Среди восточного оружия встречались как очень функциональные образцы, так и не очень. Нож Пеш-Кабз яркий пример того, как боевое оружие может быть не того эффективным, но и еще эстетически привлекательным.
Созрел, что бы написать данный пост, исходя из последних событий.
Множество раз при обсуждении СССР, антисоветчики тыкали в оппонента, театрально закатывая глаза: а вы вспомните агрессию СССР в Афганистане.
Те кто помоложе не знают, что наркотики в СССР были практически недоступны для основной массы населения, так как их не было в "широкой продаже". Власть ограничивала просто их ввоз и производство. Наркоманов было минимум. Смотрим, что творится сейчас.
Ну и религиозная вакханалия. Смотрим, что творится сейчас. Вспоминаем последние события и смотрим по сторонам, когда не стреляют, но из той же оперы.
Именно от это и защищали солдаты, выполнявшие интернациональный долг и люди в правительстве СССР.
Ну и конечно правительство в узде держало ... Ну сами знаете кого. Ваххабиты? В СССР? Да невозможно было такое.
ПЫ-СЫ: для антисоветчиков - пост не про то, какой СССР замечательный, а про конкретные события и предпосылки к вводу войск в Афганистан.
Как говорил мой дорогой товарищ Камил Раджапов: - «Раз пашоль такая пьянка - рэжь паслэднего баранка»! То есть, раз уж я начал говорить про июнь-июльскую полковую операцию в ущелья Хисарак и Пини, то уже «добью» эту тему, покажу описание событий командиром третьего горнострелкового батальона 682 полка подполковником Пудиным В.В. Далее, в перспективе, я планирую поместить это описание боевой операции в отдельный сборник, посвященный нашему Первому Комбату горнострелкового батальона. А пока покажу рассказ здесь, в сборнике «Зуб Дракона» в виде изложения от первого лица майора (в те времена) Пудина В.В.
- Полковая операция на Хисарак началась 29 июня 1984 года. Построение нашего полка проводили прямо напротив Мариштана и входа в ущелье. Причем, полк находился выше, долина хорошо просматривалась. Казалось бы – да кто там может быть из противника? Никого там не может быть потому что наше всё советское тут, родное!
После построения ко мне пришел авианаводчик. Он был офицер, толковый, такой, нерусский паренёк. Пришел он ко мне и сказал:
- Завтра мы идём в рейд. Меня прикомандировали к Вашему батальону.
А потом произнёс слова, которые мне очень не понравились. Он сказал:
- Вам сопутствует удача.
Я насторожился, говорю ему:
- Ну, а почему ты так думаешь?
А у меня у самого уже кошки на душе заскребли, я уже почувствовал, что, наверное, уже что-то не так будет, что-то будет нехорошо. Блин, ну нельзя так говорить! Мне даже захотелось послать его подальше после этих слов.
Утром, после построения, мы выдвинулись из полка в Мариштан. Реку Панджшер пересекли по подвесному мосту, вошли в долину, тут по связи на меня вышел командир полка Чикал В.А. и поставил задачу:
- «Сальдо», я сейчас пойду с батальоном Пазина по ущелью, а ты пойдёшь вправо по склону с «зелёными».
«Зелёные», это афганцы. Мой батальон с этими чертями должен был подняться на склоны гор, двигаться немного ниже хребта, чтобы прикрывать основные силы полка, которые пойдут по дну ущелья.
Выдвинулся я на эти склоны. Обнаружил, что они очень сильно поросли кустарником. Я вышел на командира полка, доложил, что в таких условиях, если кого-то надо будет прикрывать, то мы навряд ли что-нибудь увидим. Только мы с командиром полка переговорили, в это мгновение раздался взрыв. Там, внизу, где шел командир полка с основными силами. На меня тут же по связи Чикал стал кричать:
- «Сальдо», твою мать! Я предупреждал, что если у тебя кто-то нарвётся на мину, то ты будешь отвечать за всё!
Я ему:
- Я-то буду отвечать, но взрыв не у меня. Это у Вас.
