Донка(продолжение)⁠⁠

Начало: Донка

Глава 5. Субботник

Об этом разговоре я надолго забыл, а вспомнил только на сентябрьском дворовом субботнике. Наталья Сергеевна раздала жильцам мётлы, лопаты, грабли и руководила процессом. Песчаные горки нужно было разгрести, сформировать дорожки, а упавшую листву собрать и сжечь в железной бочке на пожаробезопасном расстоянии от дома. Акт сожжения осенних листьев поручили нам с Александром Андреевичем.

- Так пропадают на Донке люди или им волосы отрезают? – спросил я у соседа, когда мы остались одни. – А то что-то я совсем запутался.

- Ага, побеседовали-таки с Натальей Сергеевной! – обрадовался Александр Андреевич. – Она и про моего отца, наверное, рассказывала, как он пробовал здесь копать?

- Кстати, да. А удалось чего-нибудь нарыть? – полюбопытствовал я. – Клад нашли?

- Нет, кладов здесь нет, но нашли то, что и не искали. А копать отец здесь начал, потому что хотел найти усадьбу Придонку.

- Здесь была усадьба?

- Стояла когда-то на этом месте. Отец хотел проверить городскую легенду о том, что графская усадьба была затоплена.

Мне было всё равно на старинные усадьбы и всяких графьёв – вот, если бы клад – золото, брильянты, но из вежливости я спросил:

- Зачем усадьбу затапливать? Лучше уж застраховать и поджечь раз не нужна.

- А вы слышали что-нибудь о нашей местной знаменитости - графе Серже Придоне, который, якобы при жизни, побывал то ли в аду, то ли в чистилище?

- Впервые слышу, если честно. Никогда не интересовался местечковыми историями.

- Жаль, но не суть. Жил в наших краях когда-то Серж Придон. Всем хорош: родовитый красавец, военный, участник Крымской войны, но беден был, как церковная мышь. И вот ему повезло жениться на девице из богатой фамилии. Влюбилась она в него без памяти и уговорила родителей на брак. На её приданое, ещё до свадьбы, и было отстроено прекрасное имение, которое по красоте сравнивали с Версалем. Его главным украшением были пруды с кувшинками, плакучие ивы и многочисленные беседки с белыми колонами… забыл, как они называются…

- Бельведеры? Ротонды? – подсказал я.

- Вот-вот, как-то так.

- Да ладно! – не поверил я.

Странно представить, что здесь на Донке вместо обычных домов когда-то находился свой Версаль. Эх, жили же люди…

- Уж поверьте! – подтвердил сосед. – В музее нашем есть гравюры усадьбы Придонки. Можете зайти, посмотреть.

- Обойдусь.

Я отмахнулся от подобного предложения, музеи, особенно краеведческие, всегда нагоняли на меня тоску.

- Как знаете, - не стал настаивать Александр Андреевич. - Так вот… Господский дом был выстроен в метрах двадцати от нашего одиннадцатого бэ, а еще чуть подальше был флигель прислуги. Молодожены въехали в дом, но медовый месяц быстро закончился…

- Дайте-ка, угадаю, - я чуть не зевнул от скуки, - Граф Серж дома появлялся редко – играл, кутил…

- Точно-точно, вы прям, как знакомы были! – рассмеялся сосед. - Графиня тосковала, маялась бессонницей и ждала… ждала… ждала. И вот однажды приехал граф домой, поужинал, спать лёг, а на утро хватились – нет графа Сержа! По округе поползли слухи, что хозяин усадьбы сбежал с гувернанткой в Баден-Баден проигрывать имение в карты.

- Жена, ясное дело, не поверила.

- Не поверила! – покивал головой сосед, - Но от беспокойств сначала слегла, а потом и умом тронулась. Стала гулять по аллеям и по берегам вдоль прудов, везде разбрасывая собственноручно отрезанные пряди длинных чёрных волос. Всем твердила, что её Серж заблудился, но непременно отыщет дорогу домой.

