Жду новый пост

Серия «Вот такие это сказки»

Одному человеку, по имени Миуюки, сделали предсказание, что только седьмая жена родит ему наследника, который прославит имя отца.

Было это очень давно и в разных местах с тех пор рассказывают эту историю по-разному. Мне её рассказали в одной горной деревне, и даже показывали место, где когда-то стоял дом этого человека, правда днём, а ночью строго-настрого запретили туда ходить. Если будете там, узнаете деревню по огромному буку, растущему на въезде, он весь в колокольчиках и пёстрых лентах — так местные просят милости богов.

Да, давно это было. Тогда люди еще больше верили богам, чем сейчас, и всю жизнь подстраивали так, чтобы духи земли, воды и неба не гневались. Друг к другу относились хуже, чем к духам.

Так и жил этот мужчина в маленькой деревушке, батрачил на своём участочке, а сам всё думал, как же ему жениться семь раз. Первую жену он взял по соседству, молодую и красивую девушку, родители её не знали про предсказание, а если бы и знали, наверное, всё равно отдали дочку — женщина должна быть при муже, так пошло с давних пор. И пришла женщина к мужу, а он только и подумал: "Первая". Стал он нагружать её тяжёлой работой без конца, не давал спать ночью, держал голодной, на ропот родственников жены отвечал только:

— Баловницу вырастили, вот она вам и жалуется. Мне нужна работящая жена.

Когда ж не стало её, на похороны никого не позвал, сказал только, что справил всё сам как полагается. Но больше уж жены в деревне он найти не мог, какие были девицы, всех стерегли теперь от такого муженька. Взялся он тогда в город ездить, вроде как батат продавать. Но вернется — не только деньги в кошельке звенят, но и девица за ним идёт. Женился, говорит, в городе. Пробовали девушек этих спрашивать, а они молчат, слова сказать не могут.  Привёл он так 5 девиц, да все и помирали одна за одной, а муженёк их всё посмеивается, мол городские совсем слабые, вообще работы не выносят. И хоронил всегда сам, только видели, как он рассвете из лесу идёт. Да, в те времена духов слушали пуще всего, но не могли больше люди смотреть на такое непотребство, собрались, да и побили Миуюки крепко, чтобы больше никого не брал в жёны. Затаил он злобу, но и правда, перестал девушек приводить, хотя девочкам всё равно говорили одним не ходить и к Миуюки не приближаться. Так и жил он один много лет.

На другом конце деревне от него жила одна вдовица, а у неё девочка подрастала, по имени Унмей. Вот одной лютой зимой, померла вдовица, а девочка одна осталась. На рассвете пришёл к ней в дом Миуюки и говорит:

— Помогу тебе мать схоронить и накормлю, а ты мне по хозяйству станешь помогать.

Испугалась девочка, знала рассказы о злом соседе, но от её успокоил:

— Вышел срок для смертей, не стану тебя обижать. И в жёны пока брать не стану, пока не подрастёшь.

И Унмей согласилась, родственников у неё не было, чтобы те могли взять сироту.

Миуюки сам похоронил вдовицу, а девочку и правда не обижал, работой не ломал. Хотели его в начале люди опять побить, да видят, что дурного нет, и не стали.

Подрастала Унмей, хорошела, пришло время ей долг отдавать, замуж за Миуюки выходить. А тот уже старый стал, и хоть и не обижал девочку, да всё равно она его боялась. Вот говорит ей старик: завтра свадьба у нас, готовься. Погрустнела Унмей, но отвечает:

— Хорошо, Миуюки-сан, но разреши мне цветов принести, ведь нынче весна, пусть на свадьбе много цветов будет.

Разрешил старик, сам от счастья чуть не лопался — скоро родится у него наследник, что прославит имя отца, совсем скоро!

Пошла Унмей в горы, возле подножья всегда много чудесных цветов было, идёт и плачет. Так не хочется ей за старика идти, про которого страшное рассказывают! Дошла она до большого камня, присела отдохнуть. Подскочил к ногам её лис, вроде бы из неоткуда, и говорит:

— Знаешь ли ты, Унмей, что сидишь на могиле первой жены?

Вскочила девушка, огляделась, а вокруг ещё пять камней кругом стоят.

— Да, - продолжает лис, - Сюда Миуюки приносил своих жён, отдавал их нам, горным духам. Теперь только тебя ждём.

— Как же так, седьмая жена должна ему ребёнка родить, не станет он меня мучить и убивать!

— Не станет, - согласился Лис, -  но тебе суждено родить ребёнка и умереть самой.

Вскрикнула Унмей и упала с плачем на траву.

Лис забрался на один из камней, сидит и смотрит, как девушка бьётся.

— Ладно, - говорит, - помогу тебе, так и быть. Но знай, что ты всё равно принадлежишь уже нам, горным духам. Я сделаю так, что ты не умрёшь, но тебе придётся вернуться и стать лисицей, такой как я. А пока иди домой и ничего не бойся. Миуюки суждено иметь семь жён и нам тут ничего не поменять. Но вот тебе волшебный цветок — вставь его в волосы, когда будешь выходить замуж.

Свадьбы, как и похороны, Миуюки проводил сам. Сам задабривал духов и готовил всё для обряда. Только с первой женой его сочетал кануси — священник.

Женился Миуюки на Унмей, справил обряд в полдень и до самой полночи был мужем девушки. Проснулся он тихого звука, будто скребёт кто. Испугался почему-то схватил оберег и свечу. Смотрит — жены рядом нет, а только небольшая лисица скребёт лапой дверь. Хотел он её поймать, но тут дверь распахнулась, и лисица убежала.

Утром не вернулась она, и днём, и вечером. Пропала. Соседи увидели, что снова пропала жена Миуюки и опять побили его, хоть он и кричал про ведьму-лисицу.

Однако, история не закончилась на этом. Холодной зимой, в час, когда люди сидят в своих домах, распахнулась дверь дома Миуюки. Вошла Унмей, богато одетая, а в руках держала свёрток.

— Здравствуй, муж, - говорит, - здравствуй, живи еще долго, потому что тебе теперь растить нашего сына, Фумарэ, рождённого зимой. Он и прославит тебя. А теперь прощай. Я больше не человек теперь, я жена Лиса.

Превратилась в лисицу, и исчезла.