- Как у меня, мать-перемать, туды-сюды!
Потом разобрались. Оказалось, что этот авианаводчик попал на мину и лишился сразу обоих ног. А я потом думал – лучше бы его не забирали от меня, пусть бы он со мной шел. Ну, вот надо было ему эти слова говорить, что нам удача сопутствует?
Мы пошли дальше. Впереди нас шли афганские «зелёные» как мы их называли. Царандойцы. Вскоре эти царандой-марандой уселись на тропе и отказались дальше идти. Как ишаки упёрлись и всё! Я доложил командиру полка. Он мне сказал:
- Только пусть впереди вас идут! Ни в коем случае не допускай чтобы они оказались за вашей спиной.
Мы стали этих царандойцев и так и сяк поднимать, чуть ли не пинками. Командир их им приказывает, а они на него не реагируют. Мы долго препирались с этими, так сказать, союзничками. Сто процентов – они знали, что готовится что-то нехорошее. Затем мне это всё надоело, я доложил командиру полка, что мы выдвигаемся вперёд. Мы оставили у себя в тылу этих царандойцев и пошли.
Пошел я немного ниже, чем следовало. Надо было по склону подняться и двигаться по откосу. На гребень, конечно же, подниматься не следовало, однако и так низко тоже не надо было идти, но я подумал, что лезть в кусты неправильно. Там внизу один подорвался, тут мы в кусты полезем, тоже кто-нибудь подорвётся. В общем, я побоялся подниматься в кусты, выдвинул вперёд боевое охранение - взвод Лейтенанта Курицына. Мы втянулись в ущелье Хисарак, прошли не очень много и начался бой. Всё произошло точно так же, по тому же сценарию, как с батальоном Королёва. Очевидно, что царандойцы поэтому не пошли с нами. Они знали, что мы идём в засаду. Даже в этой мелочи всё совпало с батальоном Королёва.
Когда начался бой, было очень трудно вычислить откуда стреляют. Потом что огонь на поражение вели два или три снайпера, которые сидели в кустах. Они стреляли туда, куда надо: в голову, в туловище, а остальные стрелки, остальная банда, они создавали звуковой фон. Поэтому было очень трудно сориентироваться куда надо вести огонь. Наши все стреляли в белый свет, как в копеечку.
На какое-то время я растерялся, потом по радиосвязи организовал бой. Но, какой может быть бой, когда сверху в тебя стреляют и видят, как на ладони, а ты внизу, точно, как мишень в тире. Однако, так, как с батальоном Королёва, у душманов не получилось. Я не хочу сказать, что я храбрее или мудрее, чем кто-либо, просто у нас впереди шел головной дозор, во-первых. А во-вторых, кусты, которые располагались на склонах, они не позволили душманам действовать так, как они действовали в Хазаре против батальона Королёва.
Не могу сказать какое количество бойцов было у душманов, потому что гул от выстрелов и эхо от них создавали впечатление как будто ты против целого полка неприятеля воюешь.
Почти сразу после начала боя из боевого охранения лейтенант Курицын доложил, что его взвод понёс потери. Погибло четыре или пять бойцов. Попали они в очень неприятном месте: бурный поток, тут такая справа тропиночка и место почти открытое, там эти кусты кончаются. Вот там их и «зажали».
