Жду новый пост

Серия «Донка»

- Сволочь… сволочь… - сипела Ксения, корячась в агонии.

Лёжа на полу, она прижимала рукой лоскутки кожи, сраставшиеся в уродливый шрам прямо на глазах. Я так и не понял, кого она имела в виду? Меня или Веню?

- Нельзя! Нельзя ничего рассказывать! Никому!

Когда мы все успокоились, Веня объяснил, что существа подобные Марфе – интуиты, не слишком умны, но чувствуют угрозу и инстинктивно становятся агрессивными, если число источников угрозы возрастает. Про это естественно смотри в дневниках Придона. Убить придонскую Венеру невероятно сложно. Она сильна и обладает почти бронированной кожей. Согласно наскальной инструкции, чтобы только удержать её на месте, зафиксировать, так сказать, чтобы она не ёрзала и не дергалась, нужно не менее десяти человек. Убить можно только чем-то очень острым и крепким, например, придонским кремнем, но подходящий нож Придон то ли случайно, то ли намеренно забрал с собой. Портал откроет не абы какое убийство, а, согласно той же древней инструкции - конкретно отсечение головы.

Оказалось, что Веня и Сеня давно уже строят в одной из дальних комнат некое подобие гильотины.

- А материал где берете? – удивился я.

- Мусор из будущего, - кратко пояснил Веня. - Видел лекало с бегущими зубцами?

- Ну, видел… Мощная штуковина. А как вы собираетесь заставить лечь под него Марфу?

Скорчив грустную мину, Веня замолчал.

- Я же говорила - тупая идея! – зашипела на Веню Ксения, - А ты говорил, что придёт время – и всё само собой сложится! И ничего не складывается! – заплакала она.

- Подождите-подождите … - проговорил я, пытаясь ухватиться за кончик мысли, мелькнувшей у меня в голове. – Мёд … аллергия …

- Считаешь, я про это не думал?! Серьёзно? Как ты её заставишь есть мёд? Мы подержим, а Сенька ей в горло соты пропихнет?

- А если не мёд, а что-то с мёдом … В Турции были?

- Ха-ха! Мы даже в Крыму не были! – с обидкой заметила Ксения. - Венечка на солнце обгорает!

- А я вот был … Там очень много сладостей продается на основе мёда, Например, локма. И я заметил, что когда мы здесь едим, запахи проявляются не сразу. Сначала вкус – потом запах…

- Есть такое, - согласился Веня, – теоретически Марфа может наесться твоей локмы до того, как почует, что там мёд. И ты сможешь представить вкус?

- Я – сладкоежка, - признался я. - Если потренироваться…

- И на чем ты собрался тренироваться? – спросил Веня. - Мы тут как бы голодаем.

- Я заметил, но… да… есть одна мыслишка.

И касалась эта мыслишка рыжей Мыши-Мариши. Клялась мне в любви, а сама … Почему она до сих пор не здесь? Мы уже четырежды пробирались в реал, а её я что-то там не наблюдал. Выходит как миленькая вместе с другими жильцами? Или вообще уже съехала с Донки? Или Мишка Резниченко её утешил? С него станется.

И как бы в ответ на мои мысли в пятый раз, когда мы попали в реал, Мариша сидела на кровати с закрытыми глазами. Я сразу узнал ее, хотя наблюдал только размытый силуэт со смазанным лицом. Четко выделялись только ей рыжие волосы.

Вспомнив совет Вени, я недрогнувшей рукой срезал волосы Мариши под самый корень. В общий котел я их не сдал. Сидел, тренировался представлять медовые сладости из Турции.

Уходя развлекать Марфу, Веня оставлял подробные инструкции, по которым мы с Ксенией строили гильотину. В оставшееся время я пытался вспомнить вкус турецких сладостей и сотворить их с помощью воображения.

Не буду подробно описывать, как подействовали на Марфу пончики с мёдом, скажу только, что аллергическая реакция началась почти мгновенно. Она хрипела, задыхалась и почти одномоментно стала не опаснее большой плюшевой игрушки.

С огромным трудом, но нам удалось перетащить Марфу в комнату, где была установлена гильотина. Придонская Венера плакала ржавыми слезами, тихо и жалобно звала на помощь своего Валерочку. Ни я, ни Веня не решались опустить на ее шею лезвие с зубцами - всякая злость на нее прошла, это был как будто совсем другой человек, не тот, кто многократно меня избивал.

- Да ты хоть бы про дочь свою один раз вспомнила, гадина гребанная! – ледяным голосом произнесла Ксения, крутя в руках любимый розовый берет Марфы Владленовны.

- Лерочка … - всхлипнула Марфа. – Доченька…

Ксения не дрогнувшей рукой сорвала предохранитель с гильотины, и лезвие обрушилось на горло Придонской Венеры.

Глава 16. За дверьми

Мы стояли над обезглавленным телом по колено в песке. И это всё. Никакого портала не открылось.

- Ну, хоть от гадины избавились, - весело произнесла Ксения, с любопытством рассматривая как опадает тело Марфы, превращаясь в адский кожаный коврик.

Я тоже поначалу решил, что если смертоубийством всё и закончится, то, в общем и целом это тоже неплохо, хоть поживем спокойно – я с Ксенией, а Веня пусть и дальше штудирует дневники. Но не тут-то было…

Сабл Савелий, восставший в этот раз из песка, высыпавшегося из тела Марфы Владленовны, поманил нас за собой, как тогда в пещерах. Он повел нас к единственной двери, которую я никогда не видел открытой – парадной двери напротив комнаты Вени.

Теперь дверь была открыта нараспашку. За ней крыльцо. А за крыльцом такое … В общем, Веня и Сеня, увидев это, сразу упали на колени, закрыв глаза. Казалось, что дом несётся куда-то, пересекая то улицы, то реки, то поля. При этом и я наблюдал это боковым зрением, дом по-прежнему стоял на месте. Эта картина доводила до тошноты. Наверное, потому, что мозг не успевал определиться - реально это, или нет.

Эффект Придонской свистопляски я уже наблюдал, когда выглядывал из окон на кухне, но насколько же гаже я себя почувствовал, когда оказался на крыльце. Тогда я наблюдал ломающую мозг картинку как бы со стороны, а сейчас я находился в эпицентре. Реальность неслась куда-то, нарушая все мыслимые и немыслимые физические законы. И это была не иллюзия - мне удалось сорвать вполне обычный лист с куста, что несся прямо на меня, а потом куда-то делся.

Я попробовал скосить глаза в бок – там реальность еле заметно подергивалась. Зажмурившись, я сделал шаг вперед - дикая свистопляска реальности прекратилась. Всё застыло и выглядело абсолютно нормальным, Я стоял на заболоченном берегу узкой речки, видел воду, камни, коряги.

Интуитивно я почувствовал, что оборачиваться нельзя.

- Закройте глаза и сойдите с крыльца, - крикнул я Вене и Ксении.

Они послушались.

И мы пошли … Все вокруг было обычным, скучным, унылым. По виду – ранняя весна, но не чувствуется ни тепла, ни холода. Взгляд фиксирует покачивание деревьев, но тело не ощущает дуновение ветра. Мы долго шли, перебираясь через какие-то буераки. Устали жутко.

- Хоть бы полянку какую найти и передохнуть, - произнесла Ксения.

Я пошарил глазами вокруг.

- Вон там… вроде какой-то просвет.

Вышли на поляну. Отдохнули. В это бесконечно сером мире каждый миг отдыха был подобен глотку воды в жаркий день. Так я и сидел, свесив голову, пока не услышал голос.

- Кирилл, а поищи-ка дорогу, - попросил меня вдруг Веня.

- Чего? Какая еще дорога?

- Поищи-поищи. Посмотри вокруг …

- Да нет здесь … хотя, постой …

За поляной явственно что-то чернело.

- Смотри, и вправду дорога!

Это была скорее не дорога, а направление из грязи и глубоких луж, но всё же лучше, чем ничего. И мы пошли по ней. Шли и шли, пока Веня не сказал,

- Кирилл, а поищи-ка дорогу получше!

Я хотел его послать, но не стал, а снова осмотрелся. Тьфу, да что за черт, вон же параллельно этой дороге, за стволами берез и сосен мелькает серая полоска нормального асфальта.

- Идём! Идём туда!

Там виднелась вполне нормальная дорога, с трещинами, латками и разметкой. На обочине, аккурат перед ямой даже темнел треугольный знак «уступи дорогу».

- Не видишь, может машина едет? – спросил Веня.

Я успел только краем глаза глянуть вдаль, как мимо нас пронеслось нечто черное и четырехколесное.

- Вень, что происходит? – Веня молчал. – Это как с волосами? Что я представляю, то и получаю? – Веня кивнул. - А почему я?

- Ты попал сюда последний, ты - связь этого мира с настоящей реальностью.

- А если я попробую представить город? – чуть не взмолился я.

- Попробуй … представить город

Но как бы я не пытался, ничего не получалось. Не получилось и всё.

- Ты что сейчас представил?

- Ну… Москва-сити. – огрызнулся я не своим голосом.

- А ты там был?

- Бывал пару раз.

- Ты еще Тадж-Махал попробуй представить! – разозлился Веня. - Представляй то, что видел много раз. Наш пригород. Что-нибудь убогенькое, зачуханое, брошенное представь.

- А почему так?

- Не спрашивай! Начну объяснять – не получится ничего.

- И так не получается! Объясняй!

- Что тебе снится? – спокойной и размеренно прозвучал мужской голос.

- Разное.

- Такое снится? – спросил Веня, указывая руками на всё вокруг.

- Грязь и коряги? – я задумался.

Да… С детства, когда я болел или нервничал из-за контрольной, начинала снится всякая мутная хрень, как будто я шел через какие-то грязные места или они просто мелькали перед глазами.

- Допустим, - сказал я. – И что?

- Так вот, всё это - сон. – развёл руками Веня.

- Мой?

- Твой.

- То есть, я где-то лежу с закрытыми глазами и мне всё это снится, и вы, в том числе?

- Нет, демон Донки вытащил все эти образы из твоих снов и создал подобие реальности, но разрешает тебе все здесь менять.

- Так у меня же ничего не получается!

- Получится! Твой мозг должен поверить, что это всё – реальность.

- Но это не реальность! – помотал головой я.

- Хорошо – это сон. Осознанные сновидения бывали?

- Как это?

- Когда во сне можешь всё менять, - подала голос Ксения.

- Да, когда спишь и понимаешь, что спишь, - подтвердил её слова Веня.

Я попытался сосредоточиться, но этому мешала новая напасть. Жуткая Придонская круговерть прекратилась, но теперь, когда я что-то рассматривал, мой взгляд как будто проваливался в мелкие детали предметов и чтобы достать его оттуда, требовалось немалое усилие. Чтобы глаза отдохнули, я посмотрел вверх. Небо пульсировало белесым светом, безо всякого намека на солнце. Неприятно. Я перевел взгляд на землю и вскоре мог рассмотреть каждую песчинку. Почему-то устал от этого страшно и сел ... в полной уверенности, что сажусь на старый бабушкин диван, накрытый потертым клетчатым пледом.

- Вау! – воскликнула Ксения, падая рядом. – Как ты это сделал?

- Не знаю!

- Потому, что представил, а не пытался. – Заметил Веня.

- Так, мы в парке, - сказал быстро я, срываясь с места и не давая опомниться ни себе, ни своим товарищам по несчастью.

Я побежал вперед, представляя, что бегу к воротам парка, бежал с максимально возможной для меня скоростью, чтобы не дать мозгам ни времени, ни возможности начать в этом сомневаться. Метров через десять я почувствовал под ногами беговую дорожку, а минуты через три – врезался в железную решетку. За ней ходили прохожие, ехали машины, виднелись дома.

Вскоре меня догнали запыхавшиеся Веня и Ксения.

- Молодец, Кирюша, - сказал Веня, держась за бок. – Ты нашел город.

- Перелезем или выход поищем?

- Выход будет, если ты его сумеешь представить, - сказал Веня.

- Полезли! – сказал я, подсаживая Ксению и давая ей ухватиться за верхний край забора.

…Мы стояли посреди самой обычной улицы.

- Не подскажете, где мы находимся? – спросил я у первого попавшегося прохожего – мужика лет сорока, в вязаном свитере и в спортивных штанах.

- Зде…сь, - ответил мужик, с явным усилием издавая звуки.

У меня сложилось полное впечатление, что говорил он первый раз в жизни. Я посмотрел ему в глаза и «провалился» взглядом внутрь его зрачка. С усилием «выдернул» себя назад и тут же меня затянуло в сплетение нитей его свитера.

- Да что же это такое! Это настоящее всё или нет?! Где мы?

- Думаю, мы всё еще на Донке, - сказал Веня. - Смотри на всё как бы рассеянным взглядом или будешь «проваливаться». Тут зрение по-другому работает.

- Как это?

- Острота зрения зависит от времени. Чем дольше смотришь – тем больше видишь.

- Как неудобно, - замотал я головой.

Я посмотрел на Веню, перевел взгляд на Ксению, посмотрел на рукав своей одежды. Взгляд «не проваливался». Мы явно не принадлежали этому миру. Прохожий постоял с нами со скучающим видом и потопал дальше.

– Вень, а этот человек, он кто? – спросила Ксения. -Разновидность сабла?

- Вряд ли. Думаю, часть пейзажа.

- Бродячий манекен? – хихикнула Ксения.

- Вроде того.

- Ну…пойдемте и мы побродим, - сказал я.

Окружающее и вправду походило на мои обычные сны – мутные, хреновые, нудные, но не кошмарные. Мы бродили по городу, иногда развлекаясь фокусами. Мысленно удавалось остановить автобус, троллейбус и даже такси. Они везли нас в разные места. Если выглядывали в окно – начиналась свистопляска, доводившая до тошноты. Поэтому никаких удовольствий от поездки я не получал.

Места иногда попадались очень красивые, иногда – в просто необычные. Но чаше казалось старым и разрушенным, к новому целому и красивому было не подобраться. Всё красивое, стильное, изящное маячило где-то вдалеке, или приблизиться к нему мешало какое-то препятствие – котлован, забитая машинами трасса, разведенный мост. Люди иногда вели себя очень агрессивно, но успокоить их можно было легко и просто - не нужно было даже пытаться с ними разговаривать. Достаточно было просто игнорировать, и они уходили или вообще исчезали.

Заходили в кафешки. К нам подходили официанты, подавали меню. Прочитать его было либо невозможно – надписи превращались в мутные полосы, либо вполне себе читались, но не запоминались. Тогда мы просто тыкали пальцем в картинку. Еда имела слабый слабовыраженный вкус и не давала сытости.

- Опять этот грузовик. Куда мы ни пойдем, везде он стоит, - заметила Ксения, указывая на вполне обычную машину.

- Ты уверена?

– Да, там номер как мой день рождения – «пятнадцать – двенадцать».

Вот и я заметил этот грузовик. Присмотрелся. Серый кузов, характерные отметины на борту. Взгляд на нем «не провалился».

Бак почти полный, ключ в замке. В бардачке документы на имя Виталия Сергеевича Резниченко. Это были документы дяди моего друга Мишки. А не тот ли это грузовик, который пропал когда-то на Донке в девяностых, засыпанный песком?

- Поехали, что ли? – сказал Веня.

Я не устал, но для разнообразия можно и проехаться. Грузовик я пробовал водить когда-то в подростковом возрасте. Мишка стащил ключи у отца. КАМАЗ

Сел за руль. … Перед глазами сразу началась мерзкая круговерть, но я заметил, что если смотреть на дорогу не через стекло, а выглядывая в окно, то ехать можно. Внезапно дико заболела лодыжка.

- Черт, больно!

- Мне тоже, - скрипнул зубами Веня.

Ксения захрипела, хватая ртом воздух. Из шрама на её горле засочилась кровь.

- Стой! – закричали оба супруга.

Я остановился.

Что-то не так…

- Вам лучше выйти, - сказал я.

Мы поняли друг друга без слов.

- Я не выйду!!! Не выйду! – хрипела Ксения. - Что мы будем делать?!!! Блуждать здесь вечно? Или вернемся в дом, и станем саблами? Я хочу умереть! Хочу умереть!

- Погнали! – велел мне Веня. – Ире передай… А! Ничего не говори!

И я поехал, чувствуя боль в переломанных ребрах и дикую тошноту от сотрясения мозга. Последнее, что я видел – это судорожно подергивающиеся в едином ритме тела Ксении и Вени, будто две таранки, висящие на одной веревке.

Очнулся я в больнице под капельницами. Рядом сидела Мариша.

Глава 17. Реал

В больнице я узнал, что с момента моего исчезновения прошло полгода. Обнаружили меня в машине с двумя трупами в очень живописном месте на Алтае. Нашла меня группа туристов. На мне не было живого места.

Приходила полиция, со мной говорили врачи – всем я сказал, что ничего не помню, хотя естественно помнил всё. То же самое я сказал и Марише, и Мише, и родителям.

На поправку я шел быстро, на мне всё заживало как на собаке. Но с психикой была беда-беда, если честно. Я не смог больше водить машину – видел Придонскую круговерть. Даже просто ездить в машине стало для меня проблемой. Очень крепко зажмуривался, подавляя желание завязать глаза повязкой. Отрастил длинные волосы и бороду. Знаете, как пережившие тяжелые времена запасаются гречкой и солью, так и я испытывал непреодолимое желание иметь всегда длинные волосы.

На Донку я возвращаться боялся. Ни за какие шиши больше и близко к тому месту не подойду. Позвонил старосте дома, она поделилась со мной номером Ирки. Не давала мне покоя мысль – как же она сумела уйти с Донки?

- Соскучился? – спросила Ирка, подходя к столику в кафе. -Шучу, знаю, что нет. А когда-то такие симпатяги как ты за мной увивались табунами.

Я представил себе увивающийся табун и рассмеялся от такого сравнения.

- Что тебе заказать? – спросил я.

- Да ничего, - отмахнулась Ирка. - Водички попью. Говори, чего хотел.

- Расскажи все, что знаешь про Донку, - попросил я.

- А ты мне расскажешь … про Донку? Ты же там был?

- Был. Спрашивай, что хочешь.

- Венька… там?

- Был там, он умер.

Взгляд Ирки выразил забавную смесь жалости и удовлетворения.

- Я слышала, что тебя вместе с двумя трупами в машине нашли.

- Ага, Веня и Сеня.

- Хм… тогда помянуть надо.

- Надо, - не стал спорить я.

Мы заказали водочку и мясную нарезку, я было предложил овощей, но Ирка лишь отрицательно помотав головой.

- Ну, ладно … - сказал Ирка, когда мы выпили не чокаясь. - Слушай про Донку, но сначала про Венечку. Развёл он меня пару лет назад, как лохушку. Поиздевался и ноги вытер. За что только, не понимаю, - пожала плечами Ирка, кивая, чтобы наливал по второй. - Ну, влюблен он в меня был в школе, но я ведь этого даже не знала. Ладно бы голову ему морочила, а так… Переспал со мной Венька один раз, а на следующий день привёз в свою квартиру Сеньку. Запила я, дура. И когда погас свет, а я не вышла, то почувствовала, как проваливаюсь куда-то. Увидела море подземное, колонны и рисунки… очень знакомые.

- Как это?

- Знаешь… преподавала у нас в техникуме учительница, вела французский и изостудию. Вероника Николаевна Летняя. Очень красиво рисовала портреты и цветы. И я увидела альбом с портретом, похожим на её лицо и лилии, похожие на ту, что Венька мне наколол. Вспомнила я, как в школе называли меня Тигровой Лилией, вспомнила, какой я была в молодости. И ведь тогда не все прям подряд на меня мужики западали. Это только кажется, что красивым никто не отказывает. Отказывают, да только они долго над этим не горюют. И почувствовала, что там, куда я падаю, живет существо, у которого ни плоти, ни крови, ни злое оно ни доброе. Оно просто питается … блядством.

- Чиво? – рассмеялся я.

- То, что слышал. Вот ты, Кирилл, ты женщинами пользоваться привык, а Мариша твоя - типичная терпила. Она тоже должна была на Донку попасть, но почему-то не попала. Нравится Донке Мариша, нравится, как она пылинки с тебя сдувать готова и тапки в зубах приносить. Нравится, я это чувствую, но почему-то не забрала. Хоть и пыталась Мариша за тобой пойти… А что такое удон? – вдруг резко сказала она, рассматривая записи в меню.

- Ээ… да суп такой… вроде, - не сразу сообразил я.

