Всё течёт, всё меняется...
Невозможно войти в одну и ту же реку дважды.
Подряд.
Невозможно войти в одну и ту же реку дважды.
Подряд.
Молитва афинян: "Пролейся, пролейся дождем, благодатный Зевс, над пашнями и полями афинскими". Или вообще не следует молиться, или молиться с такой простотой и благородством.
Смысл выражений: "Асклепий назначает такому-то верховую езду, холодные обмывания или ходьбу босиком" и "Природа Целого назначает такому-то болезнь, или увечье, или лишение чего-нибудь" - вполне совпадает. Ведь в первом случае слово "назначает" показывает, что врач определил такому-то нечто помогающее его здоровью, а во втором, - что приходящееся на долю каждого определено ему, как отвечающее его судьбе. Поэтому мы и говорим, что нечто "пришлось" на нашу долю, подобно тому, как строители говорят о четырехугольных камнях в стенах или пирамидах, что они "пришлись" друг к другу, если они находятся в каком-нибудь гармоническом сочетании. Ведь единая гармония проникает все. И подобно тому, как изо всех тел слагается мир - совершенное тело, так и из всех причин слагается судьба - совершенная причина. Мои слова должны быть понятны и для людей совсем простых. Ведь они же говорят: "Судьба ниспослала это". Следовательно, такому-то ниспосылается то-то, такому-то назначается то-то. Будем же относиться к этому так же, как к тому, что назначает Асклепий. Ведь и в последнем случае многое нам не по вкусу, однако надежда на здоровье побуждает нас с радостью пойти на это.
Пусть же исполнение и осуществление замыслов общей природы кажется тебе чем-то подобным твоему здоровью. Поэтому приемли с радостью всё совершающееся, даже если оно кажется тебе тягостным, ибо оно ведет к известной цели, к здравию мира, благоденствию Зевса и успеху его начинаний. Он никому не ниспослал бы этого, если не способствовало бы это благу Целого. Ведь и природа любой вещи не производит ничего, что не было бы на потребу подвластному ей. Итак, следует любить всё происходящее с тобой по двум причинам. Во-первых, происшедшее с тобой было предназначено тебе и как бы имело в виду тебя, будучи связано с тобой ещё силой изначальной причины. Во-вторых, оно является причиной благоуспешности, совершенства и самого существования миродержавного правителя. Ведь Целое будет извращено, если ты хоть в чем-нибудь нарушишь согласие и связь, как частей его, так и причин. Но именно это ты и делаешь, по мере своих сил, когда выражаешь недовольство чем-нибудь и как бы устраняешь его.
В первом небольшом фрагменте Марк Аврелий говорит о простоте молитв. Попросить у Зевса дождя для орошения земли - это благо, ведь землепашцы при этом не отказываются трудиться и добывать хлеб упорной работой. Плохо, когда человек просит всё готовое, всяческие материальные блага, да к тому же наглеет. Поэтому, либо молиться вот с таким достоинством и простотой, либо вообще никак.
В следующем размышлении философ сравнивает рекомендации врачей своим пациентам, с испытаниями, которые природа Целого (судьба) устанавливает каждому отдельному человеку. Асклепий - античный бог медицины. Через докторов он выписывает неприятные вещи, однако, идущие на пользу и укрепляющие тело. Точно также поступает Судьба, когда даёт человеку испытания, врачующие душу.
Здесь мы видим у Аврелия яркий пример принципа целесообразности, пронизывавшего античное мышление, и впоследствии, очевидно, перекочевавшего в христианство. Аристотель писал:
... самопроизвольность и случайность — нечто вторичное по сравнению с разумом и природой; таким образом, если даже в очень большой степени причиной мира была самопроизвольность, необходимо <...>, чтобы прежде разум и природа были причинами как многого другого, так и Вселенной.
— Собр. соч.: В 4-х т. Т.3. М., 1981. Стр. 96
А разве разум может иметь какую-либо иную цель, кроме наилучшей, способствующей поддержанию Целого, его жизнеутверждению? Вероятно, отдельный человек не выдержит испытаний, но суть стоического космополитизма, самой идеи Целого, заключалась в человечестве, и осознании своей роли в рамках общемировой системы.
