом припоминал фамилии людей из своего отряда.

– Припоминаю только двоих. Степан Рамбовский и Данила Антонюк. Остальных уже не припомню, да и много их поубивали.

– Уже кое-что.

– Если удастся найти хотя бы этих двоих, то, может быть, они припомнят кого-то ещё, а так ниточка потянется, и, может быть приведёт к тому самому Гермогену. Впрочем, надо понимать, что Гермоген тоже не лыком шит, может учуять опасность. – думал Черногорцев.

Прежде надо было выяснить, где находятся те двое, которых вспомнил Волченко. Дело это было нелегким. Наконец, выяснилось. Антонюк оказал вооружённое сопротивление и был застрелен в Ровненской области в 1947 году, а Рамбовский погиб в перестрелке с польской госбезопасностью после убийства бандеровцами польского генерала Кароля Сверчевского. Что интересно, убит он был тоже из засады.

Через некоторое время Черногорцев и Волченко уже третий раз встретились в той комнате.

– Ну, Волченко, давай, снова всё вспоминай, есть к тебе вопросы.

– Да я вроде бы всё рассказал.

– Ты мог кое-что и забыть. Начнём вот с чего: ты утверждаешь, что твой командир Клячин прикарманил те деньги, так?

– Да, от нас-то он не скрывал, тем более мы сами ему в этом помогли, сымитировали налёт партизан на его дом.

– Вот, теперь дело проясняется. И зачем ему такие деньги, если он так и не смог или не стал убегать в Германию?

– Амуниции купить, того, сего, ну и себе не грех припасти.

– Возможно. Но зимой 45-го он уже должен был понимать, что Германии осталось совсем немного, и с деньгами надо было бежать туда, иначе они бы стали просто макулатурой. Или он верил в её «чудо-оружие»?

– Не знаю.

– Оставим пока его. Вспомним о Гермогене. Может что ещё о нём говорил? Может приметы его хоть какие-то.

– Кажется припоминаю. Где-то весной 1944-го, незадолго до того, как мы устроили налёт на его дом, командир кому-то говорил, мол этот гном проклятый деньги требует. Точно! Значит, вероятно он говорил о Гермогене!

– Возможно. А почему гном?

– Ну, у командира нашего рост был немалый – 185.

– Уже кое-что. Значит рост Гермогена – 170–175, или ещё ниже.

– Значит, так.

– А кому он мог это говорить?

– Не могу вспомнить.

– А как Клячин отреагировал на то, что Гермоген потребовал у него половину за посредничество? Он не рассказывал?

– Кажется говорил, хоть бы бога побоялся.

– Интересно, не означает ли всё это, что он из церковной среды? И не было ли у Клячина или у кого ещё из твоих привычки вести дневник? А то ведь всякие Геббельсы любят такое дело, чем же ваши хуже?

– Может и вели, только мне не докладывали.

– И всё же в последний день Клячин поведал именно тебе это всё. Жаль конечно, живым гада не взяли, а то бы может и добрались до Гермогена.

– Насчёт него он бы молчал.

– Ты-то заговорил спустя столько времени.

– Ну то я, а то он.

– А могло ли быть так, что в отряде госбезопасности, разгромившем тогда вашу банду, оказался тот самый Гермоген?

– Откуда мне знать такое?

– А в последние дни как себя вёл этот Клячин, как обычно, или может что изменилось в его поведении?

– Припоминаю, последние дни он как-то нервничал. Конечно, вроде ничего необычного, когда занимаешься такими делами, редко приходится спать спокойно и умирать в своей постели, но он стал какой-то подавленный.

– Почему?

– Не знаю. А прежде он с хорунжим Пастушенко говорил, и всё кричал, мол смотри, что этот гад себе позволяет, что пишет.

– И что стало с этим Пастушенко?

– Да подох в тот же месяц.

– Видимо, речь здесь тоже о Гермогене. Получается, Гермоген затеял таким образом ликвидировать Клячина.

Волченко промолчал.

– Вот что. Давай-ка мы попробуем картину боя восстановить, и вообще, события того дня. – Черногорцев взял бумагу и карандаш.

– Думаете, хочется об этом вспоминать?

– А надо.