- Закажешь мне?

- Хорошо.

- И зразы. И еще налей… Так вот…- продолжила моя бывшая соседка. - Я ведь Веньку не любила. Никогда, ни секундочки.

- А чего тогда кисла из-за него? – спросил я, подливая ей в стопку.

- Привыкла… и с сыночками моими хорошо он поладил. И поверила, что Венечка правда меня всю жизнь любил и до сих пор любит. А он, - пьяно ухмыльнулась Ирка, - женскую самооценку мою взял и… растоптал. И как только провалилась в темноту – так сразу это и поняла! А как поняла - так сразу и подумала: да ну нафиг из-за него убиваться! Я переспала с мужиком, который мне нравился, а он месть какую-то непонятную осуществлял. Кого еще и надо пожалеть, так не меня, а этого убогого, что время на месть свою дурацкую потратил. Он же мудак – этот Венька Скорочкин, а это навсегда. А я всего лишь запала на мудака от одиночества. В дерьмо вступила… понимаешь… ну отерла ножку и дальше пошла, что мне до него, а он так дерьмом и останется… вернее остался! – расхохоталась она.

Мне стало слегка обидно за Веню. Не был он прям уж таким.

- Знаешь, он просил тебе предать… - начал я и остановился, не зная как продолжить. Ведь Веня так ничего Ире и не передал.

- Что извиняется? – пьяно икнув, продолжила за меня Ирка. - Да плевать на него и его извинения… лучше слушай дальше! Мне тогда смешно стало, представляешь? Я почти в ад провалилась, а мне смешно! И начала я смеяться. Ну дала слабину, подумаешь! За секунду попустило, веришь? И плевать на Веньку стало, и на то, что он с молодой девкой красивой живёт, а я одна кукую – тоже плевать. И меня как «выплюнуло» назад! – тут Ирино лицо помрачнело, и она сказала почти трезвым голосом: - Я вернулась и резко стало очень страшно. Почувствовала, знаешь, что чудом избежала того, что многократно хуже смерти. Вернее – того, КТО хуже смерти. И этот КТО - никуда не делся, это он меня толкал, чтобы я к тебе приставать начала, - добавила она, слегка смутившись.

- Да ладно, - сказал я. А про себя подумал, я значит – вот оно, а для своего передка слабого Ирочка оправдание придумала – Донка виновата!

Уловив мои сомнения, Ира прищурилась и сказала:

- Ну и не верь. Всё равно спасибо, что отшил меня. Я ведь каждый раз себе говорила, ну нафига??? Чуть ведь не доигралась один раз. А это Донка!!!

- Демон?

Невольно подыграл я бывшей соседке.

- Демон? Может и демон. Он в меня вселяется. Нравятся ему такие игры … Со мной все время теперь этот демон Придонский, и вроде вреда от него никакого, но никогда он меня не отпустит и нормальных отношений ни с кем построить не даст! Понимаешь? Не интересно ему это! – Ирка склонилась ко мне поближе и замотала головой: - Нравится ему мучить и мучиться тоже нравится, будто разницы для него большой нет. Или есть, но как для человека – то солененькое хочется съесть, то сладенькое. Нравятся ему такие отношения, но не любовь. А вот измены, или если кто-то по кому-то сохнет, страдает – это да, это для него биточки и конфетки. Меня Придонский демон отпустил, потому что я изменилась за секунду, как разбойник, что рядом с Христом висел.

- Разбойник рядом с Христом? - не понял я.

Ира отстранилась от меня.

- Не суть, - сказала она, почти точно копируя интонацию Александра Андреевича или, как Ира его называла - Сашки-многоженца. – А ты… ты изменился после Донки? – спросила она.

- Не знаю, вроде такой, как и был.

Мне уже это всё начинало надоедать.

- Кстати, а не закажешь мне стейк с кровью? – повела бровью собеседница.

- Закажу.

- А потанцуем? – заулыбалась Ирка.

- Нет.

- А на брудершафт? – подмигнула женщина.

- На посошок и расходимся! – раздался голос у меня за спиной.

Спасибо, пришла моя новая девушка Ника!

Увидав Нику, Ирка сначала долго вглядывалась ей в лицо, а потом залилась таким громким хохотом, что даже перекрыла громко звучавшую музыку.

Глава 18. Ника

С Донки я уехал сначала с Маришей. Но быть с ней не смог, не хотел её. Ни как женщину ее не хотел, ни как с человеком общаться. Я хотел все забыть, а Мариша просто была еще одним напоминанием о кошмаре.

Да и общаться с ней было все сложнее и сложнее. Она начала заговариваться, перестала готовить, есть, убираться. Постоянно находилась будто в ступоре. Стала бесполезной обузой. Но самое неприятное – она не могла работать. Это только кажется, что работа кассирши простая, но на ней как минимум нужно быть внимательным и хорошо считать. У Мариши все прекрасно получалось, пока она была здорова. Семейка у нее была нищебродо-алкашеская, но училась Мариша в школе на одни пятерки, и любимый предмет у нее был математика. Ну, не суть, как говаривал мой бывший сосед Александр Андреевич, Главное - ну вот что мне было делать? Да, не предала меня Мариша, не бросила. К Мишке не ушла, хотя он сам рассказывал, как пытался несколько раз увести её с Донки и как по морде получил, когда руки стал распускать.

Мне что делать? Я молодой, я хочу жить. Я с того света вернулся! Пусть меня осудит тот, кто был в такой ситуации и поступил по-другому. Посоветовался я со своей новой девушкой Никой, и она предложила отправить Маришу на больничку. Сама нашла клинику, договорилась со всеми врачами и все порешала. Мне всегда с женщинами везло! И красивые все были, и полезные! Ника была богатой женщиной, знала иностранные языки, владела галереей «Самертайм» и несколькими школами искусств.

Не прошло и трех месяцев, за которые я успел позабыть даже Маришино лицо. Однажды мне позвонили из больницы и сказали, что случился пожар. Мариша не выжила. Эту новость я воспринял почти с облегчением. Будто гора с плеч свалилась. В эйфории я провел всё утро и весь день, плодотворно работая. А вечером я поехал к Нике.

Она приготовила чудесный ужин во французском стиле.

По какому случаю праздник? Такое впечатление, что ты собралась делать мне предложение, - пошутил я.

- Тебя ждет сюрприз, мон шер, - улыбнулась Ника, - но сперва – ужин. Тебе стоит подкрепиться.

Давно я не чувствовал себя так приятно! Тёплый халат, мягкие тапочки, на столе в супнице ждёт меня луковый суп-пюре, в духовке томится гратен. Куда там Маришиным мясным рулетикам. Тьфу, да что опять про неё вспомнил… Царствие ей небесное, земля пухом и всё такое… После второго бокала вина я откинулся на стуле и просто нежился.

Вечер тёк великолепно, пока не кольнуло в боку... «Опять этот желудок, чтоб его... Пить ферменты.» – подумалось мне, но стоило мне глянуть в окно… и не увидел там Придонскую свистопляску. Я обернулся к Нике, ловя на себе ее странный взгляд, выражавший и сочувствие, и скуку, и отрешенность.

- Ты видишь это? Видишь? – вырвалось у меня.

- Нет, Кирилл, не вижу, - вздохнула Ника, отставляя в сторону бокал, - но знаю, что видишь ты. Ты сейчас видишь Донку, она ведь всегда с тобой. Как и со мной…

- Ты… ты… Ты кто? Зачем ты это делаешь?

- Это не я, - грустно сказала Ника. – Это Донка.

- Ты была… там?

- Была. И она разрешила мне уйти, потому что пошла вместе со мной. Я попала на Донку вместе с Сержем после самой прекрасной ночи в моей жизни, побыла в аду, помогла убить Прасковью Шилову. Ты уже понял, кто я? Или мне назвать своё имя?

- Николетта … Но как? Почему ты жива? Сколько тебе лет?

- Я вышла из Донки в середине 90х двадцатого века. Почему так? Не знаю. Донка так захотела. Серж попал в наше время, знаю, а вот я... А как вы, кстати, выбрались?

- Уехали на грузовике, который когда-то засыпало песком на Донке.

- А мы нашли телегу, в которой крестьяне бросили опоенную Прасковью, и Серж долго сидел в ней, представляя, что она стоит на горке. И с этой горки бежит вдаль дорога. И так – несколько раз, пока нас не начало рвать кровью и всё тело не превратилось с сплошную рану. Я не выдержала и выпрыгнула на ходу, упала в воду и меня нашли в канале Москва-реки, бросили спасательный круг с круизного теплохода. Я думала, буду бомжевать или попаду в сумасшедший дом, но все как-то легко и просто порешалось, кто-то будто за ручку меня вел, но не для моей пользы, а для своих целей. С тех пор я не постарела ни на день, но живу будто во сне - если я что-то хочу, что-то делаю или со мной что-то происходит, значит так нужно Донке.

- Что со мной будет?

- Не знаю, но думаю ничего хорошего, - сказала Ника, поднимая бокал. – Удачи! Главное помни – даже вечность не вечна, всё проходит.

После этих слов я вылетел из комнаты, или комната пролетела сквозь меня. Меня затолкнуло в знакомые двери перед комнатой в камине, понесло сквозь люк на чердак. Мимо меня пронесся сабл Савелий, на ходу обретая плоть, в то время как моё тело становилось песочным.

Савелий … И куда я смотрел? Это ведь красивый мужчина в расцвете лет в старинном домашнем халате. Какой же я был дурак! Поверил Вене, что это безграмотный нищий. Знал Венька! Всё знал! Догадался!

И вот Серж Придон снова покидал Донку, пройдя новый, пока непонятный мне ритуал: смерть Мариши в огне и моё возвращение. Что ж… Донке нужно много тел, чтобы гулять в реальном мире, я тоже когда-нибудь выйду отсюда. Знаю точно, что выйду. Через годы или столетия выйду и никогда не умру, буду вечно молодым и сильным, пусть и с демоном внутри.

А пока буду сидеть и ждать… Кого ждать? Да может быть и вас. Ждать, передвигая песочным пальцем шахматные фигурки. Я знаю, я чувствую, что моё одиночество продлится не долго. Я уже слышу, как кто-то мечется по комнатам, пытаясь найти выход там, где его нет… Пока нет.

Узкая световая полоса над неплотно прилегающими к оконному проёму ставнями и раньше сменялась темнотой. И иногда в этой темноте мелькали огоньки, похожие на свет от фар машин, фонарей, витрин или светофоров. В этот раз всё было иначе... Никаких проблесков за окном. На меня накатило непередаваемое чувство абсолютного нечеловеческого спокойствия. Будто кто-то смотрел на мир моими глазами, задвинув мою личность глубоко в подсознание.

Картинка перед глазами дернулась, расплылась. И вот я уже стоял не на кухне с эркером и стеллажом с фарфоровой посудой, а посредине обычной комнаты, явно принадлежащей школьнику. На столе лежала куча учебников, линейки, ручки, карандаши, фломастеры и прочая канцелярия, возле стула валялся школьный рюкзак с наклейками.

- Ножницы твои где?

С этим вопросом в комнату вошли Веня и Сеня. Веня был налегке, Сеня держала в руках кучу хозяйственных сумок.

- Что происходит?!

- Слияние двух миров, - пояснил Веня.

- На ТОЙ Донке сейчас погас свет? - догадался я.

- Так точно, - ухмыльнулся Веня.

Я посмотрел по сторонам. Заметил на столе канцелярский нож. Попытался его взять. Не тут-то было! Моё состояние очень походило на сон, в котором я мало что контролировал. Руки меня не слушались и я не мог даже толком дотронуться ни до какой вещи, не то чтобы взять её в руки.

- А ты попробуй взять пыль, - посоветовала Сеня.

- Как?!

- Представь, будто поднимаешь упавший платок... вот так...

Нагнувшись к ковру, Ксения сложила щепотью пальцы и подняла вверх нечто, напоминающее полупрозрачную ткань, поблескивающую белыми, синими и голубыми точками. «Ткань» потянулась и порвалась, колыхаясь неровными краями. Обрывок девушка привычным жестом запихнула в сумку и потянулась за следующим.

- Здорово! - воскликнул я. - У меня так не получится.

- Получится. Попробуй снять со стола.

Я двинулся в сторону стола, но чуть не вывернул себе ступни. Ноги провалились в пол, как будто в мякоть спелой дыни. Я отскочил от того места, словно ошпаренный и опять почувствовал, что ноги вминаются в деревянную поверхность.

- Двигайся! Не стой на месте, - сказал Веня.

- А я могу попасть в другую квартиру?

- Попробуй.

- Пройти через стену могу? - уточнил я.

- Пробуй, пробуй.

- Лучше пусть волосы поищет, - деловито и, одновременно, сварливо велела Ксения.

Она явно наслаждалась нашим временным возвращением в нормальный мир.

- А как волосы искать?

- Ищи светящиеся нити.

- Вон - на подоконнике, не они?

- Бинго, Кирюша! Расческу нашел! - воскликнула девушка, забирая нити в сумку.

Я подошел к окну. За стеклом роились буро-белые пятна, мелькали черные силуэты. Слышались то сильные, то приглушенные звуки, будто кто-то то включал, то прикручивал радио.

- Можно выйти наружу?

- Пробуй.

Вспомнился один старый веселый фильм, где главный герой проходил сквозь стены, используя мантру: «Вижу цель — не вижу препятствий». Я надавил рукой на оконное стекло. Почувствовал, как пальцы погружаются в нечто напоминающее засахарившийся мёд. Отступил назад, стараясь не давать ногам погружаться в пол. Интуитивно почувствовал, что выходить нужно не через окно, а через стену. Закрыл глаза и стал медленно продвигаться вперед. Ощущения были странными. Будто двигался через нечто трухлявое. Когда эти ощущения вдруг исчезли, я открыл глаза и... чуть не ослеп — настолько яркий свет резанул по глазам.

С трудом проморгавшись, я обнаружил себя стоящим на кухне потусторонней Донки. В ушах звенело со страшной силой, а видел я всё, будто в туннеле. Боковое зрение отшибло начисто. Я стал вертеть головой, рассматривая... вернее, силясь рассмотреть носящихся на дикой скорости вокруг стола Ксению и Марфу, а также Веню, вяло пытающегося их угомонить.

- Прибью... прибью!.. - повторяла Марфа. - Ты должна была за ним следить!

- А чё я-то?! - визжала со слезой в голосе Ксения.

На столе стояло блюдо, где горкой возвышался пейншамп. Ксения хватала оттуда изящной лапкой горсточку при каждом новом забеге вокруг стола, что вероятно придавало ей и скорости и прыти.

- Видела я как он на сиськи твои пялился!

- А сиськи тут при чём?!

- Ты должна была ему объяснить...

- А чё я-то?!

Разговор, похоже, закольцевался и зашёл в тупик.

- Кто, что должен был мне объяснить? - натужно просипел я, с ужасом понимая, что от прогулки в реальный мир пострадали все мои органы чувств.

Я даже запах пейншампа не ощущал! Хотя фарфоровое блюдо с комочками грибного хлеба маячило менее чем в метре от меня.

- Ты нарушил контур, и нас вымело назад, - меланхолично пояснил Веня, подпирая стенку и, со скучающим видом наблюдая, как голая тетка гоняется за полуголой девушкой.

Я стал рядом и тоже стал наблюдать.

- Ещё раз... объясни, что я сделал не так?

- Не надо было пытаться выйти. Нельзя так делать.

- Ты же сам говорил: «Пробуй, пробуй». - Возмутился я.

- Не думал, что у тебя получиться...

Из волос, что успела насобирать Ксения, мне удалось сотворить только подсохшие казинаки. За это я получил такую затрещину от Марфы, что думал, у меня случится сотрясение мозга, но обошлось. Зато узнал, откуда берется пейншамп – самообразуется из пыли. Ничего представлять не нужно, просто пыль из того мира перетаскивается в этот.

- А у тебя или у Вени, что, не получалось выйти сквозь стену? - поинтересовался я у Ксении, когда все разошлись — ну, то есть Веня удалился в свою комнату за камином, а Марфа отправилась в своё тайное убежище.

- У меня нет, а Веня и не пытался, - ответила Ксения.

- А что так?

- Мудак потому что. Эксперимент он проводил. На мне.

- Не понял…

- Он вычитал в дневниках Придона, как тот выходил за контур и… подговорил меня выйти. Я ослепла и оглохла на три дня. Думала, зрение и слух вообще не восстановятся. Ты ещё легко отделался

- Действительно – мудак, - искренне посочувствовал я Ксении.

Глава 13 Трёп, просто трёп

- Невидимым попал на улицы Пекина, косы китайцам пообрезал и вернулся назад? – не поверил я Вене.

- Так в дневниках Придона написано, - пожал плечами Веня.

- Ну, допустим, - нехотя согласился я.- А почему только у него получалось? Он этим вопросом не задавался?

- Кстати, задавался. Серж считал всех своих товарищей по несчастью откровенными слабаками, поэтому они и не могли.

- Так что, - рассмеялся я, – он был сильнее Марфы?

- Пфф… Ты считаешь, Марфа сильная? Старая жалкая баба. В восемнадцать лет пришла работать в какой-то спортивный комплекс и попалась на крючок сорокалетнему ловеласу. Всю молодость в любовницах проходила у своего начальника, дочку от него родила, а потом штук пять или шесть абортов сделала. Он ей всю жизнь поломал. А как поднадоела, так в групповушках стал заставлять ее участвовать…

- Да ну… прям заставлял… - засомневался я, вспоминая, как пытался развести на секс втроём Маришу.

И Мишка на неё заглядывался, прямым текстом намекал, а мне для такого друга ничего не жалко. И с одной заказчицей у меня как-то, раз затяжной роман случился… Я, устав метаться между двумя бабами - врать и выкручиваться тупо стало лень, хотел свести их вместе и посмотреть, что получится. И уж на что Мариша покорная была мыша, а сразу заартачилась и заявила, что не согласна ни на тройничек с мужчиной, ни на тройничек с женщиной, и лучше со мной расстанется, хоть и любит, чем на такое согласится. Вот тогда надо было её и бросать! Сейчас бы с Никой-фитоняшкой зажигал и подружками её… сама обещала подогнать… да, что-то я совсем отвлёкся…

Короче! Свои сомнения, я высказал Вене, хоть и понимал, что всё это пустой трёп, не имеющий прямого отношения к теме нашей беседы. Веня треп охотно поддержал. Ну, а как еще на Донке время убивать?

- Марфа тоже долго держалась, - сказал он, - не соглашалась почти год. Даже с работы ушла, а потом такая тоска по любовнику заела, хоть в петлю лезь. Пришла, назад попросилась и на всё согласилась.

- А потом еще и понравилось… - хохотнул я.

На самом деле смешно мне не было, несмотря на фривольность темы у меня по коже полз липкий холодок, будто я вот-вот должен был узнать что-то очень важное и при этом мерзкое до жути.

- Не нравилось, - мотнул головой Веня.

- Да нравилось, просто еще и жертву невинную из себя нравится корчить! – почему-то мне захотелось с ним поспорить. - Два в одном!

- Знаешь, как она плачет, когда кончает… - с неожиданным сочувствием в голосе заявил татуировщик. – «Валерочка, Валерочка, ну за что ты так со мной, ну за что? Я ведь так тебя люблю…» И во сне все время его имя шепчет, всё время с ним разговаривает, умоляет не отдавать её другим мужикам, говорит, что кроме боли она с ними ничего не чувствует».

- Чего-чего? – не понял я.

А потом как понял! Веня спит с придонской Венерой! Ну и дела! Хотя… вспоминая явно более доброжелательное отношение к татуировщику со стороны Марфы, чем ко мне или Ксении, всё становилось ясным и очевидным, как полная луна на черном небе.

- А что, Сенька ещё на меня не наябедничала? – грустно подытожил разговор Веня.

- Нет… - растеряно протянул я.

- Видел у меня на спине порезы? Сенька постаралась, ножичком потыкала, когда нас с Марфой застукала. Разобиделась, и жить ушла в отдельную комнату.

- Ну и как она в постели? - не смог удержаться я от любопытства. Да что там не мог! Просто сгорал от него, на мгновение даже позабыв про все свои проблемы.

- Без понятия, - ответил Веня на мой вопрос.

- Это как?!

- Она мне не даёт. Орально ублажать заставляет, а потом спать с ней рядом, обнимать и гладить по голове.

