Есть нечто романтичное в горящих поддонах.

Очень-очень медленно движется очередь. Убегая в бесконечность, течет извилистой тропой, мельчая, истончаясь в туманной дали. Ногами толпы протоптана узкая колея, ухабистая, бесконечная, глубокая. Потупившись, не озираясь, медленно переступая, все идут вперед, подгоняемые сзади черной стеной темноты.

Что будет, если остановишься, перестанешь идти к этому призрачному, тусклому отблеску зари, дающей такую же призрачную надежду? Перестанешь ступать по черной колее, осмотришься, сойдешь с нее и увидишь длинную-длинную очередь посреди серого поля, а вдали, впереди — едва заметную сиреневую полосу горизонта и такое же серое, как поле, небо. Оглянешься назад, увидишь только непроницаемую черноту, а что будет потом? Когда ты остановишься, чтобы осмотреться вокруг, что будет?

Когда тебе приснится ответ, ты уже будешь все знать сам, и просто примешь его. Наверное, ты не будешь улыбаться, как сто раз себе это представлял. Не останется ни презрения к жизни, ни ненависти, ни цинизма, ни взрослости, ни гордости. Наверное, ты останешься один на один с этим — скукоженный, съежившийся, маленький испуганный ребенок наедине с вечностью, и может быть с тем, во что никогда не верил. Но узнаешь все это, только когда сможешь оглянуться.

Медленно-медленно движется очередь. Закрыв глаза, отгородившись от длинных полутемных коридоров, пахнущих хлоркой, и вереницы дверей, изредка распахивающихся, чтобы влить мизерную долю света в эту темноту, и шепота толпы, рассеявшейся по сбитым друг с другом стульям, ты видишь эту очередь, видишь другую толпу, молчаливую, угрюмую, неумолимо отставшую от убегающей вперед зари. Сейчас они сидят на стульях и ждут, они могут улыбаться, могут переговариваться, даже если не знают своих соседей, но ты знаешь, что это только ужимки и притворство, ты видишь их всех так, как они не могут позволить себя видеть на самом деле. Они идут вместе с тобой по узкой колее, там, в поле, пытаясь догнать зарю.

Каждое утро ты просыпался, решив начать жизнь заново. Увидев солнечные блики на стене, ты улыбался, радуясь им, как старым знакомым. Ты выходил на свет, из темного нутра своего дома, выбравшись из маленькой квартиры, сбежав по ступенькам гнилого подъезда, встречал порывы ветра и пряные запахи, которые он приносил. Ты шел по дороге, и листья вокруг танцевали вместе с тобой, а деревья кивали, приветствуя человека, вновь рожденного после глубоко сна. А вечером, придя домой, сбросив вобравшую в себя осень одежду, ложился в холодную кровать и умирал с улыбкой на губах. Но каждое утро ты просыпался.

Медленно движется очередь, очень медленно.

В уголках глаз, на морщинах, едва заметных, на губах, в улыбках, в шутливом голосе толпы ты замечаешь гробовое молчание и видишь, как все они потуплено идут, каясь, в своей последней очереди.

Сегодня ты проснулся, чтобы получить ответ. Когда шел по знакомым тропинкам, ты прощался со всем, что встречал на своем пути. Сейчас ты сидишь на стуле вместе со всеми, и вместе со всеми убегаешь от темноты, догоняя рассвет.

Внутри, глубоко, проснулась тупая боль, комок тошноты, черным мохнатым клубком опутывая тебя с ног до головы, напоминая, что никуда не девалась все эти дни. Ты открываешь глаза, отворачиваясь от толпы.

Дверь, перед которой ты сидишь, открывается так же медленно, как движется очередь. Смутный расплывчатый силуэт подзывает тебя, и ты встаешь, идешь к нему, чтобы окунуться в свет. Этот свет холодный, белый, яркий, он пахнет лекарствами, от которых тебя тошнит, этот свет обманчив.