Поэтому стоицизм был социальной философией, а не замкнутой на себе. Человек переносит лишения, но должен делать это с достоинством, а врачи и другие люди - помогать человеку с его тяготами. Так на взаимопомощи мы совершенствуемся, учась преодолевать любые препятствия.
End.
Подписывайся на Telegram-канал Гераклитовы слёзы
Марк Аврелий
Одни люди, сделав кому-нибудь одолжение, склонны требовать от него признательности. Другие не склонны к этому, но в глубине души считают его своим должником и отдают себе отчёт в том, что они сделали. Есть, наконец, и такие, которые не думают об этом. Они подобны лозе, приносящей виноград и ничего не требующей после того, как произведет свой плод: так бегает лошадь, так выслеживает собака, так собирает мед пчела. Человек, сделавший добро, не кричит об этом, а переходит к другому делу, как лоза, которая в урочное время должна вновь принести виноград. - "Итак, следует быть в числе тех, которые, делая добро, некоторым образом не отдают себе отчёта в том, что они делают?" - "Да". - "Но добро и есть именно то, в чем необходимо отдать себе отчёт; ведь человеку, преданному общему благу, свойственно знать, что его деятельность отвечает общему благу, и желать, чтобы и другие знали об этом". - "Ты говоришь правду. Но ты не улавливаешь смысл сказанного и потому будешь одним из тех, о которых я упомянул раньше. Ведь и их вводит в заблуждение видимость разумной убедительности. Но если ты хочешь понять сказанное, то не бойся, что тебе придётся из-за этого упустить какое-нибудь общеполезное дело".
Марк Аврелий говорит о трёх типах людей, совершающих доброе дело. Первые скорее делают одолжение, потому что за свой поступок требуют признательности, какой-то награды. Вторые ничего не требуют взамен, но в глубине души продолжают считать человека своим должником, т.е. им всё равно хотелось бы благодарности и внимания.
Третий тип - это стоический идеал - человек, творящий добро безвозмездно и ничего не ожидающий взамен. Он делает это потому, что благие, жизнеутверждающие дела согласны с природой, не рассматривая их как товар или дорогую услугу. Для человека, как разумного существа, распространение добра должно быть такой же естественной функцией, как для лозы приносить виноград, а для пчелы наполнять мёдом соты. Ведь если каждый поступит также, все вместе только выиграют.
Однако, замечает император, делая добро безвозмездно, в акте совершения добра всё равно нужно отдавать себе отчет. Необходимо понимать, действительно ли содеянное отвечает общему благу, и желать, чтобы другие тоже знали об этом. Тогда, вероятно, глядя на твой пример, люди задумаются, вдохновятся и тоже начнут поступать лучше, чем прежде.
End.
Подписывайся на Telegram-канал Гераклитовы слёзы
Марк Аврелий
Простые правила жизни от Эпиктета из 33-го размышления "Энхиридиона". Распечатываем себе и размещаем куда-нибудь перед глазами.
§ 1. Усвой себе, наконец, какой-нибудь характер и тип, который ты сохранишь и наедине сам с собой и встречаясь с людьми.
§ 2. По большей части храни молчание. В противном случае веди немногословную речь о необходимом. Изредка, когда требуют обстоятельства, говори, но не о случайных вещах — гладиаторах, конных ристаниях, атлетах, кушаньях и напитках, о чем обычно ведут речи. В особенности ничего не говори о людях с порицанием или похвалой и не сравнивай их.
§ 3. Переведи, если сможешь, речи твоих собеседников на подобающий предмет, а если окажешься в кругу чужестранцев, то молчи.
§ 4. Не следует много смеяться по поводу разных вещей и пусть смех твой не будет разнузданным.
§ 5. Вообще не клянись, если это возможно. В противном случае по возможности отказывайся.
§ 6. Пиры с людьми посторонними и непричастными к мудрости отвергай. Но если когда-нибудь доведется, внимательно следи за тем, чтобы не опуститься до поведения невежды. Знай, что если друг твой замаран, то общаясь с ним, даже если сам был чист, неизбежно замараешься.
§ 7. Заботы о теле принимай не далее необходимого, например пищу, питье, одежду, жилище, прислугу, а все, что касается славы и удовольствия, отсеки напрочь.