- Согласно канонам подобных легенд, жене никто не поверил, - со смешком заметил я.

- Совершенно верно! – подтвердил мою догадку Александр Андреевич. – Никто ей не верил, но, как ни странно, она оказалась права.

- Да ладно?

- Через четыре года граф объявился: худой, бледный, лысый, безусый и весь избитый.

- И где же он пропадал? – спросил я.

- А вот это самое интересное! – ответил Александр Андреевич. - Нашёлся Серж Придон в соседней губернии, подобрали его на дороге добрые люди и привезли домой.

- Может, там и куролесил, а до Баден-Бадена так и не доехал? – предположил я.

- Всё может быть, - развёл руками сосед, - но первые дни граф твердил, что побывал в аду. Всем показывал необычный нож, который он, якобы, оттуда забрал. Однако, по приезду семейного врача, видимо сообразив, что за такие рассказы можно получить клеймо сумасшедшего на всю оставшуюся жизнь, версию свою изменил.

- Это как же?

- А вот так: признал, что загулял, перед женой и близкими покаялся. И вроде всё наладилось…

- Вроде?

- Именно! Супруга вскоре занемогла, разумом совсем помутилась. Болела: то лежала холодная как лёд, то билась в горячке. Граф выглядел вполне здоровым, не взирая, извините за подробности, на некоторые проблемы с пищеварением, но видимо безумие жены частично передалось и ему.

Александр Андреевич объяснил, что граф стал бояться глядеть в окна, ездить в карете, а ещё – толстых женщин. Если уж нужда заставляла всё-таки ехать, то граф надевал на глаза плотную повязку и так сидел до пункта назначения, а если встречалась ему на улице или где в другом месте толстуха, то он бежал оттуда аки заяц от борзых. В усадьбе практически не жил, ночевал во флигеле прислуги, потом - квартиру в городе снимал. Волосы у него отрасли и на лице, и на голове. Стричься и бриться граф по каким-то соображениям совсем перестал: бороду отпустил и через год выглядел как старообрядец из скита, хоть иконы с него пиши. Все эти причуды не помешали ему, впрочем, завести молоденькую содержанку, а жену сбагрить куда подальше. Утомила она его своими истериками, и он отправил её на долгое лечение заграницу…

- …там графиня и погибла при пожаре, обстоятельства которого остались невыясненными, - закончил сосед свой рассказ и замолчал.

- А граф Серж? – спросил я, чувствуя недосказанность истории.

- А граф снова пропал. На этот раз уже с концами.

- А имение?

- Имение отошло младшему брату графа. Он велел дом по кирпичикам разобрать и то место залить водой из спущенных прудов.

- Но зачем?! – не понял я.

- Никто не знает, но ходит байка, что из-за пропажи волосяного браслета. Задремал на мгновение, когда бумаги брата разбирал, и кто-то у него с руки браслет срезал.

- А что это «волосяной браслет»?

- Был такой милый обычай в те времена, делать из волос любимых людей браслеты. На долгую память.

- Фу, гадость какая. Но всё равно не понятно, почему из-за пропажи браслета уничтожать усадьбу.

- Сие есть тайна великая и неразгаданная, - пожал плечами сосед. – Думаю, что там ещё и люди пропадали при загадочных обстоятельствах – из прислуги, поэтому это как бы и не волновало особенно никого, а вот пропажа браслета стала последней каплей, после которой у брата графа возникло желание покончить с тайной радикальным способом.

- Вы сказали, что отец ваш нашёл то, что и не искал. Это как?

Глаза соседа засветились гордостью.

- Мой отец нашёл на раскопках женскую статуэтку эпохи верхнего палеолита. Большая редкость! Таких статуэток во всём мире чуть больше ста, а в таком отличном состоянии – всего две-три. Придонская Венера, не слыхали? Во всех серьезных музейных каталогах она есть.

- Нет, не слыхал. А про нож что скажете?

- Какой нож?