Ты слышишь слова, но смысл их тебе непонятен, ты давно не принадлежишь этому миру. Ты родился в тот момент, когда первый раз пришел сюда, родился для себя, для своей новой короткой жизни, маленького и уютного собственного мира, ты проплывал мимо всех остальных и делал вид, что тебе интересно все то, что было интересно, когда ты не был жив. Но сейчас эта оболочка растворяется, и ты снова здесь, вспоминая слова, спрашиваешь:

— Сколько у меня времени?

— Боюсь, только неделя…

Ты ждешь, ждешь, а очередь движется все медленнее. И вот она останавливается окончательно. На тебя натыкаются те, кто идет следом. А те, что впереди, становятся очень далекими. Наконец, толпа начинает тебя обходить. И никто не оборачивается. Ты потерял надежду, она выскользнула из твоего слабеющего сердца.

Темнеет.

Очередь движется очень медленно.

Но для тебя это уже не имеет никакого значения. Ты вне очереди. Ты вышел, и не можешь вернуться обратно. Очередь движется без тебя.

Последняя реплика доносится сквозь дымку, сквозь темноту, а потом вырывает тебя, возвращая в старый мир, и ты четко осознаешь ее смысл. Ты задыхаешься, яркий белый свет кабинета слепит тебя.

— Должен вам сообщить… Вчера нам пришел ответ. Боюсь, мы не можем предоставить вам право стать реципиентом, в очередь внесли некоторые поправки.

Ты больше не слушаешь, ты узнал ответ.

Ты выходишь из кабинета, пробегаешь по коридору, выбегаешь на улицу, останавливаешься, тебе нужна опора, ты ищешь ее, но не можешь найти, становишься на колени, упираешься руками на тротуар, ладони чувствуют тепло, оно проходит через нагретый асфальт, ты улыбаешься, сердце разрывается, бешено колотится в грудной клетке, оно хочет вырваться наружу, но ты успокаиваешь его.

Тихо, тихо, все в порядке. Ты мое, ты со мной.

Но сердце не успокаивается, оно колотится все быстрее и быстрее, и боль становится невыносимой. Ты не обижаешься на него. Это твое сердце. Не чужое.

— В клинику поступила девочка семи лет, комиссия посчитала, что ее шансы более высокие, они отдали ей предпочтение и переместили вас вниз по очереди. Мне очень жаль, и… вы понимаете, что так будет правильно. Это сердце пересадят ей.

Сердце бьется, оно бьется, оно еще бьется.

Да. Ты улыбаешься, ты знаешь, что так будет правильно.

Да. Сердце бьется, но усталость дает о себе знать.

Тихо, тихо, успокойся, мы же знаем, что скоро ночь, и нужно засыпать.

Ты поворачиваешь лицо, чтобы осмотреться в последний раз.

Но вместо деревьев, вместо танцующих листьев, вместо солнца и неба ты видишь ту очередь, что уходит вперед. В какой-то момент тебе кажется, что очередь на секунду замерла, очередь смотрит вслед тебе. Ты видишь девочку и улыбаешься ей, а она улыбается тебе, протягивает руку. Ты сомневаешься, но все же протягиваешь руку в ответ.

Вы становитесь рядом.

Сердце успокаивается.

Рано. Рано. Еще есть надежда.

Очередь продолжает идти вперед.

Ты открываешь глаза и видишь солнце.

Склеила впервые, сильно не ругайтесь.

подарили маме на день рождения варочную панель , ну подарок оказался с продолжением - её надо куда-то устанавливать , в общем построил родителям кухонный гарнитурчик , полностью из дерева , много ящиков , как мама и хотела , фасады просто в обвязке под лак , филёнки - брашированая сосна , покраска с руками с вытиранием , цвет сам не ожидал

на верхней картинке как раз видна "виновница" - варочная панель , ну и , естественно , полный ремонт на кухне - от пола до потолка, а дверей я им ещё когда они переехали наделал , лет 12 назад , баян выкладывал какое-то безумие - от фотографий камней и тортиков до зебры