Фумарэ рос быстро и с детства слышал, что должен прославить отца. Но вот чем? Работать Фумарэ не любил, а нравилось ему слушать всякие истории. Вот однажды он и услышал, что его родная мать — лисица, а отец был женат до неё шесть раз, но сгубил всех своих жён. Вот поедет теперь Фумарэ в город, батат продавать, да и начнёт этим хвалиться. Однажды услышал про эту похвальбу отец одной из девушек, которую Миуюки силой увёл.  Услышал, взял посох в руки, да и пошёл проведать бывшего зятя.

Пришёл, сел у порога и говорит:

— Ты ли сгубил мою дочку?

— Может и сгубил, может и твою, - отвечает Миуюки, не боясь, - Но откуда ты узнал?

— Сын твой тебя прославляет., распевает на весь мир. Иди-ка сюда, хоть посмотрю на тебя, зять, ты ведь так и не заплатил свадебного выкупа за мою дочь.

Вышел Миуюки, ухмыляясь, хотел прогнать старика, но тот резво вскочил и ударил своим тяжёлым посохом.

Когда приехал Фумарэ из города, отца его похоронили, а старик с посохом и вовсе исчез, говорили — сначала молния мелькнула, а потом пропал он и больше никто никогда его не видел.

А вот легенда о злом Миуюки живёт, мне показывали место, где он жил, ночью туда не велят ходить, но кому доводилось, видели, как там пляшут под Луной шесть лис, а седьмая стоит поодаль и смотрит. Оставьте им ленточку на старом буке, только непременно утром, и будет весь год у вас удача.

— Нужно взять маленький водонепроницаемый гробик и вылить туда этот стакан, – сказала Кассыха, задумчиво выпуская клубы дыма. Ей единственной можно было курить, где вздумается.

— И поставить его прямо на входе, на постамент. Для устрашения и назидания.

— Если мы так сделаем, то студентов здесь больше не будет.

— Нам какая разница? Нас все равно всех посадят. Или убьют, – проронила Кассыха, стряхивая пепел на пол.

— Уважаемая Кассандра Наумовна, вы сейчас как специалист говорите, или так, лишь бы воздух сотрясти?

Провидица пожала плечами и не ответила. Впрочем и так знали, что заглядывать в будущее и загадывать наперед она не любит. Профессиональная деформация.

А стакан стоял на столе, полный до краев и солнечный луч играл в нем и преломлялся.

— Купол, кретины! Нужен купол! Испаряется же! – закричал кто-то неузнаваемым от ужаса голосом. Все тут же засуетились, а препод Яви-Нави даже слабо предложил: "Может магией?". "С ума сошли?! Никаких лишних вмешательств! Сейчас хоть шанс есть!". И тогда молодая практикантка-валькирия полетела в столовую, клянчить купол для микроволновки. Оставшиеся в комнате преподаватели отсчитывали про себя минуты и словно наяву видели молекулы, разлетающиеся по комнате. Чего теперь не хватает? Куска руки? Ноги? Почти каждому пришла мысль, что нехватка мозга у девочки ощущалась еще до изменения.

Итак, купол был водружен на стакан, причем умудрились пролить каплю на стол.

— Тоже мне беда, – сказала Кассыха, щелкая зажигалкой, – И так ясно, что все. Капут.

— Как вы можете такое говорить?! Это же студентка, почти ребенок!

— Да, да. Ребенок. Она вообще-то нас всех под монастырь подвела, своей выходкой. Это не она сейчас испаряется, а жизни наши, имейте в виду. Про монастырь я фигурально, отче Власий. И вы, кстати, можете не молчать, а предложить что-то дельное.

Но преподаватель Святой Магии молчал как и все, скорбно опустив глаза и перебирая в руках четки. Обычно он горячо, с апломбом доказывал, что все подвластно силе Господа, но сегодня явно скис.

И снова повисла зловещая тишина. С одной стороны, ждали директора, с другой – какого-нибудь внезапного чуда. Что кто-нибудь закричит: "Шутка! Попались?!".

Хотя те, кто работает с магией, лучше других знают, что чудес практически не бывает.

— А это точно вода? Может что-то другое? Спирт, например... – практикантка- валькирия явно не осознавала серьезности ситуации и пыталась быть полезной.

— Ну, попробуй, отпей.

— Да нет, я не это имела...

— Ага...

И как бы не чудовищна была ситуация, кто-то рассмеялся.

****

Директора все не было.

Вокруг стола успели возвести ограждения, кто-то уже вооружился листочком и карандашом, где через ряд сложных формул, доказывал, что девочка не может превратиться в стакан воды, вот если бы в ведро, или кадушку, то это другое дело, а стакан... Это же смешно, коллеги...

Преподаватель Изменения Формы, доселе хранивший молчание, проронил холодно:

— Закон схлопывания.

И после этих двух слов, все расчетчики стыдливо убрали свои листочки. Схлопывание, да. Чертовски трудно, маловероятно, но возможно. Никто не ожидал такого от обычной, можно сказать заурядной студентки, но что с дуры возьмешь? Взяла и смогла.

— Но это точно она, да? – не унималась практикантка, – может это просто стакан, а девочка где-то прячется?

— Я видела, как она превращается, – равнодушно сказала Кассыха, – я как раз входила.

— Кассандра Наумовна, почему же вы не помешали?!

— Мешать студентке, которая использует закон схлопывания? Ладно она идиотка, но я в лужу не стремлюсь превратиться. Я же говорю, нужен водонепроницаемый гробик. Именно гроб, а не урна или кувшин. Для показательности. И на вход.

Образ могилы, прямо в холле магического университета, оказался ярким и прилипчивым. Катастрофа принарядилась в готический костюмчик.

— Ну, какой гроб!.. Фактически, девочка жива... возможен же обратный процесс!..

— Фактически, каждый из нас уже вдохнул часть испаряющейся девочки. А кое-кто ее даже разлил. После такого не живут, поверьте опыту.

— У вас уже был такой опыт? – заинтересовался Яви-Нави.

Кассыха затушила очередной окурок и не ответила на вопрос, а сама спросила:

— А мне вот интересно. Если девочка переродится в навью сущность, то она будет к нам являться в виде человека или все-таки водички?

Яви-Нави скривился и отвернулся.

****

Уже вечерело, директора все не было.

С подростками вечно беда. Кто знает, что у них в головах? Особенно, когда дело доходит до всяких там влюбленностей. И что теперь? Как сказать ее родителям, ее друзьям? "Она просто хотела, чтобы любимый выпил ее, она хотела проникнуть в самую его суть". И потрясти запиской. Отличный план для стада плохо подготовленных неудачников.