Однако, так, как планировали душманы, так у них не получилось. Моя позиция оказалась за валуном возле бурного потока реки Хисарак. Думаны так били пулями в этот валун, так им хотелось убить - вокруг меня и вода, и пыль подскакивала фонтанчиками, в валун пули постоянно били, однако валун был очень большой, примерно в половину комнаты. Пулями такой не пробить. Я был вне досягаемости душманских пуль, поэтому решил доложить по связи о том, что попал в засаду. Я вызвал командира взвода связи, сказал ему: – «Давай мне сюда человека с радиостанцией». Командир взвода послал ко мне кого-то, но тот не добежал до меня. В него попала пуля, в горячке было не понятно ранили его или чего случилось. Я тогда закричал командиру взвода, чтобы он сам как хочет, хоть ползком, хоть бегом, но обеспечил мне связь. Он побежал ко мне. Его ранили в ногу, он упал, крикнул мне, что его ранили. Я в горячке боя крикнул ему, что меня не интересует, в общем, я в боевой обстановке обругал его матом, сказал, что хоть ползком, но он обязан доставить мне связь. Он пополз, его ещё раз ранили, во вторую ногу. Но, с ним нормально всё обошлось, он сам живой остался и связь доставил. Мы организовали бой, бойцы стали стрелять по этим кустам, наобум Лазаря, однако, стрельба со стороны душманов стала утихать. Но, по моему валуну всё равно с завидным постоянством стреляли. Были такие пособия у душманов, отпечатанные на отличной английской мелованной бумаге. Там четко указывалось, что если кто-то машет руками, жестикулирует, отдаёт команды, то его надо убить первым. Мы находили на проческах такие пособия.
Вскоре я увидел, что в бурном потоке несёт водой тело человека. Оно переворачивалось, человек за камни хватался, пытался выбраться, а за ним оставались красные разводы в воде. Он вроде бы выбрался, но его снова потоком перевернуло, а он за жизнь боролся, под действием инстинкта самосохранения снова и снова старался схватиться за камни. Потому что в нормальном состоянии выбраться из такого бурного потока было бы невозможно. Я подумал, что унесёт сейчас потоком этого хлопца, выскочил из своего укрытия, схватил его за руки. Мне кто-то закричал, что не надо, что нельзя под огонь подставляться. А я за руки из воды его вытащил, оказалось, что это лейтенант Курицын. Он был насквозь прострелен, но был в сознании, значит всё нормально.
Потом вся эта стрельба прекратилась и стало темнеть. Мы продвинулись вперёд, собрали убитых. Один из погибших был очень высокий, здоровый такой, по-моему, из кавказских народов. Он лицом в реку упал, когда мы его подняли, лицо уже синее было, распухшее, его трудно было узнать. Мы только по военному билету его опознали.
Мазлоев Валерий Владимирович 12.08.1965 снп9мср 02.84 Нальчик погиб 29.06.84 Хисарак
Азаров Игорь Павлович 28.07.1964 сг9мср 12.82 Таллин погиб 29.06.84 Хисарак
После этого стемнело, боевые действия прекратились. На утро мы с боями продвигались вглубь ущелья Хисарак, потеряли ещё одного бойца.
Мавроди Дмитрий Афанасьевич 30.09.1965 пул1мср 03.84 Молдавская ССР погиб 30.06.84
Второго июля мы проснулись утром рано, если это можно назвать сном, Борис Суханов сказал мне следующие слова:
- Виктор Викторович, а ты знаешь, что у нас с тобой сегодня последний день в Афганистане?
На что я ему ответил:
- Знаю. Мне сон приснился. - Подтвердил его слова, потому что точно знал, на этом дне наш с ним Афганистан закончится. Всё.
Мы находились на высотке в ущелье Хисарак и видели, что душманы в наглую перебегали с позиции на позицию.
Майор Пудин В.В. с управлением батальона поднимается на хребет над н/п Хисарак.
В это время мне доложили, что рота Еремеева напоролась на засаду. Они получили какую-то задачу, выполняли её, попали в засаду. Потерь больших не понесли, но их оттуда надо было вытягивать.