- Тьфу, гадость! - Меня реально чуть не вывернуло наизнанку от отвращения. – В жизни бы не согласился.

- Да ну? – гаденько усмехнулся Веня. – А вот скажу я Марфе Владленовне, что язык прикусил, угадай с одного раза, кого она попросит меня заменить, когда ей в следующий раз приспичит?

…Когда я вернулся на кухню, то застал там лежащую, свернувшись клубочком на тахте, Ксению. Она была в смешной длинной майке, которую натянула себе на коленки. Над столом возвышался сабл Савелий. Калейдоскоп мерцаний за ставнями превращал внешний вид Савелия то в фигуру из мелкой сероватой гальки, то в белоснежный памятник. Перед ним стояла пожелтевшая от времени шахматная доска с отбитыми углами и штампом сельского клуба. Поверх щербатых, растрескавшихся клеток держали строй потёртые, некогда лакированные фигуры. Сабл медленно перемещал фигуры, осыпая поле боя белым песком, после чего молниеносно переносился на другую сторону, чтобы сделать ещё один ход.

- Долго ты с Венькой болтал, - констатировала девушка без всяких эмоций.

- Разве?

- На Донке, если долго ни с кем не общаешься, минута превращается в вечность, - изрекла Ксения с таким умным видом, что ей позавидовал бы и далай-лама.

Забавно получилось.

- А Савелий тебе, чем не компания? – попробовал я пошутить.

Я понимал, что шутка так себе – дурацкая, но чувствовал, что Ксения собирается ныть и жаловаться на жизнь, а мне очень не хотелось это слушать. Так и получилось…

- Веня тебе рассказывал, как люди не выдерживали одиночества на Донке и пытались покончить жизнь самоубийством?

- Не рассказывал, - мотнул я головой, отгоняя плохие мысли. – А что значит пытались? Не получилось?

- А фигушки… На Донке это невозможно. Хоть кишки себе выпусти! Знаешь, всю жизнь боялась смерти, ну не прям сильно – как все люди, - стала сбивчиво объяснять Ксения, привставая с тахты, - а теперь – знаешь, чего я боюсь?.. Знаешь?

- Чего?

- Что не смогу умереть! На Донке нельзя умереть… Только саблом можно стать! А они… не мертвы, они чувствуют…

- И что же они чувствуют? – ехидно ответил я.

- Дикую тоску. Вечно! Я очень боюсь стать саблом!

- Не станешь ты саблом! Мы выберемся!

В это я естественно не сильно верил, но что еще говорить человеку, если у него включился режим скулежа?

- У меня через тело будто проволоку пропустили, я на ней теперь вишу, никуда не деться! – заплакала Ксения. - Вот тут проходит… вот тут, я ее чувствую… - она встала с тахты, повернулась ко мне спиной и показала точку где-то пониже левой лопатки. – Это первый признак, что человек становится саблом!

- В дневниках написано?

- Да! Чтоб ты сдох, Венечка… – всхлипнула Ксения. - Всё из-за тебя и твоей Ирочки Лилиной…

- А Ирка тут при чем? – удивился я.

- При всем! При всем! Это за ней Венька на Донку попёрся.

- Да ладно!

Веня предпочел хорошенькой молоденькой Ксении престарелую Ирку? Мою приставучую соседку, которая, в отличие от многих прекрасно выглядящих возрастных мадам, с коими мне приходилось общаться и по работе, и на отдыхе, и близко не сумела сохранить остатки былой красоты.

…А Веня, со слов Ксении, оказался тем ещё романтиком! Влюбившись в самую красивую девушку школы, он пронёс это чувство через годы, свернув на пути к заветной цели если и не горы, то серьезные преграды. Например, экстерном окончил школу, чтобы только побыстрее попасть в тот задрипанный кулинарный техникум, куда отправилась на дальнейшее обучение его рыжеволосая пассия.

- Ты же говорила, что Веня в техникуме с училкой французского встречался, - вспомнил я перипетии Вениной биографии.

- Так-то уже потом…

Венина зазноба один курс только в техникуме и побыла, замуж выскочила за военного, и тот увёз ее в голубые дали. В Абхазию, кажется. Точно Ксения не помнила. А Веня с крыши общаги вниз сиганул, ногу сломал, в больницу попал, а там учительница французского как раз с аппендицитом лежала. Начали общаться. Веня ей душу излил, про любовь свою рассказал, она его пожалела, ну и закрутилось.

- Странно, - заметил я. - А мне говорил, что на проектировщика машин и механизмов учился.

- Так-то уже потом… Училка уговорила пойти в институт учиться.

- А татуировщиком как стал?

- Училка помогла.

- Да ну? – не поверил я.

- Ага, она ещё и рисовала хорошо. Особенно цветы. И Веня тоже рисовал. Они вместе салон открыли.

- А потом училка куда делась?

- Веня стал деньги неплохие зарабатывать, загулял, они и разбежались.

- А на Ирку как вышел? Тоже училка помогла?

- Да, - процедила сквозь зубы Ксения. Я чувствовал, как меня пробивает на нервный смех. Не училка прям, а персональный Венин ангел-хранитель. - Написала она ему ВКонтакте, дескать Иру видела, вернулась она одна с двумя детьми и живёт теперь на Донке. Венька пулей туда помчался квартиру снимать. Ирка, хоть и выглядела как кракозябра, отшила его. А он давай за ней ухаживать, во всём помогать, с детишками подружился, татушку-лилию тигровую ей сделал, а как она размякла да втрескалась в него без памяти, так и бросил, и на мне женился. Ха-ха-ха!

- Это тогда Ира запила? – вспомнил я.

- Да.

- Мда… каждый сходит с ума по-своему, - констатировал я.

Ксения покивала головой:

- Веня так этот… как его… ге… шаль закрывал.

- Гештальт?

- Во-во, его. Сказал, что теперь Ирочкина очередь мучиться от неразделенной любви, а его – наслаждаться жизнью. Вот и насладились… Венька во всем виноват… - прошептала Ксения, стягивая через голову майку и прижимаясь ко мне всем телом.

«Мариша, ведьма рыжая, во всём виновата» - подумал я, подсаживая хрупкое, гибкое тельце на край стола.

Глава 14 Ритуал

- Чего она взбеленилась? – настойчиво интересовался я у Вени и Сени, когда мы бежали от Марфы в запутанные катакомбы неподалеку от подземного моря.

- Мёд, - лаконично пояснил Веня.

- Что мёд? Что не так с медом? – спросил я, с невольной горечью вспоминая какие великолепные соты мне удалось сотворить к недавнему обеду. Пчёлы бы мной гордились! - Ну, капусту она тушенную не любит, а с мёдом что не так? Она же мне чуть руку не оторвала!

- Аллергия у гадины на мёд, - сказала Ксения, устало привалившись к стене.

- Есть у кого-то пейншамп? – спросил я.

- У меня нет, - сказала Ксения. – Вень, у тебя как?

- Да никак,

- Что делать будем? - В моих глазах стремительно темнело. - Будем сидеть тут, пока не превратимся в саблов?

Я был в пяти минутах от бабской истерики. Ну, а как еще отреагировать на перспективу провести вечность в темноте и тоске?

- И такое может быть, - с ледяным спокойствием заметил Веня.

Внезапно посветлело. Это к нам приближался сабл Савелий. Понятно, почему Веня оставался таким спокойным, видать Марфа не в первый раз бушевала, не в первый раз бывшим кольщикам приходилось от неё прятаться, и не в первый раз Савелий приходил к ним на помощь.

Мы последовали за рассекающим тьму силуэтом. Сияние, исходившее от Савелия, выхватило обрывки полустертых рисунков на стене пещеры. Рисунки казались как бы детскими, но в них, несомненно, присутствовало чувство стиля. Очень уверенные изящные линии. Савелий застыл рядом со стеной и не реагировал на просьбы Вени идти дальше. Я понял, Савелий хочет мне что-то показать, как тогда, возле подземного моря. Я посмотрел внимательно и понял, что вижу перед собой рисунки первобытных людей.

- Марфа? – спросил я, указывая на нарисованную толстуху.

- Возможно,- ответил Веня.

И знаете, до меня только в тот момент дошло, что Марфа Владленовна не просто аномально толстая тетка, с ней конкретно что-то не так.

- Народ, - обратился я к товарищам по несчастью, - а, собственно говоря, кто такая Марфа?

- В смысле? – упал на мороз Веня.

- В прямом. Почему она так выглядит? Это же ненормально такой быть. Она выглядит…

Она выглядит как статуэтка, которую показывал мне Александр Андреевич. Я же сразу это понял, поэтому и стал называть про себя Марфу Придонской Венерой. Но почему-то мне не пришло в голову, что это не случайность, что Марфа… она как человек нового вида. Или не человек? Разновидность сабла. Допустим, сабл из мокрого песка. Или нет! Она - как спортивный матрас, набитый песком.

Я стал внимательнее разглядывать рисунок. Очень похоже на раскадровку. Вот толстая женщина стоит в окружении худышек, вот она бежит, а худышки гонятся за ней, вот худышки валят ее на землю. Человек с гипертрофировано огромным ножом отсекает женщине голову. Из шеи бьет фонтан белого цвета. Люди уходят куда-то гуськом.

- Никто ничего не хочет мне объяснить? – Веня и Сеня молчали. – Здесь уже жили такие, как Марфа? Ужасное существо… Прасковья Шилова, - вспомнил я запись в книге жильцов потусторонней Донки.

- Ритуал… - пискнула вдруг Ксения.

- Замолчи!

- Да что молчать, что молчать?! Мы вдвоем не справимся. Мы и втроем не справимся, сколько бы ты там с мусором не возился!

Я вообще отказывался уже что-то понимать.

- С чем не справимся?! Или с кем?... Вы что, Марфу хотите убить? А чего тихорились? Я только за!

Злость за побои на мгновение помутила мой рассудок, а когда попустило, сразу подумалось о том, что существа, подобные Марфе, появлялись на Донке регулярно, столетиями, тысячелетиями. И их убивали. Почему? Потому что они всех доставали, или есть еще причина?

- А почему вы хотите убить Марфу? И чем? Ножом… который забрал Придон? Да отвечайте уже, не молчите!

- Убьем Марфу – откроется проход обратно, - сказала Ксения.

- Молчи!

- Да почему молчи-то?!

- Действительно, ты что думаешь, что я против? - спросил я у Вени, когда Савелий довел нас до кухни.

- Да не в этом дело, - отмахнулся от меня Веня.

- А в чем?

Веня молчал.

- Объясни хоть, что не так с Марфой? Почему она так выглядит?

- Не знаю!

- Ты же читал дневники! – не поверил я ему. - Наверняка там про это есть.

- Кирилл, побойся бога, я учил французский в техникуме, а сейчас с помощью словаря пытаюсь разобрать написанное в девятнадцатом веке.

- А ты как думаешь, почему? – не отставал я. – Рабочая версия какая?

- Ну… Возможно, Марфа особенная, по-особому вкусная, может Донка так по-своему заботится о ней, не давая стать саблом. А может – она, действительно, портал для выхода в реальность.

- Вы думаете, что смерть Марфы откроет проход в реал? Так вот как вернулся Сережа Придон …, - протянул я, - Убил Прасковью Шилову и … Кто она, кстати, была?

- Да там все скучно и просто. Помещичья дочка из не шибко богатых, но красивая. В молодости отдали замуж за старика. Ну как за старика, в те времена те, кому за 30-35, уже стариками считались. Измывался он над Прасковьей как хотел, не6сколько раз даже в карты её друзьям проигрывал, и так они жили-поживали, пока его удар не хватил. Тут она в силу вошла, установила в поместье свои порядки. Лютые. Девок молодых изводила. Из парней молодых гарем себе организовала. А мужа на всё это смотреть заставила, сидя в креслице. В то время на месте усадьбы Придонки были поля да луга, и среди них место песчаное у речки неглубокой, где люди иногда пропадали…

- Мда, всё ясно, классика жанра, - перебил я Веню. - Злую барыню народ отправил в потусторонний мир. А что с рисунками? Кто их нарисовал?

- Без понятия, только не психуй, - остановил меня Веня предупреждающим жестом.

По мнению Вени, Донка существовала с незапамятных времен. Древние люди научились заходить и выходить отсюда, принося жертву. И оставили следующим поколениям как бы инструкцию.

- А зачем они сюда заходили? – не отставал я. - Волосы поесть?

- А почему нет? Это для нас такое - ужас-ужас, а для них - ... Вот представь. Есть нечего, охота не удалась, собирательство тоже, а тут место, где все это можно…. Заказать. Например, жареную мамонтятину.

- Заказать кому? – не понял я.

- Демону.

- Ты серьезно? И кто этот демон? Савелий?

- Да нет же! – тут уже Веня психанул от моей непонятливости. - На Донке живет какое-то существо. Нематериальное. Невидимое. Энергетическая сущность.

- Но демон?!

- Да - демон… демон… Но не в классическом смысле, не в духе американских ужастиков, конечно. Никакой ненависти к людям демон Донки не испытывает, навредить хочет не больше, чем рыбак червяку, которого насаживает на крючок. Мы просто видим ситуацию глазами червяка.

- Червяк ничего не соображает, - заметил я.

- Так, по мнению придонского демона, мы тоже ничего не соображаем! Это существо создает свою реальность, изменяет материю, делая несъедобное съедобным; будущее задает, поэтому и время здесь слегка убегает вперед …

- Будущее задает? Как - не спрашиваю. Зачем?

- Чтобы существовать всегда, - улыбнулся Веня. - Кто мы для него? Не знаю, но на равных он с нами точно общаться не будет.

Веня объяснил, что демон питается определенным типом энергии, которую излучают определенные люди. Если перестать излучать эту энергию – демон отпустит. Он в принципе и не держит никого. Если ты не такой, какой ему нужен – уходи на все четыре стороны.

- Так… - заинтересовался я. - И какие люди ему нужны?

- А какая разница? - Веня посмотрел на меня с явной издёвкой. - Допустим, демону нужны жадины…

- Я не жадный

- Я сказал, допустим. Ну, хорошо, ты щедрый. Можешь измениться и стать жадным?

- Нет, не могу… - Я понял, к чему вёл Веня. Не важно, что нужно демону Донки. Важно, что в нас это есть. Мы с ним в резонансе, совпадает нужная частота колебаний. У взрослых есть то, что ему нужно… - Поэтому он не трогает детей? – уточнил я.

- Наверное

- Слушай, а нож… как первобытные сделали нож из такого крепкого материала?

- Понятия не имею, могу только высказать предположение…

Веня считал, что до тех времен, которые наши историки считают первобытными, существовала высокоразвитая цивилизация. Может даже не вполне человеческая. Они либо создали Донку, либо она уже существовала, просто древние умники полезли с исследованиями, куда не нужно. Может, изучали это явление или как-то пытались контролировать. Древние создали подземное море с колоннами – оно явно рукотворное, они могли резать материал, что похож на кремний и алмаз одновременно. Здесь могли остаться какие-то высокотехнологичные режущие предметы, которыми и воспользовались дикари.

- Видел синий металл, что валяется среди осколков? – спросил Веня.

- Видел … Савелий показывал. И где эта цивилизация? – полюбопытствовал я.

- Не знаю. Погибла, скорее всего, ну её как бы нет сейчас, - развёл руками Веня, - а Донка осталась и ей нужно питаться. И она ловит людей уже, наверное, сотни тысяч лет, а может и миллион.

- Ловит – понятно, а выпускает зачем? Это ведь демон создал возможность выхода через ритуал?

- Хороший вопрос, ответа не знаю.

Мы надолго замолчали.

- Да… вот мы попали, – нарушил я тишину. - Хорошо, что он один – демон Донки.

- Ты так считаешь? А я нет. Думаю, что таких существ, которые питаются энергией людей до хрена и ровно, но они ведут себя тихо и незаметно, как невидимые растения, а наш демон что-то вроде мухоловки. Чуток активнее, чем обычные существа его вида.

- Как думаешь, Марфа знает, как выбраться с Донки?

- Ты сейчас про ритуал жертвоприношения с отрезанием головы? Хм… ну я ей ничего не говорил, я же не дурак, - ответил Веня, - а видела ли она рисунки на стене или нет, поняла их или нет – об этом она мне не говорила.

- Если бы видела или поняла, она бы их уничтожила, - предположил я.

- Возможно. А еще - она от нас прячется. По-моему - инстинктивно. За морем есть пещера, она там живёт, туда уплывает, а если я ей нужен – то перевозит меня туда в бочке.

- Да… попал ты…

Веня почесал шрамы на спине.

- Знаешь, я по молодости участвовал пару раз в ммм… в не совсем добровольных групповухах.

- В смысле, не совсем добровольных? – Уточнил я.

– Ну, как... Шмары какие-то, и так всем давали, просто скопом их до этого не драли… в разные места. Ну ладно… - махнул рукой Веня, - да… чёрт, как же это неприятно, когда тебя касается.

- Карма? – спросил я.

Веня криво улыбнулся.

- Она самая.

Я тихо, про себя, порадовался, что никогда не испытывал недостатка в женском внимании – уж таким уродился – и красивым, и здоровым, и умным, поэтому бог миловал от такого зажигательного времяпрепровождения, как у Вени.

Пауза затянулась. Веня совсем загрустил.

Сидя на табурете в пустой потусторонней кухне, я задумался над своей ситуацией. С одной стороны, влип я по «самое нихачу» - нахожусь в замкнутом паранормальном помещении, в лимбе, из которого нет выхода, с тремя явно психически больными людьми, если Марфу Владленовну можно считать человеком, с другой стороны – моему здоровью и жизни вроде бы и ничего не угрожает. Вот только эти окна… Один взгляд на них порождал в душе муторную смесь из тоски, ужаса и одиночества, что я едва сдерживался, чтобы не начать орать и раздирать себе кожу в кровь, расцарапывая лицо в припадке отчаяния.

Да… Помощи из реального мира мне не дождаться – это я понимал чётко. Полиция меня здесь точно не найдет, даже если и захочет вдруг поискать. Родителей очень жалко – придётся им поволноваться, а Маришу – нет. Это она затащила меня на Донку. Лохушка! Неудачница! Не надо было с ней связываться! «Пусть теперь подёргается!» - с мстительным удовлетворение подумал я, а себе сказал: «Хватит киснуть! Граф Придон отсюда выбрался, и я смогу!»

Попытавшись сосредоточиться на воспоминаниях о разговоре с Веней, чтобы извлечь хоть что-то для себя полезное из его намёков и недоговорок, я вдруг понял, что память играет со мной злую шутку. Вот вроде бы разговор с мужем прекрасной Ксении и состоялся не более десяти минут назад, но по ощущениям - уже как целый год прошёл. Я решил выйти через ту дверь, в которую попал на кухню и оказался в комнате с раскладушкой. Она была застелена. Подушка, одеяло, простынь. Всё идеально чистое. Я прилёг и задумался: «Кто же тут стирает? Ксения, что ли? А где стирает? В ванне? А где ванна? А Ксения где? А она вообще существует? А существуют ли Веня, Сеня и Марфа в реальности?».

Помню фильм смотрел, так там главный герой все время общался с несуществующими людишками, а выяснилось это только в самом конце. Может, и у меня такие видения? Отравила меня чем-то Мариша, как есть, чем-то отравила! И Ирина тут каким-то боком замешана! Уж не знаю каким, но замешана…

За такими вот размышлениями, я и не заметил, как стал погружаться в сон. Из полудремотного состояния меня вывел посторонний звук – будто противно скрипела дверь, и над самым ухом кто-то пересыпал песок. Шурх…шурх…шурх…

Открыв глаза, я приподнял голову и уставился в темноту, действие пейншампа на меня закончилось, так что, по идее, ничего увидеть я не мог. Но я увидел! Безглазое лицо, состоящее, казалось, из светящихся комков и впадин, нависало надо мной. Заорав, я ударил по нему кулаком и скатился с раскладушки.

Ночной монстр издал тот самый скрипящий звук и рассыпался кучкой песка. Машинально я пошарил рукой по стене в поисках выключателя, чудом нащупал его, щелкнул, свет естественно не зажегся, а из мерцающего песка начало формироваться лицо, которое подтягивалось вверх, покачиваясь на грибоподобной ножке. Я пулей вылетел на кухню, запер за собой дверь и стал орать благим матом, призывая Веню, Ксению и Марфу Владленовну.

Никто не пришёл. Я забился под стол и просидел там, как мне показалось, вечность. Реально – вечность, ещё немного, и я бы начал сходить с ума, как слетают, говорят, с катушек те, кто находятся на длительном одиночном заключении.