...С другой стороны, подобные трансформации это ужасно, нереально сложно. Никто не мог подумать, что у нее получится...

...Хотя не получилось бы это, она пошла бы на другой шаг, попроще. Не в способе дело, право слово...

...И если никто не хотел обращать внимания на ее странные вопросы...

...Виноваты все, все и будут отвечать...

Стакан все стоял на этом проклятом столе и капелька пролитой воды уже испарилась, от чего у всех по спинам стекал холодный пот. Обратная трансформация – это титанически сложно, ведь речь идет о человеке, а не предмете.

Поэтому все ждали директора.

И когда уже валькирия обеспокоенно спросила, а в курсе ли вообще директор, может у него вообще выходной, может попробовать связаться с ним еще раз, дверь распахнулась.

Он вошел, чуть покачиваясь от сильной усталости. Руки были в толстых кожаных рукавицах, потому что он нес зеленоватый, тускло светящийся кристалл.

— Все с стороны!..

Преподавательский состав метнулся к стенам, как тараканы от луча света.

— Купол убрать!..

Валькирия подскочила и аккуратно сняла крышку, впрочем тут же отскочила обратно. Под бешеным взглядом директора, в ней проснулась понятливость и сообразительность.

Кристалл расположился прямо над стаканом, зеленоватое пламя, пляшущее внутри, начало разгораться. Комната загудела, завибрировала, словно вся реальность стягивалась на середину, как ткань.

И тут Кассыха закричала:

— Ты что делаешь? Не смей! Так нельзя!

Но директор, не глядя на нее, продолжал.

Тогда провидица подошла к нему:

— Возьми мою, – негромко сказала Кассандра Наумовна, – Моя дешевле стóит.

Но директор продолжал работать. Кристалл раскалился, задымились защитные верхонки. Стакана больше не было, что-то расплывчатое, желеобразное бултыхалось на столе.

— Дурак! Твоя жизнь не стоит жизни девочки! Не смей! Думаешь, кристалл Преображения это выход?! – Кассандра готова была повиснуть на руке директора, чтобы помешать Преображению, но знала: если сейчас вмешаться, то не спасти никого. Ни девочку, ни директора, ни всех присутствующих.

Кристалл вспыхнул, словно умирающая звезда. Стало темно и тихо.

И в кромешной темноте раздался горький, полный страха, плач девочки.

****

Есть такая поговорка: когда позвал смерть, не думай, что она уйдет с пустыми карманами.

На похоронах звучали слова: "Это был его долг, как преподавателя, он не мог поступить иначе...".

И это было чистой правдой. Нужна была жизнь на обмен. И не подошла бы жизнь животного или растения. Только человеческая. Кого он мог попросить отдать жизнь за студентку, кроме себя?

Девочку увезли родители, в ближайшее время ей поставят блок на занятия магией. Уж больно сильна. А потом... потом, наверно, будут обучать по индивидуальной программе.

Нужно было как-то рассказать о случившемся другим студентам.

****

Кассандра Наумовна оглядела класс сухими глазами, в уголках ее губ таилась страшная горечь. Подростки притихли и смотрели на преподавательницу вопрошающе.

— Если вы думаете, что ваша жизнь мусор и ничего не стоит... А знаю, что среди вас есть такие. Вы думаете так лишь потому, что втайне уверенны в своем бессмертии. И я хочу, чтобы вы запомнили: бессмертных нет. Нет никаких исключений. А еще всегда найдется человек, которых будет полон готовности отдать свою жизнь, чтобы только вы жили. Да, вы сейчас подумали: я-то точно никому не нужен... Нет. Вы можете не знать о существовании этого человека, или никогда не думать о нем. Но будет. Всегда.

И если когда-нибудь к вам придет тупая идея, что вашу жизнь можно смять как бумажку... Выплеснуть как воду... Помните, что в этот момент вы отдаете не свою, а чужую жизнь. Никогда не забывайте. Если вы позвали смерть, она возьмет гораздо больше, чем вы можете себе представить.

И Кассандра, тетка Кассыха, как ее прозвали студенты, вышла, оставив после себя запах дыма и груз тяжелых размышлений.

Страшная гроза бушевала почти сутки – и никто уже и не верил, что это обычное ненастье.

Молния ярко осветила комнату и Янина увидела в окне четкий силуэт человека. Он стоял перед окном, раскинув руки в стороны, по бледному лицу стекал дождь. Стало темно, а через секунду загрохотало так, что в шкафу зазвенели чашечки. Дело было на втором этаже поместья Нордволф.

Янина вскрикнула и побежала к дяде, вздрагивая от грохота и страха.

Почтенный Андрос сидел в своем кабинете, перед едва горевшей свечой и дремал. На его коленях лежала книга: наверняка просто так, вряд ли хозяин Нордволфа хотя бы пытался ее читать.

— Дядюшка, в окне был мертвец! Он парил возле окна и махал мне!

Андрос осоловело уставился на племянницу, пытаясь скинуть с себя остатки приятного сна про бараний окорок.

— Хм. В самом деле? И что это был за мертвец?

— Кристиан Нордволф, – Янина прижала руки к груди, – Кажется он. Очень похож. А может его брат, я их путаю.

— Хм... – Андрос внешне погрузился в размышление, а на самом деле, в пополам с молитвой, ругался распоследними словами.

— Так и знал, то все этим кончится, раздери ангелы эту грозу! – дядя Янины грузно поднялся, хрустнув коленями и потянулся к гонгу, – Общий сбор!

***

Общий сбор вышел скудным, конечно.

Кухарка, садовник, Андрос и Янина собрались на кухне. В былые времена народа здесь было не в пример больше, когда было чем людям платить. Но теперь дела у Андроса шли так себе, хотя его это вполне устраивало.

Последним притащился Склепник, вымокший худой старик в желтом плаще. Он сел возле огня и принялся греть руки, бормоча под нос святые ругательства. Все смотрели на него с затаенной надеждой.

— Зря смотрите, – сказал Склепник, – Я их не смог загнать. Разбрелись по саду, кто летает, что твоя сова... Кто просто по земле волочится. Я их молитвой, а потом веником... И ничего. Замедлились только. И воют, воют... На улицу нельзя теперь казаться.

И Склепник оглядел присутствующих, почему-то остановив взгляд на Янине.

— Колом надо, а не веником! – Андрос с досады опустошил рюмку, – Гроза со вчерашней ночи! Они скоро такой силы наберутся, что двери наши вышибут!

Склепник с досады закряхтел.