§ 8. Что касается любовных утех, то, насколько возможно, следует хранить чистоту до брака. Прикоснувшись к любовным утехам, следует брать себе из них то, что законно. Однако не будь в тягость тем, кто им предан, не изобличай их и не разноси повсюду, что сам ты к ним не причастен.
§ 9. Если сообщат, что кто-то плохо отзывается о тебе, не старайся оправдываться. Напротив, ответь: «Этот человек не знал о прочих моих пороках, иначе он не ограничился бы только этими».
§ 10. Нет надобности часто посещать зрелища. Если когда-нибудь выпадет случай, покажи, что не заботишься ни о чем, кроме самого себя. Это значит — желай, чтобы происходило то, что происходит, и чтобы побеждал тот, кто побеждает. Ведь таким образом ты не испытаешь затруднений. Однако полностью воздержись от крика, смеха и сильных телодвижений. Ведь из подобного рода вещей явствует, что ты в восторге от зрелища.
§ 11. Не присутствуй легкомысленно и бездумно на публичных чтениях, но, коли доведется, сохраняй серьезность и спокойствие и одновременно не будь никому в тягость.
§ 12. Всякий раз, когда ты собираешься с кем-то встретиться, особенно если он из числа влиятельных людей, представь себе, что сделал бы в этом случае Сократ или Зенон, и у тебя не будет сомнений в том, как следует достойно вести себя на предстоящей встрече.
§ 13. Всякий раз, когда ты пойдешь к кому-то из людей влиятельных, представь себе, что ты не застанешь его дома, что перед тобой не отворят дверь, или, наоборот, влепят тебе ею в лоб, наконец, что человек тот и думать о тебе забыл. И если приличествует идти при таких обстоятельствах, то, придя, терпи все происходящее и не говори самому себе, что дело того не стоило. Это означало бы вести себя как профан и обижаться на внешние вещи.
§ 14. В беседах не упоминай часто и неуместно о своих делах и невзгодах. Ведь насколько тебе приятно вспоминать о пережитом, настолько же другим будет малоприятно слушать о твоих злоключениях.
§ 15. Пусть не возникнет желания вызывать смех. Такое поведение есть скользкий путь к невежеству, оно ослабляет уважение к тебе окружающих.
§ 16. Опасно впадать в сквернословие. Всякий раз, когда произойдет нечто подобное, выскажи, если это будет уместно, свое порицание в адрес сквернослова, а если это будет не к месту, то, умолкнув, залившись краской и сделав скорбное лицо, дай понять, что ты в негодовании от сказанного.
End.
Подписывайся на Telegram-канал Гераклитовы слёзы
Эпиктет
Ты не можешь никого удивить своей быстрой сообразительностью. Пусть так. Но есть многое другое, относительно чего ты не можешь сказать: "Я не рожден для этого". Проявляй же те свойства, которые всецело зависят от тебя: чистосердечие, серьезность, выносливость, пренебрежение к наслаждениям, довольство своей судьбой, умеренность в потребностях, благожелательность, свободу, скромность, отсутствие пустословия и высокомерия. Знаешь ли ты, что ещё во многом мог бы проявить себя, не ссылаясь на природную неспособность, и все же добровольно остаешься на прежнем уровне? Или же к тому, чтобы роптать, жадничать, льстить, во всем винить свое жалкое тело, потворствовать ему, превозноситься и испытывать подобные душевные волнения, также принуждает тебя отсутствие способностей? Нет, клянусь богами, нет! Напротив, ты давно бы мог отделаться от всего этого. Если же ты действительно признаешь в себе недостаточную быстроту понимания и сообразительности, то этот недостаток следует уничтожить упражнением, а не потворствовать своей лени, махнув на все рукой.
Человек - это удивительная смесь биологических и социальных факторов. У нас есть свои предрасположенности, заключающиеся в особенностях психики, устройстве памяти, гормональной системы и др. На эти особенности накладывается опыт, который мы черпаем, перерабатывая информацию из окружающей среды, начиная с самого детства, смотря на родителей и окружение.
Устойчивые (неизменяемые) особенности психических процессов именуются "темпераментом" и известны со времен Гиппократа. Каждый хотя бы раз слышал об условном разделении людей на сангвиников, флегматиков, холериков и меланхоликов.