Султанов Айся Гаязович 23.10.1964 ко?мср 04.84 Куйбышевская погиб 02.07.84 Хисарак
Шелашский Михаил Алексеевич 29.05.1964 сс?мср 08.83 Новодвинск ранен 02.07 Хисарак, умер 11.07.84
Вокруг меня было не много народу. Был связист, который везде со мной ходил, рядовой Иммамов. Был замполит Боря Суханов и ещё несколько человек. Мы все подхватились и побежали в ту сторону, где поднялась бешенная стрельба, выскочили на какое-то открытое плато и в этот момент душманы по нам пальнули залпом. Боря Суханов застонал и упал, ещё кто-то был ранен. А я ничего не понял, я вдруг ни с того, ни с сего начал махать левой рукой. Посмотрел, а кисть у меня отстреленная висит, кости там отделились и всё такое. Я в этот момент автомат из правой руки в левую перекладывал на бегу. В левую кисть попала пуля, разбила её, мой автомат выпал на землю. Я укрылся за камнями от огня душманов. Если бы в нормальной обстановке, то я туда не залез бы. А сгоряча втиснулся туда и оказался в очень неудобной позе. По моему укрытию стреляли, а я в ответ не отстреливался. Мой автомат остался лежать на земле. В это время командир полка затребовал по связи чтобы комбат доложил ему обстановку. Командиру полка сказали, что комбат с замполитом и с группой бойцов побежали на выручку девятой роте. Командир полка обложил всех матом, сказал:
- Давайте, доставайте мне комбата!
А я в это время сделал себе укол «Промедола», как мог. Со второй или третьей попытки укололся. Мне стало, в принципе, неплохо. Как будто я 200 грамм водки выпил. После этого я подготовил одну гранату. Единственной целой правой рукой достал её, зубами выдернул чеку и держал возле головы. Сидел и рассуждал, что если граната нормально сработает, то мне голову оторвёт, что в принципе – нормальный исход для меня. Очевидно было, что духи вычислили меня, если попытаются захватить и изрезать, а мне башку оторвёт, то мне будет всё равно, ничего они с этим не сделают. В тот момент я так рассуждал.
А командир полка поставил задачу разыскать командира батальона, при том, что, такая фигня вышла, что и замполита тоже нету. Тогда прапорщик Удовика, комсомолец нашего батальона, собрал группу бойцов и пошел на поиски. Во второй половине дня, ближе к вечеру, они вышли ко мне. Удовика поднял мой автомат, насколько смог, взял в свою руку гранату из моей руки. Вставил обратно чеку предохранительную. Замполита подобрали бойцы, притащили к тому месту, откуда мы с ним выбежали. Рядовой Иммамов остался без ступни, мы с ним потом уже в госпитале встретились в Ташкенте. А тогда, в горах, нам сказали, что уже темнеет, если нам повезёт, то вертушка прилетит. А если не повезёт, то мы с нашими ранами будем ночевать тут, в горах. Но, нам повезло, вертушка на наше счастье прилетела, нас забрала. В госпиталь нас доставили вовремя.
Мне потом передали слова командира полка Чикала:
- Командир батальона был не прав, батальоном надо было управлять, а не с автоматом бегать.
Но, с другой стороны, Чикал, когда по ущелью внизу шел, он ведь тоже мог подорваться и погибнуть. Так могло быть с каждым. Это не важно было командир полка ты или рядовой солдат. Это просто судьба была у каждого своя. А о Чикале у меня очень хорошее впечатление, как и о Петре Романовиче Сумане. Но, мы с Чикалом, наверное, дольше были, чем с Петром Романовичем. Хотя и Чикала я лично видел не много, потому что мы из рейдов не выходили. Возвращались с гор на день-полтора, пополняли запасы и снова уходили в горы.
После ранения я провёл сутки в баграмском медсанбате. Потом меня перевезли в Кабул. Там тоже сутки провёл. Затем эвакуировали в Ташкент. За ранение, полученное в бою, получил Орден Красной звезды. Думал, что ничего не придёт, хотя Фёдор Иванович говорил нам, что на всех отправил представления к правительственным наградам. Петру Романовичу на Орден Красного Знамени, мне на Красную Звезду. Но, потом, когда с первым батальоном случилась беда, нам сказали: - «Вы все – говнюки и засранцы, никто из вас ничего не заслуживает».
Майор Пудин, Майор Зимин, капитан Суханов с бойцами на горном хребте 1984 год.
Безусловно, лезвие чуры не способно пробить латный доспех, зато тонкий кончик клинка, похожий на граненное шило, идеально подходит для пробивания плотного ватного халата. Из видео вы узнаете о таком замечательном оружие как афганская чура - потомком не менее известного каруда, ознакомитесь с основными чертами этого оружия.
