Авторский рассказ + Коронавирус

От скуки потянуло на графоманство. Люблю пытаться описывать свои ощущения ,события ,происходящие вокруг, в художественном стиле.  В данном отрывке представлено видение автора. Итак ,события разворачиваются до введения режима самоизоляции.

Пронзительная мелодия прервала сладкую сонную негу. Потянувшись своей обмякшей рукой к будильнику ,я нервно нажала на кнопку " повтора". Хотелось ещё немного побыть в мире сладких грез. В мире ,где нет места тревогам, всеобщей панике ,нервной истерии СМИ. Я снова провалилась в сон. Ко мне давно уже не приходят сны, лишь отрывочные цветные фрагменты,абсолютно бессвязные и хаотичные. Но отчего - то спокойно на душе и беспечно. Не хочется никаких воспоминаний и предзнаменований. Но вот опять....

Пронзительные трели словно вырвали меня из пьянящего покоя. Пора вставать. Неторопливо поставив чайник , я выглянула в окно. Улицы безлюдны ,несмотря на то,что семь утра понедельника. Редкий прохожий ,втянув голову в плечи от порывистого весеннего ветра ,пробежит по улице ,да скроется за ближайшим поворотом. Не видно детей с пёстрыми ранцами ,нервно теребящих за руку маму ,подростков в укороченных штанах и кедах, окутанных клубами дыма. Да и любители - собаководы словно испарились. Но для нас работу никто не отменял, это отрадно. Хоть что -то бодрящее сознание должно было сохраниться в этой жизни.

Я наливаю чай и открываю ленту вконтакте ,в надежде найти веселые и ободряющие посты. Но нет. Проклятый вирус захватил и социальные сети. Практически каждая новость посвящена количеству заражённых, степени тяжести протекания эпидемии в разных странах. Я тяжело вздыхаю. С одной стороны не хочется поддаваться ,а с другой - людская паранойя словно давит на стеклянный купол безразличия ,который ты выстроила вокруг себя. Девять заражённых на миллионный город... Но людская паника куда более всеобъемлюща.

-Всем доброе утро- приходит сообщение в детском чате. Лениво просыпаются ещё несколько человек. Они также устали от карантина. Казалось бы ,в другие времена они были бы рады отдыху. Но кому хочется проводить свои каникулы в четырех стенах? Закрыты кинотеатры, запретили собираться в группы численностью более четырех человек. О каком увеселении может идти речь...

Но я улыбаюсь ,глядя на эти наивные сообщения. Никогда не думала ,что мне будет не хватать моих учеников. Даже самому опетому двоечнику и разгильдяю я была бы сейчас рада. Но нет....я прихожу на работу и вижу кучу бумаг в пустом классе. Нет детского смеха ,весёлых картин мелом на доске, порой неразборчивых, несущих тепло и свет. В столовой пусто. Нет запаха сдобной выпечки и тепла горячего чая. Коллег не видно. Они лишь перебегают из кабинета в кабинет ,по глазам видно ,что каждый из них гоняет свои мысли. Лишь монитор старенького компьютера призывно мигает в классе синим светом.

Шесть часов протекают как в тумане. Но монотонная работа делает свое. Грусть отступает ,оставляя место для усталости и раздражения.

После работы я снова вернусь в свою съёмную обитель, погружусь в мрачное оцепенение, коротая остаток дня за книгой. А затем выйду на улицу. Меня встретит тишина мрака и морозный воздух. Поздно вечером ты ощущаешь,что зима словно не до конца сдала свои позиции весне. Под ногами хрустят замёрзшие лужицы, голые темные ветки пугающе качаются от лёгкого ветра. Из магазинов будут выходить люди с покупками. Сквозь прозрачные стенки пакетов просвечивают наименования круп ,да рулоны туалетной бумаги. Люди запасаются , словно перед Апокалипсисом. На аптеках висят самодельные печатные объявления "масок нет", "антисептиков тоже". Я тяжело вздохну и вернусь домой. Такое оно, начало пандемии. Самой тяжёлой для мирового сообщества. И имя его источника - паника 2020.

***

Между этажами во многих многоэтажных домах есть жестяные или стеклянные баночки, где соседи, игнорируя требования государства и его угрозы их наказать, оставляют окурки и пепел после вдыхания в себя табачного дыма, именуемого по-научному курением. Такая же баночка присутствует и в нашем подъезде. Она помнит дядю Гришу – фронтовика, который после запрета врачей, неспешно поднимаясь по лестнице, останавливался возле неё и вытянув чей-то «бычок», прислушиваясь к обстановке и озираясь по сторонам, ловко прикуривал и жадно втянув в себя пару «тяжек» дыма, не спеша шел к себе на этаж на расправу своей супруге, тете Кате. Баночка помнила и спортивную даму с восьмого этажа, которая строго прикуривала возле своей входной двери и, двигаясь вниз по лестнице, подходя к баночке, бросала в нее недокуренную сигаретку, а затем бодро сбегала вниз на утреннюю пробежку. Да и что говорить. Она помнила и меня, вернувшегося после службы в армии и регулярно укладывающего в нее свою дань по здоровью. Но времена теперь изменились, и курить теперь стало не только вредно, но и не здорово. Дяди Гриши давно уже нет в живых. Спортсменка, успешно выскочив замуж, отбыла в теплые страны, где сама природа способствует её физкультуре, а баночка продолжает стоять между этажами, несмотря на ежемесячные уборки с мытьем лестниц и полов подъезда, проводимых местным ЖЭКом.

***

В стране объявлена пандемия коронавируса и я, облачившись для встречи с этой редкостной гадостью, в соответствии с рекомендациями звезд экрана и сцены, собрался сходить в магазин за хлебушком. На площадке возле баночки стоял сосед Леха. Он был одет в заношенную тельняшку, отвисшие на коленях спортивные трико и резиновые тапочки. Внешний вид его говорил о том, что Лехе сегодня нелегко, по причине глубокой болезни внутренних органов от употребленной накануне обеззараживающей жидкости. При моем появлении Леха выпустил изо рта густую сизую струю табачного дыма.

- Привет, Лёша.- Прогудел я сквозь «намордник».

- Здорово.- Леха ответил на приветствие и подтянул руку с сигареткой ко рту.