- Нож из ада. Он куда делся?

- Ах, это…

Достав телефон, сосед открыл галерею и показал мне фото ножа. Нож, действительно, оказался необычным – широкое, кремниевое лезвие цвета грозового заката – серое с пурпурно-алыми разводами, закреплённое тонкими полосками кожи на костяной ручке.

- Ух, ты! – не сдержался я от восхищения. - Где же граф откопал такое чудо?

- Без понятия, - признался Александр Андреевич. – Нож попал в музей после революции, после экспроприации имущества у потомков брата графа Сержа. Считается, что это тот самый нож из ада, но точных сведений нет. Кстати, полюбопытствуйте… Каменная дамочка – Придонская Венера.

Сосед показал мне еще одно фото: фигурка толстой, широкозадой и большегрудой женщины.

- Точно древняя? – засомневался я.

- Обижаете, - ответил Александр Андреевич. - Ей минимум двадцать тысяч лет, а может и больше.

- Двадцать тысяч лет назад был целлюлит? – искренне удивился я, так как думал, что у охотников-собирателей не может быть лишнего веса. - Вы только поглядите на эти жировые складки – и на животе, и на боках, и даже на коленях. Это где же она так отожралась? Или в каменном веке булочки на кустиках росли?

- Это просто преувеличение детородных женских черт! Древний недостижимый идеал красоты! – слегка обиделся за «дамочку» сосед.

- Ага! – я уже откровенно веселился. – Знойная жирная женщина – мечта палеолитического поэта!

- Именно!

- А лысая голова – это признак красоты или деторождения? – спросил я, рассматривая фото.

- А вы попробуйте избавиться от волос, имея в арсенале только кремниевые ножи и скребки, - заметил Александр Андреевич. – Возможно, в те времена блестящая голова, лишенная волосяного покрова, считалась красивой.

- И сексуальной?

- А вдруг?

Ну, вот что тут скажешь…

- Всё чудесатее и чудесатее. Вам бы книжки писать, - похвалил я соседа. - А те дома, в которых мы живём, кто построил?

- Тоже занимательная история, - с удовольствием поддержал смену темы Александр Андреевич.

Оказалось, что запруда со временем разрушилась, вода ушла и в конце ХІХ века тенистое место с песчаными островками застолбили купцы из колена Израилевого. Построили улицу, но вскоре заметили неладное и быстро съехали, а дома передали казне за торговые преференции. Здесь организовалась артель, где валяли шерсть, здесь же и работники жили и склады были.

- Сведений о том, что люди из артели пропадали, нет, но вот жалоб в полицию на покражу тюков с шерстью - больше двух дюжин, - просветил меня Александр Андреевич. - Подшиты и в архиве стопочкой лежат. И полиция только руками разводила: ни разу воров не удалось поймать, тюки исчезали из запертых на три замка, опечатанных в присутствии властей, помещений. После того, как артель развалилась, тут появилась ночлежка.

- Ага… и сколько в ночлежку людей пришло, сколько ушло – никто не считал, - задумался я.

- Именно. Но, несмотря на то, что жители ночлежки видятся нам как люди вконец опустившиеся, они смогли придумать систему оповещения, не требующую использования электричества. Интересует?

- Любопытно.

Оказалось, что ребята из дореволюционной ночлежки оставляли на видном месте большой гребень с волосами, обычно конскими, если волосы исчезали, то все опрометью бросались на выход. Вот такие дела, господа-товарищи!

Это был мой последний разговор с Александром Андреевичем на эту тему. Чувствовал я, что устал от загадок Донки, тем более, что вся эта таинственность казалась какой-то сумбурной и высосанной из пальца.

Глава 6. С меня хватит!

Дровишек с угольками в моё раздражение и недоумение подкинули и друг Миша и соседка Ирина.

С Мишей было так…

- Ну, и как тебя угораздило поселиться на «Дне»? – обидно скаламбурил он, когда подвозил меня домой на своем новеньком джипе.