— Вы, ваше сиятельство, если хотите, идите и берите кол, или может там меч, и гоняйтесь за мертвяками, сколько захотите. А я не сыч, летать не умею. Да и если прутья священного дерева их не загнали, кол ваш они просто выплюнут, а потом и вас!..

Янина во все глаза смотрела на этого бесстрашного старика, который с одной только метлой, пусть и священной, мог выйти на вставших мертвецов. Склепники, смотрители склепов, народ необычный. Знают они такое, что простым людям никогда не понять.

— Надо дождаться утра и звать священника, – Андрос угрюмо налил себе новую рюмку. Но тут лицо его слегка посветлело.

— Янина, дитя, мы как раз позовем Димитроса! Пусть загонит всех в склепы, а потом нам в троем нужно будет кое-что обговорить!

Янина скрипнула зубами от злости:

— Дядя, не начинай!

— Не дерзи, дитя, не дерзи. Утром все обговорим...

И Андрос, чуть шатаясь, пошел спать – на кухонный диванчик. Сегодня все спали здесь. Считается, что по одиночке сломить людей легко. А когда все вместе, даже черной силе трудно себя проявить.

Склепник выпил крепкого чая и сел возле двери, прижимая к себе веник из священных прутьев. Главное – держать оборону того места, где кто-то спит. В пустые комнаты мертвецы не ходят, слава ангелам.

Янина тихо подошла к старику и тронула его за плечо.

— Господин Склепник, можно мне здесь посидеть с вами?

— Сиди, коли хочется.

Какое время молчали. Улеглись садовник и кухарка, басовито храпел Андрос. На улице грохотал гром, но даже сквозь его раскаты, были слышны вопли мертвецов.

— Как орут-то, оглашенные... — Склепник уже клевал носом, но даже сквозь дрему, чутко слушал, что творится в саду.

— Господин Склепник, а почему мертвецов возле дома хоронят, а не где-нибудь за городом? Собрали бы всех в одном месте и охраняли их там!

Склепник приоткрыл один глаз и посмотрел девушку:

— С ума сошла? Чем больше мертвяков, тем они сильнее. Зря, думаешь, старинные усадьбы забрасывают?

— Хоронили бы в отдалении от усадеб... А не прямо в саду.

Склепник хрипло засмеялся, но не ответил, только глаза прикрыл. Видно, Янина сморозила очень большую глупость. А как тут не сморозить, если все говорят: "Ты девушка, не думай про мертвяков. Тебе про свадьбу нужно заботится, про деток. Вон, священник Димитрос на тебя глаз положил!..". А они все ходят эти мертвяки, и заглядывают в окна, а старые склепники никак с ними справиться не могут, разве что метлой немного погонять. Но ведь должен же быть способ! Да и гроза эта дурацкая, уже сутки не прекращается, случайно, что ли?..

Янина посидела немного возле двери, прислушиваясь к воплям мертвецов, а потом тоже пошла спать.

***

С раннего утра, Склепник пошел за священником. Гроза немного стихла, дождь едва моросил; хотя раскаты грома то там, то здесь прокатывались на усадьбой и горами. Божьим утром, мертвяки немного утихомирились, но посмотрев в окно, можно было их увидеть, бродящими по участку - мокрых и потерянных. Но днем они хотя бы не летали.

Все еще спали, поэтому Янина, накинув плащ, вышла в сад. Было очень сыро, очень туманно, с каждого дерева текла вода, каменные тропинки покрылись грязью и могильной плесенью. Грохотало; в отдалении выли волки.

А еще почему-то было очень спокойно. Хоть вокруг и шлялись мертвецы.

— Эй! - Янина прошлась по саду, оглядываясь по сторонам. На всякий случай она взяла священный веник.

Ей навстречу вышел Кристиан Нордволф, первый хозяин этой усадьбы. Очень худой, очень бледный, очень мокрый. Янина с жалостью подумала, что мертвяков неплохо бы просушить, прежде чем загонять обратно в склепы, иначе они окончательно заплесневеют.

— Здравствуйте! - сказала Янина, на всякий случай показывая веник, - Доброе утро!

Кристиан кивнул,в его давно погасших глазах мелькнул голодный огонь. Мелькнул и погас. Мертвец опустил голову.

— Ничего доброго, - глухо сказал он, - Я устал. Я хочу лечь. Я отсырел, скоро у меня начнут отваливаться конечности. Будь я живым, давно бы умер.

— Из-за грозы не можете вернуться, да?

Кристиан даже не ответил, только скривился.

— Скоро приедет священник.

— И чем он поможет? Загонит всех нас в склеп? - мертвяк махнул синей рукой в сторону остальных, - Мы продолжим ходить и там, а к ночи выберемся.

— Это очень странная гроза, - вежливо сказала Янина.

— Это колдовская гроза. Кто-то творит черную магию. Хотя что можно делать сутки, ума не приложу. Сатану что ли кто-то взялся вызывать?..

Янина передернуло, Кристиана, видимо, тоже.

— Девочка, раз ты здесь, можно я подержу тебя за руку?..

Мертвец надвинулся на бедную Янину, но та бойко махнула веником, так чтобы прутья ударили по руке Нордволфа.

— Эй, несносная девчонка! Живо домой!

Это кричал дядюшка Андрос, стоя на крыльце и размахивая руками.

Янина тяжело вздохнула и, с тоской взглянув на Кристиана, поплелась домой.

— Что тебя вечно к ним тянет! - кричал дядя, стаскивая с Янины мокрый плащ и передавая его кухарке, - Ты девушка из приличной семьи!

Янина молча подсела к огню, не желая ни с кем разговаривать.

Минут через сорок в дверь забарабанили; сам дядя Андрос побежал скидывать засов.

На пороге стояли Склепник и отец Димитрос, высоченный, с надменными складками возле рта.

— Я уже загнал мертвецов, они снова во гробах! - сказал Димитрос и звучно сморкнулся в платок.

— Вот спасибо, вот спасибо, отче! - Андрос засуетился, пододвигая стул, наливая в рюмку сладкую наливку, - А мы как раз готовы с Яниной переговорить, она уже ждет вас!

И начал подпихивать упирающуюся девушку, на ходу приглаживая ей волосы.

— Думаю, разговоры здесь ни к чему, - смиренно сказал Димитрос, опрокинув в себя наливку и утирая губы, - В следующем месяце, как после поста, приедут сваты, будьте готовы.

— Непременно, непременно, отче! - Андрос попытался приложиться к руке священника.