-Куришь?- Как бы вразумляя его и ставя ему на вид его не хорошее поведение, спросил я.

- Вас спасаю.

- Это от чего ты нас спасаешь?

- Знамо отчего. От коронавируса. В Китае по телевизору видел, как его дымом окуривали, тем и спаслись. Так что и я взял в разработку этот метод.

- Так там и стерилизовали подъезды.- Я невольно вступил с ним в диалог.

- Тоже верно, но больно много надо для такой очистки,- Задумчиво проговорил сосед, проведя ладонью по горлу,- а вот дымом и дешевле и эффект тот же.

Он, докурив, бросил окурок в баночку.

- Сосед!- Обратился он ко мне.- А дай ты мне пару сотен на борьбу с этой заразой. Я весь подъезд обкурю, да так что хрен она к нам зайдет.

Видя Лехины страдания и оценив его желание помочь обществу, достал из кармана «пятихатку».

- Сдача найдется?- Спросил я его.

Леха выхватил купюру из моих рук и похлопал себя по карманам трико.

- Извини, нет, но у меня есть более интересная идея. Я возьму пузырек спиртного и такой в подъезде ад для коронавируса устрою, что ему в жизнь к нам не попасть.

Оценив его идею и попрощавшись со своими деньгами, я, молча, двинулся в магазин, ведь через каких-нибудь полчаса в подъезде будет ад и только баночка между этажами может его спокойно пережить.

Март 2020 года.

Предлагаю сценарий:

Заражённый случайно обнаруживает, что старый вьетнамский бальзам "Золотая звезда" лечит от вируса. Постепенно за этими маленькими баночками начинается настоящая охота. Мародёры вламываются в дома. Но им не нужны деньги и ценности. Они ищут заветные круглые коробочки.

В первую очередь страдают пенсионеры, у которых такое сокровище найти проще всего. Полиция не справляется с количеством вызовов. Да и чудодейственного лекарства не хватает на всех. Новодел, изготовленный по чуть иной рецептуре, не помогает.

Российские учёные пытаются найти отгадку, какой компонент или их сочетание убивает инфекцию. На чёрном рынке за оригинальную баночку конца 80-х просят до 100 тысяч долларов, и покупателей хватает. Заражённые продают квартиры, чтобы купить панацею.

Из лаборатории похищают образцы до того, как специалисты успевают найти лекарство.

Главный герой с женой всё это время провёл на даче в самоизоляции. Он включает новости. Видит, что творится. Смотрит на старый комод, где за стеклом валяется несколько круглых красных предметов с золотой звездой на крышке...

За окнами слышит рёв моторов. Это до его дачного посёлка добрались рейдеры. Ему предстоит бежать от погони, прятаться в лесах, перебираться вплавь через речку. Спасётся ли он от бандитов? Сохранит ли единственное лекарство от вируса?

Небольшой рассказец на злобу дня! Только сатира и ничего кроме сатиры!

— Новичок? — строго спросил Кефир. Так его называли из-за ненатуральной, нездоровой бледности, какое-то время принимали за зараженного или даже представителя нового вида «коронованных». Было Кефиру хорошо за семьдесят, впрочем, это по его словам. После празднования шестидесятилетнего юбилея он перестал считать.

— Бою обучен, меры предосторожности знаю, на поверхности еще не был, — отрапортовал пацан. Кефир усмехнулся уголком рта — сорок лет всего, молодо-зелено, все ему игрушки.

— Где пересидел «коронацию»?

— Ну, поначалу, как все, в карантине, потом тревога застала в школе, оттуда нас в подземку сразу на БТР-е перевезли, короче.

— Повезло, — завистливо протянул Кефир, — Я своим ходом добирался. Насмотрелся на всю жизнь вперед. А чего тебя теперь наружу тянет?

— Так это… Ну, причины, короче.

— Колись, давай, не в Институте Нестеровой! — вспылил Кефир — ржавый затвор «Мосинки» никак не желал возвращаться на свое законное место.

— А есть разница?

— Блядь! Ладно! — бледный отложил в сторону бесполезную винтовку и принялся налаживать раструб и шланги «Сполохуйки — 2». Первая версия переживала один залп, а после взрывалась прямо в руках огнеметчика. Новая конструкция была чуть надежнее, но все еще требовала бережных и тщательных проверок, — Вот у меня не стоит уже лет двадцать! Вредное производство и все такое…

— Ну вот и у меня, — смущенно пробормотал новичок — нескладный мужик, круглый, смешной, непонятно как умудрившийся растолстеть в условиях тотального дефицита — Аденома простаты.

— Ну вот и все! Легче же стало? — хлопнул его по плечу бледный, — Я ж тоже не дурак, сам понимаю, что пока у мужика стоит — его на поверхность не выпустят, а потом ты нахер никому не нужен. Погоняло у тебя есть?

— Чего?

— Ну, погремуха, кличка? Никнейм?

— А.. Не обзавелся как-то… Я Саша вообще-то, — протянул тот руку.

— Не. Саша — это не то. У всех, кто на поверхность ходит, позывные должны быть, — Кефир оглядел его еще раз как следует, всплыло какое-то далекое воспоминание из прошлой жизни, и он кивнул удовлетворенно, — Цекало будешь.

— Это чё?

— Ну… — Кефир замялся — вспомнить, кто такой Цекало, у него не получалось никак, — Человек такой был. Знаменитый, хороший, наверное. Ты, вроде, не него немного похож.

— Ладно. А что, скоро выходим? — Цекало тревожно оглядел массивную конструкцию из колючей проволоки и торчащей во все стороны арматуры — будто металлическое перекати-поле.

— Ну вот, как рассветет, так сразу. Они спать ложатся.

— Они? А что там вообще на поверхности? Выжженная пустошь? Нам скафандры, кстати, не нужны?

— Какие скафандры, какая пустошь? Респираторы и химка, — буркнул Кефир, — Тебе что, не рассказывали внизу, что здесь произошло?

— Ну, я как-то все больше грибы выращивал. Я тебе про шампиньоны рассказать могу, если хочешь, — обиженно ответил Цекало.

— Спасибо, обойдусь, — хмыкнул Кефир, — Переодевайся, короче. Там, в углу возьми баллон и погремушку. Огнестрел тебе пока рано. На подхвате будешь.