- Кирилл, - послышался голос Ксении. – Чего ты там сидишь? Вылазь.

- Нет, - замотал я головой, хотя рад был человеческому голосу не передать как.

Я услышал по шагам, как Ксения куда-то удаляется. Потом возвращается, неся с собой пейншамп. Он прогнал темноту из моих глаз, и я чётко увидел перед собой лысую хрупкую девушку в длинной растянутой футболке и со шваброй в руках.

- Пойдем, - сказала девушка, направляясь в сторону моей комнаты.

- Стой! – закричал я. – Там… там…

- Сабл припёрся? - Махнула она рукой. – Не бойся. Идём. Покажу, как с ними надо.

Ксения пошла первой, я отправился следом, инстинктивно держась за её спиной. Стыдно мне не было: она явно знала, что делать, а вот я – нет. Напугавшее меня создание по-прежнему находилось в комнате, но так как видел я снова хорошо, оно показалось мне уже не страшным, а просто очень мерзким. Хилое существо, чья плоть, казалось, была вылеплена из песчаных мочалок, сидело на раскладушке и таращилось в пространство пустыми глазницами. Без лишних разговоров Ксения снесла песчаному монстру голову шваброй. Существо рассыпалось, и всё моё спальное место оказалось в песке.

- Это сабл, - пояснила Ксения. – Прости, забыли предупредить. Они безвредные.

- А кто они такие? – спросил я, стараясь, чтобы голос не сильно дрожал.

- Люди, застрявшие на Донке, - вздохнула Ксения, изящно опершись на швабру. - Веня так говорит.

- Жестко ты с ним разобралась, - сказал я, впрочем, без малейшего упрёка.

Песчаная тварь здорово меня напугала.

- Я ему услугу оказала, - помотала головой Ксения. – Если сабл полностью сформируется и осознает, в какой он заднице оказался, и тут такие стенания начнутся. Кричать и вопить будет, будто черти пытают. Найди себе швабру или тазик с тапками заведи, как Венька, чтоб от них отбиваться.

- А почему ты называешь это существо саблом?

- Это от французского «песок».

- Граф Придон название придумал? – уточнил я.

- Да.

Похоже, что Ксения - адепт «Графа Придона», как Мариша была адептом «Донки». Хотя… Мариша-то оказалась права, чтоб она в аду сгорела. Так может, и Ксения права?

- Веня показывал мне дневники графа, но они в современных тетрадках написаны. Это что? Копии? – предположил я.

- Нет. Оригиналы.

- Как это возможно? Старинные писульки в советских тетрадках. Объясни, пожалуйста.

- Мм… я сама этого не понимаю, но Веня говорил, что на Донке время слегка смещено в сторону будущего.

- Слегка?

- Ага. Лет на сто с хвостиком, - будничным тоном заметила Ксения.

Я позволил себе пофантазировать и представил себе, как граф Придон попал сюда в девятнадцатом веке и обнаружил комнаты с обстановкой из советских времен. Нашёл тетради, возможно и ручки нашел, но не понял, что это или ему просто в силу привычки было удобнее писать перьями и чернилами. До революции, насколько я помнил из рассказов Александра Андреевича, здесь были дома купцов, и если один из таких домов пропал, поглощенный песками, то там могли оказаться и привычные для графа письменные принадлежности. А в том, что один, а может и не один, из купеческих домов пропал, я уже не сомневался. Иначе откуда здесь комната с эркером и зал с камином? И если граф столкнулся с будущим, то это значит… это значит…

- Здесь есть вещи из двадцать второго века!? – удивленно воскликнул я. – А можно на них посмотреть?

- Ага, - зевнула Ксения. – Возле камина, в котором Веня живёт, есть комната, доверху набитая какой-то странной технической фигней. Пойди, глянь, если не лень.

- Не лень. Гляну. Но потом, а пока покажи мне, пожалуйста, где здесь туалет, - попросил я.

Ксения фыркнула.

- Ты не хочешь в туалет, и не захочешь. Все, что ты ешь, усваивается полностью. И мыться здесь не надо и вещи стирать, всё чистое, только песочек отряхни. Серебро только «вянет», будь оно не ладно.

- А песочек это…

- …люди, которые слишком долго здесь пробыли, - закончила за меня Ксения. – И те, кто много ел пейншампа. Веня так говорит. А попробуй его не есть… - грустно протянула она. – И что делать? Не сидеть же в полной темноте.

Я согласно покивал головой, внутренне содрогаясь, представив себя на месте сабла.

- А что за хренотень за окнами творится? – перевел я разговор на другую тему. – Что Веня говорит? Вроде ничего страшного, но почему так действует?

- Не знаю, - передернулась всем телом Ксения, её лицо исказила гримаса омерзения, - не знаю, почему….

Ну а вот я, кажется, знал, во всяком случае, понял, почему вид за окном так действовал на меня.

В детстве, еще дошкольником я посмотрел по телевизору черно-белый фильм, который напугал меня так, как и близко не удавалось ни одному ужастику. Фильм был о перемещении дома. И перемещать его решили, не предупредив жильцов. Представьте ужас людей, выглянувших в окно, и увидевших, как за окном движется улица. При этом работают все коммуникации! Даже можно звонить по телефону! Но как?! Как?!

Взрослому человеку, конечно же, всё было понятно, тем более в фильме всё объяснялось про то, что дома были подняты и установлены на специальные движущиеся платформы при помощи гидравлических домкратов. В силу возраста я не понял объяснений о том, что были протянуты кабели для бесперебойной подачи электричества, проложены специальные трубы для водоснабжения и отвода канализации, подачи газа. И, наверное, уже тогда меня посетило смутное ощущение того, насколько зыбкой является наша реальность. Наверное, уже тогда я знал, что существует Донка и я, живя обычной жизнью, медленно, но неуклонно приближаюсь к ней.

- Отсюда нужно выбираться, - быстро заговорил я, отгоняя неприятные воспоминания. – Придон ведь смог выбраться, почему мы не можем?

- Веня поэтому и сидит, его дневники читает, пытается понять, как он смог.

- А Веня что, французский хорошо знает? - засомневался я.

- В школе учил. А в техникуме у него был роман с училкой французского языка, - хихикнула девушка. - А еще словари здесь нашёл и разговорник.

- А ты какой язык учила?

- Английский.

- А Марфа Владленовна?

Девушку передёрнуло от страха и отвращения при упоминании этого имени, но она ответила:

- Немецкий.

Кто бы сомневался… жирный Гитлер! И понятно, что доступ к важной информации здесь имеет только Веня. Монополист, мать его так! Ладно, разберёмся с этим позже.

- А кто такая Марфа Владленовна? Она вообще... человек? - поинтересовался я.

Губы Ксении мгновенно сжались в гневную узкую полоску, но даже это её не испортило. Меня порадовало то, что Марфа может, и задавила её силой и массой, но дух сломить не смогла.

- Сука она старая, а так… да. Типа человек, - ответила Ксения.

- Она тоже из наших?

- Из каких «ваших»? – непонимающе похлопала ресницами Ксения.

- В смысле, из соседей, - уточнил я.

- Ааааа… да. Из соседей, но не из наших. Из дома 7Б.

Перед моими глазами пронеслись воспоминания: Андрей Алексеевич показывает мне холм из песка, рассказывает о судьбе дома, который ненадолго покинули жильцы, про пожилую женщину, брошенную на Донке неблагодарной дочь.

- Ага, как же, неблагодарная, - фыркнула Ксения, когда я сказал ей об этом. – Я вот от такой мамаши сбежала ещё в восьмом классе. Злобная стерва, которая на работе никто и звать ее никак, подай-принеси, полы протри, зато на домашних отрывается по полной – или бьет, или орёт, уж не знаю, что и хуже.

- А не та ли это Марфа Владленовна, что обоями жуткого цвета торговала в девяностых?! – внезапно вспомнил я рассказ арендодателя Вадика.

Ответить Ксения не успела. Внезапно, но не понятно где, раздался бой часов. Девушка вздрогнула, как кошка, ошпаренная кипятком.

- Что это?! – её испуг невольно передался и мне.

- Куранты! - всполошилась Ксения.

- Что-что? – не понял я.

- У меня в комнате часы напольные. Скоро все соберутся. Давай, сворачивай свою постель, и потащили на кухню.

- Зачем?

- Зачем, зачем! Узнаешь! Поторопись, иначе она меня прибьёт!

Глава 11. Экскурсия

Взяв мою простыню за четыре угла, мы подняли её вместе с содержимым и понесли на кухню. Там выяснилось, что нам нужно просеять содержимое импровизированного мешка. А как? Про «а зачем?» я уже и спрашивать боялся. Но прояснилось всё само.

- Сито! Доставай сито из левого нижнего шкафчика в буфете. Быстрей!

Бросившись к буфету, я на мгновение задержался возле одной из его зеркальных вставок в виде цветочного лепестка. В нём я увидел, что голова моя уже не просто острижена, а лысая, как коленка. Бросив взгляд на свои руки, которые были довольно таки волосаты… когда-то, теперь – нет... ни единой волосинки, ни на руках, ни, как я подозреваю, на всём теле, кроме ресниц и бровей. На удивление, легко смирившись с этим фактом, мысленно пожав плечами, я полез разыскивать сито.

Деревянное сито с железной решёткой и пожелтевшим от времени ободом нашлось там, где и сказала Ксения, лежало поверх большой старинной книги в кожаном переплете, советских учебников по шахматам и альбома с пожелтевшими рисунками. К книге на веревочке была привязана вполне современная шариковая ручка. В альбоме оказалось несколько женских портретов, а так в основном изображения цветов.

- А что за книга? – поинтересовался я.

- Сито давай! – закричала Ксения. – Книги потом.

Я передал ей сито, а сам уселся рассматривать книгу. Она заинтересовала меня потому, что была рукописной, вернее это была старинная амбарная тетрадь с кучей записей. Первые записи оказались на французском.

- Это граф Придон писал? – спросил я.

- Да, то есть, не совсем, первой француженка писала. Николетта как-то там… фурье… мурье…

Я присмотрелся к надписи. Действительно, Николетта Лурье, 25 лет от роду, июнь 1875 года. Это было можно понять, даже не зная французский, а вот дальше шла какая-то приписка и из нее я смог разобрать лишь еще одно женское имя, уже русское – Прасковья Шилова, месяц август и ещё две цифры означавшие, скорее всего, возраст и дату.

- «Когда мы сюда попали, здесь уже жило ужасное существо, которое называло себя Прасковьей Шиловой, оказавшейся в этих комнатах в августе 1860 года в возрасте сорока шести лет», - процитировала по памяти Ксения, когда я спросил её об этой записи.

- Веня перевёл? – уточнил я.

Девушка покивала головой, продолжая энергично трясти ситом. Выглядела она одновременно и смешно и мило.

- Следующей после Николетты писал уже граф Придон и другие, кто после него на Донку попадал, - сказала она.

Я посмотрел на вторую запись, и точно - она гласила: «Серж Придон, 38 лет, июнь 1875 года».

- А эта Николетта… кто она была?

- Гувернантка детей старшей сестры жены графа. Сестра и её муж умерли во время какой-то эпидемии, жена Придона Аделаида усыновила сироток и наняла для них французскую училку, - объяснила Ксения.

- Венину из техникума?.. - рассеяно пошутил я, конечно понимая, что Ксения имеет в виду настоящую француженку.

Третьей в книге бледновато чернела запись на русском языке, но с особенностями дореволюционного правописания — с ятями, «и» краткой и твёрдыми знаками во всех возможных местах: «Семён Кривонос, попал сюда в мае 1903. И жил здесь уже Савелий. Сколько лет ему не помнит, фамилию тоже, на вид очень стар. Неграмотный. Говорит, что видел и других людей, но кто они и куда делись рассказать не смог. Когда попал сюда, не помнит, но помнит прежнего императора, а нынешнего не знает. Показывал мне дневники Придона, рассказал, что граф смог отсюда уйти. Просил меня почитать, но писано как-то непонятно». Четвертой в книге записалась некая Жанна К. в марте 1921 года, пятым - Григорий Латников в феврале 1937 года. Рядом с пятой записью стояла приписка «лучше бы меня арестовали». И не поспоришь…

Дальше я читать не стал, так как понял, что в этой книге записывались мои товарищи по несчастью из разных лет. Посмотрел только в самый конец, думая найти там записи из будущего, но их не было. Последними записями были позапрошлогодние послания от Вени и Сени.

…Успели мы, то есть Ксения, как раз вовремя: по лестнице за тахтой раздалась тяжелая поступь шагов Марфы. Вскоре всё наше «семейство» было в сборе. Веня тоже пришёл. На этот раз он был по пояс голый, свою синюю шторку он обмотал вокруг бедер на манер саронга – длинной юбки по щиколотки.

Обнаженности Ксении в этот раз не мешали моей наблюдательности, а на Марфу мне вовсе глядеть не хотелось, хотя мне показалось, что она была мокрой. Душ что ли принимала? Вроде не моются здесь или я что-то не так понял… Так вот, я обратил внимание на внешний вид Вени, вернее на странные шрамы, покрывавшие его спину. Никогда таких не видел: будто кожу разрезали, а линия раны не заросла, не зарубцевалась, но сошлась, оставляя чуть вывернутый след. А на шее Вени висела смешная маленькая торбочка - голубенькая, расшитая алыми маками, похожая на ароматический мешочек. Ну, милота! С трудом подавив истеричный смешок, я смирно уселся на своё место и стал ждать, что будет дальше.

- Каков урожай, Сенька?

Ксения продемонстрировала Марфе глубокую тарелку с волосами. Марфа недовольно хмыкнула и посмотрела на меня с неодобрением.

- Маловато, - процедила она сквозь желтые крепкие зубы. – Измельчал нынче мужик.

А я виноват, что у меня мало волос? Даже обидно как-то стало. Ладно, спасибо, что только волосы едят, а мог ведь и к настоящим каннибалам попасть.

- Кирюш, давай, - кивнул мне на тарелку Веня.

- Опять я? – удивился я.

Присутствующие покивали головами. Оказалось, что на Донке традиция такая или чёрт его знает что, но первым начинает есть тот, кто сюда «залетел» позже всех. Что делать? Положил на тарелку немного своих волос и, стараясь не задумываться, с какого они места, принялся жевать. Жевал, жевал, но ничего не изменялось. Присутствующие тихо давились смехом, глядя на меня.

- Да что не так-то? – вспылил я. - Почему не выходит?

- С первого раза получается у всех, а дальше надо фантазию подключать, - усмехнулся, глядя на мои потуги Веня. – Вспоминай всё самое вкусное, что ел в этой… в ТОЙ жизни.

- Вкус! Вкус вспоминай! – настаивала тем временем Марфа.

Я пытался, но мой взгляд упорно концентрировался на Вениных шрамах. Было в них что-то странное, неправильное. Будто сало кто-то разрезал со стороны шкорки. Сало, что ли представить? Но как я не силился, вкус сала я вспомнить не мог. А было ли сало? А может, и сала никакого не было?

- Прибью этого бесполезного паразита, - сказала, привставая, Марфа.

Инстинктивно я дернулся назад, и упал бы навзничь, если бы Веня заботливо не подхватил меня у самого пола. Это падение напомнило мне мой первый день в детском садике, когда, раскачавшись на стуле, я разбил затылок о находящуюся позади меня батарею. Это произошло во время обеда. Что тогда давали? На первое суп, а на второе…

- Бигус?! – услыхал я возмущенный вопль Марфы. - Фуууу... дрянь!

Сочную тушёную квашеную капусту с тмином, перчиком и поджаренными до хруста шкварками Марфа Владленовна отвергла с королевским презрением, и удалилась в сторону чердака, недовольно бормоча под нос проклятия в мой адрес. Веня с Сеней, напротив, повеселели, казалось, впервые за долгое время им удалось наесться почти досыта.

- А давай покажем Кириллу море? – предложила мужу Ксения.

- Иркину пещеру, что ли? – переспросил у нее Веня.

- Иркину? – удивился я. – Ты Ирку Рудакову сейчас имеешь в виду? А она здесь, каким боком?

- Она тоже была на Донке, - заговорщицким тоном объяснила Ксения.

- Была?! - я чуть не задохнулся от волнения. - И смогла вернуться?! Но как?!

- Она бухала одно время, как не в себя, - сказала девушка. – Однажды напилась перед отключением света и не вышла из дома. Вернее вышла, но минут на пять позже, чем все…

- ...пулей вылетела и бежала из дома, только пятки сверкали, - подтвердил слова супружницы Веня. - Пить с тех пор бросила, но Александру Андреевичу, который у неё торт сынишке на днюха заказывать заходил, базарила про странное место, в котором побывала.

- И вы думаете, у неё не галюны алкогольные приключились, а она здесь… на настоящей Донке оказалась?

- Думали галюны, а оказалось… - развела руками Ксения.

- Пойдем, пройдемся, и сам все увидишь, - сказал Веня, поднимаясь из-за стола. – Сенька, швабру не забудь! А Кирюше… ну скалку какую-нибудь выдай, что ли.

И мы пошли, захватив с собой ещё и по пригоршне пейншампа на каждого.

Путь наш пролегал через комнату при кухне, где обитала Ксения. Находилась она за шкафом с тарелками, отодвигавшийся в сторону лёгким нажатием на одну из декоративных завитушек. Здесь Ксения переоделась — если это можно так назвать — сняла футболку, надела джинсы. И мы пошли...

Пройдя через узкую безоконную комнатушку, мы попали в туалет с допотопным смывным бачком, белой пластмассовой ручкой на мощной стальной цепочке и унитазом, что был доверху забит белым песком. За ним в стенке из бордово-красного кафеля зиял лаз. Протиснувшись в него, мы попали в длинный узкий коридор, засыпанный по щиколотку всё тем же белым песком. Веня и Сеня пошли по нему, как по ковру. Меня это слегка покоробило, но делать нечего, поспешил следом.

- Сенька, слева! – выкрикнул вдруг Вениамин.

Возле узкой девичьей ступни песок вдруг вспучился, и началось формирование сабла. Тут уж я не растерялся и запустил в песчаную голову скалкой. Песчаный монстр рассыпался, не успев сформироваться. Обернувшись, Ксения отвесила мне шутейный поклон, что, учитывая её топлесс, смотрелось крышесносно.

Мы ещё немного поплутали по разным комнатам, проходя то через двери, то через пробитые или разобранные стены, то через самые настоящие пещеры, пока наконец не очутились рядом со сводом трапецивидной формы. Приняв ударную дозу пейншампа, слегка пригнувшись, я проследовал за своими новыми приятелями.

Мы вышли на широкий балкон, вырубленный из камня.

- Смотри! - сказала Ксения. - Вот о чем болтала Ирка. Видел когда-нибудь такую красоту?

- Ээ? - не понял сначала я, а потом вдруг увидел...

...колонны цвета грозового неба, уходящие вверх в недостижимую даже для супер-зрения темноту и воду, похожую на черный с красным отливом бархат.

- Я ездил в Турцию, видел Цистерну Базилику, - прошептал я, цепенея от восторга, - очень похоже, но это место намного грандиознее. Что это?

- Кабы знать, - хмыкнул Веня.

- Сколько воды... Тут, наверное, подземное озеро?

- Может озеро, может море, а может и целый океан.

Попытавшись всмотреться вдаль, я не увидел ничего, кроме рядов гигантских колонн, теряющихся далеко во тьме. Хотя нет... в воде кто-то был, кто-то плавал.

- Тут что, дельфины водятся или тюлени? - предположил я.

Ксения покатилась со смеху.

- Присмотрись, - велел мне Веня.

Марфа... Марфа Владленовна собственной персоной нарезала круги по воде, лежа на спине и в этой стихии она была почти прекрасна.

- И себе что ли поплавать? - высказал я мысли вслух.

- Попробуй, - пожал плечами Веня, - но вода ледяная, - предупредил он.

Поплавав-поныряв под балконом, не замечая или просто не обращая на нас внимания, Марфа Владленовна направилась куда-то, смешно, но достаточно быстро гребя по-собачьи.

- В своё укрытие поплыла, - сказал Веня, переёргивая плечами, будто от холода.

Оглядевшись по сторонам, я заметил, что на балконе в одном углу стоит деревянная бочка. Нет, скорее, здоровенная шайка для бани. Перевёрнутая. На ней стояла миска с кусочками пейншампа. Я протянул было к ним руку, но Ксения сделала «страшные глаза».