— Мертвецы просто ходят по склепу, а к вечеру выберутся! - Янина сказала с такой злостью, что кухарка стоящая поотдаль, ахнула, - Вы бы, святой отец, делали ту работу, что положено! Например, нашли бы того чернокнижника, что грозу вызвал!

Димитрос покачал головой, глядя на девушку.

— К лицу ли тебе такие речи, милая?

— Бабушку Нордволфа милой называй, когда ночью в окно полезет!..

Дядя Андрос попытался рыкнуть, но вышел писк. От неожиданности, видно.

— Ты, видно, совсем не хочешь замуж!..

— Правда? А то я не знала!

Повисла тишина, а потом на улице кто-то засмеялся - может быть и бабушка Нордволфа, кто знает. Хотя священник же должен был всех загнать?

— Вы даже свою работу нормально сделать не можете.

Янина молча надела плащ, взяла священный веник и пошла на улицу. На пороге, не глядя ни на кого, она сказала:

— Лучше мертвяков веником гонять, чем замуж за вас идти.

И вышла.

На кухне стало тихо-тихо, только потрескивал огонь, да смеялась вдалеке чья-то мертвая бабушка.

дзен

Студенты не любили ездить на фермы.

Никто не заставлял их убирать отходы, да и вообще хоть как-то соприкасаться с этой нужной, но очень грязной работой. Но была традиция - посещать это место несколько раз на протяжении обучения. Чтобы молодые специалисты воочию увидели, откуда берется мясо, которое им потом предстоит перерабатывать.

Убойный цех был практически полностью автоматическим, там был лишь один оператор за пультом. Большое искусство - приучить животных добровольно идти на смерть. Этим занимались зоопсихологи, очень хорошо и продуктивно, поэтому проблем не возникало

Но студенты ненавидели фермы.

Многие открыто признавались, что им там сильно не по себе. Гнаться за животным в лесу гораздо честнее, чем давать ему мнимую свободу, а потом с помощью уловок заманивать на бойню. Нет в этом ничего честного. Это не победа.

Хотя от мяса никто не отказывался.

***

Руководитель шел впереди, мерил коридор огромными шагами мощных ног. Студенты неловко семенили, прижимая к груди блокноты. Нужно было делать заметки, но многие уже чувствовали тошноту, хоть и пытались это скрывать - шутили и хорохорились для вида.

Со всех сторон звучали голоса.

— А здесь, ребятки, сальная порода. Первоклассный жир можно получить только при правильно подобранном рационе и, самое главное, режиме. Смотрите.

Он резко отодвинул дверь-штору, так что студентов отделяли от животных лишь прутья решетки. Многие отодвинулись, хотя и тянули, в любопытстве, шеи.

Сальная порода возлежала на мягких перинках, мониторы круглосуточно крутили им хроники живой природы, в основном про спаривание. Животные перекликались звонкими голосами и иногда кидали друг в друга едой - тортами, жирными смесями из мясных полуфабрикатов и овощей. Морды лоснились, блестели выпуклые бока; ужасно пахло. Они не могли спариваться из-за своих размеров и гормонального фона, но обожали смотреть, как это делают более худые сородичи. От этого они впадали в экстаз и ели охотнее.

— Их очень легко вести на убой. Не кормить несколько часов, и они сами побегут куда угодно, - сказал преподаватель и зашагал дальше.

— Мясная порода требует большего подхода. Знаете, когда-то они доставляли массу проблем. Пока один фермер не догадался использовать... зеркала. Кто-нибудь может назвать его фамилию?

— Айенер! Волфс Айенер!

— Верно, Оливия. Айенер заметил, что мускулистые особи обожают смотреть на себя в зеркало. Ради этого они готовы были больше бегать и поднимать тяжести. Одним зеркалом он поднял прибыльность своей фермы в разы - животные не только стали лучше набирать мясную массу, но и больше работать. Главное вешать зеркало так, чтобы они не смогли его разбить. Кто скажет почему?

— Из-за врожденной агрессии, они могут устраивать драки перед зеркалом, за право посмотреться. Если разобьют, то могут покалечиться...

— Да, Оливия, я вижу, ты разбираешься в вопросе! Верно! Но уточню - они целенаправленно могут брать осколки в лапы и нападать на сородичей. Особенно агрессия выражена как раз у мясных особей.

— Почему им не дают успокоительные? - спросил худощавый Акелл.

— Это сильно сказывается на работоспособности и качестве мяса. Передозировка может привести к тому, что они просто будут лежать целыми днями, превращаясь в сальную породу, – пояснила Оливия, скромно прижимая блокнот к груди. Глаза ее блестели. Может быть у единственной из всей группы.

— Ты не хотела бы у нас стажироваться? - вскользь спросил преподаватель.

Оливия кивнула, обнажив в порыве чувств зубы. Но лишь на секунду.

Группа все шагала мимо бесконечных клетей, в которых визжали, кричали, хныкали или адски смеялись.

Иногда раздавались громкие удары - мясная порода упражнялась на тренажерах. Если кое-где вспыхивали драки, срабатывали шокеры, встроенные в клетки - перепадало всем, кто внутри.

Преподаватель комментировал что-то, задавал вопросы. Но по студентам было видно, что от запаха и шума многие близки к обмороку.

Внезапно они свернули в коридор, где было тихо, а характерный запах жизнедеятельности почти не чувствовался.

Преподаватель остановился.

— Здесь находятся отбракованные животные. Близко к клеткам не подходите, не заступайте за желтую черту. Слабонервные могут подождать здесь.

Кое-кто действительно остался.

— Тебе не жутко здесь? - шепнул Акелл на ухо Оливии, - Меня просто дрожь продирает, когда я смотрю на них. Особенно их глаза...

— Еще скажи, что ты мяса не ешь.

— После ферм я долго на диете.

Оливия смерила Акелла взглядом, но промолчала.

— Отбраковка - животные с дефектами. Они плохо едят и не занимаются физическими упражнениями, - преподаватель понизил голос, - Фактически, в пищу они не пригодны. И даже не из-за нехватки мяса или сала. Из-за дефектов, они находятся в депрессии. Их гормональный фон сбит настолько, что употребление в пищу их мяса может провоцировать психические расстройства.

— А почему вы просто их не утилизируете?

Преподаватель остановился. Пожал плечами. Скривился.

— С ними работают ученые. И зоопсихологи. Говорят, что это очень ценный материал для изучения. Их дефекты... Очень специфичны. Смотрите...

