Часть 2. Глава 8

…Они продолжают свой безумный поход сквозь тьму.

Никто не смог бы сказать, сколько времени он уже длится.

Алекса немного паникует, но старается дышать глубоко и ровно. Оливия неожиданно думает о своей сестре и Джимми. Не может вспомнить, почему так зла на них обоих? Эрик старается выбросить всё из головы. Он думал обо всём слишком много раньше.

– А знаете, я за Эгрика. Насилие, конечно, не выход. Я насмотгрелся на такое во вгремя войны. Но ты сделал то, что должен был. Тот тип получил по заслугам. А с гработой я помогу, есть связи. И ещё, может, и папашу того приструним.

– Меня удивляет, как такого человека поставили командовать боевым подразделением? – отвечает в темноте Итан.

– А что, эм, такого?

– Честно говоря, ты показался мне законченным пацифистом. Да ещё и ужасы войны прошёл. Вот это меня и смутило.

– Ну-у…

– А ещё Уоллош воевал. Он рассказывал, что в армии всё строго структурировано, и нельзя перескочить сразу столько званий. Да, Джордж, я знакома с табелем о рангах. – Алекса явно издевается, чувствуя поражение завравшегося писателя.

– Это пгросто, хм-м, завышенное чувство спграведливости! – запоздало отвечает тот на выпад Итана.

– Так этот хмырь нас обманул? Я не удивлена. – Едкостью Оливия старается побороть страх темноты.

– Ты бы, с-с…вообще молчала! – шипит Джордж, едва различая её фигуру. – Сама только и лгала своей сестгре пока с мужем её кувыгркалась!

– Не смей трогать эту тему, урод! Поделом ей! Ты хоть знаешь, каково это, всё детство слышать, какая Мэлоди у нас умница, красавица, отличница?! Только почему? Я ведь тоже и красавица, и не дура, и работа приличная. Достоевского читала, Киплинга люблю! Ненавижу её, тварь такую! Она, если хотите знать, ещё в старшей школе спала со всей футбольной командой! А тут, посмотрите, какая нежная, муженёк налево сходил!

– Оливия, успокойся!

– Не бойся, Китти, в драку не полезу. Этот картавый урод того не стоит. Просто нужно поделиться. – Все слышат, как она останавливается, и тоже невольно замирают. Голос девушки приобретает какие-то мечтательные нотки, будто прямо сейчас она вспоминает нечто столько приятное, чего в жизни её было крайне мало. – Мы с Джимми могли всю ночь сидеть и просто болтать. Обо всём и ни о чём. В тот последний раз он рассказывал, что планирует уже скоро выходить на работу, нашёл вариант в какой-то транспортной компании. Я…была очарована. Он открылся мне с совершенно иной стороны, той, которую никогда не показывал своей жёнушке, моей сестрёнке. Нужно было видеть его глаза, когда он говорил, как устал от её вечных нервов, обид на пустом месте… Я поняла, как прониклась к этому человеку, ощутила, как коснулась самой его души. Да что объяснять тем, кто не испытал подобного! А потом мы любили друг друга остаток ночи. Тогда… Да! То была летняя ночь на побережье, я точно помню. Потому что помню его фигуру, когда он пошёл закрывать окно. Ветер дул с моря, и пах йодом и водорослями. Я раньше никогда не ощущала ничего подобного. А ещё был камин. – Она запинается, потеряв нить. Но продолжает говорить вновь с агрессией: – А ещё моя сестрёнка никогда бы не рассказала вам о своих вкусах. Она бы не рассказала вам, что в колледже плотно сидела на коксе. И то, что так и не слезла. Если я оступилась по глупости и стараюсь искренне завязать, то она – не-ет. Её прёт по полной. Я уверена, на работе она постоянно под кайфом, да и, по-любому, спит со своим командиром, моржом усатым. И всё равно для родителей и некоторых сторонников морали Мэлоди у нас святая!

Всю тираду Джордж слушает, прислонившись к стене. Он чувствует, как намокла спина от влаги и пота, и вдруг совсем теряет запал ругаться и спорить.

– Всё, перестаньте, – как-то невпопад просит Росс. – Не лучший момент для ссоры.

Оливия уверенно поворачивается к писателю в полумраке:

– Уверена, ты не врёшь про тот бой. Только вот тебя и рядом там не было. Отсиделся в штабе где-нибудь, а теперь прикрываешься парнями, которые так и не вернулись, – она выплёвывает каждое слово Джорджу в лицо. – Чтобы оскорбиться, нужно иметь собственную совесть.

Отворачивается и идёт вперёд всех. Её молча пропускают. Писатель и так шёл последним, потому просто плетётся дальше за остальными.

