Автор: Алексей Лебедев, преподаватель Государственного гуманитарно-технологического университета.
Статья из февральского номера журнала "Наука и Жизнь".
Многие закономерности русского языка не всегда кажутся нам логичными — к примеру, возьмём склонение существительных.
Многие закономерности русского языка не всегда кажутся нам логичными — к примеру, возьмём склонение существительных. Вот у нас есть слова «слон» и «сон». Оба мужского рода, оба второго склонения, оба имеют одинаковую схему постановки ударения в падежных формах (или, как говорят лингвисты, «относятся к одной акцентологической парадигме»). Если мы начнём их склонять, что мы увидим? Слон — слона, слону, слона (и так далее), но сон — сна, сну, сон... Возникает вопрос: если слова одного рода и типа склонения, даже одной акцентологической парадигмы, то почему они так разительно отличаются?
Склонение слова «сон» в древнерусском и русском языках.
Попробуйте просклонять и другие подобные слова, которых в русском языке сотни: «день», «лоб», «рожь», «купец», «пёс»... Все эти слова объединяет наличие так называемых беглых гласных в падежных формах.
Откуда взялись эти гласные, куда и почему они убегают? Что за масштабный процесс мог привести к появлению множества слов с беглыми гласными?
Подобными вопросами занимается историческая лингвистика, потому что объяснение многим странностям современного языка можно найти, если мы обратимся к его прошлому.
Русскому языку в этом отношении немало повезло — он старописьменный: на нём пишут минимум с Х (!) века, а это значит, что многие изменения мы можем отследить по реальным текстам, не прибегая к историко-фонетической реконструкции, которая редко бывает стопроцентно точной. Такая научная реконструкция обычно нужна тогда, когда письменных источников очень мало или совсем нет, например, для восстановления слов и конструкций праславянского языка, надписей на котором не существует.
Слова, которые мы рассматривали в начале статьи, взяты как примеры и потому, что они довольно старые. Это позволяет нам проследить их историю. В древнерусском языке, который стал предком современного русского, украинского и белорусского языков, слова «слон» и «сон» выглядели иначе: «слонъ» и «сънъ». Разница в написании очевидна. Посмотрим, как раньше писали и другие наши слова-примеры: «дьнь», «лъбъ», «ръжь», «коупьць», «пьсъ»…
В одних словах мы видим букву «ъ» (её название — «ер»), а в других — «ь» (её название — «ерь»). Но зачем наши предки писали во многих словах буквы, которые с современной точки зрения не обозначают никаких звуков?
Дело в том, что прежде эти буквы обозначали звуки: [ъ] произносился как нечто среднее между [о], [ы] и [э], в то время как [ь] звучал как нечто среднее между [и] и [э]. В древнерусском языке эти звуки могли находиться в разных слогах — как в ударных, так и в безударных. Более того, они даже помогали различать слова: «сь» — «этот» и «съ» — «с» (предлог).
В современном русском языке [ъ] и [ь] нет, но мы можем услышать похожие на них звуки в некоторых безударных слогах: например, в словах «водопровод» ([въдъпрво́т]) и «землемер» ([з’ьмл’им’э́р]). Здесь я целенаправленно воспользовался научной транскрипцией, которая помогает обозначать тончайшие оттенки звучания. В отличие от обычной орфографической записи, в научной транскрипции буквы «ъ» и «ь» предназначены для записи звуков, которые чем-то напоминают те, что имелись в древнерусском языке.
***
У особых древнерусских звуков [ъ] и [ь] даже были варианты — [ыv] и [иv]. Они появлялись перед гласным «и» полного образования или перед йотом (звук [j], сегодня на письме обозначается буквой «й», как в слове «попугай», иногда «ь», как в слове «воробьи»). И эти два звука-варианта произносились неясно.
Все подобные звуки учёные называют «редуцированными» (от французского слова «réduction» — «уменьшение», «ослабление»). Важнейшая их характеристика — неясное и очень краткое произнесение, поэтому для таких гласных большое значение имеет их положение в слове. Все позиции редуцированных делятся на два типа: сильные, когда они произносятся отчётливее и дольше, и слабые, когда их почти не слышно.
К сильным относятся следующие положения (отмечены восклицательными знаками вокруг соответствующего гласного):
— под ударением: д!ь!нь (день), л!ъ!бъ (лоб), как!ы!и (какой);
— перед редуцированным в слабой позиции: шьп!ъ!тъ > шёп!о!т, котор!ы!и > который.
К слабым относятся следующие положения:
— на конце слова (слаб-ъ, кост-ь, которы-и);
— в безударном слоге перед гласным полного образования (таким, как «о», «а», «и»: м-ъ-ного, к-ъ-нига, ч-ь-то);
— в безударном слоге перед любым редуцированным в сильной позиции (в-ъ-здъхъ > вздох, ниж-ь-нии > нижний).
Из примеров мы видим, что судьба такого рода гласных складывалась неодинаково: она зависела от их позиции. Сильные редуцированные изменились в другие звуки, став разными гласными полного образования (в лингвистике это называется прояснением). Слабые же редуцированные просто исчезли (лингвисты называют это явление падением). К слову, эти процессы происходили не только в древнерусском, но и во всех славянских языках, то есть носили общеславянский характер.