Он указал на клетку, в которой сидело сухопарое животное. Оно сидело поджав колени к груди и чертило что-то палочкой в пыли. И бормотало.

— Он что, разговаривает? - в ужасе прошептал Акелл. Глаза его широко раскрылись, хвост напрягся, как палка.

Животные ходили, бесцельно или наоборот, по каким-то сложным траекториям, шептали, разговаривали, пели. Некоторые загибали пальцы, словно силясь что-то посчитать. Все фиксировали камеры - ученые вели за ними непрерывное наблюдение.

— Новичкам такое не показывают. Но вы уже выпускники и имеете право знать о таких мутациях, - преподаватель в упор посмотрел на Оливию, - Что думаешь об этом, девочка?

Оливия, настороженно подняв уши, подошла к одной из клеток - даже чуть ближе, чем было нужно. Там сидела самка, она сидела обхватив себя руками и подвывала. Но в несвязном вое явно проскальзывало:

— Хо-о-о-ло-одно-о-о...

— Эй, волчиха!

Все резко обернулись к клетке, из которой доносился визгливый голос животного.

— Не хочешь поменяться со мной местами? - самец осклабился в желтозубой ухмылке, - Уютная клетка, мягкая подстилка, безболезненная смерть на бойне.. Не отказывайся!

Все его тело было словно переломано, кожа обтягивала неровные кости. А глаза горели, как угли.

Многие вскрикнули, кого-то вырвало. Преподаватель незаметно взялся за пульт электрошокера.

Оливия медленно покачала головой, глядя прямо в глаза человеку. А потом показала клыки. И даже сквозь одежду было заметно как поднялась шерсть на ее загривке.

— Нет. Не хочу. Добыча должна знать свое место.

— Кто знает, кто в следующий миг станет добычей, - ответил ей человек, но было видно, что он испугался. Отступил назад, не сводя глаз с клыков волчицы.

Оливия улыбнулась, успокоившись. И, обменявшись взглядом с преподавателем, сказала:

— Я знаю, кто здесь добыча. Мне решать. Не ложись близко к краю клетки, человек. Иначе я тебя съем.

Группа студентов пошла дальше, Оливия шла об руку с преподавателем.

А в клетке все смеялся человек.

Litmarket

дзен

Ощутимо потеплело, но мягкий чистый снег не ложился ковром, а сразу превращался черную кашу, которую сосредоточено месили тысячи ног.

Если поднять глаза к небу, то дух захватывало от снегопада, накрывало каким-то особенным чувством. Не детским восторгом, какой бывает в темной комнате при новогодней елке. Не вымученной радостью взрослых. А чем-то седым и темным, пахнущим вечностью. Как если бы Дед Мороз пришел к детям в костюме буддистского монаха, а в место подарков начал рассказывать коаны...

А на земле лежала грязь.

****

Этот Новый Год был особенным, что там говорить. Все это чувствовали и знали. Кто-то по инерции носился по магазинам, кто-то просто ходил по улицам, поглядывая на небо. Таких было много. Даже затворники сегодня хотели быть в толпе, выходили на улицы, ежась от многолюдия; им тоже хотелось видеть небо.

Никто не говорил об этом вслух. А даже если кто-то и пытался, ему быстро затыкали рот. Не буди лихо...

А небо было прекрасно. Когда снегопад стих и тучи немного рассеялись, стало видно луну. Огромную, яркую. Звезды в городах видно плохо... Но одна ощутимо выделялась, мерцая приветливо и нежно, зовя к себе.

Почему не было паники? Почему мародеры не начали погромы и грабежи?

Наверно, потому что все неожиданно поверили в чудо. Простое, славное чудо. Которое или дарует спасение, или гарантирует моментальный конец. Может быть, в других местах было по другому. Как знать? Интернет и телевидение уже не работали, радиосвязь сильно сбоила. Каждый остался наедине с собой и каждый ждал чуда. Своего. Личного. Персонального.

А звезда мерцала все ярче и приветливей, она звала, и готова была превратиться в сани Санта-Клауса, унести так далеко, что и представить невозможно. Кое-где грохали салюты, но звезду они не могли затмить.

А потом снова наползла снежная туча, поднялся холодный ветер. Что делать - идти домой и ждать? Или остаться здесь и мерзнуть, замирая от страха?

Люди начали расходиться, слегка разочарованные. В конце концов, почти все выросли на голливудских спецэффектах и ждали красочной развязки.

Но ничего не происходило.

****

Никто так и не объяснил, куда пропала та звезда. Ясно, что это был какой-то небывалый астероид. Ясно, что он уничтожил бы все живое. Но куда он делся?

Он не упал на Землю и не прошел мимо. Его не просто не стало. Может быть его и не было? А была странная массовая галлюцинация или мираж?

Ученые молчали. Правительство молчало. Снова появилась связь, исправно работал Интернет. Но все будто боялись сознаться в чем-то сокровенном, интимном, может быть даже постыдном. Словно каждый считал себя виновным, в том, что звезда появилась; и себя же считал спасителем человечества.

Звезда пропала с неба. Теперь она была у каждого в душе.

Чего я один хоррор пишу? Яжедевочка. Надо хоть раз написать хоррор про любовь.

Развлекаюсь, в общем, простите уж, если что.

:)

Ужасно неудобно лежать на баллоне дихлофоса. Даже не пытайтесь.

С вечера я засыпала как нормальный человек на подушке, но к середине ночи дихлофос, нежно прижимаемый к груди, оказывался под щекой.

Это жестко, это неудобно. Край всегда врезается, оставляя на лице дуги-вмятины. В конце концов, даже закрытый колпачком дихлофос слегка воняет и убивает организм.

Но Таракан отравлял существование гораздо больше дихлофоса. Куда уж несчастной отраве...

Вокруг моей кровати были нарисованы мелом концентрические круги. Такие в книжках про мертвецов герои рисуют - защититься от потусторонних сил. Мой мел не магический, а ядреная запрещенная гадость, уничтожающая все живое. Пришлось покупать через контрабандистов.

От всех этих ядовитых запахов я плохо спала и, в целом, чувствовала себя весьма погано. Видимо, быстрее скопычусь, чем Таракан... А теперь проснулась среди ночи. Лицо болело из-за дихлофосного баллона, в носу свербило. И пить. Страшно хотелось пить.

Я протянула руку к бутылке с водой... Вот ведь зараза! Пустая!

Я полежала какое-то время, тупо таращась в потолок. Пить хотелось все сильнее, до утра не перетерпишь. Это значит... Значит...