— А что в нем? — мужик повертел недоуменно странный баллончик, будто для краски, но с широким раструбом.

— А ты к уху поближе прислони и нажми.

Раздался оглушительный гудок. Цекало, схватившись за голову, шатался из стороны в сторону, пытаясь унять шум в голове, пока Кефир беззвучно скалил немногочисленные оставшиеся зубы.

— Никогда не надоедает! — крикнул тот, отсмеявшись, — Не обижайся, это мы всегда так над первоходами подшучиваем. Погремушку найдешь?

Цекало, окончательно раздосадованный, резко схватил увешанные колокольчиками вилы, и раздался жалобный, немелодичный звон.

— Ну что, вспомнишь солнышко — вот и лучики! Пойдем! — Кефир повернулся куда-то в сторону будки дежурного по эскалатору и крикнул, — Адель Семеновна, открывайте!

Повернулся смущенно к Цекало и пояснил:

— Старой закалки бабка. А, может, просто в маразме. Только на имя-отчество откликается.

Эскалаторы поползли вверх, увозя жуткую, царапающую даже взгляд конструкцию куда-то вверх. Кефир принялся медлительно, отдуваясь, взбираться по ступенькам, Цекало же, дробными быстрыми шагами легко его обогнал.

— Куда поперек батьки в пекло? Там проход знать надо, а то завязнешь!

Цекало послушно дождался напарника рядом с смешением всего самого острого и колючего, собранного в единый ком.

— Гляди! Вот тут… Уф! Погремушкой подцепи… Ага! Вот, в сторону отводи! Вишь, проход получился. Акх! — Кефир кашлянул, стыдливо прикрыв рукой респиратор, после чего смущенно пробормотал, — Легкие ни к черту. Курильщик я. На той стороне тоже надо… Уф! Погремушкой!

— А как же…

— Как-как? Каком кверху! Брюхо втяни и пошел!

Медленно, стараясь не задевать чуть что звеняющую на все лады конструкцию, двое мужчин приставным шагом вышли в заваленный бетонным крошевом и стеклом вестибюль, а следом…

— Ну что, готов, малец? Пошли!

Деревянные двери распахнулись, и Цекало впервые за почти двадцать пять лет увидел солнце. Он стоял, замерев, у входа на станцию подземки и вращал головой во все стороны, не в силах насмотреться.

— Как… красиво!

— Ага. Прям «Лэст оф ас», — мрачно пробубнил Кефир.

— А?

— Игра такая была раньше. На компьютер. Там тоже… эпидемия случилась. Респиратор надень.

Кефир и сам был не прочь насладиться розовыми рассветными лучами, что окрашивал все в нежно-фиолетовый цвет. Свисали густые ветви с эстакады, заросла густым плющом парковка, зеленели вдалеке белые когда-то ворота ВДНХ. Кефир уже не помнил, как расшифровываются эти четыре буквы, зато отлично помнил, как водил одноклассницу туда зимой на каток раза три или четыре. «Так и не дала, сука!» — со смешком вспомнил он.

— А почему… Почему все так спокойно?

— Потому что спят все, — Кефир схватил за виски голову Цекало и направил взгляд того на верхние этажи огромного здания, выстроенного полукругом — когда-то это была гостиница «Космос». Сейчас же верхние этажи набрякли, опухли, раздались во все стороны какими-то странными пузырями, грудами хлама и торчащими металлоконструкциями, — Видишь? Гнездо они там себе устроили.

— Кто «они»?

— Мальчик, ты вообще, кроме своих грибов что-то видел или слышал? — удивленно спросил Кефир.

— Ну… Жена меня ограждала как-то… Да и я не интересовался.

— Да ты женат был… Везет. Сама?

— По распределению.

— Ну и как оно? — вдруг спросил Кефир с какой-то странной тоской и завистью.

— Что?

— Ну, ебаться. Пороться, трахаться, как у вас, молодежи, говорят?

— Влажно, — коротко ответил Цекало, смутившись.

— Эх… А я в свои годы как-то не успел, а потом уж все… Запрещено как переболевшему.

— Так что на самом деле произошло?

— Ты совсем ничего не знаешь? — удивленно переспросил его бледный.

— Ну… Была эпидемия а потом… все, — растерянно развел руками Цекало.

— Эх, молодо-зелено… Пошли, по дороге расскажу. Видишь вешки? Держись их. И за трос подергивай.

Действительно, куда-то под эстакаду уводила «дорожка» из арматур с подвешенным между ними тросом. На тросе болтались от легкого ветра консервные банки, всякие железяки и ржавые колокольца. Морщась, Саша принялся трясти трос, оглашая окрестности отвратительным какофоническим звоном.

— Началось все с вируса, малой. Китаец какой-то схавал зверушку у себя в Ухане и понеслось, — начал рассказ Кефир, — Были и те, кто утверждали, что на самом деле это утечка из Уханьского университета вирусологии, но…

— Так кто прав-то оказался?

— А поди теперь разбери, — ответил Кефир, тревожно поглядывая на небо, — Да и важно ли? Ты слушать будешь или нет?

Старик, на самом деле, бесился из-за медлительной своей походки — годы уже не те.

— Слушаю-слушаю.

— Так вот. Паника тут же поднялась, карантины по всему миру, пневмония, мол. Больницы забиты, границы закрыты, народ туалетной бумагой закупается на годы вперед… Как знали, что нам дадут просраться…

— А зачем… туалетную бумагу?

— Хер его знает. Была такая утка, что это распоряжение от правительства — заставить народ ее скупать. Места много занимает, хранится долго, дешевая — население успокаивается. А я еще тогда понял, что тут дело нечисто. Скрывают они что-то. Ты зараженных видел?

— Ну… Пару раз. Знакомые там, прохожие.

— И как, все выжили? Погодь! — зайдя под крышу эстакады, Кефир внимательно осмотрел ту часть, что нависала над парковкой, лишь после этого позволив пройти дальше.

— Вроде да…

— Во-о-от. А откуда тогда паника?

— Так старики с нее мерли как мухи.

— И кому это плохо? Наоборот, обновление населения, пенсионный фонд ликует, снижение среднего возраста, хорошо же? — хитро прищурился Кефир.