Многоходовочка. Правительство ФРГ ведёт переговоры с руководством Узбекистана.
Суть вопроса: депортация афганцев из Германии без прямых соглашений с руководством «Талибана» (запрещён в РФ). По данным издания Der Spiegel, Узбекистан согласен проводить депортацию через территорию своей страны, НО!... выдвинул условие — соглашение с Германией о трудовой миграции граждан Узбекистана в ФРГ.
Германия предполагает вывезти депортируемых афганцев в Ташкент с помощью чартерного рейса частной авиакомпании KamAir, после чего беженцы отправятся в Кабул. Это позволит ФРГ не заключать прямых документов с текущим руководством Афганистана.
Условие Узбекистана в этой сделке — миграционное соглашение с Германией, которое позволит направлять в страну узбекских трудовых мигрантов. Текст соглашения с этим условием уже подготовлен. Власти Афганистана при этом выступают категорически против (!) такой передачи беженцев.
Но Берлину и Ташкенту это вовсе не важно. Немцам важно выдворить афганцев, а узбекам - получить новый рынок трудовых миграций. Этакий ход конём. Обе стороны идут на определённый компромисс, но и замануха велика для обеих сторон.
Почему выдворить афганцев? Недавно один из них зарезал полицейского и теперь правительству важно показать избирателям, что оно реагирует. А что приедут узбеки - так они же не афганцы.
Может показаться, что маска — это трофей или атрибут какого-нибудь ритуала, но на самом деле она нужна для охоты на уларов (горных индеек). У гималайских уларов, которые водятся в Афганистане, острое зрение; кроме того, они обитают на высоте 2500 метров и выше — и любят широкие склоны без растительности и выступающих камней. Таким образом, перед охотником стоит крайне сложная задача: на открытой местности подобраться к птице на расстояние выстрела из гладкоствольного ружья (30 - 40 метров) — при условии, что потенциальная добыча замечает человека за несколько сотен метров и сразу же взлетает.
Соответственно, в целях маскировки охотники носят маски, сделанные из убитых ранее животных, а также иногда кутаются в шкуры. Если улар примет его за лису, гепарда или барана, то у человека будет шанс подкрасться поближе — и добыть себе вкусный обед или ужин.
Эта история произошла во время июнь-июльской боевой операции в ущелье Хисарак, не августовской. Материал поступил ко мне недавно, для электронной версии рассказов я размещу его по мере поступления, в август, а в бумажной книге он будет находится там, где положено, перед главой «32 День рожденья – светлый праздник». Рассчитываю, что новые читатели не заметят «сбоя в календаре», а давно знакомые с «Зубом Дракона» всё поймут.
Во время проведения данной боевой операции я находился на высоте 2921, на посту боевого охранения Зуб Дракона. Соответственно, у меня не было возможности наблюдать события, происходившие на дне ущелья. Но мне было интересно узнать, поэтому я приставал с расспросами к своим дорогим товарищам, и доприставался до того, что сержант нашей Третьей минбатареи Сергей Головатый изложил своё видение вопроса в письменном виде. Приведу его текст в редакции автора, с его личного разрешения, разумеется.
На фото: Сергей Головатый (с усами), Виктор Лагутин, Анатолий Грицюк.
В Рухе я служил наводчиком 82-мм миномета. Это значит, что при выходе на боевую операцию я должен был взять: свой автомат, пять снаряженных магазинов в «лифчике», два магазина, скрученные изолентой, находились непосредственно на автомате, запас патронов, плащ-палатку, которая служила и постелью, и одеялом; несколько гранат РГД и Ф-1; воду, как минимум две фляги; теплые вещи, чтобы не давать дуба в горах. Сухой паёк, который выдавался, как минимум, на трое суток, я мог взять не весь, так как должен был нести одну из трёх частей миномета: либо трубу, либо двуногу-лафет, либо плиту. Поскольку рост у меня небольшой, да и весил я немного, мне чаще доводилось носить плиту. Трубу я не носил ни разу, двуногу один раз пришлось. Когда мы поднимались в горы, она мне била по ногам, а когда был спуск, она часто упиралась в землю и пыталась уложить меня ничком. Поэтому мой «сухпай», да и не только мой, нёс кто-то другой.