Позднее, великий физиолог И.П. Павлов, исследуя нервную систему человека и высших млекопитающих, выделил типы психики, основанные на свойствах возбуждения и торможения нервных процессов. Для удобства, эти типы были "привязаны" к системе Гиппократа, и их тоже насчитывается четыре.
Таким образом, темперамент складывается из генотипа - врожденных конституционных особенностей, а затем, под влиянием разных факторов окружающей среды, он превращается в фенотип - характер с его уникальными качествами.
Ясно, что тип психики накладывает свои ограничения, равно как и дарует свои преимущества. Не каждый человек может, например, стать хорошим солдатом, врачом, танцором или программистом. Где-то нужна внимательность и усидчивость, где-то хладнокровность и быстрое принятие решений в стрессовой ситуации, а где-то эмоциональность, помогающая общаться с людьми не уставая и располагая их к себе. Далеко не всё вырабатывается практикой.
Об этом и говорит Марк Аврелий. Да, ты можешь не обладать сообразительностью от природы. Более того, еще куча параметров у тебя может быть развита хуже, чем у других, потому что "ты не рожден для этого". Однако, есть свойства, зависящие только от тебя: чистосердечие, серьезность, презрение к наслаждениям и др., то, что ты можешь посредством размышлений и волевых усилий тренировать в себе, укрепляя с каждым днем.
Также у тебя наверняка есть те природные особенности, которых нет у других. Может быть они не бросаются в глаза и поначалу их трудно отыскать. Но работая над собой, пытаясь определить направление, в котором ты хорош, обязательно отыщутся твои личные сильные стороны и склонности. При больших временных затратах, мотивации и упорстве можно развить в себе до определенного уровня многие умения, даже плохо соотносящиеся с физиологической конституцией, но гораздо разумнее посвятить себя тому, к чему есть предрасположенность, природные задатки.
Начни прислушиваться к себе и искать хобби, которое хорошо получается и приносит удовольствие. А пока ты находишься в поиске, работай над теми вещами, которые уже зависят от тебя, закаляя характер, достойный человека.
End.
Подписывайся на Telegram-канал Гераклитовы слёзы
Марк Аврелий
Как легко, отбросив и подавив всякое тягостное и неподобающее представление, тотчас же достичь полного мира душевного.
Считай себя достойным всякого слова и дела, согласных с природой. Пусть не смущают тебя чьи-нибудь последующие упреки и пересуды. Если можешь сделать или сказать что-нибудь прекрасное, то смело берись за это! Ведь у каждого свое руководящее начало, и каждый следует своим стремлениям. Не смотри на это, но прямо иди, следуя и своей природе, и общей, ибо един путь и той, и другой.
Я буду идти, неуклонно держась своей природы, пока не свалюсь; лишь тогда я отдохну, отдав свое дыхание тому, из чего я черпал его ежедневно, и возвратившись туда, откуда изошло семя моего отца, кровь матери, молоко кормилицы, в ту землю, которая столько лет кормила и поила меня, которая носит меня, топчущего ее и пользующегося сверх меры её дарами.
В первом размышлении Марк Аврелий напоминает о важности работы над своими мыслями (представлениями). Как часто можно слышать от людей, что они чего-то боятся, переживают по какому-то поводу, или страстно чего-то желают. То есть, они понимают, что эти навязчивые мысли доставляют им дискомфорт, но ничего с ними не делают. Ты хочешь освободиться? Разберись с ними! Ты человек, а не животное. Проанализируй ситуацию, вызывающую эти волнения, разбери её по кирпичику и определись с тем, что находится в твоей власти. Если ты ничего не можешь сделать, отбрось переживания; если можешь - берись со всей ответственностью. Только ты в состоянии дать им дальнейший ход, или уклониться от них за ненадобностью.
Далее, философ напоминает о необходимости быть самодостаточным и непосредственным. Есть замечательная фраза: "Во времена всеобщей лжи, говорить правду - это экстремизм". Если сказанное тобою согласно с природой и добродетелью; если сказанное жизнеутверждающе, и идет на пользу людям, пусть даже они этого не понимают, не кори себя за эти слова и не бойся упреков. Ты - личность, и у тебя своё руководящее начало. Не нужно подстраиваться под толпу, тем более, если твоё начало согласуется с добром.