- На Донке, что ли? Дёшево здесь, от шума городского далеко. Я дома в основном творю, Марише на работу ездить удобно, нам этот вариант подходит, - попытался я сделать хорошую мину при плохой игре.

- Гадское место, – заметил Миша с видом человека, которому известна вселенская тайна.

- И ты туда же!

- Мой батя ни в бога, ни в чёрта, ни в инопланетян не верит, но считает, что улица Придонская – проклята.

- Рассказывай уже, - устало махнул я рукой.

- А что рассказывать… батя с дядей замутили в 90-х строительный кооператив. С Донки решил песок возить, его же тут как в Сахаре. Свинтили КАМАЗ с какого-то полудохлого предприятия, загрузили машину песком, да только не доехала она даже до шоссе. Поднялась песчаная буря и замела грузовик. Вот и весь сказ.

- А шофёр?

- Дядя Виталик за рулём был, батя рядом. Еле выскочить успели. Видишь холм?

Мишка кивнул на порушенный трёхметровый холм по левую сторону от дороги.

- Разрыли, а машины нет… – догадался я.

- И ты слышал об этом? – удивился приятель. – Батю до сих пор трясет, как он про этот случай вспоминает, а дядя так испугался, что чуть снова в школу преподавать физкультуру не вернулся.

А с соседкой Ириной Рудаковой состоялся такой разговор…

На субботнике она ко мне, то ли клеилась, то ли не пойми, чего хотела и, чтобы сбить накал нездоровых страстей и перевести общение в русло конструктива, я спросил:

- Ира, а ты веришь, что на Донке опасно жить?

- Я это знаю, а не просто верю, - сразу посерьезнела она.

- Боишься?

- Нет.

- А что так? – удивился я.

- А вот так... - ухмыльнулась она, всем видом показывая, что других объяснений я не дождусь.

Ладно, с другого края зайдём.

- А за детей не боишься? У тебя же их двое.

- Пока не боюсь, - загадочно ответила соседка. Тут она снизошла до объяснений: – Не было ещё такого, - сказала Ирка, - чтоб дети на Донке пропадали, ну, максимум, волосы у них срезали, как у Сергеевны в детстве.

- А чего тогда выходишь вместе со всеми, когда свет гаснет? - задал я провокационный вопрос.

- А чего дома делать одной, да в темноте? – хохотнула она. – Ты заходи ко мне, красавчик, - прошептала она, сверкая зелеными глазищами, которыми верно в молодости она сводила мужиков с ума, - заходи... когда кассирша твоя на работу потащится. Не стесняйся! Я тебе за чайком-коньячком такое про Донку расскажу, до чего староста наша не додумалась, даром, что всю жизнь здесь прожила, и, что Сашка-многоженец не знает, хоть и вышку имеет. А ты знаешь, что он до сих пор к своей бывшей бегает и не чайка попить?

Поглядел я внимательно на Ирину: старовата, толстовата, и, вообще – ну её, и… вежливо - вслух, отказался, а мысленно - выматерился. С меня хватит!

Проклятие Донки – это местная байка, так я решил про себя. Возможно, есть некая природная аномалия: внезапный сильный ветер наметает горы песка, а нездоровые на всю голову шутники из поколения в поколение этим пользуются. Кто они такие – не знаю и знать не хочу. Может Наталья Сергеевна - старая кошёлка, цену себе набивает и важности придаёт, может – старожилы из соседних домов так развлекаются, запугивая арендаторов дома 11б. Как они проворачивают свой фокус – тоже не знаю, но я также не знаю и секрет цирковых фокусов. Помню в детстве, смотрел древнее шоу одного всемирно известного иллюзиониста, так он и статую Свободы заставил исчезнуть и над Ниагарским водопадом летал и сквозь Китайскую стену проходил. Что же теперь - верить, что всё это магия?