- Не трошшшшь! - прошипела девушка. - Это Марфино! Убьёт!

Руку я быстро отдернул и продолжил осматривать балкон. Пусто... пусто... Ага! Короткое весло, спутанные канаты, кучка то ли щебня, то ли осколков кремня. Камешки имели красивую расцветку, гармонично сочетающую серые, оранжевые и красные оттенки. Где я видел подобные цвета?

- Нож из ада! - Вспомнилось внезапно.

- Да, нож Сержа Придона сделан из здешнего камня, - подтвердил мои предположения Веня. - Вот, кстати, полюбуйся...

С этими словами Веня раскрыл голубенький мешочек, висящий у него на шее и достал оттуда небольшой плоский камень, заостренный с одного бока, переливающий кармином и охрой на фоне грозового-серого.

- Здесь подобрал? - поинтересовался я.

- Ви, мон шер, - ответил зачем-то по-французски Веня.

- А что за камень? Как называется?

- Без понятия. Очень похож на обыкновенный кремень, но намного более прочный.

- А как же ты его отколол?

- До меня постарались... ХЗ как, - объяснил Веня. - Я просто подходящий осколок взял.

- А что граф Придон про свой нож писал? Это ведь не просто большой осколок, а именно нож.

С ответом Веня замешкался. По тени сомнения пробежавшей по его худосочному лицу, я понял, что принадлежит Венечка к той породе людей, которые любят всё про всё и про всех знать, и козырять этим знанием. И просто так делиться важной или просто интересной информацией он не любит, а любит помучить собеседника, надуваясь от важности и собственной значимости. А Ксения простодушно выпалила:

Да сволочь он, этот Придон. Нож спёр, а он нам позарез нужен.

Цыц, Сенька! - прикрикнул на жену Веня.

- Что «цыц»? Не имел он права его отсюда забирать, - пробурчала недовольно Ксения.

Я хотел было развить тему каменного ножа, сказать что-то типа «ну еды-палы ребята, ну что за секреты, мы же все в одной лодке», как вдруг на балконе появился сабл. От неожиданности я вскрикнул и кинул ему в голову скалкой. Сабл пригнулся и скалка усвистела в воду.

- Не надо! - выкрикнула Ксения. - Это...

- Савелий, - закончил за нее Веня. - Этот сабл не такой, как другие, с ним даже можно пообщаться.

Передо мной стоял человек из песка, похожий на старика с окладистой бородой и длинными волосами, одетого в нечто похожее на банный халат. Я так засмотрелся на это существо, что и не заметил, куда подевались Веня и Сеня. Испугавшись, что действие пейншампа закончится, и я останусь на этом балконе сам-один в темноте, я поспешил было прочь, но тут сабл Савелий, или как там его, поманил меня рукой и стал указывать на кучку камней, лежащих рядом с бочкой. Среди «грозового» кремнеподобного щебня в уже гаснущем свете я разглядел кусочек синеватого металла.

- Ты в аду, - сказал Веня, не отвечая на первый вопрос.

- Окей! – рассмеялся я. - А вы, значит, черти? Пытать меня будете? Ну и где ваш котёл со смолой?

- Окстись, Кирюша, какие мы черти? Мы такие же люди, как и ты.

- Живые?

- Не мертвей тебя.

- Он шутит, - вмешалась в разговор девушка. – Ты там, где и был. На Донке.

Ага… Вот спасибо. Объяснила. Сразу всё понятно стало.

- А меня откуда знаете?

Веня рассмеялся.

- Мы всех соседей знаем: и Наталью Сергеевну, и Александра Андреевича, и Ирку Рудакову в девичестве Лилину, а особенно - вас с Маришей.

- И чем это мы такие особенные? – спросил я.

- Угадай! – зашлась истеричным смехом девушка.

Девушка так затрясло, что мне показалось – сейчас с её татуировки осыплются и нарисованные перья и цветочками. Татуировки… татуировки…

- Кольщики! – внезапно озарило меня. – В нашей квартире жили татуировщики, а потом пропали!

- Бинго, земеля! – похлопал моей догадливости Веня. – Да. Я мастер тату Вениамин Скорочкин, а это моя любимая жена Ксения.

- Можно просто – Сеня, - сунула мне через стол ладошку девушка.

- Веня и Сеня, значит, - сказал я. – Ну, рассказывайте, что у вас здесь творится?

- Успееццо, - ухмыльнулся Веня. – И расскажем, и покажем и экскурсию проведём, а пока… встань с чужого места, - попросил он.

- А кто здесь сидит? – удивился я, вертя головой. – Чьё это место?

Внезапно я почувствовал, как меня за шиворот ухватила мощная рука, по шее скользнули шершавые, будто в песке пальцы. Я опомниться не успел, как летел, кувыркаясь, на пол. Плечо и бок пронзила острая, но быстро затихшая боль.

Вскочив на ноги, я увидел, как в кресло во главе стола умащивается голая, ужасно толстая женщина с огромной грудью, похожей на два мешка туго набитых песком, у которых роли завязок выполняли соски, размером с лампочку. Омерзительные жировые складки противно подрагивали от каждого движения, словно красноватое непрозрачное желе. Но самым страшным было ее лицо, разбухшее, словно у утопленницы. На фоне этого раздувшегося круга торчал большой нос с широкой переносицей, зияли чёткие прорези глаз и, что неожиданно, улыбались такие шикарные чувственно-пухлые губы, которым позавидовала бы любая инсталеди.

Голову той, что сбросила меня с кресла, как котёнка, украшал розовый берет с помпоном. Возраст женщины я не определил бы, даже если бы меня пытали. Но интуитивно понял - сколько бы ей не стукнуло по паспорту, она сильней и быстрей всех людей, каких я только знал в этой жизни, а её толстую кожу не всякая пуля возьмет, а если и возьмёт, то далеко не полетит - застрянет в жире, как пить дать.

«Откуда взялась эта махина?!» - пронеслась в голове мысль. «Неужели?..» И тут взгляд мой упал на тахту, где вместо груды подушек я увидел только протёртую вишневую обивку…

- Здесь сижу я, - пророкотала женщина, расправляя складку на животе, словно передник. – А твоя миска стоит за дверью! И место твоё там! - сказала она и захохотала так, будто в медный таз посыпались железные гирьки.

- Марфа Владленовна, ну не надо его мучить, - с укоризной в голосе попросил Веня, - вы же обещали.

- Ладно, - милостиво покивала головой Марфа. – Шучу я, Венечка. Скучно старухе, ты уж прости. Присаживайся на табуреточку, Кирюша. Мы её специально для тебя приготовили.

Плохо соображая, я плюхнулся на качающуюся табуретку.

- Будем ужинать, Марфа Владленовна? – заискивающим голоском прощебетала Ксения.

- Да. Тащи тарелки, Сенька! Шевелись!

Ксения ветерком метнулась к стеллажу, и по её суетливым движениям я понял, что Марфу она боится. Очень. Девушка поставила перед нами тарелки, положила вилки, а посреди стола водрузила большое глубокое блюдо.

- Ого! – воскликнул я, рассмотрев свою тарелку.

Однако, отличный в аду фарфор! Букетики из мака, ромашек и полевых трав, бегущие по ободку, восхищали изяществом и плавностью линий.

- Ого – не то слово! Девятнадцатый век, фабрика Силинкера. Глянь на клеймо, - уважительно указал Веня на обратную сторону тарелки.

- Шикарный антиквариат, - заметил я, продолжая рассматривать «белое золото», на мгновение, забывая, что напротив меня сидит прелестное полуголое создание, а справа – мужик, замотанный в штору и стрёмная жируха в берете.

Под стать тарелкам были и столовые приборы – явно серебряные: тяжелые, с помпезным орнаментом на ручке и с чуть тронутыми чернотой зубцами.

- Опять плохо начистила вилки, - проворчала Марфа, резко отвешивая Ксении подзатыльник такой силы, что бедная девушка стукнулась подбородком об стол.

- Простите, Марфа Владленовна! – пискнула затравленно Ксения.

Я скосил глаза на Вениамина. На его губах плыла спокойная расслабленная улыбка. Заметно было, что дебафф и буллинг по отношению к Ксении здесь дело обычное.

- Ты что это на голову нацепила, Сенька? – взгляд Марфы скользнул по волосам девушки. – Ты где его взяла, позорница?

Пока я соображал, о чём это чудовище рокочет, Марфа с неожиданной грацией слегка привстала, прилегла на стол, вызвав у меня стойкие ассоциации с моржом на лёжке, протянула руку и сорвала с головы девушки волосы. Парик... Черный «ёжик» с разноцветными прядями был париком, под которым голова девушки оказалась такой же лысой, как у Вени.

«А не радиация ли здесь?» - забеспокоился я, усилием воли задвигая эту мысль куда подальше.

Ксения тем временем сидела какая-то скукоженная, виноватая, словно ребёнок, что взял мамкину вещь без спроса, но даже лысая головушка не сделала девушку менее привлекательной. Череп Ксении был прекрасен, как будто над ним потрудился талантливейший скульптор, а не природа. Внезапно, мне захотелось обнять её и пожалеть, расспросить про все её беды, утешить, сказать, что я рядом и теперь всё будет хорошо. Хм, а вот к Марише, да и не к кому из своих бывших, я никогда не испытывал ничего подобного. Веня по-прежнему смотрел на всё происходящее с улыбкой блаженного. Да… Нашла ты себе муженька, девочка!

Отбросив парик на тахту, Марфа вдруг сделала нечто настолько странное и неприятное, что напрочь отбило у меня желание рассуждать на околоромантичные темы. Аккуратно сняв с головы берет, под которой обнажилась лысая, чуть пористая голова, Марфа вытряхнула содержимое шапочки в блюдо. Из берета посыпалась мелкая коричневая соломка… это были волосы… Мои волосы!

- Накладывай, Сенька! Начни с дорогого гостя.

Аккуратно подцепив кончиком вилки прядку волос, Ксения осторожно положила их мне на тарелку.

- Ешь! – не терпящим возражение голосом велела Марфа.

- Не буду! – замотал я головой и попытался вскочить с табуретки.

- Не дёргайся или она тебе все рёбра переломает, - прошептал Веня, останавливая меня, схватив за руку. – Возьми немного и пожуй, с тебя не убудет.

Сумасшедшие! Они сумасшедшие! Я в плену у безумцев! Делать нечего, стараясь думать о чём-то хорошем, например, о бюсте Ксении, я взял с тарелки пару волосинок.

- Э… нет-нет… - протянула Марфа. – Мы руками не едим! Ешь нормально!

Ладно, будем подыгрывать дальше этой кучке маньяков, раз выхода другого нет. С трудом удерживая волосы на зубцах вилки, уговаривая себя «ну это же твои волосы, а не чужие» я осторожно прикусил их передними зубами, отчетливо понимая, что ни пережевать их, ни, тем более, проглотить, я не смогу. И тут у меня на языке возник округлый, склизкий и очень-очень горячий предмет! От неожиданности я задышал ртом, и хотел было выплюнуть непонятную субстанцию на тарелку, но наткнулся на грозный взгляд Марфы.

- Только попробуй мне выплюнуть! - грозно рыкнула она, ударяя по столу ладонью, слово чугунной сковородой.

Я заметил, что ногти у неё были длинные, серо-оранжево-красные и, как мне показалось, очень острые.

- Просто разжуй и проглоти, и всё закончится, - с явным сочувствием в голосе произнесла Ксения.

И я раскусил ЭТО… И прекрасный домашний пельмень растёкся по моему нёбу великолепным мясным бульоном, а в нос - с некоторым запозданием, ударил аромат лука, перца, лавра. Опустив глаза вниз, я увидел, что на моей тарелке вместо волос лежит ещё четыре пельменя в сметанном соусе. Да… это был фокус почище исчезновения Статуи Свободы!

Все присутствующие разразились громким смехом, в котором, впрочем, не звучало ничего обидного. Я как бы прошёл инициацию и был принят в общину.

- Ну, вот ты и один из нас, - похлопал меня по плечу Веня.

- Какое счастье, - пробормотал я. – Никто не хочет мне ничего объяснить?

- Будешь здесь жить – сам всё поймешь, - сказал Веня.

Где-то я уже это слышал…

Ксения раскидала остальные пельмени по тарелкам. В блюде их было около тридцати штук: девушка положила себе три пельменя, Вениамину - пять, остальные ушли Марфе.

«Маловато… - подумал я, доедая последний пельмень. По жадным взглядам Ксении и Вени я понял, что они тоже не наелись. – Впроголодь тут живут, что ли?».

- С едой напряжёнка, да? – спросил я, отмечая про себя заметную худобу и Вени, и Ксении особенно на фоне невероятных телес Марфы.

- Когда как, - уклончиво ответил Веня.

Оглядевшись по сторонам, я уже во второй раз с удивлением отметил, что в почти кромешной тьме, вижу всё на удивление ясно и чётко. И не просто – ясно и чётко, а вижу все краски и оттенки, будто при хорошем электрическом освещении. А его то и не было! В этом помещении высокие и широкие ставни не пропускали и толики света и по идеи здесь должна царить непроглядная тьма. Понимая, что никто мне ничего объяснять не собирается, я решил действовать опытным путём.

- Марфа Владленовна, я могу посмотреть, что за окнами? – спросил я, обращаясь непосредственно к жирухе, так как уже понял, что хозяйка этой потусторонней Донки - она, а Веня с Сеней здесь на положении собачек, скрашивающих досуг.

Только Венечка – любимая собачка, а Сенька – собачка для битья.

- Лучше туда не смотреть, - тяжело вздохнула Марфа, почесывая ламповидные соски, вообще не стесняясь присутствующих.

Удивительно, но и я не воспринимал Марфу обнаженной. Мне она казалась человеком, одетым в скафандр космонавта или в водолазный костюм, или в костюм аниматора на утреннике для извращенцев.

- И всё-таки… - продолжил я. - Посмотреть можно или нет?

- Охх… ну, глянь разочек. Это не опасно, а второй раз глядеть туда тебе точно не захочется.

Встав из-за стола, я подошел к ставням и осторожно потянул на себя левую створку, краем глаза фиксируя: Марфа отвернулась, Веня закрыл глаза и опустил голову, а Ксения, сидевшая к окну спиной, обхватила себя за плечи руками и закачалась, тихонько поскуливая, реально, как маленькая собачонка. Я выглянул в окно и замер. На меня накатила тошнотная смесь удивления и отвращения...

Нет, я не увидел за окном чудовищ или горы черепов, или повешенных на собственных кишках обывателей. За окном, которого, впрочем, как такового и не было, так как за ставнями не было ни рам, ни стёкол, оказалась самая обычная улица. Дома, машины, деревья, люди, газоны, фонарные столбы, светофоры и дорожные знаки. Но улица… двигалась, вернее, всё выглядело так, будто та комната, в которой мы только что отобедали, была вагоном поезда, и он мчался по этой улице на огромной скорости. «Вагон» продвигался по улице под разными углами, на разной высоте: то летел выше проводов, то непонятным образом пересекал их, не разрывая, то опускался на уровень асфальта, то подскакивал к крышам домов. Меня замутило, в животе завязался холодный тугой узел, рвущийся наружу, в ушах шумел ураган, а кожа, особенно на спине и на затылке, покрылась мурашками, которые быстро разрослись до размеров ледяных пластин стегозавра.

«Да это просто экран!» - ухватился я за спасительную мысль, высовывая руку за пределы окна в надежде, что пальцы наткнуться на невидимое препятствие, но вместо этого кисть и предплечье онемели, будто я их отлежал, а моё сердце пронзила адская тоска. Застонав, я рухнул на пол и застыл там в позе эмбриона. Вся моя прошлая жизнь показалась мне сном, что длился лишь одно мгновение. Ничего не было! Всё приснилось! Всё ненастоящее: родители, друзья, Мариша, Миша, школа, институт, работа, бильярд, машина, ивы, поездка в Турцию, двадцать девять лет жизни… Всё это мутный сон воспаленного мозга! Реальна только Донка! Кроме неё ничего нет, не было и не будет никогда! И я никогда нигде не был, никогда нигде не жил… только здесь… только здесь… В аду навечно!

- Сенька! Хорош скулить! – послышался окрик Марфы. – Закрой ставни. И пни Кирюшу ногой, как будешь мимо идти. Ишь, разлёгся!

Мимо меня прошлёпали босые ноги Ксении в закатанных джинсах, открывающих тонкие, украшенные татуировками, щиколотки. Пинать она меня не стала, а помогла подняться и довела до стола, усадив на табурет. Я просто рухнул на своё место, холодный пот тёк с меня градом.

- Отпустите меня, пожалуйста, отпустите домой, - забормотал я, опасаясь даже поднять глаза, чтобы ненароком не глянуть в сторону жутких окон.

- Сенька, а ну-ка спой мою любимую, - велела Марфа, не обращая внимания на мою тихую истерику.

И Ксения запела. Голосок у неё был нежный, чарующий, изгоняющий из души печаль, вытягивающей её из черного омута, хотя сама песня и была грустной: «Осыпается белый цвет черешен в моём саду, больше я сюда не приду…». По красным щекам Марфы градом катились янтарные слёзы.

- Обожаю Софию Ротару, - сказала она, когда Ксения допела. – Пойду отдыхать. И вам рекомендую.

Марфа встала из-за стола, легко отпихнув свой «трон» мощным задом, зашла за спинку тахты, сделала шаг вперед и вдруг стала ниже ростом, ещё шаг – ещё ниже. Она исчезала, слой, за слоем стираясь из поля зрения и так, пока не пропала совсем.

Глава 9. В гостях у Вени

Я сидел с открытым ртом, переваривая очередное чудо, пока Веня не приклацнул мою челюсть со словами:

- Там лестница.

- А?..

- Говорю, там лестница, вниз ведёт. На чердак. Хочешь посмотреть?

Вниз? На чердак? Хочу ли я на это посмотреть?

- Хочу.

Я покивал головой. Ну, а чего на кухне сидеть, когда рядом такое? Поднявшись с табурета, я глянул на Ксению.

- Сень, а ты с нами пойдёшь?

Мне очень хотелось, чтобы она с нами пошла — видеть её отрада для глаз и бальзам на душу, но Веня сказал:

- Ей еще вилки чистить. Серебро на Донке чернеет очень быстро.

- Да… надо… - вяло подтвердила слова мужа Ксения.

Она выдвинула из стола ящик и достала из него банку с белым песком.

- Пойдём, - позвал Веня и пошёл вперёд, слегка путаясь в своей синей тоге.

За тахтой оказалась знакомая деревянная подъездная лестница. Она действительно вела на чердак: забитое старыми книгами и всякой рухлядью помещение со скошенными стенами и маленьким заколоченным окошком. Возле окошка был квадратный люк с уже откинутой крышкой. Веня легко запрыгнул туда, подобрав полы импровизированной тоги – запорхнул, как бабочка, а я вот замешкался. Глянул вниз. Хм… Паркет и горка белого песка. Расстояние до них метров пять.

- Прыгай! – прокричал мне снизу Веня.

Прыгать? Ну, уж нет! Здесь должна быть, ну, я не знаю, веревочная лестница или стремянка. А её и нет!

- Высоко! – крикнул я.

- Догоняй! – послышалось снизу.

Была, не была! Так лихо спрыгнуть с такой высоты, как Веня, я не рискнул – действие «грибного» хлеба на меня, видимо, подходила к концу, и куражное отношение к происходящему постепенно сменялось на опаску и настороженность. Я повис на крае лаза на руках. Пальцы обожгла боль от тяжести тела, а по ногам пробежал холодок сквозняка.

Ох, со школы не висел на перекладине! Ну, будь, что будет, падал же я с дерева в детстве. Разжав пальцы, я достаточно безболезненно приземлился на пол в большом тёмном помещении, напомнившим мне физкультурный зал в школе. Цвета я больше не различал, хотя в целом видел всё ещё неплохо.

Сначала мне показалось, что я подвернул лодыжку, но боль прошла, не успев толком и начаться, а зал оказался большим и явно не школьным: на потолке – восьмиугольные кессоны с деревянными вставками и то ли люстра, то ли водопад из хрусталя, возле стен - рядок разномастных стульев, табуреток и пуфиков. На окнах - плотно закрытые вездесущие ставни, лишь мигающий свет пробивается узенькой полоской вверху.