В последнем размышлении Марк Аврелий мотивирует на неотступность от свои принципов. Да, пройдясь по кладбищу трудно сказать, кто из лежащих консерватор, а кто либерал, теист или безбожник. "С точки зрения вечности" все наши споры и конфликты кажутся смешными. Однако, при жизни есть люди, которые не преследуют выгод от своих позиций, особенно когда позиция сулит разные лишения и преследования. Просто такие люди не могут иначе.
Если ты понимаешь, что нечто из происходящего ужасно, если ты руководствуешься позицией добра и жизнеутверждения, никто не сможет лишить тебя своей природы, проявляющейся в благом несогласии. Перефразируя императора: "Говори то, что верно, и будь что будет!".
End.
Подписывайся на Telegram-канал Гераклитовы слёзы
Марк Аврелий
<...> Место дощечек заняла беседа, из которой я перескажу тебе ту часть, что вызвала спор: ведь судьей мы избрали тебя. Дела у тебя будет больше, чем ты думаешь, так как тяжущихся сторон - три. Наши стоики, как тебе известно, утверждают: все в природе возникает из двух начал - причины и материи. Материя коснеет в неподвижности, она ко всему готова, но останется праздной, если никто не приведет ее в движенье. Причина, или же разум, ворочает материю как хочет и, придавая ей форму, лепит всяческие предметы. Ведь в каждой вещи непременно должно быть то, из чего она делается, и то, чем она делается; второе есть причина, первое - материя.
<...> Стоики считают, что есть одна причина - то, что создает вещи. По Аристотелю, говорить о причине можно трояко: "Первая причина, по его словам, это сама материя, без которой ничего нельзя создать; вторая - это сам создатель; третья это форма, которая придается каждому изделию, как статуе", - ее-то Аристотель и называет "эйдос", "А четвертая причина - это намеренье, с которым создается изделие".
Я поясню, что это такое. Первая причина статуи есть бронза: ведь не будь того, из чего изваяние отлито или высечено, не было бы сделано и оно само. Вторая причина - художник: без его умелых рук бронза никак не могла бы принять вида статуи. Третья причина есть форма: статуя не звалась бы "Дорифор" или "Диадумен", если бы не придали ей именно этого обличья. Четвертая причина - это намеренье, с каким ее сделали: не будь его, ее бы делать не стали.
Что такое намеренье? То, что привлекало художника и за чем он гнался: если он работал на продажу, - это деньги, или слава, если он работал ради почета, или вера, если он готовил приношенье в храм. Значит, причина и то, ради чего делается вещь. Или, по-твоему, нет необходимости считать в числе причин сделанного дела все, без чего оно бы не делалось?
Платон добавляет еще одну причину: образец, именуемый у него "идеей". На него-то и оглядывается художник, чтобы создать именно то, что собирался. Неважно, будет ли этот образец вне его, но перед глазами, или внутри, зачатый и выношенный в душе. Эти образцы всех вещей заключает в себе божество, обнимающее духом и число, и вид всего того, что имеет быть созданным: оно полно теми не ведающими ни смерти, ни перемены, ни усталости обликами, которые Платон зовет идеями. Люди погибают, а сама человечность, по образцу которой создается человек, пребывает и не терпит урона от людских страданий и смертей.
<...> То же самое, говорит Платон, есть и у вселенной: и создатель - то есть бог, и то, из чего она создана, - то есть материя, и форма - тот облик и порядок, которые мы видим в мире, и образец - то, наподобие чего бог сотворил эту прекрасную громаду, и намеренье, с которым он ее сотворил.
Ты спросишь, каково было намеренье бога? Сделать добро. Именно так и говорит Платон: "какая причина создать мир была у бога? Он добр, а добрый не жалеет другим ничего благого, - вот он и сделал лучшее, что мог". Так рассуди нас и вынеси приговор, чьи слова, на твой взгляд, всего правдоподобнее <...>
В утверждениях Платона и Аристотеля названо либо слишком много, либо слишком мало причин. Если считать причинами все, без чего нельзя сделать того-то, - названо их слишком мало. Пусть тогда причислят к причинам и время: без времени ничто не будет сделано. Пусть причислят и место: ведь если делать негде, то и невозможно делать. Пусть причислят движение: без него ничто не делается и не гибнет, без движения нет ни искусства, ни изменений.