В июне 1984 года, на боевой операции в ущелье Хисарак я нёс именно двуногу. То, что она била мне по ногам, и часто цеплялась за землю, вы уже знаете. Я матерился, бурчал разную хрень, типа того, что больше никогда не буду носить эту долбаную двуногу, но все же терпел и шел.
Когда мы поднимались в гору, как всегда, растянувшись в длинную цепь, я шел рядом с Назаровым Юрой. Он нес трубу вот только не знаю, почему, если мне не изменяет память, он был связист. Впереди нас была скала. Те, кто шел впереди, уже успели за нее зайти, и тут с противоположного склона по нам начался обстрел, пули засвистели под ногами, Назаров быстро побежал и свалился за камень. Я тоже попытался укрыться, бросился к ближайшему камню и попытался присесть, но долбаная двунога уперлась в землю, и я со всего маха упал, как говорят «мордой в асфальт» и оказался плотно припёртым двуногой к камню. Фляга с водой оторвалась и полетела вниз по склону. Назад подать я не мог, двунога не давала, вперед тоже не мог, так как оказался плотно прижат к камню. Какими матюками я тогда все это обкладывал, пересказывать не буду, но все же, с Божьей помощью, мне удалось выбраться. Сразу мысли были: бежать за флягой, или хер с ней?
Стрельба не прекращалась, и я, уже трезво оценив обстановку, понял, что изначально выбрал неправильную позицию, так как вести огонь мне было очень неудобно. В нескольких метрах от меня была другая позиция, за более крупным валуном, я быстро перебежал туда, хотя и не был оставлен без внимания неравнодушных к нам духов – пули прицельно шлёпались о камень, за которым я расположился. Как мог, я отстреливался и обратил внимание на то место, где укрылся Назаров.
Он всё еще лежал за камнем, но никаких попыток отстреливаться не предпринимал. Чуть позже, когда немного поутихло, я понял, что Юра ранен. Цисаренко Виктор крикнул мне, чтобы мы выбирались оттуда. Я сказал, что Назаров ранен, нужен в помощь человек, чтобы унести трубу. На помощь пришел Алымов Александр, он был водителем Газ-66, но в горы приходилось ходить всем. Мы с ним схватили трубу и побежали выше, где были все остальные. Так как обстрел по-прежнему продолжался, миномет был установлен и по позиции духов начали вести минометный обстрел. За Назаровым тоже пришло несколько человек, чтобы помочь ему подняться выше, ко всем. Его рана оказалась не очень серьезной, его перевязали и, по-моему, он даже сам смог продолжить движение.
На той операции с нами был прапорщик, фамилию не помню, но помню, что при выходе из батареи он был похож на Рембо, так грозно он выглядел в своем снаряжении. После перехода реки Панджшер по висячему мосту, мы стали подыматься на горные склоны. Выше нас подымались царандой, поэтому высоко в гору мы не лезли, шли по склону.
На подъёме, обычно мы никогда не останавливались на отдых на таком коротком расстоянии пути. Но, на этот раз остановки были частыми. Так как товарищ Рембо, не мог идти. Он уже полностью избавился от своего снаряжения, перегрузил на спины солдат всё лишнее, что ему мешало. Плотников Валодя, был связистом, он нес рацию. Ну, и все остальное что необходимо солдату на боевой операции. А сегодня в добавок ко всему был еще одарен прибамбасами Рембо. Да не только он, многим пацанам досталась часть грозного снаряжения товарища Прапорщика Рембо. Сам же Рембо остался в каком-то жилете, который был полностью расстегнут. Мощный пресс прапора свисал так устрашающе, что при одном виде духи могли разбежаться в разные стороны, позабыв про свое вооружение и преимущество укрытия за камнями. Автомат у Рембо был. Он его никому не отдал. Но, с одним магазином патронов много не навоюешь.