— Не знаю… Как-то не по-человечески это.

— Да плевать им всегда на людей было. Не в этом дело. Это мы только потом узнали, что контрацептивы надо было скупать. Вирус-то кончился. Подавили его. Не умирает больше никто, не заражается. К лету границы открыли, я с новой женой в Прагу слетать успел даже. Жена у меня красавица-молодуха, на двадцать лет меня моложе почти. Скучаю, сил нет…

— Жена? Ты же говорил…

— А? Что говоришь? Какая жена? Старый стал, заговариваюсь… С друзьями, конечно же, с друзьями, как сейчас помню, сидим мы в корчме «У Зайца»… Там пиво еще такое зеленое подавали…

Выйдя из-под эстакады, Кефир кивнул на крышу «Космоса»:

— Спят, суки. Ни один не летает.

— Так что произошло-то?

— А ничего. Ну, по экономике ебнуло. Волна самоубийств прокатилась — люди так ждали конца света, что нервы и не выдержали…

— У меня дядя двоюродный тоже… в петлю влез.

— Здесь сворачивай! — вдруг резко скомандовал Кефир, когда справа от вешек выросли затянутые густым плющом жилые дома.

— А вешки…

— Нормально! Тут между зданиями проход узкий, не пройдут…

— Кто не пройдет?

— Ты ты слушай! Всех когда на карантин дома заперли, люди еблись как кролики… Ну и через девять месяцев, как положено…

— Мутанты? — почти не веря спросил Цекало.

— Ну… Мы их назвали «коронованные». Эта зараза от зверя к зверю добиралась, мутировала, прежде чем добралась до нас, собирала хромосомы. РНК вируса встраивался в оплодотворенную яйцеклетку и… Все эти краденные обломки ДНК она встраивала в человеческую цепочку. Они были гораздо сильнее, быстрее… Но что гораздо важнее — они переносили заразу. Нас быстро загнали в подполье, и небо теперь — их территория. Сюда заходи…

— Подождите, но как так вышло, что их не истребили? Где были военные, полиция, ополчение в конце концов? — недоуменно спросил Цекало, пробираясь в узкое отверстие между двумя платяными шкафами — те загораживали вход в подъезд, — Сколько их было поначалу? Сотня, две?

— Почему-почему? Много вопросов задаешь, солдат, — раздраженно бросил Кефир, — Ты у кого на выход регистрировался? У Розенбаума?

— Хрен знает. Лысый такой, хриплый.

— Точно, Розенбаум. Артист такой раньше был… Ну, до всего. Давай, по лестнице наверх. И не звени уже, здесь не нужно. Поставь вон, погремушку на входе, на обратном пути заберем, иначе не развернемся.

Действительно, лестница была завалена всяким строительным хламом, оставляя лишь узкий проход по низу.

— Ох, колени мои-колени! — кряхтел Кефир, двигаясь ползком через мусорную «нору», — Ты следующий!

Цекало очень проворно заработал локтями, продвигаясь через лаз на карачках, голова уже оказалась на свободе, но вдруг Кефир будто бы не нарочно задел торчащую арматуру, что-то щелкнуло, и конструкция сдавила беднягу до хруста в ребрах. Одна рука застряла у пояса, ее болезненно прижало к чему-то круглому и холодному.

— Дышать! Не могу! Тяжело! Вытащи! — взмолился толстяк, работая плечами, но лишь сильнее увязая в груде строительного мусора.

— Не кипишуй! Сейчас позову на помощь! — усмехнулся Кефир и шмыгнул куда-то по лестнице вверх.

— Куда? Кого? — сипел Цекало, но Кефир уже пропал. Весь обратившись в слух, застрявший толстяк фиксировал каждое шевеление там, наверху. Открылась дверь, неожиданно послышался женский голос, а следом к ужасу бедняги — хлопанье крыльев, точно ветер треплет флаг на ветру. По лестнице, судя по звуку скатывалось что-то тяжелое, быстрое, хищное, сопровождаемое топотом человеческих ног.

— Кефир, сука! — завыл Цекало, пытаясь податься назад, но тут же какой-то острый осколок впился ему в зад и зафиксировал, точно свинью на вертеле.

— Не выражайся при детях! — громыхнуло сверху, а с лестницы ссыпались…

Они были еще мелкими, не больше собаки. Покрытые хитиновыми иглами, местами перерастающими в толстые чешуйки, похожими на ногти. Опираясь на крылья, как на передние лапы, они неловко переступали по лестничной клетке, видимо, не решаясь приблизиться к Цекало. Тот, вспомнив, что их дезориентирует шум попытался закричать, но чертов респиратор заглушал крик до задушенного мычания, вдобавок, не получалось вдохнуть как следует. Лицо обожгло прикосновение длинного тонкого языка, вроде тех, что бывают у муравьедов. Твари наглели и подступали все ближе. Выворачиваясь из последних сил, толстяк на свою удачу нащупал кнопку горна поврежденной рукой и принялся давить на нее. Оглушительный искусственный рев, усиленный эхом, разнесся по подъезду и «коронованные» хватались за свои гипертрофированные острые уши, прикрывая их нежными мембранами на крыльях. На месте глаз у созданий продолжался сморщенный, прыщавый лоб, упиравшийся в рылообразный нос. Вместо клыков в пасти шевелились какие-то длинные, ломкие отростки, которые твари то и дело выбрасывали вперед.

— Ну, будет шуметь! — раздался голос Кефира, и по голове Саше прилетело чем-то тяжелым. Когда тот не снял пальца с кнопки, бледный продолжил несильно стучать того по голове прикладом — явно не хотел сильно навредить. Перестал тут же, стоило толстяку, обессилев, отпустить кнопку горна. Отставив огнемет в сторону, Кефир с гордостью провел в центр подъезда женщину. Когда-то красивая, теперь она выглядела растрепанный безумным чучелом с исцарапанным лицом и голыми обвисшими грудями. В глазах ее плескалась абсолютная бездна — женщина была явно не в себе, а на руках копошилось что-то костистое, влажное и подвижное, — Познакомься вот. Жена моя. Красавица. Мать-героиня, одна за всех отдувается.

— Ты ебанутый! — выдохнул Цекало, глядя как толпа слепых уродцев ластится к матери и кружит у ног Кефира.