Что нужно идти на кухню.

Падла!

****

Я спустила ноги на пол, медленно и осторожно. Прислушалась. Вроде тишина... И на кухне, и везде.

Может он сдох?

Содрогнувшись от омерзения, я представила эту картину: выхожу, а там этот лежит, кверху лапками. Господи!

... Издали раздался легкий топот, и я почти с облегчением, выдохнула. Так чего доброго, я к нему привяжусь. Есть же там какой-то синдром, когда жертвы влюбляются в маньяков. Как насчет страсти к Таракану?

— Дура поехавшая... - пробормотала я себе, натягивая тапки на плотной подошве. Выпрямилась, глубоко вдохнула воняющий дихлофосом воздух. Вода сама себя не принесет. Я же у себя дома, в конце концов. Я - человек. А он - таракан. Не перепутать бы...

****

На кухне было темно, что логично для середины ночи. Я осторожно нащупала выключатель. Яркий свет ударил в глаза. Я сощурилась, а когда проморгалась, за столом уже сидел он.

Усы ужасно и мерзко торчали, черные глаза нагло блестели.

— Ну, здравствуй, - сказал Таракан.

— Даже не думай ко мне приблизиться! - я выставила перед собой баллон дихлофоса - без крышки, "на боевом взводе".

Таракан пожал плечами.

Я боком, медленно, не теряя Таракана из виду, пробралась к крану с водой. Не поворачиваясь спиной, набрала воды.

— Хорошо выглядишь, - сказал Таракан.

Меня передернуло.

— Нет, серьезно. Для той, кто спит облившись дихлофосом, ты очень хорошо выглядишь. Еще не надоело себя травить?

— А тебе не надоело меня преследовать?

Таракан криво улыбнулся и отвернулся.

Я обратным путем принялась двигаться из кухни. Тело аж заболело от напряжения, сердце тяжело бухало. Еще шажок...

Я почти всегда пропускала этот момент - вот он еще сидит, не двигаясь, а вот - уже прыгает ко мне, стараясь схватить за руки. Сегодня успела - выпустила струю отравы прямо ему в лицо, до того как он коснулся меня.

... Однажды, еще в самом начале, он смог меня поцеловать. Боги! Омерзительнее этого я не знала ничего. Я чувствовала прикосновение усов, руки-лапы зашарили по моему телу. Тогда я отбивалась тапочком, простым и беспощадным. И эффективным. Даже в человеческом обличье, память предков не подвела его - пришлось спасаться бегством. Тогда он юркнул за холодильник...

Тараканы на диво живучие. Этот несколько раз поменял обличье - из насекомого в человека и обратно, а потом снова в человека, кое-как справившись с дихлофосом. Это я условно так его называю - человек. На самом деле, оборотень всегда остается верен своей сущности. В кого бы не перекидывался...

Я побежала к себе в спальню. Заперла дверь, проверила все возможные щели. Вот ведь пакость! В полицию не обратишься из-за нападения насекомого, в службе дезинсекции тоже слушать не хотят - мол, это же не обычный таракан! Вот и жили бы с ним сами. Хотя в них, поди, тараканы не влюбляются...

****

Я снова лежала в своей кровати. Пить теперь не хотелось, только спать. На кухне раздавались шаги - при чем и по стенам. Я представила, как по моим обоям ходит босой усатый мужик, и скрипнула зубами от злости. Как от него отвязаться? Переезд покоя не принес - Таракан выследил мой новый дом. На что он надеется? Что однажды я кинусь на его тараканью шею?..

Я повернулась на бок и задремала.

Снились мне в эту ночь розы, растущие из баллона с дихлофосом.

дзен

— Хлеба бы мне, - проговорил дед, тяжело дыша, - Хлебца бы ржаного, да с молочком... От хлеба вся сила в человеке...

Старуха утерла краем платка слезу - скупую и бессильную. Дед уже несколько дней не мог есть не только хлеб, у него даже вода не держалась. Страшно исхудал он за последнее время... а в крайние дни и вовсе есть перестал, только кричал от боли, лежа на лавке - мокрый и бледный. А тут, к вечеру, как-то успокоился и затих, начал спокойным голосом говорить. Все вспоминал сына и внука, которые давно про своих стариков забыли... Да дюжего битюга Мишку, что в том году им по-пьяни корову прирезал, ирод. Вот бы поговорить с ними сейчас, все сказать подлецам...

Вспоминал дед про еду, про хлебушек; светлея лицом, говорил про жареную картошку да про щи наваристые.

А дышал дед все тяжелее, паузы между вздохами становились все больше.

— Нет у нас куска хлеба ржаного, а? Хоть бы крошку съесть...

Старуха все поняла. Не первый год землю топтала, знала, что это за просвет такой. И, утирая, слезы, пошла печь хлеб.

Муки оставалось немного, старуха собрала остатки да и завела тесто, скатав его колобом. Возилась недолго, привычно. Сунула в печь, румяниться... Да пошла проведать деда.

А тот уже лежал, остекленело глядя в потолок, да сухая рука свисала с лавки. Не дождался дед свежего хлеба...

****

По старому обычаю, старуха не стала допекать хлеб; так водится на похоронах. Прибрала его, до поры.

Сын с семьей жил в соседнем селе, но давно уже он крепко поругался с отцом и много лет не появлялся, даже внука своего они только несколько раз и видели.

Потому помогли одни лишь соседи схоронить деда, на погосте скромно его помянули и разошлись.

А старуха осталась у могилы подольше. Достала припасенный хлеб, положила его.

— Тебе пекла, ситный. Пусть только тебе достанется...

А под хлеб положила куколку, из соломы связанную. Чтобы душа новое тело нашла, хлебом полакомилась...

Поклонилась старуха и ушла.

****

Митька проснулся от странного воя. Пес скулил, что ли... Но странно так. В скулеже ясно проскальзывали слова какие-то.

Спал парнишка на сеновале - по летнему времени самое оно, среди душистого сена заночевать. Вышел во двор - темно, хоть глаз коли, ничего не видно.

А вой вроде поближе стал.

— Хле-е-еба кусо-о-к... Молочка-а-а бы глото-о-к... И уйду...

"Попрошайки среди ночи шлындают?" - тревожно подумал Митька. И осторожно переступая своими длинными ногами пошел в дровяник за топором - мало ли. Отца дома не было, только мать да тетка спали в избе.