Если падение редуцированных протекало примерно одинаково (звуки просто исчезали), то прояснение сверхкратких гласных шло разными путями.
Например, в старославянском и его потомке церковнославянском сильный «ъ» перешёл в «о», а сильный «ь» — в «е» («лоб», но «день»). Редуцированный «ы», что логично, слился с «ы» полного образования, а редуцированный «и» — с «и»: верн[ы]й, нижн[и]й.
Что касается древнерусского, то в нём (как и в большинстве русских диалектов) произошла бoльшая унификация редуцированных. Так, редуцированный «ы» прояснился, как и «ъ», в «о» (чисто русское «кото́рой», написание встречается в текстах Ломоносова, при церковнославянском по происхождению «который»). А редуцированный «и», как и «ь», превратился в «е» (чисто русское «Сергей», «судей» при церковнославянском «Сергий», «судий»).
Прояснение редуцированных «ы» и «и» в русском литературном языке шло непоследовательно, что объясняется влиянием церковнославянского языка (сравните с диалектными формами: «сто́льной Киев-град», «белoй шатёр», «Дми́трей» и пр.).
В сербском языке сильные «ь» и «ъ» совпали в «ъ» и дали в итоге «а» («сан» при русском «сон» и «дан» при русском «день»).
В польском языке сильные «ъ» и «ь» в итоге дали «е». Однако гласный «е» из «ь», в отличие от «е» из «ъ», давал полноценное смягчение предыдущего согласного, откуда «sen» (читается примерно как «сэн») при русском «сон», но «dzien» (читается мягко: «дзень») при русском «день».
Итак, посмотрим на разные формы слова «сон» в древнерусском и современном русском языках, чтобы окончательно разгадать тайну побегов гласных.
Пусть вас не удивляют некоторые несоответствия: склонение слов в древнерусском языке тоже было другим. Посмотрим внимательно на «ъ» (ер): во всех формах, кроме именительного и винительного падежа единственного числа, мы наблюдаем его слабую позицию в корне слова «сон». Закономерно, что в этих положениях краткий гласный выпал, но там, где он стоял под ударением, — остался, чтобы далее измениться в «о». Кроме того, «ь» (ерь), как мы видим, тоже исчез, поскольку был в слабой позиции, то есть на конце слова, и с ним случилось то же самое, что и с конечным «ъ».
Теперь мы можем сказать, что разгадали тёмную тайну «дня» (слово «день» прожило несколько более сложную жизнь, чем слово «сон», однако исчезновение редуцированных в нём происходило похожим образом). Мы наконец-то узнали, куда и почему сбежали гласные.
Осталось только сказать, что это был великий процесс — и он затронул всю систему русского языка. Собственно, современный фонетический и грамматический облик его — во многом следствие падения и прояснения «ъ» и «ь».
Такое произношение, как [што] («что») или [м’а́х’к’ьj] («мягкий»), стало возможно только благодаря выпадению редуцированных, ведь раньше в первом слове [ч] отделялся от [т] звуком [ь], а во втором слове [г] и [к] разделял [ъ].
Отвердение шипящих и ц также следовало из падения редуцированных — благодаря исчезновению «ь» эти звуки стали либо оканчивать собой слова, либо сталкиваться с другими звуками, которые были твёрдыми и заставили их отвердеть. Надо сказать, что в древнерусском языке все эти звуки, а именно [ж], [ш], [ч], [щ] и [ц], были мягкими, поэтому, например, после «ж», «ш» и (в большинстве случаев) «ц» мы до сих пор пишем «и», а не «ы», которое там слышится.
Многие слова получили новые формы и окончания потому, что «ъ» и «ь» выпали или прояснились: так, горячо «любимые» нашими школьниками нулевые окончания — во многом заслуга исчезновения конечных «ъ» и «ь».
Есть и интересные случаи, упомянем два из них.
Слово «лёд» под влиянием похожих слов с беглыми гласными (например, слова «лён») тоже стало склоняться с выпадением гласного: лёд — льда, льду… При этом в древнерусском языке мы видим: ледъ — ледоу, ледови... Согласно закону аналогии, благодаря которому язык развивается как стройная система, ранее совершенно разные слова (древнерусские «льнъ» и «ледъ») стали выглядеть и склоняться похожим образом.
На юге России существует диалектная форма родительного падежа множественного числа «дён» («семь дён», вместо литературного «семь дней»). Эта форма в точности продолжает древнерусское «(много) дьнъ»: отпал конечный «ъ», а «ь» стал «е» и далее «ё», всё как в именительном падеже единственного числа слова «лён». В некоторых южнорусских диалектах, в отличие от литературного языка, слово «день» не испытало влияния слов третьего склонения (сравните «ночь — ночей» и «день — дней»). То есть мы можем сказать, что в литературном языке на слово «день» воздействовала грамматическая аналогия, а в некоторых русских диалектах — нет.
Итак, тайна беглых гласных оказывается тесно связанной с историей русского языка, который развивается подобно реке, что может поменять своё русло. В старице остались многие древние звуки: ер, ерь, ять… Но поскольку река сохранилась, её воды порою выносят к нам на берег полузабытое наследие минувших дней.
