Первая зима в Дрездене показалась мне довольно мрачной, потому что солнце я видела редко. И я совсем не жалела, когда в январе мы поехали в Берлин с визитом к императору Вильгельму. По этикету представляться императору положено в шелковом платье, поэтому я поехала в Берлин в очередном «парадном наряде», сшитом по указаниям моей матери. К наряду вдобавок прилагался отвратительный ток. Перед отъездом из Дрездена меня долго донимали наставлениями о том, как следует себя вести при встрече с кайзером. Меня особо просили ни в коем случае не выскакивать из вагона слишком поспешно. Если я понравлюсь императору, он меня поцелует, но я не должна целовать его в ответ.
Возбуждение и суматоха перед визитом казались мне нелепыми. Я не ощущала того благоговения перед императорами, какое испытывали члены семьи моего мужа, так как в моей семье к австрийскому императору относились как к родственнику. Однако мне было любопытно взглянуть на кайзера Вильгельма, потому что я знала, что ему свойственны яркие пристрастия и предубеждения, а мне всегда нравились обладатели сильного характера.
Когда мы приехали в Берлин, я увидела, что на платформе стоит пестро разодетая толпа; в ней мелькали самые разные мундиры, и я гадала, в какой форме будет император, потому что, похоже, embarras de choix. К нашему купе подскочили два лакея; они принесли лесенку, покрытую ковром. Присмотревшись, я узнала императора среди встречающих, и все наставления тут же выветрились из моей головы. Не обращая внимания на лесенку, я спрыгнула на платформу. Едва кайзер меня увидел, он обнял меня и расцеловал в обе щеки, а потом поцеловал мне руку. Я так обрадовалась, что совершенно забыла о запретах и поцеловала его в ответ. Мне представили генералов, а затем мы поехали во дворец, где я познакомилась с императрицей и ее детьми. Кайзер лично проводил нас в отведенные нам покои. Мы с ним шли так быстро, что Фридрих-Август немного отстал. Показывая мне ванную в наших апартаментах, император заметил:
– Я знаю, вы оцените хорошую ванную!
– О да, – согласилась я. – Ванная для меня очень много значит… – и порывисто добавила:
– Вы произвели на меня огромное впечатление, и я думаю, что и вы… и ванная… совершенно очаровательны!
Император добродушно улыбнулся; казалось, его позабавила моя наивность. На следующий вечер, во время торжественного банкета, я сидела за столом рядом с ним и наслаждалась жизнью, несмотря на усталость и оглушительную музыку. Я свободно беседовала с нашим хозяином; мне показалось, что он совсем не против моей откровенности.
– Похоже, Луиза, – негромко заметил он, – мы с вами станем добрыми друзьями. Мне бы хотелось, чтобы впоследствии вы стали и моей политической союзницей.
Я нашла императора Вильгельма человеком незаурядным. Иногда он может быть весьма сердечным и общительным, но обладает железной и несгибаемой волей. Он самолюбив и стремится играть главную роль в любой постановке. Хотя он – несомненный авторитет в военных вопросах, почти не разбирается в искусстве и музыке, а его поразительные дарования портит крайний эгоизм. Он может демонстрировать свое обаяние или наоборот, причем обратную сторону его натуры никак не назовешь приятной. Его внешность незабываема; он выглядит подтянутым и ухоженным, симпатичное лицо дышит умом, а его поразительные глаза – поистине зеркала души этого беспокойного, замечательного и необычного человека.
На следующий день, перед отъездом, я пила чай с императрицей и снова увидела всех детей. На мой взгляд, главное в императрице то, что она – превосходная мать. Выглядела она хорошо, но, пожалуй, держалась чересчур скованно для того, чтобы ее можно было назвать изящной. Мне было с нею скучновато. Говорила она лишь на две темы: утешение, какое обрела в религии, и уход за младенцами. По ее словам, она настояла на том, что будет кормить своих детей сама.
Луиза Тосканская
"История моей жизни. Наследная принцесса Саксонии о скандале в королевской семье"