…Вскоре у меня нарисовался хорошо оплачиваемый заказ и сроки на него, откровенно говоря, сильно поджимали. Именно поэтому, когда в следующий раз отключился свет, и включилась сигнализация – я никуда не пошёл. А что? Заряда аккумулятора хватит на шесть часов, я «интернетонезависим». Работай, Кирюша!

И я работал до изнеможения. Прикорнул лишь на секунду, и тут же меня растолкала зарёванная Мариша, сбежавшая с работы. Ей позвонила неугомонная староста Наталья Сергеевна и наябедничала на меня. Я обозвал Маришу дурочкой, наорал за то, что не дала поспать, и на повышенных тонах сказал ей, что она может поступать, как угодно, но я больше ни в каких суеверных шабашах не участвую, а если её выгонят с работы, то содержать её будет Пушкин.

Заказ я закончил в срок и заработал приличную сумму «недеревянных» денег. Съездил, отдохнул в Турцию. С Мишей, естественно, не с Маришей. Не то, чтобы денег на неё было жалко, хотя и это тоже, просто она стала меня дико раздражать. Я, как дурак, пошёл у неё на поводу и стал подыгрывать соседям-мракобесам. Тьфу, таким быть!.. Ещё один заказ, и я съеду с Донки, и мы с Маришей пойдём разными путями. Да! Разными! Пока я ей об этом не говорил. По многим причинам, и жалко её дуреху — кому она нужна — под тридцалик уже, да и хотя бы потому, что моя будущая бывшая девушка гениально готовит мясной рулет.

Ещё один «профитный» заказ я получил за месяц до нового года, работал над ним как проклятый, мечтая об отдыхе в тёплых краях с горячими девчонками. Погас свет, зазвенел звонок. Чертыхнувшись, я продолжил работу. Мариша тоже никуда не пошла. Сидела на стуле в моей комнате, смотрела глазами коровы, которую вот-вот зарежут. Бесило страшно.

- Глянь на себя! - не выдержав, сказал я Марише. - Стала суеверной, словно деревенская бабка. И ведь нет никаких доказательств, одна болтовня!

- Есть доказательства! – запальчиво возразила Мариша. – Вот ты уборкой не занимаешься, поэтому многого не замечаешь.

- А уборка здесь причём?

- При том! Каждый раз, когда мы возвращаемся после отключения света, квартира убрана так, будто по ней с суперпылесосом прошлись. Пыли нет! Нигде! Ни на чём!

- И всё? И это ты называешь – доказательства? – посмеялся я.

- А ещё волосы со щётки пропали.

- Что-что?

- Помнишь, днём свет отключали?

Я задумался.

- Нет, не помню.

- Аааа… ты в Турцию тогда летал. Так вот, я расчесалась, сделала хвостик, протягиваю руку - волосы со щётки снять. А их нет! Стою, думаю – что за дела? А по дому уже звонок звенит!

- И ты ноги в руки и марш-марш на улицу, правильно? Всё по завету гуру Натальи Сергеевны?

- Да, - ответила Мариша, обиженно засопев.

- Чем болтать ерунду, поесть принеси, - буркнул я.

Мариша подорвалась, включила фонарик и побежала на кухню.

- Ты только не спи, не спи, - сказала она.

Вот, дура! Какой тут сон? Стукнула дверца холодильника, скрипнула дверка шкафа с посудой. Неудачно повернувшись, я приложился локтем о стену, прикрыл глаза от боли… лишь на мгновение…

Глава 7. Лежи тихо

Я лежал, ощущая невозможную усталость: голова придавлена свинцовой плитой, веки ссохлись, прилипли к глазным яблокам. Попытался пошевелить руками и ногами, но ощутил давление – меня кто-то крепко держал за щиколотки и запястья.

- Лежи тихо, тихо лежи, - шелестел незнакомый голос.

Дальше голову обожгла боль, я понял – кто-то грубо и быстро стрижёт мне волосы.

- Мариша! Мариша! – прохрипел я.