— Ну… Знаешь. Будь я один такой — я бы согласился. Ты вот спрашивал, почему их не истребили, — с какой-то странной грустью выдохнул старик, — А как их истребишь? Все ж свои детки. Маринка моя вон, своего припрятала, и другие бабы так же. Да и я тоже… Какой-никакой, а сын. И Розенбаум, и Адель Семеновны тоже. Это у вас там в подземелье все просто. А здесь все как-то ближе, реальнее… Сам понимаешь, не бросать же их…

— Ты ублюдок! Больной ублюдок! — орал Саша и звероподобные создания, больше всего похожие на новорожденных летучих мышей забегали, засуетились — им не нравился шум, но Кефир ловко выгадал момент, стянул с него респиратор и сунул в рот какую-то кислую, засаленную тряпку. Твари — пять или шесть, потрясли круглыми бошками, опомнились и принялись медленно надвигаться на Цекало.

— Не трясись так! Они во время укуса анестетик вкалывают, — утешил его Кефир, прежде чем первый подобравшийся к Цекало «коронованный» — особенно бледный на фоне остальных — вонзил свои ломкие щупальца в шею толстяка.

***

Автор — German Shenderov

Больше рассказов этого автора здесь

Небольшой рассказец на злобу дня! Только сатира и ничего кроме сатиры!

Щёлкнул выключатель. Под потолком загорелась голая лампочка на облезлом проводе, разбудила полуживых пауков.

Сергеевна довольно крякнула: три мешка сахара, два ящика тушёнки по сорок банок каждый, целая батарея из рулонов дешёвой туалетной бумаги, штабеля пакетов с крупами и макаронами.

— Накося выкуси! — старуха показала кукиш пыльной кладовке. Вообще-то она адресовала этот оскорбительный жест невидимому врагу — коронавирусу. Она вообще любила крутить дули перед лицами воображаемых врагов, но чаще доставалось телевизору: в девяностые «выкусывал» Ельцин, в начале двухтысячных врагов прибавилось — аж целая пятая колонна либералов! И вот теперь чёрный список пополнил невидимый, но очень опасный противник.

Но это чепуха, это она переживёт. Пережила же развал Союза, пережила же мерзавца Ельцина, даже либералов многих пережила. А что вирус? Сиди дома да жди, делов-то.

Сергеевна закрыла свою сокровищницу и, улыбнувшись блаженной улыбкой, зашагала на кухню довольная — чай ставить.

Она уже преодолела половину коридора, как вдруг в дверь настойчиво позвонили. Старуха чертыхнулась и неторопливо зашаркала к двери; прильнула к глазку: в подъезде неуютно ёжилась Лизка из сто шестой. Квартирантка!

— Тебе чего, Лизка? — спросила старуха через дверь. Она почти машинально покосилась на угловой шкаф, в котором хранился полк медицинских масок.

— Тёть Маш, у вас не найдётся стакана гречки взаймы? Ну, или макарон… Я с работы поздно возвращаюсь, в это время уже даже картошки нет…

«Конечно, нет, — думала Сергеевна. — Ты ещё, кошёлка понаехвашая, неделю в магазин не заходи, там даже все куриные головы купят. Кстати, о куриных головах…»

— Да что ты, Лизка, откуда у меня? Сама ж, поди что, видела, что творится-то? Последняя мышь повесилась. Сижу вот, килькой в томате перебиваюсь.

Сергеевна про себя выругалась. Она испугалась, что проклятущая соседка попросит вдруг и консервы. Придётся одалживать…

— Нет, хех, — добродушно хохотнула Лизка. — Я сама уже на консервы смотреть не могу. Спасибо, тёть Маш. Пойду ещё поспрашиваю. Может, у кого есть?

— Давай, доченька, давай, — ответила Сергеевна, а про себя думала: «Ух, шалава, под мужиками разными навалялась уже, наверное, заразу подхватила, а теперь ходит — распространяет!»

Сергеевну совершенно не мучили угрызения совести. Ну, отказала в такой скромной просьбе, ну и что? Во времена её молодости нужно было отстоять очередь за хлебом и сахаром, места нужно было знать, чтобы покупать свежее, а тут вот — пожалуйста. Всё под носом — бери не хочу. Вот Сергеевна и брала…

Заварив себе уже, наконец, чай, Сергеевна удобно устроилась возле пузатого телевизора марки Sharp.

Диктор что-то горячо и убедительно говорил о Ближнем Востоке, курсах валют, ценах на нефть. А Сергеевна думала: как хорошо жить на самом краю Северного Медведково! От центра далеко, никаких тут тебе торговых центров, самое людное место — оптовый рынок — и то в двадцати километрах от дома. Эх, красота!

«А теперь вернёмся к новостям о коронавирусе, — диктор сделал суровое лицо; его вороные брови сошлись на переносице. — Важное сообщение от главного санитарного врача России. Убедительная просьба не переключать».

Сергеевна так и не отхлебнула чаю; застыла с чашкой в руке и приоткрытым ртом.

«Тут вот какая проблема, — камера крупным планом показала свирепое лицо Геннадия Онищенко, — недоимпортозаместили, так сказать. Очень много крупы пришло из заражённой Польши, очень много санкционных макарон из критической Италии. Это мы уже потом узнали, что контрабанда действует: привозят по дешёвке на завод, а там уже к нашей продукции подмешивают. В общем, мы обнаружили более сотни партий товаров первой необходимости со следами коронавируса. Сами понимаете — невозможно отследить всё и про всех, что-то могло попасть в ваши руки из-за недобросовестных производителей. Будьте и с масками осторожны! Недавно прошла проверка крупной партии медицинских масок из КНР, следы вируса тоже нашли. Что я хочу сказать: не паникуйте! Вирус очень быстро погибает от лукового или чесночного сока. Просто аккуратно высыпайте крупу в кастрюлю с нашинкованным луком перед варкой. Желательно — на полчасика. Маски медицинские срезом луковицы натирайте. Всё у вас будет хорошо! И не такое переживали…»

Сергеевну прошиб холодный пот. Её большая кладовка не казалась больше сокровищницей, напротив, теперь она казалась вместилищем зла! Старуха на всякий случай перекрестилась и ринулась к двери; она почти машинально потянулась к дверце углового шкафа, но тут же одёрнула руку: нельзя! Лука-то нет... Нет лука!