– Там был небольшой лесок, в нём два наших бункера, человек по тридцать в каждом. Вдруг слышим, стрельба поднялась. Кричат, облава мол. Решили бой дать, всё равно из бункеров выкурят, если доберутся. Клячин автомат схватил, я винтовку, вылезли, засели за деревьями, и давай отстреливаться. Минут через десять уже большую часть наших побили, и тут в Клячина откуда-то пуля прилетает, он падает. На меня ваши выскакивают, я и сдаюсь.

– А что за лесом было?

– Села какие-то.

Черногорцев понял, что нужно привлечь ещё кого-нибудь, и решил посоветоваться с начальством – полковником Олегом Филипповичем Тетериным.

– С чем пожаловали, Иван Данженович? – поинтересовался тот.

– Видите ли, товарищ полковник, дело очень непростое появилось. Один из бандеровских бандитов, отбывающий в наших краях наказание, вдруг задумал признаться, что ему немало известно о покушении на Ватутина, и что люди, оплатившие это покушение, в рейхсмарках, между прочим, будто бы с нашей, советской стороны.

– Очень занимательно, а что ещё?

– Ещё, судя по всему, посредник был не только нашим человеком, но и вполне вхожим к немцам. Нельзя исключать, что он из церковной среды. Кличка, а может быть и имя – Гермоген. Его бы и надо найти.

– Иван Данженович, за чем же дело стало. Почему не послали запрос в управление МГБ Ровненской области? Уж надеюсь, про Гермогенов они вам сообщат.

– К сожалению, про личный состав, участвовавший в операции против Клячина, вряд ли сообщат, а ведь этот Гермоген мог быть и там.

– Да, такие сведения вряд ли дадут. Но ведь этот ваш Гермоген мог навести госбезопасность на конкретную банду, и проследить, чтобы Клячин был убит, или сам каким-то образом в разгар боя его убрал.

– Может быть. Так что же, Олег Филиппович, прикажете взяться за Гермогенов?

– Да, беритесь. В любом случае, остальные ниточки по этому делу не в наших краях, и если где искать – то уж на Западной Украине.

– Ох, сколько же этих Гермогенов в Ровненской области. – вздохнул Черногорцев.

– А ты не вздыхай, а шерсти. Работа у нас такая, нелегкая. И убить нас могут, и вообще. Нелегкая работа, но очень важная. Кто ещё разберётся с этими Клячиными, а в особенности со всякими так сказать Гермогенами, которые ещё коварнее, потому что под своих маскируются.

– Слушаюсь! – и Черногорцев удалился.

Он составил запрос в МГБ Ровненской области, объяснив вкратце ситуацию. Оставалось ждать ответа, но что делать, пока будешь ждать? Неужели тормозить дело?

Впрочем, пока можно заняться и другими делами. К сожалению, или к счастью, их хватало.

Ответ на запрос на удивление пришёл относительно быстро, всё-таки дело-то важное. Черногорцеву сообщили, что в Ровненской области Гермогенов набралось трое. Из этих троих, вероятно, один и есть тот самый. Прилагались и краткие их биографии.

Черногорцев позвал Харитонова, и они стали изучать сведения и размышлять.

Итак, первый кандидат – отец Гермоген, в миру Алексей Павлович Дорошенко, 1909 года рождения, проживает в городе Костополь Ровненской области, где и служит в одном из приходов. Есть подозрения, что во время войны помогал немцам, после войны проходил свидетелем по одному делу, хотя мог и очутиться в тюрьме, если бы не недостаточность улик.

– Как тебе такой кандидат? – спросил Черногорцев.

– Не очень хорошая биография. Тот, кто нам нужен, сумел каким-то образом почти не запятнать себя. Хотя и этот вышел сухим из воды, но думаю, не он. – сказал Харитонов.

– Ещё бы данные о них запросить, в плане роста.  Волченко говорил, что со слов Клячина наш Гермоген – человек среднего роста или ниже. Значит более-менее высоких следует отбросить.

Харитонов заметил, что на это опять же уйдёт время. Пока надо проанализировать имеющиеся сведения об имеющихся Гермогенах, а уж потом решать, с кого начинать.

Рассмотрели второго кандидата.

Второй кандидат – снова отец Гермоген, в миру Георгий Акимович Долженко, 1902 года рождения. При немецкой оккупации так же служил в приходе в городе Ровно, но более ни в чём предосудительном замечен не был, во всяком случае, никаких связей с бандеровским подпольем не обнаружено.