Но мы-то ищем первую и общую причину. А она должна быть простой, потому что проста материя. Что это за причина? Конечно, деятельный разум, то есть бог; а перечисленные вами - это не отдельные причины, они все зависят от одной, той, которая и действует.
Ты говоришь, что форма есть причина? Но ее придает изделию художник, она есть часть причины, а не причина. И образец - не причина, а необходимое орудие причины. Образец так же необходим художнику, как резец, как напильник; без них искусство не сдвинется с места, но они - и не части его, и не причины.
- "Намеренье художника, то, ради чего он берется что-нибудь сделать, есть причина". - Пусть причина, но не действующая, а дополнительная. Таких может быть без счета, а мы доискиваемся до общей причины. Нет, без обычной своей тонкости утверждают они, будто весь мир, как любое законченное изделие, есть причина: между изделием и его причиной - большая разница.
<...> - Но ты скажешь: "Какая тебе радость терять время на эти пустяки? Они ведь ни одной из твоих страстей не уймут, ни от одного из вожделений не избавят". - Верно; я тоже считаю важнее те занятия, которые утишают душу, и сперва исследую себя, а потом только вселенную.
Но времени я, вопреки твоим мыслям, не теряю и сейчас: ведь если этих исследований не мельчить и не растекаться в ненужных тонкостях, они поднимают и возвышают наш дух, придавленный тяжелой ношей, но жаждущий распрямиться и вернуться в тот мир, которому он принадлежит. Тело для духа - бремя и кара, оно давит его и теснит, держит в оковах, покуда не явится философия и не прикажет ему вольно вздохнуть, созерцая природу, и не отпустит от земного к небесному. В этой отлучке он ускользает из-под стражи и набирается сил в открытом небе.
<...> Мудрый или ищущий мудрости, хоть и прочно скованы с телом, отсутствуют лучшей своей частью и направляют помыслы ввысь. Они, словно присягнувшие воины, считают срок своей жизни сроком службы, и образ их мыслей таков, что жизнь они принимают без любви и без ненависти и терпеливо несут смертную долю, хотя и знают, что лучшее ждет их впереди.
Ты запрещаешь мне наблюдать природу? Отрываешь от целого, оставляешь мне малую часть? Нельзя мне доискиваться, в чем начала всех вещей? Кто их лепщик? Кто расчленил все, когда оно было слито воедино и облечено косной материей? Нельзя мне доискиваться, кто создатель этого мира? По какой разумной причине такая громада обрела закон и порядок? Кто собрал разбросанное, разделил перемешанное, коснеющему в единой бесформенности придал обличье? Что изливает столько света? Огонь ли это, или что-нибудь ярче огня?
Значит, нельзя мне этого доискиваться? Так мне и не узнать, откуда я вышел? Однажды ли я должен все это видеть, или мне предстоит рождаться много раз? Куда я отправлюсь отсюда? Какое жилище ждет душу, избавившуюся от рабского человеческого состояния? Ты запрещаешь мне причаститься небу - значит, велишь мне жить, не поднимая головы.
<...> Возвращаясь к нашему предмету, я повторяю, что свободе этой немало способствует и наблюдение природы, о котором мы беседовали. Ведь все состоит из материи и бога. Бог упорядочивает смешение, и все следует за ним, правителем и вожатым. Могущественнее и выше то, что действует, то есть бог, нежели материя, лишь претерпевающая действие бога.
То же место, что в этом мире бог, занимает в человеке душа; что в мире материя, то в нас - тело. Так пусть худшее рабски служит лучшему; будем же храбры против всего случайного, не побоимся ни обид, ни ран, ни оков, ни нужды. Что такое смерть? Либо конец, либо переселенье. Я не боюсь перестать быть - ведь это все равно, что не быть совсем; я не боюсь переселяться - ведь нигде не буду я в такой тесноте.
У Сенеки с друзьями случился интересный разговор, касавшийся разницы в метафизике стоиков, Платона и Аристотеля по вопросу о причинах, то есть о том, как и почему возникают все вещи и явления. Основную часть беседы философ пересказывает Луцилию и просит рассудить, кто ему кажется точнее в своих размышлениях.