Под ногой что-то хрустнуло. Глянув вниз, я понял, что наступил на Нокию. Славную такую, кнопочную – привет из 90х. На полу ещё много чего валялось: одежда, обувь, посуда, игрушки, шахматы, шашки, домино, пазлы, кубики Рубика. А ещё много такого, что в обычной жизни мне почти никогда не встречалось: кочерга, чернильницы, перьевые ручки, чугунные утюги, деревянные счёты, стиральные доски, керосиновые лампы и примусы. То здесь, то там белели горки песка.

Прямо по курсу серела обсыпавшейся краской дверь в комнату, оказавшейся заваленной странным техническим мусором. Завалы кособокими горками доходили до самого потолка. Нечто напоминавшее обломок гигантского металлического лекала с мелкими зубцами по краю, стояло прислоненное небрежно к стене. Рядом валялись остатки рваной проволочной сетки, отливающей синим перламутром, прозрачные прямоугольные плитки с ладонь величиной и много чего другого. Справа была парадная дверь цвета слоновой кости в виде арки, за которой, казалось, меня ждала карета, запряженная шестеркой лошадей. Слева – камин, на котором стояла большая бронзовая менора. Подсвечник... Про похожий, кажется, рассказывала когда-то староста нашего дома.

Подёргал дверь. Она оказалась заперта. И куда мне идти?

- Эй, ты где? Долго ждать? – голос Вени звал меня из тьмы камина.

Слегка наклонив голову, я прошёл под лепным каминным украшением в виде мелких завитушек львиной гривы и попал в обычную комнату. Там стояла кровать полутороспалка, небрежно заброшенная одеялом из разноцветных лоскутков и старинный стол-секретер из красного дерева с откидной крышкой, как на советских хлебницах. На секретере примостились: фарфоровый «китайский болванчик» и два узких бамбуковых стаканчика – один с ножницами, второй с ароматическими палочками. Возле стаканчика с ножницами лежал французско-русский словарь, а рядом со стаканчиком с палочками - серебряная табакерка с вензелем «SP». Чуть поодаль от кровати, в углу комнаты высилась горка вездесущего белого песка, а рядом с кроватью стоял пластмассовый тазик, набитый разнопарными домашними тапками и сланцами.

Пока я раздумывал, спросить ли Веню о том, а для чего ему столько тапок, если все тут ходят босые, как он откинул крышку стола. И я услышал запах «грибного» хлеба. Действительно, внутри стола, помимо стопок толстых тетрадок и разной бумажно-рисовальной ерунды, вроде карандашей, кисточек и альбомов для рисования, стояла и хрустальная селёдница с «грибным» хлебом.

Я хотел попросить Веню, чтоб он меня угостил, но как-то было неудобно. И я стал дальше рассматривать интерьер, чтоб отвлечься. Вся комната была завалена рисунками: пейзажи городские и лесные, портреты разных людей, какие-то схемы, зарисовки механизмов. Они висели на стенах, лежали, разбросанные на столе, кровати, полу, торчали, свернутые трубочками, из тазика с тапками.

- Ты прям, как Леонардо да Винчи, - искренне восхитился я, вытаскивая наугад один из набросков.

То странное зубчатое лекало, что я видел в большом зале, было изображено на чуть желтоватом от времени листе бумаги подвешенным на хитроумной системе блоков и шестеренок.

- Да, ерунда, - отмахнулся Веня, отбирая у меня свои художества. – Так, баловался от нечего делать, я ведь по образованию проектировщик машин и механизмов. Лучше зацени вот… этот… портретик, - предложил он, указывая на один из рисунков галереи над столом.

- Плохо вижу, - признался я, подходя поближе к портрету.

Веня с легким полупоклоном передал мне вазочку с хлебом. Он положительно был рад моему обществу, и я где-то его понимал - самому как-то пришлось поработать в чисто женском коллективе.

- Лучше? – спросил он.

- А то! – ответил я, с удовлетворением отмечая, как мир вокруг меня снова заиграл красками.

- Узнаешь? – спросил Веня, вновь указав мне на портрет.

- А должен? – спросил я, разглядывая прелестное юное лицо с чётко очерченными скулами в обрамлении рыжих локонов.

- Всенепременно, - покивал головой Веня.

- Точно не Ксения… Неужели Марфа Владленовна в молодости?

- Не-а…

- А она и в жизни такая красотка или это фантазия твоя?

- В жизни она еще лучше… была. Двадцать два года назад.

- Я точно её знаю? – засомневался я.

- Точно.

- Значит, кто-то из соседей. Да ладно… Ирка?

- Узнал?

- Не-а… - рассмеялся я в тон Вене. – Угадал. Сколько же ей тут лет?

- Пятнадцать. Мы учились вместе в одной школе, но в разных классах. Она на два года меня старше.

- Первая любовь?

Веня покивал головой, улыбаясь своим мыслям.

- Ирочка... Лилина... - протянул он.

- Рудакова, - поправил его я.

- В девичестве Лилина. Ирина Тиграновна Лилина. Вот я тебя, зачем позвал…

Потянувшись к одному из бамбуковых стаканчиков, Веня вынул из него остро наточенные ножницы.

- Зачем они мне? – удивился я, вспоминая, что и Ксения носит с собой ножницы, да еще и виде амулета, висящего на груди.

Это что? Какой-то знак отверженных?

- Слушай и запоминай матчасть, - нарочито заговорщицким тоном прошептал Веня, - если здесь увидишь какого-то человека, не важно – мужчину, женщину, ребенка – без лишних разговоров срезай волосы. Зверствовать, скальпы сдирать не надо. Просто под корень – чик и всё. Понял зачем?

Я понял, волосы здесь – это еда. Но как? Как волосы становятся едой? Этот вопрос я задал Вене.

- А я знаю? Спроси, что полегче, – пожал он плечами. – Тут люди, поумней нас с тобой, над этой проблемой думали, трактаты целые писали, а воз и ныне там…

- Кто же об этом писал? – удивился я, с трудом себе, представляя научный труд под названием «Превращение волос в еду в потусторонем мире».

- Граф Серж Придон, например. Слыхал о таком?

- Конечно, но…

- Не веришь? – Веня скорчил скорбную гримасу. – Какой язык в школе изучал?

- Английский.

- Жаль. Граф по-французски писал, - сказал Веня, подавая мне одну из тетрадок из своего стола.

Я взял её, посмотрел. Тетрадка в зелёной обложке на девяносто страниц исписанная рядами ровных аккуратных, чуть округлых букв с завитками. Действительно, французский. Писали точно не шариковой ручкой, такие переходы от тонких линий к толстым возможны только при использовании пера. Но меня смутило издательство «Восход», а ещё ГОСТ и артикул на обороте.

- Это же советская тетрадка, - сказал я.

- И что? – с насмешкой посмотрел Веня.

- Ты хочешь сказать, граф Придон из девятнадцатого века писал в советских тетрадках?

- Не веришь, так и не надо, - не стал переубеждать меня собеседник. – Ножницы берёшь?

- Беру. Но… А если будут сопротивляться?

- А ты сильно сопротивлялся? – ответил вопросом на вопрос Веня. – То-то же. Иди осмотрись, отдохни.

- А как же экскурсия?

- Нам тут куковать если и не вечность, то очень-очень долго, - вздохнул Веня. – Ещё насмотришься на местные красоты. Кстати, ты уже понял, что ЭТА Донка представляет собой топологическое пространство?

- Какое-какое? – переспросил я.

- Не важно, - отмахнулся Веня от моего вопроса. – Просто пойми или прими, что выхода отсюда нет. Все пропавшие, погребенные под песком, строения на ТОЙ Донке теперь здесь, и они как бы закольцованы. Комнаты переходят в пещеры, пещеры в комнаты. Если будешь, как Сенька первое время метаться, словно в жопу раненая рысь, переворачивать всё верх дном, ища выход, то Марфа Владленовна тебя отметелит. Она не любит, когда шумят.

- И что мне делать? Чем вы вообще тут занимаетесь?

- Делать тут, честно говоря, нечего. Спим в основном, иногда едим, если повезёт. Можешь на чердаке книжку взять почитать, пока действие пейншампа не закончилось. А лучше – пойди, отдохни.

- Какого пейншампа?

- Пейншамп – так граф Придон называл местный хлеб, - объяснил Веня, похлопав ладонью по тетрадке. – Это производное от французского «хлеб» и «гриб». Пейншамп забивает чувство голода, придаёт сил, но главное - даёт возможность видеть в темноте. Электричества здесь нет, а свечки и спички пожгли ещё до нас.

- Ну, хоть где здесь туалет и ванна покажи, - попросил я.

- А ты хочешь в туалет?

Нет, в туалет мне не хотелось. Но рано или поздно ведь захочется! Так я Вене и сказал, на что тот ответил: «Вот захочется – тогда и покажу». Придурок! Завернувшись поплотнее в шторку, Веня уселся читать то, что он называл дневниками Придона, изредка заглядывая во французский словарик, и я понял, что меня вежливо выпроваживают.

Вопросов в голове роилась тьма-тьмущая, и я решил пойти расспросить обо всём Ксению, раз её муженёк не расположен вести со мной беседы. Выйдя от Вени, я отправился в сторону люка, и тут до меня дошло, что я не знаю, как забраться обратно на чердак с книжками. Пять метров вверх! И как их преодолеть? Прыгать, как кенгуру?

- А вы слышали что-нибудь о нашей местной знаменитости - графе Серже Придоне, который, якобы при жизни, побывал то ли в аду, то ли в чистилище?

- Впервые слышу, если честно. Никогда не интересовался местечковыми историями.

- Жаль, но не суть. Жил в наших краях когда-то Серж Придон. Всем хорош: родовитый красавец, военный, участник Крымской войны, но беден был, как церковная мышь. И вот ему повезло жениться на девице из богатой фамилии. Влюбилась она в него без памяти и уговорила родителей на брак. На её приданое, ещё до свадьбы, и было отстроено прекрасное имение, которое по красоте сравнивали с Версалем. Его главным украшением были пруды с кувшинками, плакучие ивы и многочисленные беседки с белыми колонами… забыл, как они называются…

- Бельведеры? Ротонды? – подсказал я.

- Вот-вот, как-то так.

- Да ладно! – не поверил я.

Странно представить, что здесь на Донке вместо обычных домов когда-то находился свой Версаль. Эх, жили же люди…

- Уж поверьте! – подтвердил сосед. – В музее нашем есть гравюры усадьбы Придонки. Можете зайти, посмотреть.

- Обойдусь.

Я отмахнулся от подобного предложения, музеи, особенно краеведческие, всегда нагоняли на меня тоску.

- Как знаете, - не стал настаивать Александр Андреевич. - Так вот… Господский дом был выстроен в метрах двадцати от нашего одиннадцатого бэ, а еще чуть подальше был флигель прислуги. Молодожены въехали в дом, но медовый месяц быстро закончился…

- Дайте-ка, угадаю, - я чуть не зевнул от скуки, - Граф Серж дома появлялся редко – играл, кутил…

- Точно-точно, вы прям, как знакомы были! – рассмеялся сосед. - Графиня тосковала, маялась бессонницей и ждала… ждала… ждала. И вот однажды приехал граф домой, поужинал, спать лёг, а на утро хватились – нет графа Сержа! По округе поползли слухи, что хозяин усадьбы сбежал с гувернанткой в Баден-Баден проигрывать имение в карты.

- Жена, ясное дело, не поверила.

- Не поверила! – покивал головой сосед, - Но от беспокойств сначала слегла, а потом и умом тронулась. Стала гулять по аллеям и по берегам вдоль прудов, везде разбрасывая собственноручно отрезанные пряди длинных чёрных волос. Всем твердила, что её Серж заблудился, но непременно отыщет дорогу домой.

- Согласно канонам подобных легенд, жене никто не поверил, - со смешком заметил я.

- Совершенно верно! – подтвердил мою догадку Александр Андреевич. – Никто ей не верил, но, как ни странно, она оказалась права.

- Да ладно?

- Через четыре года граф объявился: худой, бледный, лысый, безусый и весь избитый.

- И где же он пропадал? – спросил я.

- А вот это самое интересное! – ответил Александр Андреевич. - Нашёлся Серж Придон в соседней губернии, подобрали его на дороге добрые люди и привезли домой.

- Может, там и куролесил, а до Баден-Бадена так и не доехал? – предположил я.

- Всё может быть, - развёл руками сосед, - но первые дни граф твердил, что побывал в аду. Всем показывал необычный нож, который он, якобы, оттуда забрал. Однако, по приезду семейного врача, видимо сообразив, что за такие рассказы можно получить клеймо сумасшедшего на всю оставшуюся жизнь, версию свою изменил.

- Это как же?

- А вот так: признал, что загулял, перед женой и близкими покаялся. И вроде всё наладилось…

- Вроде?

- Именно! Супруга вскоре занемогла, разумом совсем помутилась. Болела: то лежала холодная как лёд, то билась в горячке. Граф выглядел вполне здоровым, не взирая, извините за подробности, на некоторые проблемы с пищеварением, но видимо безумие жены частично передалось и ему.

Александр Андреевич объяснил, что граф стал бояться глядеть в окна, ездить в карете, а ещё – толстых женщин. Если уж нужда заставляла всё-таки ехать, то граф надевал на глаза плотную повязку и так сидел до пункта назначения, а если встречалась ему на улице или где в другом месте толстуха, то он бежал оттуда аки заяц от борзых. В усадьбе практически не жил, ночевал во флигеле прислуги, потом - квартиру в городе снимал. Волосы у него отрасли и на лице, и на голове. Стричься и бриться граф по каким-то соображениям совсем перестал: бороду отпустил и через год выглядел как старообрядец из скита, хоть иконы с него пиши. Все эти причуды не помешали ему, впрочем, завести молоденькую содержанку, а жену сбагрить куда подальше. Утомила она его своими истериками, и он отправил её на долгое лечение заграницу…

- …там графиня и погибла при пожаре, обстоятельства которого остались невыясненными, - закончил сосед свой рассказ и замолчал.

- А граф Серж? – спросил я, чувствуя недосказанность истории.

- А граф снова пропал. На этот раз уже с концами.

- А имение?

- Имение отошло младшему брату графа. Он велел дом по кирпичикам разобрать и то место залить водой из спущенных прудов.

- Но зачем?! – не понял я.

- Никто не знает, но ходит байка, что из-за пропажи волосяного браслета. Задремал на мгновение, когда бумаги брата разбирал, и кто-то у него с руки браслет срезал.

- А что это «волосяной браслет»?

- Был такой милый обычай в те времена, делать из волос любимых людей браслеты. На долгую память.

- Фу, гадость какая. Но всё равно не понятно, почему из-за пропажи браслета уничтожать усадьбу.

- Сие есть тайна великая и неразгаданная, - пожал плечами сосед. – Думаю, что там ещё и люди пропадали при загадочных обстоятельствах – из прислуги, поэтому это как бы и не волновало особенно никого, а вот пропажа браслета стала последней каплей, после которой у брата графа возникло желание покончить с тайной радикальным способом.

- Вы сказали, что отец ваш нашёл то, что и не искал. Это как?

Глаза соседа засветились гордостью.

- Мой отец нашёл на раскопках женскую статуэтку эпохи верхнего палеолита. Большая редкость! Таких статуэток во всём мире чуть больше ста, а в таком отличном состоянии – всего две-три. Придонская Венера, не слыхали? Во всех серьезных музейных каталогах она есть.

- Нет, не слыхал. А про нож что скажете?

- Какой нож?

- Нож из ада. Он куда делся?

- Ах, это…

Достав телефон, сосед открыл галерею и показал мне фото ножа. Нож, действительно, оказался необычным – широкое, кремниевое лезвие цвета грозового заката – серое с пурпурно-алыми разводами, закреплённое тонкими полосками кожи на костяной ручке.

- Ух, ты! – не сдержался я от восхищения. - Где же граф откопал такое чудо?

- Без понятия, - признался Александр Андреевич. – Нож попал в музей после революции, после экспроприации имущества у потомков брата графа Сержа. Считается, что это тот самый нож из ада, но точных сведений нет. Кстати, полюбопытствуйте… Каменная дамочка – Придонская Венера.

Сосед показал мне еще одно фото: фигурка толстой, широкозадой и большегрудой женщины.

- Точно древняя? – засомневался я.

- Обижаете, - ответил Александр Андреевич. - Ей минимум двадцать тысяч лет, а может и больше.

- Двадцать тысяч лет назад был целлюлит? – искренне удивился я, так как думал, что у охотников-собирателей не может быть лишнего веса. - Вы только поглядите на эти жировые складки – и на животе, и на боках, и даже на коленях. Это где же она так отожралась? Или в каменном веке булочки на кустиках росли?

- Это просто преувеличение детородных женских черт! Древний недостижимый идеал красоты! – слегка обиделся за «дамочку» сосед.

- Ага! – я уже откровенно веселился. – Знойная жирная женщина – мечта палеолитического поэта!

- Именно!

- А лысая голова – это признак красоты или деторождения? – спросил я, рассматривая фото.

- А вы попробуйте избавиться от волос, имея в арсенале только кремниевые ножи и скребки, - заметил Александр Андреевич. – Возможно, в те времена блестящая голова, лишенная волосяного покрова, считалась красивой.

- И сексуальной?

- А вдруг?

Ну, вот что тут скажешь…

- Всё чудесатее и чудесатее. Вам бы книжки писать, - похвалил я соседа. - А те дома, в которых мы живём, кто построил?

- Тоже занимательная история, - с удовольствием поддержал смену темы Александр Андреевич.

Оказалось, что запруда со временем разрушилась, вода ушла и в конце ХІХ века тенистое место с песчаными островками застолбили купцы из колена Израилевого. Построили улицу, но вскоре заметили неладное и быстро съехали, а дома передали казне за торговые преференции. Здесь организовалась артель, где валяли шерсть, здесь же и работники жили и склады были.

- Сведений о том, что люди из артели пропадали, нет, но вот жалоб в полицию на покражу тюков с шерстью - больше двух дюжин, - просветил меня Александр Андреевич. - Подшиты и в архиве стопочкой лежат. И полиция только руками разводила: ни разу воров не удалось поймать, тюки исчезали из запертых на три замка, опечатанных в присутствии властей, помещений. После того, как артель развалилась, тут появилась ночлежка.

- Ага… и сколько в ночлежку людей пришло, сколько ушло – никто не считал, - задумался я.

- Именно. Но, несмотря на то, что жители ночлежки видятся нам как люди вконец опустившиеся, они смогли придумать систему оповещения, не требующую использования электричества. Интересует?

- Любопытно.

Оказалось, что ребята из дореволюционной ночлежки оставляли на видном месте большой гребень с волосами, обычно конскими, если волосы исчезали, то все опрометью бросались на выход. Вот такие дела, господа-товарищи!

Это был мой последний разговор с Александром Андреевичем на эту тему. Чувствовал я, что устал от загадок Донки, тем более, что вся эта таинственность казалась какой-то сумбурной и высосанной из пальца.

Глава 6. С меня хватит!

Дровишек с угольками в моё раздражение и недоумение подкинули и друг Миша и соседка Ирина.

С Мишей было так…

- Ну, и как тебя угораздило поселиться на «Дне»? – обидно скаламбурил он, когда подвозил меня домой на своем новеньком джипе.

- На Донке, что ли? Дёшево здесь, от шума городского далеко. Я дома в основном творю, Марише на работу ездить удобно, нам этот вариант подходит, - попытался я сделать хорошую мину при плохой игре.

- Гадское место, – заметил Миша с видом человека, которому известна вселенская тайна.

- И ты туда же!

- Мой батя ни в бога, ни в чёрта, ни в инопланетян не верит, но считает, что улица Придонская – проклята.

- Рассказывай уже, - устало махнул я рукой.

- А что рассказывать… батя с дядей замутили в 90-х строительный кооператив. С Донки решил песок возить, его же тут как в Сахаре. Свинтили КАМАЗ с какого-то полудохлого предприятия, загрузили машину песком, да только не доехала она даже до шоссе. Поднялась песчаная буря и замела грузовик. Вот и весь сказ.

- А шофёр?

- Дядя Виталик за рулём был, батя рядом. Еле выскочить успели. Видишь холм?

Мишка кивнул на порушенный трёхметровый холм по левую сторону от дороги.

- Разрыли, а машины нет… – догадался я.

- И ты слышал об этом? – удивился приятель. – Батю до сих пор трясет, как он про этот случай вспоминает, а дядя так испугался, что чуть снова в школу преподавать физкультуру не вернулся.