– Подходит? – спросил Черногорцев.

– Трудно сказать. Вроде и ничего преступного формально за ним нет, хотя при немцах служил – противненько.

– Осудить-то его не за что, значит чист.

– Это да. Кто там дальше?

– Последний. Отец Гермоген, 1903 года рождения, в миру Аркадий Михайлович Федюнин. Служил и служит в приходе посёлка Оржев Ровненского района.

– А что при немцах делал?

– Представляешь, написано, будто бы укрывал наших партизан, всячески помогал им, и награды соответствующие имеет. Да, службы вёл при немцах, но вот ведь дела, оказывается вполне свой человек. Понятно, тут тебе ни одного намёка на связи с бандеровцами. Бывают же такие люди в их среде, удивительно.

– Что-то я уже слышал про этот Оржев, не припомню, где и от кого.

– А, да это же Волченко рассказывал, что банду их под Оржевом накрыли, главаря этого, Клячина, подстрелили тогда. – сказал Черногорцев.

– Да, точно.

– Я тут думаю, не упускаем ли мы чего-то? Вдруг Гермоген – это какой-нибудь монах, в общем, более мелкая фигура?

– Думаю, нет. Гермоген – фигура не мелкая, искать его среди монахов ни к чему.

– Тогда остаются эти трое.

– Остаются. Придётся тебе продолжить переписку с Ровненскими коллегами, пусть фотографии этих Гермогенов пришлют, рост их сообщат, хотя бы примерный. Фотографии можно Волченко показать, вдруг узнает кого, хотя вряд ли.

– Будет сделано.

Черногорцев снова отправил запрос, и снова стал ждать ответа, попутно занимаясь другими делами. А тем временем 1952-й год подходил к концу, до нового 1953-го оставалось всего 6 дней.

– Уже год кончается, а дело так с места и не сдвинулось. – посетовал Черногорцев.

– Надеюсь, уж в будущем году осилим, вытащим этого Гермогена и всех его сообщников за ушко да на солнышко! – сказал Харитонов.

– Непременно.

Наступил новый 1953-й год. Затрещали сибирские морозы. А Черногорцев с Харитоновым всё ещё продолжали размышлять, как найти подходы к Гермогену. Ещё в прошлом году они получили фотографии всех Гермогенов, и их приблизительный рост. По росту больше всего подходили первый и третий, второй оказался высоковат – около 180 сантиметров, разница с Клячиным несущественная. По фотографиям Волченко никого опознать не смог. Впрочем, и неудивительно, ведь Гермоген старался не светиться.

Черногорцев решил посоветоваться с полковником Тетериным, какие действия предпринять дальше. Попробовать ли поручить разработку Гермогенов Ровненскому МГБ, или как-то самим отправиться туда в командировку.

– Насчёт командировки трудно сказать, где вы там жить будете, сколько денег нужно. Конечно, вы ребята стойкие, выдержите любые условия. А в Ровненском МГБ, вероятно, и своих дел хватает.

Впрочем, как оказалось, их там вполне готовы принять. Решено было вылететь на самолёте, благо что в Ровно уже с 1945 года функционировал аэропорт. По прибытии Черногорцева и Харитонова встретили и отвезли в небольшую квартирку на улице Сталина, что было совсем недалеко от центра.

– Вот мы вроде бы совсем близко к тому, кого ищем, а с кого начинать? – спросил Черногорцев.

–Думаю, нам надо разделиться. Основных подозреваемых у нас двое, вот и отработаем каждый по одному. Кого предпочитаешь?

– Дорошенко. Как-никак, бандеровский пособник, чудом не угодивший за решетку.

– Хорошо, тогда мне достаётся Федюнин. Тем более он ближе к Ровно.

– Да, но он как бы свой человек, к нему не придраться.

– А это как посмотреть. Не забывай, что этот самый Гермоген и у нас за своего сошёл, и что он здесь живёт спокойно.

Черногорцев задумался. А ведь действительно, всё так.

– Только надо не вспугнуть никого из них. – заметил он. Следует продумать, как к ним подобраться.

– В моём случае я представлюсь писателем, скажу, что собираюсь писать книгу о людях Ровенщины, помогавших партизанам. Так у него и выведаю что-нибудь, а дальше буду проверять.

(продолжение следует)

*УПА — запрещенная в России организация