Невидимые мучители, мерзко хихикая, сбежали, шлёпая по полу босыми ногами. Женщина, мужчина и какой-то двуногий бегемот – так мне показалось. С трудом разлепив глаза, я огляделся.

Лежал я в своей комнате на тонком ватном матрасе. Из мебели только трёхногий стол а-ля семидесятые, посередине стоит пепельница, в ней горсть мерзких хлебных комочков. Будто кто-то пережевал и выплюнул. Гадость какая! А где моё кресло? А ноут? Меня ограбили?! Но как? Кто? Когда успели? И где Мариша?

Хотел её позвать, но, сообразив, что крики-хрипы могут привлечь тех, кто поиздевался над моей головой, решил вести себя тихо. В комнате было темно, но не как ночью, а наоборот, как в разгар дня при плотно зашторенных занавесках, которых у нас точно не было! Переведя взгляд на окно, я понял, что его закрывают ставни. Старые, рассохшиеся, все в глубоких трещинах, сквозь которые пробивался яркий солнечный свет.

«Надо бежать!» - подумал я. Мелькнула мысль – выпрыгнуть в окно. Нет… Я едва держался на ногах, они тряслись и подкашивались. Не смог бы ни открыть ставни, ни, тем более, залезть на подоконник. Выбираться решил через дверь. По стеночке, дополз до неё. Толкнул. Не открывается, но я же вижу, что не заперто!

Ага! Открывается внутрь. Это странно. Или всегда так было? Кончиками пальцев удалось оттянуть дверь на себя. Сделал шаг вперёд, и тут же упал, больно ударившись и локтями, и коленями. Вместо прихожей передо мной была лестница. Деревянные, широкие, тёмно-красные ступени. И я на них лежал. И ладно бы они шли вниз. Так нет же! Лестница, к которой открывалась дверь моей комнаты, вела круто вверх.

Я кое-как уселся на нижнюю ступеньку, чтобы перевести дух. Посмотрел на комнату, и понял, что в ней ещё что-то не так, помимо, ставен, чужого столика и отсутствия моих вещей. Сосредоточился… Обои! На стенах красовались те самые «шартрёзные» обои, которые Мариша переклеила в первый день. Но как? Я бы решил, что сплю, но всё вокруг казалось настолько реальным, что дальше некуда: из порезов на голове сочилась кровь, ушибленные места сильно болели, мышцы сводили судороги, кости ныли, как у старого деда, а от желания пить хотелось умереть. Будто бы неделю употреблял одну сушёную рыбу!

Мой взгляд упал на комочки хлеба. Полз к нему бесконечно долгие минуты, будто бы с гирями на ногах и колом, угадайте где. На ощупь хлеб оказались ещё гаже, чем на вид: склизким и трухлявым одновременно, но от него шёл манящий грибной аромат, которому не было сил сопротивляться. Преодолевая отвращение, я поднёс ко рту пару комочков. Недурно! Пародия на хлеб растекалась по рту сладостно прохладной жидкостью. Как пива холодного хлебнул в самый солнцепёк.

Я сам себе был противен, когда заталкивал хлеб себе в рот. Весь. До последней крошки. Едва сдержался, чтоб не начать вылизывать стол. «А не накачала ли меня Мариша вместе с новыми друзьями-сектантами какой-то гадостью, из-за чего у меня теперь ломка? Хлебушек с грибочками… не Ирина ли его печёт?» - подумал я. – «Да! Точно, накачала! Обиделась Мариша за Турцию. Эх… Надо было наврать, что на курсы послали. Дурак я, дурак, а она злопамятная сучка, как все бабы. Да и хрен с ней! Главное, где я? Это не моя квартира, хоть и похожа! Я в одном из соседних домов? Надо выбираться, пока за мной не следят».