А с соседкой Ириной Рудаковой состоялся такой разговор…

На субботнике она ко мне, то ли клеилась, то ли не пойми, чего хотела и, чтобы сбить накал нездоровых страстей и перевести общение в русло конструктива, я спросил:

- Ира, а ты веришь, что на Донке опасно жить?

- Я это знаю, а не просто верю, - сразу посерьезнела она.

- Боишься?

- Нет.

- А что так? – удивился я.

- А вот так... - ухмыльнулась она, всем видом показывая, что других объяснений я не дождусь.

Ладно, с другого края зайдём.

- А за детей не боишься? У тебя же их двое.

- Пока не боюсь, - загадочно ответила соседка. Тут она снизошла до объяснений: – Не было ещё такого, - сказала Ирка, - чтоб дети на Донке пропадали, ну, максимум, волосы у них срезали, как у Сергеевны в детстве.

- А чего тогда выходишь вместе со всеми, когда свет гаснет? - задал я провокационный вопрос.

- А чего дома делать одной, да в темноте? – хохотнула она. – Ты заходи ко мне, красавчик, - прошептала она, сверкая зелеными глазищами, которыми верно в молодости она сводила мужиков с ума, - заходи... когда кассирша твоя на работу потащится. Не стесняйся! Я тебе за чайком-коньячком такое про Донку расскажу, до чего староста наша не додумалась, даром, что всю жизнь здесь прожила, и, что Сашка-многоженец не знает, хоть и вышку имеет. А ты знаешь, что он до сих пор к своей бывшей бегает и не чайка попить?

Поглядел я внимательно на Ирину: старовата, толстовата, и, вообще – ну её, и… вежливо - вслух, отказался, а мысленно - выматерился. С меня хватит!

Проклятие Донки – это местная байка, так я решил про себя. Возможно, есть некая природная аномалия: внезапный сильный ветер наметает горы песка, а нездоровые на всю голову шутники из поколения в поколение этим пользуются. Кто они такие – не знаю и знать не хочу. Может Наталья Сергеевна - старая кошёлка, цену себе набивает и важности придаёт, может – старожилы из соседних домов так развлекаются, запугивая арендаторов дома 11б. Как они проворачивают свой фокус – тоже не знаю, но я также не знаю и секрет цирковых фокусов. Помню в детстве, смотрел древнее шоу одного всемирно известного иллюзиониста, так он и статую Свободы заставил исчезнуть и над Ниагарским водопадом летал и сквозь Китайскую стену проходил. Что же теперь - верить, что всё это магия?

…Вскоре у меня нарисовался хорошо оплачиваемый заказ и сроки на него, откровенно говоря, сильно поджимали. Именно поэтому, когда в следующий раз отключился свет, и включилась сигнализация – я никуда не пошёл. А что? Заряда аккумулятора хватит на шесть часов, я «интернетонезависим». Работай, Кирюша!

И я работал до изнеможения. Прикорнул лишь на секунду, и тут же меня растолкала зарёванная Мариша, сбежавшая с работы. Ей позвонила неугомонная староста Наталья Сергеевна и наябедничала на меня. Я обозвал Маришу дурочкой, наорал за то, что не дала поспать, и на повышенных тонах сказал ей, что она может поступать, как угодно, но я больше ни в каких суеверных шабашах не участвую, а если её выгонят с работы, то содержать её будет Пушкин.

Заказ я закончил в срок и заработал приличную сумму «недеревянных» денег. Съездил, отдохнул в Турцию. С Мишей, естественно, не с Маришей. Не то, чтобы денег на неё было жалко, хотя и это тоже, просто она стала меня дико раздражать. Я, как дурак, пошёл у неё на поводу и стал подыгрывать соседям-мракобесам. Тьфу, таким быть!.. Ещё один заказ, и я съеду с Донки, и мы с Маришей пойдём разными путями. Да! Разными! Пока я ей об этом не говорил. По многим причинам, и жалко её дуреху — кому она нужна — под тридцалик уже, да и хотя бы потому, что моя будущая бывшая девушка гениально готовит мясной рулет.

Ещё один «профитный» заказ я получил за месяц до нового года, работал над ним как проклятый, мечтая об отдыхе в тёплых краях с горячими девчонками. Погас свет, зазвенел звонок. Чертыхнувшись, я продолжил работу. Мариша тоже никуда не пошла. Сидела на стуле в моей комнате, смотрела глазами коровы, которую вот-вот зарежут. Бесило страшно.

- Глянь на себя! - не выдержав, сказал я Марише. - Стала суеверной, словно деревенская бабка. И ведь нет никаких доказательств, одна болтовня!

- Есть доказательства! – запальчиво возразила Мариша. – Вот ты уборкой не занимаешься, поэтому многого не замечаешь.

- А уборка здесь причём?

- При том! Каждый раз, когда мы возвращаемся после отключения света, квартира убрана так, будто по ней с суперпылесосом прошлись. Пыли нет! Нигде! Ни на чём!

- И всё? И это ты называешь – доказательства? – посмеялся я.

- А ещё волосы со щётки пропали.

- Что-что?

- Помнишь, днём свет отключали?

Я задумался.

- Нет, не помню.

- Аааа… ты в Турцию тогда летал. Так вот, я расчесалась, сделала хвостик, протягиваю руку - волосы со щётки снять. А их нет! Стою, думаю – что за дела? А по дому уже звонок звенит!

- И ты ноги в руки и марш-марш на улицу, правильно? Всё по завету гуру Натальи Сергеевны?

- Да, - ответила Мариша, обиженно засопев.

- Чем болтать ерунду, поесть принеси, - буркнул я.

Мариша подорвалась, включила фонарик и побежала на кухню.

- Ты только не спи, не спи, - сказала она.

Вот, дура! Какой тут сон? Стукнула дверца холодильника, скрипнула дверка шкафа с посудой. Неудачно повернувшись, я приложился локтем о стену, прикрыл глаза от боли… лишь на мгновение…

Глава 7. Лежи тихо

Я лежал, ощущая невозможную усталость: голова придавлена свинцовой плитой, веки ссохлись, прилипли к глазным яблокам. Попытался пошевелить руками и ногами, но ощутил давление – меня кто-то крепко держал за щиколотки и запястья.

- Лежи тихо, тихо лежи, - шелестел незнакомый голос.

Дальше голову обожгла боль, я понял – кто-то грубо и быстро стрижёт мне волосы.

- Мариша! Мариша! – прохрипел я.

Невидимые мучители, мерзко хихикая, сбежали, шлёпая по полу босыми ногами. Женщина, мужчина и какой-то двуногий бегемот – так мне показалось. С трудом разлепив глаза, я огляделся.

Лежал я в своей комнате на тонком ватном матрасе. Из мебели только трёхногий стол а-ля семидесятые, посередине стоит пепельница, в ней горсть мерзких хлебных комочков. Будто кто-то пережевал и выплюнул. Гадость какая! А где моё кресло? А ноут? Меня ограбили?! Но как? Кто? Когда успели? И где Мариша?

Хотел её позвать, но, сообразив, что крики-хрипы могут привлечь тех, кто поиздевался над моей головой, решил вести себя тихо. В комнате было темно, но не как ночью, а наоборот, как в разгар дня при плотно зашторенных занавесках, которых у нас точно не было! Переведя взгляд на окно, я понял, что его закрывают ставни. Старые, рассохшиеся, все в глубоких трещинах, сквозь которые пробивался яркий солнечный свет.

«Надо бежать!» - подумал я. Мелькнула мысль – выпрыгнуть в окно. Нет… Я едва держался на ногах, они тряслись и подкашивались. Не смог бы ни открыть ставни, ни, тем более, залезть на подоконник. Выбираться решил через дверь. По стеночке, дополз до неё. Толкнул. Не открывается, но я же вижу, что не заперто!

Ага! Открывается внутрь. Это странно. Или всегда так было? Кончиками пальцев удалось оттянуть дверь на себя. Сделал шаг вперёд, и тут же упал, больно ударившись и локтями, и коленями. Вместо прихожей передо мной была лестница. Деревянные, широкие, тёмно-красные ступени. И я на них лежал. И ладно бы они шли вниз. Так нет же! Лестница, к которой открывалась дверь моей комнаты, вела круто вверх.

Я кое-как уселся на нижнюю ступеньку, чтобы перевести дух. Посмотрел на комнату, и понял, что в ней ещё что-то не так, помимо, ставен, чужого столика и отсутствия моих вещей. Сосредоточился… Обои! На стенах красовались те самые «шартрёзные» обои, которые Мариша переклеила в первый день. Но как? Я бы решил, что сплю, но всё вокруг казалось настолько реальным, что дальше некуда: из порезов на голове сочилась кровь, ушибленные места сильно болели, мышцы сводили судороги, кости ныли, как у старого деда, а от желания пить хотелось умереть. Будто бы неделю употреблял одну сушёную рыбу!

Мой взгляд упал на комочки хлеба. Полз к нему бесконечно долгие минуты, будто бы с гирями на ногах и колом, угадайте где. На ощупь хлеб оказались ещё гаже, чем на вид: склизким и трухлявым одновременно, но от него шёл манящий грибной аромат, которому не было сил сопротивляться. Преодолевая отвращение, я поднёс ко рту пару комочков. Недурно! Пародия на хлеб растекалась по рту сладостно прохладной жидкостью. Как пива холодного хлебнул в самый солнцепёк.

Я сам себе был противен, когда заталкивал хлеб себе в рот. Весь. До последней крошки. Едва сдержался, чтоб не начать вылизывать стол. «А не накачала ли меня Мариша вместе с новыми друзьями-сектантами какой-то гадостью, из-за чего у меня теперь ломка? Хлебушек с грибочками… не Ирина ли его печёт?» - подумал я. – «Да! Точно, накачала! Обиделась Мариша за Турцию. Эх… Надо было наврать, что на курсы послали. Дурак я, дурак, а она злопамятная сучка, как все бабы. Да и хрен с ней! Главное, где я? Это не моя квартира, хоть и похожа! Я в одном из соседних домов? Надо выбираться, пока за мной не следят».

Поев «грибного» хлебушка, я почувствовал себя немного лучше. Хотя бы пить перехотелось. Ещё бы съел, если честно. И этот запах… Он ведь никуда не делся, только я ощущал его теперь не от стола, а от лестницы. Не такой сильный, но всё же достаточный, чтоб я его уловил. Я полз с первой на вторую ступеньку дольше, чем безногий альпинист на Эверест, но всё-таки дополз и, подтянувшись, припал губами к доске, жадно всасывая валявшуюся на ней крошку.

Вперёд! На следующей ступеньке была ещё одна, а затем ещё. Я полз и целовал ступени, дарившие мне облегчение от боли и прогонявшие убийственную сонливость. Проползая последнюю, кажется восьмую, ступеньку – уже не как калека, но как заправский спецназовец, я очутился в комнате, которая напоминала нашу спальню, но опять… всё чужое: вместо дивана – раскладушка, зелёные обои вместо побелки, красно-черный ковёр с квадратным орнаментом на полу, горка белого песка в углу комнаты. Ведра два. И опять дырявые ставни на окнах! Ещё и проволокой закручены! Хотел рассмотреть в щель – а что же за окном? Не вышло. Трещины шли по всей длине ставен, но внизу они были заткнуты тряпками и намертво залиты краской. Вот зачем так делать?!

В этой комнате не было двери, только проход назад. Неужели меня замуровали в помещении, состоящем из двух комнат и дурацкой лестницы? Бросили одного и теперь дожидаются, когда я ослабею и подохну? Зачем, зачем?! С трудом подавив приступ паники, я присел на раскладушку. И снова до меня долетел запах того странного хлеба. На этот раз он шёл из шкафа.

Открыв шкаф, я окунулся в непроглядную темень. Протянул руку – пусто. Присев на корточки, я стал шарить руками и вскоре нащупал резиновый коврик и тарелку, похожую по форме на большую собачью миску. Тарелка была с горкой наполнена хлебным мякишем. Съев всё, я с удивлением понял, что отлично вижу в темноте, и теперь чётко различаю и чёрный крупноячеистый коврик, и коричневую собачью миску с нарисованной белой косточкой, и полуторную металлопластиковую дверь цвета «матовый графит».

Справа от двери была кнопка звонка, а на самой двери - приклеена записка «Звонок не работает, стучи». Поев грибного хлеба, я не только стал видеть в темноте, но и ощутил в себе такой прилив сил, что казалось, могу выбить эту дверь ногой с одного удара. Но выбивать не стал, а просто постучал. Три раза. Страха во мне не было, пребывал я в странной эйфории: с одной стороны, я был абсолютно уверен в реальности происходящего, с другой понимал – я безумен, я под кайфом!

- Иду-бегу! – раздалось по ту сторону двери.

Дверь отворилась. За ней нарисовалась девушка лет двадцати: изящная, большеглазая, с чудесной улыбкой. Одета странновато: джинсы, а дальше… Дальше топлес. Чисто Гелла, служанка Воланда, только прическа современная – чёрные короткие прядки вперемешку с зелеными и фиолетовыми. Прелестную снежно-белую шейку, плечики и бюст второго размера украшала роскошная цветная татуировка: ожерелье из нежно розовых пионов и серебристых перьев. Как уже говорил, я - не любитель татушек, даже с Маришей как-то поругался из-за того, что она хотела сделать на плече тату-котика или бабочки, но тут прямо глаз не мог отвести.

- Нравится? – спросила красотуля, кокетливо выгибая спинку.

Кроме тату шею красавицы украшал черный шнур, на котором висел длинный чехол-плетенка. Из чехла торчали круглые ручки ножниц. Наркотическое безумие продолжается? Подыграем!

- Очаровательно. Вы мне волосы обстригли? Что вам надо от меня, чудики?

- Нам? От тебя? – девушка округлила глаза в притворном изумлении и крикнула, обернувшись назад. – Веня! Нам что-то надо от Кирюши?

- Абсолютно ничего, - раздался мужской голос.

Девушка попыталась закрыть дверь, но как бы игриво, понарошку. Я не дал ей это сделать, заблокировав дверь ногой.

- Пока мне всё нравится, - похвалил я Маришу. – Квартиру хорошо смотрела? Там всё в порядке?

- Квартира в порядке, - отчиталась Мариша. - Там чисто. Плита, холодильник, стиралка, водонагреватель, туалет-ванна – всё работает, сделан косметический ремонт… местами, но… но…

Иногда Мариша тормозила на пустом месте так, что я прибить её был готов.

- Не мямли, внятно скажи, что не так? - попросил я. – Вадик требует все деньги вперёд?

Вадик - это наш арендодатель, которому квартира досталась после смерти тётки.

- И это тоже, - вздохнула девушка. – Говорит, предпоследние съемщики сбежали, не заплатив.

- Предпоследние? – задумался я. - А последние как себя вели?

- Нормально, - Мариша пожала плечами, - но Вадик теперь никому не доверяет.

- Имеет право, - согласился я. – А что ещё не так?

- Соседи странные.

- Алкаши, наркоманы? – забеспокоился я.

- Наоборот, люди все приличные, семейные. И все квартиры арендуют, как и мы, кроме Натальи Сергеевны. Она тут старожил и староста дома номер 11б.

- Староста? – удивился я. - А в остальных домах старосты есть?

- Нету.

- А кто её назначил старостой? Сама себя?

Мариша удрученно покивала головой.

- Наталья Сергеевна сказала, что в их доме есть традиция…

- Субботник, что ли? – я посмеялся, оглянувшись по сторонам.

- И субботник тоже!

Во дворе, надо признать, было уютно. И это несмотря на отсутствие стандартных цветочных клумб и газонов. Городские высотки виднеются где-то вдалеке в зыбком мареве за пустырями, складами и вереницами гаражей, а с противоположной городу стороны шумит лес. Эдакая первозданная чистота и красота - ни детских площадок нет, ни скамеек, ни стоянок для машин, только белый песок и зеленые ивы. Ивы и песок. Обитаемый остров в хорошем смысле.

- Так и в чём подвох? – спросил я.

- Дай, я лучше зачитаю, - предложила Мариша.

Она достала из кармана джинсов сложенный вчетверо листочек в клеточку и принялась читать:

ВНИМАНИЕ!

ОБЯЗАТЕЛЬНОЕ ПРАВИЛО ДЛЯ ЖИЛЬЦОВ ДОМА

УЛ. ПРИДОНСКАЯ, 11Б

ЕСЛИ В ДОМЕ ОТКЛЮЧАЕТСЯ СВЕТ, ВСЕ НЕМЕДЛЕННО ДОЛЖНЫ ВЗЯТЬ «ТРЕВОЖНЫЕ» ЧЕМОДАНЧИКИ И ПОКИНУТЬ КВАРТИРЫ В ТЕЧЕНИЕ ШЕСТИ МИНУТ, НЕВЗИРАЯ НА ВРЕМЯ СУТОК И

ПОГОДНЫЕ УСЛОВИЯ

- Что-что? – я не поверил своим ушам. – «Тревожные» чемоданчики?

- То, что слышал, - грустно подтвердила Мариша. – Я расспрашивала соседей: у них у всех есть «тревожные» чемоданчики, даже у детей, причём у некоторых по три комплекта – зимние, летние и демисезонные.

- Слов нет, дурдом на выселках. Секта какая-то! – выпалил я на одном дыхании. - Стоп! Почему 11б? Тут же всего три дома.

- Понятия не имею, и это ещё не все странности.

- Да ты что!

Я саркастически ухмыльнулся, а Мариша кивком головы указала мне на пристройку слева от первого подъезда. Металлическая лестница в три ступени, вделанная в стену так, чтобы не касаться земли, вела к нелепому деревянному «пупырышу» с дверью на висячем замке. Песок рядом был тщательно расчищен.

– Там хранится стратегический запас для всего двора – консервы, котелок с треножником, тент, мангал, дрова, спальные мешки и так, по мелочам.

- Да… Апокалиптичненько. А чего так они боятся и как это связано с выключенным светом?

Мариша только развела руками.

- Не хотят говорить. Сказали, будете здесь жить, сами всё поймёте. Давай не будем ни с кем ссориться, - попросила она. – Тут остановка автобусная в пяти минутах ходьбы и маршрутка идёт по прямой до моего гипермаркета. Пожалуйста, Кирюш…

Я ещё раз огляделся по сторонам, прислушался к успокаивающему ветру в ивах, подумал о том, чтобы было бы не плохо когда-нибудь пожарить во дворе шашлычка да запить его пивком или чем покрепче, и дал согласие на вселение.

Уговорила! - сказал я. – Вселяемся, а там видно будет.

И мы въехали в квартиру с двумя смежными комнатами, кухней в два метра и раздельным санузлом.

Глава 2. Квартира и машина

Маленькую комнату украшали обои вырвиглазного оттенка «шартрёз», то есть светло желто-зелёные, под потолком мерцала лампочка в плафоне цвета старых костей, из мебели - добротный дубовый стол.

В большой комнате вместо обоев была побелка, на подоконниках стояли пустые кашпо с паучьими сетями, в углу у окна - допотопный телевизор, на протёртом ковре - два кресла, помеченные котами, давно ушедшими на радугу.

У стены справа от двери врос в пол несобираемый зелёный диван, навсегда пропахший пылью и корвалолом, слева – полки с книгами: советская классика, любовные романы про Анжелик с Марианнами и всякая эзотерика.

Мы перетащили из малой комнаты в большую стол и сделали там кабинет для моей работы. Купили и поставили туда кресло-кровать и тумбочку-трансформер для ноута. Кашпо Мариша выбросила, диван и кресла застелила толстыми пледами, обои переклеила с «шартрёз» на «шампань», то есть на бледно-розово-жёлтые. Владелец квартиры Вадик с радостью разрешил нам это сделать, рассказав забавную историю о том, как 90-х годах некая Марфа Владленовна из соседнего дома получала зарплату рулонами обоев, продавала их соседям или обменивала по бартеру, и теперь две из трех комнат на Донке имеют жуткий цвет стен.

Три первых дня прошли спокойно: свет не отключался, соседи вели себя приветливо, в душу не лезли, с пустыми разговорами не приставали. Даже Наталья Сергеевна – самозваная староста, крепкая старушка, произвела на меня благоприятное впечатление. Похвалила Маришу за толстую косу, и, почему-то, мой хипстерский хвостик тоже ей понравился, сказала - очень правильная и полезная мода. Чем полезная? Так и не понял.