— Ух ты ж, мать – перемать! — Сергеевна закрутилась в поисках авоськи; в магазинах-то пакеты могут быть тоже в заразе. Надо своё, поверенное с собой брать!

Впрочем, не все запасы теперь вызывали опасение: антисептиком для рук Сергеевна всё же воспользовалась.

Накинув лёгкое пальто, Сергеевна шмыгнула за дверь и во всю свою старушечью прыть ринулась вниз по лестнице.

Она не сбавляла скорость до ближайшей «Пятёрочки», а там, к своему ужасу и огорчению, Сергеевна обнаружила очередь из старух. Некоторые оказались знакомыми и приветственно ей помахали.

Стеллаж с овощами… Лук, сука! Соседки, твари, весь расхватали.

— Мрази! — Сергеевна воздела к потолку руку с пустой авоськой. — Ненавижу, харк-тьфу на вас!

Лук, нужен лук. Много! Но где его добыть в нужных количествах, если «рыночная геронтократия» уже проснулась и бесчинствует? Остался единственный вариант: оптовый рынок.

На половине пути до остановки зарядил дождь. К своему ужасу Сергеевна обнаружила, что забыла взять зонт. Она замёрзла как сволочь, в автобусе, мокрая и злая, бабка одним взглядом согнала с места какого-то сутулого подростка. Впрочем, на месте сиделось очень уж неуютно. В голове жужжала одна-единственная навязчивая мысль: лук, лук, лук! Ох, лишь бы остался, ох, лишь бы хватило.

Автобус прибыл к рынку через добрых полчаса. Водитель наотрез отказался включать обогреватель, чем вверг Сергеевну в настоящее неистовство. Простоватый мужик в этот день узнал о себе много нового. Он и не думал, что мелкая сухая бабка способна на подобную ярость. Впрочем, запала Сергеевны надолго не хватило — потому что лук!

Старуху знобило, заныли больные суставы, заухало в груди изношенное сердце. Болезнь подступала, но это явно был не проклятущий коронавирус: в «Вечерней Москве» писали, что от него соплей не бывает, а у Сергеевны из носа уже знатно текло.

Скоро начались ряды овощных палаток, но в ответ на вопросы о луке усталые продавцы лишь разводили руками. Дескать, кончился ещё пару часов назад.

В отчаянии бродила старуха по полупустому рынку, но нигде, нигде не находила этого распроклятого лука! Даже чеснок, даже красный перец: всё разобрали.

— Лук надо? — услышала вдруг Сергеевна хрипловатый кавказский баритон. — Мы с брат продаём. Будешь брать?

На душе как-то сразу стало веселей. Надежда какая-то появилась, уверенность.

— Буду, конечно. Куда идти покупать?

— Ха! За мной иди, сичяс фсё па красате будит!

Кряжистый кавказец повёл старуху тропою гаражей и брошенных прилавков, пока они не вышли к небольшому ангару. Снаружи виднелся хвост титанической очереди; сплошь одни старухи!

— Не бойса, бабущка. На всэх хватит.

Ничего не оставалось, как встать в хвосте этого ангарного Ёрмунганда. Очередь двигалась предательски медленно, но каждую из старух воодушевляли счастливого вида покупательницы, уносившие на своих горбах годовые запасы репчатого. Старухи всё не заканчивались: на одну отоварившуюся приходились три новоприбывших. Вскоре за Сергеевной собралась целая толпа. Впрочем, это её уже мало волновало, ибо впереди виднелась настоящая гора такого замечательного, спасительного, вожделенного лука! Толстый усатый мужик в кожаной куртке деловито взвешивал товар, отпуская в одни руки столько, сколько покупатель мог унести.

И угораздило же Сергеевну кашлянуть…

Поначалу никто не придал этому значения, но потом она кашлянула ещё раз, ещё и ещё, пока простывшую старуху не начали костерить остальные бабки.

Сергеевна вяло огрызалась. Сил на войну не осталось совсем. Она даже не сразу поняла, что её бьют. Когда мысли вернулись в своё русло, она с ужасом осознала, что катается по полу, а старухи пинают её и мутузят всем, что под руку попадётся.

— Ишь ты, блядь, кашлять она тут пришла! — басовито рыкнула старуха из толпы.

— Заразу принесла, пока другие спастись пытаются! — пропищала фальцетом вторая.

Сергеевна умирала. Она видела небо, хотя её стекленеющий взгляд застыл на сводчатом потолке ангара.

Из облаков к ней вышел высокий человек в клетчатой кепке и пальто. Он с явным удовольствием курил большую деревянную трубку.

— Пойдём со мной! — незнакомец протянул Сергеевне длинную худую руку. — Ты своё получила.

— Куда пойдём-то? — ошарашенно спросила старуха, глядя на собственное тело внизу.

— Как куда, — улыбнулся долговязый незнакомец. — В Ленинград! Давно уже пора, я считаю.

— А… А что я там делать-то буду?

— Как что, глупая старуха? Слоняться по улицам с часами без стрелок, вываливаться из окна от любопытства. Я тебя даже в чемодане покатаю!

— А… А коронавирус?

— Его там нет. А если появится — советская власть запретит!

Старуха улыбнулась и взяла незнакомца под локоток. Вирус останется здесь, а она уходит в небесный Ленинград — к советской власти.

— Накося выкуси! — бросила Сергеевна напоследок.

Больше рассказов здесь: https://vk.com/sheol_and_surroundings

И конечно сейчас полетят минусы. Пикабу площадка злых людей. Жду в комментах гневные лозунги за пунктуацию. Но знайте, писать с телефона и следить за запятыми-удел grammar police.

Опять доносится голос коменданта.
"Введен режим чрезвычайной ситуации! Просьба оставаться дома. Больных, нарушивших карантин, будут судить, согласное положению о режиме ЧС".

Так начинался обычный понедельник 2020 года. На дворе была осень. Желание гулять, наслаждаться погодой стало навязчивой идеей. Нельзя. Этот свежий, теплый воздух пропитан бактериями. Человек способен что угодно превратить в яд. Испортить, изменить до неузнаваемости, а после кусать локти и в недоумении разводить руками. Да, это в духе нашей природы.