В античности был распространен взгляд, что всё относящееся к понятию "материя" - пассивно (инертно) по своей природе. Первоматерия, из которой состоят все вещи во Вселенной - это просто некий материал, и из него можно вылепить что угодно, как из глины гончар делает всякую посуду.
Однако, нужен тот, кто лепит, руководствуясь какими-то соображениями. Материи обязательно нужно нечто, что придает ей конкретную форму и свойства; что из общего, из её вариативности, сделает множество частных отдельных вещей. Таким активным началом признавался разум.
Разум - это та внешняя по отношению к материи сила, которая сосуществует с ней, но не является её частью, и оказывая воздействие на материю, создает из неё все имеющееся в Космосе. В религии, например, Разум станет тождественен Богу, а если говорить на языке науки - фундаментальным законам, которым подчиняется материальный мир.
Стоики считали, что разума, как единственной активной причины, вполне достаточно, а все остальные причины можно свести к нему. Тем не менее, позиции Аристотеля и Платона внесли огромный вклад в развитие философской мысли, и были очень популярны.
Аристотель считал, что есть 4 причины, которые объясняют происхождение всего.
Материальная причина (Материя). Это сам пассивный материал, из которого что-то делается.
Действующая причина (Движение). Это создатель, который приводит материю в движение и таким образом изменяет её.
Формальная причина (Форма). Это структура объекта, его вид и свойства (в общем, сущность), которые создатель ему задаёт. Благодаря оформлению, объект становится собой. Например, конкретную статую (допустим, "Давид" Микеланджело) мы отличаем от других статуй именно по её характерным чертам (форме).
Целевая причина (Цель). Это назначение объекта, цель, с которой он вообще делается. Ничего не происходит бездумно, даже если причины мы не осмысляем. Конечный функционал объекта всегда определяется целями, которыми руководствуется его создатель.
Платон придерживается +/- той же структуры, но добавляет пятую причину, основную в рамках его философии - идею. Это вечный, неуничтожимый и неизменный образец, от которого происходит ряд вещей одного класса. Например, мы можем взять множество собак разных пород, размеров, окрасов, чего угодно, но всех их объединяет идея "собачности". Взглянув на любую собаку мы точно понимаем, что это собака, а не кошка или лошадь.
По Платону, конечная вещь не совпадает с её идеей. Когда скульптор делает статую, он задумывает её руководствуясь идеей "ста'туйности", как бы интуитивно понимая, какие черты должно содержать изделие, чтобы являться статуей. Однако, получив из куска мрамора результат, скульптор имеет конкретную статую, а не её "идеальный" прообраз, который существует лишь в умозрительном мире идей.
Сенека замечает, что добавляя причины к Разуму, мы лишь плодим ненужные сущности. Если Разум - это творец, скульптор, то все остальные причины уже содержатся в нём и исходят от него. Иначе нам нужно добавить и время, и место в пространстве, и само движение и т.п. Зачем ограничиваться? Однако, гораздо уместнее оставить единственную основную активную причину, как прародительницу всех остальных.
Далее, Сенека отвечает на вопрос, - "Зачем вообще нужны все эти сложносочиненные размышления?". Мы знаем, что стоики к философии относили лишь практически пригодные наработки, которые непосредственно улучшают жизнь и облагораживают её. Перечисленные причины - это какие-то абстракции, которые невозможно использовать в жизни с пользой.
Но нашему духу, - отмечает Сенека, - естественно задавать извечные вопросы, волнующие каждого человека. Такие размышления рассекают дух и тело, позволяя первому воспарить туда, откуда он происходит, не будучи скованным телом. Нас будоражат те глубины, которые скрывает природа, а любознательность, удовлетворенная хорошим ответом, дарит большое наслаждение. Наверняка многие вспомнят, какое удовольствие они получали от решения сложной задачи по математике в учебные годы. Это буквально экстаз, непонятно откуда берущийся.
Точно также и с философскими вопросами, которые не должны ограничиваться лишь практикой, а еще и дарить нашему духу подлинную свободу.
End.