Мальчику сложно понять все эти переплетения эмоций взрослых. Но он осознаёт главное – Оливия не любит сестру и обманывает её. Однако Генри никак не может взять в толк, как можно ненавидеть близкого человека настолько, чтобы предать? Он вспоминает бабушку, которую не очень любил. От неё вечно пахло, и от запаха его воротило. Она чавкала и плямкала губами, а когда его оставляли с ней на время, то приходилось подолгу сидеть и слушать истории её молодости, покрытые пылью. Ему никогда не нравилось оставаться с бабушкой. Однако мальчик осознавал, что по-своему любит её. А если даже выбирает неправильное слово для этого, то всё равно не значит, что бабушка ему не поможет в проблеме, не выслушает и не подскажет. Или, наоборот, что он не принесёт ей воды и не поможет по дому, когда она попросит. Это называется «родственник», «родной», «близкий», и ещё другими словами. И такие люди – самые важные и ценные в твоей жизни, как бы ты к ним не относился.

И Генри вновь думает об Оливии и её сестре, преданной сразу двумя близкими людьми. Он хочет заплакать от жалости.

Однако впереди всех ждёт сюрприз. Невольно они сбиваются с шага и хватаются друг за друга.

Конец коридора обозначается массивной и, на вид, неприступной дверью с красным плафоном в верхней части. Влажные стены едва отражают кровавый источник света, будто тысячи маленьких зеркал, и пытаются передать помещению сияние лишь одного и то не очень яркого фонаря.

Росс первый берёт себя в руки и решает попробовать открыть уже интуитивно понятную круглую затворку на двери.

Кэрол вдруг пятится к стене, прижимая руки ко рту. Она не может оторвать взгляда от фигуры мужа, отбрасывающей какую-то алую тень на переборки.

– Росс… Господи, Росс… Генри! Подождите!

Она кидается вдруг вперёд, пока супруг мучается с механизмом.

– Слушайте все, я вспомнила! Твой камин и этот фонарь… – Голос взлетает до неприемлемой здесь громкости, и все даже отходят на полшага. – Я не знаю, как это работает, но…каким-то образом… Не понимаю, почему именно корабль!

– Видимо, заржавела. Помогите! – зовёт Росс.

Эрик бросается на помощь, и мужчины пытаются совладать с дверью уже вдвоём. Итан мешкает, не зная, как реагировать на тираду Кэрол. Делает шаг к ней, но та отталкивает его. Она сначала идёт к мужу, но затем поворачивается к Алексе:

– Но я помню главное! Мы все были на море.

С оглушительным скрипом поворачивается запорный механизм, и звук эхом уходит вглубь коридора, откуда они пришли.

– И ты! – Кэрол наставляет палец на Алексу. – Всё ты!

Девушка качает головой, широко открыв глаза. В этот момент Росс поворачивается к супруге:

– Кэрол, что такое?

– База отдыха, Росс. Ты купил нам троим путёвки туда. Это всё твоя вина!

Генри успевает вжаться в Итана.

Кэрол опять кричит:

– Мы все уже знаем друг друга! – Она обводит их взглядом. – Ну, же, давайте! Мы все там были!

У Джорджа подгибаются колени от её дикого крика. Алекса продолжает качать головой с ужасом в глазах, не отрываясь от мамы мальчика.

– Смотрите! – Эрик бросается в сторону, к стене.

Кэрол замолкает.