Сейчас, вспоминая как все начиналось, понимаешь, что миллионов смертей можно было избежать. Весной, количество заражённых тогда едва перевалило за пол миллиона, люди были слишком беспечны. Строились планы на будущее, недельный, месячный карантин воспринимался как каникулы. СМИ без умолку твердили о неизвестном китайском вирусе.

Прошло шесть месяцев. Здоровых стран уже не осталось. Те, кто перенёс болезнь сравнительно легко, трудились на заводах и фабриках, в попытках хоть как-то снизить дефицит продуктов первой необходимости.

Сергей работал на фабрике, в отделе технического контроля. Должность соответствовала образованию. Он был доволен работой. Это было спасение от скуки и приносило небольшую копейку в карман. Фабрика находилась в трёх километрах от дома, в закрытом здании школы, на скорую руку переделанном под цех. Вместе с ним трудилось ещё сорок человек. В основе своей, это были молодые люди, бывшие юристы, инженеры, студенты. Бригада занималась сборкой аппаратов ИВЛ и изготовлением средств индивидуальной защиты. Должно быть, вам покажется странным, что медицинское оборудование и расходники делали люди, не имеющие должного образования и навыков. Только вот больше было некому. Старшее поколение оказалось сильнее подвержено новому вирусу. Те из них кто вылечился, уже не могли жить прежней жизнью. Пройти двести метров по улице, подняться по лестнице, добежать до трамвая-на это просто не было сил.

Каждое утро, на входе, рабочих проверяли миротворцы. Мерили температуру, делали эксперсс-тесты. Людей с отклонениями увозили в неизвестном направлении. В интернете ходил миф, что их увозят на секретные военные базы, там ставятся опыты и разрабатывается вакцина. Слухи конечно. Военные тоже люди, следовательно, так же болеют.

Сергей прошел КПП, сдал тест и удалился в свой кабинет. Там его ждала кипа бумаг на подпись, две сотни масок и четыре аппарата ИВЛ. До вечера более чем достаточно.
В кабинете, раньше, была учительская. Центр помещения занимал большой диван, у стен стояли застеклённые шкафы, в глубине расположился холодильник и рабочий стол. На столе была лампа, подставка под документы, стакан с канцелярией и стекло. Старое, советское стекло, под которое складывали записки с напоминаниями, календари или просто фотографии. В целом, обстановка не богатая.

Сергей снял плащ, переложил бутерброды из портфеля в холодильник, помыл руки и принялся за работу. Три часа пролетели незаметно. Когда он закончил с аппаратами и принялся за проверку масок, в дверь постучали.

-Войдите-сказал Сергей.
Дверь открылась, в нее заглянул остролицый парень. Это был Володя, мастер у сборщиков.
-Серёга, черт знает что происходит! Мы с парнями собираем эти машины, сам знаешь, планы горят. К нам вламываются, оборудование уносят, грозят тюрьмой, если мешать будем. Документы, главное, не показывают, ссылаются на распоряжение сверху. Пойдем быстрее, иначе все утащат.

Скинув халат и обработав руки антисептиком, Сергей с Володей спустились в цех. Пятнадцать человек выносили оборудование, станки и грузили в КамАЗ у входа. Определив главного Сергей подошёл к нему.
-Здравствуйте. Я руководитель отдела контроля качества. Что здесь происходит?
-А вы не видите? Распоряжение от комитета по чрезвычайным ситуациям, эвакуация действующих заводов и фабрик.
-Я ничего об этом не знаю. Покажите документы, иначе я буду вынужден вызвать охрану.
Главный спокойно показал удостоверение. Малых Игорь Семёнович, старший инспектор комитета по ЧС.
-Что будет с фабрикой?- спросил Сергей.
-Ничего не будет. Оставим два этажа, этого пока хватит.
-Как два этажа? В больницах не хватает мест, паника, а вы предлагаете оставить два этажа? Чушь какая. Кто отдал приказ? -Вы, уважаемый, занимайтесь своей работой и не лезьте в дела, которых не понимаете. Идите. 
Сергей был взбешён. Манера, тон голоса, выдавали в инспекторе тот тип чиновников, который больше всего не нравился ему. Холеное лицо, холодная манера общения. Этот слуга народа, собственно, терпеть не мог народ. 
Городок у них маленький, одна больница, две школы на всю область. После того, как все случилось, фабрика стала сердцем региона. Потекли средства, пайки, появились миротворцы и волонтеры. Снизить производство, означало остаться один на один с будущим, которое заранее определено. Нет, нужно бороться. Сейчас он поднимется в кабинет, приведет себя в порядок и пойдет к губернатору. Он хороший человек, понимающий. Таких осталось не много.

Продолжение будет, если вы захотите🙄

Однажды я переживал эпидемию

Недавно моя коллега Даша подцепила ОРВИ.

Короновирусная паника была ещё относительно далеко, а девушка она самоотверженная и трудолюбивая. Несмотря на температуру, сопли и кашель она упрямо торчала на работе, пытаясь сдать сложный проект над которым корпела уже не первый месяц.

Через несколько дней наше начальство изучило улики, нахмурило усы и, грозно сверкая очками, припёрло Дашу к стенке.

- Даша! Ты что - болеешь?!

- Д-д-ет, Пав-вел Ев-вгедьевич, - пыталась отпираться Даша. Её трясло от озноба. Пот тёк со лба ручьём. - Я в подядке. Че-честно….

Павел Евгеньевич заглянул в её дивные глаза, подёрнутые мутной пеленой, мгновенно сориентировался в ситуации и простёр железную длань в сторону входной двери.

- Домой! - Коротко скомандовал он. - И чтобы я тебя здесь раньше чем через две недели не видел.

И Даша отправилась на оплачиваемый больничный.

Первые два дня она честно держалась и никак не давала о себе знать. Между тем, паника, связанная с эпидемией уже начала заполнять новостные ленты.

На третий день мне в ватсапе пришло сообщение: "Привет. Ну как у вас там?".

Я был сильно занят. Поэтому ограничился дежурным "нормально" и поинтересовался дашиным самочувствием.

На следующий день вопрос был сформулирован конкретнее: "Привет. Как обстановка в офисе? Что нового?".