Поев «грибного» хлебушка, я почувствовал себя немного лучше. Хотя бы пить перехотелось. Ещё бы съел, если честно. И этот запах… Он ведь никуда не делся, только я ощущал его теперь не от стола, а от лестницы. Не такой сильный, но всё же достаточный, чтоб я его уловил. Я полз с первой на вторую ступеньку дольше, чем безногий альпинист на Эверест, но всё-таки дополз и, подтянувшись, припал губами к доске, жадно всасывая валявшуюся на ней крошку.

Вперёд! На следующей ступеньке была ещё одна, а затем ещё. Я полз и целовал ступени, дарившие мне облегчение от боли и прогонявшие убийственную сонливость. Проползая последнюю, кажется восьмую, ступеньку – уже не как калека, но как заправский спецназовец, я очутился в комнате, которая напоминала нашу спальню, но опять… всё чужое: вместо дивана – раскладушка, зелёные обои вместо побелки, красно-черный ковёр с квадратным орнаментом на полу, горка белого песка в углу комнаты. Ведра два. И опять дырявые ставни на окнах! Ещё и проволокой закручены! Хотел рассмотреть в щель – а что же за окном? Не вышло. Трещины шли по всей длине ставен, но внизу они были заткнуты тряпками и намертво залиты краской. Вот зачем так делать?!

В этой комнате не было двери, только проход назад. Неужели меня замуровали в помещении, состоящем из двух комнат и дурацкой лестницы? Бросили одного и теперь дожидаются, когда я ослабею и подохну? Зачем, зачем?! С трудом подавив приступ паники, я присел на раскладушку. И снова до меня долетел запах того странного хлеба. На этот раз он шёл из шкафа.

Открыв шкаф, я окунулся в непроглядную темень. Протянул руку – пусто. Присев на корточки, я стал шарить руками и вскоре нащупал резиновый коврик и тарелку, похожую по форме на большую собачью миску. Тарелка была с горкой наполнена хлебным мякишем. Съев всё, я с удивлением понял, что отлично вижу в темноте, и теперь чётко различаю и чёрный крупноячеистый коврик, и коричневую собачью миску с нарисованной белой косточкой, и полуторную металлопластиковую дверь цвета «матовый графит».

Справа от двери была кнопка звонка, а на самой двери - приклеена записка «Звонок не работает, стучи». Поев грибного хлеба, я не только стал видеть в темноте, но и ощутил в себе такой прилив сил, что казалось, могу выбить эту дверь ногой с одного удара. Но выбивать не стал, а просто постучал. Три раза. Страха во мне не было, пребывал я в странной эйфории: с одной стороны, я был абсолютно уверен в реальности происходящего, с другой понимал – я безумен, я под кайфом!

- Иду-бегу! – раздалось по ту сторону двери.

Дверь отворилась. За ней нарисовалась девушка лет двадцати: изящная, большеглазая, с чудесной улыбкой. Одета странновато: джинсы, а дальше… Дальше топлес. Чисто Гелла, служанка Воланда, только прическа современная – чёрные короткие прядки вперемешку с зелеными и фиолетовыми. Прелестную снежно-белую шейку, плечики и бюст второго размера украшала роскошная цветная татуировка: ожерелье из нежно розовых пионов и серебристых перьев. Как уже говорил, я - не любитель татушек, даже с Маришей как-то поругался из-за того, что она хотела сделать на плече тату-котика или бабочки, но тут прямо глаз не мог отвести.

- Нравится? – спросила красотуля, кокетливо выгибая спинку.

Кроме тату шею красавицы украшал черный шнур, на котором висел длинный чехол-плетенка. Из чехла торчали круглые ручки ножниц. Наркотическое безумие продолжается? Подыграем!

- Очаровательно. Вы мне волосы обстригли? Что вам надо от меня, чудики?

- Нам? От тебя? – девушка округлила глаза в притворном изумлении и крикнула, обернувшись назад. – Веня! Нам что-то надо от Кирюши?

- Абсолютно ничего, - раздался мужской голос.

Девушка попыталась закрыть дверь, но как бы игриво, понарошку. Я не дал ей это сделать, заблокировав дверь ногой.