Дверь, толщиной не меньше десяти дюймов, а весом даже больше, чем общая масса всех находящихся здесь людей, уже открыта. Немного – только воздух с трудом мог бы протолкнуться сквозь микрощель в обшивке при открытии запорного механизма. В свете всё того же красного фонаря сознание выдаёт тревогу, но никто не может понять, почему. Снизу, из-под двери, идёт плотный туман, похожий будто бы на симбиоз густой материи и пепельного дыма только глубинно-чёрного космического цвета. Его становится всё больше. Никто не решается шевельнуться, не то что раскрыть или запереть дверь обратно. Все в бессловесной панике пытаются отползти подальше, но оторвать взгляд от «этого» выше их сил. А туманная субстанция словно парит сама по себе в нескольких сантиметрах от пола, и, заняв достаточно большую площадь в центре, останавливается и одновременно прекращает сочиться из щели. Их общий ужас и изумление заставляют воздух рябить и делают его плотным, так, что с трудом можно дышать. «Оно» начинает сгущаться к центру, будто загребая края под себя, и растёт в объёме. Медленно, но верно, сгусток тумана всё больше приобретает форму человекоподобного существа, достигая конечном в виде двухметровой квинтэссенции непрозрачного бесконечного чёрного цвета. Кажется, что человека одели в мантию, и вот этот силуэт самой материи без носителя замирает сейчас перед своими зрителями. Существо парит над полом, не делая ни единого движения. Из глотки Джорджа вырывается только сипение. Оливия сжимает Генри так, что он чувствует её дрожь всем телом. Однако пауза длится недолго. Кэрол стоит прямо напротив двери и неведомой туманной твари. Всё происходит за какие-то секунды, но длятся они для всех с разной скоростью. «Нечто» приближается к Кэрол. Она вздрагивает, но с места не двигается, парализованная первобытным беспомощным страхом. Существо проходит сквозь неё, и женщина вздрагивает от холода в конечностях. Сперва никто не понимает, что именно происходит. «Оно» разворачивается, и раздаётся крик, переходящий в животный визг, словно с кого-то на живую снимают кожу. Это Кэрол. Её ноги начинают буквально растворяться в воздухе – руки, волосы, вся она превращается в такой же туман, что только что выполз из-под двери. Вместо крови – тоже туман. Все её органы и кожа превращаются в тёмную воздушную массу. Крик не умолкает, хотя от женщины почти ничего не осталось. Лицо не выражает болезненных эмоций, это вовсе не агония. Крик – лишь сопровождающий сей ритуал звук, который Кэрол издаёт не по своей воле. Он вырывается сам, разрывая голосовые связки, вылетая изо рта всё тем же смоляным туманом только под давлением. Разум её угасает от ужаса и безысходности ситуации. И если до этого момента время остановилось только вокруг, то теперь оно замерло и внутри каждого из присутствующих. Паралич. Всё, что им остаётся, наблюдать. Вопль женщины звучит, пока вся она, без остатка, не превращается в бесплотную массу. В процессе метаморфозы плоти Кэрол, существо успевает частично всосать её. «Оно» разворачивается и улетает во мрак коридора, разметав шлейф из остатков мамы Генри. Она растворилась, и кто знает, попала она в новый лучший мир, или же исчезла вовсе.

Всех оглушает тишина.

– М-м-м-м-м… – кажется, это скулит Джордж.

– К-кэрол! А-а! – в истерике воет Росс, добравшись на коленях туда, где только что стояла супруга.

Первым реагирует Эрик. У него мелькает воспоминание из детства: уже родные потрескавшиеся стены приюта, пустота в сердце на том месте, где должна быть родительская любовь. Он вздрагивает и быстро подходит к Россу. Пытается поднять грузного мужчину на ноги, не получается, падает рядом и хватает за плечи, смотря прямо в глаза.

– Росс! – трясёт его Эрик. – Росс! Ты нужен Генри!

Целую вечность тот смотрит на Эрика, и неожиданно его глаза раскрываются ещё шире. Но отец не двигается с места.

Эрик кидается в сторону мальчика, сидящего в полной прострации в углу, пытается встать, падает, вновь поднимается, но колени подгибаются, и он по-прежнему на четвереньках подползает к ребёнку. Обнимает, прячет под своей широкой фигурой и замирает. Ему сложно понять боль Генри от потери матери, ведь свою он даже помнил. Однако, он осознаёт, как сильно это бьёт по неокрепшей детской психике.

Постепенно остальные тоже возвращаются в реальность. Первым де-лом Итан с опаской слегка приоткрывает дверь, заглядывая внутрь. Затем, будто успокоившись, идёт к девушкам, сидящим в обнимку рядом. Они рыдают в унисон, пряча лица в плечах друг дружки. Проверить Джорджа никто не удосуживается. Только сейчас Итан теряется, не зная, что делать.

Через какое-то время приходит в себя Джордж. Он, с усилием опираясь о переборку, приподнимается, но ноги ещё плохо слушаются. Тогда писатель просто садится, сжимая голову руками.

Бывший заключённый передаёт ребёнка бывшему копу, который едва успевает успокоиться. В последующие несколько минут Эрик и Итан, единственные, кто сумел полностью взять себя в руки, успевают проверить следующее помещение и вернуться. Девушки, выплакав все слёзы, отстраняются и расходятся в разные стороны. Росса с Генри никто не решается потревожить.

Молчаливое горе потери первым осторожно нарушает Итан:

– Мне кажется, нам следует двигаться дальше.

– Мы сможем хотя бы отгородиться дверью от…того существа, – продолжает Эрик.

– Думаю, ты прав, красавчик, – отвечает Оливия слегка дрожащим голосом.

Алекса приобнимает Росса за плечи:

– Росс, миленький, надо идти. Здесь опасно.

Упоминание опасности действует, словно заклинание. Мужчина стряхивает её руку и поднимается. Генри он держит на руках, видно, что мальчик ещё не пришёл в себя от шока.

– Идёмте, – говорит коп. – Пока это…не вернулось.

Сегодня в очередной раз пытались развести на деньги.

Ссылка #comment_203704026