Впереди нашей колонны шла разведка. Кто был из пехоты я не знаю. Из наших миномётчиков шли Янсон Ян, Вадим Сушков с трубой, Варонин Саня, Курятников Сергей, я и Плотников Владимир. Царандой поднялся выше нас, и мы его больше не видели, солнце клонилось к закату. Мы прошли кишлак Мариштан, медленно вошли в ущелье Хисарак. Идти было легко, так как в гору мы не поднимались, шли по самому низу ущелья вдоль речки. Она была у нас слева.
Но все хорошее когда-нибудь заканчивается. Как только солнце коснулось верхушек гор, прям как по команде «пли», по нам открыли прицельный огонь. Духи, которые устроили нам засаду, пропустили нашу разведку, дождавшись основной состав нашей группы, из всех стволов одновременно начали по нам херачить. Пули летели со склонов гор, как косой дождь. Поднялась такая паника! Чтобы отстреливаться, у нас была не очень лучшая позиция, да и голову высунуть было просто невозможно. Продолжалась вся это перестрелка до самой темноты. После того как все утихло, было принято решение отойти немного назад, и остаться на ночь до утра. Так как убитых в темноте было невозможно забрать. Сколько было всех раненых я не знаю, из нашей батареи ранило, Янсона Яна.
Только начало рассветать, было определено место куда будет садиться вертушка, чтобы забрать раненых и убитых. Вблизи того места где произошла перестрелка, было не безопасно сажать вертолет. Мы отошли назад, перешли речку на другой берег. Примерно 7 раз, с двумя плащ палатками нам пришлось возвращаться на то злополучное место, где вчера мы попали под обстрел. Чтобы вынести всех убитых товарищей, мало того, что нам приходилось каждый раз форсировать эту хоть и не большую, но довольно бурную речку, так чтобы нам не было скучно, по нам работал снайпер. Все мы вымокли практически по пояс, но эвакуация обошлась без жертв.
После того, как был вынесен последний убитый, оказалось, что в числе живых, раненых и убитых, не хватает одного солдата.
Прилетели вертолеты, забрали раненых, убитых, и всех, кто не мог идти дальне по разным причинам, в том числе и нашего товарища прапорщика Рембо. А нам поставили задачу найти того солдата, которого не оказалось среди убитых, и раненых.
Мы начали прочесывать ущелье. Продвигались все дальше и дальше. Только через сутки нашли нашего солдата. К сожалению, мертвым. Было понятно, что изначально он был ранен, и его скорей всего взяли в плен. Может его пытали, или он не мог идти сам, и от него решили избавиться - пристрелили. И вот мы опять понесли тело на плащ палатке. Назад, на то место где предыдущий раз отправляли на вертушке наших ребят. Идти было далеко, тропа была такой узкой, что местами пройти было очень трудно.
После того как мы заняли н/п Хисарак, нам поступил приказ прочесать ущелье Пини, уходившее от Хисарака на северо-восток. Мы выполнили и эту задачу, а когда возвращались, пошли по самому низу, вопреки всем предосторожностям.
Яркое солнце жарило так, что мы забыли про все, как будто мы были не на боевой операции, а на прогулке в горах. Я и Пивоваров Юра шли на приличном расстоянии от остальной группы, разговаривали про житие - бытие. Увидев одиноко пасущуюся лошадь, задались вопросом: «Сколько «афганей» ходит? Вот, если бы ее продать!»
Прозвучал одиночный выстрел. Пива пригнулся, я ему говорю:
– Чё ссышь, не по нам стреляют!
Он говорит:
– Каждый выстрел может быть твой!
Идем дальше – еще один выстрел! До нас не дошло, что беда уже совсем рядом и нужно принимать какие-нибудь меры, хотя бы осмотреться, откуда стреляют, или подумать о каком-нибудь укрытии. Как назло, местность – как на ладони, ни единого большого валуна в пределах нашей видимости.