Подписывайся на Telegram-канал Гераклитовы слёзы
Луций Сенека
Замысел природы можно постичь из того, в чем мы с ней не противоречим друг другу, например, когда слуга соседа разобьет кубок, принято тотчас говорить, что в этом нет ничего необычного. Знай, что когда будет разбит и твой кубок, тебе следует поступить точно так же, как когда разбился кубок соседа. Перенеси это и на вещи более значительные. Умер чей-то ребенок или жена? Всякий скажет, что такое свойственно людям. Но когда у кого-нибудь самого кто-то умрет, он тотчас кричит: „Увы, я несчастный!“. Следовало ему, однако, помнить, что мы испытываем, услыхав о несчастьях других.
Говоря о замысле природы, Эпиктет проводит параллель между общими понятиями и собственными.
В общих понятиях, касающихся природы вещей, все люди согласны друг с другом. Это могут быть математические аксиомы, физические и химические законы, или какие-то иные аспекты здравого смысла, спорить на предмет которых даже некрасиво. К этим понятиям мы не имеем какой-то чувственной привязанности. Их достаточно знать, но сильных эмоций они не вызывают.
Иначе дело обстоит с собственными понятиями, которые отличаются от человека к человеку, потому что имеют субъективный окрас, и могут быть ошибочными. Это область мнений из-за обманчивости наших чувств, из-за ложных стремлений, домыслов, или желаний. В отношении к этим понятиям мы имеем личный интерес или эмоциональную привязанность.
Доказательство надежности первых и ненадежности вторых Эпиктет видит в том, как собственные понятия переживаются разными людьми. Допустим, мы пришли к соседу в гости, а его ребенок разбил дорогой бокал, смахнув его со стола. Для нас это совершенный пустяк, ведь ни ребенок, ни бокал не являются нашими и по большому счету нам безразличны. Мы можем посмеяться, чтобы разрядить обстановку, и сказать, дескать в этом возрасте детям свойственно шалить, ничего страшного. Однако, когда разбивается наш недешевый бокал, его становится жалко, потому что набор уже неполный, а ребенок получает разных назиданий за слишком бурную активность.
То же самое происходит, если перенести это на более значительные вещи. Когда у другого умирает родственник, мы выполняем положенный ритуал сочувствия, пытаемся выказать внимание и поддержать, при этом трезво размышляя и понимая, что человек смертен, а это всё естественно. То есть, мы руководствуемся первой категорией - общим понятием о том, что человек не вечен, и произошедшее вполне нормально.
Но когда умирает наш близкий, страдание затмевает здравый смысл и мы переходим ко второй категории - к собственным понятиям, всячески горюя и сокрушаясь, почему же с нами такое произошло. И уже другой будет смотреть на нас с сопереживанием, на самом деле оставаясь безразличным, поскольку размышляет трезво и понимает, что такое в жизни сплошь и рядом. Так уж устроено.
Именно поэтому одной из главных практик стоиков была негативная визуализация. Симпликий пишет:
Но особенно нас поражает и приводит в смятение неожиданная смерть, поскольку, если бы мы могли поразмыслить и привыкнуть к ней в нашей фантазии, то она не столь потрясла и опечалила нас. Явным доказательством этого, как я полагаю, является то, что люди, испытавшие от этого тяжелые переживания, через короткое время, благодаря привычке, перестают страдать душой, словно ничего и не произошло, и обретают тогда свойственные природе представления, а именно, что случившееся свойственно человеку, что смертное неизбежно умирает, и что эта участь в скором времени постигнет и нас. Но если, после того как это случилось, благодаря нашему привыканию к понесенной утрате, мы столь легко ее переносим, то и до того, как это случится, приученные к мысли об утрате, мы уже не так горестно воспримем смерть близкого нам человека.
Причина, по которой мы тяжело переживаем утрату - отсутствие мысленной привычки утраты. Она нарабатывается через фантазию, т.е. постоянное внутреннее представление (визуализацию) разных утрат и горя, а также обдумывание планов, что делать дальше. Когда мозг имеет четкую схему для дальнейших действий, когда у него есть время подумать и начать заранее свыкаться с потрясениями, тогда неожиданность несколько теряет свой внезапный характер.
End.
Подписывайся на Telegram-канал Гераклитовы слёзы
Эпиктет
Выспаться, провести генеральную уборку, посмотреть все новые сериалы и позаниматься спортом. Потом расстроиться, что время прошло зря. Есть альтернатива: сесть за руль и махнуть в путешествие. Как минимум, его вы всегда будете вспоминать с улыбкой. Собрали несколько нестандартных маршрутов.