На четвёртый день – это было воскресенье, я пригнал под дом свой автомобиль – полноприводного породистого «немца», бэушного конечно, но в отличном состоянии. Порадовался, что недавно приобрёл именно его, будто чувствовал – буду жить в такой глуши, где проехать на другой машине, исключая «Ниву», просто невозможно. Обычно «немец» стоял в гараже, но завтра с утра мне нужно было заехать в главный офис, кое-что подписать. Машину так поставил, чтоб было хорошо видно. Под окно кухни и под уличный фонарь. Мало ли?

- Ты это… афффто своё убери.

На меня из-под съехавшей набекрень панамки таращилась Ирина Рудакова, соседка снизу. На её мясистых бедрах трещали по швам синие спортивные штаны, заправленные снизу в малиновые резиновые сапоги, а бюст шестого размера был туго обтянутый розовой майкой с таким большим вырезом на таких тоненьких поворозочках, что я не знал, куда глаза прятать. Уже б ходила в одном лифчике или сразу без него! У ног соседки стояли здоровенные корзины полные подозрительно разноцветных грибов.

Послать бы это чучело придонское куда подальше! Но нельзя. Как-то Мариша упоминала, что Ирина не только печёт на продажу торты, но и призовые места берет в городском пауэрлифтинге. Поэтому, сотворив на лице максимально дружелюбную улыбку, я спросил:

- А что? Стоянка запрещена?

- Не… не запрещена, но лучше – убери, - с лёгкой насмешкой повторила Ирина

- А почему лучше убрать? – не успокаивался я.

- Помоги грибочки до квартиры донести, расскажу, - попросила соседка.

Ага, щазз… Я отказался, сославшись на тотальную занятость.

Соседка пожала плечами и резво потопала в свою квартиру. С невольным уважением глянул ей вслед – корзины были явно тяжелыми, но она даже не сутулилась. На левой лопатке Ирины «рыжела» тигровая лилия – довольно приличная татушка. Более чем! На тычинках золотится пыльца, на лепестках сверкает роса. Я хоть и не любитель тату на женских телах, но тут даже языком прицокнул, мысленно прикинув, сколько же она отвалила бабла за такое, не побоюсь этого слова, произведение искусств.

Никакую машину я естественно никуда убирать не стал. Но весь вечер одним глазком поглядывал в окно. Всё вроде было в порядке. В сумерках силуэт автомобиля просматривался хорошо, но так было до тех пор, пока не включился уличный фонарь. Когда же он включился, я просто дар речи потерял, а когда первый шок прошёл, позвал Маришу посмотреть – не чудится ли мне всё это. Нет, не чудилось. К сожалению.

Сначала мне показалось, что под фонарь намело снега и там лежит огромный сугроб, но на календаре - начало августа, так что это было просто невозможно. Выскочив на улицу, я схватился за голову. Спереди на машину нанесло целых холм песка, засыпавший всё до самой крыши, а сзади нагло привалился барханчик, прикрывший колёса. Выглядело всё так, словно за один миг случилась локальная песчаная буря. Единственное радовало – сквозь запыленные стекла, просматривался относительно чистый салон.

Как такое могло произойти? Чья-то злая шутка? Но как?! Как?! Соседи пригнали самосвал, засыпавший мою машину? Но я бы услышал. Сговорилось человек двадцать и, вооружившись лопатами и тачками, закидали авто песком? Но я бы увидел! Хоть что-то бы да заметил!

В окнах маячили соседи, переговаривались, а их милые детки откровенно ухохатывались с моей растерянности. Прибежала Мариша с совком и веником. Смотрелось это комично, с удовольствием бы тоже посмеялся, если бы дело не касалось моего авто. Выбрала дом! Спасибо, дорогая!

Из соседнего подъезда вышла староста. Я метнулся навстречу с криками: «В чём дело?!», «Я занял чьё-то место?!». Наталья Сергеевна молча обошла меня и пошла к пристройке-«пупырышу», доставая на ходу ключи. Открыв дверь, она вынула три лопаты; одну оставила себе, две другие отдала мне и отправилась откапывать мою машину. Мы с Маришей присоединились к ней. Появилось ещё двое соседей. Они тоже взяли из пристройки по лопате и принялись помогать. Вскоре машина была отрыта.

- Второй раз будешь сам откапывать, - уставшим голосом объявила Наталья Сергеевна, - и… можешь не успеть.

Сомневаться в её словах, я не рискнул. Машину поставил в гараж и ездил домой или из дома на такси.

Глава 3. День «Х»

Прошла неделя. Я не то, чтобы забыл про случай с машиной, просто старался не думать о том, что не мог сам себе объяснить. И вот наступил день «Х», день, когда в первый раз при мне погас свет.

Случилось это часов в восемь вечера. Погас свет и тут же раздался звонок, похожий на школьный. Очень громкий, дребезжащий. Я даже вздрогнул от неожиданности. В соседних квартирах раздался топот ног, захлопали двери. «Выходим! Выходим!» - загалдели, зашумели голоса на лестнице. На первом этаже открывались окна и, судя по звукам, особо шустрые стали выпрыгивать во двор через них.

Меня это так удивило, что я решил тоже пойти.

Я поспешил вниз с единственной целью – полюбоваться на весь этот цирк-шапито вблизи. Под подъездом уже толпился народ: одиннадцать взрослых, четверо подростков и пятеро детей, Все держали в руках пресловутые «тревожные» чемоданчики. Взрослые уже доставали из них раскладные стульчики, как у рыбаков, усаживались поудобнее и начинали трепаться о всякой ерунде: политике, кулинарных рецептах, сериалах. Молодежь уткнулась в смартфоны, сфокусировавшись на заранее скаченных специально для «дня Х» роликах и играх, и отключилась от реальности. Всё походило на обычные соседские посиделки. Мило конечно, но дома ждала работа. Ноут заряжен, есть беспроводной модем. Отключенное электричество меня мало волнует.

Шепнув на ухо Марише, чтоб она отдувалась тут и за меня, я отправился обратно в дом. Борзеть и открыто противопоставлять себя коллективу, я не рискнул. Сделав кружок по двору – типа, «я гуляю», попытался проскочить в свой подъезд, крадясь вдоль стеночки. Но не тут-то было. Глазастая староста Наталья Сергеевна перегородила мне дорогу, сказав:

- Повторяю для новеньких: тем, кому приспичит в туалет - домой возвращаться нельзя, во дворе гадить тоже нельзя, нам тут жить, - просверлила она меня взглядом, неправильно поняв мои метания. – Ноги в руки и марш-марш в уличную уборную за домом 7Б. Там же и площадка для курения.

Я страшно разозлился, и хотел грубо поставить зарвавшуюся старушенцию на место, но тут заметил, как от толпы отделилась парочка – отец с маленьким сыном. Они направлялись в пресловутую уборную за домом 7Б, и я увязался следом.

Мужчина был одним из тех, кто помогал мне отрывать машину. Выглядел он солидно, но вместе с тем интеллигентно – плечистый, бородатый и в очках. Со слов Мариши, которая всегда была удивительно коммуникабельной, я знал, что зовут соседа Александр Андреевич, лет ему под полтинник, он преподаёт историю и философию в местном университете. Собственную квартиру он оставил законной жене и двум дочерям, а с гражданской женой и сыном снимает квартиру на Донке. Я решил его разговорить на предмет того, что за ерунда творится в нашем доме. Решил и спросил прямо:

- А чего это у вас... у нас всем заправляет Наталья Сергеевна? Понимаю – она старожил, домовая и всё такое, но к чему эти учения по гражданской обороне? Не перебор?

- По-прежнему не верите, что на Донке опасно? – прервал инсинуации в адрес старосты сосед. - Случай с машиной вас ни в чём не убедил?

- Да в чём опасность? Может кто-то внятно объяснить? – возмутился я.

- Я могу, - с олимпийским спокойствием заметил Александр Андреевич. – Здесь люди пропадают. И не только…

- И кто, например, пропал? – поинтересовался я, пропустив мимо ушей «…и не только».

- Кольщики.

- Кто, простите?

- Татуировщики Веня и Сеня. Они снимали вашу квартиру с прошлого лета по зиму.

- Да ладно… А Вадик, наш арендатор, говорил, что те жильцы просто сбежали, не заплатив за последний месяц.

- Врёт, Вадик! Пугать вас просто не хотел. Отсыпались ребята первого января, Новый год в ресторане отмечали, - сказал Александр Андреевич. - Вернулись на такси, и спать завалились, а света не было в тот раз почти два дня. Все на улице тусовались или разъехались по друзьям и родственникам, а Веня и Сеня - пропали.

- А кто видел, как они возвращались из ресторана? Вы видели?

- Я нет, но Наталья Сергеевна видела.

- Ага… ага… А что, вещи ценные остались после тех жильцов? Документы, паспорта, золотишко? – включил я «режим детектива».

- Остались, представьте себе. И ключи, и уличная одежда, и обувь.

- И кто это видел? Дайте-ка угадаю – Наталья Сергеевна?

- Полиция так сказала.

- Вам или Наталье Сергеевне?

Я уже злился.

- Экий, вы, скептик, - добродушно пробасил сосед. – Видите этот холм?

Уже основательно стемнело, я мало, что мог разглядеть - просто шёл за Александром Андреевичем, подсвечивая путь фонариком на мобильном, однако смог различить, что прямо по курсу – холм высотой в метров пять.

- Вижу. И?..

- Это дом 7Б. Вернее то, что от него осталось. В нём точно такая же напасть была, как и в нашем. Только еще хуже. Там лаг времени составлял две с половиной минуты. Ещё пять лет назад в 7Б жилыми было три квартиры.

- Жильцы пропали?

- Нет, вернее да, но не все. В одной из квартир жила женщина со старой матерью. Как же их звали, то… Дочь – Валерия, а у старушки имя… такое… библейское, сейчас не вспомню… Ну не суть! Бабулька болела, и наступил тот день, когда она не смогла выйти из дома во время отключения света. Злые языки поговаривают, что женщина устала ухаживать за матерью и просто не стала будить, когда та заснула.

- И она пропала? Конец истории?

- Не совсем. Бабушка пропала, вызвали полицию, полиция составила протокол и умыла руки. Соседи и думать о ней забыли в скором времени, дочка квартиру на продажу выставила и к мужику своему перебралась жить. Да только вот оказалось, что на бабульке весь дом 7Б и держался.

- В смысле?

- Так сложились обстоятельства, - продолжил сосед, - что дом на несколько часов опустел. Одна семья уехала на море, вторая – всем составом отправилась в город за покупками, бабулька пропала, а раньше она, как вы понимаете, круглосуточно в доме находилась, дочка Лерочка – у хахаля. И… догадываетесь, что произошло?

- Нет.

- С опустевшим домом случилось то, что и с вашим автомобилем.

- Не понял…

От неприятных воспоминаний у меня по спине пробежал холодок.

- Когда люди вернулись, то вместо дома обнаружили песчаный холм. Что непонятного?

- Не может быть! – не поверил я. - А власти… а как власти среагировали?!

- А как они обычно реагируют? – сосед откровенно ловил кайф от моего недоумения. - И про взрыв газа в местной прессе написали, и про террористов написали, и про аварийное обрушение. А потом выплатили пострадавшим компенсацию минимальную и то, им пришлось пару лет с городом судиться.

- Пару лет – это ещё ничего… - протянул я. - То есть, если остаться в доме во время отключения света, то можно пропасть с концами, а если дом останется надолго без людей, то дом пропадёт? Так получается?

- Получается так.

- А вот если, чисто гипотетически, всем скинуться и купить генератор. Это поможет?

- Нет же, нет!- покачал головой сосед. - Отключение света – это все лишь знак, сигнал опасности, а не причина, по которой люди пропадают.

Вот за такими интересными разговорами мы дошли до туалета. Площадка для курения была рядом. Там хмуро мигал одинокий фонарь под жестяным козырьком. Мальчишка отправился в уборную, а мы с его отцом пошли на площадку. За ней виднелся обычный дом с газонами и палисадником, а, напротив, через дорогу возвышался ещё один холм. «Да почти вся Донка состоит из холмов!», - постучалась в голову внезапная мысль. – «Курганы, мать их так!».

- Так это всё дома? – выдавил я из себя минут через пять. – А что внутри холмов? Пробовали раскапывать?

- Давайте спросим у спеца! – улыбнулся Александр Андреевич.

- У какого спеца? – не понял я.

- А вот у этого, - кивнул он на выходящего из уборной мальчишку. – Ванька, а ну признавайся, лазил на холмы сокровища искать?

- Нет! – твёрдо, не моргнув глазом, ответил Ванька.

- Лазил, лазил. Признавайся! Ругать не буду. Расскажи дяде Кириллу, что там нашёл.

- Нет там ничего, - расстроено заявил Ванька. – Только песок.

- Вот так, - развёл руками сосед. – Те пострадавшие тоже пытались в песке свои имущество искать. Рылись, рылись – ничего не нашли: ни больших вещей, ни малых, ни стула, ни кастрюльки.

- Так, подождите, - сказал я. – Дома ведь старые?

- Довольно таки, - подтвердил сосед.

- То есть, люди здесь жили ещё до электрификации? Как же они спасались от «проклятия Донки»?

- Ловите меня на несоответствиях? – вздохнул Александр Андреевич.

- Ловлю, это не сложно.

- Кирилл, поймите, я не пытаюсь уверить вас в какой-то чертовщине или чёрной магии. Я не говорю, что наш дом или Донка – прокляты, хотя многие считают именно так, я просто пытаюсь объяснить, что мы имеем дело с аномальным природным явлением, феноменом, который, к сожалению, никем больше не изучается. Как говорил один известный англичанин: «Явления, кажущиеся нам сверхъестественными, на самом деле объясняются естественными законами, которые нам пока неизвестны».

Слова соседа зацепились за край моего сознания да там и остались. Смысл их дошёл до меня немного позже.

Глава 4. В гостях у Натальи Сергеевны

Следующим воскресным вечером, вернувшись в отличном настроении из бильярдного клуба, я застал свою девушку бродящей по двору и расстроено зовущей: «Кис, кис, кис». Ещё до переезда на Донку мы с Маришей договорились – она не выносит мне мозги причитаниями: «Хочу ребёнка, мне уже двадцать семь, ах, когда же, ах, когда…», а я разрешаю ей завести кота или маленькую собачку. «Видимо котёнка притащила, а он сбежал», - подумал я, и не ошибся. Сделав вид, что ну очень расстроен пропажей животины, я за компанию походил по окрестностям, позаглядывал в чужие подъезды. Вот за этим занятием меня и застала наша староста.

- Здравствуйте! Котёнок у нас потерялся. Мариш, какого он хоть был цвета?

- Серенький, - всхлипнула Мариша.

- Здравствуйте, здравствуйте… - рассеяно произнесла Наталья Сергеевна. – А вас что, никто не предупредил на счёт животных? А я вам… не помню, но да, наверное, не говорила… Не приживаются на Донке ни коты, ни собаки.

«Йес!» - подумал я про себя.

- Ой, а как же так? – загрустила Мариша.

- А вот так, - пожала плечами староста. – Никакое животное с шерстью здесь долго не живёт, рыбок попробуйте завести или кота, но только лысого. Сфинкса. У тётки Вадика такое чудо жило долгое время и у Александра Андреевича я такую животину видала.

- Мы его отдали, - раздался детский голосок из-за моей спины. К нам незаметно подошёл Ванька и вставил пять копеек в разговор взрослых. – Он всё время просился на улицу, даже зимой, боялся в квартире один оставаться, и простужался, и болел.

- А ну кыш домой, живо! – прикрикнула на мелкого староста. – Опять по холмам лазил?

- Наталья Сергеевна, вот вас увидел и Ваньку, - сказал я, - и вспомнил, как на днях разговаривал с Александром Андреевичем про «наши странные дела». Он говорил, что кто-то когда-то изучал, что творится на Донке. Я его правильно понял?

- Так его отец Андрей и изучал, - ответила соседка. - Он был сотрудником краеведческого музея и даже археологические раскопки здесь организовывал, но об этом у его сына спрашивайте, а я вам только свою историю рассказать могу. Зайдёте на чаёк?

Мне очень не хотелось идти к старушке в гости - знал, какие пожилые люди могут быть болтливыми пожирателями чужого времени, но мне стало любопытно, и мы с Маришей пошли.

Сначала нам пришлось выслушать занимательную историю про то, каким удивительным человеком был покойный супруг Натальи Сергеевны – Кац Иван Рафаилович, как он буквально из дерьма и палок, а конкретнее – из списанного школьного звонка, автомобильного аккумулятора и деталей из радиолы, а также телевизора КВН, собрал хитроумное устройство, срабатывающее при отключении света.

- А до того, как это устройство появилось, как определяли, когда из дома бежать? – спросил я. – Я в том смысле, а если в три часа ночи пропадёт свет, когда все спят?

- Дежурство было.

- А если дежурный заснёт? – задала логичный вопрос Мариша.

- Молодые люди, - хихикнула соседка, – раньше здесь серьёзные ребята жили, работали на химкомбинате, светлая ему память, раздеребанили в ноль в 90-х. Разговор с тем, кто проспал, был короткий: если никто не пострадал, то просто морду били, а если бы кто-то пропал, то дежурному лучше ноги в руки и марш-марш из города.

- И много человек пропадёт, если проспать момент? Как-то не верится, что это массовое явление, - заметил я.

- Не массовое. Один обычно пропадает, максимум - вдвоём, как те кольщики сгинули, что в вашей квартире жили, - пожала плечами соседка. – Пропадают, и свет сразу зажигается, - вздохнула она.

- А если день?

- Хорошо, что спросили. Какую-то лампочку всё время рядом держите зажженной, даже днём, - посоветовала Наталья Сергеевна. – А то знаю я вас, молодых, наушники вставите и не слышите ничего.

- Вы свою историю обещали рассказать, - напомнила Мариша.

- Ах, да. Как исполнилось мне девять лет, родители приехали работать на химкомбинат из села и им дали квартиру на Донке. Была я тогда пионеркой, и ни в какие потусторонние силы, естественно, не верила…

- А родители?

- Тоже атеистами были, но привыкли от коллектива не отрываться. Свет погас и все вышли из дома? Ну и они пошли. И я ходила с ними первые три раза, а на четвёртый - решила, что останусь и всем докажу, что это всё бред собачий. Было это ночью, вышла я со всеми, а потом по темноте прокралась обратно, села на топчан и сижу. Сидела, сидела и задремала, и приснилось мне, что падаю, вниз куда-то лечу. Дёрнулась и проснулась, и в тот же момент кто-то косу мою толстую, гордость мою и красу, что росла ниже пояса, хвать – и отрезал.

- Может, пошутил кто? – несмело предположила Мариша.

- Может, и пошутил, только рядом со мной никого не было, я-то это точно знаю. И видела я, когда падала, удивительные вещи.

- И что же вы видели?

- Картины на тарелках, которые стояли в шкафу, похожем на библиотечный стенд для книжек, чудной подсвечник на семь рожков, фарфорового китайца, что головой тряс… Много чего ещё.

- Мало ли, что присниться может, - заметил я. – Мне вот однажды приснились черти, строящие космический корабль.

- Снится только то, что в жизни видел, - не согласилась со мной Наталья Сергеевна, - а я таких вещей тогда не видала и в руках не держала.

- Видели, - стал настаивать я, - по телевизору или в кино.

- Не было у нас тогда телевизора и в кино я такого не помню, - заупрямилась соседка.

- Не помню и не видела – это разные вещи, - продолжил я спор.

- Подсвечник семисвечный я увидела лет через сорок. Менора называется. Мужу родственники из Израиля фотографии присылали, так вот на одном из фото такой был. Ладно, смотрю, не верите мне, – обиженно поджав губы, Наталья Сергеевна отобрала у нас чашки и отправилась их мыть. - Но учтите, на будущее - останетесь в доме, когда свет выключится, ни в коем случае не засыпайте и, вообще, старайтесь глаз не закрывать.

- Даже моргать нельзя? – пошутил я.

- Нельзя! – отрезала Наталья Сергеевна. – Спички вставляй, если понадобится. Всё. Идите, ищите своего котёнка, может и отыщется.

На том и распрощались.

- А ты заметил, что у неё и сейчас длинные волосы? – задумчиво спросила потом Мариша.

- Ну и что? Какая разница? – пожал я плечами.

- …и у всех в доме, даже у мужчин, даже у мальчишек, волосы длинные, - продолжила Мариша. – У Ваньки прям локоны, как у девчонки, как его в школе не задразнили?

- Я же говорю – секта!