Прогремела очередь, пули легли прямо у наших ног, вот тут-то инстинкт самосохранения сработал, и мы побежали в противоположную от выстрелов сторону. Пива бежал по правую руку от меня, пули свистели. По счастливой случайности, мне первому удалось добежать до укрытия. Поля там были построены в виде мозаики, выложенной из камней.
Едва я только успел спрыгнуть с такой террасы, только успел поджать ноги, так как пули улеглись прям в гребень моего укрытия! Пива пробежал еще несколько метров – ему до такого укрытия было немного дальше. Только он успел добежать до края террасы, я услышал, как он вскрикнул и свалился вниз.
Перестрелка продолжалась не очень долго. Когда подтянулись все наши, командир нашей батареи капитан Черняк спросил, где Пивоваров. Я сказал, что он, наверное, ранен. Когда мы пришли к тому месту, где был Пива, мои слова подтвердились – он действительно был ранен в бок. Кроме него было ранено несколько человек из пехоты.
Тем временем уже стемнело. Мы остановились на ночлег в кишлаке, раненые были помещены в небольшом сарае. Наверняка, когда-то там держали скот: окон не было, потолки были низкие. Чтобы не быть в полной темноте, мы соорудили лампу из гильзы. Я зашел поговорить с парнями. Во время разговора один из раненых заметил в полумраке какой-то сверток вверху столба, служившего подпоркой так называемого потолка. Я встал и взял этот сверток в руки. Что там было, мы, конечно, не знали, говорили, а вдруг это бомба? Начнешь разворачивать, и она взорвется! Встав спиной к столбу, я завел руки назад и стал разворачивать сверток (как будто, если бы это была бомба, и она бы взорвалась, меня бы этот столб спас!) Но это оказался пистолет, самый что ни есть настоящий пистолет, в кобуре! У меня глаза так и загорелись, так мне хотелось забрать его себе! Но, так как не совсем я его нашел, а всего лишь достал, по той причине, что раненый сам не мог встать и это сделать, было решено бросить жребий, в виде двух спичек, длинной, и короткой. Жребий выпал в пользу меня, обид ни у кого не было, пистолет достался мне. Но была еще одна проблема – все найденное оружие, нужно было сдавать. Я не знал, как поступить в этом случае, поэтому решил рассказать об этом своему земляку, Морозову Сергею. Он сказал, чтобы я не сдавал, а оставил у себя: - «Потом решим, что с ним делать, хотя бы постреляем из него, а потом видно будет».
Наутро раненых отправили вертушкой, а мы, уже благополучно, вернулись в свое расположение
Трофей я хранил в каптерке и ждал того момента, когда представится возможность из него пальнуть. Не то, чтобы я не настрелялся, нет, просто было интересно, помимо своего автомата, втихаря взять с собой трофейный пистолет.
Вот почему-то, когда на боевых выходах происходили разные опасные встречи с жизнью и смертью, я почему-то испуга особого не испытывал. А когда возвращались в батарею, меня брал какой-то мандраж. Я понимал, что на месте кого-нибудь из убитых, или раненых, мог оказаться я. Но, после того как в очередной раз, я слышал свою фамилию в списках кто идет на операцию, у меня не было мыслей, как бы это увильнуть, и не пойти, даже когда я заболел, у меня была очень большая температура, и меня вообще изолировали от остальных в каптерке, чтобы от меня никто не мог заразиться, и то я говорил что пойду на операцию, но конечно меня не взяли, да и какой из меня тогда был боец, я даже на обед не хотел вставать, так было мне хреново.
Обычно наш комбат, капитан Черняк, оповещал нас, что завтра или послезавтра будет очередная операция, зачитывал нам списки расчетов – кто идёт с кем и с какой ротой. Каждый из нас уже знал, что ему нужно готовить, чтобы, проснувшись утром взять всё свое снаряжение и выдвинуться вместе со всеми. И никто не филонил, все втянулись, привыкли и было пофиг куда направят. У нас даже поговорка появилась: «Если тебе трудно идти в гору, значит ты жирный. Значит ты - прапорщик Рэмбо».