Я огляделся вокруг. За прошедшие три дня ровным счетом ничего не изменилось. Писать об этом было скучно, поэтому вместо стандартных фраз я отстучал: "Держим оборону лагеря. Запасов воды на несколько дней. Еды значительно меньше. Заражённые то и дело пытаются проникнуть за укрепления. Патроны и оружие есть только у лидера. Недавно он без разговоров казнил человека за то, что тот сделал лишний глоток воды. Ходят слухи, что в лагере планируется захват власти. По ночам слышно как завывают и рычат заражённые".

"Ахахах", - ответила Даша. "Держитесь там".

"Как у вас там дела?", - поинтересовалась она следующий день.

Я подумал, поставил кофейную чашку на стол и ответил: "Попытка свержения лидера провалилась. Он лично казнил главного зачинщика, выставил его отрубленную голову на всеобщее обозрение и провозгласил себя императором новой эры. Остальных бунтовщиков отправили за укрепления и скормили заражённым. Запасы тают на глазах. Участились случаи казней за самые безобидные поступки. Во время дневного обхода периметра нашёл металлический предмет. При ближайшем рассмотрении установил, что это приспособление, которое в прежние времена использовали для чистки зубов. Кажется я смогу сделать из неё отличную заточку. Заметил, что по ночам у восточной стены лагеря вой заражённых почти не слышен".

В ответ пришли смайлики.

"Как ты там?", - поинтересовалась Даша на следующее утро.

Я впервые за утро оторвался от монитора и ответил: "Большая часть лагеря перешла к каннибализму. Казни теперь проводятся ежедневно, путём жеребьёвки. Казнённых тут же съедают. Лидер расхаживает по лагерю с оружием в руках и вещает свои безумные бессвязные проповеди. Его сторонники-каннибалы поклоняются ему, как божеству. Всё чаще я слышу в его проповедях призыв открыть ворота лагеря и впустить заражённых. Он называет это "очищением". Я не сплю уже несколько суток. Слишком высок риск проснуться съеденным. Заточка почти готова. Я обнаружил уязвимое место восточной стены. Эти безумцы не выставляют там на ночь часовых".

"Ужас какой", - через некоторое время ответила Даша, "А я тут ещё из-за температуры в 37.2 переживала…".

На следующее утро пришел не столько вопрос, сколько просьба:

"А дальше?".

Я ненадолго отложил в сторону дела и ответил:

"В конце концов, это всё-таки случилось. Жребий пал на меня. Наш кровавый император смотрел на меня своими безумными глазами и хохотал во всё горло.

- Ну что, Немой?! - Прокричал он мне. - Ты думал - я не замечаю тебя?! Думал, что сможешь растворяться в толпе вечно?! Я вижу и слышу всё! И вот моя воля: сегодня твоя очередь кормить мой народ!

По его знаку ко мне со всех сторон бросились безумцы и навалились на меня всей толпой. Я пришёл в себя уже стоя привязанным к жертвенному столбу. Он вещал очередную бессвязную проповедь, а толпа фанатично кричала его имя. Их голодные глаза пожирали меня.

- Вот и всё немой. - Сказал он в конце концов, повернувшись ко мне. - Пора умирать...

И тогда во мне словно что-то сломалось. Я посмотрел прямо в его сумасшедшие глаза и впервые с тех пор, как похоронил близких, заговорил.

- Нет. - Возразил я безумцу с оружием. - Это тебе пора.

А затем, той же самой заточкой, которой резал верёвки во время всей его длинной проповеди, я вскрыл ему горло. Он схватился за шею и осел на колени. Я вынул пистолет и запасную обойму из-за пояса императора. Стало очень тихо.

- Это ваш бог? - Спросил я толпу. - Хотите его божественности? Тогда ешьте, пока он тёплый.

Потом я повернулся и пошёл к восточной стене, где уже несколько дней готовил лаз к единственной точке вокруг лагеря. Той самой, где по моим наблюдениям, не собирались заражённые.

Я не оборачивался, но судя по крикам - император был ещё жив, когда паства вкусила плоти и испила крови его".

Даша некоторое время молчала. Я понял, что увлёкся и несколько переборщил с подробностями.

"Так. Это отвратительно. Но мне интересно выбрался ты или нет. Что было дальше?".

"Заражённые… Они повсюду. Я оставил лагерь за спиной почти месяц назад. И с тех пор не было ни дня, чтобы я не сталкивался с ними. Я перемещаюсь ползком, ночами. Днями я сплю на ветках деревьев. Питаюсь чем придётся. Патроны давно кончились. Я оставил один про запас. На самый крайний случай".

"Так. А дальше?"

"Во время вчерашней стычки меня укусили. Пострадала нога. Идти не могу. Остаётся только сидеть на этой зелёной поляне, слушать птиц и писать эти бессмысленные заметки, которые никто и никогда не найдёт. А если и найдёт, то уже не сможет прочитать.

Временами я думаю: а к чему было сопротивляться и бежать из лагеря? Конец был бы неминуем. В любом случае всё закончилось бы смертью. Так не всё ли было равно?

Но потом я смотрю на безмятежное небо над головой и понимаю, что предпочитаю, чтобы всё закончилось именно здесь и именно так. В мире и покое.

Там куда целенаправленно шёл я сам. А не влекомый кровожадным безумцем и его потерявшими человечность последователями.

Возможно, это и была та решающая черта, которая придавала всему этому какой-то смысл. Возможно, в самом конце важно не то, кем ты был и откуда пришёл. А то, кем ты стал и где оказался в итоге.

Чувствую, как перестают повиноваться руки. Не прозевать бы последний момент, когда я ещё смогу держать пистолет…

Варрпсатллмиоллтмпрлллл прть тл

Запись найдена рядом с телом Ричарда "Немого" Брауна.

Обнаружен со следами инфекции, прокушенной стопой и простреленным черепом за 10 дней до конца эпидемии".

- Должна тебе сказать, что пока всё это читала, я поняла, что наконец-то не думаю о работе. - Прокомментировала Даша, когда наконец-то вышла с больничного. - А сам ты что думаешь?

- А я думаю, что работать лучше дома, - завистливо вздохнул я, глядя на её посвежевшее лицо и погрузился обратно в свой проект.