Но не брехали собаки, было тихо. Только тихий голос выл непонятно откуда:

— Хле-е-еба кусо-о-к... Молочка-а-а бы глото-о-к... И уйду...

Выплыла из-за тучи луна, посветлел двор. Митька напряженно оглядывался, силясь понять, где же воет невидимка. Никого не увидел.

Ослабели ноги и присел Митька на бревно, что возле сеновала лежало, но топор из рук не выпустил. Голос вроде громче стал:

— Хле-е-еба кусо-о-к... Молочка-а-а бы глото-о-к... И уйду...

Тут перехватило у Митьки дыхание: прямо перед ним появилось что-то. Маленькое, круглое, вместо глаз вмятины, не рот, а щель какая-то.

— Что ты дедушку, внук, не помянул? Почто обижаешь? Хлеба кусок... Молочка бы глото-о-к... И уйду...

Митька словно окаменел. Покатался перед ним кругляш какое-то время... Все ближе подкатывался, а у Митьки уж в груди все заболело, да уши заложило. Приближается чудище, рот разевает...

Но тут заорал петух и сгинула нечисть, будто и не было. А Митька без чувств упал.

****

С самого утра, когда баба Лисиха только коров подоила, пришли к ней гурьбой, да притащили парнишку. Лисиха знала Митьку, долговязого юнца, сына Гаврилы. Всегда веселый, озорной, лопоухий... А тут только глянула: весь седой! Что за притча...

Привели его, усадили в избе знахарки. Лисиха все бросила, все кинула, давай расспрашивать. Что было, никто не знает. А Митька не говорит, мычит только - язык отнялся.

Тогда выгнала всех Лисиха за дверь, стала на воске отливать - рядом с головой Митьки лить. Отлилась рожа страшная, на черта похожая. Беда...

А тут на дворе орать стали дурниной:

— Заели, заели волки! Гаврилу волки заели!

Переполох начался. Гаврила с табуном был в ночном. Побежали к нему про Митьку сказать... А там... Волки, едри их нелегкая. Отродясь их рядом не было, а тут загрызли мужика.

Лисиха дала Митьке один отвар, да побежала смотреть, что случилось с Гаврилой.

****

Много об этом судачили в деревне. Митька так и остался седым и немым. Никто в толк не мог взять, что случилось... На том сошлись, что бегал он ночью к отцу, да все и увидел, как волки батю едят. Вот и побежал, напуганный домой. Никто его не видел, не слышал, даже собаки не брехали, но мало ли что бывает? Ночь, спали все...

Лисиха взялась Митьку лечить. Водили его к ней чуть не каждый день и все без толку - не говорит, хоть режь. Сидит целыми днями и молчит... Лисиха все перепробовала, да где там.

Месяц прошел.

В соседнем силе, где бабка Митьки жила, мужик повесился, Мишка-битюг. С перепоя, говорили, он как выпивал, ужас что творил. В этот день, ближе к вечеру, Митька сам пришел к Лисихе, никто его не вел. Пришел, сел к столу, долго смотрел на сжатые кулаки, а потом говорит:

— Тетка Лисиха, я опять его видел, он опять приходил.

— Кто, Митенька? - Лисиха пристально посмотрела на седого парня, чувствовала - не зря язык именно сегодня вернулся.

Митька вздохнул так, словно больно в груди стало:

— Колоб. Хлеба просил и молока опять...

— Что ж за Колоб такой?

— Он сам вроде хлеба... С глазами, со ртом. Он и в тот раз ко мне приходил... Говорил: "Чего деда не помянул?". А я тогда не знал, что дед помер, не сказал никто...

Лисиха присела, сощурив глаза - глубоко задумалась.

— Ну, раз так, поедем завтра с тобой деда поминать, гостинцев возьмем. Сегодня уже нельзя, солнце на закат пошло.

****

С утра запрягли лошадь и поехали на соседний погост. Заехали к старухе - бабушке Митьки, с собой ее взяли. Ничего сказали, чего и за чем - а та тоже молчала, даже не спросила, почему внук у нее седой и зачем с ним рыжая знахарка. Справили тризну как положено, чин чином.

Лисиха приметила возле могилы куколку малую, под коркой хлебной, хотела поднять. Старуха ее руку перехватила:

— Не трожь! Не ты положила, не тебе брать!

Лисиха не стала ругаться - не дело на погосте голос повышать. Но когда вышли с погоста, сказала старухе:

— Сама возьми свою даренку и сожги ее. И так бед немало случилось из-за нее. Хоть внука своего пожалей...

Старуха не ответила, молча домой пошла. А Лисиха сначала не решилась возвращаться и забирать куколку. Нельзя такое просто так хватать! А потом отъехала с Митькой подальше, но слезла с телеги и пешком на погост вернулась. Взяла куколку холщовой тряпочкой, в карман сунула. А дома сожгла.

****

Прошел еще месяц.

Была холодная осенняя ночь и полная луна светила в окна. Лисихе не спалось, она сидела, глядя как ветер мотает верхушки деревьев. И тут в дверь постучали.

— Кто? - крикнула Лисиха, замирая и оглядывая дверь - не забыла ли засов накинуть.

Тишина.

А потом в окно постучали, гулко так. Глянула - никого.

— Изыди, нечистая сила... - пробормотала знахарка, хватаясь за амулеты на шее.

— Хле-е-еба кусо-о-к... Молочка-а-а бы глото-о-к... И уйду...

Перед Лисихой появился Колоб. Темные провалы глаз были как глазницы на черепе, щель рта хищно улыбалась.

— Сожгла мою куколку, а она мне и не нужна, не в ней моя сила... Дай хлеба кусок, молочка глоток...

И стал надвигаться на знахарку. А у той сердце заколотилось бешено, в ушах зазвенело.

Лисиха вспомнила хлебную корку, под которой куколка лежала. Ее она просто откинула, дура...

— Ты же сам из хлеба сделан, зачем тебе еда? - еле выдавила из себя Лисиха.

— Чтобы силу набирать, от хлеба вся сила идет. Хлеб твой поем, молоко поем, тебя поем, ведьма...

Тут Лисиха ухватила Колоба, да и вцепилась в него зубами. Завизжал он, захрипел, да баба его не отпускает, через силу жует и глотает. А потом колоб и кричать перестал, просто хлебом кислым, недопеченным стал.

****

Лисиха после того болела сильно, да к зиме и померла. Селяне говорили: "Нечистая сила ее победила", не знали, что все наоборот. Но Колоб зато больше не появлялся в тех краях.

дзен